Эффект пробоя

Глава 5

Тут я оконфузился, потому что так сильно заурчало в животе, что и Вайсман, и Штерн, который молчал, пока я разговаривал с главным ученым, услышали. И Штерн сказал профессору:

— Простите, Михаил Маркович, но Алексей еще даже не пообедал. И я опасаюсь, что скоро столовую закроют.

Вайсман кивнул:

— Конечно-конечно, надо накормить молодого человека. Пойдите с ним и скажите там, чтобы не забыли поставить на довольствие.

Столовая находилась в противоположном конце деревянной крепости. И внутри длинной деревянной избы, где раньше, как сказал Штерн, размещалась дружина местного феодала, которого расстреляли люди из НКВД, было теперь многолюдно и пахло свежими щами. Я заметил, что тут были совершенно разные люди. Какие-то мужики в пиджаках, наверное, партизаны, а, может, просто беженцы. Женщины в платках и без них. Военные в гимнастерках. А еще встречались тоже одетые в джинсы и кроссовки, как и я. Причем, не только мужчины, но и женщины. Несмотря на то, что где-то шла война, жизнь здесь пока мне казалась вполне мирной. Никаких тебе немцев и бомбежек. Просто курорт какой-то! Да и погода вполне курортная, летняя, даже жаркая.

Когда мы вместе со Штерном собирались усесться за длинный деревянный стол, к нему подошел какой-то военный и куда-то позвал. А я уселся на длинную лавку уже с деревянной миской, в которой была моя порция щей. Но, я даже не знал, о чем здесь говорить с людьми, столько у меня накопилось вопросов. И я хотел просто все обдумать за едой в одиночестве. Но тут, увидев, что я тоже в джинсах и кроссовках, ко мне подсела слева какая-то попаданка, а напротив уселись два попаданца. Все они, разумеется, попали сюда раньше меня и знали уже об этом месте, называемом каверной, гораздо больше. Надо было с ними завязать знакомство, но я не знал, как начать разговор. Впрочем, первой заговорила девушка.

Миска с щами стояла передо мной, источая густой, аппетитный аромат. И я начал уже наворачивать еду простой деревянной ложкой, как слева раздался легкий толчок в бок.

— Ну что, новенький, ты тоже из будущего, судя по прикиду? — спросила девушка, ухмыляясь.

Она выглядела на десяток лет младше меня, в поношенных джинсах и черной застиранной футболке с едва различимым логотипом какого-то фестиваля. Светлые волосы, собранные в небрежный хвост, слегка растрепались, а в серых глазах читалось любопытство.

Я кивнул, стараясь не подавиться первым же глотком супа, но ответил и сам спросил:

— Ага. Только сегодня утром пришел с той стороны. А вы?

— Я тут уже месяц, — буркнул один из парней напротив. Коренастый, с короткими темными волосами и царапиной на щеке, лет тридцати.

— Меня Сергей зовут. Я из 2012-го. Это Лена из 2007 года, — он кивнул в сторону девушки, а затем на своего соседа, — а это Костя. Он вообще из совка прибыл, из 1980-го.

Парень лет двадцати двух, подстриженный в стиле «Битлз», тряхнул челкой и молча подал руку через стол в небрежном приветствии.

— Алексей из 2025-го, — представился я.

— Ну, Леша, да ты тут самый основной получаешься, раз будущее лучше всех знаешь! — воскликнул Сергей.

— Добро пожаловать в наш клуб попаданцев в прошлое! — Лена усмехнулась и потянулась за куском черного хлеба. Потом спросила:

— Ну, и как там, в 2025?

— Так себе положение, — сказал я просто, обрисовав ситуацию несколькими фразами, но особенно не вдаваясь в подробности.

Костя сказал:

— Да ну ее к черту, эту политику!

А Сергей спросил:

— Ты уже знаешь, где оказался?

Я пожал плечами, сказав:

— Да, вроде объяснили. Каверна, 1941 год, где-то под Псковом, но в другом пространстве, где живут какие-то древние поселенцы феодальных времен. Но, я пока не понимаю, как это вообще работает? И почему нас тут столько? Они что, установку каждый день запускали?

Сергей фыркнул:

— А черт его знает! Ученые вон, с Вайсманом во главе, пусть копаются в этом заумном вопросе. Говорят, каверна — это типа разрыва в пространстве-времени. Она, — как пузырь, которого не видно снаружи. Но, только вот…

— Но, только вот, назад дороги нет. И в наше время нам не вернуться, — тихо закончила Лена.

Я замер с ложкой в воздухе, тоже прекрасно осознавая всю безысходность ситуации в очередной раз.

А Костя сказал:

— Точно, выход ведет только в 1941-й. Обратно в наше время — никак. Лучше уж здесь сидеть.

— Хм, кто бы говорил. Ты же из совка сюда прибыл. Должен себя чувствовать, как дома, — подначил Сергей.

— Но, у нас в 1980-м не было никакой войны! — возразил Костя.

— То есть, похоже, мы застряли здесь навсегда, — Лена вздохнула и отодвинула пустую миску.

— Пока что — да. Но Вайсман и его команда что-то пытаются придумать. Хотя, — она понизила голос. — Партизаны говорят, что немцы уже знают про это место. И если они сюда пробьются, то всем нам крышка…

— Ты что это пугаешь человека? — Сергей бросил на девушку косой взгляд. — Пока здесь все тихо. Да и партизаны с окруженцами, которые сюда ушли — народ серьезный. А вот местные — это особая тема. Мужики очень агрессивные, устраивают налеты и целые деревни вырезают. Это сейчас наши немного порядок навели, а то месяц назад здесь черт знает, что творилось…

Я хотел спросить еще что-то, но в этот момент Костя, до сих пор молча поедавший щи напротив меня, вдруг поднял голову.

— Кстати, о партизанах, — он кивнул куда-то за мою спину.

Я обернулся. В дверях столовой стоял высокий молодой мужчина в кожаной куртке. Его взгляд скользнул по залу и остановился на нашем столе.

— Это ты новенький? — коротко спросил он. — Зайди после обеда в партком. Побеседовать надо.

Лена тихо свистнула:

— Опа. Похоже, тебя ждет боевое крещение, Леша.

Я сглотнул свой суп. Потом спросил:

— А что это значит?

— Значит, что тебя там будут агитировать за советскую власть, — объяснил Сергей. — Впрочем, мы все через это здесь проходили. Ничего страшного.

Доев щи, я бросил последний взгляд на своих новых знакомых. Сергей сказал:

— Не ссы, Леша.

А Лена подмигнула:

— Если выживешь — расскажешь.

Сергей засмеялся, а Костя лишь многозначительно поднял бровь. Я вздохнул и последовал за мужчиной в кожанке, который терпеливо дожидался, когда я доем суп, глядя на кривляния людей из будущего. Мужчина в кожаной куртке не стал представляться. Он просто сказал мне:

— Пошли.

И жестом показал, чтобы я следовал за ним. Мы вышли из столовой и направились к одному из дальних бараков в противоположной части крепости. Возле деревянной постройки стояли двое бойцов в потрепанных гимнастерках, вооруженные винтовками. Они перебросились парой слов с моим провожатым, после чего один из них пропустил меня внутрь, открыв дверь перед моим носом под небольшим транспарантом, на котором красными буквами по широкой доске было написано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Мой провожатый остался снаружи. А внутри помещения было душно и накурено. За большим столом явно местного средневекового производства, покрытым красной материей, заваленным газетами и какими-то документами, сидели трое: пожилой мужчина с седыми усами в военной форме, но без знаков различия, темноволосая женщина средних лет в строгом темно-сером платье и еще один парень, шатен лет тридцати в очках и в белой рубашке, ворот которой был расстегнут. На стене над собравшимися висел портрет Сталина, а на столе среди бумаг торчали гипсовые бюсты Ленина и Маркса.

— Садись, товарищ попаданец, — сказал седой, указывая на табурет перед столом. — Я Василий Петрович Звонарев, председатель парткома. А это секретари Ульяна Витальевна Яровая и Валерий Павлович Стоцкий.

Я сел, чувствуя, как под взглядами этих людей мне становится не по себе.

— Алексей Потапов, правильно? Из какого года прибыл? — спросила женщина, перелистывая какие-то записи.

Я кивнул:

— Да, это я. Прибыл из 2025-го.

Очки у парня за столом блеснули в солнечном луче, падавшем из открытого окна, когда он повернулся ко мне, задав вопрос:

— Интересно. А что там, в будущем? Коммунизм уже построили?

Я колебался. С одной стороны, врать казалось глупым — они и так хорошо знали, что я не из их времени. Да и знали уже они про крушение Союза и про распад страны от других попаданцев. Просто придуривались зачем-то, наверное, решили проверить, каким тоном говорить стану обо всем этом. Одобрительно или оскорбительно. С другой стороны, я понимал, что правда могла быть для них неприятной по-человечески. Ведь они так верили в свои коммунистические идеалы! А тут такой облом для них случился! И они явно ждали, что именно я скажу. Но, я постарался говорить нейтральным тоном и спокойно:

— Коммунизма там нет, а Советский Союз больше тридцати лет, как прекратил свое существование, распавшись на национальные республики. Сейчас Россия почти совсем одна борется за свое место под солнцем среди других капиталистических стран…

В комнате на секунду повисла тишина.

— Да, мы уже знаем, что СССР распался в 1991-м, — сказал седой.

А женщина резко хлопнула ладонью по столу, воскликнув:

— Проклятые предатели!

— Если знаете, то почему спрашиваете? — не удержался я от вопроса.

— Потому что надеемся, а вдруг к 2025 году все-таки что-то поменялось, — сказал очкарик.

Но, я снова разочаровал его ожидания:

— Нет, ничего не поменялось. По-прежнему пытаемся строить развитой капитализм и вспоминаем традиционные духовные ценности: семью и религию.

Парень в очках сжал кулаки. Но седой лишь тяжело вздохнул, проговорив:

— Жаль, конечно, что машина времени Вайсмана только в одну сторону работает, а то мы бы отправились туда к вам устраивать новую революцию. Ладно. История всех рассудит.

Очкарик пристально посмотрел на меня и задал провокационный вопрос:

— Ты понимаешь, где находишься, товарищ? Или ты не товарищ, а господин буржуй?

— Скорее, все-таки товарищ, поскольку не хозяин фирмы, а наемный работник, — сказал я.

Очкарик даже улыбнулся, пробормотав:

— Ну, хоть этот не совсем безнадежен. Классово близкий элемент. И это хорошо. Так и запишем.

А седой сказал:

— Так вот, товарищ Алексей. У нас тут война идет. Снаружи немцы напали на СССР и на Ленинград наступают, а нас окружили со всех сторон, так, что и выйти отсюда никуда не можем. И тут, в этой каверне, как Вайсман ее называет, тоже неспокойно. Целая феодальная страна во все стороны раскинулась. И ее некому изучать, потому что сил у нас нету сейчас для этого. Но, мы, коммунисты, не собираемся сидеть, сложа руки. И потому нам надо в кратчайшие сроки решить грандиозные задачи: освобождать местных жителей от власти феодалов, объединять их в колхозы и в ремесленные артели, налаживать добычу местных полезных ископаемых, выстраивать здесь систему народного образования и организовывать здравоохранение. Эти дикари, которых мы условно зовем кривичами, должны впитать социалистическую культуру, выучить наш язык, строить народное хозяйство и пополнять нашу армию. Но, вместо этого, местные несознательные жители продолжают воевать между собой, потому что феодальная раздробленность у них сейчас и обычаи варварские с человеческими жертвоприношениями и с кровной местью. Поэтому нам нужны добровольцы.

Очкарик добавил:

— Положение у нас непростое, ресурсов мало. Партизаны приводят беженцев, согласовывая проходы с Вайсманом, но это проблем не решает. Поэтому каждый здесь должен работать на общее дело. Нам необходимы общественники.

— А что я могу вам предложить? Я же не врач, не картограф и не этнограф, не географ и не геолог. А еще я не технолог и не агроном. Да и не учитель. Какая вам от меня польза? — спросил я.

Но, очкарик не смутился:

— Ты же из будущего. Знаешь то, чего не знаем мы. Технологии, события, даже мелочи — все может пригодиться для того, чтобы наладить контакт с местными. Сейчас это одна из важнейших задач. Их вокруг много, а нас здесь мало.

Я пробормотал:

— Но, я же не военный. Я и стрелял только в тире, да в компьютерных играх…

— Никто и не просит тебя воевать. Во всяком случае, пока ты нужен Вайсману, — сказала женщина. — Но учти, что если станешь помогать нам, то и мы станем помогать тебе. Так что подумай, товарищ Алексей, об общественной нагрузке. Много от тебя и не требуется. Просто после смены вполне можешь ходить патрулировать окрестности и заодно изучать местность вместе с другими дружинниками. Хотя бы через день. Милиции у нас здесь нет, военные заняты обороной от внешних врагов, а порядок внутри общества тоже наводить кому-то надо. Заодно и с местными жителями общаться нужно учиться. Ты же одинокий. Может, с девушкой какой-нибудь красивой из кривичей познакомишься, да современному русскому языку ее научишь. Уже польза будет и тебе и обществу.

Это было необычное предложение. Потому я кивнул и проговорил:

— Ну, если через день, тогда можно.

Так меня и записали в дружинники.