Гений Медицины

Глава 10

Все присутствующие переглянулись. С таким выражением лиц, словно разом подумали о том, что пациент сошёл с ума.

Ну зачем пациент, причём мужчина, будет врываться в ординаторскую с требованием гинеколога?

Хороший вопрос.

— Для чего он вам понадобился? — осторожно уточнил я.

— Для жены, — мужчина осёкся, поняв, как странно прозвучала его просьба изначально. — Он моей жене нужен, а не мне.

Все чуть выдохнули, стараясь открыто не показывать своего облегчения. Я в их числе. Всё-таки после серьёзного гипертонического криза можно было ожидать любые осложнения на головной мозг. Хотя Синицева уже осмотрели специалисты узких областей и заверили, что он в порядке. Даже вернули обратно в палату. Но мало ли…

— Давайте выйдем в коридор, — предложил я. — С нашим заведующим. И вы нам всё объясните.

Находиться пациенту в ординаторской всё-таки запрещено правилами.

Пациент кивнул и послушно вышел за дверь. Наставник даже не стал со мной спорить, уже начав потихоньку привыкать. Что я часто беру ситуации в свои руки. Всё-таки его цель была вырастить из нас самостоятельных врачей.

— Болотов продолжает лекцию, — только и добавил он, а затем вышел вслед за пациентом.

В коридоре мы уселись на один из диванов, которые стояли в холле, и приготовились слушать Синицева.

— В общем, мы с женой долго пытаемся завести ребёнка, — начал мужчина. — И ничего не получалось. А тут вся эта история со мной, она жутко переволновалась. Голова сильно кружилась, сказала, чуть сознание не потеряла. А утром тест сделала, ну, на беременность. Говорит, положительный.

— И вы думаете на беременность? — спросил Зубов. — Вы же оба с гипертонической болезнью лежите. Насколько я помню по карте, вам сорок пять лет.

— Жене сорок два, — отозвался Синицев. — Мы долго откладывали… И вот. И мне нужен гинеколог! Вдруг это наш последний шанс!

Сложная ситуация.

Как бы тяжело это ни звучало, это действительно может быть их последний шанс. Слишком уж долго они тянули, сорок два года — это довольно поздний срок для беременности. С возрастом количество циклов с овуляцией становится всё меньше, и в итоге наступает менопауза.

Но при этом женщина лежит с гипертонической болезнью. Она уже несколько дней пьёт такое количество препаратов, что никак не вяжется с беременностью!

Зубов, похоже, думал о том же самом.

— Без Жени нам не обойтись, — задумчиво сообщил он. — Синицев, идите в свою палату, мы разберёмся.

Мужчина кивнул и ушёл к себе.

— Что думаете, Михаил Анатольевич? — спросил я. — Синицевых курировали Болотов и Шуклин. Болотов, скорее всего, назначил полный комплект препаратов от давления. Что для беременных нехорошо.

— Да знаю я, — кивнул Зубов. — Но тут видите, какая ситуация… деликатная.

— При этом давление у Синицевых уже давно повышенное, — припомнил я. — Жалобы уже есть несколько месяцев. Если она и сама что-то принимала…

Скорее всего, женщина уже и не надеялась на беременность. Занялась лечением своего давления, а в итоге…

— Давайте звать Терентьева, разберёмся втроём, — заявил Зубов.

Моё мнение он тоже собрался учитывать. Приятно.

Зубов отзвонился своему другу, и тот согласился принять женщину. Поэтому мы дошли до Синицевой и сопроводили её на другой этаж.

Попутно я прихватил её историю болезни, чтобы изучить её, пока Терентьев проводит осмотр.

Мы завели пациентку в кабинет.

— Так, вот анализы, — проговорил я. — Никаких сложных инструментальных обследований Болотов ей не назначал, к счастью.

Хотя в этом по иронии судьбы помог я. Список обследований был ровно такой, какой я советовал Болотову.

Он решил ко мне прислушаться и не стал назначать по своей привычке сложных обследований вроде КТ брюшной полости. Иначе ситуация точно была бы катастрофической.

— Не похоже на Болотова, — словно прочитав мои мысли, отозвался Зубов. — Уж не поучаствовали ли вы в этом? Этот птенец любит перегружать все лаборатории и кабинеты.

— Учится на своих ошибках, — пожал я плечами.

— Ну да, — наставник мне явно не поверил. — Птенец, который при любом случае подозревает болезни вроде «Артериита Такаясу», вдруг научился на своих ошибках. Знания-то у Болотова есть, просто часто их слишком много.

Я ничего не ответил, просматривая результаты обследования. Так, кроме повышенных цифр давления, всё в обследовании — без патологий. Это хорошо.

Так, что там Болотов назначил по лечению… Эналаприл — двадцать миллиграмм, гидрохлортиазид — двадцать миллиграмм утром и амлодипин — десять миллиграмм вечером. Стандартная схема, мы её в академии все проходили.

— Главная проблема — эналаприл, — проговорил я. — Он строго противопоказан при беременности, так как вызывает серьёзные пороки развития.

— Его обычно отменяют, как только подтверждают беременность, — кивнул Зубов. — Нам на руку играет то, что она принимает его всего несколько дней. В истории указано, что до этого самостоятельно она ничего не принимала. Может, врёт, конечно. Все пациенты врут.

Знакомая фраза. Нечто подобное я слышал в каком-то сериале, который любит смотреть Клочок.

К нам вышел Терентьев.

— О, Мишутка, ты мне решил замену найти? — с деланной обидой в голосе спросил он. — Теперь он — твой лучший друг?

— Хватит ёрничать, мы тут по серьёзному вопросу! — одёрнул его Зубов. — Что с пациенткой?

— Анализ крови на ХГЧ возьмут сейчас, но судя по результатам моего осмотра, беременности три недели, — отозвался тот. — Что, кто-то из интернов постарался?

— Дать бы тебе хороший подзатыльник за твои шуточки, но староват ты уже для такого, — махнул рукой Зубов. — Помогай нам решить ситуацию!

Зубов протянул историю болезни, и Терентьев принялся за чтение.

— Ну что мне тут вам сказать, сладкая парочка, — просмотрев документ, заявил он. — Все эти препараты отменяем, назначаем ей метилдопу, переводим ко мне на сохранение.

— Подготовлю документы для перевода, — кивнул Михаил Анатольевич. — Отлично!

Ситуация разрешилась, мы вернулись в своё отделение и рассказали обо всём мужу Синицевой. От радости у того чуть снова давление не подскочило.

— Вы теперь себя берегите, — проговорил ему Зубов. — Вашему ребёнку отец здоровый нужен. Так что строго выполняйте все рекомендации, в том числе постельный режим. А не по ординаторским бегайте!

Тот кивнул и тут же послушно лёг на свою кровать. Как будто хотел нам показать всю серьёзность своего намерения вылечиться.

— Ну что, Боткин, вы можете домой идти, — заявил в коридоре наставник. — Ваши истории я проверил, всё отлично. Дежурит сегодня Тарасова, так что не смею задерживать.

— Я бы хотел сегодня тоже остаться на дежурство, — ответил я. — Ещё ни разу не приходилось дежурить, а это тоже опыт.

— А это вообще прекрасные новости, — расцвёл тот. — Вы снова смогли поднять мне настроение! Я думал остаться сам, так как Тарасовой страшно будет одной после случившегося. Но теперь я пойду домой!

Отлично, значит, одним решением решил сразу несколько проблем. Наконец-то подежурю, поддержу Лену, дам вольную Зубову.

Мы вернулись в ординаторскую как раз под конец лекции.

— Болотов молодец, с заданием справился отлично, — кивнул Зубов. — Так, дежурят сегодня Тарасова и Боткин, остальные показывают мне проделанную работу — и по домам.

— Неужели Боткин где-то налажал? — протянул Соколов. — Не такой уж он и гениальный, каким пытается показаться.

— Сокол яснорылый, не беси меня, только-только настроение улучшилось, — процедил Зубов. — Быстро показал мне свою работу за день, пока я тебе по клюву не настучал!

Соколов сразу же умолк и потащил наставнику свою историю болезни. Пока остальные были заняты, я взял свою сумку и вышел с ней в коридор. Надо было найти тихое место и переговорить с Клочком.

— Получилось что-нибудь? — спросил я у него.

— Нет, — пискнул тот. — Пытался, но не смог найти момент, когда бы они были по-отдельности или хотя бы в безлюдном месте.

— Ничего, ещё успеешь, — подбодрил я его. — Мы сегодня на дежурство остаёмся.

— С Леной? — оживилась сумка. — Лямур-тужур?

— Не начинай, — вздохнул я.

Вернулся в ординаторскую я под конец разбора остальных интернов.

— Соколов ещё остаётся на дежурство, — шепнула мне Лена. — Что-то он там наворотил, Зубов просто в ярости был. Так что нас будет трое.

Соколов — не самая приятная компания. С другой стороны, ночью Клочок точно найдёт момент, чтобы снова побыть совестью Романа. А я смогу проконтролировать, чтобы он снова никого не подставил.

Зубов занялся документами для перевода Синицевой, Болотов и Шуклин ушли домой, а я решил провести ещё один обход по своим пациентам. Проблемных среди них нет, лечение все получают, но лишний раз проконтролировать не помешает.

И как оказалось, сделал я это не зря. Вошёл в палату Бубнова как раз в тот момент, когда он собирался откусить кусок огромного жареного куска мяса.

— Вы где это взяли? — сразу спросил я. — Вам же назначена диета, я строго запретил жареное и жирное. А вы ещё и скомбинировали с вашим панкреатитом!

Бубнов так и замер с вилкой у рта.

— Супруга принесла, — признался он. — Переживает, что я тут питаюсь плохо, вот и заказала у повара мой любимый стейк. Ну не выкидывать же!

— Выкидывать еду жалко, — усмехнулся я. — Придётся отдать её кому-нибудь из работников. Вам самому это есть нельзя.

— Ну как же? — возмутился тот. — Это мой стейк, и я буду есть, что хочу! Я аристократ, и не вам меня учить, как мне питаться!

И снова он за своё.

А я-то наивно подумал, что этот период в нашем с ним лечении уже прошёл. Ну ничего, я знаю, как действовать с такими пациентами. Добрыми словами здесь ничего не решить, придётся его припугнуть.

— Не мне учить, понял, — кивнул я. — Тогда позовёте меня, когда у вас панкреонекроз разовьётся, чтобы успел поджелудочную вырезать. Ах, вы же не сможете. Возникнет печёночная энцефалопатия, совсем соображать перестанете. Ну ничего, зато перед этим покушаете вкусно, правда?

Бубнов снова замер над тарелкой, уставившись на меня круглыми глазами.

— Как это — вырезать? Как это перестану соображать? — испугался он. — Вы же врач, сделайте что-нибудь!

Я перечислил ему самые грозные осложнения панкреатита. Разумеется, ничего из этого у него не было и в помине, и я не собирался их допускать. Но припугнуть получилось.

— Как врач я уже объяснил вам, что главное в вашем лечении — это диета, — пожал я плечами. — Но раз вы отказываетесь её соблюдать — то тут уж ничего не поделать. Придётся вам разбираться с этим самому.

Я развернулся и сделал вид, что направляюсь к выходу.

— Погодите! — испуганно завопил Бубнов. — Заберите этот стейк, я буду соблюдать диету, обещаю! Только спасите мою поджелудочную!

— И будете соблюдать все рекомендации? — невозмутимо уточнил я.

— Да-да-да, — торопливо ответил тот. — Обещаю!

Вот так бы сразу! Я забрал у него контейнер и отнёс его санитарам. Вечно голодные, они меня чуть ли не на руках носили от счастья.

Вернувшись в ординаторскую, Зубова я там уже не обнаружил. Соколов тоже куда-то вышел, и там была одна Тарасова.

— Чаю? — улыбнулась она.

— Чаю, — отозвался я. — Пока всё спокойно, можно и отдохнуть немного.

Но отдохнуть не получилось, потому как в ординаторской почти сразу же зазвонил стационарный телефон. Это телефон, соединяющий все отделения клиники. Очень удобно во многих случаях.

— Терапия, врач Боткин, слушаю, — взял я трубку.

— Это приёмное отделение, — отозвалась какая-то женщина. — Зубов сказал нам, что вас там сегодня трое, можно будет вызвать на помощь, если потребуется. У нас завал, может, кто-то спустится?

— Сейчас буду, — коротко ответил я.

Я обрисовал ситуацию Тарасовой, и девушка замерла с чайником в руках.

— Ты спустишься? — взволнованно спросила она. — Я пока что не уверена… что смогу.

— Спущусь, — кивнул я. — Если что — звони. На терапии чаще всего спокойно, а с мелкими проблемами разберётесь.

Правда, придётся оставить её с Соколовым… Но Клочок присмотрит. Проходя мимо сумки, он тихонько пискнул, подтверждая мои мысли.

И я отправился в приёмное отделение.

Соколов не хотел возвращаться в ординаторскую. Быть третьим лишним, когда Тарасова там вовсю подкатывает к Боткину?

Вот надо же было так ошибиться в диагнозе! Этот Зубов минут десять орал. Ничего, стоит получить место в терапии, и уж тогда-то он припомнит наставнику все эти крики. И легко его сместит.

Соколову особо никогда не нравилась медицина. Если бы не этот дурацкий лекарский аспект, с которым он родился — жизнь была бы куда лучше. А так пришлось сначала шесть лет сидеть в академии, а теперь ещё и терпеть все эти унижения.

В академии он каждый год оказывался на грани исключения, но деньги в этом мире могут решить всё. Любую проблему можно решить двумя способами — второй подходит, если в проблеме присутствует женщина. Роман умел находить к ним подход.

Только с этой Тарасовой ничего не выходит. А было бы неплохо — бонусом к вышвыриванию всех конкурентов, и особенно Боткина — ещё и отбить его поклонницу.

Он посетил Ольгу Петровну, которая сегодня тоже дежурила, но настроение это не прибавило. Смотрит влюблёнными глазами, дура. Рано пока с ней ссориться, но так достала уже.

С такими мыслями он и вошёл в ординаторскую, где обнаружил только Тарасову.

— А Костя где? — непринуждённо поинтересовался он.

— В приёмное отделение вызвали, там помощь нужна, — скромно отозвалась она.

Вот это подарок судьбы! Давай, Боткин, задержись там на подольше.

— А ты скучаешь, я посмотрю? — Соколов натянул на лицо свою самую обворожительную улыбку. На женщин она действовала безотказно. — Здесь скучнее, чем на небе?

— На каком небе? — не поняла Тарасова.

— С которого пришёл такой обворожительный ангел, — подмигнул ей Роман.

Сейчас её сердечко точно растает.

— Знаешь, у меня пациентка там… Надо срочно посмотреть, — заторопилась Лена. — Совсем забыла.

Что-то ещё бормоча под нос, она пулей выскочила из ординаторской.

Это что сейчас было? Этот приём ну просто безотказен, он не мог не сработать! Соколов со злостью приземлился на диван.

С ней, наверное, что-то не так. Или нет? Наверное, это Боткин решил таким образом унизить Соколова.

Точно! Сговорился с Тарасовой, чтобы она не велась ни на какие его подкаты. А она уже из последних сил держится, вон бедняжка, даже убежала.

Успокоив себя таким образом, Соколов приободрился. Ничего, бегать всю ночь у неё не получится. Кто знает, сколько ещё Боткин в своём приёмном отделении проторчит. Тарасовой придётся сюда вернуться.

— Давно не болтали, правда? — раздался в ординаторской знакомый голос.

Соколов осмотрел комнату, но снова никого не обнаружил.

— Это просто мне мерещится, это мне мерещится, — зашептал он, схватившись за голову.

— Я вполне реальная совесть, Рома, — отозвался голос. — Давай обсудим всё то, что ты успел натворить за эти дни.

В приёмном отделении я очутился впервые. Выглядело оно также респектабельно, как и вся остальная клиника.

Зал ожидания, в центре которого висело информационное табло. Очень удобно, пришедшие родственники могли увидеть, направили ли пациента в отделение, или он ещё в приёмном.

Стойки регистрации, где сотрудники оформляли свежепоступивших пациентов и распределяли их по врачам.

И несколько смотровых кабинетов, в каждом из которых стол, стул и компьютер для врача, кушетка, шкафчик со всем необходимым.

Кроме этого были ещё кабинеты рентгена и УЗИ, процедурный кабинет, комната отдыха персонала. В общем, здесь был свой маленький мир.

Я подошёл к стойке регистрации.

— Боткин Константин Алексеевич, из терапии, — представился я. — Вы вызывали на подмогу.

— Да-да, я звонила, — отозвалась одна из женщин. — Врач одного из смотровых кабинетов опаздывает на ночную смену, говорит — в пробке застрял. Будет где-то через час. Можете его подменить?

— Конечно, — кивнул я. — Как тут всё устроено?

— Лиза всё объяснит, третий кабинет, — женщина махнула рукой и тут же переключилась на другого пациента.

Каким бы современным не было отделение, но количество пациентов и темп работы нигде не меняется.

Я зашёл в третий кабинет, где увидел молодую девушку в розовом хирургическом костюме.

— Вы пришли заменить Антона Кирилловича? — спросила она.

— Да, — кивнул я. — Боткин Константин Алексеевич, врач-терапевт.

— Я Лиза, — торопливо отозвалась она. — В общем, вам распределяют пациентов, они появляются в компьютере. Спрашиваете жалобы, если надо — назначаете что-то из обследований и распределяете либо в отделения, либо отправляете домой. Если в отделения — заполняете первичный протокол, распечатываете, отдаёте мне. Я дальше разберусь. Если домой — протокол не нужен, даёте рекомендации, человек уходит. Всё просто. Долго с ними не задерживайтесь, в отделении уже разберутся, что там с ними.

Раз я сегодня дежурю в терапии, если распределю кого-то к себе — сам и буду разбираться дальше. Забавно, у какого-нибудь пациента есть шанс пройти через меня несколько раз.

Не успел я усесться за стол, как ко мне уже зашёл первый пациент. Якушев Семён Петрович, сорок два года. Самостоятельное обращение в связи с пожелтением кожных покровов.

Удобно тут всё-таки в приёмном всё устроено! В отделении, чтобы добиться от пациента жалоб, надо три раза с бубном станцевать.

— Добрый вечер, господин, — низко поклонился мне Якушев.

— Здравствуйте, можно не так официально, это клиника, а не дворянский двор, — улыбнулся я. — Расскажите про симптомы, давно ли появились, чем ещё сопровождаются?

— Константин Алексеевич, я же вам сказала, времени мало, — затараторила Лиза. — Кладите в инфекцию, там разберутся!

Я не сторонник классификации работников клиники в соответствии с карьерной лестницей, но сейчас эта милая девушка резко перешла все границы. Указывать врачу, да ещё и при пациенте — не самая лучшая идея.

— Врач здесь я, — холодно ответил я ей. — Так что я буду решать, куда направить пациента. А желтуха, к общему сведению, бывает не только при инфекциях.

Она явно говорила про гепатит, но это также может быть механическая желтуха, которую часто вызывает желчнокаменная болезнь. Либо гемолитическая желтуха, связанная с распадом эритроцитов. Либо паренхиматозная желтуха, связанная с нарушением работы печени.

А это уже три разных отделения! Можно, конечно, класть в терапию и разбираться уже в отделении, но зачем пациента гонять по этажам?

Лиза обиженно поджала губы и притихла.

— Больше ничего не беспокоит, — отозвался Семён Петрович. — Пожелтел резко, и всё. Дня два уже как. Вот, родные заставили в приёмное обратиться, мол, умираю уже.

Странно, обычно пожелтение кожи сопровождается другими симптомами. Зуд, боли в животе, температура, что угодно. А тут — тишина. Но есть у меня одна идея…

Активировать диагностический аспект я не спешил, если начну выискивать причину во всём теле — потеряю много энергии. А у меня и дежурство впереди, и завтрашний рабочий день.

Поэтому я приступил к осмотру и первым делом осмотрел склеры глаз пациента. Как я и думал, они были абсолютно чистыми. В то время как при желтухе любого вида они желтеют в первую очередь.

— Морковку ели? — спросил я у Якушева.

— Целый мешок, — растерянно ответил тот. — Люблю я её, сил нет. А это как-то связано?

— Да, — кивнул я. — У вас ложная желтуха, связанная с употреблением большого количества каротина. Он как раз содержится в моркови.

— Так я здоров, получается? — обрадовался Семён Петрович.

— Здоровы, — улыбнулся я. — Морковь из рациона полностью убирайте, и цвет кожи через несколько дней придёт в норму.

— Спасибо, господин! — радостно воскликнул Якушев. — А то мои-то уже напридумывали себе. Пойду и тогда успокою!

Он убежал, а я повернулся ко всё ещё обиженно надувшей губы Лизе.

— Впредь при пациентах своё мнение, тем более в таком приказном тоне, не высказывайте, — проговорил я. — Наедине можете, с удовольствием с вами обсужу интересующую вас тему.

— Я уже поняла, — процедила она.

За час я успел принять шесть пациентов.

Скорость, возможно, была ниже, чем у других врачей приёмного отделения. Но зато за качество я точно мог ручаться. Ни один пациент не был направлен в какое-либо отделение «абы как». Одного направил в терапию, одного в хирургию, остальных удалось отпустить домой.

Через час появился опоздавший Антон Кириллович. Лет на пять старше меня, невысокий, со светлыми волосами, завязанными сзади в хвост.

— Это вы мой спаситель? — дружелюбно улыбнулся он. — Антон Кириллович, врач приёмного отделения.

— Константин Алексеевич, врач-интерн терапии, — я пожал протянутую мне руку, с интересом отметив для себя, что приветствие это совсем не аристократическое.

— Спасибо, выручили, — кивнул он. — За городом был, думал, на смену вовремя успею, но в пробку попал. Хорошо прикрыть смогли, а то точно выговор получил бы.

— Женщина из регистратуры попросила, — пожал я плечами. — Мне не сложно, в отделении врачи ещё остались.

— Ну это неважно, главное, что откликнулись, — отмахнулся он. — Я в долгу не останусь, ещё пересечёмся. А сейчас работать надо!

Он подмигнул мне и уткнулся в компьютер. Что ж, моя помощь здесь больше была не нужна, поэтому я отправился назад в терапию.

В ординаторской я встретил только Лену, Соколова снова не было видно.

— А Роман точно остался с нами дежурить? — поинтересовался я.

— Вот уж не сомневайся, — вздохнула Тарасова. — Ты меня выручил тем, что пациента направил. Он пошёл его опрашивать как раз.

Надо будет обязательно проконтролировать, чтобы в этот раз история была заполнена как надо. Хотя Соколов вряд ли станет повторяться, это не Шуклин. Но бдительность лучше сохранять. Перепроверю чуть позже. Иначе нас всех за ночное дежурство Зубов потом отчитает.

Я устало упал на диван. Работать почти целые сутки с таким маленьким запасом энергии в магическом центре было довольно изнурительно. Надо хотя бы на пять минут выдохнуть.

— Я сейчас подойду, — проговорила Лена. — Не хотела ординаторскую без присмотра оставлять.

Она спешно куда-то убежала, а я решил по обыкновению использовать это время, чтобы переговорить с Клочком.

Вот только его на месте не оказалось.