Холодное лето 1402-го. Том 2

Глава 14 Снова-здорово…

Северная Бургундия — правый берег Сены

(12 мая 1402 года, утро следующего дня)

Жизнь так устроена, что любое достижение приводит лишь к началу еще одной цепочки событий. Или совсем даже не одной. И нередко именно этот наш выбор и определяет настоящий профит от победы.

Например, разгром гнезда мертвецов в аббатстве, первым делом крепко прибавил работы всему отряду на оставшуюся часть дня и большую часть вечера. Правда, это были уже скорее приятные хлопоты, чем проблема.

Оказалось, что перебив монахов, наемники по большому счету не тронули ничего кроме церковного серебра, а начавшие перерождаться мертвецы — заинтересовались, естественно, далеко не всеми оставшимися богатствами обители. Они переловили или распугали кур, овец и прочую живность, да выборочно подмели съестное. От их внимания пострадали лишь окорока, колбасы и что там еще было мясного да рыбного заготовлено у братии.

Поэтому кладовую в подвале под базиликой мы обнаружили практически в нетронутом виде. И естественно, почти всему отряду пришлось крепко засучить рукава, но никто по этому поводу не жаловался. Все-таки для себя старались…

Небольшое отступление.

Даже очень неглупые современники не до конца понимают, что мы очень мало работаем в сравнении с предками, меньше нуждаемся в энергии и соответственно, существенно меньше их едим.

Нет, для справедливости стоит уточнить, что некоторые из нас продолжают заталкивать в себя пищу, будто им до сих пор нужно выживать в каком-нибудь X-XI веке. Но продолжая придерживаться «привычного для нас» на протяжении столетий рациона (в смысле калорийности), в итоге они умудряются раскормиться до туш в 500+ кг.

Из-за этого, к сожалению, эти бодипозитивные люди обычно долго не живут. И да, странная штука! Во многих странах есть очень богатые возможности для потребления, но в списке самых жирных людей на Земле — почти сплошь жители США, немного мексиканцев, австралиец и саудит…

Большинству более вменяемых современников хватает в среднем 5–3 тыс. калорий в сутки или даже меньше. В зависимости от времени года, возраста, региона и образа жизни. И эта цифра полностью покрывает наши потребности в энергии. Но в средневековой Европе минимальная норма только начиналась с 4–4,5 тыс. калорий. Наверное, столько ела какая-нибудь пятнадцатилетняя девочка.

Если не случался голод, крестьянин ежедневно потреблял килограмм-полтора хлеба и каш, выпивал до четырех литров эля. Минимум сладостей и зелени, а пшеница и мясо — для тех, кто побогаче.

Большинству остальных — рожь, овес и ячмень, а недостаток протеина оставшиеся восполняли из гороха, чечевицы, и да — рыбы. Она считалась доступной и богоугодной пищей.

Чтобы понимать: в килограмме ржаного хлеба больше 5 тыс. калорий, а четыре литра слабоалкогольного эля — это ещё полторы тысячи. И толстяков при этом был самый минимум. От проблем с лишним весом железно предохранял изнурительный 12−15-часовой рабочий день в поле. В посевную и уборку — без выходных и тем более — отпусков. При этом так жило и в самом деле большинство. Прослойка дворян, буржуа и монахов — была минимальна, потому что почти 90% населения — крестьяне…

…В общем, рота «перерабатывала» продукты так, будто у них внутри стояло полтысячи атомных реакторов, готовых сутками напролет пережигать пищу и выпивку, не особо обращая внимание на ее разнообразие. Но это, понятно, только на взгляд какого-нибудь современного человека.

Обогатив себя памятью Дирка, я поначалу воспринимал все это абсолютно естественно, и просто не обращал внимания на то, что живу как-то похоже. Тем более что активная юность сама по себе предполагает постоянное чувство голода, сколько ты не ешь.

Только получив под команду отряд и начав рулить распределением, я стал считать, и тогда-то вдруг осознал разницу, отчего просто схватился за голову. Лишь на секунду представив, что будет, если наш поход затянется. Правда, потом пришло и понимание, что в принципе, как и в случае с постоянной опасностью быть съеденным, так же философски местные воспринимают и отдельные трудности со снабжением.

То есть если придется начать экономить, то некоторое время народ будет обсуждать это, однако к взрыву сокращение рациона приведет сильно не сразу. Почти каждый в этом мире нет-нет, а голодал, а потому в людях на самом деле чувствовалась некая внутренняя готовность потерпеть, если надо.

Но доводить до такого, естественно, не стоило.

Служба сама по себе предполагает постоянное преодоление, а если еще и враг придет, то переводить долготерпение солдат на голод — последнее дело для полководца! В голове по этому поводу сразу же всплывала фраза кого-то из древних римлян, что голод погубил куда больше армий, чем вражеские мечи…

Короче выяснилось, что в наши руки попали товарные запасы отличного вина, производимого на продажу. Нечета той дешевой розовой бурде, которой моих стрелков снабдила бургундская казна. Ну и, конечно же, не только вино.

Братия не ленилась, и в некогда богатом аббатстве нашелся также немалый запас зерна, оливкового масла, всяческих корнеплодов и прочего разного. Монашеское послушание все-таки предполагало частые посты…

Но лично меня порадовали полторы бочонка меда и обитый железом средних размеров сундучок. Он заставил меня два раза обрадоваться и один раз огорчиться. И началось все с догадки: мол, надо же, болваны-наемники не нашли казну аббатства⁈

Однако внутри было не золото и не серебро, там были специи. Не так много, но по стоимости — на ливров 200–250 (80–100 флоринов). Цена на них всегда оставалась стабильно высокой, но в некоторых пределах так же постоянно скакала вверх-вниз, в зависимости от прибытия очередных караванов с востока или из-за каких-нибудь новостей на эту тему.

В тот момент я сидел в теньке снаружи под храмом. После только что пережитого внутрь заходить не тянуло. И естественно, тут же прилюдно объявил, что вечером каждый получит вволю вина с медом и пряностями, что в обычное время было доступно лишь самым небедным слоям.

От таких обещаний народ стал хоть чуточку бодрее шариться по подвалу — впрочем, подозреваю — по-прежнему пугаясь каждого шороха, но больше сюрпризов в тот день не случилось. Как и особо интересных находок.

Да, не сомневаюсь: к рукам солдат кое-что прилипло, но по мелочи. Такое никто и за проступок-то не считал…

Потрудиться и в самом деле пришлось — и что повозки, что лодки — к ночи были переполнены. Даже часть речных команд пришлось высадить. Потому как идти налегке — это далеко не тоже самое, что переть с тяжелым мешок на горбу. Пусть даже и по жаре.

Бросить здесь хоть что-то ценное — это было выше всяких сил.

Большую часть человеческой истории еда была не вопросом «вкусненько или нет», а жить тебе или сдохнуть. И в средневековье, тем более здешнем, оказалось просто невозможно бросить ее в подвале горящего храма, если за тобой прямо сейчас никто не гонится.

И да, аббатство пришлось допалить. Никто из нас просто не смог предложить вариант, при котором оно могло бы уцелеть. Тем более — оскверненное.

Может быть, во мне было слишком много от Дирка, но даже я со всем своим нерастраченным скепсисом XXI века, не сомневался, что тут мгновенно заведется что-то попроще, но такое же недоброе.

Ведь после победы к алтарю оказалось просто невозможно подойти.

На нем остался стоять сравнительно недорогой серебряный потир, весь в запёкшейся крови. Кубок вроде тех, что используют для причастия — и он так ужасно, просто «адски» смердел, так что никто из нищих солдат, в том числе и преступников, не догадался его спереть.

Хотя чисто внешне, серебра в нем было ливров на 5–6, а это больше чем месячное жалование любого из них. Поэтому мы сначала сожгли тела своих погибших товарищей, а потом, собрали каждый измененный кусочек монстра, что смогли, и спалили их прямо там — вместе с храмом. И хорошенько залакировали грусть и страх импровизированным глинтвейном…

Единственное, что меня поразило уже напоследок, но до глубины души: найденные в кладовой апельсины — целая корзина. Они оказалась просто чертовски горькими!* Я был настолько поражен этим фактом, что тут же пожертвовал их в общий котел, крепко улучшив знакомый некоторым местным рецепт. Большинство из моих солдат и мед нечасто видели, не говоря уже о пряностях.

Кстати, большую часть уцелевших во время зачисти «некрогнезда» к грязной работе не привлекали. И теперь уже официально…

Я заранее разузнал у бывших ветеранов-гвардейцев, что отличившимся солдатам лейтенант имеет право назначать двойное жалование. Не всякий, а именно их непосредственный командир.

Меня ни о чем таком не предупреждали во время короткого приема у Канцлера, но оно и не удивительно. Большинство местных законов и правил по-прежнему или не были записаны, или существовали чуть ли не в паре-тройке экземпляров. Но экс-гвардейцы все это прекрасно знали.

Что-то вроде «доппельзольднеров»* у ландскнехтов.

Правда, среди гвардии болтали, что если солдата изначально не нанимали на таких условиях, то делать это следует, только если рота понесла потери, чтобы не вводить герцогскую казну в дополнительные расходы. Но это-то «правило», если так можно сказать, как раз почти и не нарушилось.

А если судить по началу, похода вряд ли в дальнейшем обойдется без потерь…

Вернувшись в голову колонны из очередного объезда я задумчивый. Колеса большинства повозок ощутимо кряхтели, и трудно было предсказать, когда они начнут ломаться. Запасные-то у нас, конечно, были, но не настолько много, чтобы заменить вообще все, а любая остановка всего одной телеги — это почти гарантированный простой и всего каравана.

Во-первых, объехать ее еще попробуй. Сделать это было можно в очень немногих местах, густой, особенно на опушке деревья образовывали плотную стену, и подступали к самой дороге.

Во-вторых, оставь небольшую группу, и кто его знает, переживет ли она это.

В ближайшие несколько дней щедрые раздачи, естественно, скажут свое веское слово, но пока приходилось заранее переживать, и готовить себя к будущим простоям. Никуда ты от этого не денешься: не сегодня так завтра какое-нибудь колесо обязательно накроется. А моет и не одно…

Из-за перегруза еще и двигаться приходилось медленнее, чем обычно, оттого речная часть отряда, должна была как минимум втрое быстрее нас добраться к Потьеру, не смотря на уменьшение команд.

Но хотя бы погода в последние дни радовала.

Если ты, конечно, любишь духоту и раскаленные на солнце доспехи. Хорошо хоть «драконья» броня и в самом деле почти не нагревалась. У сплава была пусть и не нулевая теплопроводность, но очень близко к этому. Поэтому своим дежурным десяткам я сейчас не завидовал.

И ведь позволить им идти налегке — нельзя.

Последние события показали, что опасный сюрприз может приключиться в любой момент, тем более что командир напавших на нас ландскнехтов сбежал. Как и несколько его людей. И я просто нутром чувствовал: будет изрядной ошибкой посчитать, что он способен простить этот разгром, хотя вроде бы и сам виноват…

Ожидание даже самых объективных и реальных неприятностей — почти всегда заканчивается вольной или невольной переоценкой пусть и самых железных выводов, ну и погружением в воспоминания.

Правда, нынешний поток мыслей случайно вызвал мой оруженосец, развлекавший то ли меня, то ли себя болтовней. Парень тоже был бастардом, как и Дирк, но с отцом у него никаких проблем не предвиделось. Ну — на средневековый манер, конечно.

Тот его признал — пусть и бастардом, то есть без малейшего права на наследство — однако денег не жалел и чем мог, помогал. Даже если не был согласен. Судя по оговоркам парня, батя его выбор сына не одобрял.

Рекомендация, которую мне дал Вальдемар — это было одолжение именно отцу парня. Так называемому «вольному» волшебнику, даже не претендовавшему на мантию магистра в гильдии Дижона, а достаточно неплохо устроившемуся в магистрат городской. Их штатным мастером Высокого искусства.

Отец у парня вышел из семьи преуспевающих местных буржуа, и судьба его была прямой как стрела. Тем более что законно появившиеся на свет незаконнорожденные — в это время не считались чем-то особенно неправильным.

Но вот его бастард — напрочь не захотел ни в маги, ни в купцы, ни в мастера. Парень, по-моему, насмотрелся на парадные выезды герцога, вот и вбил себе в голову, что хочет стать именно воином.

Вдвойне удивительно, тем более что даже рыцарем его светило лишь в случае крайне редкой удачи. Благородными ни папаша, ни тем более он не были. А поскольку рыцарем не был и я, то оруженосцем он был лишь по названию.

Просто из-за того, что выполнял эти обязанности. И кстати, очень хорошо показал себя в недавней заварушке. Поэтому гарантированный максимум в ближайшие годы — сержант. Здесь — это был статус для таких, как он. Вроде — дипломированного «воина-ветерана».

Поэтому и статус у парня был «паж», и платил я ему столько, сколько полагалось, а исполнял он обязанности «оруженосца». В общем, сплошные заморочки.

Ну и «спорили мы», в сущности, ни о чем. Если так вообще можно назвать разговор между слугой и его хозяином в средневековье, о вещах философских. Если сильно упростить, то со всем своим детско-юношеским максимализмом, он уважительно отстаивал точку зрения, что на стороне Зла бьются только «уроды», а за Добро — непременно «красавцы».

А у меня было слишком много своих и во многом невеселых мыслей, и поэтому я его скорее немного троллил, чем и впрямь пытался переубедить:

— Ну как же господин, люди прекрасны, а орки, гоблины или, прости Господи, те ужасные твари, с которыми мы бились в аббатстве — просто ужасны! — настаивал он.

Формально мы были ровесниками, но парень вырос в неге и любви, и местами получился чересчур уж восторженным, для городского сорванца его возраста.

— А как же наемники, ты же видел тела ландскнехтов? Они-то явно не за Господа… Да, многие из них были низкорослы и грязны, но посмотри на некоторых из наших воинов, вот — посмотри на этого героя-крестоносца! На вот того рябого… — тукнул пальцем я в низкорослого аркебузира с кривым, явно перебитым еще в юности носом и порченной после оспы рожей.

Идущий чуть впереди нас передовой отряд из копейщиков и стрелков внимательно прислушивался, и встретил мое заявление откровенным хохотом. Объект обсуждения и сам гоготал, едва ли не громче остальных, что выдавала в нем человека неглупого или, по меньшей мере, опытного.

Не решившись ни на то, чтобы признать стрелка уродом — кем собственно, и был, если уж совсем честно — и, не придумав, как опровергнуть мое возражение, парень обиженно засопел и умолк. А я воспользовался возможность, чтобы обдумать несколько принятых чуть раньше решений.

Например, правильно или нет, что я согласился ждать «рыцарство» лично из рук Его Светлости Филиппа II де Валуа, что было и в самом деле очень престижно, или нужно было соглашаться — «лишь бы статус» — а все эти нюансы просто ерунда…

Об этом мне сообщил Вальдемар в письме, полученном за несколько дней начала похода. Я и не думал изначально ни о чем таком.

«…Эх, так вот если помру, написали бы — Сэр Теодорих… — шутка была слишком уж грустной, и суеверное подсознание ее не одобрило, по крайней мере, сейчас. — Ну да, может и не стоило тянуть. Но блин, на самом же деле это все они должны бороться за честь посвятить в рыцари победителя демона Маргота…»

Однако сейчас уже было поздно что менять.

«…Ладно, будем играть теми картами, что взял…»

Потьер-сюр-Сен, вторая половина дня

К очередной стоянке караван добрался немногим после полудня. Лагерь разбили прямо ввиду городских стен торгового городка, а наши палатки де Шатонёф приказал ставить почти впритык к их переправе. Тут у горожан был небольшой хуторок паромщиков из нескольких хижин и бревенчатого причала.

Потьер — стоял на левом берегу Сены, мы — планировали остаться на своем, правом. Этот момент оговорили заранее, потому что переправляться всем — ради того чтоб те, у кого были монеты могли сходить на рынок или к шлюхам — не было никакого смысла.

Городок, кстати, и в самом деле оказался очень небольшим.

Даже захоти местные непременно всех нас разместить внутри, им бы пришлось крепко потесниться. Ну и дальнейший путь был по-прежнему куда удобнее на правом берегу, так что переправляться два раза ради ночевки и парочки традиционных драк с местными — сомнительная радость.

Уже в метрах ста от лагеря стало понятно, что ждали нас здесь, судя по всему, с куда большим нетерпением, чем мы добирались. Группа богато одетых буржуа, могла быть только местными хозяевами жизни, скорее всего, купцами. И эта странная тяга — откровенно смущала.

Нет, будь я герцогом или кем-то из его приближенных — вопросов бы не было, но отчего перед каким-то там лейтенантом так тянуться? Вид у встречающих и в самом деле был слишком уж почтителен и уныл.

«…Ну и что надо, морды торговые? Вряд ли вы так кукситесь из-за воротной башни да парочки домов. Должны были уже пережить…» — подумал я, но вслух сказал:

— Приветствую вас, мессиры! — и приложил два пальца к шляпе.

Вежливо, но без особой патетики. Вполне возможно, что среди встречающих единственным дворянином был лишь наш юный герой, месье де Шатонёф.

— Шевалье, приветствую Вас от имени горожан! — поприветствовал меня стоящий чуть наособицу толстяк с шитой золотом перевязью, почти как у Портоса в советском фильме по мотивам запутанных приключений королевских мушкетеров, между тем он продолжил. — Мы уже знаем, что именно было сделано на благо христиан и всего герцогства… Безусловно, магистрат очень благодарен за это и сделает все возможное, чтобы отблагодарить Вас и Ваших воинов за такой пример истинного христианского благочестия от имени Дижонской торговой гильдии!

Это обещание, конечно же, вызвало оживление среди успевших добрести, и сгрудиться за моей спиной солдат. Приветственные крики самых горластых из них, на некоторое время даже сделали невозможным продолжение этой речи. Терпеливо переждав шум, «Портос» смог снова заговорить лишь минуты через две:

— Все прекрасно понимают, что такое соседство слишком дорого обошлось бы и нам, и местной торговле. Но, к сожалению, не смотря на вчерашний великий подвиг в аббатстве, мы вынуждены просить о еще одном одолжении…

Закончил бургомистр совсем уж несчастным голосом.

«…Ну вот, снова-здорово, опять в какую-то фигню хотят нас втравить. Неужто же моя собственная глупость недостаточное испытание…»

Что-то похожее явно подумали и стрелки.

Нет, откровенных проклятий сказанное, конечно же, не вызвало. Но мгновение назад ликовавшие горлопаны тут же заткнулись, и принялись с подозрением переглядываться.

«…Ладно, решим позже! Вот бы я стал, разбрасывался прилюдными обещаниями или устраивал публичное обсуждение прямо сейчас. В театре что ли? Если очень надо, так подождете…»

— Предполагаю, что мой ответ может подождать до завершения обеда? Мы немного устали… — холодно сообщил я, и в самом деле испытывая некоторую неприязнь к местной городской верхушке; никто, к сожалению, не возразил.

«…Вот дьявол, все-таки подсовывают они мне какое-то реальное попадалово, ты смотри — гордецы и не пикнули…»

* Горькие апельсины — до начала XVI века Европа не знала сладких апельсинов. Цитрусовые, что в изобилии росли на Пиренейском полуострове, завезли сюда арабы, унаследовавшие их от Александра Македонского — полководец привез их в Вавилон в 325 году до н. э. из своего индийского похода. Речь идет — о померанце, кинотто, или бигарадии — цитрусовом, но вероятно — гибриде мандарина и помело.

* Доппельзольднер(нем. [doppel] двойной) — так назывались самые опытные из ландскнехтов, сражавшиеся в первых рядах за двойное жалование и, при необходимости, способные взять на себя особо трудные задания, выполнять обязанности младших командиров и т. д.

Узнать более подробно о зарплатах в «ордонансовых» ротах Бургундии можно в Приложение 3.