Эвис: Неоднозначный выбор

Глава 3

Седьмой день первой десятины первого месяца лета.

Через три дня после визита в Роустон[1] мы добрались до Дитрена и еще семь дней ехали вдоль полуденной границы на восход. Десятина получилась насыщеннее некуда: две тренировки в день, кратковременные заезды в небольшие городки и деревни за продуктами, беседы с крестьянами, ремесленниками, беженцами и, конечно же, охота за лихими людишками. Все это время принц не жил, а горел — исступленно тренировался, бегал пешим по конному, расспрашивал чуть ли не каждого встречного о тяготах жизни на Полуденной Окраине королевства и помогал вырезать те разбойничьи шайки, на которых нас выводила Стеша. Естественно, никаких особых навыков или знаний за десять дней вбить в ноги он не успел, зато забыл про гордость и спесь, и выполнял любые мои команды так же точно и вовремя, как, скажем, тот же Сангор. А еще по-настоящему зауважал Найту и моих вассалов. В смысле, не демонстрировал уважение, а ощущал его. Видимо, поэтому без всякого внутреннего сопротивления представлялся местным жителям Таргом ар Эвис. И откликался на это имя тогда, когда слышал его от нас.

Не скажу, что все это далось ему легко — первые дней пять, пока из-за непривычных нагрузок болели мышцы, наследник престола напоминал старика: еле ходил, еле наклонялся, еле забирался в седло и еле спешивался. А из-за постоянного недосыпания осунулся. Зато научился прислушиваться к окружающему миру и пребывать в состоянии постоянной готовности к действию, стал внимательнее, начал сбрасывать дурной вес и перестал казаться бабочкой-однодневкой. То есть, беседовал с подданными своего отца не о погоде, охоте и бабах, а целенаправленно и довольно последовательно вытрясал информацию о самом важном. О набегах шартов, о мздоимстве мытарей, о разнице цен между Окраиной и Лайвеном, о недостатках работы Пограничной стражи и Разбойного приказа. Что особенно радовало, с каждым следующим днем его вопросы становились все разумнее и разнообразнее. Само собой, не просто так — Амси, анализировавшая каждую его беседу, корректировала темы последующих лекций так, чтобы наталкивать будущего короля на нужные мысли. И, тем самым, постепенно помогала ему понимать смысл всего того, что ему рассказывали.

Нет, особой доверчивостью Террейл не страдал. Скажем, узнав от меня о том, что земли Окраины значительно плодороднее земель, расположенных в средней или полуденной части Маллора, долго перепроверял эту информацию, расспрашивая крестьян и торговцев. А когда убедился, что даже в этой «мелочи» я оказался прав, вдруг сообразил, что переселение любого землепашца из этой части королевства в любую другую хоть немного, да уменьшает доходы казны. Тем не менее, от переездов никого не отговаривал, прекрасно понимая, что без особой нужды землю и хозяйство никто не бросает. Поэтому, провожая каждую такую семью взглядом, злился, а некоторым, чем-то заинтересовавшим его беженцам, предлагал отправиться к себе в манор. При этом, придерживаясь нашей с ним договоренности, назывался моим человеком. А по вечерам, перед тем как заснуть, долго ворочался, заново переживая только что закончившийся день, и размышлял.

Долгожданное «прозрение» настигло Террейла на четырнадцатый день похода, если считать с момента выезда из Лайвена, на перекрестке двух проселочных дорог, на котором наш отряд столкнулся с отрядом Пограничной стражи, возвращавшимся в Олунг после двадцатидневного патрулирования границы. Тогда, пересчитав основательно поредевшую полусотню, посмотрев на изможденные лица, иссеченные кольчуги и многочисленные раны воинов, а потом и послушав мой разговор с десятником, принявшим командование после гибели полусотника, принц нахмурился и ушел в себя. А минут через двадцать, проводив взглядом удаляющийся тыловой дозор, вдруг полыхнул чувством стыда и жгучей горечью. Да так сильно, что мы с Найтой невольно переглянулись.

Заговорил он, правда, далеко не сразу, а только перед самым закатом — целый день ворочал в голове свое «озарение» и что-то там переосмысливал. Зато, когда пришел к окончательному выводу, тянуть не стал — подъехал ко мне с противоположной от Найты стороны и глухо заговорил:

— Мой отец был прав: всю свою жизнь я смотрел, но не видел и слушал, но не слышал! И теперь все, что казалось мне жизнью там, в Лайвене, то есть, охоты, приемы и балы, видится чем-то вроде пира на поле, усеянном трупами! Ведь пока я ел, пил и волочился за женщинами, подданных Шандоров убивали, насиловали, калечили, грабили и забирали в полон! Да что тут говорить, даже присутствуя на советах ближнего круга отца и слушая доклады глав Ночного, Разбойного, Посольского приказов и Пограничной стражи, я не видел самого главного. Израненных воинов, остановивших очередной шартский набег или вышедших победителями из стычки с торренцами или хейзеррцами; крестьян, сорвавшихся со своей земли и спасающих семьи от неминуемой смерти; нищих, детей, пухнущих от голода, овраги, заваленные трупами…

К моему удивлению, все это говорилось, не понижая голоса. Террейлу было плевать, услышит ли его кто-нибудь, кроме нас двоих, ведь он выплескивал наружу то, что жгло душу:

— А тут, на Окраине, увидев настоящую реальность, не прикрытую куртуазной ложью, завуалированными намеками и иносказаниями, я вдруг прозрел. И понял, что я, наследник престола, которому рано или поздно придется взвалить на свои плечи бремя управления королевством, не знаю о нем НИЧЕГО!!!

— Ну, наконец-то, додумался! — подала голос Амси. А принц и не думал замолкать:

— Я, искренне считавший себя одним из самых умных, образованных и умудренных опытом благородных этого мира, не имел представления, сколько стоит каравай, головка сыра или кусок мяса, и откуда все это берется. Ведь все, что мне требовалось, появлялось по мановению руки или звонку колокольчика. И даже мечтал я о всякой ерунде — завоевать Торрен и Хейзерр, выпросить у отца меч Наказующих, стать первым клинком Маллора и получить прозвище, вызывающее ужас у мужчин и привлекающее самых красивых женщин…

— Неплохие мечты! — усмехнулась Тина, вместе с остальными женщинами подключившаяся к общему каналу. — Для мальчишки лет двенадцати — пятнадцати.

— Ну, так он вырос только сейчас! — буркнула Майра. — Вернее, только сейчас начал взрослеть и набираться ума.

Тем временем первоначальный эмоциональный порыв наследника престола иссяк, и он перешел к делу:

— В общем, теперь мне стыдно. Поэтому я прошу прощения у вас и арессы Найтиры за недостойное поведение и все зло, которое причинил вам и вашей семье. Кроме того, даю слово, что подобного больше не повторится: пока я жив, вражды между родами Шандоров и Эвисов не будет!

— Я принимаю твои извинения! — кивнул я. И, почувствовав, что Террейл готовится озвучить что-то важное, вопросительно выгнул бровь: — Это все, или…

— Или! — вздохнул он. — Я хотел сказать, что урок, который вы с отцом мне преподали, усвоен. И теперь мне надо в Лайвен. Ибо рубака я, откровенно говоря, так себе, поэтому лучшее, что я могу сделать для Маллора — это как можно быстрее начать разбираться в том, что мне в голову так и не вдолбили наставники…

Восторженный многоголосый вопль, раздавшийся в общем канале после этих слов, на несколько мгновений лишил меня возможности слышать то, что говорит Террейл. В результате следующую фразу я разобрал только с середины:

— … не значит, что надо проезжать мимо разбойничьих засад!

Догадаться о смысле пропущенной части было несложно, поэтому я пожал плечами:

— Что ж, значит, завтра утром разворачиваемся и едем в Олунг. Оттуда отправляем голубя твоему отцу и возвращаемся домой. А по дороге продолжаем чистить королевство от всякой швали…

…Несмотря на не самое лучшее мнение о своих способностях, Террейл выкладывался на вечерней тренировке ничуть не меньше, чем обычно. Во время ужина внимательно вслушивался в очередную лекцию и задавал вопросы. А сразу после трапезы довольно толково выбрал место для засидки, неплохо замаскировался и заступил на стражу. С водой в этой части королевства было не сказать, чтобы очень хорошо, поэтому, когда остальные парни начали укладываться спать, мы с Найтой отошли от лагеря метров на сто, спустились в небольшую ложбинку, тщательно обтерлись специальными салфетками и переоделись в чистое одноразовое белье. А когда уничтожили следы технологий Ушедших и двинулись обратно, в оперативном канале раздался напряженный голос Стеши:

— Слушай, Нейл, кажется, ваше возвращение откладывается…

В деревне Долгая Балка было порядка шестидесяти дворов. Еще накануне по ним бродили хозяева, носилась веселящаяся детвора, собаки и всякая живность. Но к моменту нашего появления у околицы большая часть невысоких, но добротных глинобитных домов и подсобных строений оказалась разрушена, а хорошо утоптанная и присыпанная вездесущей пылью земля пропиталась кровью. Трупы были везде — в развалинах, во дворах, на улицах, и обезображенные так сильно, будто большую часть времени, проведенного в Долгой Балке, шарты потратили не на грабежи, а на глумление над телами. Не знаю, чего добивались эти ублюдки: то ли похвалялись друг перед другом безумной, вымораживающей душу фантазией, то ли пытались до смерти напугать тех, кто заедет в деревню после них, но в нас увиденная картина вызвала не страх, а всепоглощающее желание отомстить. И вспышку холодного бешенства. Поэтому вопрос «едем в Олунг или преследуем шартов», не задал никто. Наоборот, уже минут через двадцать после того, как мы оказались во владениях Денаи, Лоннер, прокатившийся по окрестностям, озвучил первые выводы:

— Эти степняки наглые до безумия: приехали по следам той полусотни, которую мы встретили вчера, к деревне подошли ближе к полуночи, атаковали за пару страж до рассвета, а уехали через пару страж после него. Причем все по тем же следам!

— Не наглые, а умные… — угрюмо прокомментировала Стеша, слушавшая его доклад вместе с нами. — А в остальном все верно.

— Пленниц — душ сорок, от тринадцати-четырнадцати и до двадцати… — продолжил он. — Все худенькие и легконогие, видимо, чтобы можно было вести их пешим по конному. Оторвались не так уж и сильно, поэтому если не будем считать облака, то к вечеру догоним.

— Девушки действительно бегут… — вздохнула меньшица. — И их сорок две. Еще одну, оказавшуюся недостаточно выносливой, уже убили.

— И самое главное — этих ублюдков клинков сорок-сорок пять. Каждый воин одвуконь. И все лошади подкованы!

То, что в отряде степняков сорок один воин, Стеша сообщила еще вечером, поэтому на этот раз промолчала. Зато заговорил Террейл:

— Если движение по следам патрульной полусотни еще можно назвать случайностью, то вторая «случайность» — подкованные кони — заставляет задуматься…

— Это не случайность! — кивнул я. — Я почти уверен в том, что этот род готовился к набегу всю зиму и всю весну. Сначала скупал трофейных лошадей, которых не успели расковать, а потом разведчики его главы изучали маршруты движения патрулей Пограничной стражи, проникали через границу и искали близлежащие деревеньки!

— Сорок пять клинков — это прилично! — сглотнув подступивший к горлу комок, продолжил принц. — Но если мы не сядем на хвост этим ублюдкам прямо сейчас, то завтра-послезавтра они растворятся в Степи. А через несколько десятин вернутся. Вполне возможно, уже не одни!

— Так и будет… — подтвердил я. — Удачливых любят везде. А глава этого рода уже продемонстрировал своим соотечественникам и удачу, и расчетливость, и незаурядный ум.

— Значит, эти шарты уйти не должны! — заявил принц, уставившись мне в глаза. Нет, не с вызовом, а со спокойной уверенностью в своей правоте. Правда, через пару мгновений на всякий случай добавил: — Если что, сыновей у моего отца предостаточно…

…Все время, оставшееся до вечера, мы провели в седле. Вернее, в седлах, так как постоянно пересаживались на заводных. Особо не торопились — берегли силы и свои, и лошадей — но все равно постепенно скрадывали расстояние, разделявшее нас и преследуемых. Тем более что последние, прирезав еще двух пленниц, вдруг сообразили, что такими темпами очень быстро останутся без полона, и перешли на шаг.

Мы последовали их примеру перед самым закатом, так как к этому моменту нас и шартов разделяло всего три с половиной километра. Когда окончательно стемнело — остановились, стреножили лошадей и начали готовиться к боевому выходу. Все, включая принца. Для этого выгребли с самого дна переметных сумок маскхалаты серо-желтой расцветки, разобрали арбалеты, мешочки с «чесноком» и все то, что могло хоть немного упростить ночной бой. Кстати, когда я отдал свой маскхалат Террейлу, наследник престола решил, что я, тем самым, пытаюсь дать ему лишний шанс выжить, и преисполнился благодарности. Хотя на самом деле шансов пострадать у него было очень и очень немного.

К месту ночевки степняков выдвинулись сразу после полуночи, так как я хотел застать незваных гостей Маллора спящими после «любовных утех». Информации о местонахождении стражников и времени начала их дежурства у меня было предостаточно, поэтому мы с Найтой сразу же ушли вперед и, по очереди приморозив «стужей» всех четверых бодрствующих шартов, отправили их к предкам. Пока остальные боевые двойки занимали заранее оговоренные места, добросовестно усыпали «чесноком» полосу шириной метров сорок, по которой особо шустрые степняки могли бы рвануть к своим лошадям, затем подобрались поближе к спящим, и моя Тень дважды «застонала во сне».

Сотню ударов сердца, после которой следовало начинать резать шартов, парни отсчитали более-менее одинаково — поторопились лишь братья, да и те скользнули вперед на какие-то четыре секунды быстрее второй пары. Поэтому первые минуты полторы я гордился своими вассалами. Самым краешком сознания, ибо тоже не бездельничал. Но на сорок шестой секунде второй минуты Найта подсветила Даром проснувшегося степняка, и в это же самое мгновение над лагерем раздался истошный вопль «Маллорцы!!!»

Крикун находился метрах в пяти-шести от двойки Сангора и Террейла, поэтому успел не только разбудить весь лагерь, но и набросить тетиву на лук. А вот со стрельбой у мужчины как-то не задалось — Найта приморозила его «стужей», а я всадил ему в правое подреберье болт из наручного стреломета, разработанного Сарджем специально для нашей семьи.

Несмотря на то, что по сравнению с нами, упившимися зелья кошачьего глаза или пользующимися тепловизорами Ушедших, степняки были, по сути, слепыми, сражались они очень даже неплохо. Для начала, зелье выпили все до одного, хотя прекрасно понимали, что подействует оно далеко не сразу. Далее, при любой возможности собраться хотя бы в пару, собирались; любым доступным способом, включая собственную смерть, старались дать сородичам время набросить тетиву на луки; использовали пленниц, как живые щиты, временные укрытия и так далее. Но мои парни действовали, как на тренировке, то есть, холодно, расчетливо и без суеты. А еще превосходили противников ростом, длиной рук, массой, уровнем подготовки, привычкой сражаться пешими, а не в седле, и, главное, скоростью реакции. Поэтому рубили одного за другим и сразу же добивали, дабы раненые не ударили в спину.

Мы с Найтой, закончившие зачищать свой сектор ответственности раньше всех, особо никому не помогали. Я, убедившись, что предводитель, на которого Стеша на всякий случай поставила метку, уже мертв, отстреливал тех несчастных, которые пытались добежать или доползти до лошадей, но напарывались на жала «чесночин». А Дарующая, подстраховывавшая Террейла, один-единственный раз приморозила его противника, после чего прирезала двух тяжело раненых степняков, как-то уж очень хорошо притворявшихся мертвыми.

Когда двойка Тамора и Тавора зарубила последнего противника, каждая пара еще раз добросовестно обшарила свой сектор и, заодно, отделила головы незваных гостей Маллора от их бренных тел. Потом парни поснимали с себя маскхалаты, доложили о состоянии здоровья и рванули успокаивать и развязывать пленниц. Все, кроме принца — этот, прогулявшись по всему лагерю, подошел к нам с Найтой и ошарашено выдохнул:

— Их было четыре с лишним десятка — а у нас ни царапины! Мало того, вы с арессой Найтой толком и не дрались: вырезали своих шартов еще до того, как те сообразили, что надо бы взяться за оружие, а потом только наблюдали. Как хорошие доезжачие[2] за подросшими щенками!

Я пожал плечами:

— Если я буду убивать всех противников своих вассалов, то они никогда и ничему не научатся…

…К моей безумной радости, у пленниц оказалось выбито только одно плечо[3], правое. Видимо, для того чтобы днем девушки могли держаться за стремя, а ночью толком не сопротивлялись. Поэтому ближе к рассвету, когда небо на восходе только-только начало светлеть, мы покинули лагерь степняков на трофейных лошадях. Не забыв прихватить с собой все более-менее ценное, включая головы всех «самых умных» представителей народа шартов. Минут через сорок добрались до своих лошадей, пересели на них и двинулись дальше.

Первые часа четыре спасенные, чудом избежавшие плена, то плакали от счастья, то смеялись. Но ближе к полудню вспомнили о погибших и о разоренной деревне, задумались о будущем и помрачнели. Обещание Террейла отправить их в свой манор пропустили мимо ушей. Вернее, встретили его слова кривыми усмешками. А когда принц, слегка разозлившись, потребовал объяснений, заговорили:

— Спасибо и за помощь, и за доброе слово, и за желание позаботиться, арр! Только вот кто нас отсюда отпустит? Особенно невинных и потому не подвергшихся насилию?

— Не понял? — нахмурился наследник престола. — А кто вас может не отпустить⁈

— Тимо ар Олунг по прозвищу Клещ, управляющий арра Глонта, кто же еще⁈ — хором ответило ему сразу девиц шесть-восемь. — Он считает всех, кто проживает на земле его сюзерена, своей личной собственностью!

— Я — Тарг ар Эвис, вассал Нейла ар Эвис по прозвищу Повелитель Ненастья! — напомнил принц.

— Клещу плевать на всех, включая короля! — криво усмехнулась одна из девиц. — Его мать из Биеров, и он приходится какой-то там родней главе Разбойного приказа!

— И что с того⁈

— Как это «что»? — загомонили девушки. — В прошлом году, ссильничав дочку мельника из Холмово, не достигшую возраста согласия, он отправил Чумной Крысе четверку белоснежных гельдцев[4], а потом обвинил ее отца в краже и повесил!

— В позапрошлом попортил сразу двух дочерей олунгского булочника — и тоже ничего!

— Да он половину манора перепортил! — равнодушно буркнула белобрысая и статная, явно с примесью торренской крови, девушка лет восемнадцати. — И не только девок — вон-а, в начале весны, грят, жену старшего мытаря подмял по пьяни и ничего! А зимой вааще забавлялся с первой меньшицей начальника городской стражи…

Пока девушки пересказывали «подвиги» этого самого Клеща, наследник престола потихоньку багровел. Причем одновременно от гнева и от стыда. А когда истории иссякли, и девушек снова начало охватывать отчаяние, с мольбой посмотрел на меня.

Я отрицательно помотал головой, запрещая ему называть свое настоящее имя, а затем заговорил сам:

— Этого вашего Тимо можете не бояться: если Тарг сказал, что отправит вас в свой манор, значит, десятины через полторы-две вы там и окажетесь.

«Торренка» посмотрела на меня взглядом, полным неизбывной грусти:

— Спасибо за желание помочь и вам, арр, но под Клещом не только вассалы арра Глонта, но и вся городская стража, Олунгский Разбойный приказ, пять сотен воинов из Дитренской тысячи, наемники и мытари!

Тут не выдержал Сангор:

— В самом начале весны нашему роду объявило войну посольство Хейзерра. Эта война закончилась Первым Весенним Ненастьем, во время которого ВСЕ хейзеррцы, имевшие хоть какое-то отношение к нападениям на нас, БЫЛИ УБИТЫ!

— А самая выносливая хейзеррка, как-то пережившая… э-э-э… внимание арра Нейла, была отправлена к Геверу Гленну с соболезнованиями! — хохотнул развеселившийся принц. — Что интересно, с тех пор прошло два месяца, но Похотливый Старикашка до сих пор не прислал королю Зейну даже возмущенного письма!

— Так вы те самые Эвисы, которые… — оглядев всех нас по очереди, недоверчиво начала самая старшая из девиц, черноволосая и голубоглазая красавица лет двадцати. Потом наткнулась взглядом на Найту и сглотнула: — Ага, те самые: вот и аресса в костюме торренской наемницы!

— Аресса Найтира по прозвищу Метель! — с настоящей гордостью и в голосе, и в эмоциях представил Дарующую принц. — Одна из трех инеевых кобылиц, которых объездил Нейл Повелитель Ненастья!

— Она самая! — подтвердила моя Тень. — И раз мой муж сказал, что Тимо Клеща вы можете не бояться, значит, так оно и есть…

…Несмотря на полученное обещание, в середине следующего дня девушки подъезжали к Олунгу, сотрясаемые нервной дрожью. Увидев на воротах мытаря и десяток воинов в цветах Глонтов, опустили взгляды, вжали головы в плечи и постарались сделаться как можно незаметнее. Чем, естественно, привлекли к себе внимание доброй половины вояк.

— О-о-о, какие девчушки! — заулыбалась щербатая орясина с не единожды перебитым носом и порванной нижней губой, потом заметила, что «девчушки», собственно, не одни, и грозно нахмурила брови: — Хто такие? Куда претесь?

Сангор, оказавшийся к нему ближе всех, неторопливо выпростал левую ногу из стремени, от всей души вбил каблук сапога в челюсть недоумка, а затем уставился в глаза дернувшемуся десятнику взглядом, ненамного более теплым, чем у Найты:

— Вы так приветствуете всех гостей города, или исключительно Нейла ар Эвис по прозвищу Повелитель Ненастья⁈

Не знаю, что именно обо мне слышал этот десятник, но его эмоции полыхнули диким ужасом:

— М-мы… мы так не при— … приветствуем вааще никого, арр! Это он-а, придурок Михан, сам! И за енто бу— … будет наказан… батогами!!!

Сангор задумчиво оглядел бездыханное тело десятника, затем его подчиненных, нехотя убрал десницу с рукояти меча и недовольно поморщился:

— Что ж, вам повезло. Что дальше?

— Э-э-э, а скока вас… ну-у-у, всего? — подал голос мытарь.

— Арр Нейл, его супруга, восемь воинов сопровождения и сорок девиц.

Мытарь закатил глаза, видимо, попытавшись сосчитать, сколько с нас причитается, но получил локтем в бок от десятника и ойкнул. А сам десятник гостеприимно повел рукой в сторону захаба и «ослепительно» улыбнулся щербатым ртом:

— Добро пожаловать в Олунг! Можете проезжать!

— Ничосе! — потрясенно выдохнула «торренка» уже по ту сторону стены, наткнулась на насмешливый взгляд Террейла и несмело улыбнулась.

Найти мальчишку, жаждущего проводить нас к Разбойному приказу, оказалось несложно: стоило Сангору подкинуть на ладони пару-тройку медных монет, как рядом с ним возникла целая стайка поджарых, жилистых, явно недоедающих, но очень целеустремленных подростков. Услышав, что именно нас интересует, старший, как ни странно, оказавшийся самым мелким, отправил с нами сразу пару «подчиненных». Одного в качестве проводника, а второго приставил к нам на все время пребывания в «его» городе.

Мысленно повеселившись серьезности его подхода к зарабатыванию денег на приезжих, я коротко кивнул «главе», показывая, что подтверждаю негласный договор, и поехал следом за проводниками. А уже минут через десять оказался перед самым крупным зданием Олунга, в котором, как нам рассказали словоохотливые мальчишки, располагалось сразу все городское присутствие: на первом этаже — Разбойный приказ, на втором — Ночной, на третьем — логово Клеща, а на четвертом — Почтовый, голубятня и гильдия наемников. Впрочем, о том, что в этом здании постоянно кипит жизнь, можно было догадаться и без подсказок. У здоровенной коновязи было привязано десятка три лошадей; справа от центрального входа стояло аж восемь небольших, но не таких уж и дешевых карет; а на площади, в центре которой, кстати, располагалось Лобное место, шарахалось вряд ли меньше пятой части населения города.

Появление нашей кавалькады не могло не вызвать интереса — не успели мы подъехать к коновязи, как к нам подошел мужчина лет эдак сорока и как-то уж очень нагло и бесцеремонно поинтересовался именами и целью прибытия. Ни ливреи, ни одежды в цветах владельца манора на нем не было, а представляться он почему-то счел необязательным, поэтому мы проехали мимо. И, видимо, чем-то его уязвили, так как этот недоумок имел глупость оскорбить Сангора, двигавшегося первым:

— Эй, ты, носатый, а ну-ка живо слазь с лошади, беги ко мне и отвечай на вопросы!

Не могу сказать, что нос этого моего вассала был значительно больше носа, скажем, Фиддина или Дитта, но десятник обиделся не на шутку: спешился, кинул поводья Террейлу, подошел к охамевшему олунгцу и взмахнул ножом. Потом спокойно развернулся, посмотрел на меня и поинтересовался:

— Кого вы бы хотели увидеть первым, арр?

— Начальника местной Псарни[5]. Или того, кто в ней за старшего…

Тем временем вопли обезображенного мужчины и гомон толпы привлекли внимание обитателей присутственного дома, и из центрального входа повалили вооруженные люди. Точнее, шестеро волкодавов, неполный десяток воинов в цветах Олунгов и двое благородных, судя вставкам в одежде, гордо развернутым плечам и задранным подбородкам, приходящихся близкими родственниками арру Глонту.

— Что тут происходит? — заверещал младший, не преодолев и половины расстояния от крыльца до нас.

Второй, постарше, орать не торопился — внимательно оглядел наш отряд, некоторое время пытался сообразить, какой род использует черный с серебром, и вспомнил. Правда, только тогда, когда наткнулся взглядом на Найту. Впрочем, выводы он решил перепроверить. На всякий случай:

— Я — Арвел ар Олунг, глава Разбойного приказа этого манора. С кем имею честь?

— Нейл ар Эвис по прозвищу Повелитель Ненастья, Найтира ар Эвис по прозвищу Метель, десятник Сангор ар Эвис и воины сопровождения… — представил нас Террейл, очень толково выделив Сангора из общей массы моих вассалов.

Толпа мгновенно затихла. А арр Арвел расцвел в ослепительной улыбке:

— Рад видеть вас в маноре моего сюзерена! Надеюсь, вам у нас понравится. И… вы не объясните, что тут произошло?

— Во-он то безносое быдло сначала оскорбило моего вассала, а затем потребовало, чтобы он спрыгнул с лошади, подбежал к нему и отвечал на его вопросы! — так же мило улыбнулся я. — А еще имело наглость обратиться к нему на «ты»!

— Арр Лелуш иногда бывает несколько резковат… — скрипнув зубами, выдохнул ар Олунг.

Я равнодушно пожал плечами:

— Небезопасная привычка. Откровенно говоря, я сильно удивлен, что он умудрился дожить до таких лет.

— Вы понимаете, тут, на Окраине, нравы немного проще, чем в столице.

— Да и мы не привыкли усложнять: наказали за оскорбление и забыли.

— Ладно, Бездна с ним с Лелушем! — сообразив, что в ситуации с безносым недоумком мы со всех сторон правы, буркнул арр Арвел. — Раз вы, въехав в Олунг, первым делом направились к зданию присутствия, значит, вам тут что-то надо. Может, я смогу вам помочь?

— Сможете! — подтвердил я. — Вчера на рассвете на деревню Долгая Балка напали шарты, вырезали большую часть населения, похватали все самое ценное, забрали четыре с лишним десятка пленниц и умчались в сторону границы.

— Простите за вопрос, арр, но вы ничего не путаете? Дело в том, что позавчера мимо этой деревни проезжала патрульная полусотня и ничего такого не заметила.

— Не путаю. Шарты следовали за этой полусотней от самой границы, чтобы их следы не привлекли внимание разъездов. И обратно отправились по ним же.

— Сколько их было? Хотя бы приблизительно?

— Сорок один клинок… — ответил я. затем кивнул братьям, и парни, спешившись, начали сбрасывать с заводных лошадей переметные сумки со страшным грузом.

— Что там? — нахмурился глава местной Псарни.

— Головы! — бесстрастно ответил я. — Как я и сказал, сорок одна штука.

— То есть, вы хотите сказать, что догнали отряд степняков и вырезали его целиком⁈

Я обжег его ледяной стужей:

— Вы сомневаетесь в моих словах⁈

— Нет, конечно! Как вы могли такое подумать⁈ — отшатнувшись, затараторил мужчина. — Просто шарты, да еще и у себя в степи — противник страшный! Кстати, если кому-то из ваших людей требуется помощь лекаря, то…

— Мои люди не получили ни царапины. Что их там было-то, этих шартов?

Арр Арвел оглядел моих вассалов, выискивая следы ран, дырки в кольчугах и плащах, но ничего не нашел и рассыпался в комплиментах. Слушать пустые славословия мне было лениво, поэтому я дождался первой же паузы и заговорил:

— Если мне не изменяет память, то за головы лиц, разграбивших, спаливших или вырезавших любое поселение размерами от двадцати дворов и более, полагается вознаграждение в один золотой.

— Э-э-э… да, вы правы, арр! Но, прежде чем выдать это самое вознаграждение, я должен убедиться в том, что Долгая Балка уничтожена.

— За моей спиной — абсолютно все жители этой деревни, выжившие во время нападения. Можете пройтись и осмотреть — у каждой девушки на правом плече опухоль, появившаяся после вывиха, ноги сбиты в кровь от пробежки пешим по конному, а… у некоторых присутствуют и другие признаки, однозначно свидетельствующие о пребывании в плену…

Ар Олунг качнулся было по направлению к ближайшей, но услышал мою следующую фразу и остановился:

— … только особой необходимости в проверке я не вижу. Ибо моего слова и этих голов должно быть более чем достаточно!

— Ну да, так и есть… — нехотя согласился он. Потом повернулся к бывшим пленницам и скомандовал: — Так, девки, слазьте с лошадей, ведите их к коновязи за зданием присутствия, а затем заходите в этот дом и поворачивайте направо. Да поживее…

От эмоций, которыми сопровождалось это распоряжение, меня аж передернуло — он уже прикидывал стоимость «добычи», выбирал самых красивых и млел от сладострастия!!!

— Арр Арвел, вы забываетесь! — не без труда справившись с желанием зарубить ублюдка на месте, процедил я. — Лошади трофейные, поэтому принадлежат мне. И девушек спас тоже я, поэтому собираюсь отправить их в манор одного из своих людей.

Ублюдок пошел пятнами и… отрицательно помотал головой:

— Они уроженки Олунга!

— А что, манор вашего сюзерена уже не является частью Маллора⁈ — глядя на мужчину, как волк на ягненка, спросил принц. — Или законы Шандоров для вас не указ⁈

— Мы чтим законы нашего верховного сюзерена! — насмешливо посмотрел на него глава Разбойного приказа. — Но некоторые особенности жизни на Окраине приучили нас к внимательности и к добросовестности. Поэтому девушек сейчас проводят в опросную, осмотрят, зададут им нужные вопросы, составят все необходимые документы и отправят дежурный десяток в Глубокую Балку. Затем…

— Лоннер? — рыкнул я, не став дожидаться, пока мужчина закончит перечислять все, что ожидает пленниц в ближайшие несколько дней.

— Да, арр?

— Сопровождаешь Найту! — распорядился я, потом посмотрел на арра Арвела и добавил: — Девушки будут заходить на опрос по одной. Опрашивать их придется в присутствии моей супруги. А осматривать будет дозволено только лекарю-женщине. И убереги вас Пресветлая отнестись к бедняжкам без должного уважения!

Мужчина, за спиной которого к этому времени скопилось человек тридцать местных вояк, решил показать зубы:

— Вы, кажется, забыли, что говорите с начальником Разбойного приказа! Но я напомню. И не постесняюсь сказать, что вмешиваться в ход расследования я не позволю никому!

— А придется, арр! — холодно усмехнулся я и вытащил из-за ворота жетон Ночного приказа: — Мои полномочия куда шире и весомее ваших. Так что займитесь делом и организуйте опрос пострадавших в соответствии с моими требованиями. И, кстати, точно такой же «таран» есть и у моей супруги.

Арр Арвел растерялся и не нашел ничего лучше, чем заявить, что ему надо посоветоваться с управляющим манора.

Я пожал плечами:

— Советуйтесь. Но сначала распорядитесь принести мои деньги, ибо этот вопрос мы уже обсудили и пришли ко вполне определенным договоренностям.

Побагровевший ар Олунг скрипнул зубами и затерялся в толпе. А я подозвал к себе Террейла и послал его в Почтовую службу — отправить сообщение отцу от моего имени. Само собой, не одного, а в сопровождении Сангора.

Не прошло и десяти минут, как в оперативном канале раздался возмущенный голос Стеши:

— Эти уроды решили, что бессмертны: ты представляешь, они на полном серьезе обсуждают, какое количество людей потребуется, чтобы арестовать вас по обвинению в «вероломном нападении на отряд союзного рода степняков»!

— О, как! — восхитился я, спешиваясь. Потом повернулся к Найте и требовательно мотнул головой. А когда она скользнула за мое левое плечо, жестом приказал следовать за нами еще и Лоннеру.

Через толпу местных вояк мы прошли, как раскаленный прут сквозь масло. Поднялись на порядком обветшавшее крыльцо, аккуратно открыли дверь, нашли лестницу и неторопливо двинулись наверх. На третьем этаже слегка задержались — ждали, пока Лоннер сбегает в Почтовый приказ за Шандором-младшим. А потом, в компании с принцем, вломились в логово Клеща и, следуя указаниям Стеши, добрались до нужного кабинета. По дороге отправляя в беспамятство и хорошенечко связывая всех, кто попадался на пути.

Врываться непрошеными в кабинет управляющего манором не стали. В смысле, некоторое время стояли у неплотно прикрытых дверей и слушали планы, которые так неосторожно обсуждала эта парочка. А когда Тимо ар Олунг собственноручно написал и подписал приказ об аресте «человека, выдающего себя за Нейла ар Эвиса, и его сообщников», все-таки не удержались и завалились в гости.

Клещ возмутился. Его сородич — тоже. Но мы пребывали не в самом лучшем расположении духа, поэтому пропустили их возмущение мимо ушей, забрали приказ об аресте вместе с письмом командиру полутысячи, расквартированной в городе, в котором управляющий требовал выделить для ареста шайки преступников «лучшую сотню воинов». И настоятельно попросили хозяев кабинета рассказать о том, чем они вообще тут занимаются. Кстати, просили очень убедительно — после того, как я повесил на них петельки воли, в компании с «Таргом» и Лоннером от души помяли пленников ногами. Дабы их говорливость никого не удивила. А когда сочли, что борцы с несправедливостью достаточно мотивированы, начали задавать вопросы.

Дар Наказующих не подвел, и наши жертвы заговорили. Более того, вывалили на нас столько грязи, что нам с Найтой захотелось как можно быстрее вернуться на остров и хотя бы на десятину забыть об этом мире. Увы, такой возможности не было, поэтому пришлось заняться делом — выяснить у этих ублюдков имена причастных к творящемуся беззаконию, а потом вырезать практически весь Разбойный приказ, две трети Ночного и половину гильдии наемников.

Когда с первой половиной воздаяния было покончено, а невиновные в преступлениях повышены в должности, мы вытащили управляющего и главу Разбойного приказа из здания и обнаружили, что площадь забита народом практически целиком. Мы с Найтой двинулись вперед, по коридору, который сам собой образовывался перед нами, а Террейл с Лоннером и конвоируемые ими Олунги двинулись следом.

До Лобного места добрались без каких-либо происшествий и в мертвой тишине. Поднявшись на помост, оказались над людским морем и увидели море зевак, собравшихся посмотреть, что такого происходит в их обычно тихом городе.

Я особо не тянул — жестом приказал парням поставить обоих душегубов на колени, поднял руку, заставляя загомонившую толпу замолчать, и заговорил:

— Я — Нейл ар Эвис по прозвищу Повелитель Ненастья, доверенное лицо короля Зейна Второго, Шандора и сотник Ночного приказа королевства Маллор. В вашем городе только что случилось Первое Летнее Ненастье — я и воины моего рода уничтожили большую часть виновных в похищениях и торговле нашими соотечественницами. Да, я не оговорился — управляющий манором Олунг Тимо по прозвищу Клещ, а также главы городского Разбойного и Ночного приказов с помощью своих подчиненных похищали ваших сестер, жен и дочерей, насиловали, а потом продавали шартам!

Толпа взорвалась слитным многоголосым воплем. Дав горожанам выплеснуть первую, самую острую вспышку ярости, я снова поднял руку, дождался относительной тишины, и продолжил:

— Как я уже сказал, большую часть лиц, замешанных в этом преступном промысле, мы уже вырезали. А судьбы тех, кому повезло не оказаться в здании присутствия во время Ненастья, я передаю в ваши руки — через пару колец новый временный глава Разбойного приказа и несколько его невиновных подчиненных закончат переписывать списки с именами выживших ублюдков и вынесут их на крыльцо…

В загомонившей толпе мгновенно образовались течения и водовороты: горожане, жаждущие принять участие в охоте, и просто любопытные устремились к дому. А я, призвав олунгцев к тишине очередной раз, закончил свою речь:

— А теперь пришло время воздать болью за боль! Для этого нам потребуется пара прочных кольев и несколько помощников. Желательно, мужчин, потерявших близких по вине этих двух выродков…

[1] Роустон — небольшой городок на Дитренском тракте.

[2] Старший выжлятник, занимающийся воспитанием гончих псов.

[3] При похищении женщин шарты сначала намеренно выбивают пленницам плечевые суставы, а затем связывают «промокашкой». При этом связки повреждаются — сопротивляться насилию или готовить побег с бездействующими руками практически невозможно.

[4] Гельд — королевство на востоке Маллора. Гельдцы — порода очень дорогих лошадей. Темно-гнедые — масть, считающаяся наиболее работоспособной. Торренец — тоже порода лошадей. Только крупнее и злее.

[5] Псарня — жаргонное название главного здания Разбойного приказа в Лайвене. А его сотрудников обычно называют волкодавами.