То представление, что Инспектор разыграл сегодня утром с несчастным Сварганом, чей выпотрошенный труп сейчас покачивался на виселице перед входом в ратушу, возымело на жителей Цигбела весьма действенный эффект. Всегда полезно время от времени демонстрировать народу, что Власть вовсе не глуха к его чаяниям и, помимо привычного самоутверждения, вполне способна решать и вполне приземленные проблемы простых людей.
Не прошло и часа после завершения экзекуции, как в приемную потянулись первые просители, жаждущие поделиться с Голстейном компрометирующей информацией и подозрениями, а заодно излить ему свои жалобы на несправедливость бытия и не в меру хамоватых соседей.
Общение с данной публикой не доставляло генералу ни малейшей радости. Оказавшись с ним лицом к лицу, посетители как один начинали нервничать, потеть и забывать даже самые обыкновенные слова, отчего их доклады превращались в маловразумительное бормотание, и требовалось прилагать немалые усилия, чтобы понять, о чем, собственно, идет речь.
В большинстве доносов, как и ожидалось, сквозили неприкрытые личные мотивы, за что самих доносчиков следовало бы как следует выпороть, дабы другим неповадно было, но Голстейн решил отложить этот вопрос на потом. Тем более что среди череды однотипных жалоб изредка попадались и отдельные крохи стоящей информации. Полученные сведения Инспектор записывал в свой блокнот с тем, чтобы позже передать Кхольси и его людям для дальнейшей проработки.
Несколько страниц в блокноте Голстейн специально выделил для сообщений, касающихся культа Пастырей и его особенно активных приверженцев. Однако время шло, один трясущийся посетитель сменял другого, а соответствующие страницы по-прежнему пустовали. Все получаемые Инспектором жалобы так или иначе касались вполне обыденных вопросов, вроде контрабанды, сутенерства и прочих мошенников и жуликов. Строго говоря, подобными проблемами по долгу службы следовало бы заниматься губернатору, но Моккейли, похоже, городскими делами не интересовался совершенно. В результате Голстейн все глубже и глубже погружался в болото бытовых проблем Цигбела, вместо того, чтобы решать свою основную задачу.
В результате общения с местными жителями у него сложилось впечатление, что Пастырям в той или иной степени поклоняются вообще все. Поголовно. А коли Империя смотрит на сей культ столь неодобрительно, то люди просто избегали говорить на эту щекотливую тему. Таким образом, вокруг данного вопроса образовывался некий заговор умолчания, своего рода информационный вакуум, выудить из которого хоть что-то дельное представлялось крайне затруднительным. Как прикажете пропалывать заросшее сорняками поле, если кроме них на нем ничего другого и не растет?
– Господин? – в дверь просунулась голова Кхольси в съехавшей на затылок фуражке. – Тут один наш старый знакомый прибыл. Пригласить?
– Какой еще знакомый? – непонимающе нахмурился Голстейн.
– Этот… как его… Верерг. Тот самый мутный тип, что утверждал, будто лично бился с Пастырями. Говорит, что у него есть для вас кой-какая информация.
– Ах, этот! Да, пусть зайдет.
Голова лейтенанта исчезла, в коридоре послышались тяжелые шаги, и в приемную вошел бывший бандит, который теперь изо всех сил старался выглядеть приличным человеком, почти весь полученный задаток потратив на свой имидж. Однако, несмотря на то, что он привел себя в порядок, подстриг волосы и бороду, а также немного приоделся, сквозь внешнюю цивилизованную оболочку все равно сквозила какая-то дикая первобытная агрессивность. И все инстинкты буквально вопили, что поворачиваться спиной к подобному субъекту – крайне неудачная идея.
– День добрый, начальник! – одарил он Голстейна широкой щербатой улыбкой, которая, впрочем, быстро померкла, столкнувшись с ледяным взглядом генерала.
– Я – Имперский Инспектор, – сухо отчеканил тот. – И заруби себе это на носу! А будешь и дальше так фамильярничать – язык отрежу! Ясно?
– Куда уж яснее! – хмуро буркнул Верерг, опускаясь на стул. Подобные угрозы, которые обычно воспринимались как некий дежурный абстрактный образ, в устах генерала звучали исключительно буквально.
– Ну, что там у тебя? Рассказывай.
– Только не забудьте, вы обещали вознаграждение… – бандит запнулся, вновь столкнувшись с красноречивым взглядом по другую сторону стола, – ладно, я понял. В общем, тут поселок есть неподалеку. Ахово называется. Так супруга тамошнего кузнеца хранит у себя дома Пастырский Амулет.
– Информация надежная? Источнику можно верить?
– Источник – это я! – Верерг ткнул себя большим пальцем в грудь. – Я заходил к ним пару дней назад, и узнал ее. Именно она призвала Пастырей в ту ночь, когда они разделались с нашей шайкой.
Нахлынувшие воспоминания отпечатались на его лице болезненной гримасой. Верерг машинально помассировал обожженную правую руку, после чего его пальцы потянулись еще и к шраму на щеке, но он вовремя их одернул.
– То случилось много лет назад, – напомнил Голстейн. – Нет никакой гарантии, что Амулет до сих пор хранится у нее.
– Он все еще у нее, – кивнул Верерг. – Ее сын говорит, что она ему его показывала, и он держал его в своих руках. Так что информация вполне достоверная.
– Что ж, – генерал открыл блокнот на тех самых до сих пор пустующих страницах, чтобы занести туда первую запись, – тогда, думаю, мы можем завтра нанести им визит. Стоит ожидать какого-то серьезного сопротивления?
– Ее муж – кузнец, – пожал плечами бандит, – так что беседа может получиться довольно жаркой.
– Я понял. Тогда прихватим с собой еще пару патрульных для большей убедительности. Можем выехать часов в десять.
– И все-таки, нач… господин Инспектор, как насчет вознаграждения?
– Сначала Амулет, потом вознаграждение. И только так, – Голстейн нацелил на Верерга длинный указательный палец. – Не опаздывай!
* * *
Встав пораньше, Вальхем еще с утра успел сгонять в лес к Авруму, чтобы убедиться, что у его нового знакомого все в порядке. Гора бревен и веток, которую мальчишка навалил вчера прямо перед ним, исчезла без следа, и казалось, что Аврум даже немного подрос. Тем не менее, его аппетит ничуть не пострадал, и Вальхему пришлось снова стаскивать валежник к распахнутой темной пасти.
– Спасибо тебе, друг! – поблагодарил его черный монолит. – Я чувствую себя уже гораздо лучше!
– А что с энергией? Ее все еще недостаточно?
– К сожалению, ее поток слишком скуден, чтобы быстро накопить требуемое количество сил. Но осталось уже не так много, еще дня три-четыре – и, думаю, мне удастся запустить реактор.
– И что тогда? – Вальхем по-прежнему не имел ни малейшего понятия, о чем идет речь, но почему-то нисколько не сомневался, что тогда от Аврума можно будет ожидать весьма радикальных перемен. От соответствующего предвкушения у него даже защекотало где-то внутри.
– По крайней мере, я смогу, наконец, выбраться из этого завала, – неожиданно уклончиво ответил Аврум. – Мне еще потребуется некоторое время, чтобы в полной мере оценить имеющиеся повреждения и те затраты, что необходимы для их устранения. Но одно можно сказать точно – для полного восстановления ресурсов понадобится еще много. Очень много. За долгие годы заточения я здорово поиздержался.
– И сколько лет ты провел в земле? Кто, вообще, тебя тут закопал?
– Извини, но я пока не могу ответить на твой вопрос. Информация сильно повреждена. После запуска реактора я попытаюсь наладить связь с базой и восстановить недостающие данные, но прямо сейчас я и сам очень многого не знаю.
– Ну хотя бы примерно? – продолжал наседать Вальхем. – Лет пятьдесят? Или сто?
– Больше, гораздо больше! Думаю, тут счет идет на сотни лет, – Аврум чуть помедлил, – или даже на тысячи.
– Ничего себе! – потрясенно охнул мальчишка.
Сама мысль о том, что еще задолго до того, как на месте Ахово появились первые тщедушные домишки, до того, как первый камень лег в основание домов Цигбела, здесь, под песчаными осыпями Огненного Озера, Аврум уже давно ждал своего часа, просто выворачивала разум наизнанку! Получалось, что он был ровесником тех ржавых и почти истлевших железяк, что Вальхем выкапывал окрест! Настоящий живой разум, что сумел выжить и сохраниться там, где от старости рассыпались в прах даже сами камни!
– То есть… – Вальхем сглотнул, чувствуя, как от волнения у него все пересохло во рту. – Тогда ты должен был застать Предтеч! Наших предков, что оставили после себя кучу артефактов и руин! Ты – живой свидетель прежнего, ушедшего мира!
– Ушедшего? Руин?.. – Аврум резко умолк, как будто услышанное потрясло его до глубины души.
– То было настолько давно, что никто уже и не знает, что именно случилось, почему наши предшественники, что здесь жили, навсегда покинули эти края, – пояснил парень. – Мы иногда находим отдельные оставленные ими следы, да и только. Кстати, те железки, что я тебе давеча скормил – тоже часть их наследия. Но это, собственно, и все, что от них осталось.
Вальхем ожидал от Аврума хоть какой-то реакции, но тот медлил, осмысливая услышанное. Он постепенно втягивал в себя принесенные мальчишкой ветки и сучья, но делал это в полнейшей тишине.
– Эй! – окликнул его Вальхем. – Ты чего молчишь-то? Или что-то не так?
– Они не покинули эти края, – медленно заговорил Аврум, – они почти все погибли. Вы – потомки тех немногих счастливчиков, кому тогда удалось выжить.
– О!
Столкновение старых, добрых и в чем-то даже комфортных легенд с живым свидетелем тех событий, утверждавшим, что все обстояло вовсе не так благостно, как все привыкли считать, вызвало в голове Вальхема самый натуральный взрыв. Добродушная история об ушедших в неизвестность исполненных многовекового опыта седовласых и мудрых Предтечах внезапно обернулась грязной и беспощадной правдой об их массовой гибели. Получалось, что они никуда не ушли, ожидая, пока их потомки наберутся достаточно знаний и опыта, чтобы позже с ними воссоединиться, а просто исчезли, сгинули прочь из этого мира, оставив после себя только нагромождения ржавых железяк!
– Я сожалею, если где-то тебя огорчил, – извинился Аврум, – но я считаю, что горькая правда всегда лучше сладких сказок. Судя по всему, Последняя Война, как многие и опасались, почти ничего не оставила от прежнего мира, и тот факт, что вы все еще живы и продолжаете плодиться и развиваться – самое настоящее чудо! Это означает, что человечество вовсе не обречено на вымирание, лишившись благ цивилизации и современных технологий, как полагалось ранее, а способно адаптироваться и выживать даже в самых неблагоприятных условиях! Вы – зерно нового мира, который, надеюсь, будет более сдержанным и разумным, нежели его предыдущая версия.
– О! – повторил Вальхем, так и не сумев подобрать подходящих слов.
Словосочетание «Последняя Война» абсолютно ни о чем ему не говорило. Однако интуитивно он понимал одно – упомянутые Аврумом события были настолько масштабны, что и Ахово и Цигбел и даже, пожалуй, Кверенс вместе во всей Империей на их фоне выглядели не более чем нескольким песчинками под огромными колесами мчащегося на полном ходу каравана.
– Я так долго был изолирован от внешнего мира, что и сам очень многого не знаю, – продолжал Аврум. – Запустив реактор и наладив связь, я смогу выяснить, что сейчас происходит, и тогда мы совместно разработаем план наших дальнейших действий.
– А что, если… – парень нервно сглотнул, – если ты, получив все, что тебе необходимо, обо мне позабудешь? Или даже хуже того – вообще от меня избавишься? Как я могу быть уверен, что ты меня не предашь, а?
– Я – твой друг! – Вальхему даже показалось, что черная громада качнулась ему навстречу. – А настоящие друзья не предают!
– Ладно, ладно! – он отпрянул, испуганно замахав руками. – Я не имел в виду ничего такого и не хотел тебя обидеть!
– Хорошо, – голос Аврума звучал немного сухо и отстраненно, – твои извинения приняты. Но я буду крайне признателен, если ты раздобудешь еще немного олова и меди.
– Ну, у нас за кузницей скопилась целая куча хлама, который уже никогда не пригодится. Думаю, там вполне можно нарыть что-нибудь стоящее.
– Буду тебе крайне признателен! – последняя сухая ветка, немного поерзав, скрылась в чреве черной глыбы, и Аврум затих, вдумчиво переваривая полученную порцию.
Поскольку дальнейшее общение временно откладывалось, Вальхем подхватил рюкзак и отправился обратно. По дороге он подобрал еще немного металла из одной из своих заначек, чтобы порадовать Торпа и выкупить себе немного свободы для возни на заднем дворе кузницы. Туда отчим сваливал все те находки Вальхема, которым не мог найти применения, и соответствующая гора вымахала уже до весьма солидных размеров. Тут наверняка найдется что-нибудь полезное для Аврума!
На следующее утро, ковыряясь в кажущихся бездонными металлических залежах, Вальхем снова и снова ловил себя на том, что доселе безымянные железяки неведомым образом обрели свои имена. Во многих случаях он, просто взяв какой-нибудь обломок в руки, мог назвать состав сплава, из которого тот изготовлен, вплоть до точного соотношения входящих в него компонентов и легирующих добавок.
Чувство, что в твоей голове, не спрашивая разрешения, поселилось некое Знание, вызывало легкую оторопь и даже слегка пугало. Его охват и глубина пока оставались загадкой, поскольку отдельные озарения происходили сами собой в самые неожиданные моменты, и нельзя было сказать заранее, что именно даст толчок к очередному откровению. Тем не менее, копание в собственных воспоминаниях доставляло Вальхему определенное удовольствие, примерно такое же, как и поиск ценных обломков в завале на заднем дворе. Никогда не знаешь, что обнаружится под очередной отброшенной в сторону загогулиной…
– Валька! – послышался вдруг сзади чей-то шепот. – Валька!
Обернувшись, Вальхем увидел Климера, просунувшего свой нос между досками забора и пытавшегося то ли очень тихо кричать, то ли, наоборот, шептать во всю глотку.
– Чего тебе? – Вальхем еще не до конца отошел после их вчерашнего разговора и был не в настроении с ним общаться.
– Беги, Валька!
– Куда бежать, зачем?!
– Говорил же я тебе, чтобы ты за языком следил! – в голосе Климера промелькнуло плохо скрываемое злорадство. – Вот и расхлебывай теперь. Беги, пока еще не поздно, своим предкам ты все равно уже ничем не поможешь.
Покрутив головой по сторонам, его приятель пригнулся, от кого-то прячась, и бодро потрусил в огороды, а Вальхем так и остался сидеть на земле в полнейшем недоумении.
Да что хоть случилось-то? Почему вдруг надо куда-то бежать, спасаться? От кого?
Вальхем замер, прислушиваясь. Он только сейчас сообразил, что уже некоторое время не слышит звона кузнечного молота. Вместо него с улицы послышалось конское ржание и чьи-то незнакомые голоса. Движимый нехорошим предчувствием, мальчишка осторожно прокрался вдоль стены и выглянул из-за угла.
Первым, что бросилось ему в глаза, стал стоящий за воротами темно-синий полицейский фургон. Вальхем неоднократно встречал его в Цигбеле, где наряд всегда дежурил на вокзале при прибытии каравана. Но вот в Ахово полиция нагрянула на его памяти впервые. Похоже, начинали сбываться самые мрачные предсказания Торпа, и снятая им со стены икона Пастырей тут уже вряд ли могла хоть что-то изменить.
Рядом с фургоном, положив руки на висящие на поясах дубинки, стояли двое полицейских. Их грозный вид удерживал на некотором расстоянии уже начавших скапливаться вокруг зевак. Появление городских слуг закона в захолустной деревеньке представлялось столь неординарным событием, что неизбежно привлекало внимание местных жителей. Однако голоса доносились с другой стороны, от входа в кузницу, и Вальхем чуть привстал, чтобы разглядеть тех, кто там беседовал.
Он сразу узнал широкую спину Торпа, выглядевшую непривычно поникшей. Рядом с ним стояла Хелема, а напротив них он увидел двоих мужчин. Один из них был парню незнаком, но вот другого, в форменном армейском кителе, он опознал сразу же, и его сердце оборвалось.
То был Имперский Инспектор, генерал Голстейн, которого Вальхем давеча видел на вокзале, когда тот отловил Сваргана. Еще тогда мальчишку потрясло, как он в одно мгновение превратил обычно гордого и самоуверенного торговца в хнычущую тряпку. Неудивительно, что и Торп сразу скис под его тяжелым взглядом. На парня генерал в тот раз взглянул лишь мельком, но Вальхему и того короткого мига с лихвой хватило, чтобы ощутить себя крохотной и жалкой букашкой, над которой безжалостная рука уже занесла карающую мухобойку.
Отсюда Вальхем не мог разобрать, о чем именно они говорили, но через некоторое время Инспектор поднял руку, указывая на дверь кузницы и, судя по всему, предлагая продолжить беседу уже там, вдали от излишне любопытных глаз и ушей. Торп с Хелемой послушно проследовали внутрь, и Голстейн вошел следом.
Оставшийся на улице бородатый мужчина однако не спешил нырнуть за ними в дверь. Он внимательно и настороженно осмотрелся по сторонам, явно кого-то высматривая, и Вальхем поспешно отпрянул назад, чтобы его ненароком не заметили. Мальчишка осторожно прокрался обратно на задний двор и забился под куст в углу между сараем и забором, рядом с кучкой железяк, отобранных им из большой горы.
Сердце мальчишки бешено колотилось.
Чуть погодя из-за кузницы появился и рослый бородач. Он остановился посреди двора и окинул пристальным взглядом кучи скопившегося здесь за годы хлама – обрезки металла, старые инструменты, доски, мешки с углем… Вальхем даже дышать перестал, опасаясь, что незнакомец может услышать его громкое сердцебиение. Но тот, осмотревшись, только хмыкнул и зашагал в направлении дома.
Только когда он скрылся из вида, парень позволил себе осторожно перевести дух.
Что делать?! Что делать?! Судя по всему, дела обстоят плохо, и хоть как-то повлиять на ход событий, камнепадом летящих с горы, он очевидно не в состоянии. Но что же тогда делать?! Позвать кого-нибудь на помощь? Но никто не рискнет связываться с полицией, и уж тем более с самим Инспектором! Бежать? Но куда?! Спрятаться? Но где?! У кого?! Лишние проблемы никому не нужны, Вальхема может и не выдадут, но вот укрыть его у себя никто не рискнет. Что же делать?!
Он нисколько не сомневался, что Голстейн прибыл к ним именно из-за Амулета, и безудержный треп Вальхема сыграл тут далеко не последнюю роль. Точно так же можно было с абсолютной уверенностью утверждать, что отдать Амулет мать ни за что не согласится. Разумеется, ее упрямство ровным счетом ничего не изменит, и полицейские, перерыв весь дом, рано или поздно его обязательно найдут. Вот только цену за свою своенравность ей и отчиму потом придется заплатить изрядную. Упекут за решетку как пить дать! А если они еще и сопротивляться вздумают, то его родители могут угодить в кутузку очень и очень надолго. А в самом худшем случае Вальхем может ведь и сиротой остаться. Нрав-то у Голстейна крутой, под его горячую руку лучше не попадать!
Что же делать?! Куда идти?! Где затаиться, пока все не разрешилось?! А то, если поймают, то еще и его самого в оборот возьмут!
На Вальхема тяжеленной гирей вдруг обрушилось осознание простого факта, что он остался совершенно один. Наступили новые времена, и жизнь в одночасье совершила резкий поворот. Все те, кого он еще вчера называл своими знакомыми, теперь будут шарахаться от него как от прокаженного, и на помощь или поддержку с их стороны рассчитывать не приходится. Сильный страх способен радикально менять взгляды людей и открывать даже самые потайные и темные двери их душ. Что ни говори, а Голстейн умел быть… доходчивым.
Так что делать-то?! Уйти в лес и переждать там некоторое время? Можно какой-нибудь шалаш или землянку себе соорудить для защиты от непогоды. Правда без огня тяжко придется, особенно по ночам, и что он будет там есть?
Вальхем покосился на сложенные рядом железки, с некоторым сожалением подумав о том, что не может ими питаться, в отличие от Аврума. Немного подумав, он скинул куртку и завернул в нее подготовленный для своего странного знакомого гостинец.
«Мать наверняка ругаться будет, что я ее опять испачкал», – мелькнула у него в голове мысль, тут же разлетевшаяся на тысячу мельчайших осколков от столкновения с реальностью. Какая куртка?! О чем он вообще?! Будет самым настоящим чудом, если он вообще когда-нибудь снова увидится с ней и с отчимом!
У Вальхема защипало в глазах, и он торопливо завязал свой куль, после чего взвалил его на спину и раздвинул пару досок в заборе. Он и сам не знал, почему решил отправиться к Авруму. Вряд ли мальчишка ожидал хоть какой-то помощи от огромной каменной глыбы, но в данный момент это странное создание оставалось единственным, кого Вальхем мог назвать своим другом.