Этот мир не выдержит меня. Том 2

Глава 15

Чужая ненависть туманила разум, из оружия остались только кулаки, но я был готов к бою. Противник силён, быстр и живуч, однако у него имелось слабое место — Хоми явно недооценивал меня и действовал слишком прямолинейно. Большая ошибка, ведь на этот раз чебурашка-переросток имел дело не с визжащими от страха студентиками, обидевшими его «маму».

Хоми не стал тратить время на бессмысленное ожидание — оскалив пасть, он прыгнул вперёд уже через долю секунды. Нас разделяло метров пять, не больше. Смешное расстояние для существа, которое движется столько стремительно.

Он ожидал, что я попытаюсь уклониться от прямого контакта, и предвкушал, как вонзит когти мне в спину, однако Хоми просчитался — на этот раз бежать не имело смысла. Вместо разрыва дистанции, я, наоборот, рванул к нему навстречу, прикрыв корпус руками и опустив подбородок. В «стеклянных» глазах существа мелькнуло удивление.

Мы встретились на середине пути. Столь неожиданный выпад не позволил Хоми разогнаться как следует — он влетел в поставленный блок, разодрав мне оба предплечья, однако я сумел прижать его к перевёрнутому шкафу. Всё-таки преимущество в массе было на моей стороне, а в рукопашной схватке это многое значит.

Уклон влево, как от прямого удара в боксе. Рядом с ухом щёлкнули челюсти. Если бы я не успел увернуться, то Хоми сейчас пережёвывал бы мой нос. Неприятно.

Я наступил на дёргающийся хвост, а затем ещё сильнее вдавил жилистое тело в деревянную стенку шкафа. Чебурашка-переросток остервенело бился в моих «объятьях» — вряд ли у меня получится долго его сдерживать. Нужно что-то решать.

Пальцы вцепились в рукоять Лэйлиного кинжала, который по-прежнему торчал из-под правой ключицы существа. Рывок, и клинок оказался зажат в ладони. У меня появилось оружие.

Хоми рыкнул, ударив лапой сбоку — уродец метился в шею, но меня снова спасли навыки бокса. Нырок. Длинные, загнутые когти прошли над головой, лишь слегка оцарапав кожу.

Внутри вспыхнула ярость, но уже не чужая, а своя собственная. И эта ярость придала сил.

Я быстро отвёл руку назад, а затем резко ткнул кинжалом в лапу существа — остриё, пронзив плоть насквозь, глубоко вошло в дерево. Хоми задёргался с удвоенной силой, но не сумел освободить прибитую к стенке шкафа конечность. В его пустом взгляде мелькнуло недовольство — схватка явно шла совсем не так, как он рассчитывал.

Навалившись всем весом, я схватил Хоми за горло — жёсткая шерсть впилась в кожу, но сейчас меня мало заботили такие мелочи.

Глаза в глаза. Мне нужен стабильный зрительный контакт, чтобы восстановить ту связь, которая позволила нам общаться. Со стороны это противостояние, наверное, выглядело весьма странно, однако другого варианта не было. Если противник не боится физической боли, то для победы придётся причинить ему боль эмоциональную.

«Я умоюсь твоей тёплой и ласковой кровью», — раздалось у меня в голове, когда глаза Хоми загорелись знакомым голубоватым блеском.

«Сомневаюсь, — мысленно „прорычал“ я. — Хотя крови будет достаточно...»

Из глубин прошлого всплыли давно ушедшие воспоминания, которые я сразу же обрушил на вырывающегося Хоми. Раз уж у него получилось придавить меня пережитыми эмоциями, то почему бы не попробовать ответить той же монетой? Мы ещё посмотрим, чей гнев и чья ярость окажутся сильнее...

Хаотичные обрывки памяти хлынули из моей головы прямиком в голову Хоми.

Настенька, лежащая на продавленном диване. Её посиневшая холодная рука. Капельки крови на кулаке и наркоша с вмятиной вместо лица, сползающий по стенке. В душе сосущая пустота и безграничная злоба.

Чебурашка-переросток не прекращал борьбу, однако его движения стали куда медленнее. Похоже, мой «удар» достиг цели.

Каркающие крики душманов, колючий песок и горячий ствол пулемёта, бьющий по бедру.

— Брось... — едва слышимый шёпот старшего лейтенанта. — Брось меня, я сказал...

— Хрен тебе, — от жары и ярости тяжело дышать.

Свист осколков, хлюпающая в сапоге кровь и боль, когда подошва касается земли. На зубах скрипит пыль, гимнастёрка липнет к телу, но ненависть к врагу заставляет идти вперёд.

Хоми замер в напряжении. Он пытался отвернуть башку в сторону, но я крепко держал его за шею.

— Это он кастрюлю с компотом перевернул, Марь Иванна! — палец с грязным ногтем указывает прямо на меня. — Я сам видел!

— Он врёт! — кулаки сжимаются сами собой.

— Ты кулачишки-то разожми! Ишь какой грозный... Славик врать не будет. А ты — бери тряпку и мой пол во всей столовой... Сегодня, завтра, до конца недели...

От несправедливости перехватывает дыхание, гнев дрожит внутри, требуя выхода, а Славик только улыбается, глядя на меня. Посмотрим, кто будет смеяться после отбоя. И плевать, что он на два года старше.

Хоми дёрнулся, а затем мелко задрожал. Мои воспоминания пришлись ему не по вкусу.

— Феликс, это работа полиции. Он из наших? Нет? Тогда в чём вопрос? Мы не можем ловить обычных преступников... — Сан Саныч перебирал фотографии, на которых были запечатлены изуродованные детские тела. Он снял очки, ослабил галстук, а потом тихонько сказал: — Я дам тебе неделю, Феликс. Одну неделю.

Радостное предвкушение. Я знаю, где искать логово зверя. Меня не остановят ни его высокое положение, ни мольбы, ни обещания. От ненависти сводит скулы и одним выстрелом её не унять. Тварь будет умирать долго...

«Пусти», — Хоми чудом сумел пробиться через сплошной поток разрозненных воспоминаний.

Видения из моей прошлой жизни — сотни и тысячи несвязанных между собой осколков — кружились в его мозгу, отдавая не самые приятные эмоции. Не я выбирал эти фрагменты — они формировались в сознании будто бы сами собой.

— Позвонишь? — в огромных зелёных глазах надежда. — Я буду ждать...

— Обязательно, — улыбка скрывает ложь, а пальцы комкают бумажку с номером телефона.

Небольшой трёхдневный отпуск — это всё, что я могу себе позволить. Семейное счастье не для меня — не с моей работой рассчитывать на подобную роскошь. Внутри закипает злость. На себя, на Управление, на эту кареглазую красотку, которая ждёт от меня того, чего я не могу ей дать. Злость требует выхода, но профессионал всегда контролирует свои эмоции. Как бы трудно это ни было...

Я давил не останавливаясь, и Хоми сдался. Он обмяк, превратившись в страшненькую куклу, повисшую на моих руках. «Стеклянные» глаза утратили голубоватый блеск, мышцы лишились силы, а огромные кожистые уши стали похожи на сложенные крылья летучей мыши.

Не знаю, сколько продлится этот «нокаут», но тратить время впустую явно не стоило.

С улицы всё громче слышались недовольные голоса стражников, которым не нравилась происходящая суета. Марк, разумно полагавший, что появление в лавке представителей власти может мне помешать, пытался их притормозить, но его слова не имели большого эффекта. Думаю, через минуту они будут здесь.

Профессиональная этика подсказывала, что поставить жирную точку в нашей с Хоми схватке, нужно до прихода здешних ментов. Не люблю работать на публику.

Слегка пошатываясь, я шагнул в сторону и поднял с пола клевец. От него будет больше толку, чем от чёрного кинжала.

— Не надо, прошу! — в штанину крепко вцепились лазурные пальцы женщины. Она лежала на полу, глядя на меня снизу-вверх. — Не трогай его! За что ты так с нами? Мы ведь ничего тебе не сделали... У меня почти не осталось денег, но я отдам тебе всё, клянусь!

Увлечённая наукой алхимичка даже не подозревала, что чуть было не прикончила нас с Марком. С её точки зрения, всё случившееся выглядело как немотивированное нападение: какой-то тип безо всякой причины влез в лавку, а когда его заметили — ввязался в драку.

— Не надо! — хриплый голос женщины подрагивал от едва сдерживаемых рыданий. — Прошу!

Я отошёл в сторону, молча вырвав штанину из цепких пальцев. Разговоры оставим на потом.

Хоми валялся там же, где и был — недвижимый, оглушённый, но уже с наливающимися синевой глазами. Пора заканчивать бой.

Кто-то ударил в размочаленную осколками дверь, а затем раздался требовательный окрик:

— Городская стража! Откройте!

Я поднял клевец над головой. На полированной стали его изогнутого хищного клюва заиграли отблески огня.

— Господин алхимик, жители города встревожены, поэтому мы будем вынуждены применить силу, если вы не впустите нас по доброй воле!

— Да ломай дверь, Хигс, — послышался ещё один голос. Скрипучий и будто бы сонный. — Хватит болтовни.

На многострадальную дверь обрушился сильный удар. Ещё парочка, и дерево не выдержит.

— Если задумал — делай, — вдруг прохрипела алхимичка. По её лазурным щекам покатились молочно-белые слёзы. — Но делай быстро. Не хочу, чтобы он достался этим... Они точно не подарят моему Хоми лёгкую смерть.

«Создание гомункулусов запрещено», — в мозгу вспыхнули слова из той порции воспоминаний, которую на меня выплеснул Хоми.

Неудивительно, что дамочка прятала своего дружка в накрытой покрывалом клетке — само его существование было серьёзным нарушением закона. А учитывая удивительный здешний «гуманизм», готов поспорить, что и Хоми, и саму алхимичку не ждало за это ничего хорошего. Впрочем, собственная судьба женщину, похоже, совершенно не волновала.

В дверь прилетел очередной удар. Дерево жалобно треснуло.

— Чего ты ждёшь? — пискнула она. — Даже Хоми почувствует боль, если попадёт к ним в руки!

Впитав ярость и гнев гомункулуса, я довольно много узнал об этой женщине. Разумеется, информация, пропущенная через призму восприятия кровожадного чебурашки-переростка, была неполна, однако и её хватило, чтобы сделать кое-какие выводы.

Издевательства окружающих «погнули» Барталомею, но не смогли её сломить. «Ершистая», но ранимая, она пыталась не давать себя в обиду, однако была слишком сильно оторвана от мира, чтобы делать это успешно. Столь увлечённым наукой людям обязательно нужен тот, кто станет для них проводником в жизни. И женщине, похоже, найти такого проводника не удалось.

Впрочем, несмотря на некоторые странности, алхимичка обладала весьма интересными для меня знаниями и навыками — взять тот же порох из какой-то ликверовой пыли, например. Да и вообще, её помощь могла пригодиться как в разборках с Королём нищих, так и в битве с Вороном...

Дверь вздрогнула от очередного удара. Пробитая сотней осколков деревяшка оказалась куда крепче, чем я предполагал, однако очень скоро ей точно придёт конец.

Я посмотрел в испуганно-непонимающие глаза Барталомеи. Они постоянно меняли цвет, переливаясь радужными узорами. Необычное зрелище.

Алхимичка беззвучно шевелила губами. Для этой женщины я стал настоящим стихийным бедствием — неожиданным, непонятным и чудовищно разрушительным.

В голове, сменяя друг друга, крутились варианты дальнейших действий. До того, как стража вломится сюда, осталось совсем немного времени. Нужно торопиться.

Дверь визгливо затрещала.

— Прошу!

Женщина всхлипнула. Похоже, она уже не совсем понимала, о чём просит: то ли о пощаде для своего «сыночка», то ли о быстрой смерти для него же.

— Прошу...

Я выдохнул и сунул клевец в петлю на поясе. Можно считать, что у Хоми сегодня случился второй день рождения.

Барталомея взвизгнула от неожиданности, а затем затараторила, захлёбываясь словами:

— Благодарю! Я не знаю как... Благодарю! Я... Я... сделаю всё!

Я поморщился. Не люблю оставлять за спиной живых врагов, однако алхимичка — человек полезный, а с полезными людьми лучше дружить. И начинать дружбу с убийства её то ли питомца, то ли друга — не лучшая идея. После такого, наше сотрудничество закончилось бы, не успев начаться.

Учитывая те сведения, которые мне стали известны благодаря Хоми, общаться с Барталомеей на языке насилия, угроз или шантажа не имело смысла. От подобного обращения женщина ожесточилась бы или просто спряталась в защитную скорлупу. «Безвозмездное» милосердие без условий и требований в данном случае должно было сработать куда лучше.

А чувство вины, которое обязательно возникнет, когда Барталомея узнает, что едва случайно не прикончила меня, только усилит эффект. Благодарность, «выросшая» на такой плодородной почве, прекрасно мотивирует к искреннему сотрудничеству.

Подняв с пола покрывало, я накрыл им прибитого к шкафу Хоми. Очень вовремя, ведь ровно через миг в лавку вломились стражники.

Доблестные слуги закона в количестве четырёх штук влетели в тёмное помещение и замерли, удивлённые творившимся здесь беспорядком. Из-за перевёрнутой мебели они могли видеть только меня, поэтому именно я и стал тем человеком, на которого они направили свои короткие дубинки, обитые металлом.

Позади «ментов» стоял Марк — он с не меньшим изумлением осматривал устроенной мною погром. После взрыва и скоротечной схватки с Хоми, лавка представляла собой весьма печальное зрелище.

Я бросил быстрый взгляд на женщину. Эмоции на её лице сменяли друг друга с удивительной скоростью: недоверие, непонимание, ошеломление, страх, радость... Вместе с эмоциями менялся цвет кожи. Сперва она темнела от лазурного до тёмно-синего, почти чёрного, а затем быстро светлела до разных оттенков оранжевого.

— Стражники, — прошептала Барталомея через мгновение. — Они обыщут лавку и найдут Хоми... и меня! Они не должны узнать, кто я! У меня имеются небольшие сложности — дело в том, что мой побе... мой отъезд из столицы был сопряжён с некоторыми неприятными событиями...

Женщина сбилась, заметив мою усмешку. Благодаря Хоми, я прекрасно знал, что после этих «неприятных событий» на последнем курсе столичной школы алхимии появился десяток вакантных мест. А кровь в коридорах и залах, наверное, оттирали со стен до сих пор.

Кожа Барталомеи вдруг покраснела. Она упрямо сжала губы и едва слышно, но решительно произнесла:

— Я сдамся! Если я сдамся, то они, быть может, не найдут Хоми!

— Сиди тихо, — почти не разжимая губ ответил я. — И сделай так, чтобы они не видели ни тебя, ни твоё чудовище. А со стражниками я разберусь.

— Но как? Или ты собираешься их всех... — во взгляде женщины мелькнул ужас: — Не надо!

— Сиди тихо, — повторил я, перепрыгнув через перевёрнутый комод.

Учитывая, что из оружия у меня остался только клевец, четвёрка стражников могла представлять определённую опасность. Однако убивать их я в любом случае не собирался — это ни к чему. Думаю, со служивыми можно справиться без применения насилия.

— Ты чего тут натворил-то, шельмец? Чуть полгорода не разнёс! — сказал один из стражников, когда я подошёл ближе к ним.

Его скрипучий и будто бы сонный голос я слышал из-за двери. Именно он приказал какому-то Хигсу ломиться в лавку без лишних разговоров.

Выглядел этот доблестный защитник правопорядка под стать своему голосу: расхлябанный, пузатый и с бегающими глазками. Он принял меня за алхимика и, готов поспорить, уже подсчитывал в уме барыш, который можно вытянуть, чтобы решить вопрос без огласки.

— Ох и наделал ты дел, одним-то штрафом теперь не отделаешься! — грозно добавил стражник. — На тебя уже и без того соседи жаловались за то, что девок продажных в чистый квартал водишь и шумом шумишь... Закроют лавку твою, что делать будешь?

Он выразительно посмотрел на меня, предвкушая, как получит неплохую прибавку к жалованию. Я же ответил спокойным и уверенным взглядом. Диалог с подобными «товарищами» нужно вести на своих условиях, иначе не заметишь, как окажешься кругом виноватым.

— Чего молчишь-то? — с лёгким недоумением спросил пузан. Моё поведение вызывало в нём смутное беспокойство. — Был почтенный алхимик, а взамен какого-то юнца прислали...

Второй стражник — тот, что стоял рядом — слегка толкнул коллегу в плечо и указал на клевец, висевший у меня на поясе.

— Это не «Вепрь» часом? — прошептал он. — Не этот ли парнишка висельника нашего в размене одолел?

Помнится, трактирщик упоминал, что городская стража не брезгует захаживать в его заведение — видимо, там-то им и рассказали о моём последнем «подвиге».

— Чего? — взгляд пузана скользнул по мне и на мгновение задержался на моём оружии. — Э-э-э... Ты кто таков-то?

Он сделал шажок назад. Сонливость из голоса пухляша исчезла полностью, уступив место тревоге. Странный юноша с клевцом раскаявшегося на поясе внушал доблестному стражу правопорядка страх. И это было очень хорошо.

Криво усмехнувшись, я выставил перед собой руку и разжал ладонь. На ней лежал маленький металлический «орех».

— Графская билья! — прошептал тот стражник, который первым опознал оружие трактирщика. — Это точно он!

— А я вас предупреждал, — с лёгкой усмешкой сообщил Марк. Происходящее, похоже, забавляло разведчика.

Я разжал створки «орешка», и монотонный голос, уже который раз за день, устало поведал окружающим, что: «Предъявитель сего действует в интересах Императора, во имя Империи и по поручению императорского наместника графа Свейна вил Кьера...»