Они прошли какое-то расстояние, несколько раз останавливаясь на привал, подкреплялись концентратами и двигались дальше. Флинкс уже понял, что здесь недолго и с ума сойти.
Его мало утешили слова Клэрити о том, что многие геологи верят в существование огромного, на весь континент, пещерного лабиринта. Проход к помещениям других компаний так и не нашелся. Не заблудиться в этой паутине подземных ходов было практически невозможно. Даже если не спускать глаз с компаса.
Дикие фотоморфы шарахались в стороны — пугались света трубок. Как-то раз беглецы встретили какое-то невидимое существо — оно ткало удивительно яркую розовую паутину. Флинкс и Клэрити с предельной осторожностью обошли липкие светящиеся нити и остановились полюбоваться ими на приличном расстоянии, не рискуя привлечь к себе внимание их хозяина.
Флинкс уже давно убедился, что идти прямым маршрутом здесь невозможно. И очень трудно было понять, далеко или близко от них колония. Правда, в разговорах с Клэрити он излучал непоколебимую веру в успех, но, проблуждав несколько дней среди сталагмитов, не повстречав ни разу людей или транксов, чувствовал, что надежда оставляет его самого.
Настроение Пип и Поскребыша полностью отражало душевное состояние их партнеров. Они почти не летали, а уныло сидели, как на насесте, на плече или на руке. Присущей им живости и любознательности как не бывало.
Одни только гигантские размеры подземных пустот убавляли решимости. За это время беглецы могли миновать полдюжины тоннелей, которые вывели бы их прямиком к порту. Но вместо этого они попадали в тупики, либо в проходы, которые постепенно сужались до ширины пальца. Клэрити все время повторяла, что карабкаться вверх бесполезно — они лишь заблудятся на другом пещерном ярусе.
Вот если бы им удалось подобраться к колонии, увидеть вдалеке мерцающий свет, услышать какой-нибудь шум! Но вокруг лишь журчала вода, раздавалось повизгивание обитателей вечной ночи и загадочные, леденящие душу шорохи. Появлялись на пути чьи-то силуэты — и ныряли во мрак, едва только в их сторону протягивались лучи осветительной трубки.
— Кажется, фанатики и правда решили уничтожить здесь все, не только «Колдстрайп», — сказала Клэрити на третий день скитания в подземелье.
— Откуда ты знаешь? — Флинкс протискивался в узкий проход между рядами сталагмитов.
Клэрити последовала за ним, боясь разбить драгоценную трубку о торчащие в разные стороны натечные образования.
За последние часы свет ламп потускнел — совсем чуть-чуть, но и этого хватило, чтобы Клэрити запаниковала. Она не хныкала, не устраивала истерик, но Флинкс чувствовал, как тают последние крохи ее самообладания.
— Если они смогут уничтожить всю колонию, завалить все коридоры до последнего, им придется как-то оправдываться. Наверное, заявят о глобальной катастрофе. Дескать, прилетели на Длинный Тоннель для изучения экологической обстановки или для мирной акции протеста, а тут, нате вам, вся колония разрушена землетрясением или чем-нибудь в этом роде. Короче говоря, во всем виновата стихия. И если версия получится достаточно правдоподобной, то министерство, отвечающее за этот сектор, даже не сочтет нужным послать сюда инспекторов. Ну а потом бандитам не составит труда убедить власти, что дальнейшее освоение Длинного Тоннеля бессмысленно. С научной работой здесь будет покончено навсегда. Но для этого фанатикам придется уничтожить всех, не только ученых, но и промышленников, и администрацию. Всех.
Они шли некоторое расстояние молча.
— Иногда те, кто на словах печется о чужом благе, — наконец чуть слышно произнес Флинкс, светя под ноги, — на самом деле признают только свои собственные цели. — Он приподнял трубку, задумчиво посмотрел на нее. — Жаль, они не выключаются. А то держали бы одну в запасе.
Клэрити отрицательно покачала головой:
— Это устойчивая химическая реакция. Ее не остановить, разве что разбить трубку. Да она уже и сама гаснет.
— Еще поработает.
— Все равно они не вечны. Когда лампа совсем тусклая, от нее проку мало, и ее попросту заменяют. Некоторые работают чуть дольше, некоторые гаснут слишком быстро, — все зависит от свойств каждой партии биосмесей. Я своими глазами видела трубки, проработавшие считанные часы. А другие как горели, так и горят чуть ли не с тех пор, когда на Тоннеле прокладывали первые коридоры.
— Будем надеяться, что наши — из долгожителей. Послушай, а чего конкретно мы должны опасаться в подземелье? Я постоянно слышу какой-то шум.
— Я же говорила, здесь водятся хищники. Пока что нас Бог хранит. Мы наткнулись на нескольких фотоморфов и прядильника. Наше счастье, что не на соломенных червей. Они похожи на известковые нити, мимо которых мы вчера проходили.
— Известковые нити?
— Ну, длинные, тонкие кальцитовые сталактиты. Помнишь иголки, свисавшие с потолка? Между ними любят прятаться соломенные черви. Они тоже свисают, держась хвостовой присоской. Когда внизу появляется что-нибудь съедобное, они просто падают сверху. Ни один из четырех известных видов не ядовит, но у всех в пасти острые зубы в три ряда. Эти твари чем-то пиявок напоминают, только их еще труднее оторвать от себя. Они вгрызаются и выделяют жидкость, которая растворяет мышцы и кости. К счастью, они не слишком ловкие. Если червяк не сумел упасть на обнаженный участок тела и пустить зубы в ход, то его достаточно схватить позади головы и отбросить подальше. Главное, чтобы одежду прокусить не успел. Никого из наших соломенные черви еще не загрызли, но с другой стороны, еще не было случая, чтобы кто-нибудь заблудился в пещерах. Ты про какой-то шум говорил. А не напоминает он тебе звон в ушах?
Флинкс кивнул:
— Точно!
— Здесь водятся небольшие безглазые млекопитающие, у них огромные уши и конусообразные пасти. Мы их называем воронками. Представь себе: только рот и уши на несуразно длинных лапах. Воронки — хищники, добычу находят с помощью ультразвука. Самый крупный из них — не более тридцати сантиметров в высоту. А питаются они исключительно слепыми насекомыми. Как только замечают букашку в воздухе или на стене, тотчас ультразвуковым ударом сшибают беднягу на пол. Иногда мы тоже чувствуем их вибрацию. Ничего страшного. Они, конечно, и нас бы съели, да зубов нет. Поэтому стараются держаться от нас на почтительном расстоянии. Правда, воронки — не единственный вид, который охотится с помощью звука. Был у нас экземпляр, всего один, к сожалению. Ни дать ни взять — помесь тигра с гиппопотамом. Если бы это чудовище умело генерировать звук пропорционально своим размерам, то наверняка представляло бы для нас опасность. Но так как зверь попал к нам уже мертвым, то бессмысленно гадать, на что он был способен.
— Наверное, уши затыкать бесполезно?
— Да. Впрочем, меня больше тревожат ядовитые твари. Есть тут один вид… Селится на верхушках сталагмитов. Посмотришь на сталагмит — и никого не увидишь, если ты не профессионал. У этой гадины дюжина ножек, она ими цепляется за сухой известняк. А еще у нее хоботок — длинный, сантиметров десять. Под напором воздуха из него вылетает крошечная стрелка. Этакое органическое духовое ружье, прикрепленное к внутренней стороне ноздри нитью соединительной ткани. Стрела содержит мощнейший яд, вызывающий гемофилию. Если не принять срочных мер, жертва умирает от потери крови, так как яд не даст ей свернуться. После этого паразит спустится со своего насеста и высосет у добычи всю кровь до капли. Надо быть очень осторожными. Хорошо, что мы на сыром ярусе — стрелки устраивают засаду только на высохших сталагмитах. Не выносят капающей с потолка воды.
— А я-то думал, что здесь, внизу, все тихо да мирно!
— Это обманчивая тишина. Мы с тобой в джунглях, правда, это джунгли без деревьев. Подземная экосистема Длинного Тоннеля — такое же поле битвы за выживание, как аласпинские леса. Нас спасает то, что мы крупнее большинства обитателей подземелья. К тому же те из них, кто не утратил способность различать свет, инстинктивно прячутся от ламп. Но здесь водится и очень крупное существо. Его никто не видел, находили только следы. Восемь ног, длина стопы — целый метр, представляешь? Наверное, обитает в самых крупных пещерах. Мы его называем многолапом. А еще есть хищники в подземных озерах и реках. Но я не думаю, что мы с ними встретимся. Вряд ли нам приспичит искупаться.
Внезапно трубка Клэрити потускнела. Она энергично затрясла ее, перемешивая люминесцентный коктейль, и лампа, словно вознаграждая за усилия, засветилась с прежней яркостью. Флинкс ощутил, как у девушки отлегло от сердца.
— Вот почему трубка для нас — не только проводник, но и средство самозащиты. Если останемся без света, жутко представить, что может произойти. В ту же секунду нами очень заинтересуется местная фауна.
— Если верить тому, что ты о них рассказала, им еще гореть и гореть, — попытался успокоить ее Флинкс. — По меньшей мере несколько недель.
— Надеюсь, ты прав.
— А если и нападет какой-нибудь нахал, Пип с Поскребышем не дадут нас в обиду.
— Знаю, но ведь летучим змеям свет необходим так же, как и нам. Если, конечно, у них нет какого-нибудь эхолота.
— Чего не знаю, того не знаю. Но в естественной среде они ведут ночной образ жизни. И оба хорошо видят даже при самом слабом освещении.
— Здесь этого недостаточно. Когда трубки погаснут, наступит кромешная тьма. Ни луны, ни звезд.
— Если не считать биолюминесценции, — напомнил он. — Всегда можно поймать парочку фотоморфов и посадить на поводок. Будут у нас собаки-поводыри. — Попытка рассмешить Клэрити оказалась неудачной. Неважно, что произойдет, когда погаснут трубки, подумал Флинкс. Ведь к тому времени они с Клэрити наверняка найдут выход. Вот бы узнать, как идет борьба с экофанатиками. Ограничились они «Колдстрайпом» или захватили всю колонию? Что если охране удалось оттеснить их назад, к поверхности, по запасному коридору, пока Флинкс с Клэрити блуждали в незакартированных подземельях?
Неожиданно Клэрити замерла на месте, едва не потеряв равновесие, а затем повернулась к Флинксу:
— Там что-то происходит.
Поскребыш задрал голову. Он по-прежнему смахивал на экзотическое украшение, а не на живое существо. Поза выражала готовность к атаке — выгнута шея, приподняты крылья. Флинкс подумал, что змееныш очень привязался к Клэрити.
— Я тоже что-то слышал.
Он достал трофейный лучевой пистолет, взглянул на счетчик зарядов — боезапас израсходован лишь наполовину. Оставшегося не хватит на серьезную перестрелку, но пару-тройку бандитов или зверей уложить удастся. Флинксу нравились лучевые пистолеты, хотя он слышал, что они капризны и иногда палят по собственной воле. Без оружия в этих потемках он бы чувствовал себя беспомощным.
— Может, немного пройти назад? — предложила Клэрити.
— Зачем? Давай постоим, подождем. Может, он уйдет.
Однако шуршание раздавалось все ближе. Флинкс с Клэрити замерли, прислушиваясь. Шорохи доносились с другого конца зала. Сначала невидимки двигались к тому месту, где стояли беглецы, а затем начали удаляться. Сталактиты и сталагмиты играли со звуком: эхо отскакивало от известковых натеков, искажаясь до неузнаваемости. Невозможно было определить, далеко источник звука или близко. Осторожный преследователь мог идти по воде или камням, чтобы заглушить шаги.
Теперь шорохи звучали впереди и совсем рядом, иногда переходя в хриплое мяуканье.
— Не узнаешь? — шепнул Флинкс.
Клэрити удрученно покачала головой.
— Что ж, не стоять же столбом.
Он решительно шагнул вперед от стены из шероховатого травертина и увидел прямо перед собой пасть.
Это была внушительная пасть. Судя по всему, круглые челюсти были обычным явлением на Длинном Тоннеле. Этот же рот украшали три концентрических кольца загнутых внутрь острых зубов. Пока Флинкс потрясенно глазел, на тварь, ее губы распялились и хлынул тошнотворный запах падали. Пасть закрылась, сузившись, точно сфинктер.
Да, если человеческая голова попадет в такой роток, она недолго продержится на шее. Морда состояла из одной этой пасти. Если у твари и были рудиментарные глаза, то они прятались где-то под длинной белоснежной шерстью, на фоне которой резко выделялись черные губы. А на макушке массивного черепа сидело одно-единственное мягкое веерообразное ухо. Интересно, у этого вида всегда было только одно ухо, или все-таки два, но они срослись в процессе эволюции?
Размышлять над этим вопросом долго не пришлось. Флинкс был вынужден броситься в сторону — пасть метнулась к нему. Блеснули зубы, и ротовое отверстие снова закрылось, как диафрагма фотокамеры.
Взвизгнула Клэрити — чудовище на четырех толстенных ногах устремилось в ее сторону. Флинкс успел разглядеть над пастью небольшие ноздри. Пасть, нос и ухо размещались на одной линии, — это напоминало устройство ружья: мушка, ствол, прицел. Больше Флинкс ничего не увидел, так как трубка Клэрити погасла. Единственное, что оставалось Флинксу, — аккуратно положить свою лампу на пол и навести на чудовище пистолет. Крылатые змеи взвились в воздух — и растерялись, потому что у врага отсутствовали глаза. И пока драконы бесцельно кружили и хлопали крыльями, чудовище тоже мешкало, словно раздумывая, какую добычу выбрать первой.
Клэрити с воплем укрылась от хищной глотки за крупным сталагмитом.
Взбешенная паникой, которую она ощутила в сознании хозяина, Пип выпустила струю яда прямо в морду чудовища. Густой мех впитал едкую жидкость, но несколько капель попало на слуховую мембрану. И хотя та была не столь чувствительна, как глаза других существ, реакция последовала незамедлительно.
Нет, зверь не взревел и не зарычал. Вместо этого он испустил протяжный стон, встал на дыбы и кинулся, вытянув вперед пасть, на своего крылатого обидчика. Для своих размеров зверь оказался довольно прытким, но ему было далеко до юркого карликового дракона. Пип лишь подалась назад, изготавливаясь к новому плевку.
Медлить было нельзя. Главное — отвлечь хищника от Клэрити. Пистолет коротко свистнул, и тонкий луч поразил чудовище в затылок. Оно простонало снова и ринулось на Флинкса. Тот выстрелил еще раз, в открытую пасть. Чудовище содрогнулось и заскулило, рот несколько раз конвульсивно раскрылся и закрылся. Однако зверь продолжал наступать, и Флинкс опять нажал на спуск, не думая о том, что убойная сила оружия тает на глазах. Когда чудовищу оставалось до него несколько метров, оно рухнуло на колени, но все равно продвигалось вперед.
Поражаясь его живучести, Флинкс взял себя в руки, не торопясь прицелился и выстрелил. На этот раз луч перерезал чудищу позвоночник. С жалобным вздохом зверь посучил конечностями и околел. Пасть осталась разинутой. Закрывать глаза убитому не пришлось, потому что их не было.
Придя в себя, Флинкс подобрал трубку и прислушался — что если зверь был не один? В пещере по-прежнему было полно шорохов, но хрипловатого мяуканья не слыхать. Пип в ярости металась над головой поверженного хищника, Поскребыш порхал вокруг. Но уже не было необходимости плеваться ядом.
Клэрити стояла, прислонившись к сталагмиту, за которым пыталась спастись. Переводя дух, она рассматривала огромную мохнатую тушу.
— Все в порядке, — пробормотала она, прежде чем Флинкс взялся ее успокаивать. — Ты уж прости, что я закричала.
— Ничего, с кем не бывает. Я бы тоже закричал, если бы успел.
Она посмотрела ему в глаза:
— Нет, ты бы не закричал. Но все равно, спасибо на добром слове.
— А кстати, кто это?
— Не многолап, это точно. — Она отпустила свой сталагмит и на цыпочках подошла к добыче, как будто опасалась, что зверь не сдох, а только притворился и набирается сил. — У того конечностей в два раза больше. Не исключено, что это какая-то родственная разновидность. Никогда таких не видела. Да и никто не видел.
— Наверное, я его вспугнул, иначе бы он не подпустил меня так близко. А может, не имея глаз, он просто не смог точно определить мое местонахождение.
— Не забывай, что мы болтали несколько часов подряд. Он мог слышать.
— Допустим, но если он крался за нами давно, то почему не напал сзади?
Внезапно Флинкс повернулся к сталагмиту:
— А где твоя трубка?
Клэрити, проглотив комок в горле, повернулась и указала:
— Вон там.
Флинкс посветил — и похолодел. С перепугу Клэрити отбросила лампу, и та разбилась вдребезги, ударившись о поросль сталагмитов. Жидкость вытекала светящимся червяком и исчезала в трещине пола.
— Ладно, не горюй. Еще моя осталась.
Однако свою лампу он Клэрити не предложил.
— Я ужасно струсила и потеряла голову. Извини. Это ужасно глупо…
— Ты права, глупее не придумаешь. Но и я на своем веку совершил немало таких глупостей. Ладно, теперь уже ничего не поделаешь. Может быть, все не так уж и страшно. Скорее всего, обе трубки погасли бы одновременно. Ну, на сколько хватит последней, на столько и хватит. — Флинкс нахмурился: — А где Пип?
Клэрити огляделась:
— И Поскребыша тоже не видать. Они ведь только что здесь были!
— Пип! — громко выкрикнул Флинкс и помахал трубкой.
На потолке блестели коричневатые сталактиты, но нигде не виднелся знакомый узор из розовых и голубых ромбов.
— Да вон же она! — Клэрити махнула в угол, где зависла Пип, глядя на них щелочками глаз.
— Пойдем, — тряхнул головой Флинкс. — Нам нельзя останавливаться.
Но драконша не выполнила команду хозяина, а закружилась на месте и затем унеслась куда-то в темноту. Через минуту она вернулась, однако тотчас исчезла снова.
— Она что-то нашла.
— Надеюсь, не хищника величиной с дом?
— Разве она пыталась бы нас к нему привести?
— Нет, но кто еще мог ее так возбудить?
— Да любая козявка с сильными эмоциями. Но ведь здесь только мы с тобой.
Флинкс задумчиво следил за своей беспокойной питомицей.
— Или я ошибаюсь?
Транкс лежал на боку в неестественной и неудобной для инсектоида позе. К его б-груди на ремнях крепилось какое-то устройство из двух трубок. Подойдя ближе, Флинкс узнал этот прибор — наплечный прожектор. Он не работал. Из сумки на поясном ремне торчали щупы и другие инструменты из дюралесплава. Сама сумка была из желтой кожи, порядком обтрепанная — видно, прослужила немалый срок.
Флинкс подошел вплотную и посветил трубкой. Не заметив яйцекладов, понял, что раненый транкс — мужского пола. Его хитиновый покров имел темно-синий цвет и лишь слегка отливал пурпуром на спинных пластинах. Это означало, что он средних лет и, если не считать травм, обладает хорошим здоровьем. Фасеточные глаза были яркого оранжевого цвета. Усики, похожие на перья, обвисли, закрыв транксу лицо.
Флинкс замер в шаге от лежащего. Любопытство сменилось отвращением:
— Боже! Что за мерзость на него напала!
Транксы передвигались на четырех конечностях — ист-ногах и стопоруках. Правая стопорука этого бедолаги почти целиком скрывалась под пучком блестящих щупалец, росших из влажной массы, которая заполняла углубления и трещины под нависающим выступом стены.
— Осторожно! — Клэрити положила руку на плечо Флинксу.
Флинкс послушно отступил, не отрывая взгляда от раненого транкса. Юноша боялся, что его вырвет.
— Это некромариум, хищная разновидность местного лишайника. Он выбрасывает щупальца. Правда, от них не труднее увернуться, чем от фотоморфа.
— Сомневаюсь, что он бы с тобой согласился, — кивнул на неподвижного транкса ее спутник.
— Он еще жив?
— Взгляни сама. — Флинкс вручил ей трубку. — Но если что, лучше свою голову разбей, чем ее.
— Не волнуйся, я два раза на одни грабли не наступаю.
Опустившись на колени, Флинкс прижал три пальца к верхним грудным пластинам транкса. Экзоскелет у него был прочный, поэтому ощутить пульс оказалось непросто. Вместо ритмичного биения, присущего людям, Флинкс уловил пульсацию тепла, словно его пальцы коснулись невидимого кровеносного сосуда. Кровообращение не нарушено, значит, сердце бьется. Транкс жив.
Что-то легонько дотронулось до тыльной стороны его ладони. Это усик транкса поглаживал его кожу. Инсектоид огромным усилием повернул голову, раскрыл жвала. Флинкс наклонился, пытаясь разобрать невнятное бормотание на низком транксийском. Людям этот диалект давался крайне тяжело, но все же низкий транксийский куда проще высокого. Вообще-то транксы владели земшарским лучше самих людей и превосходно общались на универсальной симворечи. Но этот инсектоид сходил с ума от боли — не удивительно, что он обратился к Флинксу на родном языке.
Флинкс не снимал руки с его б-груди.
— Не переживай, — ободряюще сказал он транксу. — Мы друзья.
Усик поник, челюсти расслабились. Транкс был взрослым, но, встав на четыре конечности, он не достал бы головой и до плеча Клэрити, а Флинкс вообще показался бы рядом с ним каланчой.
И тут свободную руку Флинкса обожгло. Обернувшись, он с ужасом увидел, что от запястья тянется тонкая серебристая нить. Флинкс отдернул руку, но щупальце оказалось прочнее нити шелкопряда. В ту же секунду рядом очутилась Пип, мгновенно среагировав на его испуг. Но на этот раз драконша не обнаружила врага, которого можно поразить ядом, и коричневая с серебристым отливом масса, похожая на гнилую подушку, осталась безнаказанной.
Флинкс вскочил на ноги. Тотчас откуда-то из-под выступа скалы метнулась вторая нить, лишь чудом не задев его пальцев. Она дергалась и извивалась, угодив на грудь транксу. Флинкс рассмотрел загнутый штопором крючок на ее конце. С помощью этого буравчика хищная нить пыталась проникнуть в тело транкса. Однако хитиновый экзоскелет оказался для нее неодолимой преградой.
Флинкс понял, что лишайнику-паразиту удалось поразить транкса через сочленение на ноге. Он чувствовал, как впившаяся в руку нить просверливает себе ход в глубь мышцы. Боль была острейшая. Кое-как подавив тошноту, Флинкс другой рукой дотянулся до пистолета, отрегулировал мощность излучения и выстрелил в рыхлую массу. Однако ком слизистого лишайника был слишком примитивен, чтобы умереть от одного заряда. Пришлось жечь его пядь, за пядью. Он, казалось, впитывал убийственные импульсы, но Флинкс не жалел боекомплекта. Он стрелял до тех пор, пока весь организм не превратился в кучу дымящегося пепла.
Но щупальце вцепилось в руку Флинкса мертвой хваткой. Ослабив заряд, он перерезал нить в нескольких сантиметрах от запястья.
Клэрити внимательно осмотрела ранку. Щупальце на глазах теряло серебристый блеск, становясь грязно-серым.
— К счастью, не ядовито, иначе ты бы уже почувствовал.
— Когда оно сверлило, я чуть не заорал от боли. А сейчас — только легкое жжение.
Аккуратно прицелившись, Флинкс срезал толстые, как канаты, щупальца, которые свисали с пораженной конечности транкса.
— Чем еще мы можем ему помочь?
Из кармана на левой штанине Клэрити извлекла пакетик.
— Фунгицид с широким спектром действия, — пояснила она. — Без индивидуальной аптечки тут и носа не высунешь из дома. Поставляется вместе с костюмом.
Флинкс посмотрел на тончайшее щупальце, что свисало с его запястья.
— Как называется это растение?
— Не знаю, впервые вижу. Я же говорила, Тоннель еще почти не изучен.
Клэрити приложила к руке Флинкса инъектор. Тотчас жжение стихло, сменилось приятной прохладой. Вскоре щупальце упало на пол, как обрывок хлопчатобумажной нити.
Флинкс осмотрел крошечную ранку. Выступила капля крови, которая тотчас свернулась. Флинкс сжал кулак:
— Уже не больно. А ты уверена, что оно не ядовитое?
— Как я могу быть уверена? Я что, миколог? Знаю только, что большинство открытых здесь животных и растительных ядов действуют быстро. А ты все еще ходишь и говоришь. — Она кивнула на транкса. — В отличие от него.
Флинкс носком ботинка смахнул с инсектоида обугленные концы щупалец.
— А это что за дрянь?
— Хаусторий, саморазмножающаяся сеть. Ее выпустил только что застреленный тобой лишайник. Ячейки способны множиться до бесконечности, вернее, пока не охватят каждую клетку жертвы. Так уж эта сеть питается. А транксом, похоже, лакомилась несколько часов.
— С виду — нитка и нитка, — пробормотал Флинкс, — но попробуй разорви. Слушай, а твоя аптечка не может привести его в чувство?
— А как же! — Клэрити ощупала карманы. — Эта штуковина действует на любого, кто дышит кислородом. Сейчас проверим ее в деле.
Клэрити достала из кармана две трубки. Склонившись над транксом, Флинкс разломил одну возле ближайшей спикулы. От едкого химического дыма б-грудь содрогнулась, транкс застонал — это был жуткий, нечеловеческий звук. С помощью Флинкса инсектоиду удалось перевернуться на брюхо, подобрав под себя стопоруки и истноги. Жвала на сердцевидной голове подрагивали — верный признак боли. Мимикой он не владел, ее заменяли характерные движения головы, усиков и тонких пальцев ист-рук. Он то и дело потирал их друг о друга.
— Ну, ну, расслабься! — посоветовал ему Флинкс.
Шевеление крошечных пальцев замедлилось. Транкс заговорил — снова еле слышно, но вполне разборчиво:
— Вы не из их числа? Не из этих сумасшедших людей, которые напали на нашу колонию?
— Нет. Мы сами едва спаслись от них.
Клэрити подошла ближе:
— Я Клэрити Хельд, ведущий генный инженер фирмы «Колдстрайп». А кто вы?
— Совелману из группы исследователей с планеты Уиллоуэйн. Мы здесь изучаем пищевые ресурсы.
Транкс повернул синеватую голову, чтобы лучше рассмотреть дымящуюся массу щупалец под выступом скалы.
— Похоже, эти ресурсы тоже проявили ко мне интерес. — Транкс перевел взгляд на поврежденную ногу, все еще покрытую лохмотьями хаустория. Его голос дрожал и не вязался с шутливым тоном. — Однако это довольно болезненно, должен вам признаться.
— Что он говорит? — спросила Клэрити. — Я не слишком сильна в транксийском.
— Ему больно, — объяснил Флинкс. — Эта гадость питалась его ногой.
— Надеюсь, она не успела запустить отростки в брюшную полость.
Флинкс сообщил их новому знакомому о лингвистических затруднениях Клэрити и заодно перевел ее последнюю фразу.
— Нет, — ответил транкс на безупречном земшарском. — Как мне кажется, поражена одна только нога.
Затем он с любопытством посмотрел на Флинкса.
— Ты говоришь на чистейшем нижнем транксийском, на какой только способен человек. Я имею честь беседовать с ученым-лингвистом?
— Нет. — Флинкс отвернулся. — Просто у меня был отличный наставник. Но давай лучше обсудим мои таланты в следующий раз. Пока же нам лучше заняться твоей ногой.
— Ах, да, ногой. — Транкс внимательно осмотрел пострадавшую конечность. — Боюсь, что это напрасная трата времени. От нее почти ничего не осталось. Готов поспорить, что если бы вы не поспели вовремя, это ужасное растение — или животное? — сожрало бы меня со всеми потрохами. Голову, конечно, оставив напоследок. Не лучший способ уйти из этой жизни.
— Мы можем вас нести, — предложил Флинкс.
— В этом нет необходимости, полагаю, вы тоже об этом догадываетесь. И тем не менее весьма благодарен. Вы настоящий знаток обычаев Улья. Конечно, я в состоянии ковылять на трех ходильных конечностях, но куда разумнее будет забыть на время о собственном достоинстве и воспользоваться иструками.
Флинкс такого ответа и ждал, но кодекс вежливости Улья требовал, чтобы Флинкс предложил пострадавшему транксу нести его в вертикальном положении. Обычно транксы избегали ходить на верхней паре рук, поскольку это напоминало об их происхождении от безмозглых насекомых.
— Я занимаюсь разведкой наскальных пищевых ресурсов— Транкс повернулся к Клэрити. — Кто по профессии вы, я теперь знаю. — Он вопросительно посмотрел на Флинкса.
— Я изучаю все, что меня окружает, — сказал Флинкс. — Послушайте, если вы в состоянии идти, то нам лучше не задерживаться в этом месте. Здесь не слишком много опасных форм жизни, но я терпеть не могу паразитов.
— Понимаю и вполне разделяю эту точку зрения. А что значит — изучать все, что тебя окружает?
Ему объяснила Клэрити, даже упомянула о том, как Флинкс угодил в эту историю. Все из-за того, что пришел ей на помощь.
— Мне очень жаль, что вы оказались втянуты в эти события, — посочувствовал Совелману. — Но, с другой стороны, мне жаль и самого себя. И дело не только в моей ноге. Если бы вы, человек Флинкс, давно работали здесь, вы бы знали, что надолго оставить рану открытой — значит подписать себе худший из смертных приговоров. Надо что-то предпринять, прежде чем я рискну идти дальше.
— О чем он говорит? — спросил Флинкс у Клэрити.
— О спорах. Их в пещерах тьма-тьмущая, и они повсюду разносятся сквозняками. А потоки воздуха подхватывают их и переносят дальше. Большинство видов плесени и лишайника размножаются спорами, и любая открытая рана тотчас оказывается инфицированной. Не раньше, так позже грибница разрастается и заполняет все тело жертвы. Вот почему здесь не встретишь неприбранного трупа, хотя на Длинном Тоннеле нет стервятников, муравьев или их аналогов. Роль мортусов здесь выполняют растения.
— Надо как-то закрыть рану, — пробормотал транкс.
— Но эта рана — все, что осталось от вашей ноги!
— Совершенно верно, — спокойно ответил Совелману. — Как я вижу, вы при оружии и с его помощью успешно расправились с хаусторием. Это говорит о том, что оно в рабочем состоянии.
Флинкс посмотрел на. датчик заряда:
— Да, еще несколько выстрелов сделает.
— Что ж, прекрасно. — Транкс вздохнул с негромким свистом. — А вы, случайно, не учились на хирурга?
Флинкс отрицательно покачал головой.
— Жаль. Что ж, по крайней мере, умеете обращаться с оружием. — Совелману с трудом перевернулся на бок. — Будьте добры, прицельтесь как следует и избавьте меня от бесполезной конечности.
У Флинкса глаза полезли на лоб:
— Ампутация?! Но я понятия не имею, как это делается. Если соглашусь, вы едва ли выживете. Если и получите квалифицированную медицинскую помощь, то очень не скоро.
— Я все это прекрасно понимаю. Но ведь могло быть и хуже. Что если бы эта тварь попала мне в глаза? Тогда бы вам пришлось куда сложнее — ампутировать транксу голову без летального исхода невозможно. А так шансы выжить у меня есть. Если не выполните мою просьбу — и суток не пройдет, как меня съест грибница. Нет уж, я предпочитаю, чтобы луч отрезал конечность и надежно продезинфицировал рану. Глядишь, и удастся добрести до настоящего врача.
— Ну да, — хмыкнул Флинкс. — При условии, что эти психи не разрушили больницу, помимо всего прочего.
— Вы говорите таким тоном, как будто хорошо знакомы с их целями. Меня они, естественно, интересуют. Чего добиваются напавшие?
Пока они разговаривали, Флинкс регулировал мощность излучателя. У него возникло впечатление, что транкс просто болтает без умолку, чтобы отвлечься от предстоящего испытания.
— Они хотят целиком уничтожить весь Длинный Тоннель, — ответила Клэрити. — Уничтожить все наши наработки. Это худшие из экопуристов, они готовы все крушить, узнав, что кто-то ставит генетические опыты над улиткой, чтобы изменить цвет ее раковины. Сюда они явились, чтобы покарать нас за надругательство над единственно истинной религией, которая называется «Все по-старому».
— Так-так. — Транкс свистом выразил третью степень понимания вкупе с сочувствием. — Теперь мне ясно, почему для первого удара они выбрали именно «Колдстрайп». Разумеется, в их глазах это средоточие самых опасных «осквернителей».
— И все-таки я не могу считать себя польщенной. А кстати, как протекает борьба? Мы бежали, толком не сообразив что к чему.
— Я — точно так же. Поэтому не смогу рассказать вам больше, чем вы, вероятно, уже знаете. Когда они ворвались в нашу пещеру, кое-кто оказал сопротивление. Обычно мы носим оружие против крупных хищников. А потом мне показалось, будто все вокруг превратилось в пыль и хаос. Я как раз вернулся из «поля» и входил в лабораторию, когда началась перестрелка. Увидев, что вокруг творится нечто невообразимое, я повернулся и бросился бежать. — Согнув иструку, он постучал по ремню, на котором висела необычная лампа. — К сожалению, заряд был уже на исходе, да я и не ожидал, что его надолго хватит. Я пытался найти дорогу назад, прежде чем фонарь погаснет, но в спешке не оставил меток. Как вы, наверное, знаете, мы довольно сносно видим и при слабом освещении, но при полном отсутствии света беспомощны. Я пытался определить дорогу на ощупь, но в кромешной тьме любой сталагмит ничем не отличается от соседнего. Врожденное чувство направления меня тоже не спасло, и вскоре я заблудился. А потом что-то впилось в ногу. Попытался оторвать от себя — не вышло. В борьбе я упал, стукнулся головой и потерял сознание.
Транкс поднял взгляд на Флинкса, который уже был готов к операции:
— Здесь все такое твердое, даже в старых тоннелях. У нас на Ульдоме полно мягкой земли, нет никакой необходимости пробивать ходы в скалах. Но я, наверное, зря обременяю вас общеизвестными сведениями о транксийской культуре. Люди получают их в любой школе на стадии куколок.
— Держи лампу поближе, — велел Клэрити Флинкс. Она подчинилась и печально вздохнула:
— Жаль, у нас нет обезболивающего.
— Конечность полностью онемела, поскольку все нервы в ней поражены, — успокоил ее инсектоид.
Флинкс помахал лучевым пистолетом:
— Могу стукнуть вас вот этим по голове.
— Благодарю, — сухо отозвался Совелману, — но мой череп и без того болит в том месте, где я им ударился о пол.
Транкс весь напрягся, туго сплетя пальцы иструк и стопорук. Затем сцепил и ноги, приготовившись к ампутации.
— Вы окажете мне неоценимую услугу, если не будете тянуть время. Нелепо было бы подвергнуться столь суровому испытанию и потом обнаружить, что внутренности уже заражены.
— Давай, Флинкс, не тяни резину. Он прав.
— Человеческая самка говорит истину! Когда Флинкс нажал на спуск, Пип встрепенулась, как ужаленная. Для операции потребовалось лишь два выстрела. Пораженная нога отвалилась вместе с серыми лохмотьями хаустория. Оставшаяся культя, длиной не более пяти сантиметров, слегка дымилась.
Трудно было судить о том, какие мучения доставила ампутация ноги транксу. У него не было ни век, чтобы зажмуриться, ни губ, чтобы их прикусить. Но конечности еще долго оставались накрепко сцепленными, словно окаменели.
Клэрити, не теряя времени, опустилась на колени, чтобы осмотреть культю. Ученый в ней победил чувствительную женщину.
— Похоже, рана чистая, нитей хаустория не видать. — Она перевела взгляд на транкса. — Скорее всего, вторичное заражение вам не угрожает.
Совелману пришлось медленно выговаривать слова, чтобы его поняли:
— Я вам благодарен. Мне жаль, что вы попали в каменную западню, но все равно я рад, что вы нашли меня. Иначе бы я здесь встретил бесславную смерть.
Он попытался сесть. Флинкс поддерживал его, стараясь не закрыть спикул на б-груди.
— Эта растительность не так опасна для транксов, как для людей. Если бы я, упав, не потерял сознания, то лишайник не смог бы меня одолеть. Он способен проникать под экзоскелет только через суставы или глаза. Вы же носите свои тела поверх скелета и поэтому чрезвычайно уязвимы.
— Буду иметь в виду. — Флинксу было нелегко удерживать ослабевшего транкса. — Не желаете ли встать?
— Нет, но и лежать здесь, точно беспомощная куколка, не вижу смысла.
Транкс подтянул под грудь пару дополнительных конечностей, оставив под брюшком три оставшиеся ноги, и сделал рывок. Шагал он шатко, стараясь найти компенсацию потерянной ноге. Это было для него весьма нелегко.
— Как, однако, противно ходить вот так, едва не волоча голову по земле. Такую позу были вынуждены сохранять в древние времена наши рабочие особи, даже после того, как мы сами выпрямились во весь рост.
— Не стоит жаловаться, — сказал ему Флинкс. — Случись мне потерять ногу, я вообще не смог бы сдвинуться с места. Ты же лишился одной, но у тебя остается еще пять в запасе.
— Тем не менее трудно спокойно воспринимать потерю конечности и не испытывать при этом никакого сожаления.
— Не двигайся.
Совелману уставился на склонившуюся над ним Клэрити.
— Если я правильно понял, ты не дипломированный врач.
— Нет, но я генный инженер и поэтому знакома с основами медицины.
Из небольшого баллончика с аэрозолем она обработала культю.
— Это предназначено для человеческих ран. Обрабатывать им хитин бесполезно.
— Верно. Однако он образует защитную пленку. К тому же это стерилизующее средство. Можно сказать, дополнительная мера против дальнейшего распространения инфекции.
— Между прочим, остается такой деликатный вопрос, как питание. Я уже поглотил те скудные запасы, что захватил с собой. Рассчитывал, что все это растянется не больше, чем на полдня.
— У нас с собой есть концентраты, — успокоил его Флинкс.
Многое из того, чем питались транксы, подходило для людей и наоборот. Это, конечно, не касалось вкусовых соответствий, но в том состоянии, в котором пребывал Совелману, он вряд ли стал бы привередничать.