В другое время и в иной обстановке, неспешная поездка по лесной дороге вполне могла оказаться в удовольствие. Окружающая зелень деревьев и щебет птиц действовали умиротворяюще, побуждая закрыть глаза и подставить лицо теплым солнечным лучам. Однако нынешнее путешествие сквозь тьму и холод, когда на каждой кочке с дырявого полога на головы пассажиров сыпались ледяные капли, так и норовящие угодить за шиворот, никакой радости не доставляло. В подобную скверную погоду, да еще и на ночь глядя, отправить людей в путь могла только крайняя необходимость или всепоглощающий страх.
Происходящие в мире события очень многих сдернули с обжитых мест, заставив пуститься в странствия. Люди бежали от перемен, пытаясь найти безопасный уголок, где все еще сохранились остатки старого доброго мира, но уголков таких с каждым годом оставалось все меньше и меньше.
Те же, кто оставался, либо соглашались принять новые правила игры вместе со всеми сопутствующими издержками, либо пытались противостоять новой власти, отстаивая свое право жить по прежним законам. И раз за разом судьба тех, кто осмелился встать на пути военной машины Империи, оказывалась крайне печальной. Прекрасно вооруженное, обученное и мотивированное войско Божественных Братьев сметало любую преграду на своем пути. И у тех, кто хотел выжить, оставалось всего два выхода – бежать или смириться.
Обрывки информации, долетавшие из других городов, рисовали довольно безрадостную картину, а потому наиболее разумным представлялось переждать период неопределенности и беспорядка где-нибудь в сторонке, чтобы потом, когда все утрясется и образуется, вернуться домой и уже более менее спокойно и осмысленно встроиться в новую жизнь, какой бы они ни оказалась.
Окрестные дороги заполонили вереницы телег с беженцами, что ожидаемо вызвало всплеск активности орудующих в лесах охотников до легкой наживы, всегда готовых урвать свой кусок в мутной воде всеобщего смятения и хаоса. Бегущие от войны люди старались в первую очередь спасти и вывезти самое ценное, что превращало плетущиеся по разбитым колеям груженые повозки в крайне соблазнительную добычу. Если и раньше, в более благополучные времена, люди избегали путешествий в одиночку, то сейчас приходилось сбиваться в целые обозы, чтобы таким образом хоть как-то себя обезопасить. А с учетом того, что многие, кто мог держать в руках оружие, остались в Цигбеле, надеясь отстоять его от войск Империи, защищаться от возможного нападения пришлось бы по большей части немощным старикам, женщинам и детям.
По этой причине многие до самого последнего момента откладывали свой отъезд, не в силах решить, какое из зол представляется им меньшим и ожидая, что ситуация как-нибудь утрясется, но появление в степи походного лагеря имперской армии положило конец сомнениям.
Подводы с беженцами тянулись по лесным дорогам уже несколько дней, и на их пути то и дело встречались брошенные в придорожной канаве повозки. Оставалось только радоваться, что темень и туман мешают разглядеть остальные детали развернувшейся тут некогда драмы. Лошадей-то налетчики, скорей всего, забирали с собой, а о незавидной судьбе пассажиров даже задумываться не хотелось.
Несмотря на нервозную атмосферу и промозглый холод, в какой-то момент девушка задремала, убаюканная покачиваниями телеги и ритмичным скрипом ее несмазанных колес…
Из пучин беспокойного сна ее выдернули чьи-то громкие крики. Послышался треск ломающегося дерева и шум валящегося на землю ствола. Их телега дернулась и резко остановилась.
– Это засада! – воскликнул возница. – Бросайте свои шмотки и бегите, вы никому не нужны, вас не тро…
Раздался короткий свист, завершившийся глухим ударом, и мужичок резко умолк, после чего медленно завалился навзничь, демонстрируя торчащую из груди стрелу. Какая-то из женщин пронзительно завизжала.
– Все на выход! Быстро! – скомандовал грубый мужской голос. За откинутым пологом тускло блеснуло лезвие короткого меча, – Быстро, я сказал!
Охая и причитая, пассажиры начали перебираться через борт, прыгая в раскисшую дорожную грязь.
– Если не хотите лишиться ушей и пальцев, то серьги, перстни и прочие побрякушки снимайте сами! – скомандовал рослый черноволосый детина, чья спутанная шевелюра уже сплелась с такой же кустистой черной бородой в единое целое. – И пошевеливайтесь!
Еще два разбойника запрыгнули внутрь и принялись потрошить вещевые мешки и прочий багаж в поисках чего-нибудь ценного.
– Оставьте людей в покое! – воскликнул вдруг молодой парень, сопровождавший свою пожилую мать. – Разве вы не видите, что это всего лишь…
Короткий взмах меча оборвал его пламенную речь на полуслове.
– Терпеть не могу глупых морализаторов! – фыркнул бандит, оттолкнув от себя падающее тело.
– Кольми!!! – сипло взвизгнула сгорбленная старушка, метнувшись к своему сыну, и меч совершил еще один смертоносный взмах.
– И старых истеричек тоже, – разбойник повернулся к остальным пассажирам, онемевшим от ужаса. – Что уставились? Или я недостаточно ясно выразился? Сдаем добро, быстро и без лишних разговоров!
Убитая мать Кольми, падая, рухнула прямо на Хелему, сбив девушку с ног. Бледное морщинистое лицо старушки оказалось совсем рядом, вперив невидящий взгляд в черное небо, а из ее рта некоторое время еще доносился звук «хр-р-р…», словно покойная решила просто вздремнуть и негромко захрапела.
Отвернувшись от распластавшихся в грязи женщин, бандит, выступавший тут, по-видимому, за главного, раздал указания своим подельникам и начал обходить согнанных в кучу пленников, забирая у них украшения и драгоценности. Хелему до глубины души потрясло то равнодушие, с которым он убивал людей. У них дома даже к забою свиньи относились с куда большим… почтением, что ли. Здесь же человеческая жизнь не стоила вообще ничего! Ни ее собственная, ни маленького Валика, который от толчка при падении проснулся и уже начал недовольно всхлипывать.
Девушку охватил ужас. Ведь если малыш расплачется в голос, то их захватчики вполне могут, не моргнув глазом, зарезать и его. Чтобы работать не мешал. Хелема, сев прямо в лужу, принялась укачивать ребенка, торопливо шепча ему что-то успокаивающее.
Однако Валик вовсе не спешил умолкать и с каждой секундой хныкал все громче. Тем временем главарь уже заканчивал сбор своей дани и очень скоро он неминуемо вспомнит и о них с малышом. Оказавшись на самом краю бездны отчаяния, девушка, не зная, что и делать, взмолилась всем известным ей богам, прося у них помощи и защиты. Самоотреченно, страстно и истово…
И в следующий миг она вдруг увидела, как из-под забрызганных грязью пеленок, из того самого места, куда ее мать затолкала амулет, вырвалось мерцающее голубое свечение. Испугавшись, Хелема что было сил прижала малыша к себе, чтобы скрыть этот свет и заглушить плач Валика. И в тот момент она даже не знала, что именно страшит ее больше – перспектива, что их всех убьют, или тот факт что легенды о Пастырях, воспринимавшиеся ею ранее как бредни слегка выжившей из ума матери, вдруг могут оказаться правдивы.
– Заткни свою малявку, она меня бесит! – подошедший бандит присел рядом на корточки, чтобы обшарить карманы убитого им Кольми.
Хелему вновь аж передернуло от того, насколько бесцеремонно он обращался с мертвым телом, словно это и не человек был вовсе, а так, ком грязи. Желая добраться до задних карманов брюк покойника, главарь грубо перекатил того на живот, в результате чего лицо мертвеца плюхнулось в грязную лужу, но абсолютно никого это обстоятельство не смутило.
– Что уставилась? – главарь повернулся к девушке. – Ты тоже карманы выворачивай, да поживей!
– Но… но… – Хелема заерзала, пытаясь отползти от направленного на нее меча, с острия которого свисала большая алая капля, – но у меня ничего нет! Все мои вещи остались в фургоне!
– Так я тебе и поверил! У такой милашки – и ни одного украшения?! А ну-ка…
Бородатый детина схватил Хелему за воротник и резко рванул, желая оголить ее шею. Ткань затрещала, в стороны полетели оторванные пуговицы, и ночной холод ледяной волной окатил обнажившуюся девичью грудь. Младенец пронзительно завизжал.
– Да ты и сама по себе – отличное украшение!.. – рассмеялся бандит, но вдруг осекся и нахмурился. – Что это у тебя такое?
Из под растрепавшихся пеленок Валика выскользнул тот самый амулет, и теперь он озарял своим ярким голубым мерцанием и перепуганное лицо девушки, и младенца, и сгрудившихся вокруг разбойников.
– Пастырский Амулет! – воскликнул одни из них.
– Не к добру это, босс, ой не к добру! – пробормотал другой, медленно пятясь во тьму.
– Плевать на суеверия! – рявкнул главарь, свирепо зыркнув на своих внезапно оробевших подручных. – Скоро уже от любого шороха шарахаться начнете!
– Эй, Верерг! – крикнул кто-то из задних рядов. – Смотри!
Следуя вскинутой вверх руке, все запрокинули головы к небу, где варево темных туч вдруг пронзил яркий свет, подсветивший их толкущиеся сизые комья. Над лесом прокатился глухой рокот.
– Всего лишь молния, что такого! – продолжал хорохориться бородач, но его отряд, почуяв неладное, начал торопливо растворяться в ночном тумане.
Оставшиеся с ним несколько самых верных бойцов встали спина к спине, выставив вперед мечи, натянув луки и приготовившись отражать неведомую угрозу.
– Ребят, вы что, всерьез полагаете, что это… Они?! Вы серьезно?!
Словно услышав его вопрос, небеса буквально разверзлись, обрушив вниз, на залитую дождем землю, сноп ослепительного света. Нарастающие гулкие раскаты слились в единый оглушительный рев, в котором неожиданно засквозили голоса медных труб. Грохочущая какофония обрела структуру и стройность, обернувшись могучими торжественными аккордами. Хелеме однажды довелось побывать в центральном соборе Цигбела, когда там давали органный концерт, но провинциальный инструмент, откровенно задыхавшийся и фальшививший на отдельных нотах, не шел ни в какое сравнение с тем шквалом мощного и чистого звука, что низвергся на землю сейчас!
Под его сокрушительным напором люди бросали оружие и падали на колени, зажимая ладонями уши. Но бьющая с небес музыка… да-да, музыка вцеплялась прямо в тело, сотрясая его новыми и новыми раскатами. Полные ужаса крики беженцев, яростная ругань Верерга, заходящийся плач Валика – все потонуло в бездонном океане звука.
Низкие облака словно вспорол пылающий скальпель, и в открывшуюся брешь ворвались языки лилового пламени, пульсирующие и танцующие в такт с общим ритмом. Словно некий незримый великан схватил церковный орган и, перевернув, наполнил его трубы пылающим огнем квинт и терций, после чего исполинской со всего размаху вонзил инструмент в землю раскаленной добела гребенкой.
Пламенеющие языки разошлись в стороны, сформировав два огненных крыла и заставив вспыхнуть росшие по краям дороги деревья, что добавило происходящему еще больше фантасмагоричности. На мгновение зависшая над дорогой огромная угольно-черная фигура выпустила когтистые лапы и опустилась на дорогу, в щепки размозжив упавшее поперек нее дерево, и заставив коротко содрогнуться саму землю. Изрыгающий пламя гигантский орган выдал финальный торжествующий аккорд и умолк. Остался лишь тревожный скрипичный фон, выразительно подчеркивающий напряженность момента.
В бездонно-черном чреве нависшей над обозом махины распахнулось окно яркого света, в сердцевине которого угадывалась человеческая фигура.
– Архангел!!! Архангел!!! – истошно завопил кто-то то ли из бандитов, то ли из беженцев, поскольку было невозможно разобрать, чего больше в этом крике – радости или ужаса.
– Да не стойте же вы как истуканы! – заорал главарь на своих подчиненных. – Стреляйте! Убейте эту тварь!
По всей видимости, он неспроста возглавлял эту шайку. Его дребезжащий крик, похоже, умел обращаться напрямую к мышцам и сухожилиям людей, минуя их парализованный страхом мозг.
Запели спущенные тетивы, и несколько стрел устремились к цели, но лишь для того, чтобы разлететься фонтанчиками искр буквально в метре от нее.
Окутанная светом фигура, казалось, их даже не заметила. Она шагнула вперед, и дорожная грязь зашипела под ее ногами. В стороны скользнул веер тонких зеленоватых лучей, ощупывающих пространство, и те сгрудившиеся вокруг Верерга бандиты, что держали в руках луки, вдруг обнаружили, что на их телах вспыхнула ярко-красная сетка.
– Вот дерьмо! – охнул кто-то, и в следующий миг сияющая фигура небрежно взмахнула рукой, словно отгоняя надоедливую мошку.
В одно мгновение окружающий воздух сгустился, словно кисель, и энергичным упругим толчком отшвырнул отмеченных красным разбойников далеко назад. Грянул торжествующий духовой аккорд, и из темноты послышались пронзительные, полные боли крики и бессвязные ругательства. Сгрудившиеся в сторонке беженцы, напротив, воспрянули духом и одобрительно загалдели.
Обстоятельное восстановление справедливости на этом, однако, не остановилось. Обшаривавшие окрестности тонкие лучи собрались в несколько тугих снопов, уходящих вглубь леса, после чего темная фигура вскинула правую руку. Ее кулак испустил пучок ослепительных ярко-желтых нитей, искрящимися щупальцами заскользивших вдоль указывавших им путь зеленоватых светящихся спиц. Спустя несколько секунд нити вздрогнули и натянулись, а затем, под энергичное фортепианное соло и нарастающую барабанную дробь, из лесной чащи орущими метеорами вылетели оплетенные ими бандиты, что пытались убежать при появлении Пастыря.
Один из незадачливых грабителей, оставляя за собой дымный шлейф, просвистел буквально у Хелемы над головой, и она успела только заметить, как тлеет и дымится его одежда, прожженная раскаленным жгутом, опутавшим тело несчастного.
Собрав свой улов в одну бессвязно вопящую гирлянду, огненная плеть с размаху швырнула всю компанию в придорожные кусты. Исполненные животного ужаса крики резко оборвались, оставив только шелест дождя и все тот же тревожный скрипичный мотив, испускаемый нависающей над дорогой черной крылатой махиной.
Судя по партитуре, концерт был еще далек от завершения. Недоставало яркого, жизнеутверждающего финала. И он не замедлил последовать.
Обнаружив, что он остался один на один с неведомым противником, главарь метнулся к Хелеме и резким рывком выхватил младенца у нее из рук. Острие окровавленного меча уткнулось ему в шею. Голубые блики от сияющего амулета заиграли на полированной стали. Девушка буквально оцепенела, не решаясь даже пошевелиться.
– И что ты теперь мне сделаешь, тварь?! – выкрикнул Верерг, медленно отступая назад.
Окруженная сиянием темная фигура слегка наклонила голову, как будто с любопытством рассматривая занятную букашку, что осмелилась ей противостоять. Крылатый монстр за ее спиной полыхнул тугими снопами света, взявшими бородача с младенцем в свое перекрестье. Казалось, что во всей вселенной остались только они, а весь остальной мир потонул в бездонной тьме. Никто не двигался, и только дождевые капли, влетая в яркие лучи прожекторов, вспыхивали искрящимися бриллиантами.
Правая рука Пастыря вновь испустила светящийся жгут, который, шипя и испуская струйки пара, заскользил по земле, направляясь к бандиту с его маленьким орущим заложником.
– Но-но! Не так быстро! – меч чуть глубже погрузился в наслоения одеял и пеленок, но в это мгновение внезапно грянул хор…
В детстве Хелема любила петь в сельском храме, ей нравилось, как самые разные – юные, старые, даже слегка фальшивящие голоса сплетаются в единый мелодичный узор, эхо которого звенело под сводами их небольшой церквушки. Но в сравнении с тем многоголосым шквалом, что низвергся на них в данный момент, их вокальные упражнения выглядели как спичка рядом с извержением вулкана. Единая, слитная лавина сотен и даже, возможно, тысяч голосов, просто парализовала девушку, не позволяя ей даже сделать вдох.
Но, что более важно, она ровно так же на какое-то время обездвижила и черноволосого мерзавца.
Ярко-желтая нить, испуская струйки дыма, обвилась вокруг его ноги, скользнула по куртке и впилась в сжимающую рукоять меча кисть. Мерзко зашипела и зашкворчала горящая плоть, и Верерг, вскрикнув, выронил оружие. В тот же миг сияющая удавка резким рывком швырнула его вбок и вверх.
– Да чтоб тебя!.. – только и успел чертыхнуться главарь, и пылающий хлыст, описав под аккомпанемент торжествующего оркестра изящную дугу над головами опешивших зрителей, метнул его куда-то в кроны окрестных сосен.
Выпавший из его рук истошно верещащий Валик закувыркался в воздухе, и Хелема, метнувшись вперед, подхватила малыша буквально у самой земли. Грянули финальные литавры.
– Тише, тише, радость моя! – торопливо зашептала она, энергично качая на руках растрепавшийся куль. – Все хорошо, все уже хорошо. Мама здесь, мама рядом…
Девушка умолкла, внезапно обнаружив, что черная как уголь фигура стоит прямо перед ней. Еще недавно заполонявшая все окружающее пространство музыка стихла, и слышалось лишь шипение грязи, булькающей и пузырящейся вокруг ног Пастыря. Хелеме понадобилось совершить над собой изрядное усилие, чтобы оторвать взгляд от черных чешуйчатых ботинок и поднять его выше, к укрытому зеркальным забралом лицу. Только сейчас она осознала, что возвышающийся перед ней Пастырь – женщина, о чем недвусмысленно свидетельствовали изгибы бедер и отблески света на высокой груди.
Прежний страх, страх смерти или страх за своего младенца странным образом отступил, освободив место для фатальной обреченности. Нет смысла бояться, когда это уже ни на что не влияет. То, чему суждено случиться, случится в любом случае, безотносительно вашего ужаса или восторга. Даже истошные крики заходящегося в плаче Валика воспринимались как-то отстраненно, словно оставшиеся в другой, прежней жизни.
Пастырь присела на корточки и протянула руку к мерцающему амулету, но ее черные чешуйчатые пальцы вдруг застыли, а потом неожиданно нерешительно и даже робко прикоснулись к щеке младенца. Вновь зазвучала словно льющаяся с неба мелодия, но на сей раз это была тихая и умиротворяющая колыбельная, от которой по всему телу девушки разлилось необычайное спокойствие и умиротворение. Валик еще пару раз всхлипнул и затих, погрузившись в глубокий сон.
Успокоив малыша, Пастырь коснулась амулета, погасив его свечение, и поднялась на ноги. Она слегка наклонила голову, словно прощаясь, после чего развернулась и зашагала к поджидавшей ее крылатой машине.
Сияющее чрево беззвучно поглотило одинокую черную фигуру, и огромные распростертые над лесом крылья снова полыхнули лиловым пламенем, оглашая окрестности победным органным гимном. Всего один могучий взмах – и огнекрылый архангел скрылся среди низких туч, на время даже позабывших поливать землю мелким промозглым дождем. Где-то далеко вверху прокатились глухие громовые раскаты, и все стихло, только деревья, догорающие по обеим сторонам дороги, напоминали, что все случившееся вовсе не было кошмарным сном или галлюцинацией.