Жатва

Глава 19

В лагерь мы вернулись только во второй половине дня, и в расширенном составе. Большая часть выживших, скрывавшихся на шестом этаже «Империала», предпочли там и остаться. Но несколько человек вызвались пойти с нами, в том числе Иван – тот самый охранник, что подстрелил меня во время разведки здания. В общей сложности нас набралось человек пятнадцать.

На фуд-корте мы набрали столько провизии, сколько смогли унести. В дороге отряд напоминал караван навьюченных животных – у всех за спиной объемистые сумки, рюкзаки, у некоторых двадцатилитровые бутыли с водой, к которым примотали импровизированные лямки из полос ткани или обрезков веревок. Меньше всех были нагружены бойцы, шедшие впереди и сзади и прикрывающие наш отход. Им передали остатки боеприпасов. С патронами было грустно – по сути, на весь отряд у нас осталось пара пистолетных магазинов и один неполный автоматный. Остальные бойцы вооружились трофейными арранскими клинками, а то и просто дубинками и арматурой.

Увы, оружие по пути пригождалось, и не раз. Вопреки нашим ожиданиям, моя атака на цисту не замедлила рост грибницы. Кажется, даже наоборот – её побеги стали активнее, и даже солнечный свет им не особо мешал. Вторую половину пути нам приходилось буквально продираться сквозь щупальца, которыми заросли подходы к жилому комплексу, и то и дело отбиваться от наскакивающих из засад гулей. К счастью, это были в основном небольшие группки по три-четыре особи. Некоторые из них и вовсе пускались в бегство, опасаясь связываться с большим отрядом.

Харул, наблюдая за всем этим, мрачнел всё больше, но от моих расспросов уклонялся.

«Арранскую принцессу», как окрестил её Макс, мы тащили на самодельных носилках. Макс – впереди, я – сзади. На привалах я то и дело проверял её пульс и дыхание, и каждый раз с удивлением убеждался, что она жива. Хотя при взгляде на неё верилось в это с трудом. Лежала она абсолютно неподвижно, разодранные доспехи сплошь в крови, лицо бледное, будто восковая маска, под глазами залегли темные круги.

Однако за те несколько часов, что прошли с момента её схватки с демоном, стало понятно, что она быстро идёт на поправку. Амальгама и правда творит чудеса. Пульс и дыхание стабилизировались, кровотечение остановилось. И, судя по подсказкам Амы, у Регины не обнаружилось каких-то критических повреждений вроде перелома позвоночника или тяжелой черепно-мозговой травмы. В основном ушибы и рваные раны. Ну, и крови она потеряла много.

Доспехи мы с неё не сняли – слишком много возни, на которую у нас пока не было времени. Демонтировали только оружие – клинок с правой руки и заднюю часть кирасы с трансформирующимися крыльями. Это тоже оказался артефакт древних под названием Крылья рассвета, с несколькими инкрустированными в него кристаллами Аракетов. Часть из них уже были мне знакомы. Накопители, как источники радиума, два кристалла Радиумной вспышки, позволяющие стрелять сгустками плазмы. Плюс Восходящий поток. Этот кристалл позволял уменьшать вес тела носителя и управлять траекторией полета. Насколько я понял из описания, использовался он скорее в режиме парашюта или дельтаплана, потому что полноценный полёт быстро выжигал запасы энергии из Накопителей.

К слову, скорее всего, именно этот кристалл и спас ей жизнь. Упали они с демоном метров с сорока, причем в момент приземления Регина оказалась внизу. Если бы с помощью Восходящего потока она не успела смягчить падение, то разбилась бы всмятку.

Я спрятал артефакт в Суму, подаренную Козлоногим. Крылья в сложенном состоянии представляли собой увесистый цилиндр сантиметров шестьдесят длиной и тридцать в диаметре. Он заполнил почти весь объем пространственного кармана, места осталось совсем немного, только под что-то совсем мелкое.

В лагере нас встретили с воодушевлением – радостно хлопали по плечам, кто-то даже лез обниматься. Похоже, многие всерьёз опасались, что мы уже не вернемся – всё-таки вылазка здорово затянулась. Ну, и запасы провизии тоже оказались весьма кстати. Воды-то ребята утром натаскали из магазинчика неподалеку, кое-какой запас ещё остался. А вот с едой был напряг, некоторые голодали с самого начала Жатвы.

В этой радостной суете, пока разбирали добычу и организовывали общую полевую кухню, мало кто обращал внимание на чужаков. Хотя я то и дело замечал отдельные взгляды – недоуменные, подозрительные, некоторые и откровенно враждебные. Чтобы не мозолить глаза, я увел Харула и Хестию на пару этажей выше основного лагеря. Туда же мы перетащили и Регину.

Жнецы дома Мэй отошли в сторону, о чем-то переговариваясь и наблюдая за лагерем гракхов в соседнем дворе. Судя по отчетам бойцов, оставшихся в лагере, ситуация возле пилона не менялась всё это время. Подкрепления к грахкам не приходило. Еще дважды нападали ортосы, пытаясь отбить пилон, но оба раза отступали. А в последнее время и вовсе всё затихло.

– Да не суётся сюда уже никто. Гиблое место, – попыхивая сигареткой на желтом изжеванном мундштуке, объяснял дед Слава – тот самый, в ватнике и со стареньким охотничьим ружьишком. Его в лагере обычно называли просто Батя. – Этой вон черной погани боятся. Ты погляди, как она разрослась-то уже! Хуже пырья ползучего. Уже и вокруг нас всё затянула, на первые этажи лезет.

Что верно, то верно. Побеги грибницы уже добрались до стройплощадки, заполнили котлован – там, в полутьме и прохладе, им было приволье. Да и само здание тоже начали опутывать, в первую очередь продвигаясь в подвальные этажи – на подземную парковку. Побеги пока молодые, без пустул, но такими темпами уже к завтрашнему утру у нас под боком созреет свежая партия гулей.

Впрочем, это даже не самая большая проблема. Дожить ещё надо до этого утра…

Носилки наверх затаскивали мы с Максом, и он остался, вызвавшись помогать и дальше. Мы соорудили из поддонов что-то вроде стола, накрыли его кусками картона и, уложив на него Жницу, начали аккуратно освобождать её от доспехов. Точнее, от того, что от них осталось. Нагрудник и наплечники ей демон разодрал в лоскуты, шлему тоже здорово досталось. Повреждения были довольно странные – нагрудник стал хрупким и легко ломался, проминался, впиваясь в плоть осколками. Амальгамные линзы подсказывали, что металл сильно подпорчен игнисом. Похоже, сам паукодемон изрыгнул его на Регину, прожигая доспех.

А вот поножи и сапоги остались почти целыми. Их можно было передать кому-нибудь. Трофейные доспехи гракхов и Дангилая уже раздербанили, сам Макс весь день щеголял в черных матовых поножах и наручах. От когтей и клыков гулей они защищали прекрасно.

С нижней частью доспехов справились довольно быстро, а вот с поврежденными элементами пришлось повозиться. Я даже несколько раз пускал в ход Свет зари, аккуратно разрезая им деформированные сочленения. Но, наконец, последняя искореженная золоченая железяка с лязгом грохнулась в общую кучу.

– Красивая… – пробормотал Макс, подкладывая под голову девушки валик из свернутой спецовки.

Он был прав. На вид девушке было лет двадцать пять, не больше. И в отличие от той же Хестии, выглядела она ухожено и эффектно. Гладкая, как шёлк, кожа, безупречные черты лица. Приподняв веко, я увидел радужку необычного цвета – ярко-голубую, даже, пожалуй, бирюзовую. По внешнему краю разглядел тонкую блестящую полоску. Это из-за амальгамных линз? Возможно, и у меня глаза так выглядят со стороны?

Фигуру арранки я тоже волей-неволей отметил – она прекрасно просматривалась сквозь обтягивающий комбинезон из упругого светлого материала. Здесь тоже всё было идеально. С одной стороны, чувствовалась хорошая физическая подготовка – плоский подтянутый живот, проглядывающий даже сквозь ткань рельеф мышц. Но в то же время тело оставалось женственным и, чего уж греха таить, весьма привлекательным. Макс так явно залип, глядя на высокую упругую грудь, вздымающуюся от неровного, сбивающегося дыхания.

Видеть на этом прекрасном теле жуткие раны, оставшиеся от когтей демона и от загнутых внутрь краев поврежденных доспехов, было прямо-таки физически больно. Особенно передергивало от вида осколка порченного игнисом железа, застрявшего под левой грудью и пузырящегося кровью при каждом вдохе.

Я невольно вспомнил про Шаля – того хирурга, что встретился мне вчера утром. Эх, его бы сюда! Дело как раз по его части. Инструментов у нас, конечно, нет, да и даже элементарной гигиены для проведения операции мы обеспечить не можем. Но он хотя бы знал, что делать. И не приходил бы в ступор от вида подобных ран.

Вся надежда на амальгаму. Она и раны обеззаразит, и заживление ускорит во много раз. Вон, всякие ссадины и царапины, виднеющиеся в прорехах комбинезона, уже едва заметны. Но вот эту хреновину точно надо вытащить. Инородный предмет всё-таки.

Я аккуратно, двумя пальцами, потянул за осколок. Макс, наблюдая за мной, тихонько зашипел сквозь зубы и скривился так, будто это из него сейчас вытаскивают железяку размером с сигаретную пачку.

Осколок засел куда глубже, чем я думал. Вытянув его, я присвистнул. Целый кинжал, ей-богу, сантиметров на десять уходил между ребрами. Рана тут же затянулась блестящей пленкой амальгамы, края её начали срастаться буквально на глазах.

– Чудеса, да и только… – прошептал Макс.

Я внимательно осмотрел девушку, нашел и вытащил ещё три осколка поменьше – в левом боку и справа, почти под мышкой. Макс тем временем, вооружившись бутылкой воды и относительно чистой тряпицей, промывал раны от крови и грязи. Правда, больше причитал, прикасаясь к пострадавшей так осторожно, будто она была раскаленной сковородкой. Хотя она от касаний даже не дёргалась – похоже, амальгама погрузила её в глубокий сон, ближе к коме.

Очнулась она внезапно, и как раз в тот момент, когда Макс, расстегнув комбинезон у неё на груди, вытирал кожу вокруг только что зарубцевавшегося шрама. Видимо, она восприняла эти действия как-то превратно, потому что возмущенно взвизгнула и огрела бедолагу по башке протезом правой руки. Дернулась, пытаясь вскочить, но оказалась слишком слаба, так что рухнула на пол, завалив наш импровизированный стол. Поползла к стене – спиной вперед, отталкиваясь от пола локтями и ногами. В бирюзовых глазах сквозил неподдельный ужас.

– Ир’эма, ир’эма, нос нон оффенди ту… – проговорил я на арранском.

«Тихо, тихо, мы не причиним тебе вреда».

Тяжело дыша, она вертела головой, оглядывая убогую обстановку комнаты. Поджала к себе колени, обхватила их руками. Постепенно успокоилась – взгляд стал вполне осмысленным.

Макс всё еще шипел и чертыхался, потирая голову. Протез у девчонки был выполнен из какого-то плотного твердого материала типа пластмассы. В общем, ударить этой штукой можно весьма болезненно. Зря мы не сняли его, ограничившись только клинком.

– Где я? – оглядываясь на подошедших сбоку Жнецов, спросила Регина. – Я ваша пленница?

Она старалась не показывать страха, но голос её заметно дрожал.

– Да, – ответил я. – Ты пленница.

– И если попробуешь сбежать – я выпотрошу тебя, как рыбину, – паскудно ухмыльнувшись, добавила Хестия, поигрывая ножом.

Девушка еще больше сжалась, зябко поежилась.

– Не думаю, что сейчас она способна на подобные трюки, – разглядывая её, проговорил Харул. – После таких ранений… Впрочем, в себя она пришла удивительно быстро. Сколько же в тебе кластеров амальгамы? Десяток? А то и больше? Данакт наверняка ничего не жалеет для своей дочурки.

Макс, на корточках подобравшись поближе к пленнице, протянул ей початую бутылку воды.

– Пить хочешь?

Она посмотрела с опаской, но всё же взяла. Макс помог ей открыть крышку. Осторожно сделав первый глоток и убедившись, что это просто вода, девушка жадно, сбиваясь и роняя капли на подбородок, осушила всю бутылку.

Макс помог ей подняться и усадил на поставленные друг на друга поддоны, предварительно подстелив спецовку. Девушка забралась на импровизированное кресло с ногами, снова подтянув колени к себе. Её явно морозило, и Макс, стянув с себя камуфляжную куртку, набросил ей на плечи. Она кивнула ему, и на этот раз в её взгляде даже промелькнула благодарность. Гончар аж зарделся, как мальчишка.

Я вспомнил, как организм жадно требовал пищи после заживления ран. У Регины сейчас, наверное, то же самое, так что ей надо подкрепиться. Амальгама может приглушить чувство голода, однако это лишь устранение симптомов, а не самой проблемы.

Порылся в отсеках своего пояса-разгрузки, вытащил пару съедобных брикетов, оставшихся от гракхов. Понюхал, проверяя их. Пахло вполне съедобно. По виду – что-то похожее на пеммикан или даже, пожалуй, на сырокопченую колбасу. Бросил их на поддон рядом с арранкой. Получилось, пожалуй, немного грубовато – словно кость собаке кинул. Но, в отличие от Макса, я старался не забывать, что перед нами – враг. Да, может, конкретно она и конкретно нам не сделала ничего плохого. Но она – арран. И те ужасы, что творятся сейчас в городе – на совести её народа.

Однако, стоит признать, сейчас я испытывал некий когнитивный диссонанс. Когда мы сняли с воительницы доспехи, стало очевидно, что арраны – такие же люди, как и мы. Впрочем, я это и раньше видел на примере других Жнецов. Да, были мелкие отличия вроде необычного цвета глаз Регины или слишком ярко выраженных клыков у гракхов. Но, по сути-то, мы ничем не отличались.

Странно, но мне, пожалуй, было бы куда легче, если бы чужаки оказались какими-нибудь гуманоидами со змеиной кожей.

– Я… не ем такое, – проверив содержимое свертков, покачала головой Регина.

– Думаю, ты не в том положении, чтобы привередничать. Ты потеряла много крови, нужно восстановиться.

– Да нет, ты не понял, – усмехнулась Хестия. – Высокородные говнюки из Альтасара вообще мяса не едят. Считают это чем-то грязным. Дай-ка лучше мне…

Она забрала один из брикетов и, развернув промасленную бумагу, с удовольствием впилась в него зубами.

– Что вы намерены делать со мной? – проговорила Регина, стараясь смотреть прямо перед собой. Гордо приподняла подбородок, поджала дрогнувшие губы.

Хестия уселась рядом с ней, грызя пищевой брикет и разглядывая её с откровенной издевкой. Пленница искоса взглянула на неё, но не двинулась с места.

Я молчал. Просто пока не знал, что ответить. Несмотря на то, что с момента, как я принял решение не убивать Регину, прошло уже немало времени, я так и не решил, как её можно использовать. Харул предлагал запросить за неё выкуп после завершения турнира. Жнецы частенько так делали, захватывая противников живьем. По словам охотника, поединки насмерть среди Жнецов не так уж часты. Благодаря амальгаме рыцари, по сути, потенциально бессмертны. По крайней мере, умереть от обычных болезней или старости им не грозит, если время от времени получать новые кластеры или чинить фрагментированные. Поэтому жизнь свою они ценят куда выше, чем простые смертные, и стараются не рисковать понапрасну.

Но мне эта идея нравилась всё меньше. Одно дело, когда заложников захватывает один из Великих Домов. С этим волей-неволей приходится считаться. А мы кто? Кучка повстанцев-аборигенов и примкнувшие к ним два наемника Дома Мэй. Сдаётся мне, мы ухватили кусок, который не в силах будем прожевать. После турнира нас просто сметут и отобьют заложницу.

По той же причине я отмел идею обменять Регину на пилон у гракхов. Сейчас-то мы их особо не интересуем, потому что они думают, что здесь просто кучка прячущихся аборигенов, которых они могут захватить и попозже. Но стоит нам засветить такой трофей – они тут же нападут на лагерь. А открытую схватку мы не вывезем.

Что же делать? Всё-таки убить её? Ради чего? Ну, получу я еще десяток-полтора кластеров амальгамы. Сейчас они мне особой погоды не сделают. Солить мне их, что ли… Да и одно дело убить врага в бою, и совсем другое – казнить пленника. Тем более девушку.

К тому же, надо привыкать к мысли, что обратного пути из этого мира нет. Всем, кто выживет после Жатвы, придётся устраиваться здесь, на Аксисе, отвоёвывать своё место под этим чужим солнцем. И в этом смысле начинать с убийства местной принцессы – так себе затея. Я и так против себя оба Великих Дома ополчил, убивая их Жнецов. Но это уж можно списать на правила турнира. Назвались груздями – не удивляйтесь, если вас срежут под корешок.

Правда, и Регина тоже Жнец. И её никто не просил второй раз лезть в это пекло. Потеряв руку, она эвакуировалась на пилоне, и могла бы отсидеться до конца Жатвы. Но нет же… Упрямая.

Хестия тем временем продолжала действовать ей на нервы. Подсела ближе, демонстративно поигрывая ножом в опасной близости от её лица. Макс нахмурился, наблюдая за этим, и вопросительно взглянул на меня. Сам связываться с психованной Жницей он явно опасался. В «Империале» у неё уже была стычка с Лосем – тот как-то не так на неё посмотрел, попытался даже отвесить какой-то комплимент, посмеялся. Но Хестия на заигрывания ответила с неожиданной, остервенелой агрессией. И сдаётся мне, дело было вовсе не в языковом барьере. К счастью, мы с Харулом вовремя вмешались, так что Лось отделался лишь небольшим порезом на шее.

– Боишься? – хищно улыбнувшись, шепнула Хестия, почти касаясь губами щеки пленницы. – О, да, ты боишься. Я чувствую запах страха. А я хорошо его знаю.

Регина молчала, обхватив колени и глядя прямо перед собой.

– А представляешь, если бы ты попалась в плен к гракхам? – вкрадчиво продолжила разбойница. – Такая сладкая… Такая вкусная… Как думаешь, они бы смогли сдерживаться до конца турнира? Или всё же хорошенько попользовались тобой? А тебе, может, и понравилось бы, а? Так понравилось бы, что ты не захотела бы возвращаться к папочке, а осталась бы в гареме какого-нибудь молодого вождя…

Лицо пленницы исказилось от ужаса и отвращения. Она всё же не выдержала и ответила.

– Я бы скорее покончила с собой!

– А что ж так? – насмешливо, с притворным удивлением отозвалась Хестия. – Говорят, гракхи пылкие и могучие любовники. Ваши высокородные лорды из Альтасара такие бледные и холодные, что, кажется, у них кровь еле течет в жилах. Они уже давно не в состоянии делать детей. Говорят даже, что они часто предпочитают делить постель друг с другом, а не искать себе жен.

Регина поджала губы, на скулах ее вздулись желваки. Но продолжала молчать.

– То ли дело воины гракхов, – продолжила Хестия. – Могучие, свирепые. И только приветствуют приток свежей крови для укрепления своего рода. Даже не поймешь, чем они хвастаются больше – скольких врагов сразили, или скольких наложниц обрюхатили. Может, и ты нарожала бы маленьких чернявых гракхов, а?

– Хватит! – процедила Регина сквозь зубы. – Твои речи мне противны. И я бы лучше умерла, чем разделила ложе с гракхом. Это… это чудовищно. Всё равно, что с животным или с гелотом.

Хестия тихо рассмеялась, приближая лезвие ножа к её щеке.

– Ну да, ну да… Ваша хвалёная ортосская чистота крови. Вот только если вам пустить её – оказывается, что она красная, как и у всех.

Разбойница вдруг чиркнула кончиком ножа по скуле пленницы. Та дернулась, вскинула руку к лицу. Макс возмущенно вскрикнул и чуть не бросился на Хестию, но я удержал его за плечо.

– Да чего она докопалась до неё, как дурак до мыла? – прорычал он. – Пусть отвалит! Долбанутая какая-то…

– Я разберусь, – успокоил я его и послал мысленные запросы Аме, составляя фразы на арранском.

– Оставь её в покое.

Хестия, повернувшись ко мне, окинула меня насмешливым взглядом, в котором сквозило презрение и угроза.

– А с чего ты решил, что можешь приказывать мне?

– Это моя пленница. Не твоя. И она мне нужна целой и невредимой. Если что-то не нравится – можешь валить отсюда.

Глаза её сузились, на губах застыла кривая усмешка. Впрочем, из-за шрама, оттягивающего уголок верхней губы, у неё почти всегда было такое выражение лица.

Я смотрел ей в глаза, и стоило немалого труда не отвести взгляда. Несколько секунд пролетели в напряженной тишине. Хестия, скосив глаза, взглянула на Харула. Тот неодобрительно покачал головой.

– Да я же просто развлекаюсь, – наконец, улыбнулась она. – Коротаю время. Я ведь так понимаю, мы всё равно будем торчать здесь до самой темноты?

– Да. Лучше подумай, как нам отбить пилон у гракхов. Ближе к ночи снова соберет совет, и нам пригодятся любые идеи.

По возвращению в лагерь мы уже устроили небольшой военный совет с Караевым и Жнецами. И пришли к выводу, что пытаться штурмовать пилон лучше ночью, под покровом темноты. Часть бойцов измотана долгой вылазкой, им надо отдохнуть, поесть, перевязать раны. Нужно разработать и сам план штурма, и тут нам не обойтись без какой-то тактической хитрости. Просто так толпой налетать на кордоны гракхов – точно не вариант.

Была и ещё одна причина, подсказанная уже Харулом. Он напомнил, что через несколько часов турнир Жатвы перейдет в третью, заключительную стадию. И в начале неё в долину будет сброшено подкрепление – все участвующие Дома смогут восстановить число Жнецов до максимального. И если мы захватим пилон до этого момента, то велика вероятность, что гракхи захотят отбить его и забросят новый десант прямо нам на головы.

Так что варианта два – либо подождать начала последней фазы, либо захватить пилон до этого, но не удерживать его, а просто улететь. Последний нам точно не подходил. Хотя бы потому, что все мы в пирамиду попросту не влезем. В лагере больше сотни гражданских, гракхи удерживают еще больше. И улетев, мы просто бросим всех этих людей на съедение грибнице.

А вот если захватить пилон уже под конец турнира, то кольцо грибницы вокруг нас даже сыграет нам на руку. Уже сейчас ортосы опасаются соваться в этот район. А вскоре пробиться к пилону по земле можно будет, только продираясь сквозь Скверну. Дальше всё сводится к тому, сможем ли мы продержаться в окружении грибницы до завершения турнира.

Хестия с явной неохотой отсела от Регины, но устроилась неподалеку и принялась чистить ногти одним из своих многочисленных ножей. На пленницу она то и дело кидала хищные взгляды.

– Сколько же в тебе злобы… – тихо, почти шёпотом, проговорила Регина, потрясённо покачав головой. – Я ведь слышала о тебе. Ты – Хестия Потрошительница. Дом Мэй дважды откупал тебя от виселицы.

– Было дело.

– Видно, больше желающих выступать на стороне Обрубка не нашлось? Сплошь убийцы, воры, разбойники. То, что вас назвали Жнецами, наравне с рыцарями Великих Домов – это просто кощунство.

– Ух, как птичка-то запела! – с притворным удивлением встрепенулась Хестия. – Голосок прорезался, наконец? Знаешь, что? Да плевать я хотела на все эти ваши рыцарские регалии. И твои хвалёные Жнецы – такие же убийцы и разбойники, как и я. Даже хуже. Потому что они ещё и лживы насквозь. Я-то хотя бы не прикидываюсь героем.

– Неправда! Жнецы – это щит и меч Аксиса. Защитники мирных граждан, победители чудовищ…

– Ой, да заткнись ты! Ты что, впервые в жизни вылезла из своей белой башни? Какие защитники? Вон, видишь того доходягу с мордой, больше похожей на козлиную жопу?

Она кивнула на Харула, который стоял поодаль у окна. Он, кажется, потерял интерес к нашему разговору и что-то высматривал снаружи.

– Бьюсь об заклад, что он за последние годы перебил куда больше гулей, чем все Жнецы, вместе взятые. И людей спас больше. А Жнецы занимаются только тем, что пьют соки из хему на выделенных им наделах, да трясут мудями на балах да всяких потешных турнирах. Они и пальцем не пошевелят ради простого люда. Зато когда начинается Жатва – они тут как тут. Потому что в Пасти можно вдоволь пограбить и поубивать.

– Это неправда!

– Ну конечно, – издевательски согласилась Хестия. – Об этом ведь не пишут в этих ваших кодексах и хрониках.

– Жнецы во время Жатвы очищают долину от Скверны, порождений игниса и прочих чудовищ, прорывающихся во время ритуала, – произнесла Регина – чётко, твёрдо, будто заученный текст. – И если в Пасть попал кусок мира, населённый разумными существами – то стараются спасти их и вывезти из опасного района. Это основы Кодекса Жнецов. Жнец должен уничтожать зло везде, где встречает, и защищать слабых…

До этого я слушал их разговор, не вмешиваясь. Вроде бы обычная болтовня, но я подмечая немало важных деталей, которые могли бы мне пригодиться в дальнейшем. Но тут я не выдержал.

– Вчера Жнецы гракхов убили несколько мирных граждан, которые были у них в плену. Вон там, во дворе. Перерезали им глотки, как овцам. Я видел своими глазами.

– Я… не в ответе за гракхов, – осеклась Регина, и голос её стал куда менее уверенным. – Они еретики и дикари, не признающие церковь Араноса-хранителя, и давние враги моего Дома… Впрочем, мне всё равно не верится в твой рассказ. Гракхи знают, что такое честь. Пусть наши представления о ней и не всегда совпадают…

– О, да, честь у вас в почёте, – кивнула Хестия. – Но штука в том, что все эти ваши хвалёные кодексы не распространяются на гелотов. Вы и за людей-то их не считаете. Они для Жнецов не больше, чем скот. Такая же добыча, как и всё остальное, что вывозится из долины. Да и вообще, в первые дни после Жатвы в долине можно творить, что угодно. Всё же потом можно списать на хаос. Как там говорится… Всё, что было в Пасти – остаётся в Пасти.

– Тем не менее, истинный Жрец не замарает себя столь бесчестным поступком, как убийство беззащитных… – повторила Регина, упрямо наклонив голову.

– Ой, иди в жопу! – фыркнула разбойница. – Ты уже начала меня утомлять. Долдонишь то, что тебе вбили в башку твои наставники. Или, может, вам промывают мозги, как этим вашим зилотам?

Пленница замолчала, и видно было, что она жалеет о том, что вообще ввязалась в этот разговор. Еще сильнее подтянула к себе колени, обхватила их руками и, чуть покачиваясь, прикрыла глаза.

– Слушай, я вниз сбегаю? – шепнул мне Макс. – Поищу чего-нибудь постелить. Тяжело ей так…

Он все это время сидел неподалеку. И, хотя не понимал, о чем мы говорили, ни разу даже не переспросил у меня. Кажется, его не очень-то интересовало, что мы обсуждаем. Но каждое слово Регины он ловил, любуясь ею, будто заворожённый.

– Влюбился, что ли? – усмехнулся я. – Ты это… Будь осторожен.

Макс сконфуженно фыркнул, пробормотав что-то неразборчивое. Я похлопал его по плечу.

– Не, я серьезно, Макс. Не обольщайся. Она не такая уж беззащитная девочка. И не смотри, что раненая. Думаю, уже к вечеру у неё все раны затянутся.

– Ну, всё равно, не дело это. Что уж теперь, на цепь её посадить?

– А это, кстати, мысль. Будь другом, поищи в лагере что-нибудь, чем её можно будет связать. Может, наручники остались у кого из ваших…

– Да ты серьезно, что ли? – возмутился он.

– Куда уж серьёзнее. Ну, и постелить что-нибудь поищи, да. Не только ей, всем нам. Мы вчетвером здесь, пожалуй, останемся.

– Можно мне с вами?

– Как хочешь.

– Всё, лады! – Макс тут же побежал к лестнице, но на полпути вернулся. – А, я ещё воды и жратвы захвачу. Там же Ринат кашеварить взялся. А он дело знает…

– Да, захвати. Только учти – принцесса твоя мяса не ест.

– Понял!

Я снова обернулся на пленницу. Она сидела в прежней позе, смотря в одну точку. Хестия, закончив чистить ногти, тоже притихла. Достала откуда-то из-под воротника шнурок с простеньким плоским медальоном. Открыв его, бережно погладила что-то, скрывающееся внутри. Приглядевшись, я понял, что это завернутая петлей прядь длинных черных волос.

– А кто такие зилоты? – спросил я.

Молчание затягивалось, а я не любил тратить время попусту. Поскольку из лагеря мы выберемся еще не скоро, этой паузой можно воспользоваться, чтобы разведать больше о противнике. И вообще о мире, в котором предстоит жить.

– О, это ж настоящая гордость Ортосов, – усмехнулась Хестия и, аккуратно закрыв медальон, спрятала его под куртку. – Про них куча слухов ходит. Хотя, наверное, большинство – чушь собачья. Никто, кроме самих Ортосов, не знает, как делать зилотов.

– Делать?

– Угу. Зилот – это уже не совсем человек. Скорее живой механизм. Как-то хитро промывают им мозги – магией или ещё чем. И вот уже это уже не просто раб, а раб, повёрнутый на какой-нибудь страсти, в которой видит весь смысл своей жизни. Он ни о чем и думать не может, кроме неё, и посвящает ей все время, пока не спит, не ест или не испражняется.

– На страсти? Какой, например?

– Да по-разному. Зилот-телохранитель, например, защищает хозяина. Никогда не предаст, не испугается, не отвлечется на девку. Надо будет – себе глотку перережет, если хозяин прикажет. А кому-нибудь могут вбить в башку другую страсть. Например, к идеальной чистоте. И вот зилот-чистильщик надраивает ночные горшки господ до блеска, и полы чуть ли не языком вылизывает. Идеальный раб. Такой стоит десятка обычных. Подгонять не надо, проверять за ним работу не надо. Он сам счастлив стараться.

Что-то вроде зомбирования? Ещё и перманентного. Да уж, арраны не устают удивлять. Такие душки…

– Ну, что замолчала-то, красотка? – снова начала подначивать пленницу Хестия. – Пожалела, небось, что сунулась в эту клоаку? Сидела бы себе в Белых башнях в красивом платьице да цветочки нюхала.

– Жалею. Но не о том, что стала Жнецом, а о том, что… всё получилось так глупо. Я столько готовилась к этой первой своей Жатве, столько мечтала о том, чтобы отомстить…

Она замолчала, видимо, спохватившись, что начала изливать душу перед заклятыми врагами.

– Кому отомстить? – спросил я.

– Неважно. Всё равно всё кончено. Вы перечеркнули все мои надежды. Я подвела отца… дважды.

– Ой, ну расплачусь сейчас! – скривила жалостливую мину Хестия.

Регина метнула в неё презрительный взгляд, кажется, способный прожечь стену. Несмотря на то, что она сейчас была измождена и напугана, во взгляде этом, в повороте головы, в прочих жестах чувствовалось нечто такое… Особенное. Порода, что ли. Все-таки все эти разговоры о благородном происхождении – не пустой звук.

– Веселись, веселись. Тебе и твоим дружкам сегодня повезло больше, – ровным голосом произнесла она. – Но это не отменяет того факта, что ты никакой не Жнец. Ты всего лишь воровка, разбойница и кровожадная убийца. Может, потому и пытаешься очернить других Жнецов. Судишь всех по себе. Но скольких людей ты сама погубила? Ты – настоящее зло во плоти. Жаль, что Аксис рождает подобных чудовищ.

Хестия, как ни странно, выслушала весь этот пассаж до конца – спокойно, с легкой усмешкой.

– Родилась я вовсе не на Аксисе. Но ты права, сладкая. Чудовищем меня сделал именно ваш мир.

– Ты не с Аксиса? – переспросил я. – Откуда же?

– Отсюда, – дернула она плечом. – Из Пасти. Мне было лет шесть-семь, когда на наш мир обрушилась Жатва. Я уже очень плохо помню ту, старую жизнь, и каков был мой прежний мир. Какие-то обрывки воспоминаний иногда являются во снах, но я не уверена, что это не просто фантазии.

Хестия снова достала медальон и, не раскрывая его, сжала в ладони. О чем-то задумалась, и пара минут пролетела в тишине. А потом она вдруг начала рассказывать – негромко, глядя в одну точку перед собой.

– Жнец дома Ортосов нашёл нас с матерью в самом начале Жатвы, когда ещё бушевали отголоски бури. Увел нас в эту жуткую пирамиду со светящейся верхушкой, и мы погрузились в странный сон. Очнулись, когда уже всё кончилось. Мы были в Хвостовом бастионе крепости Дозора. В месте, называемом Отстойник. Туда отправляют бракованных гелотов.

– Бракованных?

– Жнец поторопился, отправляя нас в пилон. Плохо осмотрел. И я, и мама оказались заражены игнисом. Ничего особо серьезного – красные пятна на коже. Но это ведь Красная порча. Она может пройти, как сыпь, через пару дней, а может изуродовать человека до неузнаваемости. Так что Жнец не стал рисковать и просто продал нас за бесценок коменданту Хвостового гарнизона. Как порченый товар…

Она всё больше погружалась в воспоминания. Остекленевшие глаза смотрели невидящим взглядом перед собой, губы изогнулись в кривой усмешке. Пальцы её медленно поглаживали дешевый медный медальон.

– Гарнизон праздновал завершение турнира. Комендант выкатил солдатне пару бочек вина. Они пьянствовали весь вечер, а потом им захотелось поразвлечься. И они вспомнили про нас. Выволокли из клетки, утащили на конюшню и… Это, кажется, продолжалось целую вечность. Они насиловали мою мать у меня на глазах, и всё это время она умоляла их увести меня. Впрочем, они всё равно не понимали нашего языка. Да и до меня со временем дошёл черед.

Лицо её на этом моменте исказилось, напоминая злобную оскалившуюся маску.

– Мама сумела выхватить нож из-за голенища одного из них, и всадила его в глотку тому, кто залез на меня. Кровь хлынула мне на лицо, и я словно ослепла. А когда пришла в себя – она была уже мертва. Меня один из солдат тоже придушил и выбросил в навозную кучу, забросав сверху.

Она повернулась к Регине, и та отвела взгляд.

– А знаешь, что говорят в анклавах о солдатах Крепости Дозора, сладкая? Что это защитники мирных жителей. Герои, которые стоят на страже Аксиса, на пути чудовищ, прорывающихся из Пасти. Они первыми встречают опасности, которые несёт Жатва… Ничего не напоминает?

Регина не ответила, ещё больше съежившись и пряча лицо в сгибе локтя.

– Ну, а я выжила. Всем назло, – продолжила Хестия, встрепенувшись, нарочито веселым голосом. – Хотя порой и сама удивляюсь, как мне это удалось. Я сбежала из крепости с одним из караванов, вывозивших добычу. Скиталась по окрестностям Пасти, как зверёныш, пока не добралась до первых поселений. Жрала объедки из канав, воровала, побиралась. Могла сдохнуть еще десяток раз, но чудом выпутывалась. Порой мне кажется, что меня оберегает какая-то высшая сила. Мой хранитель. Я, например, много раз избегала ловушек – будто кто-то дергал за плечо, призывая поостеречься. И я начала доверять этому чутью. Оно меня ещё никогда не подводило…

Чуть помолчав, она снова усмехнулась, с издёвкой посмотрев на Регину.

– Скольких я погубила, говоришь? О, моя сладкая, многих, – горячо зашептала она, подсев ближе и наклоняясь к её уху.

– Хочешь знать мой рекорд? Двенадцать! Двенадцать за одну ночь. Когда я выросла, я вернулась в Хвостовую крепость. Конечно же, я не помнила всех своих обидчиков. Да и столько лет прошло, наверняка многие из них сдохли или покинули эти места. Но я долго вынюхивала и выспрашивала у местных. Мне удалось узнать дюжину имён тех, кто служил в гарнизоне во время той самой Жатвы…

Регина всё больше сжималась, слушая её полубезумный шёпот.

– Кого-то я прирезала прямо в постели. Кого-то – в нужнике, со спущенными портками. Кого-то – на стене. А потом отрезала у всех причиндалы и сбросила в общий котел. Ты говоришь, что я чудовище? Что я – само зло? О, да, это так. Но я никогда не чувствовала себя лучше, чем в ту ночь. Мне казалось, что всё это время мама стоит за моей спиной и направляет мою руку. И знаешь, что? Я уверена – в ту ночь она улыбалась.

По ходу её рассказа у меня холодело внутри, а под конец и вовсе ледяные коготки пробежали вдоль позвоночника. Особенно когда я вспомнил про прядь чёрных волос в медальоне. И про кое-что ещё…

Нырять в серый мир рядом с Хестией я по-прежнему опасался, но я попробовал заглянуть туда медленно – будто не ныряешь, а лишь погружаешь лицо в воду. Ощущения были непривычные – перед глазами всё поплыло, постепенно теряя цвет и превращаясь в серые силуэты. Но сам я при этом оставался в реальности.

Над Хестией вырисовалась знакомая фигура призрака. Женщина с длинными темными волосами, в изорванном одеянии, парила над ней, трепетно согнувшись, как над младенцем, и ласково гладила её по голове страшными, окровавленными по локоть руками. Сама разбойница не могла чувствовать этих прикосновений – призрак находился на изнанке. Но выглядело это по-настоящему жутко. У меня перехватило дыхание, и я смотрел на них, как завороженный.

Призрак выпрямилась, положив руку на левое плечо Хестии и нежно его сжимая. И вдруг, почуяв что-то, вскинула голову и обернулась на меня. Облако черных волос её взметнулось, будто потревоженные течением водоросли. Я вынырнул обратно, наткнувшись на взгляд её страшных глаз, похожих на бездонные чёрные колодцы.

– Ты чего это? – разбойница недоуменно обернулась ко мне. – Дернулся, как припадочный.

– Всё в порядке, – кашлянув, буркнул я. – И отвяжись ты уже от неё. Ей и так сегодня досталось.

Хестия презрительно скривилась, но все же и правда отвернулась от Регины. Села, поджав под себя одну ногу. Взгляд её снова затуманился, и она потерлась щекой о левое плечо, будто ластилась к кому-то.

Вернулся Макс с целым ворохом вещей и принялся наводить уют. Я прихватил у него воды и отошел чуть в сторону. Выпил залпом почти полбутылки, и только тогда получилось пробить ком в горле.

– Ян! – позвал меня Харул. – Взгляни-ка…

В голосе его мне почуялось беспокойство.

Я подошёл к нему и тоже выглянул наружу. Эта сторона здания выходила на улицу, а не в соседний двор, так что можно было даже особо не прятаться от гракхов.

– Что видишь? Говорят, те, у кого в жилах течет серебряная кровь, и видеть начинают как-то по-особому.

Амальгамные линзы подсветили мне тревожно-алым обширные участки внизу, занятые побегами грибницы. Разрасталась эта зараза с пугающей быстротой. А ведь ещё день. Если ночью она растёт гораздо быстрее, то наш план с захватом пилона выглядит довольно сомнительно. Даже если мы перебьём гракхов, а им на смену никто не явится – придётся ведь разбираться и с этой хренью. И, чувствую, мало не покажется…

Впрочем, других вариантов я всё равно пока не вижу.

Приглядевшись, я отметил и ещё одну настораживающую деталь. Черные щупальца шевелились – это было заметно даже издалека.

– Кажется, наш план не сработал, – проворчал я. – Ведь уничтожение цисты должно было затормозить рост грибницы, так? А она наоборот, будто взбесилась.

– Да, я уже и сам жалею, что уговорил тебя на эту вылазку, – вздохнул Харул. – Подозреваю, что тебе удалось лишь повредить цисту, но не уничтожить. А если так… Боюсь, как бы мы не сделали только хуже…

Будто подтверждая его слова, снаружи вдруг донесся оглушительный гулкий удар. На парковке, прилегающей к зданию напротив, завизжали сигнализации у несколько машин, в которых чудом уцелели заряды аккумуляторов.

– Что там? – встрепенулся Макс, тоже подбегая к окну. – Рвануло что-то?

– Пока непонятно. Но вроде не похо…

Я осекся, потому что грянул второй подземный толчок – куда сильнее первого, так что почувствовался даже подошвами.

Асфальт на проезжей части неподалеку от здания вдруг пошёл трещинами и вспучился огромным горбом, будто снизу его продавливало нечто огромное.