На долю секунды я оказался в странном положении, прижимая руки точно к груди пациентки… После чего аккуратно высвободился и взял историю болезни.
— Боли в груди, значит? — совершенно обычным голосом проговорил я. — Тревожный симптом. Как давно начались?
— Это не совсем боли, доктор, — проговорила Кудрявцева. — Это скорее… неприятное чувство.
Если она продолжит в таком духе, жалобы я ещё полдня собирать буду.
— Какого рода неприятное чувство? — вздохнул я.
— Как будто передо мной симпатичный мужчина, и он совершенно не обращает на меня внимания, — ответила она. — А если на самом деле, то грудь я хочу увеличить. И для этого мне нужно пройти обследование в клинике, в том числе у терапевта и психиатра.
Такой случай у меня был впервые. Хотя о чём говорить, две тысячи лет назад грудь увеличивали разве что беременностью и рождением детей.
— Вы хотите увеличить грудь и для этого легли на обследование? — решил собрать всё воедино я.
— Ну да, — пожала она плечами. — Как вам кажется, какой размер мне подойдёт?
Уже и понять сложно, что она говорит серьёзно, а что — флиртуя. Я решил не отвечать на этот вопрос, а активировал диагностический аспект. Нужна полная проекция, может, она вообще недоговаривает какие-то симптомы, с которыми легла в клинику.
Но нет, проекция была абсолютно чистой, нигде не подсвечивался ни один орган.
У меня касательно этого вопроса было своё мнение, я был строго против всевозможных пластический операций в погоне за недостижимым совершенством. Каждая женщина красива от природы по-своему, и незачем портить это подобными вмешательствами.
Исключение — пластические операции по показаниям, например, после ожогов. В этом вопросе я очень гордился современной медициной, что она до этого вообще дошла.
Но это моё мнение, а что делать со своим телом — личное дело каждого человека.
— Вам дали список обследований? — спросил я.
— Да, где-то был, — отозвалась Кудрявцева.
Она встала с койки и демонстративно наклонилась спиной ко мне, нарочно как можно медленнее ища этот самый список.
Хотя я и игнорировал все эти попытки, тело, конечно, было не железное. За год, проведённый в этом мире, на женщин времени не было абсолютно. И вот результат.
— Нашла, — наконец произнесла пациентка, передавая мне лист бумаги и словно бы невзначай касаясь руки.
Я принялся за чтение. Так, стандартное обследование перед плановой операцией: общий анализ крови и мочи, биохимия, копрограмма, ЭКГ, рентгенография лёгких, УЗИ органов брюшной полости, органов малого таза и молочных желёз. Отдельно попросили ещё ФГДС. Заключения психиатра и терапевта об отсутствии противопоказаний к операции.
— Мне сказали, что всё можно пройти в клинике, — добавила Кудрявцева. — Я лежу платно, надеюсь, проблем со всем этим не будет.
— Да, сейчас напишу направления, — кивнул я. — Психиатра вызову прямо в палату.
— А УЗИ молочных желёз вы сами будете делать? — снова томным голосом спросила она.
Никак не успокоится, хотя я в открытую её игнорирую. Отношения с пациенткой — не лучшая затея.
— Нет, врач ультразвуковой диагностики, — отозвался я. — Я только пишу направления.
— Понятно, — она приняла расстроенный вид.
Я принялся расписывать направления, снова игнорируя попытки Кудрявцевой лечь в максимально привлекающую позу.
— Ждите, скоро медсестра за вами придёт, — закончив, сообщил я.
— Буду ждать, — подмигнула она. — Вы тоже заглядывайте, когда… соскучитесь.
Вздохнув, я покинул её палату. Ну и пациентка. Точнее, и не пациентка вовсе, терапевтических заболеваний у неё нет. Возможно, есть что-то с головой, но это уже психиатр должен разбираться.
Отдав направления главной медсестре, которой я всё ещё не доверял после случая с морфином — но правила остаются правилами — я отправился на другой этаж, вызывать психиатра. Можно было позвонить, но я решил немного познакомиться с клиникой, а то остальные отделения знал всё ещё плохо.
Психиатрического отделения как такового в клинике «Империя Здоровья» не было. Ларионов Сергей Львович был штатным психиатром, к нему было прикреплено буквально три палаты. В них временно содержались пациенты с выявленными заболеваниями, а затем они перевозились уже в специализированные учреждения.
Правда, с тех пор как я поступил в интернатуру, случаи психиатрических расстройств в клинике увеличились. И до сих пор я не выяснил, с чем это может быть связано. Но с этим можно разобраться и позже.
Я быстро разыскал нужный кабинет, хотел уже постучать, но услышал голоса за дверью.
Прерывать не хотелось, вдруг там приём какого-нибудь пациента. Поэтому я решил подождать за дверью.
— Ну я же вам объясняю, я снова слышал тот самый голос, — услышал я Соколова. — Он приходит ко мне, только когда я остаюсь один!
— А я вам ещё раз повторяю, Роман, я проверил вас своей магией несколько раз, у вас нет психиатрических заболеваний, — ответил тому Ларионов. — Ну нет, и всё. Скорее всего, это просто от стресса и перенапряжения…
— А у вас не было бы стресса, если бы с вами совесть заговорила⁈ — перебил его Соколов. — Выпишите мне какие-нибудь таблетки, чтобы голос со мной больше не говорил.
— Я вам уже выписывал успокоительные, — в голосе психиатра была слышна сильная усталость. — В данном случае это всё, чем я могу помочь в этой ситуации. Сильные препараты я вам выписать не могу, нет показаний. Постарайтесь больше отдыхать…
— От вас нет никакой пользы, — злобно прошипел Роман. — А я это так не оставлю, уж поверьте!
Он резко выскочил из кабинета и, даже не заметив меня, побежал к лифту. Нервный он, Клочок хорошо постарался. Правда, до настоящей совести Соколова достучаться оказалось не так-то просто. Хоть он и нервничает, но менять своё поведение явно не хочет. Ничего, достучимся. Вот выздоровеет мой крыс — и примется за него с удвоенной силой.
— Сергей Львович, к вам можно? — зашёл я в кабинет к психиатру.
— Кончено, — устало кивнул тот. — Константин, кажется? Интерн с терапии.
— Да, всё так, — улыбнулся я. — Нужен ваш осмотр для одной пациентки.
— Снова терапия решила начать сходить с ума? — он чуть оживился, что бывает у людей, которые с удовольствием занимаются своей работой. — Какие симптомы?
Такое оживление может показаться странным, но у Ларионова это вовсе не обозначало радость из-за болезни пациентов. Просто это было предвкушение какого-нибудь нового интересного случая.
— Нет-нет, никаких симптомов, — ответил я. — Стандартный осмотр психиатра перед пластической операцией.
Оживление на лице психиатра тут же исчезло.
— Нос или грудь? — буднично уточнил он.
— Грудь, — отозвался я. — Кудрявцева, четвёртая палата.
— Подойду сегодня, — вздохнул он. — Заключение напишу.
Я кивнул и отправился назад в отделение.
Настроение у Шуклина было просто отвратительным. Вся эта необходимость ходить в интернатуру его абсолютно не радовала. Но нет, отец запихнул его сюда против его воли. Да ещё и пообещал, что если сын получит место в клинике — он получит собственную квартиру.
Отец Шуклина входил в совет Санкт-Петербурга и был правой рукой князя Долгорукова. Солидное место приносило ему хороший доход и обеспечивало множеством связей. Но вместе с тем он был жутким скупердяем, предпочитая не тратить ни копейки лишних денег. И сына растил так же.
В итоге у Шуклина к двадцати пяти годам нет ни квартиры, ни машины. Только ненавистная интернатура. Куда там его проблемы понять Соколову, который всю жизнь в деньгах купается.
Подумал, что союз с ним — отличная идея, чтобы выкинуть остальных интернов. Но Соколов слишком много о себе возомнил, командует направо и налево. Пусть сам и разбирается, а Павел и без него всё решит.
Надо только придумать план. Только вот как назло в голову ничего не приходит. Может, снова потерять чьё-нибудь направление? Нет, в третий раз это будет выглядеть уже странно.
— Павел, вы отвлеклись, — строго проговорила Маргарита Тимофеевна. — Что скажете по поводу этой плёнки?
Ну вот и угораздило же ему ляпнуть, что в ЭКГ он разбирается. Знания ограничивались той самой поговоркой про бабу и чёрта. А теперь торчать тут весь день, даже поспать не получится.
— Аритмия? — предположил он.
— Ну какая аритмия, сколько же можно! — Маргарита Тимофеевна, пожилая тихая женщина лет шестидесяти, с трудом уже сдерживала гнев. — Посмотрите внимательнее, я же вам всё объяснила! Проверьте интервалы.
— Блокада? — Шуклину не хотелось возиться с этими линейками, лучше попробовать угадать.
— Верно, — обрадовалась врач. — А какая именно блокада?
Кто бы ещё подсказал, какие они вообще бывают.
— Сильная? — Шуклин просто не знал, что ответить.
— Так, молодой человек, сходите-ка на перерыв, минут на тридцать, — не выдержала женщина. — Потом вернётесь и продолжим.
Ну наконец-то! Павел торопливо кивнул и выбежал из кабинета ЭКГ. Полчаса свободы! Можно подремать.
Но и тут ждал облом, возле его любимого закутка тёрлись санитары. Пройти мимо них незаметно было невозможно. В отчаянии Шуклин заглянул в процедурку.
Может, поспать тут? Павел осмотрел помещение, и ему на глаза попалась канистра с распечатанной на принтере этикеткой «антисептик».
Антисептик в медицине — это наверняка медицинский спирт! Он предназначен для различных медицинских манипуляций. Выпить всего глоточек и сразу можно будет план придумать… Да и вообще, работа хоть как-то веселее пойдёт.
Торопливо, пока никто не пришёл, Шуклин схватил канистру.
Я зашёл в ординаторскую, и на меня сразу же налетел притаившийся там Терентьев.
— Ну что, правду мне Мишутка сказал, у вас пациентка, которая хочет из яблочек дыньки сделать? — торопливо спросил он.
Ну у него и формулировка…
— Отстань от моего интерна, сундук ты пыльный, — вздохнул Зубов, сидя на диване. — Я тебе уже сказал, не твоего гинекологического ума это дело!
— Как это не моего? — возмутился Терентьев. — А вдруг она потом у меня окажется беременной. А как ей кормить грудью после маммопластики? Нет, я считаю, ей нужна моя консультация.
— Вашей консультации в списке не было, — ответил я. — Только терапевт и психиатр.
— Мишутка, а почему это, мне интересно, такую роскошь ты именно Боткину отдал? — обратился Терентьев к Зубову. — Как именно ты выбирал его из интернов своих?
Примерно представляю ход его мыслей. Болотов нашёл бы кучу несуществующих заболеваний, Тарасова бы засмущалась и сама отказалась, Соколов бы ничего вообще не засмущался, а Шуклин… Это Шуклин.
— Да просто выбрал, — отмахнулся наставник. — Отстань уже от меня, иди к своим беременным.
— Да с ними скучно, лежат себе, рожать никто не хочет сегодня. Уж я-то уговаривал как мог, — Терентьев с грустным видом сел назад на диван.
В ординаторскую постучали, и вошла лёгкая на помине Кудрявцева.
— Доктор, — обратилась она ко мне. — А вы можете ещё раз подойти? Надо поговорить.
Сейчас снова начнутся эти её разговоры. Но отказывать пациентке нельзя, вдруг действительно что-то важное. Сомневаюсь, конечно, но всё же.
— Сейчас подойду, — кивнул я.
Она тут же вышла, а Терентьев расплылся в ехидной улыбке.
— Это та самая? — поинтересовался он. — Ничего такая. Я смотрю, уже и глазки вам строит.
— Специалист по «там», успокойся уже, — буркнул на него Зубов. — Боткин, идите, работайте!
Я и сам собирался, но разрушать авторитет своего наставника в присутствии его друга не стал. Послушно кивнул и вышел из ординаторской. Правда, до пациентки так и не добрался. По пути в палату из процедурной вывалился Шуклин.
— Боткин, помоги, — просипел он, чуть ли не падая мне в руки.
Ну с ним-то что случилось⁈ Что за день сегодня такой?
Я подхватил его под руки и вернул назад в процедурную. Усадил на кресло и принялся за осмотр. Отёчные губы, сиплый голос, видимая одышка…
— Что произошло? — спросил я.
— Выпил… Всего чуть-чуть, — говорить ему было тяжело, и это всё, что он смог мне ответить.
Употребил магический коктейль на работе? Возникла аллергия? Нет, это не похоже на аллергическую реакцию.
Я немедленно активировал диагностический аспект и принялся за сканирование Павла. Так, подсвечивается ротовая полость и пищевод. Судя по всему, химический ожог и отравление каким-то токсикантом. Вот только что он умудрился выпить⁈
— Что пил, это здесь находится? — спросил я. — Не отвечай, просто пальцем покажи, если здесь.
Слабым движением Шуклин указал на какую-то канистру с надписью «Антисептик». Так, уже проще, осталось понять, какой именно.
— Сутки просидеть на утке, что тут происходит? — выкрикнула странное ругательство зашедшая в процедурную Ольга Петровна.
Времени, чтобы удивляться этой фразе, нет.
— Что в канистре⁈ — быстро спросил я.
— Так перекись водорода, все знают, — растерянно отозвалась она. — Трёхпроцентная. А что?
Перекись водорода… Могло быть и хуже, конечно, но тоже не лучшая жидкость для употребления внутрь.
Шуклин протяжно рыгнул, словно подтверждая мои мысли.
— Желудочный зонд мне, быстро, — распорядился я. — И зовите Зубова, пусть токсиколога вызывает! Живей!
— Да, да, сейчас, — засуетилась она, разыскивая в шкафу зонд.
— Я сейчас промою желудок, — объяснил я Шуклину. — Станет легче. Без зонда никак, иначе ожог пищевода сильнее будет, поэтому надо потерпеть.
Сам я незаметно воздействовал токсикологическим аспектом, чтобы перекись водорода не вызвала серьёзных полиорганных проблем. Судя по всему, выпил он её не так много, может, глоток-два. Ожог пищевода первой или второй степени, точно не третьей. Опасности для жизни нет.
Медсестра передала мне зонд, и глаза Шуклина округлились от ужаса.
— Не надо, — просипел он. — Я уже в порядке.
— Не спорь, — резко одёрнул я его. — Желудок надо промыть в первую очередь.
Я установил ему в рот распорку и приготовился вводить зонд.
— Дыши носом и совершай глотательные движения по команде, — распорядился я. — Поехали.
Шуклин вяло сопротивлялся, но сил у него не было. Я принялся вводить зонд, Павел послушно сглатывал при каждом движении. Вскоре добрался до желудка.
Так, таз для отходов есть. Чистая вода есть. Я взялся за промывание. Влить чистую воду, затем поднять воронку, подождать, снова опустить, снова влить. После нескольких повторений опустить воронку в таз для сливания промывных вод.
Процесс занял минут пятнадцать. Я постоянно следил за состоянием Шуклина, к счастью, оно было стабильным.
За это время в процедурной уже успел появиться Зубов, Терентьев и незнакомый мужчина. Видимо, токсиколог.
— Отравление перекисью водорода, — коротко отчитался я им, уже заканчивая процедуру. — Химический ожог ротовой полости и пищевода. Ожоги примерно первой-второй степени, крови в промывных водах нет.
— Как он умудрился-то⁈ — почти хором спросили Зубов и токсиколог.
— Это мы узнаем позже, — пожал я плечами. — Сейчас надо ему помочь.
Я достал зонд, и Шуклин торопливо прокашлялся.
— Я случайно, — просипел он.
— Так, не разговаривайте пока, — одёрнул его врач, активируя свой аспект. — Всё так, химический ожог пищевода первой степени, отравление перекисью водорода. Забираю его к себе в отделение, ближайшие дни будет лечиться у нас.
— Сделайте ему заодно КТ головы с контрастом, а то я уже сомневаюсь, что там мозги есть! — воскликнул Зубов. — Шуклин, вы термометр ртутный, а не врач! Как можно вообще было перекись выпить? Даже дети таким редко занимаются!
Шуклин виновато уставился в пол, но ничего не ответил.
— Эх, а ты меня прогонял ещё, Мишутка, — весело заявил Терентьев. — Чуть такое шоу не пропустил!
— А ты вообще иди к себе, — отмахнулся наставник. — Сил на вас никаких нет!
Я позвал санитаров с каталкой, и Шуклина увезли в другое отделение. Да уж, выпить перекись водорода — это действительно очень надо было постараться. Главное, что жизни его ничего не угрожает.
Иронично, что этому поспособствовала та самая Кудрявцева, не зайди она в ординаторскую — всё могло бы закончиться куда хуже.
После всей этой истории с Шуклиным я забрал анализы и обследования Кудрявцевой и отправился к ней.
— Доктор, вы долго, — обиженно проговорила она, завидев меня в палате. — Я вас ещё час назад ждала! Замёрзла за это время.
— В каком плане замёрзли? — не понял я.
Точнее, понял, но снова сделал вид, что ничего не замечаю. Видимо, изначально по плану пациентки она должна была меня встретить чуть ли не голая.
— Не важно, — тут же ответила она. — Как мои анализы?
Я их только забрал, поэтому принялся просматривать прямо при ней.
— Сахар очень низкий, — проговорил я. — Гемоглобин на нижней границе нормы. Вы хорошо питаетесь?
— Я на диете, — она ответила таким укоризненным тоном, словно я и сам должен был это понять. — Я вообще не ем углеводы и ограничиваю жиры и белки.
— С такими анализами я допуска к операции не дам, — сказал я. — Вам надо восстановить показатели, а для этого нормально полноценно питаться.
— Но вы же можете мне что-то прокапать здесь? — отозвалась она. — Сахар капают, я знаю, в фильмах видела.
Медицинские фильмы и сериалы, которые существовали в огромном количестве, я бы вообще запретил. Судя по рассказам, Клочка врачебных ошибок и неточностей там хватает.
— Капают не сахар, а глюкозу, — спокойно ответил я. — Раз вы лежите в отделении, я назначу необходимые препараты. Но после курса лечения должен пройти месяц. Потом пересдадите анализы, и только потом можно получить допуск.
Таковы правила, и их не я придумал.
— Ждать ещё месяц? — протянула она. — Но это долго! У меня операция уже через семь дней назначена! Я думала, что уже через неделю я буду уже бегать с новой грудью!
А ей вообще объясняли весь ход операции, интересно мне знать?
— Сразу после операции бегать вы не будете, — спокойно ответил я. — Восстановление ещё займёт какое-то время. Обработка швов, отёки, болевые ощущения. Домой могут выписать уже через два дня после операции, но сам период восстановления ещё займёт минимум две-три недели. И бегать в этот период нельзя.
— Вы пытаетесь меня отговорить, потому что я и так красивая? — прищурилась она. — Так скажите прямо, нечего юлить.
— Вы и правда красивая, — пожал я плечами. — Но мои слова не имеют с этим ничего общего. Я действительно рассказал вам всё так, как оно и будет на самом деле с медицинской точки зрения.
Кудрявцева резко посерьёзнела.
— Мне об этом ничего не сказали, — заявила она. — Платная клиника, между прочим! Такие деньги берут… и не упомянули об этом⁈
Действительно странно. Либо женщина прослушала, либо клиника не самая качественная в нашем городе. Либо же третий вариант, работающий там пластический хирург обладает просто каким-то заоблачным по силе хирургическим аспектом.
— В любом случае, сейчас я назначу лечение, пока лежите у нас — подправим ваши показатели. А потом нужно ждать месяц, — резюмировал я. — И наладить нормальное сбалансированное питание, рекомендации я дам.
— Хорошо, — серьёзно кивнула Кудрявцева.
Кажется, после этого разговора она ещё раз серьёзно обдумает необходимость в этой пластической операции. Но это уже её дело. Психиатр заключение дал, никаких отклонений не обнаружил.
А её странное поведение относительно меня объясняется довольно легко.
— Доктор, — окликнула она меня, когда я уже собрался уходить, — а вы правда считаете меня красивой?
— Правда, — улыбнулся я. — Но отношения с пациентками у нас запрещены. Поэтому останемся на уровне врача и пациента.
Хотя строгого запрета и нет, но я считаю, что так будет правильнее. Незачем пользоваться своим положением в личных целях. Хотя Соколов со мной не согласился бы.
Я отнёс историю болезни Зубову, подробно рассказав про всю ситуацию.
— Показаний оставаться в терапии у неё нет, но лежит она на платной основе, поэтому выписать её сразу мы не можем, — заявил Зубов. — Так что да, назначения все правильные, прокапаем и отпустим с миром. Пока Терентьев её слюной не закапал.
— Хорошо, — кивнул я. — Про Шуклина что-то известно?
— Кроме того, что он куриная жопка без единой извилины? — ухмыльнулся Зубов. — Положили в токсикологическое отделение, на неделю минимум. Хотя я бы на его месте не спешил возвращаться, я с ним этот случай ещё обсужу!
Неласковое его ждёт возвращение, я уже представляю. Но сам должен был думать, прежде чем вообще такое вытворять.
— Михаил Анатольевич, кто завтра дежурить будет? — сменил тему я. — Завтра же воскресенье, клиника работает только с дежурными.
— А вот тут уже сложно, — протянул наставник. — Шуклин очень хитрым способом избежал дежурства. Соколов с Горбуновым вряд ли сможет ещё раз накосячить. С вами вообще скучно. Остаются Тарасова и Болотов.
Хочется верить, что это будет не Тарасова. Всё-таки у нас с ней на завтра планы. Хотя если оставят её, просто вызовусь подежурить с ней. Работу свою я люблю, и практика никогда не бывает лишней. Тем более уверенности в себе ей по-прежнему не хватало.
Зубов окинул меня хитрым взглядом, и внезапно добавил:
— А давайте заключим пари?