Фактор жизни

Глава 56

В эту смену помещение машинного отсека было освещено тускло. Дежурила только одна Дороти Вержински: водрузив ноги на приборную панель и откинувшись на спинку стула, она читала книгу в твердой обложке. Книга называлась «Анна Каренина».

По машинному отсеку разносился равномерный гул, но для Дороти сейчас ничего вокруг не существовало: ни звуков, ни других ощущений. Равномерные короткие гудки пульсара давно стали частью окружающего ее мира, так что она их попросту не замечала.

И вдруг до ее ушей дошло странное. Дороти встрепенулась. Из динамиков неслось:

— Бип-пип, бип-пип, бип-пип…

— Боже мой! — воскликнула Дороти по-русски, отбросила книгу в сторону, спустила ноги на пол и опрокинула чашку. С проклятиями вытерла с пульта пролитый кофе и принялась резко касаться сенсоров.

Теперь из динамиков донеслось:

— Уа-а-а!

— Этого просто не может быть, — сказала себе Дороти. Она с силой нажала кнопку связи.

— «Шаттл-два». Как делишки, Дороти? Умираешь со скуки?

— Погоди, Жан-Поль… Я получила сигнал тревоги.

На секунду воцарилось молчание.

— Сигнал тревоги — у тебя?! С тобой все в порядке? Под термином «у тебя» он имел в виду орбиту средней удаленности вокруг Дельты Цефея.

«Шаттл-два» выставлял в пространстве длинную цепь исследовательских зондов; другие шаттлы, как и шаттл Дороти, располагались на борту станции «Метроном».

— Я приняла сигнал маяка, — пояснила Дороти.

— Какой тут может быть маяк…

Она залпом, не ощущая вкуса, допила остатки холодного кофе:

— Мне удалось перехватить параллельный сигнал в звуковом диапазоне.

Она нажала кнопку, и вновь из динамиков понеслось:

— Уа-а-а… уа-а-а…

— Что это еще такое? — голос Жан-Поля был спокоен и серьезен.

— Так-так-так! — Дороти покачала головой. — Вот к чему приводит одинокая жизнь ученого-затворника. Ты что, никогда раньше не слышал, как плачут младенцы?

Карин разбудил очень знакомый голос:

— Какого черта! Пустите меня, я только взгляну на нее!

Некоторое время продолжался приглушенный спор неведомо о чем, а затем дверь открылась.

— Карин!

— Привет, сэнсей! — Она слегка приподняла голову, а затем опять бессильно уронила ее на мягкую подушку: это было единственное, напоминавшее поклон движение, которое у нее получилось. — Я рада вас видеть.

Но она не видела ничего. Мир вокруг был во тьме.

— Слава Богу! — Его борода коснулась щеки Карин, когда он легко поцеловал ее, затем взял за руку, все еще слабую, и сжал в своих загрубевших руках.

— Я слышала, вы там спорили с кем-то из персонала.

— Мне сказали, что ты все перенесла отлично, но я должен был увидеть тебя сам…

Вокруг была сплошная тьма, но Карин чувствовала, как под ее тяжестью прогибается мягкая постель, а одеяло казалось тяжелым, обволакивающим коконом. Не похоже, что она все еще на своем корабле…

— Сэнсей. Дарт… Он не…

«Я же не могу плакать, — вспомнила она. — Они забрали мои глаза».

— Не разговаривай! — Большие руки нежно пожали ее ладонь. — Мне коротко обо всем рассказали.

— Он спас нас. — Это было сказано шепотом. Вероятно, потом она провалилась в сон. Иногда различить, где явь, а где сон, было попросту невозможно.

Когда она полностью пришла в себя, сэнсей все еще был рядом — от него шли успокаивающее тепло и сила.

— Сэнсей?..

— Все в порядке, Карин.

— Они прячут от меня моего ребенка.

«Ребенка Дарта», — поправила она себя мысленно.

Кажется, раздавались какие-то пререкания, но она не была в этом уверена. Впрочем, теперь она была спокойна. Поскольку сэнсей Майкл проделал столь долгий путь сюда, на станцию «Метроном», он не допустит, чтобы ему помешали. «Уступай и соглашайся, когда возможно, — говаривал он иногда, — а когда необходимо — иди напролом».

Дверь приоткрылась, и сэнсей помог ей приподняться и сесть.

— Здравствуйте, — у женщины был чуть уловимый славянский выговор. — Я — Дороти… А вот ваша дочь.

Карин нежно провела руками по крошечному тельцу ребенка.

«Ребенок, — подумала она. — Новая реальность… Другая личность, но часть меня и Дарта».

Внезапно, сильно встревожившись, она протянула дрожащую руку, кончиками пальцев ощупала теплое личико ребенка, его голову с похожими на шерстку волосами и тельце, один за другим пересчитала все пальчики.

— Она красивая, — сказал сэнсей.

— Несомненно, — согласилась женщина по имени Дороти.

Напряжение спало, и Карин откинулась на подушку, прижимая крошечное тельце дочери. Губы ее невольно растянулись в улыбке.

Не думала она, что сможет когда-нибудь снова улыбнуться.

— С нею… действительно все в порядке? — Она повернулась в сторону Дороти, определив ее местонахождение по голосу и по шелесту одежды. — Вы ничего не заметили?

— Ой, я не знаю… Я — астрофизик, а не врач.

— Именно Дороти приняла твой сигнал, — сказал сэнсей.

— О-о! — Карин чуть покачала головой. — Я просто не знаю, как вас благодарить.

— Не велика заслуга! — Фраза была беззаботна, но Карин уловила, как от волнения у Дороти перехватило горло.

— Скажите мне прямо, сэнсей… — она склонила голову набок, повернув лицо в его сторону и зная, что он будет смотреть в серебряные глазницы, где больше не было ее глаз. — Это ведь ваша внучка. Почему ее прятали от меня?

— Потому что вам нельзя волноваться… — начала было Дороти.

— Я хочу забрать ее домой. — Сэнсей избегал прямого ответа — Я могу отойти от дел или работать неполный день… Я еще не все до конца обдумал. Тебе не о чем беспокоиться.

— Не о чем беспокоиться? — Карин усилием воли взяла себя в руки. Сэнсей был последним человеком, на которого она могла бы злиться.

— Я имею в виду, что ей, твоей дочери, не придется жить в приюте.

Дороти торопливо добавила:

— На тот самый корабль прибыли два укомплектованных экипажа.

Мю-пространственный корабль: Карин было интересно, кто же стал пилотом.

— Когда ты поправишься, прямо здесь пройдешь дообучение.

Если сэнсею придется заниматься воспитанием внучки, будет ли это означать, что он решит посвятить ее в священнический сан?

Впрочем, это не имело значения, потому что Карин уже приняла решение. Просто она осознала это только сейчас.

— Я не собираюсь возвращаться в мю-пространство, — сказала она спокойно — Я намерена быть матерью на Земле.

— Но ты будешь…

— Слепой?.. Да, я знаю… Но я поступлю, как решила. Потом она ощутила себя в кольце обнимающих ее рук, все молчали, а по щеке Карин катились теплые слезы, которые могли выкатиться из глаз и Дороти, и сэнсея, но Карин казалось, что плачет она.

Через минуту, когда объятия разжались, она снова спросила:

— Так почему же они прятали ее от меня?

— На самом деле нет серьезных отклонений, — сказала поспешно Дороти.

— А какие есть?

Молчание. Уж не подают ли они втихомолку друг другу сигналы?

— Ее глаза…

«О Господи! — взмолилась Карин. — Нет!»

— Похоже, зрительный рефлекс нормальный. — Рука сенсея сжала ее запястье. — Она следит глазами за движущимися объектами.

— Это сложно объяснить, — начала Дороти и тут же замолкла.

— Они черные, — очень осторожно сказал сэнсей.

— У меня тоже черные. То есть — были.

— Он имеет в виду — совершенно черные, — сказала Дороти. — Вообще нет белков. Это совершенно… сверхъестественно.

«О Боже! — подумала Карин. — Моя дочь…»

— Но она очень красива, — сказал сэнсей.