Фактор жизни

Глава 45

Корабль продолжал падать вниз.

«Забудь о нем!» — приказал себе Том.

Уцепившись кончиками пальцев за опору — это была всего лишь маленькая впадина на твердой, как камень, поверхности, — Том прижался к наклонной стене и избавился от плаща.

Плащ, хлопая, как летучая мышь крыльями, полетел вниз и вскоре пропал из виду.

Том изо всех сил держался за внешний край горизонтального каменного кольца метров десяти в диаметре. Ниже висела направляющая стрела для транспортных средств. А еще ниже…

О Святая Судьба!!!

Это был настоящий ландшафт!

Как в модулях, рассказывающих о Карин…

На секунду тошнота подступила к горлу.

«Осторожно! — Том прижался к поверхности стены и сумел не сорваться в бездну. — Не забывай, чему ты успел научиться!»

Он справился с дыханием и еще плотнее вжался в стену.

«Так вот оно каково, парение на высоте! — подумал он восторженно. — И горизонт!»

Впервые в жизни он видел настоящий горизонт. Лимонные небеса и темно-коричневые облака над пестрым ландшафтом. Темно-лиловые горы вдали. Разбросанные здесь и там, поблескивающие на солнце серебристые озера. А внизу под Томом раскинулись ржаво-зеленовато-голубые заплатки торфяников и болот. Воздух был чистым и почти осязаемым. Том уже ощущал пару раз сильные порывы ветра, которые — разинь только рот — вполне способны сбросить тебя в бездну.

И вообще ему изрядно повезло. Вряд ли проникновение внутрь грузового поезда было правильным выбором. Достаточно сказать, что его могли бы превратить в лепешку грузоподъемные автоматы. Но не превратили. И ему удалось выбраться через хозяйственный блок из автоматического грузового корабля и не сорваться с бездну.

И вот долгожданный миг настал…

Его дыхание пришло в норму. Он сбросил ненужную респираторную маску.

«Я хорошо подготовлен, — думал он. — Я контролирую дыхание и уверен в себе. Я тренировался целый год, чтобы сделать это. Более того, вся моя жизнь после смерти отца была подготовкой к этому».

Том начал двигаться.

Кольцо уходило на несколько метров вверх. Там оно сливалось с выпуклой поверхностью сферы.

Это было плохо. Огромный выступ, который выдавался наружу, как необъятная скала, — выступ украшенный сотней тысяч резных, сделанных из материала, похожего на терракоту, фигур: химер, запутанных лабиринтов, ярких картин — находился очень высоко. И чтобы добраться до него, нужны были часы непрерывного подъема.

И тем не менее Том Коркориган, маленький и ничтожный человечек, прицепившийся к огромной каменной сфере, имеющей километр в диаметре, сдаваться не собирался.

Сфера парила над поверхностью Нулапейрона. Покрытая сложно переплетенной резьбой, со стороны она казалась каменным мячом, с верхнего полюса которого постоянно вырывались белоснежные клубы облаков.

Это была сфера-терраформер, одна из тысяч существующих в небесах Нулапейрона, и она парила здесь вот уже более шестисот лет.

Две декады назад Оракул Жерар д’Оврезон сделал ее своим домом.

Держась одной рукой и обхватив обеими ногами голову химеры, Том нашел устойчивое положение и позволил себе короткий отдых.

У него был отличный комбинезон, эластичный и мягкий. Но даже в таком комбинезоне он уже вспотел, и надо было немного обсохнуть.

Потом он внимательно осмотрел очередной этап подъема и полез дальше, грациозно преодолевая препятствия.

Его стиль лазанья включал в себя собственноручно разработанные методы. Том иногда пользовался культей, чтобы, как крюком, зацепиться ею за выступ, но чаще ему приходилось полагаться на силу только трех конечностей. Карабкаясь на следующее препятствие, он сначала вытягивал свою единственную руку, потом подтягивался и вновь искал опору для руки, не имея права ошибиться.

«Кулак и жеребенок», — то и дело думал он.

Старый слоган «нейронного дзен-кодирования», внушенный Дервлином, удерживал Тома в привычном состоянии, позволяя двигаться в ритме, который определялся выпуклой поверхностью скалы. Основой его стиля была гибкость. Вера в себя и безупречная техника имели большее значение, чем сила. Никто бы не смог лазать, как он, обладая только силой.

Грубо говоря, ему надо было подняться по сектору огромного круга. Длина сектора составляла около восьмисот метров. А учитывая зигзагообразность маршрута — иногда Тому приходилось даже немного возвращаться, — наберется и вся тысяча.

В конце концов он устал и повис, распластавшись, как лягушка, зацепившись пальцами за небольшой выступ на поверхности. А вскоре понадобится найти место для более длительного отдыха.

Пустота, которую он мог бы, падая, пролететь за несколько секунд, отделяла его от далекой земли.

Нет, это не пустота: порыв ветра чуть не оторвал его от опоры.

Это сплошная турбулентность… Хаос…

Хаос — термин, пришедший из античной философии, возникший до того, как представление о Судьбе прочно вошло в человеческие души.

«А там, ниже, только лишь нагромождение камней и грязь», — сказал он себе, карабкаясь по ничем не примечательному участку серой гряды и полагаясь только на специальные альпинистские ботинки с присосками.

Ну вот, пора и отдохнуть.

Он нашел широкую расселину — между двух плит, стенок сложного лабиринта, образовался провал. Закрепившись с помощью страховки, он постарался как можно лучше расслабиться.

«О предназначение! — подумал он. — Как это тяжело».

Впрочем, он никогда и не предполагал, что все будет просто.

Его не атаковали ни радиоуправляемые дроны, ни спустившиеся по веревкам воины, наставив на него гразеры. Никто не активировал защитные поля, с помощью которых его бездыханное тело тотчас было бы сброшено со сферы терраформера.

Но были и другие, менее очевидные опасности, заключенные в противостоянии Оракулу, тому, кто знал его будущее… или думал, что знает.

Главной такой опасностью была собственная слабость.

«Кулак и жеребенок», — то и дело вспоминал он.

Боль свела судорогой пальцы.

Костяшки отцовских пальцев, погружающиеся в воронку кислоты…

Том заставил себя преодолеть боль и продолжал двигаться дальше.

Клочковатые серые облака плыли под ним, время от времени закрывая далекую землю. Он дрожал, и эта дрожь была вызвана не только похолоданием воздуха.

Теперь он карабкался довольно быстро.

Он почти скользил вверх по скале. Он был похож на механизм, преодолевающий препятствия и лишенный каких-либо чувств. Он продолжал подъем больше трех часов.

«Я почти у цели», — сказал он, взглянув наверх.

И тут началось…

Дождь обрушился на Тома, замолотил каплями по его спине. Поверхность скалы стала гладкой и скользкой. Всего в двух метрах над головой Тома был горизонтальный выступ скалы, гребень, тянущийся вдоль экватора.

Но под ногами была скользкая поверхность, безо всякой опоры, и Том держался только на одном пальце. Его мышцы, казалось, разрывались от боли.

«Двигаться вперед», — приказал он себе.

Нужен бросок, рывок через бездну. Это позволило бы ему схватиться за край экваториального гребня.

«Сделай это сейчас!» — приказал он себе.

Несколько секунд, которые длились вечно, Том висел на руке. От смерти его отделяла только сила сведенных болью пальцев. Затем он закинул правую ногу выше головы, отыскал опору и зацепился за нее пяткой.

«Сейчас!!!»

Дождь заливал лицо. Том закинул наверх и другую ногу. Потом повисел вниз головой. У него оставались в запасе лишь секунды, так как поверхность скалы становилась все более скользкой.

«Нужно подтянуться!!!»

И вот он уже сидит на гребне.

Ближайшее отверстие, через которое могли вылетать дроны, было закрыто. Том быстро пересек щель.

«Будь внимателен!!!»

Через мгновение его пальцы зацепились за край следующего, и он проник внутрь, в защищенное место.

Он очутился внутри туннеля трехметровой ширины, уходящего в глубь терраформера — горизонтальной трубы, предназначенной для выхода дронов в экстренных ситуациях. Однако, пройдя всего метр, он обнаружил, что туннель перегорожен мембраной.

Он не мог двигаться этим путем.

Том лег на пол, и его затрясло.

«Это шок», — объяснил он сам себе.

Его разум был отделен от тела, и он мог только наблюдать за тем, как все его тело сотрясается в судорогах.

Когда Том проснулся, ему уже не казалось странным то, что с ним произошло. Да, он не смог контролировать охвативший тело тремор, ну и что?..

Теперь тремора не было и в помине. Том открыл рюкзачок, отхлебнул из фляжки жидкость, возмещающую потерю сил, пожевал безвкусное печенье с высоким содержанием углеводов и почувствовал, как к нему возвращаются бодрость и энергия.

Дождь снаружи прекратился. По туннелю гулял свежий ветер. Небо было темно-желтым, с оттенками лилового на горизонте. Облака — темно-коричневые.

Пора снова в путь.

Том не стал обследовать мембрану, которая перегораживала путь к центру терраформера. Если бы у него были с собой какие-либо устройства, способные обезвредить ее, сенсоры сети уже обнаружили бы его присутствие.

Потрогав сквозь комбинезон свой талисман, он высунулся из отверстия, посмотрел на пестрый ландшафт внизу, вылез наружу и продолжил подъем.

Ветер почти высушил скалу, но маленькие трещины и впадины оставались скользкими, поэтому нужно было двигаться очень осторожно. Том находился на верхнем полушарии, лезть было легко, и чем выше он забирался, тем меньше становился наклон поверхности.

Те участки, где поверхность была изрезана, он пересекал с легкостью, кое-где даже мог идти по склону.

Теперь он постоянно видел клубы белого пара, вырывающиеся из вершины и образующие плотный слой, который распространялся во все стороны от терраформера. На мгновение Том остановился, чтобы определить, можно ли дышать этим воздухом, но выбора у него не было — с того момента, как он забрался в грузовую ракету, у него не оставалось выбора, — и он продолжил путь наверх по совсем уже легкому для восхождения склону и вскоре достиг балюстрады.

Вершина сферы была окружена кольцом перил. Над нею возвышалась украшенная орнаментом труба. Именно из нее вырывался и растекался вдаль, по всей атмосфере, густой белый пар.

Том перепрыгнул через перила и оказался на твердой горизонтальной площадке.

Арка входа была выложена мрамором и инкрустирована платиной, холл внутри оказался весьма просторным. Здесь не было мембраны. Не было также ни запаха озона, ни покалывания кожи, что могло бы указывать на присутствие сенсорного поля. И никаких воинов, стоящих на страже.

Мягко ступая, Том медленно вошел внутрь.

Тут были блестящие полы.

До Тома донеслись отголоски разговора, который велся на повышенных тонах. Даже спустя все эти годы Том мгновенно узнал характерный мужской баритон.

Это был Жерар д’Оврезон. Оракул.

— Я здесь, — прошептал Том и с трудом узнал свой голос.

В холл, где стоял Том, вошел крупный широкоплечий мужчина. У него была мускулистая шея и прекрасное бирюзовое с белым одеяние. Казалось, алые отблески света так и пляшут на его бородатом, красивом лице с тяжелой квадратной челюстью.

Он остановился, вгляделся в Тома и улыбнулся; его зубы сверкнули неестественно белым.

И Том почувствовал зуд нестерпимого желания сжать изо всей силы кадык этого человека и смотреть, как Оракул, задыхаясь, неотвратимо встречает свою смерть. Смотреть, смотреть, смотреть…

А потом д’Оврезон наконец заговорил:

— Приветствую тебя, Том! — На губах у него по-прежнему играла легкая улыбка. — Ты не поверишь… Но я ждал тебя.

— Конечно, ты ждал, — сказал Том после небольшой паузы. Все его чувства были напряжены.

— Я всегда знал, что мне предстоит беседа с тобой. — Д’Оврезон откинул плащ назад, через плечо. — Прямо сейчас.

Том метнулся в сторону.

Оракул быстро повернулся, удерживая Тома в поле зрения.

— Тебе предстоит утомительный танец, Оракул, — сказал Том, с трудом загоняя в душу злорадство.

На мгновение глаза д’Оврезона потемнели, и в них промелькнуло странное выражение.

— Я знал, что ты это скажешь. Том улыбнулся:

— Ваша ложь недостаточно убедительна, Ваше Мудрейшество.

Оракул устало вздохнул:

— Сказать тебе, чем закончится наша беседа?

Леденящий страх охватил Тома: он вспомнил то, давнее предсказание. О судьбе отца… Том загнал страх туда же, куда и злорадство. Вынул из ножен меч:

— Тебе бы следовало начать с вызова охраны или активации защитных систем. Но теперь уже поздно.

— Я так не думаю. — Оракул отступал под натиском наступающего Тома, но в лице его не было страха.

Только на один миг Том заметил в его глазах выражение напряженной покорности и вековой скуки. Затем к д’Оврезону вернулась неизменная учтивость.

— Нет никакой необходимости в физических действиях, — мягко заметил он. — Я всегда знал о том, что ты не сможешь противиться желанию увидеть ее.

Том остановился, замерев в оборонительной стойке, готовый в любой момент к отражению удара.

— Сейчас ты ее увидишь… — Оракул усмехнулся в бороду. — Она всегда со мной.

Резко повернувшись, так, что плащ закрутился вокруг бедер, он размеренным шагом направился прочь по блестящим каменным плитам.

Инициатива была утеряна напрочь. Тому оставалось только идти следом.

Овальной формы кристалл, цветом похожий на сапфир и заключенный в округлое золотое обрамление, был прикреплен к чаше-постаменту, украшенному резьбой в стиле барокко, и инкрустирован незнакомыми драгоценными камнями, переливающимися всеми цветами радуги. Кристалл был центром помещения: все вокруг — округлые опоры, потолок с расходящимися из центра лучами и пол, выложенный концентрическими кругами из белых и голубых плиток, — было расположено вокруг него.

Чем ближе подходил Том, тем прохладнее становился воздух. Бусинки влаги усеивали поверхность кристалла, мешая рассмотреть заключенное внутри темное образование.

Это был криосаркофаг.

— Ты смеешь!.. — Том прыгнул вперед, занося меч для разящего удара.

Оракул сделал едва уловимое движение в сторону — так, будто он точно знал, каким образом Том будет действовать. Один из перстней на его руке вспыхнул голубым, и вокруг саркофага начали разворачиваться голограммы.

«Сконцентрируйся!» — приказал себе Том, но на периферии его зрения уже появился дисплей, на котором медленно сменялись колонки цифр.

Том опустил меч и присмотрелся.

И все понял: изменялись только данные о состоянии сосудов и процессе кровообращения.

Церебральные же показатели практически не менялись. Только в глубине заднего мозга можно было заметить кое-какую активность.

— Ты говорил, что она жива!..

— Разве? — сказал Оракул, и печаль, зазвучавшая в его голосе, разлилась по всей комнате и слилась со вновь наступившей тишиной.

В голове у Тома все перемешалось, и он уже не понимал, что сказал Оврезон, а что придумал он сам, Том.

— Автоматы следят за тем, чтобы ее тело оставалось живым, — добавил Оракул. — Она утратила способность осуществлять только высшие функции.

— Я вижу, — пробормотал Том и мысленно позвал: «Мама!»

— Она мертва уже семь лет, — отозвался Оракул. Будто странное, неправильное эхо…

Стерев влагу с кристалла, Том увидел высокие скулы, гладкую кожу и полные розовые губы. Верхняя губа слегка выдавалась над нижней. Глаза закрыты. А волнистые волосы были все так же медно-рыжими.

«Как она молода!» — потрясенно подумал Том. — Сколько ей могло быть лет, когда родился я?»

На этот вопрос у него не имелось ответа, но сейчас, заключенная в объятия смерти, она выглядела не больше чем на десять лет старше Тома.

— Смерть — всего лишь точка, — в улыбке д’Оврезона не было и намека на человечность, — в конце предложения жизни.

А затем, безо всяких жестов со стороны Оракула, все голограммы исчезли.

Это была древняя, запрещенная техника: прямой ментальный контроль за системами терраформера.

Появились новые дисплеи.

— Это факт, Том, — сказал Оракул.

«Это факт, — мысленно повторил Том. — Сводки фактов. Сводки фактов и новостей».

— Некоторые тратят массу времени, — сказал Оракул, — занимаясь лишь пассивным наблюдением за реальными человеческими жизнями.

«Некоторые тратят массу времени, — подумал Том, — на аналитические сводки… А также на политические речи. На собрания и церемонии. На уголовные суды и наказания слуг. На невнятные публичные исповеди и гонки по туннелям. И на военные действия».

— Наверное, это кажется тебе ужасным, — сказал Оракул.

Тысячи теней отражались на поверхности синей кристаллитной оболочки.

А в холодновато-умных глазах Оракула опять появился какой-то нечеловеческий отблеск.

— Наверное, это кажется тебе ужасным, мой юный друг… Но ты никогда не сможешь понять этого.

Том отвел глаза от саркофага:

— А разреши, я попытаюсь.

— Не стоит!

— На этот раз твое сознание обманывает тебя, — сказал Том тихо. — Бедный, бедный Оракул!.. Ты живешь тем, что составляешь сводки новостей, которые якобы «помнишь» увиденными в будущем. — Том позволил себе легкую, едва заметную улыбку. — В том самом будущем, которое давно загнало тебя в ловушку.

— Если бы ты мог помнить момент собственной смерти, — тон Оракула был холоднее саркофага, — твоя… — последовала легкая пауза, пока Оракул искал слова, — твоя точка зрения изменилась бы.

Том взглянул на зажатый в кулаке меч, а затем пристально посмотрел в глаза Оракула:

— Зато я предвижу твою смерть.

— Она придет через много лет, — в тихом голосе д’Оврезона снова зазвучали нотки грусти. — Через много лет после твоей, Том.

— Ты можешь называть меня лордом Коркориганом, — произнес Том, вновь поднимая оружие.

Оракул отступил сквозь тихо движущиеся голограммы к опорам, подпирающим арку. Его широкие плечи и красивое лицо на мгновение оказались в центре водоворота, из которого вдруг высунулась детская ручка. Том замер.

— Ты узнал? — спросил Оракул.

— Да, — Том нахмурился. — Владение графа Болтривара. Наводнение. Оно уже случилось? Или еще будет?

Ответом ему был полусмешок:

— Мой прогноз немного отличается от твоего.

«Пора» — решил Том.

— Ты мертвец, Оракул! — И сделал внезапный выпад. Оракул немного сдвинулся в сторону, и Том чуть было не ударил по тому месту, где Оврезон только что стоял.

— Извини, Том! Соблюдай регламент… Перерыв — две минуты.

Том был готов ударить снова, но внимание его привлекло какое-то движение, и он замер, увидев, как кристалл превращается в жидкость и стекает в огромную золотую чашу, на которой стоял саркофаг.

Потянуло холодом.

О Судьба! Это было невероятно!

Умершая мать медленно села, повернулась и широко открыла глаза. Они были синими, как небо Земли.

— Том?!

Ее стало отчетливо видно. А мягкий голос был таким же близким, как собственное дыхание.

— Это действительно ты?