Ощущение было весьма странным и очень смахивало на ностальгию.
Сидя в своем кабинете, расположенном в крыле дворца — его собственного дворца, — Том мог делать все, что угодно. Он мог взять в библиотеке любой кристалл с информацией, совершить пробежку или заказать что-нибудь на своей кухне.
Кабинет был обставлен достаточно просто. Узкие стеклянные полки, занимающие все стены; вращающаяся в воздухе скульптура в стиле барокко; ряды шкафов с кристаллами. На столе огромная ваза с кубиками фруктового сока.
И никаких обязанностей. В привычном смысле, с точки зрения прислужника.
Если бы он захотел, он мог бы позвать кого-нибудь из обслуги… О Судьба, да он мог бы позвать их всех.
Том испытывал чувство, похожее на ностальгию, потому что нынешнее положение напоминало ему детство. Ты никому не принадлежишь и не обременен предчувствиями. Хотя в то же время ощущение было совершенно новое.
Что делать, когда все твои мечты осуществились?
Маэстро да Сильва предупреждал об этом. Когда самые способные фехтовальщики пытались стать членами взвода в своем секторе, он предупреждал их об эмоциональных последствиях. Попасть во взвод было очень трудно, для этого нужно было на протяжении стандартного года напрягать все свои умственные способности.
Наконец, после чемпионата, проводившегося внутри сектора, они во взвод попадали. А дальше перед ними был тупик, жизнь тускнела и теряла свои краски. Цель, к которой они стремились на протяжении стандартного года, была достигнута, а осознания новой задачи еще не было.
«Что же мне теперь делать, маэстро?» — поневоле подумал Том.
— Показать карту провинции Велдрин, — приказал он.
Появившаяся над столом, медленно вращающаяся голограмма не соответствовала приказу: на ней было обозначено уже новое название, а не провинция Велдрин.
Владение Коркоригана.
Двадцать одна страта (в более крупных владениях было и больше). Знали ли жители нижних страт о смене властителя? Интересовало ли их это?
Существовали ли там внизу рынки? Можно ли было там встретить в пустынном закоулке одиноко сидящего мальчика, сына хозяина лавки?
— Хватит! — Том махнул рукой в сторону голограммы.
Взглянул на кубики сока, но не взял ни одного.
Вместо этого он залез рукой в карман рубашки и достал тяжелый значок в форме падающей капли. Неожиданно предмет начал пульсировать, испуская расходящийся кругами свет.
— Благодарю вас, милорд, за подарок, — Том вспомнил о вечере, на котором получил этот сувенир.
Это была эмблема медицинского центра А’Декала, организации «Циркулюс Фидус».
Когда он отложил голографический значок в сторону, волны света начали расходиться по всей комнате.
«Я мог бы оставаться здесь, во дворце, — подумал Том, — и никогда не видеть моих владений. Однако негласное правило не рекомендует так поступать».
Он щелчком открыл окошечко запросов, трехмерная инфосеть запульсировала, приглашая к исследованию.
— Персональный запрос, — указание мультиспектральной триконки.
«Чего проще? — думал Том. — Заказывать еду. Постепенно превращаться в лентяя. Собирать налоги».
Ячейки пиктограммы стали разворачиваться: движущееся оригами в свете, запутанный семантический лабиринт, сквозь который может провести лишь Господь Бог.
«Распределить обязанности среди доверенных лиц».
Втираясь в доверие, имея доступ в благородные дома, двигаться сквозь информационные уровни, добраться до слоев, запрятанных в глубине этого мира.
«Никогда не пытаться увидеть то, что тебе принадлежит».
Ряды распускающихся триконок, разворачивающихся, расцветающих по мере того, как он зажигал их крошечные световые зерна. Каждый символ имел, по крайней мере, шесть значений. Он определял:
— последовательность фонемы;
— последовательность цветовой гаммы;
— цифровые ячейки (где фонемы символа соответствовали определенным значениям целых чисел);
— отражение в мифах (где цвет предполагал определенные мифические фигуры — героя или вассала, воина или дракона — и таким образом определял их психологические характеристики);
— социо-культурное значение (определяемое по скорости движения и топографического перемещения символа, который постоянно вращался, крутился и поворачивался в разных направлениях);
— и наконец, самое тонкое из всех значений, его логософический образ, поскольку этот элемент, путем сочетания других пяти составляющих, мог усиливать смысл триконки, наделяя ее персональным значением, а иногда даже иронически искажая послание, обнаруживаемое на поверхности.
«Разговаривать только с теми, кто равен тебе по положению, — думал Том. — Разделять и властвовать… Но кто они, равные мне по положению?»
Ответ был прост: те, кто наловчился в блужданиях по лабиринтам мыслей, кто мог бы оценить написанный определенным стилем текст, кто способен оценить модальность обмена мыслями при описании разнообразных концепций и едва уловимые, сложные связи между понятиями.
«Оставаться в своем кабинете, читать и изучать», — думал Том.
Исключительно благодаря счастливой случайности и дружбе с Аверноном он мог бы стать посланником (пусть и не самым лучшим) в мир логософии, быть первым в разработке новой модели. Он мог бы предложить пути ее усовершенствования, популяризовать ее значение, связать ее с другими моделями исследований. Он способен внести свой собственный вклад в эту область и рассмотреть в несколько иной плоскости замечательную работу Авернона.
«В конце концов я мог бы заняться поэзией», — думал Том.
Было столько всего, чем бы он мог заняться здесь, реформируя свои владения.
«Ведь наступило мое время, не правда ли?» — думал Том.
К кому он обращался? К самой Судьбе?
Он помнил руки отца, погружающегося в Воронку Смерти… И после всего этого он должен кого-то благодарить за Судьбу!
Он помнил отливающие медью локоны матери. Он помнил покачивание ее бедер, когда она ступала на подножку левитокара. Так почему бы не посмотреть, где он живет, этот парень? Почему бы не посмотреть на того, кого он должен благодарить? Почему бы не посмотреть на Жерара д’Оврезона, Оракула?
Его первым гостем оказалась леди Сильвана.
— Какое счастье, Том! Что здесь такое?
Они находились в небольшом помещении, потолок был наклонен под углом сорок пять градусов к стене.
— Когда-то здесь была часовня Лакшиш-Гетеродокс. Не беспокойтесь, это помещение уже не служит более часовней.
Она пристально смотрела наверх, где в странном беспорядке из стен выступали лепные выступы. Их было триста или четыреста разнообразных форм: от небольших выступов до полуметровых вычурных гребней, украшенных ухмыляющимися химерами.
— Мне она не интересна, — Сильвана решительно тряхнула головой. Отблески света переливались на ее золотых локонах. — Зачем? Давайте уйдем отсюда.
Том оглянулся вокруг, и улыбка стерлась с его лица. Здесь он тренировался в лазании, следуя сложными маршрутами по зацепкам в стенах.
Когда они вышли на воздух, Сильвана указала рукой вдоль галереи:
— Тут много приятнее. И неплохо бы прогуляться перед обедом.
Они шли по беговой галерее Тома, той, что заменяла ему оставшуюся возле дворца леди Даринии. Это была небольшая, но его собственная территория.
— Я переоборудовал заново одну из малых гостиных, — продолжал Том. — И свой кабинет.
— Прекрасно! — Леди Сильвана взяла его за руку. — Но было бы еще лучше, если бы вы показали мне эти комнаты.
У Тома на миг перехватило дыхание. Даже сквозь тяжелый бархат черной накидки прикосновение дамы жгло ему руку. Наконец, овладев собой, он произнес:
— Пожалуйста, сюда.
Фаланга слуг последовала за ними.
— Мне жаль, что я не бывала здесь раньше и не видела, как вы украшали дворец, — объявила гостья во время обеда. — Это, наверное, был особый период в вашей жизни.
— Да! — Непроизвольная самодовольная улыбка опять расползлась по лицу Тома. — Я бы именно так и назвал его.
В глазах ее мелькнуло лукавство.
— Интересно было бы взглянуть на вас тогда. Вы беспрестанно улыбались, как и сейчас?
— Нет, конечно. — Том засмеялся. — Сейчас я уже почти привык к этому сумасшедшему дому.
— Значит, сейчас вы полностью контролируете свои владения?.. Да-а, хотела бы я побывать здесь, когда вы занимались переустройством.
— Я бы тоже этого хотел и… — Том замолк, не решившись закончить фразу.
— Корду бы тоже следовало побывать здесь, — спокойно добавила она. — Но фельдмаршал не позволил ему уйти. В старом Такегаве есть что-то от тиранов прошлого.
В наступившей тишине слуги бесшумно сновали вокруг длинного стола, убирая платиновую посуду, протирая белой салфеткой мрамор и подавая следующие блюда.
— Мне нравится оформление комнаты. — Взгляд Сильваны блуждал по тянущимся вдоль стен стеклянным полкам и колоннам, по медленно движущимся перламутровым панелям.
В отделке преобладал переливающийся синий цвет. Другие комнаты были оформлены в темно-зеленых или пурпурных тонах.
— Перламутр и хрусталь. — Том указал на спадающую вдоль стены прозрачную имитацию контрфорса. — Они создают настроение.
— Замечательно! — отозвалась леди Сильвана.
На десерт подали замороженные кусочки фруктов и спелые додека-груши — каждый плод такой груши состоял из двенадцати маленьких плодов. Том взял одну из них, но потом отложил фруктовую вилочку в сторону.
— Я не знал, что вы поддерживаете связь с Кордувеном.
«С тех пор как ваш брак был расторгнут», — добавил он про себя.
— Да. — Ее голос звучал спокойно. — Контакты с той территорией затруднены. Я думаю, что Такегава специально держит свою академию в изоляции.
Пора было сменить тему.
— На Старой Земле были изобретены безволоконные коммуникации, распространенные повсеместно в течение длительного времени.
— Их использовали для обработки мозгов, — сказала Сильвана, — с помощью электромагнитного излучения. Кроме того, они ведь еще и сами облучали себе мозги, готовя пищу в оловянной посуде, не так ли?
— Вы хотели сказать — в алюминиевой? — Том нахмурился. — Разве это были не римляне?
— Во всяком случае, это было до Моноязычных Государств.
— Возможно, — Том знал, что глобальные монополии, прежде всего «НетАнглик», а затем и «ВебМандрин» превратили образование и научные исследования в нечто совершенно закостеневшее. — Это было прежде, чем они все взвесили и поняли необходимость существования разнообразия.
— Расскажите об этом представителям «Циркулюс Фидус». Они хотели бы, чтобы весь Нулапейрон последовал бы этим тупиковым путем.
Том поднял бровь:
— Неужели? Я не слежу за их полемикой… Ага, нам принесли напитки. Отлично приготовлено, Фелгринар.
Седой человек, поклонившийся в ответ на похвалу Тома, был за обедом главным распорядителем. Неуловимым движением руки, затянутой в белую перчатку, он приказал двум младшим слугам подать на стол сосуд с напитком и расставить чашки.
— Кстати, — продолжил Том после того, как напиток был разлит. — Лорд А’Декал приглашал меня в гости в свое поместье.
— Занятно. — Сильвана подняла чашку так, будто произносила тост. — Вам понравилось у него?
Том постарался ответить сдержанно:
— Я отклонил его предложение.
Сильвана поставила чашку на стол, так и не прикоснувшись к ее содержимому.
— Вы отклонили приглашение лорда А’Декала? — Улыбка медленно проступила на ее лице. — Святая Судьба!
— Леди Сильвана выберет наказание для мальчика.
Широко открытые синие глаза оценивающе разглядывали Тома.
— Может быть, отнять у него руку?
— Прекрасно. — Леди Дариния встала. — Прежде чем доставить его во дворец, отрубите ему руку. — Пристальный взгляд ее серых глаз скользнул по Тому. — Все равно какую.
…Том дернулся и проснулся. Он буквально плавал в поту. Его несуществующий левый кулак был крепко стиснут, нервы натянуты, как струны.
— Черт!
Была середина ночи, но он скатился с кровати, натянул на себя тренировочные брюки и кроссовки, слегка потянулся и вышел на пробежку.
Он миновал боковой коридор, который вел в гостевую половину, думая о Сильване и мысленно представляя, как она лежит сейчас, утопая в белом нарядном атласе, на богато украшенной кровати, и рысцой помчался по своему маршруту.
Все вокруг было призрачно-серым.
Том бегал взад и вперед по галерее в течение часа. Он был неутомим. Чем больше он бегал, тем сильнее становился.
Закончил тренировку он коротким спуртом. Затем взялся за упражнения на растяжку, делая небольшие паузы между разными видами упражнений, каждое из которых занимало пятнадцать минут.
В бывшей часовне, а теперь в его тренировочном зале для лазанья, в стороне от главного тренировочного маршрута, с потолка свисала небольшая веревочная петля.
Какое-то время он отжимался на руке, затем подтягивался на одном пальце до тех пор, пока не почувствовал, что его сухожилия готовы лопнуть от напряжения. Затем он сделал несколько упражнений на укрепление брюшного пресса, еще потренировался в растяжке и вернулся в спальню.
Тут он разделся, с силой растер грудь псевдоразумным гелем и дал ему распространиться по всему телу с тем, чтобы он мог очистить кожу. Когда гель стек и уполз обратно в свой тюбик, Том забрался в постель.
Контролируя дыхание, он сделал несколько упражнений по расслаблению. Сначала он расслабил пальцы ног, потом перешел к работе над всем телом, слегка напрягая и расслабляя каждую группу мышц по очереди.
Вскоре он крепко заснул и больше не видел никаких снов.
— Кто бы мог подумать, что вы зайдете так далеко? — Голос Сильваны звучал, как музыка. — Вы стали на себя не похожи…
Они находились на округлом холме возле стены, инкрустированной резьбой в стиле барокко. Стена возвышалась над красивым склоном. Это была дальняя часть дворца Тома, где жилое здание гармонично вписывалось в природный ландшафт. Внизу, во впадине, сверкало золотом и сапфирами настоящее сокровище — левитокар Сильваны.
— Разрушительная мысль. — Том повел бровью. — Личность формируется окружающей средой.
— Том! Вы все время ищете темы для споров. Вы хоть когда-нибудь можете просто отдыхать и наслаждаться?
Внизу трое слуг устанавливали возле мобиля серебряный столик для пикника. Один из них имел знакомую внешность, и Том неожиданно узнал в нем Тэта.
— Если честно, — Том поднял глаза на Сильвану, — у меня никогда не было для этого времени.
— Да, — задумчиво проговорила она. — Я и не думаю, что оно у вас есть.
Когда они спускались по склону, она оперлась на его руку.
После того как они закончили обедать, один из слуг подал Сильване кристалл с посланием. Она извинилась и ушла внутрь мобиля, а Том остался сидеть за столом.
Вскоре подошел Тэт, чтобы убрать тарелки со стола. Его лицо, пока он работал, оставалось, как и у остальных слуг, бесстрастным.
— Спасибо, Тэт, — спокойно сказал Том.
Холодок пробежал по спине Тома. Впервые он понял, какая огромная пропасть лежит между его нынешним положением и прежней жизнью.
Во время обеда взгляд Сильваны не раз останавливался на руках слуг, когда они ставили или убирали блюда со стола, подливали соус или приносили напитки.
— Послание от мамы. — Вернувшаяся Сильвана выглядела задумчивой. — Сначала его доставили курьером лорду Шинкенару, затем с помощью фемтоимпульса оно было передано в ваш информационный центр.
Цвет ее лица был безупречен. Светло-голубые глаза прекрасны. А мягкие розовые губы и большой рот… А искусно уложенные светлые волосы…
Том заставил себя говорить спокойно:
— Она хочет, чтобы вы возвращались домой?
— Да… Но не думаю, что за этим скрывается что-то серьезное. — Ее улыбка была натянутой, и Том заметил, что за этой улыбкой скрывается озабоченность. — Я рада, что у меня была возможность навестить вас, Том.
— Я тоже.
Она шагнула к левитокару.
— Приезжайте повидать нас. Моя мама тоже будет рада вам.
— Я приеду, миледи.
Сильвана грациозно села в мобиль.
Двое слуг внесли посуду на борт левитокара. Тэт жестом заставил стол разобраться на части и сложил их в походное положение.
— Спасибо, дружище, — Том перешел почти на шепот. Тэт остолбенел, опустил глаза вниз и, прежде чем внести сложенную мебель в мобиль, едва заметно кивнул.
С высоты колоннады Том наблюдал, как сине-золотой мобиль Сильваны скользнул по воздуху за пределы его владения и вскоре исчез.
А Том вернулся во дворец, сопровождаемый похожими на тени молчаливыми слугами.