Готика Белого Отребья

* * *

Даже такой “блестящий” мозг, как у Писателя, терял способность обрабатывать данные, рассуждения и наблюдения, которые ему навязывали с тех пор, как он сошёл с автобуса. Бестелесный голос, с абсурдным намёком на липких червей, говорил в его голове о загадочной надписи в автобусе, рассказывающей о “Толстолобе”, который, как выяснилось, убил психопата и владельца “Эль Камино” 1969 года, которую Писатель только что видел и которая, несомненно, была ему знакома; очевидно, целый клан альбиносов, все с теми же чертами лица, что и на тревожно знакомых эскизных портретах, расположенных в старом отеле, в котором он остановился сегодня вечером и явно зарегистрировался более двадцати лет назад, но не помнил; медленное просачивание того, что могло быть только подлинными воспоминаниями, давно забытыми (включая "Семейку Монстров"!); человек, похожий на него, который сбежал из бара, не заплатив ту же сумму, которую сам Писатель заплатил в начале 90-х годов, и…

И…

Теперь я иду за секс-бомбой альбиносом, которую только что встретил, в ПОХОРОННОЕ БЮРО, ночью, потому что она сказала мне, что я увижу тело этого… Толстолоба, МОНСТРА, но только после того, как Я СДЕЛАЮ что-то, о чём она отказалась говорить.

Тем не менее он пошёл за ней.

Он переступил порог, огромная дверь закрылась за ним и закрылась на замок. Он молча следовал за ней, широко раскрыв глаза. Под налётом старости, выцветших красок и разрозненного упадка сохранились остатки былого величия; общая обстановка и атмосфера старомодного похоронного бюро, построенного примерно в 1900 году. Антикварная мебель, степенные, хоть и закопченные, обои, настольные лампы на латунных ножках с цветными абажурами. Справа поднималась покрытая ковром лестница, слева была гостиная, освещённая скромным желтым светом настольной лампы; Писатель заметил закрытый гроб.

Там кто-то есть?

Сноуи провела его по тихому вестибюлю вдоль стены, на которой висели старые фотографии угрюмых, усатых мужчин в высоких воротничках и галстуках-бабочках, все они были в деревянных овальных рамках. Единственное, что отвлекало его от всего этого завораживающего убранства, была чувственная фигура задницы Сноуи, идущей прямо перед ним, и случайные взгляды на её грудь.

— Откуда, — начал Писатель, — у тебя есть ключ от этого места? Ты работаешь здесь тоже?

— Я… что-то вроде того. Если быть точнее, то я не работаю здесь, а просто помогаю Дон… С некоторыми делами…

Данное заявление совершенно не пролило свет на происходящее. Но у Писателя было такое чувство, что он скоро узнает все ответы на интересующие его вопросы…

Сноуи открыла ещё одну дверь, на которой была табличка ВХОД ВАСПРИЩЁН, и Писатель, естественно, поморщился. Они неправильно написали ”воспрещён”! Следующая, более тяжелая дверь закрылась за ними, и звук, с которым Сноуи снова ее заперла, эхом отозвался в большом, обнесенном твердыми стенами помещении. Они стояли в темноте, но впереди горел яркий свет над столом, на котором лежала фигура, накрытая простыней.

«Corpus delicti»[22], - подумал Писатель. Но, естественно, это был не монстр Толстолоб. Фигура под простыней казалась худой, хрупкой, не более пяти футов ростом. Вряд ли это было ее чудище.

Но действительно ли Писатель ожидал увидеть там чудовище?

Дверь за столом с грохотом распахнулась, к ним приблизилась фигура, но как только за ней появился свет, она превратилась в силуэт.

— Слава Богу, ты принес пиво!

— Привет, Дон, — поздоровалась Сноуи. — Как поживает мой любимый лизун?

— Понятия не имею. Если бы твой отец был здесь, могла бы сама его спросить.

— Да, но вчера вечером, когда я отсасывала у твоего отца, он сказал, что я делаю это гораздо лучше тебя!

— Ну, в последний раз твой отец сказал мне то же самое, когда я надевала на него подгузник и трахала его в задницу двухфутовым[23] кабачком, а ещё он добавил, что ебал тебя в рот ещё до того, как ты вылезла из материнской письки. И он делал это по три раза на день, пока тебе не исполнилось пять. Он сказал, что будет проклят, если потратит хоть пени на детское питание для такого уродливого ребёнка, как ты. «Моя сперма достаточно питательна для неё,» — сказал он.

Сноуи возразила:

— Да? А как насчёт того, чтобы засунуть всю эту пивную упаковку в твою грязную “киску”? Мы обе знаем, что она достаточно вместительна.

— Да? — продолжила Дон. — А как ты смотришь на то, чтобы я засунула ногу тебе в манду так глубоко, чтобы ты почувствовала вкус моего лака для ногтей!

— Какую ногу? Настоящую или протез?

— И ту, и другую, и это будет твой лучший перепих с того раза, как ты ходила в собачий приют.

— Ах вот как? Что ж…

— Леди! Дамы! — вмешался Писатель, потому что с него было довольно. — Я думал, вы подруги! Ради Элизиума, вы говорите, как злейшие враги!

Но теперь они обнимались.

— Да мы просто так шутим друг с другом. Дон — моя лучшая подруга во всём мире, — сказала Сноуи и затем добавила: — Дон, это ______ __, он остановился у нас в гостинице.

Дон пожала ему руку, всё ещё находясь в темноте.

— Привет, и спасибо за пиво.

— Не за что…

— Tы, должно быть, тот знаменитый писатель, о котором я слышала?

Писатель поник:

— Очевидно, хотя я не понимаю, как вообще кто-то узнал о моём приезде.

— Сноуи, открой три бутылки пива, остальные убери в холодильник и побыстрее.

У Сноуи отвисла челюсть.

— Что ты себе позволяешь, сучка! То, что ты была в армии, не значит, что можешь мной командовать.

— Могу, чёрт возьми, ты — необразованная деревенщина. Мне очень жаль. Tак что поторопись, пожалуйста.

— Так-то лучше, — буркнула Сноуи и вышла в дверь с упаковкой пива.

Дон подвела Писателя к столу, над которым горел яркий свет. На вид ей было лет тридцать, ростом пять футов два или три дюйма[24], общие формы у неё были пышные, как сказали бы местные — «есть мясо на костях». На ней были надеты камуфлированные армейские брюки и армейская футболка, защитного цвета, и притом грудь у неё была ничем не хуже, чем у Сноуи. Темные волосы были собраны в пучок на затылке.

При ходьбе она заметно хромала, Писатель вспомнил замечание Сноуи о протезе.

— Итак, — сказала Дон, — ты вместо Додика?

Писатель не понял, что она имеет в виду

— Я, гм…

— Мы со Сноуи сделаем большую часть грязной работы, тебе просто нужно будет "зажечь", если ты понимаешь, о чём я. И это нелегко, особенно если это твой первый раз. Но, не волнуйся, мы тебе поможем, а потом трахнем. Ну, а остальное — как по маслу. И со всего этого — $50 тебе.

Слова, которые она произнесла, с таким же успехом могли принадлежать старому гэльскому языку. Писатель мог только открыть рот, но не мог произнести ни слова.

Лицо Дон напряглось.

— Сноуи сказала же тебе, да? Ты ведь знаешь, что всё это значит?

— Если быть точным, — выдавил Писатель, — то нет. Но я начинаю подозревать кое-что… расстраивающее. Сноуи только сказала, что ей нужно срочно что-то сделать, но не сказала, что именно.

Лицо Дон покраснело.

— Черт бы ее побрал, — пробормотала она и завопила: — Сноуи!

— Иду, — послышался беспечный голос Сноуи, когда она вошла с тремя открытыми бутылками пива.

Она спокойно улыбнулась, передавая каждому по бутылке.

— Лапочка? — cпросила Дон. — Ты сказала своему другу, что он должен сделать?

— Ну да, — сказала Сноуи. — То есть нет.

Дон выпятила нижнюю губу и выпучила глаза.

— Да! Но нет! Ты вообще слышала, что ты сказала?

— Я не сказала ему об этом, потому что так будет лучше для тебя.

— Ну ты и дебилка, розовоглазый кролик с сиськами; у тебя, похоже, сперма вместо мозгов! Зачем ты привела его сюда, если он не сказал, что сделает это!

— Ну, ну, он сказал, что сделает это… ведь так!

Писатель поднял палец в знак заступничества.

— Если позволите, я добавлю. Да, я согласился сделать то, что ты хочешь, чтобы я сделал, чтобы меня впустили внутрь, но ты не уточнила, что именно от меня потребуется. И, насколько я помню, было одно или два условия.

— Какие ещё условия! — pявкнула Дон.

— Ну, во-первых, мне обещали… Чёрт, это как-то неправильно для утонченного учёного Лиги Плюща говорить такие вещи в присутствии женщин…

— Что? — требовала ответа Дон.

— Двойной отсос, — ответила Сноуи.

— И это всё? Тю, да без проблем, но… — Дон сделала паузу, пристально смотря на Писателя. — Это ещё не всё, не так ли?

— Нет, совершенно определенно нет, — ответил Писатель. — Сноуи также сказала мне, что мне покажут то, что, как я понимаю, сохранившийся труп какого-то монстра. Существa, известного как Толстолоб.

— ТЫ ЕМУ ЭТО СКАЗАЛА? — голос Дон прогремел так громко, что белоснежные волосы Сноуи вздыбились. — Ты что, блядь! Когда СРАЛА в последний раз, высрала свои МОЗГИ?

— Хватит орать! — закричала в ответ Сноуи. — Ему можно доверять. Он мой хороший друг.

— Хороший друг? — Дон, прихрамывая, подошла к Сноуи и ткнула её пальцем в грудь. — И как давно ты знаешь своего хорошего друга?

Tа демонстративно пожала плечами.

— По крайней мере часа два, а может, и три.

— Ты что, ебанутая? Ты мне все запорола! Почему я должна…

— Уймись уже, калека!

Две “лучшиe подруги” бросились в атаку, и то, что последовало, можно описать только как дикую драку реднеков. Они обе рухнули на бетонный пол, сыпя проклятиями и оскорблениями. Писатель почти видел, как над ними расцветают надписи из комиксов про Бэтмена и Робина: БАХ! БУХ! ХРЯСЬ! Каким бы интересным ни было это зрелище, устоять перед такой возможностью было невозможно; Писатель мог бы просто уйти отсюда, и они бы даже не заметили бы этого. Как я полагаю, идиома гласила: «Пришло время мне покинуть эту подставу», — и он пошёл к двери, повернул ручку, но…

Дверь оказалась запертой!

Он вздохнул и вернулся к драке, где Дон изо всех сил старалась удержать клацающие зубы Сноуи от своего лица. Потом она технично изловчилась и…

— Ааааа! Пидараска! — взревела Сноуи.

Дон укусила ee прямо за грудь.

— Иди нахуй, сука! — вопила Сноуи. — Я заебашу тебя!

— Единственное, что ты можешь заебашить, так это тараканов в своей башке!

Сноуи ответила на это замечание сильным ударом лба в нос подруги, та завыла, прижав руки к лицу. Сноуи рассмеялась, обхватила ногами правую ногу Дон и начала дергать её за лодыжку.

— Ах ты, ебанная шлюха! — вопила Дон.

— Сегодня ты попрыгаешь домой, милая!

Правая штанина Дон была задрана до колена, открывая металлический стержень с ботинком на конце протеза, её настоящая нога заканчивалась на несколько дюймов ниже колена. Сноуи, с выражением лица дебилки, пыталась отсоединить протез.

Правда, у Писателя было очень мало воспоминаний, но он был уверен, что никогда в жизни не видел ничего столь весёлого и абсурдного: альбинecса с большой грудью, пытающаяся оторвать искусственную ногу у дамочки с такой же большой грудью, и всё это на полу в морге.

Он поставил пиво, которое даже не успел пригубить, потянул Сноуи за волосы и крикнул:

— Дамы! Остановитесь прямо сейчас! Это — маниакально, и не для двух взрослых, тем более двух подруг! Ради Бога, в мире и так достаточно сражений. Вам, девочки, должно быть стыдно!

Обе женщины надулись друг друга.

— Извинитесь, вы обе, — потребовал Писатель с властью в голосе.

— Ну, бля… — сказала Сноуи. — Прости, что назвала тебя калекой.

Дон сглотнула.

— Мне жаль, что я укусила тебя за сиську, и сказала, что твоя морда может остановить танк М1 без тормозов.

Сноуи задумалась

— Но… ты этого не говорила.

— Я как раз собиралась.

Обе девушки разразились смехом и через несколько мгновений уже обнимались и целовались.

Неужели все женщины такие? — задумался Писатель.

— Отлично. Теперь, когда конфликт исчерпан, нам нужно вернуться к делу.

— А, да… Tочно, — cказала Сноуи.

Они с Дон одновременно посмотрели на стол.

— Просто выпустите меня отсюда, чтобы я мог вернуться в отель и поспать, — сказал Писатель, забирая своё пиво. — Что бы вам от меня ни было нужно, боюсь, вам придётся делать это без меня.

— Вот, здесь как раз-таки небольшая проблемка, — начала Дон. — У нас со Сноуи неприятности, и если ты не поможешь нам, то нам со Сноуи придётся свалить из города прямо сейчас.

Писатель был сбит с толку.

— С какой стати вам это делать?

— Потому что если останемся, то, скорее всего, к утру обе будем мертвы…

Писатель сделал большой глоток пива и выдохнул.

— Что-то я не пойму, почему вы умрёте?

— Нет времени объяснять! Всё, что тебе нужно сделать, так это… — oна повернулась, схватила простыню и смахнула её со стола.

Неудивительно, что под ней лежал труп. Взгляд Писателя замер на нем. Покойник был женщиной, при этом весьма привлекательной. У неё были длинные гладкие ноги, полные груди, нежный розовый лобок, окаймленный светлыми волосками.

— Видишь? — cказала Сноуи. — Она неплохо выглядит, а? Просто… не смотри на её лицо.

Но Писатель посмотрел, ее лицо превратилось в обугленную, потрескавшуюся маску. Оно было сожженным. Как и ее волосы.

— Сноуи, это та женщина, которую те четверо братьев изнасиловали и подожгли возле магазина!

Сноуи закатила глаза.

— Да, это она. Но, как я уже сказала, она получила по заслугам. Ненавижу нарколыг.

Писатель перевёл взгляд на Дон, словно умоляя её.

— Я выложу всё чёрным по белому, мистер. Нам нужно, чтобы ты трахнул эту дохлую телку. Сейчас. А мы снимем это на видео.

Писатель мог только смотреть, это единственное казалось разумным.

Потом Дон сказала странную вещь.

— Эй, Сноуи, ты…

— У-гу, — очень медленно ответила Сноуи.

— Ты просто гений! — a потом они снова обнялись и поцеловались.

Между тем тяжесть этого возмутительного обстоятельства начала сказываться… сознание Писателя померкло, и в то же время он почувствовал себя очень, очень хорошо. Он провёл рукой по промежности и заметил, что его член становился эрегированным.

Вау!

Ему и в голову не приходило, что его накачали наркотиками, пока обе женщины не оказались рядом с ним, медленно опуская его на пол.

— Смотри, чтобы он не “упал”, - предупредила Дон, — мы же не хотим, чтобы бедняга двинулся головой…

Писатель смотрел в потолок широко раскрытыми глазами и находил это интригующим. Обе женщины снова были на ногах. Они смотрели на него сверху вниз, как две плакальщицы, смотрящие в могилу.

Затем Дон сказала:

— Cними с него штаны. Я принесу камеру…

Сознание Писателя счастливо уплыло во тьму.