Эмиссар: Каменные джунгли

22

Убедившись, что все уснули, Сет тихонько встал со своей койки, и направился в уборную. Поплотнее закрыв за собой дверь, Харген последовал в левый угол. Полноценных кабинок с дверьми в туалете не было — лишь стены в качестве перегородок. Наклонившись, он достал небольшую рацию, крепко примотанную к задней части сливного бочка клейкой лентой. Поначалу Харген думал спрятать переговорное устройство в наволочке своей подушки, но пришёл к выводу, что это не лучшая идея. Нужно было какое-нибудь место понадёжнее, чтобы в случае обнаружения рации не удалось бы вычислить, кому она принадлежит. В случае обнаружения переговорного устройства в его подушке, отвертеться Сету было бы очень тяжело. Он и так гулял по очень тонкому льду, который в любой момент мог под ним треснуть.

Во время крайней вылазки, когда отряд напал на буровую установку, Сет, не особо рвавшийся бросаться в самое пекло, отыскал спокойное местечко, где благополучно и отсиделся, пока остальные погибали. Когда стало ясно, в чью пользу закончится сражения, Харген под предлогом преследования какого-то раненного парнишки, которому якобы удалось незаметно сбежать, отправился за ним в погоню. На самом же деле он стал просто обыскивать ближайшие постройки, надеясь найти что-нибудь, что поможет ему побороть скуку и хоть как-то скоротать время между миссиями.

Забредя в разрушенную библиотеку, Харген присмотрел там несколько книжек, а заодно наткнулся на трёх автоматчиков. Это были разведчики крупной банды, тоже нацелившийся на буровую установку, но группа из Сайнта их опередила. Застав Сета врасплох, головорезы его разоружили, быстро допросили, и уже хотели пустить в расход, однако Харген предложил им другой вариант. Во время следующей миссии, когда «расходники» будут выполнять грязную работу, напасть на группу надсмотрщиков, всех их перебить, и забрать всю добычу. Чтобы новые друзья, добравшись до детонаторов, не подорвали головы всем «расходникам», в том числе и ему, Сет сказал, что у бойцов Сайнта в Пустошах есть несколько крупных схронов с очень ценным барахлом, пообещав рассказать об их местоположении после своего освобождения. Прозвучало убедительно, хотя и было выдумкой. Головорезы согласились, дав Харгену рацию для связи, а также записав его разглагольствования на диктофон в качестве дополнительного рычага давления. Прихватив несколько книжек, Сет покинул библиотеку.

— Вы там про меня ещё не забыли? — спросил Харген, поднеся рацию ко рту, и понизив голос.

— Нет. Где и когда?

— Про место ничего не знаю. Нам заранее ничего не рассказывают. Что касается времени, то скоро. Думаю, уже завтра. Так что будьте наготове. Готовьте удочки, ведь на кону крупная рыба. Не упустите свой шанс.

— Не волнуйся, не упустим, но если вдруг окажется, что это ловушка, мы постараемся, чтобы твои откровения услышало как можно больше народу.

— Не окажется. Всё по-честному. Каждый получит то, что заслужил.

— Очень на это надеюсь.

— Поверь — я тоже.

Закончив разговор, Харген разломал рацию, и смыл в унитаз, после чего вернулся в спальное помещение, и лёг спать.

Линетт терпеть не могла, когда её будили посреди ночи ради какой-то ерунды. К счастью, случалось это довольно редко. Да и сейчас сон мэра Сайнта прервали отнюдь не ради какого-то пустяка. На связь вышел Чарльз Горманом — лидер изоляционистов из бункера. В своё время Линетт пыталась заключить с общиной Гормана соглашение, однако переговоры так ни к чему не привели, ввиду несговорчивости и неуступчивости Карла. Во время общения с Горманом у Линетт сложилось ощущение, будто она бьётся головой о бетонную стену. Поняв всю бесперспективность общения с этим упрямцем, мэр Сайнта свернула переговоры. Теперь же сам Чарльз вдруг остро захотел с ней пообщаться. Значило ли это, что в тот раз он погорячился, а сейчас по какой-то причине передумал? Похоже на то. Не будь это срочно, Горман подождал бы до утра.

Умывшись холодной водой и одевшись, Линетт покинула свою комнату. По дороге кое-как собравшись с мыслями, женщина добралась до центра связи. Сонный связист тут же уступил ей место у переговорного устройства, а сам вышел за дверь.

— Доброй ночи, мистер Горман. Если честно… — начала Линетт.

— Давайте не будем тратить время на пустую болтовню. Ваше предложение всё ещё в силе? — бесцеремонно перебил её Чарльз.

«Ну ты и наглец. Мало того что разбудил, так ещё и разговариваешь таким тоном, будто я чем-то тебе обязана!» — подумала госпожа мэра, а вслух сказала:

— Предложение всё ещё в силе. Правда, необходимо ещё раз обговорить все детали, чтобы потом не возникло вопросов.

— Чего тут обговаривать? Мне показалось, что мы сделали это ещё в прошлый раз! — проворчал Чарльз.

— Вот именно — вам показалось. Я предложила сотрудничество с перспективой дальнейшего переселения вас и ваших людей в Сайнт — вы отказались, отринув все озвученные пункты.

— Я и сейчас не настроен на переселение. Но готов поделиться частью наших технологий в обмен на…

— Поговорим об этом позже. А пока наберитесь терпения и соберитесь с мыслями.

— Не смейте отмахиваться от меня, словно от надоедливой мухи! Я не какой-то там…

— Добрый ночь, мистер Горман. Я сама с вами свяжусь, — попрощалась с собеседником Линетт, прежде чем отрубить переговорное устройство.

Встав из-за стола, мэр направилась обратно к себе в комнату. По-хорошему, обговорить все детали можно было и сейчас. Много времени это бы заняло. Но женщине не понравился тон, который выбрал её собеседник. Сначала отказал ей в категоричной форме, а теперь сам вышел на связь, но разговаривал так, будто большое одолжение ей делал, а не пытался заключить договор, выгодный обеим сторонам. Так-то Линетт была готова ответить согласием, но решила, что с этого наглеца необходимо сбить спесь. Пусть немного подождёт, и поволнуется, прежде чем она с ним свяжется. Если её не отвлечёт что-то более важное, произойдёт это во второй половине дня или ближе к закату. Они быстро обговорят детали, и придут к соглашению, выгодному для обеих сторон. Вряд ли отсрочка менее чем в одни сутки на что-то кардинально повлияет. С этими мыслями вернувшаяся к себе в комнату женщина вновь легла спать, и вплоть до самого утра её покой больше никто не нарушал.