— Мы уедем из столицы. Навсегда.
Габриэль слез со стола и кое-как приблизился ко мне.
— Отец всю жизнь мечтал сделать из меня графа. А я всегда хотел быть простым человеком. Прощай, сестра. Надеюсь, мы больше не увидимся, — он похлопал меня по плечу и вышел вон.
Вот это новости…
Догонять Габи не стала. Он все равно этому рад не будет. Да и мне ну совсем не хочется его видеть.
Я прошла к столу и села в кресло. Задумчиво посмотрела на портрет отца, после на кольцо, которое снова сверкало на моем пальце.
Удавка. Метка проклятого рода. Какие ужасные слова. Но почему-то они меня зацепили.
Брат вернулся через полчаса. Увидев, что я уже погрузилась в документы, он мерзко рассмеялся и бросил на стол…
Отречение.
— Ты серьезно⁈ — я не поверила своим глазам, глядя на бумагу.
— Более чем, — выплюнул Габриэль. — Прощай, сестра. Прощай, столица. Вы мне все до смерти надоели!
Он вышел в коридор и хлопнул дверью так сильно, что люстра под потолком протяжно заскрипела.
Ещё через час ко мне постучала прислуга. Довольный Арчибальд и дюжина горничных прошли в кабинет и принялись громко меня поздравлять.
— Теперь вы снова наша хозяйка, госпожа!
— Поздравляем, госпожа!
— Слава нашей госпоже!
И без лишних вопросов стало ясно — Габриэль Робус уехал. Поблагодарив персонал за теплые слова, я попросила приготовить спальни для меня и мальчишек.
— Вот и все, отец, — проговорила тихо, всматриваясь в родные черты родителя. — Всю жизнь я думала, что Габриэль плохой человек. Но на деле он оказался верным мужем и, думаю, будет хорошим отцом. А я… А я буду делать то, чему ты учил меня всю жизнь — работать на благо нашего рода.
На мгновение мне показалось, что мужчина в картине нахмурился и покачал головой.
Отпрянув от портрета, я снова вгляделась в изображение. Казалось, что ничего не изменилось. Передо мной все тот же Алистер Робус. Только отчего-то очень грустный.
Я несколько раз моргнула и все вернулось на свои места. Нервно поведя плечами, отправилась забирать детей.
Мальчики восприняли переезд неоднозначно. Они, конечно, были рады повидать другие места, но…
— А когда мы вернемся?
— А дядя Калиостро поедет с нами?
— Кстати, а где дядя Калиостро?
И коронное! От Джимми:
— Ничего не хочешь мне рассказать?
Говорить после тяжелого дня мне не хотелось совсем, но молчать было нельзя. Отправив детей наверх собирать игрушки, я вкратце поведала юноше обо всем, что случилось со мной.
И он не особо-то удивился:
— Я был почти уверен, что ты аристократка такого полета, — парень пожал плечами. — И что же? Ты вернула себе бразды правления над родом?
— Не своими силами, но да.
— Силами Калиостро. Это ясно. А где он сейчас?
— Полагаю, работает.
— Вы поссорились?
— Нет… Что ты?..
Мы всего лишь попрощались.
— Все нормально, — я выдавила из себя самую искреннюю улыбку, на которую только была способна. Джимми не впечатлился.
— Лилибет, разве в этом есть необходимость? Разве нам не было хорошо здесь, в лавке?
Мало того, что он был не рад. Он, кажется, не на шутку разозлился.
— Нужно идти дальше.
— Но ты не идешь дальше. Ты делаешь шаг назад, Лилибет. Лилибет, ну вспомни! Вспомни, как тебе нравилось общаться с посетителями. Вспомни, как тебе было весело заниматься с Джеком и Джоном каллиграфией. А как здорово было ужинать всем вместе! Ты, я, дети и Александр. Мы ведь… — он запнулся, но все же нашел в себе силы договорить: — мы были совсем как семья!
— Мы и останемся ею, — я шагнула к нему и заглянула в обеспокоенные глаза. — Джимми, теперь, когда штурвал снова в моих руках, я могу обеспечить тебе и детям лучшую жизнь. Обещаю, Джимми, я позабочусь о вас. Джек и Джон пойдут в хорошую школу, а ты… А тебе я найму лучших учителей. Они натаскают тебя по предметам и помогут поступить в столичный колледж!
Я положила руки на худые плечи и слегка сжала их.
— Зачем? — спросил он холодно.
— Что — зачем?
— Зачем мне колледж, Лилибет? Тем более столичный. Чтобы нас с тобой засмеяли? «Графиня отправила своего молодого любовника учиться!», — крикнул он голосом газетчика. — «Любовник графини поступил в колледж! Интересно, сам ли?».
— Разве есть разница, что скажут? Мы выше этого. Ты выше этого.
У парня дернулся глаз.
— Я благодарен тебе, Лилибет. За все, что ты сделала для меня. И за все, что ты когда-нибудь сделаешь для других. Но ты забыла об одном очень важном человеке.
— Ты о Калиостро? Не переживай, я что-нибудь…
— О себе! — гаркнул Джимми, теряя терпение. — Ты забыла о своем счастье. А оно тут! В этой лавке. — Он глубоко вдохнул и продолжил уже спокойнее: — Пожалуйста, давай останемся. Давай же останемся, а?
Он вперился в мое лицо внимательным взглядом и понял, что меня не остановить.
— Пойду собираться, — фыркнул парень, отстраняясь.
Джимми ушел наверх, а я села в своё любимое кресло в гостиной и позвала Евлампия.
— Выходи же. Давай поговорим?
Тишина была мне ответом.
— Я не хочу тебя бросать. Пошли со мной? Обещаю покупать тебе самый вкусный табак.
— Мне и мои сигаретки по душе, — проговорил кот, так и не появившись.
— Хорошо, — я усмехнулась. — Найду тебе точно такие же.
— Мне не нужны точно такие же. Мне нужны мои. И дом мне тоже нужен мой, привычный и родной. Не все можно заменить, понимаешь? Дом, близких… Жизнь.
Сигаретки…
Вот ведь! Меня теперь даже кот поучать будет.
— Евлампий, и все-таки…
— Нет. Я остаюсь. Прощай.
Больше он не говорил. Молчал и кот, и источник.
Вскоре спустились дети. Мы сели в карету и отправились к поместью.
Первое время прислуга с удивлением смотрела на двух взволнованных мальчиков и на одного не очень-то довольного юношу. Однако они скоро нашли общий язык.
Жизнь в поместье потекла размеренно и скучно.
Я с головой ушла в работу, стараясь как можно меньше думать о лавке, источнике и Александре. И у меня неплохо получалось, стоит заметить!
Да кого я обманываю? Ни черта у меня не получалось.
Все было настолько плохо, что порой я срывалась с места, садилась в карету и на всех парах мчалась к дому на Карелестной улице. Перед этим наведывалась в табачный магазин и покупала что-нибудь для Евлампия.
И пусть кот больше не отзывался, я не переставала этого делать.
Каждый раз, когда моё сердце не выдерживало и требовало наведаться в лавку, меня окутывали сильнейшие переживания.
Я боялась, что Александр не сдержал слова и все-таки снес её. Боялась увидеть руины вместо симпатичного и немного косого здания.
И каждый раз, когда моё сердце не выдерживало и я все-таки приезжала к лавке, на моих губах расцветала улыбка — дом стояла на своём законном месте.