Гений Медицины

Глава 7

Мужчина по-хозяйски прошёлся по ординаторской, налил себе чай и сел рядом с нами.

— О, шоколадочка, — как ни в чём не бывало проговорил он. — Отлично, есть с чем чай попить.

— Вы кто? — повторил я свой вопрос.

— Терентьев Евгений Георгиевич, врач акушер-гинеколог, — чинно кивнул он. — Располагаюсь на этаж выше вас.

Так гордо он представился, конечно. Вид у него, как будто мы должны тут же упасть перед ним на колени.

— Очень приятно, — сухо ответил я. — Мы новые врачи-интерны.

— Да знаю я, — махнул он шоколадкой. — Зубов про вас рассказывал. Вот я и спрашиваю, что это молодые врачи ещё не пришли со мной знакомиться?

— Мы тут всего четыре дня, — робко ответила Лена. — Ещё не со всеми толком познакомились.

— Ну я-то не «все», — тут же ответил Терентьев. — От меня зависит всё будущее поколение. И вам, девушка, не помешало бы уже обзавестись знакомым гинекологом.

Тарасова залилась краской и поспешно схватила кружку с чаем.

— Давно тут работаете? — спросил я, чтобы как-то перевести тему. А то он сейчас Лену доведёт до приступа.

— Да уж больше лет, чем вы на свете живёте, — отозвался тот. — Я из старой гвардии. Всех знаю, всё знаю. Так что лучше дружите со мной.

Странный он. Очень экстравагантный врач. Пришёл, сидит спокойно себе, уходить не собирается.

— Рассказывайте, давайте, — добавил он. — Кто вы, откуда, как попали в нашу клинику.

— Вы же сказали, что всё знаете, — улыбнулся я. — Так значит, и про нас вы уже в курсе.

Терентьев запрокинул голову назад и громко расхохотался.

— Точно, знаю, — подтвердил он. — Несравненная Елена Тарасова, дочь нашего инфекциониста. Который, кстати, меня недолюбливает.

— Я сомневаюсь, что мой отец вас недолюбливает, — неловко возразила она. — Он добрый человек.

— Когда его жена была беременна вами, он решил поставить её на учёт в другую клинику, — ответил Терентьев. — А не ко мне. Что это, если не акт протеста?

Лена не нашлась с ответом и снова уткнулась в кружку. Хотя там к тому моменту и чая уже не осталось.

— Соколов, родители которого проплатили ему это место, — продолжил Терентьев. — Шуклин, отец которого состоит в совете Санкт-Петербурга и который просто в приказном порядке запихнул сюда сына. Болотов вообще кадр.

Болотов отличался обширным багажом знаний, и я думал, что он поступал сюда как и я, своими силами.

— В каком смысле «кадр»? — уточнил я.

— О, вижу, заинтересовал вас, единственный поступивший своими силами интерн, — самодовольно усмехнулся Терентьев. — Болотов подал в суд на нашу клинику. Якобы попасть в её интернатуру могут лишь жители Санкт-Петербурга. И из-за этого суда его сюда и взяли.

Ничего себе, не ожидал такого от тихого и заикающегося Болотова. В тихом омуте, как говорится…

— Женя, ты какого хрена мне тут интернов от работы отвлекаешь? — ворвался в ординаторскую Зубов. — Уже всех женщин в округе беременными сделал, и работы нет⁈

— Да я просто знакомлюсь, Мишутка, — невинно поднял руки Терентьев.

— При моих птенцах называй меня как полагается, — нахмурился Зубов. — А вы что тут расселись? — обратился он к нам. — Всех уже вылечили? Ну-ка быстро шуруйте к пациентам!

Нам дважды повторять не надо было, мы поспешно покинули ординаторскую.

Я забрал анализы Лаврентьева, которые полностью подтвердили его диагноз, и отправился писать историю болезни.

Соколов после разговора с Ольгой Петровной спешно решил разыскать Шуклина. Он уже знал, что тот нашёл себе идеальное место для сна в одной из подсобок. Там он его и нашёл.

— Паш, вставай, поговорить надо, — потряс он спящего интерна за плечо.

— Ну что ещё? — зевнул Шуклин. — Ты задолбал уже. Ночью помощи от тебя не было, да ещё и сейчас поспать не даёшь. И с планами твоими ничего не вышло, так что отвали уже.

— Да, Боткин оказался хитрее, чем я думал, — кивнул Соколов, располагаясь рядом. — Поэтому я предлагаю выбрать новую стратегию.

— А я предлагаю дать мне уже поспать, — Шуклин зевнул, но интерес всё-таки победил его лень. — Ладно, выкладывай.

— Итак, предлагаю Боткина пока не трогать и сфокусироваться на других интернах. Болотов также может получить место в клинике, и надо его тоже устранить.

— Да Болотова Зубов терпеть не может, он и без нас справится, — отмахнулся Шуклин. — Нечего только время терять.

Какой же тупой этот Шуклин. Но обстоятельства принуждали Соколова продолжать с ним работать. В одиночку будет трудно разобраться с остальными. А избавиться от Шуклина потом — дело техники.

— Болотова Зубов не любит как человека, — терпеливо объяснил он. — А как врач, он вполне способный. Знает много, а таких ценят. Поэтому давай сместим фокус на него.

— И что ты предлагаешь? — лениво поинтересовался Шуклин.

— Да с ним можно по классике, — махнул Роман рукой. — Макрогол ему подмешаем, ударную прям дозу. Можно в его любимый морс, он его каждый день с собой таскает и пьёт.

— Какой ещё макрогол? — спросил Шуклин.

Этот человек хоть какие-то знания по медицине имеет, интересно? Соколов глубоко вздохнул, чтобы не сорваться.

— Слабительное, Паша, — снова терпеливо пояснил он. — Слабительное. Болотов пойдёт с докладом к Зубову и резко убежит в сортир. А Зубову это явно не понравится.

— Ха, это забавно, — оживился Шуклин. — А от меня что требуется?

— От тебя требуется как раз подмешать слабительное, — ответил Соколов. — А я буду на стрёме. И конец нашему Болотову.

— Тогда вперёд, — подытожил Шуклин.

Заполнив историю, я отправился искать Зубова. В ординаторской его уже не оказалось, видимо, ушёл куда-то с Терентьевым. Зато меня сразу же подозвал к себе Клочок, прятавшийся в моей сумке.

— Ну что, против меня новые козни плетутся? — усмехнулся я.

— Уже не против тебя, а против Болотова, — ответил крыс. — Ему слабительное в морс подмешали.

— Что за детский сад, — вздохнул я. — А где морс?

— В холодильнике стоит, — отозвался Клочок. — Может, оставишь? Не тебя же трогают.

— Это подло, — покачал я головой. — Болотов ничего плохого мне не сделал. И сам он такого отношения не заслуживает.

Я взял морс из холодильника и решительно вылил содержимое бутылки в раковину. И разумеется, именно в этот момент надо было зайти самому Болотову.

— Т-ты чего делаешь? — возмутился он.

Ох ты ж… Так, про слабительное я сказать не могу — откуда мне вообще про него знать? Изначально я думал сказать, что выпил его морс и купить новый. Но тут он застал меня с поличным.

— У него срок годности истёк, — ответил я. — Увидел, решил вылить. А это твой?

— Б-больше здесь никто такого не пьёт! — воскликнул тот. — И н-не мог истечь срок, это домашний морс, я его с-сам себе делаю!

Даже так. Вот чёрт.

— Оу, тогда извини, — ответил я. — Давай я схожу в столовую и куплю тебе такой же?

— Т-такой же не купишь, он из домашних ягод, мне бабушка прислала, — помотал головой Болотов. — В-вредитель.

Он обиженно забрал у меня пустую бутылку и ушёл. Зато по крайней мере слабительное не выпьет, всё это было не зря.

Как раз пришёл Зубов, и я сдал своего пациента.

— Отлично, Боткин, всё правильно, — довольно кивнул тот. — Давай, будешь вести его уже до конца. Твой первый самостоятельный пациент.

Это вряд ли была награда за заслуги, скорее Зубов просто не хотел вести этого пациента сам. Характер у Лаврентьева тот ещё. Хотя подход к нему уже найден, лечение подобрано, так что остаётся просто пронаблюдать его состояние весь период госпитализации.

— Ревматолога я сам вызову к нему, — добавил наставник. — На сегодня можешь идти. А я пойду выбирать, кому достанется ночное дежурство.

Надо бы тоже подежурить в отделении, незаменимый опыт. Пожалуй, завтра попрошусь самостоятельно.

Я забрал сумку и ушёл домой.

Утром перед работой я всё-таки купил в ближайшем магазине бутылку морса в качестве компенсации Болотову и пошёл на работу.

В ординаторской на этот раз оказалась одна Тарасова.

— Доброе утро, — улыбнулась она. — А я сегодня дежурила, вчера такую глупую ошибку в диагнозе допустила, что Зубов наказал.

— Как прошло дежурство? — поинтересовался я.

— Скучно, — пожала она плечами. — Ночью здесь все спят, и ничего особо не происходит.

Самый движ здесь начинается днём. Кража направлений, слабительное в морсе или неожиданный гинеколог в ординаторской.

В этот момент в комнату зашёл Шуклин, недовольно оглядел всех и свалился на диван.

— Спать хочу, — простонал он. — Что за дурацкая идея — делать рабочий день с восьми утра.

— Ты бы хоть спасибо сказал, что я на личном автомобиле тебя подбросил, — заявил вошедший следом Соколов. — А то точно бы опоздал.

А они неплохо сдружились, я посмотрю. Хотя вряд ли тут дело в дружбе. Соколову просто что-то надо от Шуклина. Учитывая рассказанное мне Клочком — эта помощь касается устранения остальных кандидатов.

— Кстати, — Соколов словно прочитал мои мысли и резко развернулся ко мне. — Болотов вчера рассказал, как ты его морс вылил. С чего бы?

— Он показался мне просроченным, — пожал я плечами. — Не хотелось бы, чтобы кто-то из коллег отравился и побежал в туалет на самом ответственном моменте. Верно?

— Разумеется, — поджал губы Роман. — Это никому бы и в голову не пришло.

Я довольно сильно напугал его своим ответом. Теперь он будет думать, откуда я вообще мог это узнать. Начнёт подозревать Шуклина. Раздор между ними снизит количество попыток убрать меня с места интерна.

— Д-доброе утро, коллеги, — поздоровался вошедший в ординаторскую Болотов. — М-михаил Анатольевич ещё не появился?

— Сегодня я за него, — заявил зашедший вслед за ним Терентьев. — Для тех, кто так со мной и не познакомился, за что вечный им позор, Терентьев Евгений Георгиевич.

— Как вы будете заменять Зубова, если вы акушер-гинеколог? — поинтересовался я.

— Ну нет, заменять прям не буду, он у нас незаменимый, — усмехнулся тот. — Просто с утра у него дела, попросил за него вам пациентов раздать. И поорать, если надо. Так, кто тут Шуклин?

Шуклин приоткрыл глаза и недоумённо уставился на Терентьева.

— Опять опоздал, птенец ты неокрепший! — гаркнул на него Евгений Георгиевич. — Сколько ещё это будет продолжаться⁈

— Да я же не опаздывал, — растерянно отозвался тот.

— Ну может быть, текст мне выдавали заранее, — отмахнулся Терентьев. — Как и задания. Значит, Соколову надо подготовить Квасова из двенадцатой палаты к операции, Болотов и Шуклин сегодня в паре, им достаётся супружеская пара Синицовых, девятая и десятая палаты соответственно, Боткин — вчерашний пациент и его появившийся сосед Блохин, и Тарасова — ко мне на осмотр.

— Что? — испуганно подала голос Лена.

— Шучу я, — подмигнул ей Терентьев. — Хотя только отчасти, как будешь искать акушера-гинеколога — я к твоим услугам.

Елена выпучила глаза после такого заявления, но промолчала.

— Девятнадцатая палата, Зубаткина, — добавил Терентьев. — Всё, разошлись все живо, а то на корм птицам покрупнее отправлю!

Неплохо он вжился в роль, практически неотличим от Зубова.

Евгений Георгиевич первым покинул ординаторскую, за ним вышли все остальные. И из сумки сразу же появилась мордочка Клочка.

— Хозяин, ну ты слышал эту мерзость? — возмущённо пропищал он. — Ох, я еле сдержался, чтобы не выпрыгнуть и не укусить его за нос!

— Лучше не надо, — осадил я его. — Не раскрывай себя.

— За кем сегодня надо следить супер-ниндзя-крысу? — Клочок с трудом это выговорил и выглядел теперь так довольно, словно уже сделал какое-то важное задание.

— Давай за Шуклиным и Болотовым, — ответил я. — Ну и за Соколовым, если получится.

Крыс кивнул и убежал в угол ординаторской. Я уже догадался, что путешествовал он по вентиляции. Удобно, быстро, незаметно.

Я же отправился на пост, за историями болезней.

— Молодой человек, я вам ещё раз повторяю, не существует лабораторных тестов, которые подтвердят шизофрению или биполярное расстройство, — устало проговорил невысокий мужчина с седеющими висками. — Пусть ваш друг сам ко мне приходит, я его осмотрю.

— Да не может друг прийти, — отвечал Соколов. — Он… стесняется. Ну, может, можно кровь сдать или что-то в этом роде?

— Если бы это было возможно, то моя работа стала бы куда легче, — вздохнул мужчина.

— Нужна помощь? — поинтересовался я, подходя к ним. — Меня зовут Боткин Константин Алексеевич, врач-интерн.

— Ларионов Сергей Львович, лекарь-психиатр, — кивнул мужчина. — Кажется, мы уже пересекались, хотя и не успели познакомиться.

— Да, в отделении было уже два случая психиатрических заболеваний, — кивнул я. — А что происходит?

— Никак не могу объяснить вашему товарищу, что нельзя сдать кровь на шизофрению, — выдохнул он. — Упёрся и требует невозможного.

Значит, тот разговор с Клочком не прошёл бесследно. Крыс упоминал мне, что Соколов боялся сойти с ума. Значит, решил на всякий случай перестраховаться.

— Роман, таких тестов правда нет, — обратился я к Соколову. — Но если у вашего друга есть симптомы — то лучше перестраховаться и проконсультироваться с психиатром.

— А это будет тет-а-тет? — боязливо уточнил Роман.

— Конечно, — заверил его Сергей Львович. — Я лично слежу за неразглашением данных пациентов.

— Тогда я ему передам, и он подумает, — заявил Соколов и поспешно ушёл к палатам.

Передаст, конечно. Соколов просто дождётся, пока психиатр останется один, и придёт к нему на приём. Ничего, пускай проверится. Лишним не будет. А психиатрический диагноз по одному такому эпизоду ему не поставят.

Я забрал истории и отправился в третью палату. Как раз чтобы застать там другую ссору.

— А я ещё раз вам повторяю, переводитесь в другую палату немедленно, — сложив руки, заявил Лаврентьев. — Это моя палата!

— Позвольте, это палата на двух пациентов, — возразил его новый сосед и мой новый пациент Блохин. — Меня распределили сюда, нравится вам это или нет.

— А мне не нравится! — возмутился Лаврентьев. — Я хочу спокойно сконцентрироваться на своём здоровье, а не наблюдать вас на соседней кровати.

Опять надо утихомиривать моего вчерашнего пациента. Как я и думал, характер у него прескверный.

— Господин Лаврентьев, ваш сосед прав, он имеет право лежать в этой палате, — проговорил я. — Так что прекратите скандалить.

Он вздрогнул и повернулся ко мне.

— Константин Алексеевич, я вас не заметил, — нервно произнёс Лаврентьев. — Просто я думал, что ко мне никого не подселят…

— А к вам подселили, — закончил я за него. — Это политика клиники, так что вы ничего не можете сделать. Лучше вам не хамить соседу по палате.

— Понял, извиняюсь, — кивнул тот.

Хорошо я его вчера припугнул, раз он до сих пор так боится меня. Оно и к лучшему. Хоть соседу поспокойнее будет.

Сначала я опросил Лаврентьева и осмотрел его ногу. Ревматолог уже полечил своей магией, препараты он тоже получал все по назначению.

— А когда уже мясо можно будет есть? — жалобно уточнил он после осмотра. — Так по мясу скучаю.

— В ближайший месяц точно забудьте, — отрезал я, — если не хотите вообще сустава лишиться. Строгая диета — это основа вашего лечения.

Он понуро кивнул и с ненавистью посмотрел на свою ногу. Мол, она ему всю жизнь испортила.

Я переместился ко второму пациенту. Это был довольно полный мужчина, с очень коротко стриженными волосами, практически под ноль. Довольно необычно для аристократа. Сейчас в моде, наоборот, длинные волосы.

— Я на сегодня ваш лечащий врач, Боткин Константин Алексеевич, — представился я. — Вы Блохин?

— Да, Блохин Анатолий Спиридонович, — кивнул тот. — Здравствуйте.

— На что жалуетесь? — спросил я.

— Да особо ни на что, — пожал он плечами. — Ну, сухость во рту бывает, пить много хочу. Обратился к своему лекарю, тот посоветовал лечь в клинику. Мол, диабет может быть.

Сахарный диабет второго типа довольно сложно диагностировать на первых стадиях. Поэтому лекарь этого господина сделал правильно, что решил отправить его в госпиталь. Если заболевание не начать контролировать вовремя — может возникнуть масса осложнений со стороны всех систем органов. Диабет — опасное заболевание.

— У кого-нибудь из родственников был сахарный диабет? — спросил я.

— У матери, — кивнул Блохин. — Это может передаваться?

— Наследственная предрасположенность играет большую роль, — кивнул я. — А ещё неправильное питание, ожирение, гиподинамия…

— Всё то, что мы так любим, — добавил со своей кровати Лаврентьев. — Это, оказывается, мой брат по несчастью! Сейчас-то вам тоже диету какую-нибудь выпишут!

Я активировал диагностический аспект и увидел проекцию тела Блохина в своей голове.

Сахарный диабет сложно диагностируется магией, ведь его основа — утрата чувствительности клеток к инсулину. А инсулин — это главный проводник глюкозы внутрь клетки.

Так и выходит, что в крови сахара оказывается много, инсулина много. А в клетки глюкоза не попадает — и клетки начинают без неё страдать. Со временем это приводит к осложнениям.

Лёгкое свечение во всём организме я всё же подметил, не зря же тренировал диагностику. Но, разумеется, всё надо проверять лабораторно и инструментально.

Так, общий анализ крови и мочи, биохимия, гликированный гемоглобин, глюкозотолерантный тест. Из инструментальных — УЗИ органов брюшной полости и почек, посмотрю состояние поджелудочной железы и почек соответственно. Пока этого хватит, осложнений моя магия не показала.

— Если это правда окажется диабет — придётся сладкое ограничить? — печально уточнил Блохин.

— Разумеется! — гаркнул со своей койки Лаврентьев, который прямо злорадствовал. — Никаких больше плюшек и сладеньких ватрушек вам!

— Перестаньте, а то я и вам диету поменяю. На более жесткую, — одёрнул я его. — Нельзя смеяться над чужими болезнями. Блохин, а вы ждите, скоро медсестра заберёт на анализы.

Я заполнил направления и отнёс их Ольге Петровне. При виде меня женщина теперь явно чувствовала себя не в своей тарелке.

— Я принёс направления, — спокойно пояснил я. — Надо обследовать пациента.

— Всё сделаю, Константин Алексеевич! — она схватила их у меня из рук и тут же уронила под стол. — Всё будет в лучшем виде.

Доверие к ней теперь тоже было утрачено, поэтому я проследил, чтобы никакое из направлений «случайно» не потерялось. После чего отправился в ординаторскую.

Поговорить с Клочком не удалось, так как в ординаторской активно спорили Шуклин и Болотов. Точнее, один активно, а другой — пассивно.

— Я т-тебе ещё раз повторяю, гипертоническая болезнь — это не шутки! Это сложное заболевание, которое т-требует тщательного обследования, — поправив очки, проговорил Болотов.

— Оно ставится просто по измерению давления, — лениво отозвался Шуклин, снова прикрыв глаза. — Три раза повышенное — всё, считай, давление. Как в первый день, только там в итоге не оно оказалось, — он протяжно зевнул.

— Костя, ну хотя бы ты ему скажи, — в отчаянии обратился Болотов ко мне. — Это же серьёзно!

— Это точно гипертоническая болезнь, а не вторичная гипертензия? — уточнил я.

Вторичная гипертензия — это повышение артериального давления из-за других причин. Из-за болезней почек, например.

— Пока т-точно сказать не могу, — отозвался Болотов. — Мы ещё д-даже не определились с назначениями.

— Общего анализа крови и мочи хватит, — зевнул Шуклин.

— Да ты вообще знаешь другие анализы? — возмутился Евгений. — Кроме этих ты ничего так и не предложил!

Я в это время обдумывал ситуацию. У Шуклина вполне мог созреть новый план, как подставить Болотова. И поэтому он против всего обследования. А может быть, он действительно не самый умный интерн в отделении.

И то, и то возможно с одинаковой вероятностью.

В чём-то Шуклин прав. Изначально гипертоническая болезнь ставится обычно в поликлиниках при нескольких явках пациента с повышенным давлением.

Критерии там строгие, если один раз давление поднялось — это ещё ничего не означает. Должно быть три явки с давлением, плюс самостоятельное ведение дневника давления пациентом.

Но если гипертоническая болезнь всё-таки есть, то обследование надо проводить обширное.

Для определения поражения органов-мишеней и для оценки состояния сердечно-сосудистой системы. А это и ЭКГ, и УЗИ сердца, и УЗИ брюшной полости и почек. Моча по Зимницкому, проба Реберга. В общем, список внушительный.

— Насколько я помню, у вас супружеская пара, — проговорил я. — У них двоих давление?

— Да, — кивнул Болотов. — И оба а-аристократы. Их надо тщательно обследовать.

Не считаю, что врач должен как-то по-особенному лечить аристократов. Якобы лучше, чем простолюдинов.

— А жалобы на давление у них давно? — уточнил я.

— Г-говорят, уже несколько месяцев, — ответил Евгений. — А т-там не знаю, может, и раньше были, они не мерили.

— Тогда прав ты, — подытожил я. — Их надо тщательно обследовать.

Болотов торжествующе взглянул на Шуклина, но тот этого даже не заметил, так как лежал с закрытыми глазами.

— Костя! Женя! Паша! — в ординаторскую вбежала Тарасова. — Помогите!

— Что случилось? — первым быстро отреагировал я.

— Там по отделению, — выдохнула Лена, — бегает голый мужчина!