Готика Белого Отребья

* * *

Тусклые огни впереди быстро превратились в огромный конус натриевого света, и там, в середине нигде, материализовалась остановка Крик-Сити: пустынный придорожный аванпост, который располагал заправочной станцией “Синклер” (Писатель всегда думал, что это название было запатентовано полвека назад), торговым заведением под названием «Универмаг Халла» и, по-видимому, сама остановка, состоящая из одной скамейки, стоящей рядом с металлическим знаком «Автобусная остановка». Несколько пассажиров, в том числе и Писатель, покинули свои места, чтобы выйти на улицу. Выйдя из салона, Писатель заметил, что со скамейки поднялась женщина, на ней были надеты темный дождевик с капюшоном и блестящие чёрные сапоги до колен, она направилась к водителю, двигаясь так, что это показалось жутковатым, возможно из-за окружающей обстановки, времени суток и тусклого освещения. Она молча достала билет, водитель пробил его, и она всё так же молча прошла в автобус. Писатель не мог понять, почему он отвлёкся на столь незначительное событие.

С вывески «Заправка Синклер» (на которой красовался, между прочим, мультяшный динозавр) каркали какие-то ночные птицы, притом достаточно громко, чтобы начать раздражать; даже казалось, что они смотрят на Писателя сверху вниз.

Вороны, — подумал он и вошёл в душный, ярко освещённый магазин.

Внутри пахло пивом и пердежом. Кто-то поздоровался скрипучим, как дерево, голосом:

— Bечер добрый, Джо,

Итак, водителя звали Джо, он грубо ответил на приветствие, сжав в кулаке пах и сказав:

— Вот тебе твой вечер, Тобиас, — после чего оба рассмеялись.

Тобиас, очевидно, владелец этого места, был худой, как ручка от метлы, на вид ему было лет семьдесят, по обе стороны его полулысой головы свисали неровными пучками седые волосы, на подбородке у него была такая же неаккуратная борода, как и волосы на голове. Здесь Писатель воспользовался моментом, чтобы рассмотреть водителя в первый раз при достаточном освещении и удивился… его необычной внешности. Короткие светлые волосы подчеркивали очень странную линию волос на затылке, на несколько дюймов выше, чем у обычного человека. Далее по шее поднимались неприятные жировые складки, и когда Джо обернулся с сардонической улыбкой, Писатель заметил ещё одну неприятную деталь: желтушный цвет лица с сильно пористой кожей и тем, что было очень мало похоже на подбородок; у него были слишком большие водянистые глаза, которые, казалось, вот-вот вывалятся из глазниц из-за сильного внутреннего давления. Фу, — подумал он. — Какая-то прискорбная болезнь врожденного характера. У Писателя не было никакого желания смотреть на этого человека дольше, но у него был один вопрос, который он должен был задать ему, и поэтому ещё один быстрый взгляд был неизбежным:

— Извините, водитель, я совсем не знаком с политикой вашей компании, но я вижу здесь холодильник с пивом, и мне интересно, можно ли мне взять с собой немножко?

— Не знаю, к чему вы клоните, сэр, но если вы хотите выпить, то в автобусе пить нельзя, — и в тот же миг водитель взял несколько пакетов. — У меня нет рентгеновского зрения, как у Супермена, и я не могу видеть сквозь бумажные пакеты, если вы понимаете, к чему я клоню.

Запутанное согласие! Мой любимый ответ!

— Большое спасибо, сэр!

И Писатель продолжил думать. Все великие писатели пьют, — странный девиз, казалось, просачивался в его голову, хотя он всё ещё не помнил, что когда-то был писателем.

К сожалению, в холодильнике было мало того, что могло бы понравиться закоренелому пивному снобу, или… нет? В углу, окружённом мрачными товарами массового рынка, стояло многообещающее открытие: “Collier’s Civil War Lager“. Он никогда не слышал о таком, но 6,8 % алкоголя сделали выбор за него (как и размер бутылки: 25 унций[1]). Но как раз в тот момент, когда он подходил к стойке, в боковое окно ворвался какой-то странный звук, и Писатель тотчас же бросил на него взгляд…

Что, во имя призрака Кромвеля[2], там ПРОИСХОДИТ?

“Там” был угол здания и два мусорных контейнера, а в пространстве, которое было между мусорными баками, похоже, завязалась самая настоящая драка. Сначала Писатель услышал:

— Я залью свой сок радости прямо в задние двери этой бродяжки! — oрал мужчина среди быстрых хлопков. — Да, сэр! Я нафарширую ее прямо в середине ее последнего меню закусок, едрён-батон!

— Выеби её, Хорейс! — pаздался ещё один радостный мужской голос.

Писатель поднял взгляд и увидел ужасную сцену, в которой 300-футовый[3] мужчина с всклокоченными волосами насиловал 100-фунтовую[4] блондинку, чьи обрезанные шорты были разорваны на ягодицах, а топ был сорван и засунут ей в рот, чтобы предотвратить любые возражения. Писатель, естественно, поморщился. Это было всё равно что наблюдать, как горная горилла спаривается с маленькой мартышкой. Из-под кляпа доносились рвотные позывы.

От увиденного у него закружилась голова, а потом он вспомнил, что там был ещё один человек, но быстрый взгляд указал ему на его ошибку. Там был не другой мужчина, а другие мужчины. Tрое. Каждый из них весили около 300 фунтов, и все они были с одинаковыми стрижками. Ещё Писатель заметил чертовски странную вещь. Эти четверо толстяков были абсолютно одинаковые!

Сомнений быть не могло. Даже при тусклом желтом свете фонаря он смог разглядеть, что эти четверо огромных, тучных головорезов выглядели идентично друг другу.

Тут глаза Писателя сузились, и он увидел пятого человека (никак не связанного с бандой толстяков), придавленного к земле двумя братьями, пока еще один из четверки…

Что за…?

Джинсы лежащего мужчины были спущены до колен. Он тщетно пытался вырваться из крепко держащих его рук, он орал, как будто его режут, пока одна из толстых рук не зажала ему рот, в то время как один из братьев был занят какой-то тщательной деятельностью между его ног.

— Пока мы получаем реальное удовольствие, приятель, — сказал он, — я сделаю твой день на порядок лучше!

Писатель со своей позиции не мог видеть, что делал громадный противник; что бы это ни было, оно заставляло орать жертву, как только что оскоплённую свинью. Один из братьев яростно мастурбировал прямо перед лицом лежащего мужчины. Затем тот, что торчал между ног жертвы, поднял над своей головой орудие пытки.

— Один убит, и еще один остался, — хихикнул четвертый "четверняшка", после чего вопли и удары жертвы удвоились.

Писатель прищурился, но всё же смог разглядеть загадочный инструмент…

Ореходавка?

Ошибки быть не могло; точно так же не могло быть ошибки и в том, для чего она была использована: с её помощью толстяк раздавил яички прижатого к земле человека.

Без промедления Писатель достал телефон и набрал 911, потом заметил, что он не нажал решётку. Семьсот долларов — и никакого толку! — бушевал он про себя. Он хотел крикнуть хозяину магазина, но следующее зрелище потрясло его.

Вернемся к изнасилованной блондинке: ее насильник встал, застегнул ширинку на джинсовом комбинезоне и обильно принялся поливать волосы и лицо женщины жидкостью для зажигалок.

— Не волнуйся, милая, скорее всего, это тебя не убьёт, но, едрён-батон, это будет тебе напоминать каждое утро, когда ты будешь смотреть в зеркало, почему тебе не следует продавать свои вонючие наркотики в нашем славном городке!

Женщина металась в грязи, потом встала на колени, скрестила руки в мольбе и сквозь рыдания и слёзы выдавила из себя:

— Пожалуйста, не надо! Я никогда не вернусь, клянусь! Просто отпустите меня!

— Так я и собираюсь это сделать! Причём, прямо сейчас, — пообещал мамонт, а затем щёлкнул своей “Зиппой”, и…

ПУФ!

…голова женщины вспыхнула ярким пламенем, и через мгновение её ноги понесли её через парковку, и только потом раздались нечеловеческие крики.

Один из толстяков отошёл в сторону, водя большим пальцам вверх и вниз по подтяжкам:

— Эй, мужики! Кому жареную курочку? — и четверо братьев разразились хохотом.

Глаза Писателя сузились. Он не верил в происходящее.

— Кто-нибудь, вызовите полицию! — крикнул он старику за стойкой. — На парковке произошло жестокое нападение! Какие-то негодяи только что подожгли женщине голову!

Водитель автобуса, старик за кассой и несколько посетителей рассмеялись, что ввело Писателя в ступор.

— Негодяи, — усмехнулся один из посетителей. — Они отличные малые, мистер.

— Вы, что меня не слышите? — повысил голос Писатель. — Они только что подожгли женщину и пытают мужчину на парковке! Вы обязаны немедленно позвонить в полицию!

Внезапно в помещении раздался женский голос:

— Эти четверо — братья Ларкинс, мистер. И они близнецы…

— Я и сам это вижу! — начал Писатель, повернувшись к женщине, которая заговорила; но то, что он увидел, когда обернулся, лишило его дара речи.

Высокая женщина в рабочем комбинезоне улыбнулась ему в ответ: очевидно, она только что вышла из подсобки. Её лицо было далеко от понятия “красивое”: оно было худым, а челюсть непропорционально выступала вперёд. Но больше всего его поразили её ярко-розовые глаза, вьющиеся бледно-белые волосы и гладкая белая кожа. Aльбинос. Вернее, альбинесса.

— Я… — начал он.

— Парни Ларкинс — это, так сказать, и есть наша полиция, — сказала она. — Местные копы штата, шерифы графства — все ёбанные взяточники!

— Да, мистер, — подтвердил водитель. — Здесь мы сами о себе заботимся. Так уж у нас сложилось.

Старик за прилавком утвердительно кивнул.

— Те два куска дерьма, которых проучили Ларкинсы — всего лишь парочка барыг из Пуласки. Эти грязные ублюдки прут сюда, как тараканы, пытаясь отравить наш прекрасный город своими наркотиками, чтобы наши дети потом сосали их хуи за дозу! Но, это длится недолго. И они никогда потом не возвращаются после встречи с мальчуганами Ларкинсами!

— Так и есть, Тобиас, — сказала альбинecса, глядя в окно. — Они отлично справляются со своей работой.

Это заявление, казалось, послужило приглашением для всех, потому что все находящиеся в магазине люди нетерпеливо потянулись к боковым окнам.

Писатель привстал на цыпочки и посмотрел поверх голов.

Неразличимые братья Ларкинс уже поднимали дрожащего наркоторговца на ноги, и через несколько мгновений привязали его к кольцу на мусорном контейнере, его штаны были всё ещё спущены, со лба до подбородка стекало семя одно из братьев, а его раздавленные яички уже распухли до размеров грейпфрута.

— Я не думаю, что они собираются тарабанить его в задницу, я видел в ней пивную бутылку, — сказал радостно Джо-водитель, а потом дал старику пять.

— Может быть, они собираются сделать “Хреногрызку”? - cказал кто-то ещё.

— Может быть, может быть, — сказал кто-то из покупателей, — но я вроде как надеялся на "Пиздюлятор" или на хороший, старомодный "Мёртвый Дикинс".

— Да, мужик! Я не прикалывался больше ни над чем с тех пор, как застал их за хорошим "Мёртвым Дикинсoм"!

Внезапно альбинесса оказалась прямо за спиной Писателя, положив руку ему на плечо:

— Смотри! Сейчас ты увидишь, как мы решаем свои проблемы!

Внезапное прикосновение женщины заставило Писателя вздрогнуть, и когда она прошептала ему прямо в ухо: "Bолнительно, не правда ли?" — ее длинные пальцы слегка сжали его плечи, и это вкупе с теплотой её дыхания на его шее и лёгким приятным ароматом шампуня, вызвало эрекцию в его штанах так же спонтанно, как у 16-летнего.

Из ступора его вывел очередной радостный крик какого-то покупателя:

— Ура! Блядь! “Мёртвый Дикинс”!

“Мёртвый Дикинс”? — не понял Писатель.

Тем временем зрители прижались лицами к окнам, вставали на цыпочки и радостно переговаривались, Писателю становилось всё яснее, что такое «Мёртвый Дикинс».

Один из братьев Ларкинсов заткнул жертве рот порванным топом подожженной наркоманки, в то время, как другой брат затягивал жгут у основания, сморщенного от ужаса, члена наркоторговца.

— Вы, очевидно, из города, мистер, так что не знаете, что значит «Мёртвый Дикинс», — сказал хозяин магазинчика.

— Нет, но я довольно быстро улавливаю суть, — пробубнил Писатель в ответ.

— Видите ли, они завязали вокруг его члена то, что называется «жгут Тёрнера», который, я думаю, изобрёл парень по имени Тёрнер, и они затянули его так туго, как только смогли. Через пять минут его член станет красным, а ещё через пять минут — синим, затем фиолетовым, а в конце почернеет. Его писюн сдохнет меньше чем за двадцать минут. И как только он почернеет, он начнёт гнить, и тогда его уже не спасти.

Тёрнер? — подумал Писатель. — Жгут? Господи, они наложили жгут на его пенис!

— Держу пари, он ещё и насильник, — предположил один из посетителей.

Водитель Джо согласно закивал головой:

— Надеюсь, последний кончун, который он поймал, был что надо, потому что у него их больше не будет!

— Аминь, — сказал кто-то еще.

Вся толпа снова зашлась хохотом.

— Но… Но… Но… — запинаясь, пробормотал Писатель.

— Что «но… но… но…», мистер? — oгрызнулся владелец.

— Скажите мне, пожалуйста. О какой части американской юриспруденции вы говорите, когда утверждаете, что кто-то другой не имеет те же права, что и я с вами? Например, право на надлежащую процедуру, справедливое судебное разбирательство, в соответствии с признанными правилами доказывания, допрос обвинителей, наличие коллегии присяжных, получение юридического представительства, вызов свидетелей от своего имени, обращение в вышестоящий суд? Вы же полностью игнорируете конкретные компоненты закона, которые делают нашу страну свободной. Эти двое считаются невиновными, пока их вина не доказана. Вы вообще понимаете это?

В комнате воцарилась тишина. Писатель был доволен своим красноречием и считал его кратким, умным и эффектным.

Затем владелец магазина смачно пёрднул, и в следующее мгновение все в помещении разразилась громким хохотом, последней каплей было, когда кто-то спросил:

— Что такое юриспeрденция?

Смех и последний вопрос подтолкнули его к выходу из магазина. Сдаюсь, — подумал он, положил деньги за пиво на прилавок и направился к двери. Автобус должен был скоро отходить, но он понял, что не раньше, как член наркоторговца почернеет. Единственное, на что он надеялся, так это на то, что лишь бы его конечная “цель” не была хуже, чем этa.

Альбинесса подошла к нему и схватила за руку:

— Не обращай на них внимания. Просто у нас так заведено. У горожан свои городские обычаи, у жителей холмов — свои. Поверь мне, если парни Ларкинсы говорят, что они виновны, то значит — они виновны.

Её цветочный запах шампуня снова пробудили эрекцию в его штанах.

Ради всего святого…

— Да, я понимаю. Это как в пьесе Ибсена. Я — посторонний. Я — чужак в чужой стране. Всё, чем мы являемся, всё, что нам дорого — это просто определенные элементы в той среде, в которой мы живём.

Женщина со странным лицом проигнорировала это замечание и посмотрела прямо на его промежность.

— Хотела бы я увидеть тебя снова, но, похоже, ты собираешься уехать на автобусе.

— Да, кстати, приятно было познакомиться, — сказал Писатель, его ошеломило странное очарование непривлекательной женщины и отвратительные действия, которые он видел на улице. — Меня зовут ______ __. А вас?

Её удлиненное лицо улыбнулось, a красные глаза сверкнули.

— Сноуи, Сноуи Говард[5].

Подходящее имя. Особенно с такой белой кожей, как свежевыпавший снег… — подметил Писатель.

— Куда направляешься? — cпросила она, не отводя с него глаз.

Что со мной такое? — удивился он, забавляясь. — Я толстый старик, а она смотрит на меня, как на Тома Круза…

— Не думаю, что это далеко. Городок называется Люнтвилль.

— О, Господи! — удивлённо улыбнулась Сноуи. — Я там живу! Так что до встречи!

— Здорово. Bозможно, вы могли бы мне помочь, поскольку я ничего не знаю о городе. Где я могу снять комнату в Люнтвилле? В интернете очень мало информации о нём.

Она снова сжала его руку, настойчиво:

— Просто перейди через дорогу с автобусной остановки, и там будет мотель "Расинка". Я, кстати, тоже там живу! Разве это не совпадение?!!

— Да, точно, — сказал Писатель, всё ещё поглощённый внешностью женщины: странное, удлиненное, почти мужское лицо на столь привлекательном теле. — Большое спасибо за информацию.

— И не забудь сказать ночному портье, что ты друг Сноуи Говард, тогда получишь скидку. Видишь ли, ночной портье — моя мама!

— Огромное спасибо, Сноуи. Надеюсь, вы окажете мне честь пригласить вас куда-нибудь на ужин в обмен на вашу щедрую помощь.

— Можешь не сомневаться, что так и будет! — и вдруг она крепко обняла меня и страстно поцеловала в щёку. — Я живу в четвёртом номере, заходи, когда захочешь. До встречи! — и потом она вернулась к работе.

Писатель покинул магазин в странно приятном возбуждении. Я, выпускник Гарварда и Йеля, только что назначил свидание необразованной деревенской девице с телом, как у Ракель Уэлш в “Фантастическом путешествии”[6] и лицом, как у Кэлвина Кулиджа[7]. Тем не менее, он пригласил её на свидание, и он понятия не имел, делал ли он это раньше.

Вернувшись в салон, он поставил пиво на сиденье и прошёл в задний отсек, размером с гроб, который была уборной. Он был так заинтригован — в основном самим собой и своим нынешним положением — что не обратил внимания на ошеломляющий смрад внутри помещения. Его моча хлынула в алюминиевую воронку, а в голове роились вопросы. Как пройдёт его “свидание”? Каким будет его новое жильё? Как он проведёт свою первую ночь в этом почти потустороннем мире?

И закончится ли его свидание сексом?

Вскоре мочеиспускание стало затруднительным из-за нехарактерного возбуждения…

Пока он стряхивал последние капли, ему на глаза попались разные надписи и граффити, со свойственным для этого места содержанием. Нацарапанные номера телефонов, обещали оральные услуги, женские имена, которые оскорбляли и призирали, мужские имена, которые обвинялись в содомии. Из всей этой белиберды он заметил одну довольно интересную и нетипичную надпись:

B Мэйфэйр-Хаусе говорять,

бродит беременный призрак опять.

Он бушует нагишом,

и охотится с ножом.

Ты с ним шутки не шути,

a услышь — прочь беги.

Жуть, — подумал Писатель. Отрывистый стишок был неприятным, но в то же время несколько любопытным, настолько, что он почувствовал легкое восхищение; он напомнил ему Шелли или Джорджа Гордона Байрона.

Заскрежетал стартер автобуса, а потом завёлся и сам двигатель. Как только Писатель вышел из туалета, он заметил ещё одну странную надпись:

Берегись! Толстолоб идёт за тобой!

Откинувшись на спинку сиденья, Писатель вздохнул и открыл бутылку пива библиотечной открывалкой.

— Все на борт! — крикнул Джо, водитель автобуса, перекрикивал рев мотора.

Писателю нравился этот междугородний автобус, и он был уверен, что в прошлом они нравились ему тоже, несмотря на то, что он не мог вспомнить ни одной своей прежней поездки. Машина, казалось, обладала своим собственным шармом: тусклый свет, рокот мотора, мягкие вибрации. Да это идеальное место для размышлений над романом. Я чувствую себя экстатически творческим! Холодное пиво казалось идеальным компаньоном для таких размышлений.

Но здесь творчество и музы эксцентричных романистов развалились, как только автобус тронулся с парковки маленького магазина. Писатель успел заметить братьев Ларкинс, весело переговаривающихся перед несчастным молодым человеком, подвешенным к мусорному контейнеру. Хоть место преступления было слишком далеко, чтобы Писатель мог разглядеть детали, он увидел, как один из негодяев посветил фонариком в область паха жертвы.

Наверно, — подумал Писатель, сглотнув, — наверно, они ждут, когда пенис бедолаги почернеет…

Автобус поехал дальше, оставив зверство позади. “Мёртвый Дикинс”, очевидно, изобретение Южан, и, Господи, КАКОЙ вклад в общество! Какие же они чокнутые, эти Южане. Интересно, Уильям Фолкнер[8] когда-нибудь был свидетелем убийства?

Слава Богу, ужас остался позади… или нет?

Теперь только темные леса окаймляли дорогу впереди, и глубоко в этих лесах он мог видеть крошечный трепещущий желтый огонёк, похожий на далёкое движущееся пламя. Он двигался зигзагами вдоль линии его зрения, и Писатель понял, что это могла быть только женщина, чья голова была подожжена.

Писатель откинулся на спинку сиденья с бутылкой пива, смотря прямо перед собой. Добро пожаловать, — поприветствовал он сам себя, — на великий, старый Юг…