— Прекрасное место. Я до сих пор помню, как проводил здесь долгие часы в бесконечных размышлениях. Иногда даже брал с собой Граниира, который предпочитал более активный отдых. А позже сюда стала заходить и молодая Арнаша, тогда ещё совсем крохотная нага, не больше ламии, однако амбициозная как какой-нибудь дракон.
Адрион проходил по заброшенному саду, где теперь работал лишь один смертный раб. Какой-то старик, которого следовало бы выбросить после использования. Но Зелгиос Торвандори учил своих детей бережному обращению с вещами. Даже сломанный инструмент может пригодиться, просто нужно чуть-чуть постараться и найти тому применение. Это не так уж и сложно. И даже не особо лицемерно, учитывая, что «свободные» граждане зачастую друг другу относятся более бесчеловечно и жестоко, чем тот же аристократ к своему старому рабу, называя того вещью.
— Хотела бы я посетить его в более… хорошие времена, — грустно произнесла Ада, которая следовала за главой рода Торвандори и не могла некуда уйти, или могла, но пока что не пыталась.
— М-м? Ах… да, понимаю, — произнёс Адрион, осознав, что сад слишком заброшен и запущен, а ностальгические воспоминания оказывают эффект только на него самого, как и само место имеет какую-то ценность лишь с субъективной точки зрения. — Но так уж получилось…
Далее каменная дорожка привела к небольшому деревцу. Листья давно опали, крона уже не выглядит величественной, а ствол начинал подгнивать несмотря на магическую природу растения. Однако именно здесь чаще всего трудился старик из-за чего место выглядело более чистым и даже несколько ухоженным. А каменную табличку у ствола кто-то недавно заменил.
Адрион остановился прямо перед ней, но особо близко не подходил, вместо этого он начал доставать из своего пространственного артефакта одну книжку за другой, пролистывая те за считанные секунды. В свою очередь Ада с трудом смогла разглядеть надпись, которую, судя по всему, выцарапал всё тот же старик-раб: каменщиком он не являлся, а трясущие руки существенно ухудшают качество труда. Но почти сразу воительница всё поняла.
— Быть ребёнком лариоса довольно тяжкая участь. Многие этого не понимают, ведь видят только шелка и золото, но трудно переоценить ту ответственность, возложенную на нас моим отцом, — продолжил говорить Адрион, листая свои книжки. — Нет, я его не виню, скорее наоборот… не придумали ещё языка, на котором можно выразить всю ту мою благодарность к Зелгиосу. Он сделал всё, чтобы его дети смогли не только выжить в жестоком мире, но пройти достойный путь, не запятнав собственного имени. Однако пришлось… многое пережить.
Манеры, каллиграфия, танцы, уроки софистики и ещё множество других направлений, которые большинство смертных оценят как бесполезная и нерациональная трата времени. Однако именно эта бесполезная трата времени и позволяет вырастить достойного смертного, который будет знать цену чужому труду, не плюнет в лицо собственной матери, уважительно отнесётся к противнику, в случае нужды будет способен на сострадание к заклятому врагу и никогда не нарушит данного слова под воздействием собственных низменных желаний. Совокупность множества факторов и тысячи целей, до которых можно идти разными путями, но про которые большинство забывает в воспитании, наивно считая, что ребёнок научится правильному поведению… на улице? В школе? Ещё где-нибудь, но на деле просто вырастает Орлойд или ещё что похуже, а прошлое бездарное поколение винит в этом бесов, правительство, Творца, новые безнравственные времена и кого угодно только не себя самих, после чего подросшее поколение повторяет этот круг.
В любом случае, каждому ребёнку очень важно предоставить один урок. Будет ли он аристократом, воином, солдатом, магом-теоретиком или даже маргиналом, всё равно родитель обязан рассказать своему сыну или своей дочери про смерть. Самым лучшим способом для этого является заведение питомца. Ребёнок будет расти с ним бок о бок, радоваться, плакаться в пушистую шерсть или чешуйчатую лапку, веселиться и играться, ухаживать и обучаться ответственности, после чего питомец умрёт. Желательно грамотно подобрать возраст питомца, чтобы урок смерти не наступил в детском возрасте. Хотя с другой стороны… маленькие дети куда лучше адаптируются к новым условиям и переживают стресс. Их психа более гибкая, так что тут вопрос несколько спорный.
— Но как-то так получилось, что наш пёс прожил слишком долго. По идеи его смерть должна была стать уроком для меня, но я застал смерть матери во вполне осознанном возрасте и нужды в повторении уже не было. А Граниир оказался ещё недостаточно зрел, чтобы терять что-то дорогое. В любом случае в тот день он сильно повзрослел, пусть и из необходимости против воли, — произнёс Адрион, который наконец-то нашёл нужный дневник и показал его рабыне: на правой странице нарисован большой и красивый пёс, на левой же малюсенькими буквами написана краткая история питомца, которому молодой первый сын Зелгиоса Торвандори даже посвятил небольшой стих. — Пару раз я даже посмел обвинить отца, мол это он всё так хорошо рассчитал… смерть матери, появление дара к магии молнии у Граниира, что вынуждает учить его жёсткому контролю любых эмоций с раненого возраста… Звучит рационально и логично, особенно для человека который продумывает свои планы на века вперёд. Только спустя целый век я понял какую рану нанёс своему отцу подобным предположением. Я принёс запоздалые извинения, после чего снова усвоил банальную истину: наши глупости несмываемым клеймом останутся на нас до самой смерти и ничего с этим не поделаешь. Остаётся только смириться, принять, адаптироваться и не наступить на те же грабли ещё раз. Звучит просто, а на деле смертные снова почему-то ходят по кругу. Хотя кажется лично я смог выйти на спираль.
— Все умрём, но зачем вы мне всё это рассказываете? — поинтересовалась Ада, но ответа не получила, хотя уже сама догадывалась о намерениях главы рода Торвандори.
Тем временем путь пролегал дальше, внутрь родового поместья, потрёпанного и жалкого, но ещё функционирующего. Некоторые зоны переоборудовались под места временного прибывания или даже под полноценные отели. Конечно, сейчас из-за накала страстей, никого построенного на территории нет. Однако в будущем и даже относительно недавнем прошлом в этих руинах останавливались некоторые аристократы. Также здесь имелся небольшой музей искусства, бассейн, зоны отдыха… да, ещё здесь есть и руины, но если не ходить в заброшенные места, то ты их даже не заметишь. Территория огромна и состоит из гигантского дворца, садов, а жилые дома для прислуги и рабов вы скорее всего перепутаете с элитными царскими хоромами. Поэтому жить в тридцати процентах площади и не знать о том, что ещё семьдесят процентов лежат в руинах, вполне возможно.
Ада продолжала следовать за Адрионом, который ненадолго останавливался напротив некоторых картин или скульптур. Почти все они являлись копиями, оригиналы вывезены в новую резиденцию. Впрочем, это никак не мешает прикоснуться к прошлому, которое любезно сохранили мастера. И сам глава рода Торвандори рассказывает правду из первых уст, показывая собственные заметки и рисунки из сотен или может даже тысяч дневников, которые он успел накопить за свой срок. Некоторые главы размером в десятилетия порой писались другим почерком, а вернее другими смертными, рабами-летописцами, но примерно треть написана от руки самим Адрионом, который находил в этом удовлетворение.
Таким образом Ада довольно глубоко погружалась всё глубже и глубже. Вот гобелен, на которому изображён статный и серьёзный тогда ещё не герцог, а лишь верный паладин ныне почившего короля, Рейнальд Ле Нобель. На его зачарованном сюрко почему-то находиться странное пятнышко, которое на огромном гобелене и незаметно. Однако на деталь указал сам Адрион, который вместе с другими членами семей тоже были изображены на гобелене.
— Напыщенный индюк, ужасно гордый собой. Ну а как вы бы себя повели, став паладином на третьем десятки жизни? Ещё магическую академию не закончил, а уже весь из себя рыцарь… Это меня забавляло, а вот более молодого Граниира откровенно возмущало. Если бы я не вмешался и до дуэли могло бы дойти, но вовремя сказаны нужные слова и вот уже всё забыто, только маленькое пятнышко на сюрко. А Рейнальд так и вовсе вон, теперь готов все знамёна собрать лишь бы помочь старому другу. Знаешь кто меня этому научил?
— Ваш отец?
— Нет, моя мать. Как раз она сильно повлияла на Зелгиоса, который в молодость свою был крайне дерзким и воинственным. Такие уж обстоятельства, он не мог доверять кому-то кроме себя и может быть своего брата. Из-за этого… порой его заносило. И трудно сказать, что могло произойти если бы матери не было с ним рядом. Возможно его худшие стороны расцвели и всё бы пошло прахом.
— Какой она была? — спросила Ада, становясь напротив картины с инициалами мастера Густава.
— Я и сам знал её недолго, к тому же был ребёнком. Для меня она была просто мамой, пусть и часто повторяла, что нужно искать друзей, а не врагов. Да и врагов ни у кого нет, есть просто злой язык, который с дуру что-то ляпнет. Но даже если ляпнет, нужно унять гордость и извиниться. Вроде такая мелочь, детская поучалка, но смотрю я на этих лариосов и прочий сброд… всем бы дай кого-то обвинить. Даже высшая аристократия Эдема не усвоила эту простейшую истину. В любом случае, по большей части мой образ о матери складывается из рассказов отца… великого Зелгиоса Торвандори, подвигов которого не счесть. Он даже Халсу’Алуби угомонить смог, а уж как он, одним словом, остановил экономический кризис во всём Эдеме… От того мне искренне не понятно, как он… как он… дошёл до этого…
Полная подвигов и поражений история не такого уж и древнего рода Торвандори. О этой фамилии до возвышения Зелгиоса никто и не знал. Росли его два сына, один век сменял другой, конечно, судьба бросила жестокое испытание, ведь фактически и первый сын, и второй росли без матери, что грозилось обернуться множеством проблем. Но в желании восполнить всё недостающее, отец всё же смог остепениться и измениться. Все эти завоевания и бесконечные амбиции… это всё хорошо, но всё чаще всплывали слова жены. А в трудные минуты он представлял именно её, обращаясь за советом и делая правильный выбор.
Крови проливалось всё меньше, наследники подросли и сами уже кого угодно напугают. Если уж мастер боевого искусства Граниир закрыть рот кого-то не заставит, то через день, неделю, пусть даже год или век гад сам приползёт на коленях, когда окончательно запутается в паутине первого сына. К тому же и позиция семьи уже куда выше среднего, а там в иерархии перестановка случается очень редко. Всё хорошо, гармония, идиллия, империя растёт, экономические успехи Торвандори оборачиваются благом для земель, где расположены их школы этиамариев, оживляющие экономику притоком кузнецов, артистов, рабовладельцев, созданием рабочих мест… но потом появляется она.
— Кто? — удивлённо спросила Ада, остановившись перед новой картиной, на которой изображен Адрион, Граниир, Зелгиос и… его жена, которая умерла и не показывалась несколько рядов длинной в века? Или просто кто-то не там повесил картину?
Да, эта женщина была очень похожа на покойную жену Зелгиоса, за исключением одной лишь маленькой, крохотной родинки, которую крайне трудно заметить даже если смотреть прямо на её лицо. Один в один, прямо копия.
— Совпадение? Ты веришь в случайности, Ада? — спросил Адрион, которого ещё слегка потряхивало от лицезрения этой ненавистной картины. — Если и было у моего отца слабое место, то это оно. Ни к одной женщине после смерти моей матери он не питал интереса. Ни к одной. Даже роду Этианелис он отказал. Чисто формальный брак, никто ни к чему не обязывает, но… позиция принципиальна. Представляешь? И тут… случайно в поле зрения появляется она. Сраная рабыня, будто выращенная кем-то в пробирке по заказу.
— Кто владелец?
— А ты тоже не такая уж и глупая. Я вот тогда этим вопросом вовремя не задался… Впервые увидел своего отца… таким… таким счастливым. Он будто на пол тысячелетия помолодел. Сразу же рабыню выкупили, а там уже… само всё закрутилось. Не успели опомниться, как она уже и свободной стала.
И в принципе… что такого? Ну купил себе рабыню, похожую на возлюбленную. Денег у рода Торвандори выше крыши. Сам Зелгиос вроде кукухой не едет, пусть и часто уходит в прошлое. Разве он не заслужил отдыха? К тому же в этом тоже ничего такого нет, он и так планировал всё Адриону в скором времени передать, чтобы уйти на покой и лишь издали наблюдать за успехами молодой крови, которая нуждается в совете, а не в тотальном контроле.
А затем Зелгиос решает жениться. На рабыне. Пусть и бывшей, но рабыне. Чудом каким-то это не стало причиной моментального ухудшения отношений с родами, которые предлагали своих дочерей. Очень удивился Айрад Этианелис, дочери которой отказали, после чего обвенчались с рабыней из борделя. Но даже когда, несомненно, мудрый лариос поделился своими опасениями по этому поводу, Адрион, который как раз и бегал как ужаленный во все уголки мира, объясняя поступок отца… именно тогда первому сыну стоило задуматься, но он махнул рукой.
— Всё чаще эту тварь я стал видеть совсем рядом, прямо у сердца нашей семьи. В какой-то момент шлюха для потрахушек уже сидит даже на наших собраниях, будто бы она член семьи, а не затянувшееся развлечение. Только тогда я начал что-то подозревать, думать, но совершил ошибку, понадеявшись на благоразумие уже полностью сражённого отца. Скандал, несильный, но в котором у меня была ужаснейшая позиция. Как настоящая чёрная вдова, эта рабыня всё просчитала, видела меня насквозь, прикидывалась когда нужно дурочка, после чего крайне умело делала очередной гамбит. Одних моих слов было недостаточно, меня не слушали, отец слишком ослеплён любовью, ведь уже считает, что сам Этий вернул ему жену с того света в новом физическом воплощении.
— А Граниир?
— Он не видит проблемы. Всё хорошо, род процветает, отец рад, скоро наша семья поставит товар самому Этию, лучшего этиамария, и вот уже род Торвандори станет бессмертным.
Год, десять, почти век. Но достучаться до Зелгиоса не получается, как и брат подобен голему, который всё никак не хочет думать своей головой. Кроме того, ухудшает ситуацию и тот факт, что паразит прекрасно всё понимает и грамотно манипулирует почти всеми вокруг. Она одновременно защищает первого сына, чтобы эффективнее корчить из себя жертву. Любая попытка хоть как-то очернить её или вскрыть какой-то неприятный факт сталкивается со стеной колоссального непонимания и возмущения. Все уже знают, что многовековой мальчик Адрион просто не смог принять мачеху. Глупо, но… почему многие в это поверили.
И вот эта тварь уже говорит о беременности. Зелгиос рад, Граниир предвкушает рождение младшенького, ещё не сошедшие с ума с ужасом наблюдают, как глава величайшего рода собирается создать потомство с бывшей рабыней из борделя, в котором её перетрахала половина Эдема. В это время конкуренты тихо посмеиваются, Айрад Этианелис грустно качает головой, а самый главный противник молчит и выжидает.
— Благо… сошли с ума не все. У меня имелись союзники.
Дамескус, глава родовой стражи, командир храбрых гвардейцев. Он шёл с Зелгиосом бок о бок чуть ли не с начала всего пути. Кажется ему ещё больнее было видеть, как эта потаскуха вертит его… пусть и не по крови, но всё же братом, даже более родным чем недоразумение в лице Теобальда. Долго они думали, долго обсуждали варианты, пытались найти какое-то иное решение, раз за разом терпели крах… но когда дело дошло до рождения бастарда, имя которому решили дать Лунар… тогда же стало понятно, что опухоль уже слишком сильно разрослась, а лекарства не дают желаемого эффекта. Либо её вырезают здесь и сейчас, либо род Торвандори будет развален изнутри через считанные десятилетия, после чего на костях спляшут конкуренты, которые случайно нашли рабыню один в один похожую на мою мать как внешне, так ещё и по характеру. Которые затем совершенно случайно оказались в сердце мира, совершенно случайно попались на глаза отца и совершенно случайно не стали заламывать безумных цен, после чего всё совершенно случайно начало идти по одному месту.
— Даже в одиночку эта тварь доставляла огромное количество проблем, подминая под себя слишком многое. Мне даже приходилось учитывать её мнение и добиваться её согласия. Если бы у неё ещё появился и сын, равный нам по статусу… она бы и его наставила против нас, расшатывая положение дел ещё сильнее и ослабляя род. Она бы вырастила бомбу, в этом сомнения нет. Враг сумел вживить в нас паразита, а мы оказались не такими уж и сильными. И что я должен был делать Ада? Ждать? Просто наблюдать и молиться Этию, чтобы всё хорошо закончилось? Уповать на случайность череды странных событий, пока тучи сгущаются всё сильнее, предвещая момент, когда уже нельзя будет ничего изменить? Не обращать внимание на тайные покупки ядов для неизвестных целей? Чтобы тогда поцелуй Харии оказался в моём бокале?
— А те конкуренты? Они ещё живы?
— Нет, уже нет. Обломались при попытке меня уничтожить семьдесят лет назад.
— А…
— Есть ли у меня какие-то доказательства того, что тварь являлась паразитом? Нет, живыми я их взять не смог. А тех подчинённых, которых я пытал до смерти в казематах… они говорили очень многое, в том числе и то, что я хотел услышать. Однако чего-то конкретного я не узнал.
— А если вы ошиблись и…
— Если я ошибся, то Этий мне судья. Я был там, жил в этой семье, всё видел своими глазами и уж точно не ущемился из-за мачехи, иначе убил бы её ещё в первые года. И если вдруг сам Творец снизойдёт с небес, даровав возможность вернуться в тот роковой день… я всё повторю.
— Тяжко вам… такое совершить и даже не быть уверенным в правильности сделанного.
— Тяжко? — на мгновение Адрион замер, удивлённый услышанным, но через считанную секунду он снова вернул самообладание. — Меня жалеть не нужно. Лучше внимательно слушай и большей думай. Меня Граниир слушать вероятно даже не станет, но может быть ты сможешь попытаться до него достучаться. Хотя… в это я не верю. Даже не надеюсь. Поздно уже что-то менять, у нас эндшпиль и скорее всего… он умрёт. И ничего с этим я не сделаю. Если только глава Гильдии закончит обряд… тогда он достигнет истины, после чего… возможно его наконец-то услышат и это встряхнёт доску, всё перепутав, после чего удастся найти новые пути в кромешном хаосе… а возможно и нет. Как думаешь, а что думает мой брат по поводу произошедшего? Считает меня демоном?
— Нет, он скорее… скорее будет вас очень долго пытать, пока вы не признаете неправоту, после чего…
— Ничего после не будет. Ведь я тоже довольно принципиальный и пыток не боюсь, так что умру куда раньше в этом сценарии. Хотя не вижу ситуации, при которых брат сможет взять меня в плен. Скорее уж глава Гильдии помрёт, чем меня возьмут живым.