Мэджи немного растерялась: она никак не ожидала, что Клайд будет не один, а с Фредом.
Но Клайд очень приветливо сказал ей, подвигаясь к изголовью своей койки, где он сидел:
— Да вы садитесь, Мэджи. Удобного кресла для приема дам тут, конечно, нет, но можно присесть и на этой постели, так что не стесняйтесь. Вот так, — добавил он, видя, как девушка неуверенно присела на походную койку. — А ветер-то какой поднялся за ночь и не утихает. Наверно, вы замерзаете, бедняжка? Я уже напялил на себя все теплое, что только было, и все равно холодно… — Он говорил фразу за фразой, почти не останавливаясь, и Мэджи понимала, что умный Клайд сразу же заметил ее смущение и ведет этот разговор для того, чтобы она пришла в себя от неожиданности. «Спасибо, Клайд, — подумала Мэджи, — это очень мило с вашей стороны; только, может быть, мне и не надо говорить о дневнике Джеймса, может быть, Фред, который так вопросительно смотрит на меня, и не должен знать, что я читала его?..»
— Да, очень холодно, — механически ответила она, пытаясь сообразить, как ей вести себя и закутываясь плотнее в пальто.
И правда, должна ли она говорить о том, что привело ее сюда? Мэджи чувствовала, что Фред Стапльтон почему-то настороженно и неодобрительно относится к ней. Почему? Разве она была виновата в том, что сломались их отношения? И тем более поэтому она была благодарна Клайду за его участливое внимание.
— Так что же случилось, Мэджи? — продолжал все в таком же тоне Клайд Тальбот. — Вы прочитали записи Джеймса, да? Я внимательно просмотрел его дневник, но там не оказалось ничего особенно интересного. Он писал его, видно, еще тогда, раньше, до находки метеорита. А что вы узнали?
Выходит, она может говорить, не стесняясь присутствия Фреда! Девушка облегченно вздохнула и ответила:
— Там три… ну, письма, что ли. Два совсем личные…
— Так я и думал и потому не читал их целиком, — подтвердил Клайд.
— Да, зато третье… оно рассказывает о том, что Джеймс собирался делать с метеоритом. Я не знаю… мне кажется, что это важно… — Мэджи подала Клайду тетрадь, открыв ее на третьем письме.
Глаза Клайда заинтересованно блеснули.
— Да, — пробормотал он, читая, — мне надо было начать именно с этого письма. Это действительно очень важно!
Фред Стапльтон нетерпеливо нагнулся над его плечом.
— Что там такого важного? — спросил он и досадливо добавил. — Вечно вы разговариваете загадками, черт возьми!
— В том-то и дело, что никаких загадок уже нет, — ответил Клайд. — Вот, послушай сам.
Он прочитал вслух третье письмо Джеймса, подчеркивая то, что касалось злополучного опыта. Но Мэджи заметила, что не менее выразительно он читал и слова Джеймса Марчи о том, как он собирался поступать дальше, если опыт даст нужный результат. Она удивленно посмотрела на Клайда: неужто и это имеет какое-то значение?
Фред Стапльтон внимательно слушал, рассеянно покусывая стебелек травы, который он мял в руке.
Когда Клайд закончил читать последние строки письма, он иронически усмехнулся.
— И это все? — осведомился Фред и пренебрежительно отбросил стебелек травы, словно потерял к нему вместе с письмом Джеймса всякий интерес.
— То есть как «все»? — с недоумением переспросил Клайд. — Тебе мало?
Фред ленивым движением достал из кармана сигарету и медлительно закурил ее, не глядя ни на кого. Выпустив наконец большое облако дыма, он небрежно сказал:
— Во всем этом нет ничего нового. Ведь мы с тобой так и предполагали, Клайд.
— Да, но ведь в письме все подтверждается. И это писал сам Джеймс! — удивленно ответил Клайд.
— Ну и что же? — Голос Фреда выражал полное безразличие. — Решительно ничего нового! Заметно, конечно, что Коротышка безнадежно влюбился… Я даже не знал, что он на это способен. Ну, скажем, это новое. Но не чересчур важное, — добавил он, искоса взглянув на Мэджи. — Разве что для его любви, — презрительно поджал он губы.
Мэджи с трудом сдержала возглас возмущения: никогда, никогда она не думала, что Фред Стапльтон может так пренебрежительно относиться даже не к ней, а к тому, что писал Джеймс Марчи! Ведь это был его друг! И, кроме того, неужели Фред не понимает: совсем не потому она, прочитав третье письмо, прибежала к Клайду, что считала важными слова Джеймса о любви! Нет же, нет, она думала, что важно не это, а рассказ о том, как Джеймс размышлял о своем опыте с плесенью, да еще и написанный им самим!.. Но она сдержалась и ничего не сказала, хоть ее губы дрожали от негодования; не надо, не надо ничего возражать, не нужно ничего говорить: ведь каждому понятно, что Фред бросает эти нехорошие, обидные слова только со злости…
Клайд с упреком взглянул на Фреда.
— Думаю, что ты неправ. Дело не в том, как относился Джеймс к… — Он слегка замялся, ему не хотелось называть имени Мэджи, и она была благодарна ему за это. — Ну, словом, речь не об этом. Прежде всего важно, что мы предполагали верно, что так и поступил Джеймс, как мы решили. Это раз. Во-вторых, важно, как Джеймс сам относился к своему открытию. Вообще, естественно, именно в этом нет ничего нового: мы всегда знали, как Джеймс Марчи, наш Коротышка, любил людей и как он стремился делать для них самое хорошее, на что он был способен. Так это или не так, Фред?
Фред Стапльтон молча пожал плечами. Он выразил согласие, но оно было неохотным, как бы вынужденным. Клайд, видимо, не обратил внимания на это. Он продолжал:
— Как видишь, мы обязаны относиться к письму Джеймса как к завещанию, что ли. Во всяком случае, мы должны с ним считаться. Поэтому после него мы не можем без серьезного обсуждения согласиться с твоими предложениями.
Предложения Фреда Стапльтона? Очевидно, именно о них Фред говорил с Клайдом, когда она ворвалась в палатку, догадалась Мэджи. Может быть, именно это имел в виду Клайд, когда сказал ей о том, что Фред что-то задумал? Она быстро взглянула на Фреда и заметила, что он недовольно покосился на нее. Значит, ее догадка была правильной. И оттого, что уже не она смущается, как при начале разговора, а неловко чувствовал себя Фред, у Мэджи отлегло от души.
Фред тем временем неохотно сказал:
— Этот разговор можно бы и отложить…
— Нет, почему же откладывать? — живо удивился Клайд. — Я не думаю, что Мэджи может нам помешать, если ты говоришь об этом. Сейчас я ей объясню, в чем дело…
— А может быть, я лучше уйду, пока вы поговорите с Фредом? — как можно более искренним тоном заметила Мэджи, пряча свое отчаянное желание остаться и послушать. Она даже приподнялась с походной койки, натягивая плотнее пальто, словно ужа готовясь выйти из палатки.
— Нет, нет, зачем же? — Клайд усадил ее обратно. — Там ветер гудит еще сильнее, к чему вам мерзнуть в одиночестве? А что касается предложений Фреда, то в них, право же, с моей точки зрения, нет ничего тайного. Ведь правда, Фред? — обратился он к тому. — Мэджи ведь накрепко вошла в нашу жизнь… после смерти Джеймса хотя бы, — добавил он с горечью.
Фред снова пожал плечами. Все так же неохотно он сказал:
— Если ты настаиваешь… А я-то был удивлен, когда услышал от тебя слово «мы»: «мы должны», «мы не можем»… Хоть я и не понимаю, какое она имеет отношение к метеориту и всему, связанному с ним? Нашел-то ведь его Джеймс…
— Ну, Фред, если уж на то пошло, то и ты тоже имеешь весьма приблизительное к нему отношение, — резко возразил Клайд. — И не раз, помнится мне, заявлял даже, что этот вопрос тебя совершенно не интересует. Ведь так, я не выдумываю?
Фред поморщился.
— К чему все эти разговоры? — сказал он. — Если тебе так хочется, то мне все равно. Я только считаю…
— Что ты считаешь? — иронически осведомился Клайд, как бы мельком взглянув на Мэджи, которая нерешительно повторила:
— Правда, мне, наверно, лучше уйти…
— Нет, нет, не нужно… Так что же ты считаешь, Фред?
— Ничего, — отрезал грубо Фред, недовольно приминая о подошву ботинка недокуренную сигарету. — Я уже сказал, что мне все равно.
— Ну вот, Мэджи, — удовлетворенно сказал Клайд, обращаясь уже к девушке. — Чтобы вам стало все ясно, Фред только что предложил мне продать космическую плесень Джеймса Марчи.
— Как — продать? — изумилась она. Это было для нее совершенно неожиданно.
Клайд усмехнулся. «Милая, бесхитростная девочка, — подумал он. — „Как — продать“!»
— Да очень просто, — уже серьезно сказал он. — Фред считает, что на этом можно хорошо заработать.
— Безусловно, — подтвердил тот убежденно. — И было бы гораздо лучше, если бы ты в порыве глупой мести, что ли, не бросил блюдечки с плесенью в огонь. Очень несуразный поступок, как я тебе тогда и доказывал.
— Да, ты что-то говорил в этом роде, — хмуро согласился Клайд. — Но я не жалею, что поступил так.
— Потому что у тебя непрактичная голова. Я всегда это говорил. Даже Джеймс и тот…
— Замолчи! — вспылил Клайд. Чтобы сдержать себя, он старательно закурил. У него еще дрожали руки, когда он, овладев собой, заговорил снова после неприятной паузы: — Пожалуйста, оставь в покое Джеймса. Его нет — и не тормоши его память. Прошу тебя, не нужно, Фред, — сказал он уже примирительно.
— Да ведь я ничего, — ответил тот с удивлением. Вероятно, его несколько испугала неожиданная вспышка Клайда. — Я хотел…
— Не надо, не надо, Фред! Давай говорить по сути. Так вот, Мэджи, он предложил продать космическую плесень Джеймса, которая все еще находится в метеорите, для того чтобы из нее извлекали ядовитые вещества. Фред считает, что такое предприятие может дать изрядную прибыль. Так я понял тебя, Фред?
— Ты понял меня совершенно правильно. — Глаза Фреда Стапльтона загорелись.
Так бывало всегда, когда он садился на своего излюбленного конька и с увлечением начинал рассуждать о вдруг зародившихся у него идеях и планах молниеносного обогащения. В такие минуты на него уже не действовали никакие тормоза, он не признавал ни доводов, ни возражений своих собеседников. Горячо и страстно он доказывал, что все зависит только от удачного момента, от мертвой хватки и твердого желания победить в этой чертовой схватке молодого и энергичного, полного сил и настойчивости дельца, у которого пока еще нет нужного количества денег, с косной инертностью тех, кто уже имеет уйму долларов, но именно потому относится с опаской к смелым, оригинальным идеям.
«А разве кому-нибудь удавалось разбогатеть иначе, — говорил он, — чем с боем? Только их надо зацепить за живое, — твердил он, — заставить раскошелиться, от этого будет только польза и для них, и, естественно, для молодого дельца, перед которым именно так могут открыться новые деловые перспективы. Смелость и отвага, — говорил Фред Стапльтон, и его взгляд при этом становился жестким и острым, как отточенный нож, — нужны не только генералам и адмиралам на войне, но еще больше для того, кто твердо решил стать настоящим бизнесменом».
— Я еще не решил окончательно, — продолжал Фред, — какую из крупных компаний мы заставим вложить деньги в наше предприятие. Ведь мы полные хозяева открытия, и никакой конкуренции опасаться не приходится. Эх, если бы у меня самого были нужные деньги, чтобы не делиться с акулами! Да разве я не взялся бы вести дело самостоятельно? — вздохнул он. — Но ничего не сделаешь. Придется идти на дележку, эти крупные акулы своего не упустят…
Клайд взглянул на Мэджи. Она робко сидела на краю постели, закутавшись в пальто, и напоминала испуганную девочку, которая беспомощно вслушивается в сложные и запутанные рассуждения, ничего в них не понимая. Она знала, что речь идет о каких-то коммерческих операциях, смысл которых до нее, очевидно, не доходил. Но вместе с тем, она отчетливо соображала, что Фред Стапльтон говорит о страшной фиолетовой плесени, которая погубила Джеймса, хочет каким-то образом заработать на этом злополучном открытии умершего друга, и от этого ее охватывало ощущение чего-то неприятного, пугающего. Конечно, Фред может убедить Клайда делать с плесенью все, что ему угодно, он лучше знает это; но зачем же, зачем так сразу, едва лишь они похоронили Джеймса Марчи?.. Почему он так спешит, будто и не было этих ужасных двух дней?.. И она украдкой почти пугливо посматривала, на Фреда Стапльтона, поражаясь его удивительному равнодушию к тому, что казалось ей самым важным, непереносимо тяжелым.
— Ладно, Фред, — услышала она голос Клайда. — Мне понятны твои планы. Но объясни мне, пожалуйста, почему ты так уверен в том, что компании, о которых ты говоришь, так уж сильно заинтересуются твоим предложением? Почему и зачем им может быть нужна космическая плесень Джеймса Марчи? Вот это я хотел бы уразуметь.