ГЛАВА 37
В теплом красном свете камина и пляшущих тенях, которые он отбрасывал, не было никакого утешения. Ни мягкое голубое сияние кристаллов на стенах, ни темнота за круглым окном не могли принести успокоения, а привычная постель и одеяла не давали передышки. В ровном стуке дождя по крыше не было умиротворения.
Векс не уснет этой ночью. Он понял это, когда только лег рядом с Кинсли несколько часов назад, и с каждым мгновением это становилось все очевиднее.
Он убрал прядь волос с лица Кинсли. Его пальцы покалывало, когда они касались ее кожи, но она не пошевелилась.
Они лежали на боку, лицом друг к другу, ее голова покоилась на его руке, а его крыло укрывало ее. Хотя некоторое время назад она уснула от усталости, обычная ночная безмятежность так и не появилась на ее лице. Припухшая розовая кожа вокруг глаз свидетельствовала о том, что она пролила множество слез с тех пор, как услышала голоса своей семьи в тот день.
Каждый всхлип, каждое шмыганье носом вонзали еще один клинок в сердце Векса.
Он обхватил ее щеку ладонью, нежно поглаживая кожу под глазом большим пальцем.
При свете серебра и звезд он слишком хорошо понимал ее боль. Ему были знакомы ее беспомощность, ее отчаяние. Он знал, каково это — обладать чем-то таким дразняще близким и в то же время совершенно недосягаемым.
Беспокойные мысли не давали ему уснуть. Он пытался заглушить их, но скорее у него получилось бы утихомирить бушующую грозу. Он пытался направить их, взять под контроль, сфокусироваться, но мысли только кружились быстрее, так же трудно уловимые, как листья, что вились в воздухе, когда они с Кинсли танцевали в лесу.
И не важно, по какому пути следовали эти мысли, они всегда приводили к одному и тому же выводу. Понимание его наполняло Векса ужасом, холодным, густым и тяжелым.
Понимание, от которого у него сдавило грудь и перехватило дыхание, то, что он не мог игнорировать. Отрицать это было невозможно.
Векс знал, что он должен был сделать.
Мог ли он это сделать — совсем другой вопрос.
Нежно, благоговейно он провел кончиками пальцев по лицу Кинсли. Воздух, который он вдыхал, был наполнен ее знакомым, манящим ароматом. С помощью взгляда, осязания, звука, запаха и вкуса он изучал каждую ее частичку. Он сохранит все это в вечной памяти.
Голубое мерцание на краю поля зрения заставило его поднять голову, хотя и неохотно.
Тень влетела в спальню и подплыла к Вексу, ее призрачный огонь колыхался тревожной рябью.
На вопросительный взгляд Векса огонек покачала головой. Сердце Векса упало.
Придвинувшись ближе, Тень прошептала ему на ухо.
— Их поиски вывели их далеко за пределы этого царства, маг. Мы были истощены преследованием. Только одна женщина услышала наши призывы. Когда другие люди сказали, что ничего не слышат, она списала это на усталость. Я приношу свои извинения.
Хотя казалось, что у него ломаются ребра, и каждое слово давалось ему с трудом, Векс ответил мягким, ровным тоном.
— Тебе не нужно извиняться, мой друг. Я хочу, чтобы вы трое были в безопасности. Прими мою благодарность за попытку.
Огонек склонил голову.
— Ради Кинсли и мага, нет ничего, чего бы мы не сделали.
Векс улыбнулся. Выражение его лица было теплым, но без радости.
— Отдыхай. Я позову, если нам что-нибудь понадобится.
Бросив долгий взгляд на Кинсли, Тень удалилась.
Векс опустил голову, возвращая внимание к своей паре. Она не пошевелилась во время его короткого разговора с огоньком, даже не издала ни звука.
Он хотел бы сказать, что ее сон был мирным, но знал, что на душе у нее неспокойно.
И все же ты знаешь, что должен делать.
Переместив крыло, Векс открыл руку Кинсли и нежно сжал ее запястье. Под медленным движением его большого пальца ожил связующий знак, кольцо из плюща и шипов, сияющее зеленым на ее бледной коже. Оковы, приковывающие ее к этому месту.
Он рассеянно потер метку, наблюдая, как ее магия увеличивается и ослабевает в ответ на его прикосновение.
Все, что Кинсли надеялась сделать, увидеть и испытать, вихрем пронеслось в его голове, все мечты, которыми она поделилась за те часы, что они провели за разговорами. Он потерял свое прошлое из-за этого проклятия. Она потеряла свое будущее.
Что-то защипало ему глаза. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что это слезы. Сделав медленный, прерывистый вдох, он усилием воли отогнал это ощущение. Он не хотел, чтобы эта ночь была омрачена его слезами.
После стольких столетий он наконец-то познал вкус счастья, наконец-то обрел радость и мужество, чтобы отдаться ей всем сердцем. Он нашел ее — и она принадлежала только ему.
У него будет целая вечность, чтобы негодовать из-за того, что у него отняли. И у него будет вечность, чтобы оплакивать те мгновения блаженства, что он обрел среди тысячелетий мук.
Сейчас, этой ночью, эти мгновения принадлежали ему. Она принадлежала ему. И он будет наслаждаться ей. Он будет восторгаться ею. Он позаботится о том, чтобы они навсегда запечатлелись в душах друг друга, что бы ни случилось.
И тогда он предпочтет ее счастье своему собственному, как делал всегда, когда у него был выбор.
Векс медленно скользнул ладонью вверх по ее руке, позволяя кончикам пальцев исследовать каждый дюйм ее шелковистой кожи, пока не достигли плеча. Нежно он перевернул ее на спину.
Кинсли нахмурила брови, но не открыла глаз, положив ладонь ему на грудь.
— Векс?
Он взял ее руку, поднес ко рту и поцеловал каждую костяшку, прежде чем перевернуть и прижаться губами к ее ладони.
— Я здесь, моя Кинсли.
Она улыбнулась. Это было такое мягкое, едва уловимое выражение, но оно наполнило его теплом.
— Такая красивая, — положив руку Кинсли себе на грудь, Векс приподнялся и навис над ней, обхватив пальцами ее шею. Его губы встретились с ее губами в нежной ласке.
Тихо вздохнув, Кинсли подняла лицо и ответила на поцелуй. Ее пальцы прошлись по его коже, а другая рука скользнула в волосы прямо за ухом. Она оживала под его лаской, выходя из дремоты в самый сладкий сон Векса.
В их реальность.
Жар окатил его, и его член запульсировал, твердый и жаждущий. Воздух наполнился ароматом ее возбуждения, становясь сильнее и более дразнящим с каждым его вздохом. Его крылья задрожали. Внутри взревело звериное желание взять свою пару. Оно скрежетало клыками и выпускало когти, требуя повиновения, требуя освобождения, но Векс подавлял этот первобытный аппетит.
Он не станет торопить события.
Прервав поцелуй, он прошептал:
— Я никогда не пробовал ничего более сладкого, чем ты. Твои губы…
Он чувственно провел губами по ее губам, прежде чем перейти к остальной части ее лица. Он целовал ее подбородок, челюсть, щеки. Ее нос и веки, брови и лоб, виски. Он целовал ее уши и дразнил их кончиками языка, прежде чем переместиться к шее.
Ее хватка в его волосах усилилась, и она откинула голову назад, обнажая для него горло. Упершись рукой в кровать, он прошелся ласками по ее шее вниз, наслаждаясь ощущением мягкой плоти на своих губах.
— Твоя кожа, — сказал он, уткнувшись в ложбинку у ее шеи.
Векс опустил поцелуи еще ниже; к ее сердцу, которое трепетало под его губами, к податливой плоти ее груди. Дыхание Кинсли сбилось, когда он добрался до соска. Он втянул затвердевший бутон в рот и обвел его кончиками языка.
Она выгнула спину и притянула его ближе.
— Векс…
Он поднял взгляд и увидел, что ее глаза открыты, темные и блестящие от вожделения.
— Твое желание, — сказал он, перемещая рот к другой груди, чтобы уделить ей такое же внимание.
Кинсли прикусила нижнюю губу, но не отвела от него взгляда. Она поерзала под ним, беспокойно потирая бедра, лаская его голову пальцами и сжимая волосы.
Векс сильно втянул ее сосок, заставив ее судорожно вздохнуть, прежде чем успокоить его языком.
— Твои стоны.
Он положил руку ей на бедро. Ее кожа была горячей, и этот жар возбуждал огонь в его сердце. По его настоянию она раздвинула ноги. Он встал между ними, возвышаясь над ней и опираясь рукой о кровать.
Она пристально наблюдала, как он опустил голову, чтобы продолжить дорожку поцелуев вниз по ее мягкому животу к волосам на лобке. Дыхание Кинсли участилось, и она задрожала.
Когда он скользнул вниз по кровати, то судорожно выдохнул. Трение члена о простыню вызвало глубокую пульсирующую боль в паху, пробуждая зверя, которого он сдерживал все это время. Он схватил Кинсли за бедра и развел их шире, все еще немного сдерживая этот порыв.
Лепестки ее влагалища блестели от влаги, и ее аромат наполнил его нос.
— Но самое сладкое из всего, — прорычал он, опустив лицо, — твои соки.
Не сводя глаз с ее лица, он провел кончиками языка по ней снизу доверху, собирая эту влагу, пока не достиг клитора, лаская его. Он застонал от ее вкуса. Его крылья расправились, прежде чем прижаться к спине.
— О Боже, — простонала Кинсли, закрыв глаза, когда ее бедра дернулись вверх.
Векс усилил хватку, удерживая ее
— Взывай ко мне, мой лунный свет. Для меня.
Он прижался языком к ее клитору, пощелкивая и поглаживая его кончиками. Она вцепилась в постель обеими руками и выкрикнула его имя напряженным, задыхающимся голосом. Ее стоны затопили его, влились в него, проникли в его сердце и душу, и он позволил своим векам закрыться, наслаждаясь этими звуками. Наслаждаясь ею.
— Именно так, — промурлыкал он.
Обхватив руками ее бедра, он притянул ее ближе и продолжил лизать и дразнить ее интимную плоть. Ее влага была идеальной смесью сладости и соли, чистым воплощением ее, его пары, всего, что у него есть. Векс никогда ее не забудет. Все остальное он будет сравнивать с ней до конца своей вечности, и все это окажется ничтожным.
Каждое ее движение — пульсация влагалища, движения бедер, уколы ногтей в его голове — разжигало пламя желания Векса. Он наслаждался ее тихими стонами и хриплыми всхлипываниями. Наслаждался ее запахом и теплом, наслаждался ощущением ее учащенного пульса и дрожи мышц ее ног под его ладонями.
Все, что она делала, каждую ее частичку он запечатывал в своей сердцевине. Это будет принадлежать ему навсегда.
Она будет принадлежать ему навсегда.
Крепче зажмурив глаза, он погрузился в радость от ее наслаждения, в удовлетворение от осознания того, что все ее реакции, потеря контроля были вызваны им. Ее дыхание стало быстрым и прерывистым, а хватка усилилась. Кончики его языка кружились вокруг ее клитора. Она извивалась на кровати, почти вырываясь из его объятий.
Наконец, он взял этот набухший бутон в рот и пососал.
Бедра Кинсли дернулись, и все ее тело напряглось. Он открыл глаза и уставился на нее, когда она оторвала плечи от кровати, приоткрыв рот в беззвучном крике, но тут же рухнула и выгнула спину, подставляя ему таз.
Из ее влагалища хлынула теплая жидкость. Он жадно пожирал ее, погружая свой язык внутрь, чтобы получить все. Голос Кинсли, наконец, превратился в прерывистый крик удовольствия, и ее бедра сжались вокруг него, а рука только притянула его еще ближе.
— Векс! — прохрипела она, упираясь пальцами ног в его спину, когда встретилась с ним взглядом. — Пожалуйста, ты нужен мне. Я хочу, чтобы ты был внутри меня.
Он в последний раз провел языком по ее клитору, наслаждаясь ее вкусом и дрожью ее удовольствия, прежде чем пополз вверх по ее телу. Устроив свои бедра между ее ног, он уперся локтями по обе стороны от ее головы. Его длинные волосы темным занавесом свисали вокруг них. Он опустил к ней лицо, и Кинсли обняла его.
Поглаживая его волосы пальцами, она заглянула ему в глаза.
— Я люблю тебя.
— И я люблю тебя, — Векс передвинул бедра, пока головка члена не оказалась напротив ее входа. От нее исходил манящий жар, и он не сопротивлялся. Он медленно вошел в ее горячее, влажное, гостеприимное тело.
У Кинсли перехватило дыхание. Она откинула голову назад и раздвинула бедра, позволяя ему проникнуть глубже внутрь. Ее лоно сомкнулось вокруг него, гребень за гребнем. Когда ей показалось, что она больше не может этого выносить, она обхватила Векса ногами, уперлась пятками в его бедра и еще плотнее прижала к себе, пока не приняла его всего.
Когти Векса заскребли по простыням, когда ее влагалище обхватило его член. Просто быть здесь, внутри нее, чувствуя, как сокращаются ее внутренние мышцы и учащается пульс, — для него этого было почти достаточно, чтобы кончить.
Под завесой его волос, загораживающей их от света камина, были только Векс и Кинсли. Остальной мир перестал существовать. Все, что имело значение, было здесь и сейчас. Все, что имело значение, — это она.
— Ты моя пара, — прошептал он, прикасаясь губами к ее губам и отводя бедра назад и снова медленно входя в нее. — Ты — моя душа.
Кинсли застонала и приподняла бедра, встречая его толчки, и он задавал ритм медленными, уверенными движениями. Она поцеловала его в губы, но он не позволил ей полностью завладеть своим ртом.
Векс поднял руку, запустил пальцы в ее волосы и поцеловал в уголок рта.
— Ты — воздух, которым я дышу.
Он поцеловал другой уголок.
— Ты — вода, которая утоляет мою жажду, и пища, которая питает меня. Ты — дерево, которое дарит мне тень и укрытие, — он поцеловал ее в центр губ, — и небо, в котором я парю.
Между ее бровями образовалась складка, но она не оторвала от него взгляда. Тихо дыша, она обхватила ладонями его щеку.
— Векс… Моя тьма. Мое ночное небо.
Наслаждение обвилось вокруг него с сокрушительной силой. Его мышцы напряглись, дыхание стало прерывистым, а сердце забилось чаще, но Векс не сбавлял темпа. Их тела двигались как одно целое, отдавая и принимая в равной степени. Их души пели в гармонии.
— Кинсли, ты, — прохрипел он, — все для меня.
Он снова поцеловал ее, на этот раз глубже, и почувствовал, как она задрожала под ним. Прикосновение ее губ усилило все остальные ощущения.
— Ты — песня в моем сердце. Мелодия моей души. Я твой.
Она притянула его к себе для нового поцелуя, застонав ему в рот. Их дыхание смешалось, их языки танцевали. Векс закрыл глаза. Все остальные его чувства обострились, впитывая ее. Каждая частичка его существа трепетала от страсти, от удовольствия, от любви. К ней, из-за нее.
Тяжело дыша, он прижался своим лбом к ее, их носы соприкоснулись. Они открыли глаза. Ее глаза, темные, мерцали отраженным светом его глаз.
— Ты моя, Кинсли, — прорычал Векс. Он прикусил ее нижнюю губу зубами.
Она ахнула и дернула бедрами.
В груди у него заурчало, а член дернулся, сбивая ритм. Только тогда он ускорил свои толчки, уступая их взаимной потребности.
— Этого ничто не изменит, — он подчеркивал каждое слово, входя в нее сильнее, глубже. — Ни время, ни расстояние…
Она обвила его руками, ее цепляющиеся пальцы и царапающие ногти требовали большей скорости, большей силы. Ее желание было его желанием, сплетенным с ним так же прочно, как были сплетены их души.
Давление в паху Векса усилилось, угрожая захлестнуть его, лишить силы и контроля.
— Не зверь, — прохрипел он между прерывистыми вдохами, — и не магия, и не сама судьба.
Черты ее лица, покрасневшие в блеске его глаз, напряглись. Ее влагалище сжалось, исторгнув из его горла новый рык. Но ни один из них не отступил. Они черпали силу друг в друге, возносили друг друга все выше в своем стремлении к предельной близости, к непревзойденному блаженству.
— Ничто… этого не изменит.
Темп Векса стал безумным, беспорядочным, и его крылья раскрылись, их кончики задевали столбики кровати.
— Ты. Моя.
Голос Кинсли прозвучал в такт его заявлению, такой же смелый, такой же уверенный, такой же собственнический, такой же грубый.
— Я твоя!
Все существо Векса сжалось до одной точки — точки соприкосновения их тел, их сердец, их душ. Этого было слишком мало, чтобы вместить все удовольствие, все это напряжение, весь этот огонь. Всю эту любовь. Слишком мало, чтобы вместить весь его мир.
Вселенная вокруг него взорвалась. Раскаленное добела пламя охватило его чувства, само его существо, уничтожив все мысли и ощущения и оставив после себя только Кинсли и экстаз.
Он зарычал. Она закричала. Векс слышал звуки будто издалека. Напряжение в нем возросло, перехватив дыхание от волны удовольствия, такой мощной и необъятной, что она, несомненно, захлестнула бы его. И он приветствовал ее.
Он наслаждался ей вместе с Кинсли.
Каждое ее движение, каждый ее звук и каждая пульсация ее горячей плоти подпитывали эту волну и выжимали из него еще больше семени. Она и Векс прильнули друг к другу. Они были единым целым.
Хотя его глаза были закрыты, а разум погрузился в сладостное забытье, он видел Кинсли. Чувствовал Кинсли. Вокруг себя, под собой, внутри себя. Она была частью Векса, вынесенной за его пределы, а он — частью ее. Воистину никакая сила не могла их разлучить. Их души были связаны нитями прочнее самой королевы, любого монстра, прочнее судьбы и смерти.
Постепенно Векс вернулся в себя. Его тело, покалывающее и пульсирующее после их занятий любовью, было теплым и тяжелым. Но не таким тяжелым, как бремя у него на сердце.
Он погладил Кинсли по волосам, и ее пальцы успокаивающе заскользили вверх-вниз по его спине. Когда он открыл глаза, в груди у него все сжалось.
Кинсли сияла, и это не имело никакого отношения к блеску его глаз.
— Ни один взгляд, будь то человеческий или эльфийский, никогда не был так благословлен, чтобы видеть такую красоту, — сказал он низким и грубым голосом. — Это зрелище стоит вечности.
Векс снова поцеловал ее, медленно, нежно, с благоговением, желая передать все то, что он еще не сказал, все чувства, которые он еще не выразил.
Она провела рукой по его щеке, убирая волосы за ухо.
— Я люблю тебя, Векс. Всем своим существом.
Он встретился с ней взглядом и погладил ее по щеке тыльной стороной пальцев. В этих глазах цвета барвинка отражалась целая вселенная, бесконечный простор возможностей и обещаний.
Боги, как же ему хотелось погрузиться в их глубины. Заявить права на все эти обещания, сохранить все эти возможности. Обладать ею вечно.
— И я люблю тебя, Кинсли.
Его взгляд скользнул по ее подбородку, затем по большому пальцу, поглаживающему припухшую от поцелуев нижнюю губу.
— Никогда не сомневайся. Никогда не забывай.
Его сердце чуть не остановилось, когда она коснулась губами его губ и поклялась:
— Никогда.