Эхо войны

Глава вторая.

Кап–кап–кап. Кап.

За окном идет дождь. Крупные, полновесные капли разбиваются о листья и цветы, смывая пыль с поникшего кустарника под окном. Дождь идет уже второй день, постепенно подтопляя чахлый цветник, разбитый у основания Лабораторной башни.

Война прогнала жару.

— Орие, посмотри, там Атки во дворе не видно?

— Нет.

— Где только бегает, паршивка… Опять заберется в овраг, промерзнет, заболеет…

— И как ты думаешь, с какой радости твоя дочь лазает в этот овраг?

— А зачем ты летаешь в горы? — Ремо пожал плечами, не переставая разламывать принесенную мной охапку тонких сухих веточек на кусочки.

— Определенно не за этим, — я отошла от окна, — И я не думаю, что она замерзнет. Вот промокнет — может быть.

— Ну и какую я должен подать реплику?… — врач вздохнул. — Я не знаю, что с ней делать, Орие.

— Не будешь знать и дальше — испоганишь ей жизнь. И себе заодно, — я сунула одну палочку в рот. Задумчиво пожевала и добавила: — А ведь девочка только начала взрослеть. Нашел бы ты ей мать. И поскорее.

— А сама не хочешь?… — Ремо грустно улыбнулся и бросил мне непонятно как затесавшийся среди сушняка цветок лицинии. — Я понимаю, что разговоры по душам — твоя специальность, но я в духовнике не нуждаюсь. В новой жене — тем более.

— Моя специальность ограничивается подданными богоданной соланской Короны, а ременских подданных я осеняю божественной благодатью исключительно по дружбе и в нерабочее время, — попыталась я обойти стену, за которую он снова спрятался.

Бесполезно.

Ремены, ремены… В соланской глубинке легко отвыкнуть от других рас, даже мне. То, что в форте клан Точе был единственным исключением, никак не облегчало им жизнь. Но только сейчас мне пришло в голову, как на наших ящеров могло повлиять беспрерывное общество моих несколько истеричных сородичей. Для сола яркие и глубокие чувства — необходимый элемент жизни и дара, а вот для ремена это — уже явный невроз.

Я нашла в углу пластиковое ведро и принялась ссыпать туда измельченные ветки.

— Айрит умерла давно. А вы с Аткой живы. И ей — хочешь ты этого или нет — нужна мать.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — Ремо привычно пропустил мои слова на эту тему мимо ушей.

— Как раз–таки понимаю. Ты не поверишь — я тоже когда–то училась в Академии. И курс «сравнительная культурология» прослушала.

— Сравнительную психологию ты тоже изучала, ведь правда? — Ремо фыркнул. — Кстати, напомни мне, где сейчас обретается твой муж?

— Вот именно — муж. А не бывший муж.

— Это что, кардинально меняет суть?

Я пожала плечами. Традиционный конец традиционного разговора. Как только я пыталась утвердить в сознании Ремо мысль о том, что хоронить себя вместе с женой нельзя, мне мгновенно напоминали об огрехах собственной жизни.

Первая заповедь ватара — те, кого упрекаешь, не должны иметь возможности упрекнуть тебя. Жаль только, что святых и безгрешных нет среди нас.

Ведро тем временем общими усилиями наполнилось с верхом. Ремо достал из холодильника два увесистых пакета, я вытащила из–под стола ящик с дробленым щебнем. Он оттягивал руки, но не настолько, чтобы нести его вдвоем. Поэтому я оставила Ремо собирать оставшиеся свертки и вышла из служебки.

Планировка медпункта изначально не была особенно эргономичной, а после того, как бывшая перевязочная постепенно начала превращаться в филиал зверинца, жаловаться на нее стали постоянно — сам медпункт стал проходным помещением.

Я прошла мимо двух пустующих коек и, пригнувшись, нырнула за низкую дверцу. Семейство откормленных мышовок с голодным фырканьем закрутилось под ногами.

— Совсем совесть потеряли. А ну, марш на охоту! — я вытолкала хвостатых в коридор — дорогу на первый этаж, а оттуда — в поле они знали лучше меня.

Поудобнее перехватив ящик, я пошла вдоль стены, ссыпая каменную крошку в садки к тесселям. Это уже четвертое поколение со дня основания форта — тогда их доставили грузовым кораблем и ясно дали понять, что закупку еще одной партии дорогостоящих животных бюджет форта не потянет. А поскольку эти круглые растрепанные комки мха были единственным производителем иферена, им пришлось выделить отдельное помещение и «штат обслуги».

Ремо направился в начало ряда — убирать уже высосанную подстилку. Я подхватила один из принесенных им пакетов и пошла в самый дальний угол, где раньше громоздились запасные садки, а теперь располагалась комендантская мора. Вывернула содержимое пакета в садок и тщательно приладила крышку, наблюдая, как мора за пластостеклом вальяжно растеклась по дну, поглощая сочащееся кровью мясо.

— Все? — Ремо вышел из перевязочной, отдуваясь под тяжестью ящика с камнем.

— Угу, — я подхватила ящик за боковую скобу. — Пошли, помогу донести.

— И ты еще говоришь, что это наши женщины угнетают моральный дух мужчин, — он поудобнее перехватил ящик за вторую скобу и открыл дверь.

— А ты будешь утверждать обратное? — я вскинула брови. — Есть такое страшное слово — «матриархат», и я не думаю, что многотысячелетнюю культуру может перечеркнуть последние триста лет вашего так называемого «равноправия».

— Я вовсе не об этом, и ты это прекрасно знаешь.

— Ну, если тебе так хочется, скажу это вслух: я сильнее тебя, просто потому, что больше. И еще потому, что я профессиональный солдат, а ты кабинетный работник.

Ремо вяло махнул рукой, закрыв тему, и дальше по коридору мы несли ящик в молчании. Иногда мне искренне хотелось порадовать Точе своей миниатюрностью, потому как в форте ниже их были только дети и далеко не все подростки. Солы даже по сравнению с другими расами выглядят высоченными, как деревья, ремены же — наоборот. А я и для соланки была высокой и размашистой.

Впрочем, будь по–другому, я не служила бы силовиком.

До подъемников мы добрались быстро, а там предмет спора можно было поставить на пол. Главный утилизатор находился в подвале, и меньше всего я ожидала встретить там Тайла, но навстречу по коридору шел именно он.

С его волос капала вода, с куртки — тоже. Явно бежал через двор, и, судя по слою грязи на ботинках — напрямик.

— В дополнение к потопу у нас еще и пожар? — я остановилась.

— Не слышали объявления по общей связи? «В связи с военными действиями объявляется режим повышенной готовности. Все служащие отзываются из отпусков», — процитировал Тайл, аккуратно отбирая у меня ящик. Ремены споро понесли его к утилизатору, оставив меня стоять посреди коридора с весьма мрачными предчувствиями.

Когда два дня назад Ремо привез из города вести о начале войны, форт успокоился почти сразу. Воевала не соланская Корона. Воевал Корпус. Да и официального запроса в Развалины так и не пришло.

Теперь пришел. Докатилось и до нашей периферии. Не война, конечно, так — отголоски. Но — кто знает…

Я почувствовала, что пора искать сержанта, пока он не нашел меня.

Выбравшись из подвалов, я прошла к главному выходу на плац и выглянула на улицу. За прошедшие два часа ливень ничуть не уменьшился, и вода бурными потоками бежала по каменным плитам внутреннего двора. Из казарм скоро придется выплывать — водостоки, построенные еще при основании замка, с теперешним потопом явно не справляются.

Слава Звезде, плац при реконструкции накрыли полупрозрачным навесом из металлопластика, и на нем можно было находиться в относительной безопасности от сумасбродств природы. Я остановилась у самого края навеса и попыталась дозвониться до сержанта по переговорнику. Отвечать, как всегда, никто не спешил. Нелюбовь сержанта к крошечным заушным аппаратикам соперничала лишь с нелюбовью коменданта к божественному провидению.

На пороге офицерской казармы показалась плохо различимая из–за дождя фигура, оценила ливень, сплюнула и скрылась внутри. Я посчитала это знаком свыше и рванулась было в казарму прямо по лужам, но у выхода на плац внезапно возникла раскрасневшаяся от долгого бега Ровин и заорала во всю недюжинную мощь своих легких:

— Морровер! Ты какого хрена отключила переговорник?! Весь отряд ее одну дожидается, посмотрите вы на эту цацу!

— Ничего я не отключала!

— Ври больше! — рявкнула Ровин и подтолкнула меня к выходу. При желании она вполне могла закинуть меня на плечо и пробежаться по половине лестниц замка — стать десантницы вызывала уважение даже у сержанта.

Может, именно поэтому она и была его правой рукой, а вовсе не из «политкорректности», коей у силовиков отродясь не водилось (что не мешает руководству упоенно о ней рассуждать).

К отрядной пришлось бежать, и отнюдь не легкой трусцой — она находилась у раздевалок, на другом конце внутреннего периметра.

Ровин опередила меня минут на пять, поэтому, когда я наконец возникла в дверях, плотность осуждающих взглядов могла посоперничать с ливнем во дворе.

— …и таким образом мы имеем… — бесцветные глаза сержанта раздраженно сверкнули. — Морровер, да сядь ты, наконец! Специально для тебя, а так же для прочих тупоголовых, повторяю: имеем мы полную ж…

Сержант ткнул лазерной указкой в допотопный плазменный экран с картой, очевидно, теперешних боевых действий.

— Поскольку Корпус — организация нам до некоторой степени пока союзная, — небрежный кивок в мою сторону, — нас с вами, фарры, сорвать с места могут в любой момент, хоть Корона и не воюет. Пока. Конечно, следуя логике вещей, хрен кому мы здесь нужны в своей деревне, но, согласно «высочайшему распоряжению», до окончания военных действий вы у меня будете жить по команде «всегда готов». Ясно?

— Так точно… — протянул нестройный хор голосов.

— Упреждая вопросы от некоторых присутствующих, о войсковой принадлежности которых не знает только кретин, хочу уточнить: на чьей конкретно стороне нас направят воевать, мне не докладывались, так что в случае чего не обессудьте, фарра Морровер… — сержант поморщился. — Запросила бы ты инструкции у начальства — и мне легче, и тебя бы отсюда убрали, что ли.

— Я запросила. Еще позавчера.

— И? — сержант прищурил один глаз.

— Пока ответа нет.

— Подождем, — пробормотал он. — Подождем… Расписание плановых учений Ровин повесит в казарме и отрядной, о неплановых никто вас предупреждать не будет. И пусть только кто–нибудь попробует не явиться по тревоге — меня абсолютно не будет интересовать, чьи там исповеди этот кто–то принимал. Ясно?

Я коротко кивнула.

— На первой вечерней вахте — смотр амуниции и оружия. И будьте уверены, что каждый шкафчик я перерою лично. Так что шагом марш вон — надраивать шлема и прятать неуставные журнальчики.

— Так точно, — рявкнули сослуживцы, вытянувшись в струнку, и медленно потянулись на выход.

Сержант к служебным перегибам был не склонен в принципе, и его сегодняшняя речь мне не понравилась. Поэтому, дождавшись ухода прочих, я спросила его в лоб:

— Корона может пойти против Корпуса?

Светлые глаза глянули на меня в упор.

— А в Центре–то раскол… — взгляд цепко обшарил пустое помещение. — Мятеж, двойное правительство. Официальный Наместник с вашей конторой заигрывает, его Совет — с оппозицией. И где сейчас Союз? Соображаешь?…

Он запер дверь и пошел прочь, оставив меня посреди коридора в странном ступоре. Мятеж? Наместник?… Корпус? Не крошечному винтику системы задавать вопросы такого уровня, но я дала себе слово надавить на все доступные мне педали, чтобы узнать поточнее, во что на этот раз угодил Мир. Ведь спрашивать, как ни странно, станут у меня.

«О войне спрашивай воина, о ментале и мертвых — мага, ватара же спрашивай лишь о Мире и живых».

А вот меня в будочке фиолетового дерева спросят обо всем, что бы ни говорил сержант о неурочных беседах по душам.

Однако время, время… Смотр этот, будь он неладен…

В раздевалке было на редкость пустынно, и только в секции силовиков солдат было больше, чем шкафчиков.

— А вот и Морровер! — Тикки, лучший наш снайпер и обладательница соседнего с моим шкафчика, выглянула из–за дверцы. — Мы тут с парнями поспорили, у кого в итоге меньше неуставняка выгребут. Я ставила на тебя, так что не подведи!

Я безразлично пожала плечами, отпирая шкафчик. Дверцу украшали двухмерные картинки Призрачных гор, самую последнюю я прилепила вчера: мой безвременно погибший дайр на ней смотрелся недавно спущенным с конвейера.

На самой верхней полке обнаружился склад документации, приведший меня в искреннее недоумение. Сходить, что ли, в медпункт, попросить что–нибудь от склероза?…

Прочее было на вид в порядке — «чешуя» и «пузырь» были разложены по соответствующим секциям, тяжелая броня надежно закреплена на стойке, занимавшей большую часть шкафчика.

Внимательнее всего я осматривала оружие. В самом худшем случае силовики навешивали на себя по три ствола и до пятнадцати единиц холодного оружия, что в сумме давало огневую мощь боевого дайра средних размеров — и все это полагалось держать в идеальном состоянии. Поэтому остаток третьей вахты, как и половину следующей я провела на лавочке у шкафчиков в обнимку со всеми «единицами вооружения» попеременно. Менее удачливые (и более небрежные) вынуждены были нанести визит в мастерские, где, учитывая внезапно образовавшуюся очередь, проторчали до самого смотра, истратив нервов больше, чем за день реальных военных действий.

За оставшееся время я успела переодеться в «походный комплект N1». От повседневной формы он отличался тем, что застежка штанов (как и шнуровка ботинок) была рассчитана на практически мгновенное избавление от данных деталей гардероба. Кроме формы, я захватила из раздевалки «пузырь», не без оснований полагая, что смухлевать на смотре захотят все, у кого есть мозги, и штрафовать за это, скорее всего, не будут.

Процесс упаковывания в «пузырь» — дело трудоемкое и крайне долгоиграющее, поэтому, строго говоря, в «комплект N1» он тоже входит, и в походе его могут носить месяцами. Разве что мыться в нем проблематично, иначе за эти месяцы его бы никто и не снимал.

Для этой тонкой операции я уединилась в душевой — «пузырь» надевался на голое тело, под «чешую», и, по уверениям разработчиков, защищал «от всего». Ядовитых газов, излучений, умеренной радиации и перепадов температур в пределах ста градусов. В ядерный реактор, конечно, не войдешь, но силовиков туда еще ни разу и не забрасывали.

Тончайшая прозрачная пленка делалась для каждого строго индивидуально, обладала прочностью полуторамиллиметровой пластины стали и гибкостью газовой ткани. Опять же, с криптоном не сравнить, в экстремальных условиях «пузырь» рвался не раз (слава Звезде, не на мне).

На данный момент, осторожно влезая во все четыре части «пузыря» и сшивая их прилагающимся закрепителем в виде остро отточенного карандаша, я проклинала всех яйцеголовых этого Мира. А того, кто это все придумал — в особенности.

Потратив больше получаса, я наконец оделась и несолидно побежала в раздевалку, явственно опаздывая.

Однако опоздал и сам сержант, поэтому к проверке первого шкафчика я была уже на месте. Замечания посыпались лишь к третьему, но и те были чистой воды придирками. Все мы были, как–никак, профессиональными солдатами, а не зелеными новичками, которых можно поймать на небрежности и незнании устава, да еще во время заранее объявленной проверки.

Апофеозом задуманного сержантом представления было вовсе не это, что все прекрасно понимали. Поэтому, когда он распахнул мой шкафчик и угрожающе протянул: «ну–ну», я ответила ему весьма ироничным взглядом.

Дверца шкафчика захлопнулась. Сержант хитро прищурился, провел рукой по короткому ежику белесых волос, кхекнул:

— Думаешь, самая умная?

Я хмыкнула и равнодушно пожала плечами.

На осмотр шкафчиков и, в основном, оружия, ушло меньше часа. Закрыв последнюю дверцу, сержант вышел на середину раздевалки, достал прадедушкин свисток и поднес к глазам таймер. Через мгновение раздался знакомый по сотням учебных и боевых тревог визг: сигнал мгновенной готовности.

Сослуживцы одновременно рванулись к экипировке, красочно поминая войну и Корпус.

Здесь я и оценила собственную предусмотрительность, чем заслужила еще несколько нелестных эпитетов в адрес родной конторы: далеко не все успели натянуть «пузырь» заранее, и теперь раздевалка была тем еще зрелищем.

«Чешую» монтировать проще: чуть больше двух десятков сенсорных колец — якорей, по которым строится пластинчатая броня. Все эти кольца закрепляются в строго определенных местах у суставов, поясницы, груди и шеи, требуя внимания и сосредоточенности. В теории из–за неправильного расположения колец при построении пластины брони могли разрезать тело. Зато если все правильно — тело превращалось в облитый сверхпрочным металлом монолит с подвижными суставами. Блок управления крепился напротив сердца на одном из обручей. С него я и начала, стремительно выскользнув из формы.

Долгое отсутствие практики все же сказалось — на подгонку и точное расположение обручей времени ушло многовато. Зато прочие действия выполнялись автоматически и не задумываясь: натянуть мешковатый тонкий балахон–поддевку, тяжелую броню — штаны и глухую куртку из спецткани, жесткой, как пластик, с криптоновыми накладками на местах расположения обручей «чешуи» (единственным более–менее реальным способом вскрыть «чешую» была и остается поломка обручей. Или блока управления, что еще проще — поэтому его и защищали пластины почти во всю грудь). Из–за накладок эта броня и стала считаться тяжелой — в комплекте с фактической неразрушимостью у криптона идет солидный вес.

Я потянулась к секции с оружием. «Режуще–колющее» рассредоточилось в многочисленных ножнах и тайниках тяжелой брони. Парализатор и основной ствол легко вошли в кобуры — на бедре и за спиной.

Так. Вроде все…

Я сдернула с полки шлем и застыла навытяжку рядом со шкафчиком. Сержант едва уловимо кивнул, продолжая смотреть на таймер.

Не скажу, что оказалась в первых рядах, но прошло еще достаточно много времени, пока матово–черный строй в полном составе выстроился по периметру раздевалки.

Сержант наконец оторвал взгляд от циферблата. И громко объявил время.

Гробовая тишина.

— Ну что, сказать–то и нечего? — он обвел прищуренными глазами отрядную. — Вы у меня либо набираете форму по команде «бегом», либо я лично закопаю ваши обленившиеся тушки в овраге! И, представьте себе, фарры, даже не всплакну над могилками. Отмена учебной тревоги! Все возвращаются на места!

— До очередной тревоги. Вахты через две–три, — проворчали справа от меня, когда строй наконец сообразил, что можно расслабиться. Лай рывком открыл шкафчик, швырнул шлем на полку и с чувством сказал: — О боги, ну зачем я пошел в десант!

— Затем, что тебя не взяли в пилоты, — проворчала Тикки, снимая перчатки. — Бездна, Лай, как ты всех достал своим нытьем. Куда уж более непыльная работенка — маленький провинциальный форт, маленькое отделение силовиков. Тебя даже элитой считают на фоне обычных солдат. Чего тебе еще надо?

— Небо! — огрызнулся он.

— Корабль ему нужен, — сухо заметила я. — И «блеск далеких звезд и славы…»

— Тебе хорошо — у тебя есть лицензия пилота!

— Кто тебе учиться не давал? — я повернулась к своему шкафчику, неторопливо расстегивая, снимая и раскладывая все по местам. Лая в престижное по меркам обывателей подразделение в свое время отправили родители — по каким–то своим, политическим, мотивам. Об этом знали все и не слишком зубоскалили на эту тему только потому, что у доброй половины моих сослуживцев были на поступление сюда особые причины. Это на Деррин мы ведем спокойную, сытую и беспроблемную жизнь. Те же, что ближе к Центру, умирают гораздо чаще обычных солдат.

— … и зачем пилотировать непременно самому, не пойму — придется волосы остричь. Будешь на каторжника похож, — Тикки все еще продолжала лениво подкалывать Лая. На последней фразе ее взгляд скользнул на меня. — Ой, прости, Орие. Я не тебя имела в виду.

— Ну спасибо. Я вообще–то слишком давно не садилась за консоль, чтобы быть похожей на каторжника, — я машинально глянула в зеркало на дверце шкафчика Тикки. Волосы и волосы. И уже вполне потянут на короткую стрижку, если остальное остричь. Другое дело, что мне по должности положено выделяться из толпы. Не вышли мастью (а на Деррин в последние годы стали преобладать именно северяне, южане как–то сдали позиции), так возьмем оригинальностью стрижки.

Я достала расческу и с внезапным азартом провела по волосам, заставляя короткие пряди на правой стороне головы встать дыбом и смешаться с длинными волосами на левой стороне. Тщательно опрыскав получившийся кошмар парикмахера закрепителем, я удовлетворенно оглядела себя в зеркало. Обязательно надо будет продефилировать в таком виде мимо коменданта. Ему полезно.

— Ты похожа на взбесившуюся снежинку, — прокомментировал Артей, второй заместитель сержанта, проходя мимо. И совершенно по–мальчишески ухмыльнулся.

Нет, моя прическа определенно будет иметь успех.

Я хмыкнула в ответ и начала стаскивать куртку. Именно этот момент сержант выбрал для весьма ехидного и дьявольски довольного заявления:

— Должен вам напомнить, фарры, что состояние повышенной готовности предусматривает строго определенный минимум амуниции, обязательный к постоянному ношению. Так что на вашем месте я бы не стал снимать ни «пузырь», ни «чешую».

Я знала, знала, что этим и кончится. Судя по взглядам, которыми обменивались сослуживцы, они испытывали по этому поводу еще меньше восторга. Таскать на себе несколько месяцев без малейшей на то необходимости (кроме устава) всю эту сбрую — что может быть очаровательнее?

Через полчаса в раздевалке стало потише — большинство поспешило одеться и убежать по своим делам, пока на это еще была возможность. Я же все еще пыталась уложить кобуры так, чтобы при доставании они не спутывались ремнями. В конце концов встала на лавку, выгребла с полки все и даже смахнула пыль рукавом. Маленький пластиковый квадратик вдруг выпорхнул из–под моей руки и спланировал на пол.

Заинтригованная, я спустилась с лавки и подняла его.

Фотография. Ну надо же. Очень–очень старая.

А лицо на ней еще совсем молодое. Мужчина, самый обыкновенный — темные короткие волосы, темные глаза — типичный южанин. Форма силовых войск с нашивками лейтенанта и выправка военного.

— Что, мужем любуешься? — кисло поинтересовался Лай, пытаясь пригладить перед тиккиным зеркалом крупно вьющиеся кудри.

— Вроде того, — я пожала плечами, и пластиковый квадратик отправился в утилизатор. — В столовой что–нибудь приличное сегодня есть?

— Ага. Ребрышки и филе горных ящеров с гарниром. И пироги вроде бы какие–то стряпали.

— Лучше уж пироги, чем ребрышки, — заметила я и пошла к выходу.

И почему все так уверены, что я пошла в армию за мужем?… Все гораздо проще — я ушла в армию от него.