Эхо забытых стен

Глава 3

Картофельный очисток не утолил голода, но дал крошечный импульс, сродни щелчку переключателя в тумане сознания. Алексей снова чувствовал жжение в желудке, слабость в мышцах, но теперь к ним добавилось новое, хладнокровное ощущение. Цель.

Не время для Достоевских терзаний. Не время для бичевания. В этом мире, перед лицом Титанов и их Королей, не было места сомнениям. Здесь выживали те, кто действовал. Выживали те, кто был собран.

«Изменить. Как?» — вопрос, который он задавал себе тысячи раз в течении тех лет, что память прошлого мира становилась явью. Мир Титанов был циклом. Раз за разом одна и та же история: Элдийцы, угнетение, страх, гнев, надежда, отчаяние. Рокот Земли. Неважно, сколько было жизней — одна, тысячи. Все они служили этой циклической трагедии.

Эрен Йегер. Мальчик с горящими глазами, которого он видел в своих видениях. Тот, кто, казалось, понимал цикличность лучше всех, принял ее и подчинил своей воле. Или стал её орудием. Но для Алексея, для него, который пришел извне этого цикла, возможность изменить казалась не призраком, а требованием. Если не он, то кто? Никто не знал, как он. Никто не видел будущего, как на экране монитора.

Что означало «изменить»? Остановить Рокот? Предотвратить падение Стены Мария? Спасти невинных? Остановить марлийцев? Раскрыть правду? Слишком много, слишком глобально. Он был один, без ресурсов, без союзников. Просто бродяга с необычной физиологией и непосильным знанием.

Первоочередная цель — выжить. Без этого все остальное теряло смысл.

Вторая цель — добраться до тех, кто в будущем станут центральными фигурами этой истории. Эрен, Микаса, Армин. Именно они были в фокусе событий. Именно их действия, их решения, их судьбы формировали канву мира. Он не мог бороться с Титанами в одиночку. Но он мог быть рядом с теми, кто сражается. Мог быть их тенью. Наставником. Влиять, когда будет возможность. Предостерегать, когда представится случай. Поддерживать, когда потребуется.

Сроки. Через несколько месяцев Стена Мария падет. Ему нужно быть там, или поблизости. Шиганшина. Портовый город. Точка входа в историю. Или, если не там, то хотя бы где-то в центральной части Стены Мария или даже Розы, чтобы иметь возможность перемещаться, слышать, действовать.

Выбор очевиден — двигаться на юг. К Стене. К людским поселениям. К опасности. Потому что только там, где есть люди, есть возможности.

Лес становился реже. Все чаще мелькали признаки троп, сначала едва заметных, затем более широких, накатанных, которые, вероятно, вели к ближайшему небольшому городу или поселению. Эти тропы были опасно, но необходимы. Идти по ним — быстрый путь, но и путь, где он был бы более заметен. Он старался держаться чуть в стороне от основных дорог, используя лес как прикрытие. Но время от времени он выходил на них, когда требовалось пересечь прогалину или сократить путь, мгновенно скрываясь, если видел или слышал что-то подозрительное.

Сегодня он должен добраться до какой-нибудь деревушки. От голода голова кружилась, но он гнал прочь эти мысли. Физическая боль была лишь отвлекающим фактором. Цель была яснее.

Солнце, всё ещё тусклое и скрытое облаками, медленно клонилось к закату. Холод усиливался. Дни становились короче, а ночи длиннее и морознее. Это означало, что у него было всё меньше времени, чтобы достичь более южных, обжитых районов.

Проходя сквозь густой кустарник, Алексей вдруг почувствовал это. Запах. Определённый. Не лесной, не животный. Запах свежего дыма от множества очагов. Запах жжёного дерева и ещё… чего-то более сладкого, дымного, но очень слабого. Запах человеческого жилья. Однозначно. Это было не несколько человек-дровосеков. Это было целое поселение.

Он замер. Где-то рядом. Но где именно? За этим склоном? В низине?

Осторожно, пригнувшись, он двинулся вперёд, стараясь быть абсолютно бесшумным. Заросли постепенно уступили место более разреженным деревьям, сквозь которые уже начали просматриваться очертания чего-то большого, плоского. Это не был сплошной лес. Это был край леса, граничащий с обработанными полями.

И действительно. Через несколько десятков метров Алексей вышел на окраину широкого поля, уже собранного, темная, паханная земля которого простиралась до горизонта. А там, на этом горизонте, окруженная заборами и несколькими дымками над крышами, раскинулась деревня. Маленькая, всего несколько десятков домов. Но это было человеческое жильё.

Сердце отчаянно забилось. Не от страха, а от странной смеси облегчения и предвкушения. Люди. Наконец-то. Еда. Тепло. И, возможно, первый шаг к большой цели.

Светлое пятно впереди — это не было светом закатного солнца. Это было небо над СТЕНОЙ. Ее величественные, незыблемые очертания. Она была огромна, выше, чем самые высокие горы в его прошлой жизни. Стена Мария. Белая, словно призрак, она возвышалась над деревней, над лесом, над всей этой землей, демонстрируя свою нерушимость, свою силу. Ту самую силу, которая так скоро будет разрушена.

Знание об этом делало его взгляд на Стену странным. Для этих людей она была символом защиты, спасения. Для него — знаком обречённости. Долгий, тяжелый путь в одиночестве подвёл его к вратам этого нового, решающего этапа.

Он внимательно оглядел деревню. Было еще светло, люди возвращались с полей, слышались далекие голоса, собачий лай. Заходить сейчас — это прямой путь к тому, чтобы быть замеченным. Он не хотел этого. Он хотел выждать ночь. Подкрасться незамеченным. Увидеть. Узнать. А потом действовать.

На краю леса, где начиналось поле, был ряд густых кустов. Это было идеальное место для того, чтобы укрыться. Он ползком пробрался к ним. Залег, спрятавшись за густыми ветками. Холодный ветер продувал его, но теперь у него была цель, а не просто голод.

Наблюдать. Оценить обстановку. Найти самый безопасный способ попасть в деревню, найти хоть что-то съестное и, возможно, обжиться там, чтобы потом найти способ продолжить путь на юг, к Шиганшине. Эта деревня — лишь ступенька. Первое настоящее испытание его скрытности и его умения вживаться в роль.

Время тянулось медленно. Холод проникал все глубже. В деревне зажглись огни в окнах. Потянуло запахом топящихся печей и… вареной еды. Жареной рыбы, может быть. Или тушеных овощей. Голод сжал желудок до спазма. Но он сдерживал себя. Терпение. Это ключевое слово в этой игре.

Взгляд его невольно скользил к огромной, безмолвной стене, возвышающейся на горизонте. Ее незыблемый облик казался сейчас почти насмешкой. Как слепы были эти люди, живя в ложном ощущении безопасности. А он, Алекс, был обречен знать и видеть. И теперь, как бы то ни было трудно, он должен был сделать все, чтобы не дать их будущему повториться. Это было его ношей. Его целью. Его проклятием. И его единственным смыслом существования в этом гибнущем мире. Дойти. Добраться. Выжить. И постараться изменить. Всё остальное — потом.

Край поля, где Алексей залег в густых, колючих кустах, был холоден и сыр. Дождь прекратился, но воздух все еще был насыщен влагой, которая пробиралась сквозь его промокшую одежду, усиливая озноб. Холод, голод и усталость навалились с новой силой, стоило лишь телу остановиться после долгого, мучительного пути. Дрожь пробивала его от макушки до пят, но он старался контролировать ее, сжимая челюсти. Сейчас не время было для слабости.

Прямо перед ним, метрах в трехстах, раскинулась деревня. Казалось, это была обычная, невзрачная деревня, одна из тех, что безликой массой сливаются в сознании. Несколько десятков деревянных и глинобитных домов, обнесенных кое-где покосившимися заборами. Над трубами вился тонкий дымок, уносящийся в серое вечернее небо. В окнах домов уже загорелись тусклые огоньки масляных ламп, отбрасывая бледные, дрожащие квадраты света на прилегающую территорию. В деревне чувствовалась жизнь: где-то лаяли собаки, приглушенные голоса доносились с одного двора, звук стучащего молотка, работающий на последних часах дня.

Запах. Голодный желудок Алексея отреагировал спазмом. Деревня дышала не только дымом и сыростью, но и отчетливым, пьянящим запахом готовящейся пищи. Запах жареного хлеба, кипящей похлёбки, едва уловимый, но отчетливый аромат вяленой рыбы. Этот запах, много дней отсутствующий в его жизни, был пыткой и обещанием одновременно. Его тело требовало пищи. Мозг, несмотря на усталость, работал ясно. Это был первый шаг к восстановлению, первый шаг к его глобальной цели.

На горизонте, огромная и величественная, молчаливо возвышалась Стена Мария. В тусклом свете сумерек ее светлые очертания казались нереальными, призрачными. Она была здесь — доказательство его знаний, обещание грядущей катастрофы. Эта Стена была его ориентиром, маяком на пути к будущему. Он смотрел на нее без удивления, без восторга, без благоговения — лишь с холодным, почти научным анализом. До нее было, наверное, всего несколько десятков километров — достаточно, чтобы добраться до ближайших городов, лежащих под её защитой, а оттуда искать путь на юг, к Шиганшине.

Его первоочередная задача сейчас — еда. Затем — убежище. Без этого ни о какой долгосрочной стратегии не могло быть и речи. Скрытность — превыше всего. Его внешний вид — изможденный, грязный, с рваной одеждой — мгновенно привлек бы нежелательное внимание. Он не мог появиться посреди улицы, рассчитывая на милосердие. Его положение требовало более осторожного подхода.

Алексей наблюдал. Он старался выучить привычки деревни: когда люди уходят на отдых, когда смолкает шум, какие дома расположены на отшибе, у каких дворов есть незапертые сараи или хлева. Он заметил небольшой амбар на краю деревни, чуть в стороне от главной дороги, который, казалось, был приоткрыт. Из него не доносилось шума скота, но он мог содержать зерно, картофель или другие припасы. Или быть просто складом, в котором можно было бы укрыться.

Он лежал в кустах, почти не шевелясь, пока полная темнота не окутала деревню. Огни в окнах стали тусклее, кое-где погасли. Голоса смолкли. Лишь слабый отголосок собачьего лая доносился из глубины. Самое время.

Медленно, дюйм за дюймом, он выполз из кустов. Холод пронизывал. Пригнувшись, он двинулся по краю поля, держась в глубоких тенях, которые отбрасывали редкие, поникшие деревья и стога неубранной соломы. Земля под ногами была мягкой, паханная, но теперь уже подмороженная, и его шаги не оставляли глубоких отпечатков. Его тело двигалось на инстинктах, вкладывая каждое оставшееся усилие в бесшумность и скорость.

Добравшись до первой, обветшалой ограды деревни, он осторожно преодолел ее, не издав ни звука. Теперь он был в самом сердце опасности — среди домов. Каждый шорох казался оглушительным, каждый луч света — прямым указанием на него. Впрочем, ночное небо было густо затянуто облаками, и лишь редкие звезды, если и были, не пробивались сквозь них. Это было в его пользу.

Первым делом он направился к тому амбару. Придерживаясь стен домов, используя любые тени и укрытия, он прокрался к его воротам. Они были деревянными, створки неплотно прилегали друг к другу. Аккуратно, с минимальным усилием, он нажал на щель. Старое дерево скрипнуло едва слышно. Внутри пахло сухой травой и зерном.

Он протиснулся внутрь. Пол был земляным, устланным толстым слоем соломы. Это было сухое убежище. И, что самое главное, в углу он увидел мешки. Припорошенные пылью, но явно содержащие что-то тяжелое. Картошка? Или зерно?

Его руки задрожали, когда он наклонился. Протянул руку к мешку. Крупные, жесткие зерна. Рожь. Не совсем то, что он искал для немедленного утоления голода, но бесценный ресурс. Он быстро нащупал несколько зерен, сунул их в рот, стал жевать. Твердые, почти безвкусные, но это была пища. Заглушить острый голод не могло, но тело почувствовало поступление энергии, какой-никакой.

Он обшарил остальные мешки. В одном обнаружился картофель, твердый, но не подмороженный. Несколько клубней, размером с кулак. Это уже лучше! Сырой картофель, конечно, не очень аппетитен, но это было питанием. Алексей быстро набил свой пустой мешок, выбирая самые крупные клубни и небольшое количество зерна. Затем, почувствовав небольшое, но заметное облегчение, он решил не оставаться в этом амбаре — владелец мог прийти. К тому же, здесь было слишком холодно.

Нужно было найти более тёплое убежище. Его взгляд упал на ближайший дом. У него были широкие, добротные стены, сложенные из дерева и обмазанные глиной. Изнутри доносилось слабое потрескивание — верный признак топящейся печи. Может быть, там есть какой-нибудь пристроенный сарайчик, или дровник, где можно укрыться на ночь?

Двигаясь по тени, Алексей обогнул дом. Сзади, действительно, к нему была пристроена небольшая поленница под навесом, наполненная аккуратно сложенными дровами. И рядом с ней — совсем маленький сарайчик, похожий на сарай для кур, или просто пристройка для хранения инвентаря. Дверь была хлипкой, на ржавом засове. Без особого труда он открыл его.

Внутри было тесно и темно. Запах сена, земли и… немного кур. Видимо, курятник. Но главное — из-за тонкой стены, примыкавшей к дому, веяло слабым, но отчетливым теплом. Это была печь.

Он протиснулся внутрь. Место было грязным, но сухим. Кучка соломы, оставленная, видимо, для птиц, служила неплохим подстилом. Здесь он мог провести ночь. В относительной теплоте, с пищей.

Затаившись в курятнике, Алексей достал один клубень картофеля. С трудом откусил, жуя твердую, пресную мякоть. Голод притуплялся, не полностью, но уже не был таким ошеломляющим. Он спрятал остальной картофель и зерно в уголке, поглубже в солому.

Теперь, когда базовые потребности были удовлетворены, его разум снова обратился к долгосрочной цели. Завтра утром ему нужно будет выйти из деревни, не привлекая внимания. Затем, используя дороги (или леса, если дороги будут слишком опасны), направиться на юг. До Шиганшины были сотни километров. Это не один день пути. Возможно, не одна неделя. Он должен был разработать план — как продвигаться незамеченным, как пополнять запасы еды, как избегать гарнизонных постов и, главное, как ускорить свое перемещение. Возможно, угнать лошадь? Или попробовать скрыться в торговом обозе, если такой встретится?

Цель была яснее, чем когда-либо. Добраться до тех, кто, в его «каноне», определял будущее. Стать свидетелем. Влиять, когда будет возможность. Защищать, если придется. Своими, уникальными знаниями, которыми не обладал никто другой в этом обречённом мире. Выживание в глуши было пройдено. Теперь начиналась игра на чужом поле. Игра с людьми. И игра эта была куда опаснее, чем с голодом и холодом. Но теперь, укрывшись в тепле курятника, Алексей чувствовал, что он готов. Он выжил. А значит, он будет бороться дальше.

Внутри курятника было тесно, воздух пах сеном, птичьим помётом и чем-то душным. Но это было сухо. И, самое главное, из-за тонкой деревянной стены, примыкавшей к жилому дому, сочилось слабое, но спасительное тепло. Это тепло было божественным даром после стольких дней и ночей, проведенных в промерзшем лесу. Алексей свернулся калачиком на кучке соломы, укрытой подстилкой для птиц. Голод, хотя и не утоленный полностью, притупился благодаря съеденному картофелю. Тяжёлая усталость, которая навалилась на него после еды и ощущения относительной безопасности, мгновенно взяла своё.

Заснул он неглубоко, это был скорее провал в полузабытье, полный обрывков видений из «канона» и реальных кошмаров прошедших дней. Холодный воздух, мокрые листья, преследование. Но сквозь все эти тревожные образы пробивалось физическое ощущение тепла, которого он был лишен так долго. Он то и дело просыпался, слушая. Голоса, доносящиеся из дома за стеной, были приглушенными, незнакомыми. Иногда слышался тихий скрип пола, чей-то кашель или шарканье ног. Собаки из деревни, видимо, спали, лай больше не доносился. Только шум ветра за стенами, да слабое, мерное сопение курей где-то в другом конце сарайчика.

Он обдумывал план на завтрашний день. Его ближайшая цель — двигаться на юг, к более крупным поселениям, которые должны были находиться ближе к Стене Мария. Шиганшина была конечной точкой, но для начала ему нужна была хотя бы средняя деревня или небольшой город.

Добраться до них. И здесь начиналась сложность.

Вариант 1: Лес. Самый безопасный от людей и их преследователей. Но самый медленный. Зима приближалась, и дикая природа становилась суровее. Скудная пища, постоянный холод. Такими темпами он не доберётся до Шиганшины до падения Стены, даже если ему хватит провианта, что было крайне сомнительно.

Вариант 2: Дороги. Быстрее. Но и опаснее. На дорогах можно было встретить гарнизонные патрули, торговые обозы, путешественников. Любые из них могли заметить странного юношу, путешествующего в одиночку. Особенно опасно было бы попасть на блокпосты — в каждом городе был гарнизон, проверяющий входящих и выходящих. И там его «особые приметы» могли быть распознаны.

Вывод был ясен: компромисс. Использовать дороги для скорости, но держаться на их обочине, под прикрытием леса, и выходить на открытую местность только в случае крайней необходимости. Двигаться преимущественно ночью, скрываясь от любопытных глаз. Днем отсыпаться в укромных местах.

Как быть с едой? Его мешок содержал лишь несколько клубней картофеля и горсть зерна. Этого хватит на день-два максимум, если растягивать. Охотиться в густонаселенных местах сложнее, да и риск попасться выше. Кража? Да, придется красть. Воровать еду, чтобы выжить. Эта мысль вызывала неприятное, но необходимое отвращение. Мораль… в мире, где люди обречены на истребление неведомой им силой, мораль отступает перед необходимостью выживания.

Завтра ему нужно будет выйти из этой деревни рано утром, пока большинство жителей спят или только просыпаются. Найти дорогу, ведущую на юг. Провести разведку на предмет ближайших поселений. Вспомнить как можно больше деталей карты острова из его «канона», наложить их на реальность, насколько это было возможно.

Самое главное: не быть замеченным и не оставлять следов. Это было его новым правилом, его главной догмой. Скрытность, адаптация, скорость.

Где-то далеко прокричал петух, разгоняя остатки ночи. Деревня начинала просыпаться. Слабые, сонные голоса из дома. Негромкий скрип двери. Скоро кто-то выйдет во двор.

Он должен был уходить. Он доел последний клубень картофеля, ощущая, как его твердая мякоть царапает горло. Зерна он решил оставить — на самый крайний случай. Зашнуровал сапоги. Вытащил из мешка топор и нож, укрепив их на поясе. Сверил, что ничего не оставил после себя.

Сквозь щели в деревянных створках курятника уже пробивался бледный свет, предвещающий рассвет.

Время было на исходе.

Тихо, как призрак, Алексей подполз к хлипкой двери. Его рука легла на засов. Аккуратно, дюйм за дюймом, он приподнял ржавую защелку. Старая древесина вздохнула еле слышным скрипом. Ничего.

Приоткрыв дверь на волосок, он осмотрелся. Двор был пустым. Короткая, пожухлая трава покрывала землю. Рядом — сарай для скота, откуда доносилось сонное мычание. Где-то вдалеке послышался кашель, затем топот шагов, удаляющихся от дома.

Это был его шанс.

Выскользнув из курятника, он прижался к стене дома, в тени. Затем, быстрым, бесшумным шагом, направился к забору, граничащему с соседним двором, а затем к главной дороге. Нужно было идти по краю деревни, по тёмным переулкам, подальше от глаз, которые могли случайно выглянуть в окно или выйти на утреннюю прогулку.

Сердце билось ровно, без паники, но с обостренной концентрацией. Каждый звук, каждый шаг был частью сложного механизма выживания. Ноги несли его быстро, не чувствуя усталости, благодаря скрытому ресурсу, который давало ему его происхождение. Он чувствовал, как энергия, хоть и скудно полученная, вновь направляется в мышцы.

Узкие, грязные переулки вели его к окраине деревни. Он двигался быстро, но без суеты. Перепрыгнул через невысокий забор. Ещё один. И вот, он на краю деревни. На небольшой, разбитой проселочной дороге, которая вела вглубь леса, на юг.

Вокруг простиралось большое поле. На горизонте, очертаниями, всё так же белым призраком, возвышалась Стена Мария. Вдали виднелись другие деревеньки, тускло мерцавшие своими первыми утренними огоньками. Там была его цель. Туда он и направлялся.

Алексей обернулся, чтобы последний раз взглянуть на деревню, которую только что покинул. Внезапно из-за ближайшего дома вывернула собака, небольшая дворняга, видимо, местная. Она посмотрела на него, почуяла незнакомца, затем, смущённая, тихонько заскулила и быстро свернула обратно за дом, не подав голоса. Или же это был старый, ленивый пес, который просто не захотел шуметь. Повезло.

Ночь. Деревня. Утро. Он сделал это. Первый шаг. Теперь — долгий путь на юг.

Холодный ветер овевал его лицо, проникая под одежду. Голод снова дал о себе знать, но теперь он был приглушен. У него был план. У него была цель. И пока он дышал, пока его ноги могли идти, а разум мог думать, он будет идти к ней. К Шиганшине. К Эрену. К Титанам. К будущему, которое он должен был изменить.

Шаг за шагом он растворился в утреннем полумраке, становясь очередной, безликой тенью на дороге этого мира, пока не добрался до леса, растущего вдоль обочины. Там он укрылся, прислушиваясь к звукам пробуждающейся деревни, которая, ничего не подозревая о нём и о своей грядущей судьбе, начинала новый день. А он, Алекс, начал новый, решающий этап своей, куда более сложной, жизни.

Первые несколько дней после ухода из Острога Забытых прошли в постоянном движении и почти абсолютной изоляции. Леса постепенно меняли характер. Хвойные заросли Медвежьего Угла, где преобладали ели и сосны, сменялись смешанными, затем — более редкими, открытыми дубравами, переходящими в просторные поля и луга, изрезанные ручьями и редкими лесополосами. Климат становился мягче, дожди были реже, но утренние заморозки пронизывали до костей.

Алексей двигался преимущественно ночью, когда тени были его лучшими союзниками, а человеческая активность сводилась к минимуму. Днем он искал укрытия в густых кустах, на высоких деревьях, или в скальных расщелинах, пережидая светлое время суток. Он спал урывками, чутко, как дикий зверь, обостренным слухом улавливая каждый шорох, каждое изменение в ритме леса. Днем же, помимо сна, он внимательно изучал местность, запоминая ориентиры, выискивая скрытые тропы, оценивая расстояния и предполагаемые маршруты. Он ел сырую картошку и жесткое зерно, растягивая скудные запасы, которые, как он понимал, могли закончиться в любой момент. Голод постоянно напоминал о себе, но стал фоновым шумом, с которым он научился жить.

На второй день пути, приютившись на дереве, он издалека наблюдал за группой лесорубов, сваливающих лес. Эти были не те, кто потерял картофельный очисток; эти были опытнее, их голоса были громкими, а движения уверенными. Он видел их инструменты, их еду — на обед они ели тушеное мясо с хлебом, — и почувствовал почти животный укол зависти. Но подходить не стал. Не та позиция. Не то время. Он видел идущую с ними небольшую повозку, возможно, для доставки дров. Но она была не укомплектована для пассажира. Его скрытность была его главным преимуществом.

К исходу третьих суток, он уже преодолел значительное расстояние. Вдалеке, на горизонте, очертания Стены Мария стали заметно крупнее, ее белесый контур теперь не казался миражом, а вырастал в нечто колоссальное, осязаемое. До ближайших крупных поселений оставалось, по его прикидкам, около одного дня пути. Он мог это почувствовать по густоте населения, по более частым признакам человеческой деятельности. Здесь, на относительно безопасных землях внутри стен, люди жили своей обычной, ничего не подозревающей жизнью.

На четвертую ночь, двигаясь по краю едва заметной проселочной дороги, ведущей на юг, Алексей услышал шум. Это был звук повозки, идущей в попутном направлении. Большой, тяжело груженный обоз. Десятки лошадей, скрип колес, голоса возниц. Торговый караван. Идущий из глубин стены Мария куда-то ближе к югу. Возможно, к Шиганшине. Или к другому крупному портовому городу на южной границе Стены.

Он мгновенно нырнул в густой кустарник, притаившись у обочины дороги. Это был шанс. Небыстрый, но относительно безопасный способ продвинуться вперед. И у таких караванов, всегда перевозящих большие запасы провианта, могли быть излишки. Или, по крайней мере, их припасы были доступны для тех, кто мог незаметно их взять.

Обоз медленно приближался. В свете редких факелов, которые держали в руках возницы, Алексей смог различить очертания повозок. Они были большие, крытые брезентом, нагруженные мешками и ящиками. Возницы — обычные, грубоватые мужики. Охрана — несколько конных всадников, тоже выглядевших как обычные вооруженные наемники, не члены гарнизона. Их внешний вид и оружие не напоминали тех, кто искал его, не было у них и собак. Пока, по крайней мере, не было прямой угрозы.

По мере того как обоз медленно полз мимо него, Алексей внимательно изучал его структуру. Середина каравана, как и ожидалось, была наименее защищена. Крайние повозки были ближе к охране. Одна из повозок, ближе к середине, оказалась крытой и, судя по её осадке, тяжело нагруженной. Из-под брезента, которым она была накрыта, просочился слабый, но отчетливый запах… свежего хлеба. Это было слишком большой приманкой.

Он дождался, когда караван пройдёт мимо него, и последний всадник удалится достаточно далеко. Затем, быстро и бесшумно, как тень, он скользнул из кустов. Легко нагнал повозку. Вскочил на неё сбоку, цепляясь за колесо и выступы деревянного каркаса. Затем, просунув руку под брезент, нащупал то, что, как он надеялся, будет там. Мешки. Большие мешки с провиантом. Беззвучно вытянул один, стараясь не пошевелить остальные. Вес мешка говорил о многом. Хлеб, наверное, или зерно, или что-то еще сыпучее и мягкое.

Ускользнуть было так же легко, как и забраться. Через несколько секунд он был уже в безопасности, прячась в тех же кустах, откуда вышел, держа в руках туго набитый мешок, не свой собственный, а только что «добытый». Сердце колотилось от напряжения и прилива адреналина. Но он это сделал. Провиант. На несколько дней, а то и на неделю. Возможно, этого хватит, чтобы добраться до ближайшего города.

Так прошли еще несколько дней. Передвижение стало легче, но опасность подстерегала чаще. Алексей пристроился к одному из таких торговых трактов, ведущих на юг. Он больше не голодал. По ночам он выбирался из своих укрытий и следовал за караванами или отдельными повозками, периодически «заимствуя» немного провианта, благо щели в мешках и повозках позволяли это делать относительно незаметно. Зерно, картофель, иногда кусок сыра или вяленого мяса — все это стало его частью его рациона. Это позволило ему поддерживать силы. Одежда, которую он пытался высушить на себе, так и оставалась местами влажной и рвалась в самых неудобных местах, но он зашил самые критичные разрывы крепкой веревкой.

Он научился распознавать звуки приближающихся повозок, топот лошадей, скрип телег. Слух его стал настолько тонким, что он мог различить даже голоса конвоиров. И он понял: на этом тракте преследователей не было. Это была обычная, мирная жизнь. Но всё это было временным, как он хорошо знал.

Медленно, но верно, он приближался к Стене Мария, ее мощные очертания занимали теперь большую часть горизонта. Ее незыблемость, которую верили все люди, казалась ему чудовищной, застывшей иллюзией. Его цель, та самая Шиганшина, лежала где-то за горизонтом, скрытая в ее южном выступе.

В одном из лесов, недалеко от основной дороги, где он сделал дневную остановку, он слышал разговоры крестьян. Негромко. О погоде, об урожае. И о слухах. Об активности гарнизона в районе Шиганшины. О каких-то необычных маневрах и повышенной бдительности. Не было ничего конкретного, но для Алексея эти крупицы информации были сигналами. Год 845-й наступал. Катастрофа приближалась. И люди, даже здесь, чувствовали это на каком-то подсознательном уровне, хоть и не понимали истинной причины своих тревог.

Наконец, на восьмой день его путешествия, когда солнце едва успело подняться над горизонтом, Алексей, прячась в густом кустарнике у дороги, увидел ее. Вдали, там, где лес сменялся широкой, накатанной дорогой, появились очертания города. Он был большим. Его каменные стены были гораздо выше, чем стены обычной деревни, хотя и не такими грандиозными, как сама Стена. За городскими стенами виднелись крыши домов, возвышались башни. Над ним нависала Стена Мария.

Это был Караннес — один из уездных городов, лежащих в северной части Стены Мария. Это не Шиганшина, но уже достаточно большой населенный пункт, чтобы получить информацию, обновить провиант, и, возможно, найти более быстрый способ передвижения. Отсюда до Шиганшины было всего около двухсот километров. Пара дней для конной езды. Две недели пешком по обычным дорогам. Или около одной недели, если двигаться быстро и незаметно. Время неумолимо сокращалось. И он чувствовал это каждой клеткой своего тела. Его путь вел его прямо в пасть этого мира. Мира, который готовился к собственному уничтожению.

Вид города Караннес, раскинувшегося у подножия Стены Мария, произвёл на Алексея эффект, подобный удару холодного металла. Это не было Шиганшиной, но это был первый крупный город на его пути, предвестник того, что его путешествие по диким лесам наконец-то завершилось. Городские ворота были открыты, и через них то и дело проезжали повозки, тянулись цепочки крестьян, направляющихся на рынки или возвращающихся с работы в полях. Над городом висела атмосфера оживлённой, но при этом наивной безопасности.

Алексей наблюдал из густых зарослей леса, не приближаясь. Его план был простым: изучить обстановку, найти место для ночёвки, которое не было бы связано с жилыми кварталами, и наметить дальнейший маршрут. Город был слишком опасен для прямого входа. Он был похож на Острог, но многократно увеличенный, с гарнизоном и системой контроля. Войти туда, в таком виде, как он сейчас, означало привлечь внимание. А этого он не мог себе позволить.

Следующие три дня Алекс провел, скрываясь в лесах и небольших рощах вокруг Караннеса. Ночи он использовал для перемещения, днем — для сна и наблюдений. Еду добывал, продолжая «заимствовать» её из повозок на подъездных путях к городу, или из сараев на фермах, расположенных за его пределами. Ему удавалось оставаться незамеченным. Голод отступил, но физическая измождённость давала о себе знать. Тело, натренированное выживанием, могло выполнять функции, но требовало полноценного отдыха, которого он не мог себе позволить.

Он изучил маршруты патрулей Гарнизона, видел, как караульные на стенах города патрулируют свои посты, наблюдая за лесом. Он отмечал местоположение колодцев и ручьев, где можно было безопасно набрать воду. Отслеживал перемещение крестьян и торговцев, подслушивал их разговоры — обрывки фраз о ценах, о слухах, о чем-то обыденном. И о новостях, о которых не говорили, но которые витали в воздухе.

На третий день пребывания возле Караннеса, ближе к вечеру, Алексей заметил нечто необычное. По дороге, ведущей из города, двигалась группа солдат Гарнизона. Не патруль, а что-то другое. Они были в парадной, или скорее в полевой форме, с тяжелым снаряжением. Конные, штук пять-шесть. А за ними — фургон, крытый брезентом, который казался тяжело нагруженным. И еще двое верховых, в плащах. Их лица были скрыты капюшонами, но даже издалека Алексей почувствовал холодок по спине. Неужели? Те самые?

Они проехали мимо, не сворачивая. Направлялись на юг, по главной дороге, в сторону Шиганшины. Или по крайней мере, в этом направлении. Если это были те, кто искал его, то они явно получили новую информацию и переместились ближе к вероятному очагу его появления. Это означало, что времени осталось еще меньше.

Серый силуэт города Караннес, утопающий в сгущающихся сумерках, оставался позади. Алексей двигался быстро, обходя город широкой дугой, придерживаясь края леса. Он не сомневался в своем решении: никаких входов в город, никаких ненужных рисков. Ищейки, которых он видел, уже знали, куда двигаться, и он не мог позволить себе быть замеченным. Шиганшина была его единственной целью, и каждая минута промедления могла стоить ему будущего.

Путь на юг стал не просто движением, а гонкой. Гонкой со временем, с неизвестными преследователями, с неумолимо приближающейся зимой, и, главное, с надвигающимся, заранее известным концом света. Алексей чувствовал себя напряженной струной. Голод и усталость, от которых не избавило даже наличие кое-каких припасов, стали привычным фоном, уходя на второй план перед лицом главной цели.

Его тактика была безжалостной к себе: максимальная скорость ночью, движение по кромке лесов рядом с главными трактами. Днем — короткие, неглубокие сны в укромных местах, замаскированных под природные образования, но с обзором на дорогу. Он использовал свои уникальные чувства, чтобы замечать людей задолго до того, как они могли заметить его. Шаги были пружинистыми, хотя и усталыми, а взгляд сканировал каждый куст, каждую ветку, каждый отпечаток на земле.

Несколько раз за следующие дни ему приходилось резко нырять в густые заросли, когда по тракту проезжал одинокий всадник или группа путешественников. Один раз он заметил всадников с Гербом Разведкорпуса — четырехкрылым гербом — на плащах, двигавшихся на север. Что они делали так далеко от Стены? Понятия не имел. Но они выглядели решительно, и их лошади неслись быстро. Это было напоминанием, что в этом мире существовали и другие, более могущественные силы, чем охотники за головами, и столкновение с ними могло быть непредсказуемым. Он немедленно скрылся, не привлекая внимания. Пока он не достиг своей цели, он был лишь тенью.

Провиант приходилось постоянно пополнять. Он стал опытным, тихим вором. Фруктовые сады, прилегающие к фермам, курятники, погреба, к которым вела узкая незапертая дверь — всё, что могло дать энергию, шло в ход. Овощи, несколько куриных яиц (съеденных сырыми, как и большинство продуктов), иногда — кусочек хлеба или вяленого мяса из беспечно оставленных повозок. Его совесть, если бы таковая существовала в чистом виде в этом мире выживания, была заменена суровым прагматизмом.

Время неумолимо отсчитывало последние недели осени. Дни становились еще короче, ночи — злее. Воздух пробирал до костей, влажность никуда не уходила. Замерзшие лужи на дорогах хрустели под ногами. Утром и вечером на полях висел густой туман, превращающий мир в серую, неразличимую пелену. Туман был его союзником — скрывал, но и усложнял ориентирование. Он научился использовать ветер и рельеф, чтобы не сбиться с пути.

Он обходил крупные города, расположенные по Стене Мария, по их восточным или западным краям, не заходя внутрь, но наблюдая за ними с безопасного расстояния. Там царила привычная для жителей мира за стенами жизнь: рынки, суета, гарнизонные патрули, повозки, доставляющие товары. Народу было много. В воздухе висел запах костров, людского пота, навоза и свежей выпечки. Для кого-то это был рай, для него — временное пристанище перед неотвратимой гибелью.

С каждым днем Стена Мария становилась все ближе, всё грандиознее, её масштабы потрясали. Он видел ее не только как инженерное чудо, но и как гигантскую, мрачную завесу, за которой скрывалась правда. И эта завеса вот-вот должна была рухнуть. По его подсчётам, он должен был добраться до Шиганшины за несколько недель до катастрофы. Это давало ему крошечное окно для маневра.

Постепенно разговоры, подслушанные в деревушках или от проходящих путников, начали приобретать оттенок тревоги. Сначала обрывочные слухи: «Гарнизон что-то там на юге усиливает», «Караваны всё чаще на ночь задерживаются на блокпостах», «Говорят, будто даже стены что-то ремонтируют, чего раньше не бывало». Поначалу это были просто болтовня, но со временем частота этих разговоров увеличивалась.

Наконец, на пятый день после обхода Караннеса, Алексей наткнулся на нечто более конкретное. Ночью, укрывшись в стоге сена на одной из ферм, он слышал разговор фермеров. Они обсуждали распоряжение властей — что-то вроде сбора налога или мобилизации рабочей силы для «укрепления южных окраин» Стены Мария, в районе Шиганшины. Не «ремонта», а именно «укрепления». Это было странно. Никто не ожидал прорыва, и зачем там укреплять?

Значит, правительство что-то чувствовало. Или получило какую-то информацию, о которой не знали простые люди. Это было плохой новостью — Гарнизон мог быть насторожен, блокпосты усилены. Но и хорошей — это подтверждало, что он на правильном пути. Юг. Шиганшина. Катастрофа приближалась.

Утром он выбрался из стога. Было холодно, но небо было ясным. Сквозь морозный воздух Стена Мария казалась еще более грандиозной, но и более безжизненной. На горизонте он ясно видел контуры не только основной Стены, но и двух выступов, пристроенных к ней с южной стороны, словно клешни, призванные отбивать атаки. Один из них, западный, был Шиганшиной.

Теперь цель была не просто город, а его конкретный, южный выступ, на границе Стены Мария. Именно там будет Колоссальный.

Ему нужно было как-то пробраться незамеченным сквозь оборонительные сооружения и оказаться внутри Шиганшины. Или поблизости. Если возможно, найти место для укрытия, где можно было бы наблюдать, выжидая того самого момента.

Алексей достал из мешка свой единственный ценный предмет — сверток с клинками УПМ. Один из них, его основной клинок, он держал в руке, проверяя заточку. Холодная сталь чувствовалась в ладони. Эти клинки были его единственным реальным преимуществом перед лицом чудовищ, помимо знания. Но чтобы использовать их по назначению, требовалось УПМ. И его у него не было. Он мог лишь использовать его как меч или большой нож, что было бы лучше, чем топор, для некоторых ситуаций.

Ему нужно было оказаться внутри города до прорыва. Смешаться с толпой, стать одним из них. Скрыться в хаосе. У него был всего лишь вопрос недель.

Эта мысль не вызывала отчаяния. Скорее, она закалила его волю, превратив в холодную сталь. Каждый шаг на юг был теперь шагом не к спасению, а к сердцу грядущей катастрофы. К эпицентру. К людям, чьи судьбы он теперь держал в своей руке, невидимым для них образом. Его путь к выживанию заканчивался. Начинался путь к влиянию. И он был готов.