Двойник короля 11

Глава 11

Дверь захлопнулась. Я в сопровождении охраны пошёл к месту дуэли. Бей поморщился через стекло машины и опустил голову. Что-то рано он меня хоронит.

Настроение, вопреки ситуации, было хорошее, хотя чувствовалась лёгкая усталость от бессонной ночи.

Я улыбнулся, слушая стук собственных каблуков по мраморной плитке. Через несколько минут мне предстоит встретиться с Нишанджи — человеком, который всеми силами пытался сорвать мирный договор. Надеюсь, мой план сработает. Иначе придётся импровизировать, а это всегда чревато последствиями.

Стража вела меня по коридорам дворца. Бесконечные повороты, роскошное убранство, позолота, вычурность во всём. Окна-бойницы пропускали ровно столько света, чтобы можно было разглядеть великолепие турецкой архитектуры.

Воздух внутри был тяжёлым, сладковатым от множества благовоний. Слишком знакомая атмосфера: почти точно так же пахло во дворце в моей прошлой жизни, кроме ароматов благовоний и специй.

Слуги, встречавшиеся нам по пути, прижимались к стенам, пропуская процессию. Девушки в лёгких одеждах опускали взгляды, но краем глаза следили за мной. Мужчины в тюрбанах замирали, склоняя головы. Наверняка по дворцу уже расползлись слухи о русском, который сегодня умрёт от руки великого Нишанджи.

Я считал шаги, запоминал повороты — старая привычка, не раз спасавшая мне жизнь. Коридоры постепенно становились светлее, и вот наконец мы вышли в сад.

Дворцовый парк, где должна была состояться дуэль, выглядел как декорация к театральной постановке. Аллеи, подметённые до блеска, фонтаны, журчащие словно по команде, цветы одинакового размера и оттенка. Я даже заметил, что все лепестки развёрнуты в одну сторону. Неужели садовники вручную выравнивают каждый цветок?

Идеальная геометрия дорожек, идеальная стрижка кустов, даже идеальное место для чьей-то смерти. Хрен знает, сколько рабов трудилось день и ночь, чтобы поддерживать эту стерильность.

Вспомнился мой лес в Томской губернии — живой, настоящий, со всеми его хаотично растущими деревьями, пробивающейся где вздумается травой, неровными тропинками. Какая всё-таки пропасть между нашими культурами…

На месте уже ждали несколько мужиков — знакомые лица с совета. Они наблюдали за мной с плохо скрываемым презрением, переговариваясь между собой на своём языке. Среди них особо выделялись старичок с седой бородой и молодой человек с внимательным цепким взглядом.

Отец Зейнаб был одет иначе, чем вчера: никакой парадной формы. Лёгкие шаровары, просторная рубаха, мягкие кожаные сапоги. На поясе висела сабля в богато украшенных ножнах, золотая рукоять сверкала драгоценными камнями. Даже в схватке насмерть турки не могут обойтись без демонстрации роскоши.

С момента моего появления начало ощущаться напряжение. Воздух, казалось, сгустился, стал тяжелее. Присутствующие переглядывались, перешёптывались на своём языке. В их глазах читалось предвкушение, будто они собрались на занимательное представление, а не на смертельную схватку.

Внезапно нас окружили. Сначала десяток солдат образовали ближнее кольцо, затем подошли ещё два десятка, формируя второй круг. Через минуту появилась третья группа. Все в парадной форме, с саблями на поясах и суровыми, сосредоточенными лицами. По их напряжённым позам читалось: готовы реагировать мгновенно, если что-то пойдёт не так.

Я осмотрелся, оценивая обстановку. В случае проблем прорываться придётся через эту толпу, но волноваться пока рано: мой план ещё не приведён в действие.

Один из турок выступил вперёд. Молодой, но уже с печатью жизненного опыта на лице. Крепкого телосложения, с прямой спиной и уверенным взглядом. Явно военный: подобная выправка просто так не появляется.

— Я Тургут, — заявил он на чистом русском. — Буду переводить для вас, дипломат.

— Спасибо тебе, турок, — кивнул я, намеренно опуская его имя, чтобы посмотреть на реакцию.

— Я Тургут Серим, — возмутился переводчик, как и ожидалось.

— А я Павел Александрович Магинский, — пожал плечами, словно говорил с равным, хотя по местным меркам этот парень едва ли заслуживал такого обращения. — Рад знакомству!

Мой тон, спокойный и чуть ироничный, казалось, смутил переводчика. Он ожидал увидеть испуганного иностранца, а вместо этого столкнулся с человеком, который ведёт себя так, будто находится у себя дома. В его глазах промелькнуло что-то вроде уважения, смешанного с недоумением.

Тем временем старик с седой бородой выступил вперёд и начал говорить. Его руки двигались в такт словам, а голос звучал громко и торжественно, словно он обращался не к двум десяткам людей, а к целой площади, полной народа.

— Этот бой не является официальным, — переводил Тургут, пока дед продолжал говорить. — Один достойный муж был оскорблён юнцом-иноземцем, его грязными речами и действиями против невинной дочери уважаемого человека. По праву он потребовал расправы. Наша страна, султан не поддерживают такой вид выяснения отношений, но вызов был брошен. Русский его принял добровольно, хотя мог бы отказаться.

Дед улыбнулся при этих словах, как будто знал какой-то секрет. Его глаза, похожие на две маслины, поблёскивали из-под густых бровей.

Всё-таки первое место по пафосу переходит туркам. Лахтина уступает им свою «корону» высокомерия. Хотя сравнивать бывшую королеву скорпикозов с этими людьми, пожалуй, оскорбительно для неё.

— Я Хайруллах Корёк, — заговорил отец Зейнаб, его голос звучал глубоко и уверенно, — Нишанджи Османской империи и нашего великого султана, буду драться за свою страну и честь моего рода. Великий мне свидетель, что я не мог поступить по-другому.

Он произносил каждое слово так, словно это была клятва. Его рука лежала на рукояти сабли, а в глазах горела решимость. Или это желание убить меня? Трудно сказать. У турок весьма специфические выражения лиц.

Я зевнул, прикрыв рот рукой. Вот у них долгие вступления… Это нормальная практика перед дуэлью? Или они специально тянут время, чтобы нервировать?

На меня перевели взгляд. Видимо, сейчас какую-то речь должен произнести я. Что ж, не будем разочаровывать публику.

— Павел Александрович Магинский, земельный аристократ Российской империи, барон, капитан армии. Представитель своей страны на вашей территории, дипломат, — представился официально. — Моя цель не изменилась. Я здесь, чтобы ваш султан подписал мир, который он сам предложил.

Никакого пафоса, никаких лишних слов — только суть. Мой тон был деловым, почти скучающим. Я намеренно создавал контраст с их торжественностью, показывая, что не придаю большого значения всей этой церемонии.

Тургут быстро переводил мои слова, и я заметил, как глаза некоторых турок сузились. Похоже, такая лаконичность их явно оскорбила. Хорошо. Пусть злятся, пусть теряют концентрацию, мне только на руку.

Фирата, слышавшая всё через нашу ментальную связь, подтвердила, что перевод был корректным. Отлично, хоть в этом турки честны.

Нишанджи достал свою саблю из ножен и передал дедку. Я внимательно изучил его оружие. Красивый меч с изогнутым лезвием, украшенным гравировкой. Рукоять инкрустирована драгоценными камнями, которые сверкали под лучами утреннего солнца. Такое оружие, наверное, передаётся из поколения в поколение. Меч не просто для убийства, он символ, часть родовой истории.

— А где твоё оружие, русский? — спросил через переводчика один из свидетелей — тот, который помоложе.

Вот что за гостеприимство?.. Могли бы и одолжить на время нашей битвы. Жопошники…

— У мальчика нет меча! — засмеялись турки, переглядываясь.

Я улыбнулся и из-под пиджака достал свой клинок, переместив его из пространственного кольца мгновением ранее. В отличие от богато украшенной сабли Нишанджи, мой меч выглядел гораздо скромнее. Грубая рукоять без вычурности и позолоты, само лезвие — тоже не эталон красоты. Местами широкое, с зазубринами. Но это оружие создано из когтя водяного медведя. Его главная задача — не красоваться, а убивать, и с ней оно справляется превосходно.

Рука сжала рукоять. Говорят, магия запрещена? Хорошо… Пока понаблюдаю за своим противником. И, если всё пойдёт как надо, приведу в действие свою ночную задумку. Всю голову сломал, пока придумывал этот план, но, кажется, он должен сработать.

— Пусть поединок начнётся, — объявил дедок, отступая к остальным свидетелям.

Мы с Нишанджи заняли позиции в центре круга, образованного солдатами. Между нами было около трёх метров — достаточно, чтобы начать с нейтральной дистанции.

— Русский, я отрежу твою голову, а тело сожгу! — заявил отец Зейнаб, поднимая саблю.

— Отрезалка у тебя ещё не выросла, — кивнул ему в ответ.

Тургут замялся. У него не получилось дословно перевести мои слова — видимо, слишком грубые для их чопорного восприятия. Но то, что сказал парень, очень возмутило турка. Лицо Нишанджи исказилось от гнева, а глаза сверкнули так, словно он мог испепелить меня взглядом.

Первый удар нанёс Хайруллах — широкий, размашистый, от плеча. Я легко парировал его, отступив на полшага назад. Клинки встретились с лязгом, высекая искры в утреннем воздухе.

Ещё один удар, снова парирование. Мы кружили по площадке, изучая друг друга. Нишанджи двигался плавно, но с неожиданной для его возраста лёгкостью. Он не тратил силы впустую, каждое движение было выверенным, точным.

Интересно, во скольких поединках уже участвовал отец Зейнаб? По его манере держать оружие, по постановке ног и корпуса виден богатый боевой опыт. Глупо не признавать мастерство противника, но я заметил и его слабые места — слишком предсказуемые комбинации ударов, чуть замедленная реакция при смене направления атаки. Молодой турок бы дёрнулся сразу в попытке немедленно убить, а этот имеет опыт сражения с разными противниками. И, судя по всему, я удивил его и остальных тем, что выбрал ту же стратегию — не спешить, изучать соперника.

Наши клинки снова скрестились. Хорошая сталь у его сабли. Мой меч уже давно разрубил бы обычное оружие, но этот клинок, должно быть, создан лучшими мастерами империи, раз выдерживает мои удары.

— Ты хорошо сражаешься… для дипломата, — произнёс Нишанджи через Тургута, продолжая атаковать.

— А ты неплохо для старика, — парировал я его выпад и словесный укол.

Мы продолжали обмениваться ударами, постепенно увеличивая темп. Я намеренно сдерживался, чтобы не показать все свои возможности раньше времени. Пусть думает, что мы равны по мастерству.

Нишанджи нанёс несколько хороших ударов подряд, заставив меня перейти к активной защите. Один из его выпадов достиг цели: лезвие слегка чиркнуло по моей руке, рассекая рукав пиджака, но кожа осталась нетронутой.

«Яд? — почувствовал я. — Этот засранец нанёс яд на своё оружие?»

Хайруллах заметил, что его удар не возымел эффекта, и в глазах промелькнуло удивление. Но через мгновение на лице турка растянулась довольная улыбка. Он явно ожидал какого-то результата от царапины, которую не смог нанести.

И тут моё сердце пропустило удар. Источник запульсировал, реагируя на что-то невидимое. Это ощущение… Я его где-то уже испытывал.Что? Как? Это же слизь затылочника! Откуда она у него? Проклятье, турки где-то добыли редчайшее вещество и использовали против меня! В следующую секунду чуть повело в сторону. Я пропустил удар, и Нишанджи успел резануть меня по предплечью.

На этот раз атака была сильнее, но снова без следов на коже. Эффект от яда чуть усилился, вызывая лёгкое головокружение. Хайруллах выглядел крайне удивлённым. Его глаза расширились, а рука на мгновение замерла в воздухе.

Согласно плану турка, я сейчас должен был почти выключиться, а он — снести мне голову. Вот только я не фигнёй страдал, пока находился в «коридоре» серой зоны. Мой источник вобрал в себя часть магической структуры затылочника, а тело уже выработало некоторый иммунитет к его яду.

Тем не менее нельзя недооценивать опасность. Если концентрация высока, даже моя защита может не справиться. Нужно действовать быстрее.

Я зевнул ещё раз, демонстративно хрустнув шеей. Моё спокойствие явно нервировало Нишанджи. Он ожидал увидеть мучения, панику, а не раздражающую невозмутимость.

— И это великий Нишанджи? — произнёс я громко, чтобы Тургут точно услышал. — Не может одолеть мальчика? Неудивительно, что наши войска дали вам прикурить, а ваши люди бежали.

Мои слова перевели, и турки снова оскорбились. Лица сановников исказились гневом, а солдаты вокруг напряглись ещё сильнее. Похоже, только это они и умеют делать — обижаться на правду.

Рука сжала меч крепче. Меня снова чуть повело. Удивительно, не думал, что у них есть слизь затылочника. Внутренний хомяк-генерал проснулся и захотел заполучить эту драгоценную жидкость, но сейчас не время для коллекционирования, надо сосредоточиться на бое.

Мы снова обменялись серией ударов. Каждый раз, когда наши клинки соприкасались, я чувствовал, как по моему мечу пробегает странная вибрация. Словно лезвие из когтя водяного медведя каким-то образом реагировало на яд затылочника.

Нишанджи заметно ускорился. Его комбинации стали более изощрёнными, удары — сильнее и точнее. Наконец-то он перестал играть и начал сражаться всерьёз. Отлично, а то я уже устал от этого медленного танца.

В какой-то момент мне удалось пробить защиту. Лезвие скользнуло по его щеке, оставив тонкую красную линию. Кровь медленно потекла по лицу турка, пачкая седеющую бороду.

Хайруллах лишь оскалился, словно порез только раззадорил его. Он бросился в атаку с новой яростью, сокращая дистанцию. Это была ошибка: я лучше работаю на близкой дистанции, где могу использовать скорость своих реакций.

Уже почти был готов начать использовать свою заготовку, как вдруг Тургут крикнул:

— Остановитесь! Шехзаде здесь!

Мой противник замер. Я тоже отстранился, опустив клинок. К нам шли принцы. А я всё думал: «Когда же они появятся? Взбаламутили воду, а сами не пришли. Нехорошо заставлять публику ждать финального акта спектакля».

Два молодых человека приближались неторопливо, с достоинством, присущим их статусу. Один из них, которого я запомнил как Мехмета Турани, улыбался чаще всех на совете. Второй держался более сдержанно, его лицо оставалось бесстрастным.

Они были одеты в роскошные одежды, расшитые золотом и драгоценными камнями. Тюрбаны украшали перья экзотических птиц. За принцами следовали слуги с подносами фруктов и напитков, а также несколько закутанных в шёлк девушек, которые держались на почтительном расстоянии.

Уже сейчас принцы вели себя как полноправные владыки, хотя их отец ещё сидит на троне. Интересно, султан знает о затеях своих отпрысков или они действуют за спиной правителя?

Нам махнули рукой, и Мехмет заговорил. Его голос звучал мягко, но в каждом слове слышалась привычка повелевать.

— Просим прощения за задержку! У нас были дела, — перевёл Тургут. — Мы не могли пропустить этот поединок. Уважаемый Хайруллах, — принц кивнул Нишанджи, — и вы, дипломат Магинский.

Ну хоть кто-то здесь нормально ко мне обращается. Впрочем, в этой вежливости чувствовался тонкий расчёт.

Шехзаде сделали знак рукой, и слуги разместили для них удобные кресла в тени раскидистого дерева. Девушки расположились позади, готовые выполнить любое желание своих господ. Принцы отпили из принесённых кубков и кивнули.

Через минуту нам было позволено возобновить бой. Отец Зейнаб снова ускорился, словно присутствие наследников султана придало ему сил. Пришлось и мне не отставать. Он молодец, нельзя не признать, для своего возраста сражается превосходно.

Наши клинки встречались со звоном, разлетались и снова скрещивались. Мы кружили по площадке, оставляя следы на идеально ровном песке. Я чувствовал, как яд затылочника постепенно проникает в моё тело, несмотря на защиту. Пора действовать!

Несколько маленьких мясных хомячков слетели с цветов, где они расположились до этого. Я выпустил их накануне, когда только прибыл в сад. Незаметные для обычного глаза, они прятались среди лепестков, ожидая моего сигнала.

Каждый хомячок был насыщен специальным ядом, с которым я провозился всю ночь. Магия льда нужна, чтобы его ослабить, точнее — сделать впитываемость в тело медленнее, контролируемой.

Маленькие твари направились к Нишанджи, пока я продолжал обмениваться ударами с противником. Количество царапин на моём теле увеличивалось, но ни одна не смогла пробить уникальную кожу, сросшуюся со шкурой степного ползуна.

Турки морщились, видя безрезультатность попыток Хайруллаха нанести мне серьёзный урон. Я же хладнокровно оценивал ситуацию. К сожалению для отца Зейнаб, он не ровня мне в фехтовании. Достаточно десяти чётких ударов, чтобы прикончить его. Я уже выучил выпады турка и манеру защищаться. Хорошая школа, и сам он молодец, но этого мало против моего опыта, накопленного за две жизни.

Маленькие мясные хомячки — неприметные серебристые точки — приблизились к турку.

Одним взмахом я нанёс Нишанджи лёгкую рану на предплечье, отвлекая его внимание. Глаза мужика горели яростью и непониманием. Он не мог взять в толк, почему на меня не действует его смертоносная смесь.

Отец Зейнаб каждый раз скалился и скрипел зубами, когда мой меч достигал его тела и оставлял маленькую рану. Мне же приходилось контролировать их глубину и то место, куда я бью.

Бой становился всё более ожесточённым. Наши клинки сверкали на солнце, высекая искры при каждом соприкосновении. Кровь Нишанджи капала на идеально подметённую дорожку. Взмах, и я ранил отца Зейнаб в живот. Постарался не задеть органы, но выпустить побольше крови.

Когда он скривился от боли, я мог его добить. Но мясные хомячки уже проникли под кожу турка и передали мой подарок. Он даже не заметил монстров. Главное — не дать им там начать кушать. Твою ж… Твари застряли. Придётся корректировать действия на ходу.

Мы продолжили обмен ударами. Я нанёс Хайруллаху ещё несколько неглубоких ран. Мужик истекал кровью, и приходилось быть осторожным, чтобы он не умер раньше времени. Наконец-то мои мелкие гады покинули его тело, выполнив свою миссию. Процесс начался.

Движения турка стали медленнее и слабее. Реакции затормозились, удары потеряли точность. Похоже, моя ночная работа не прошла даром. Одним резким рывком я выбил его меч из рук. Сабля описала дугу в воздухе и воткнулась в землю в нескольких метрах от нас.

Сколько же ненависти было в глазах турка! Он выпрямился и с гордо поднятой головой ожидал моего последнего удара. Достойная смерть, как подобает воину. Я поднял меч, прицеливаясь.

Но мне не пришлось наносить финальный удар. Нишанджи вдруг побледнел, его глаза закатились, и он рухнул на землю, словно подкошенный. Совершенно неаристократично, совсем неэпично. Просто упал, как мешок с картошкой.

Три «свидетеля» тут же бросились к нему. Дед склонился над отцом Зейнаб, приложил ухо к его груди, затем поднял веко и осмотрел глаз. Лицо старика исказилось от ужаса.

— Он мёртв! — покачал головой, отстраняясь от тела.

— Русский дипломат убил уважаемого Нишанджи! — заявил один из вельмож, указывая на меня пальцем. — Какой мир? Варвар напал на нашего гражданина!

— Выслать его немедленно! — подключился дед, поднимаясь на ноги. — Сегодня же мы выступим с войной на ваше бесчестное государство!

Шехзаде улыбались, не скрывая удовлетворения. Всё шло по их плану: Нишанджи мёртв, русский обвинён в его убийстве, повод для войны создан. Чистая работа.

— Я выиграл? — уточнил с притворным недоумением.

Тургут пытался докричаться до турок, которые поливали помоями меня и мою страну. Его голос тонул в общем возмущённом гуле высокопоставленных вельмож.

— Да, русский, ты выиграл эту битву, но проиграл другую! — ответил Мехмет Турани с плохо скрываемым торжеством.

Его глаза блестели, как у ребёнка, получившего долгожданную игрушку. Молодой принц очевидно считал себя невероятно хитрым и проницательным. Жаль разочаровывать, но он ошибся в противнике.

Мальчик решил, что может со мной играть? Ошибся. Очень! Меня уже крайне утомляет этот дипломатический поход. Если бы не «прихожая» серой зоны и всё остальное, что я получил, уже бы негодовал.

Шехзаде опустошил кубок одним глотком и бросил в сторону, продолжая смотреть на меня.

— Думаете, Ваше Величество? — улыбнулся я, вложив в эту эмоцию всю ироничность, на которую был способен.

И тут наступил финальный аккорд моей театральной заготовки. Отец Зейнаб вдруг застонал. Тихо, едва слышно, но в наступившей тишине этот звук прокатился, будто гром. Все повернулись к нему, когда он медленно открыл глаза.

Нужно было видеть их рожи! Словно небо упало на землю, а солнце погасло средь бела дня — такие выражения и реакции застыли на лицах турецких сановников. Столько разных эмоций, которые сменяли друг друга с калейдоскопической скоростью: непонимание, шок, разочарование, страх, злость. И главная — полная растерянность.

Всю ночь я мучился со своим ядом. Пробовал на мясных хомячках, даже на степных ползунах и песчаных змеях. Добивался эффекта временной остановки сердца, что выглядело бы как смерть для непосвящённых. Пришлось убить несколько десятков монстров, прежде чем нашёл правильную формулу.

После долгих экспериментов у меня получилось. Я определил минимальную концентрацию, которая останавливала сердце ровно на две минуты — достаточно, чтобы объявить смерть, но слишком мало для начала необратимых процессов в организме.

Однако возникла другая проблема: если яд всасывался слишком быстро, сердце не запускалось снова. Опять много часов попыток, и на помощь пришла магия льда. Благодаря ей я смог замедлить действие яда, сделать эффект постепенным и контролируемым.

Почему не использовал свой план сразу? Потому что почувствовал: Хайруллах — не самый слабый маг. Скорее всего, у него седьмой или даже восьмой ранг. Мой яд мог не подействовать на него в полную силу. Нужно было сначала ослабить турка кровопотерей и только потом применить основной план.

Ну, и требовалось представление. Кто бы поверил, что русский варвар так легко одолеет их славного воина?

Самое важное: благодаря маленькой дозировке яда ни один маг не сможет обнаружить его при осмотре. Поэтому сейчас все думали, что стали свидетелями настоящего…

— Чудо! — воскликнул я, вскинув руки к небу. — Нишанджи жив!

— А-а-а… — выдохнул старик, переводя потрясённый взгляд с меня на отца Зейнаб и обратно.

— Так что война отменяется, господа, — улыбнулся я ещё шире. — Всё в порядке! А теперь я требую, чтобы мне организовали встречу с султаном.

Солдаты, окружавшие нас, растерянно переглядывались, явно не понимая, что происходит. «Свидетели» застыли не в силах выдавить из себя ни слова. Шехзаде же выглядели так, словно у них отняли любимую игрушку. Лица принцев исказились от разочарования и плохо скрываемой ярости.

«Шах и мат, господа!» — произнёс я про себя.

Магинский выиграл. Не с тем вы решили играть в игры, мальчики. Вы учились там, где я преподавал. В прошлой жизни противостоял настоящим гениям интриг с разных стран. Вот кто были настоящие монстры.

— Убей его! — вдруг рявкнул принц Мехмет, указывая на Нишанджи.

Лицо наследника перекосилось, глаза расширились, а пальцы дрожали от переполнявшей его злости.

— Отказываюсь, — пожал я плечами с деланным равнодушием.

— Я приказал тебе убить Нишанджи! Он проиграл! — принц повысил голос, и на его шее вздулись вены.

— Шехзаде Мехмет Турани, — я повернулся к нему, выдерживая прямой взгляд, что по местным правилам было верхом дерзости. — Зачем мне это делать? Я выиграл.

— Ещё нет! Он жив! — Мехмет подался вперёд, словно готовый сам вцепиться мне в горло.

— Я у вас спросил пару минут назад, — мой голос звучал спокойно, как у человека, объясняющего очевидное ребёнку. — Вы подтвердили, что я победил. Хотите взять свои слова обратно? — поднял бровь. — Сын султана не следит за тем, что говорит?..

Последнее прозвучало как напоминание о статусе принца. Все присутствующие повернулись к нему, ожидая реакции. Мехмет давился от злости, обиды и разочарования. План рухнул у него на глазах, и сделать он ничего не смог.

— Вот! — кивнул я, трактуя молчание как согласие. — Раз я выиграл, то не вижу смысла продолжать дальше поединок.

— Но… Но… — пытался что-то придумать шехзаде, вот только слова явно давались ему с трудом.

— Знаете, я очень удивлён, — хмыкнул, добивая ситуацию. — Только что ваша страна хотела снова воевать с моей за то, что я якобы «убил» Нишанджи. Он жив, и первое, что вы делаете — приказываете его убить… Вашего гражданина, хранителя печати. Очень странно, будто вам нужна и выгодна эта смерть. Я в чужой монастырь не лезу, но моими руками вы не избавитесь от него. Хотите должность или что там? Делайте сами.

Тургут, чуть запинаясь, перевёл мою речь остальным. Лица турок вытянулись ещё больше. Теперь они хлопали глазами с открытыми ртами, словно рыбы, выброшенные на берег. От пафоса и надменности не осталось и следа. Шехзаде прятали глаза, избегая взглядов придворных и военных, которые смотрели на них с подозрением.

Наконец, отец Зейнаб поднялся на ноги. Его движения были неуверенными, походка — шаткой. Таковы последствия ядовитого коктейля и кровопотери. Он уставился на меня взглядом, полным недоумения. Я кивнул ему, и мужик, к моему удивлению, ответил тем же.

Хайруллах поднял свой меч с земли, куда тот упал после нашей последней схватки, и взял ножны у старика. Медленно, с достоинством, он вложил клинок обратно. Затем на дрожащих ногах подошёл ко мне и протянул оружие.

— Хайруллах Корёк говорит… — начал Тургут переводить. — Это меч моего прапрапрапрадеда, Великого Эртугнула Альпа. Именно он завоевал Крымский полуостров и принёс эти земли султану. На клинке — кровь ваших людей. Он передавался из поколения в поколение. Ты выиграл, русский дипломат! Не только в силе, но и в уме. Ты победил, и теперь этот меч — твой.

— Чего? — вырвалось от неожиданности, но мне уже всучили клинок.

Ладно, потом разберусь с этим подарком. Сейчас нужно вернуться к вопросу встречи с султаном. Только я собирался открыть рот, как заметил странное движение. К Нишанджи приблизился Мехмет Турани. Его лицо исказилось в маске ненависти. Меч сверкнул в солнечных лучах, поймав отблеск и на мгновение ослепив меня.

Одно стремительное движение, и кончик клинка показался из груди отца Зейнаб. Звук разрываемой плоти и хруст рёбер смешались с коллективным вздохом ужаса. Удар был нанесён точно в сердце. Хайруллах рухнул на землю.

В его глазах, как мне показалось, отразилось странное облегчение. Он умирал с улыбкой на губах, не сводя с меня взгляда. Будто это был его личный выбор, последний акт воли человека, понимавшего, что смерть неизбежна.

— Какого?.. — вырвалось из меня.