Я повернулся и посмотрел на мужика.
— Он вызывает тебя на дуэль до смерти! — повторил бей.
Моргнул несколько раз, переваривая информацию. Интересный поворот, хоть и ожидаемый. С самого начала этот напыщенный Нишанджи пытался на меня наехать, а теперь вот решил закончить всё по-восточному — кровью на песке.
— Да я понял, — кивнул, разглядывая папашу Зейнаб.
Нишанджи стоял с высоко поднятой головой, его глаза сверкали яростью и самодовольством. Губы презрительно скривились, а рука продолжала сжимать рукоять сабли, словно он готов был вынуть её прямо сейчас и отрубить мне голову.
Интересно. Так и что у нас на этот раз? Новая попытка избавиться от русского? Или… Есть вероятность, что так хотят моими руками убрать Нишанджи. В прошлой жизни я бы сам мог так поступить.
В зале царила напряжённая тишина. Принцы наблюдали с интересом, как будто оценивая мою реакцию. Остальные сановники переглядывались, некоторые с плохо скрываемым удовлетворением, другие — с тревогой. Они явно разделились на два лагеря, и сейчас каждый из них делал ставки на исход предстоящей схватки.
Элегантно. Важную персону убьёт житель другой страны. Вот только в этом действии есть подоплёка, и она мне не нравится.
Один из принцев что-то сказал младшему, и тот довольно хмыкнул. Я заметил, как молодые шехзаде обменялись многозначительными взглядами. Ба, они тоже в деле! Интересно, насколько далеко всё зашло в их планах?
Охрана позади меня напряглась, руки стражников легли на оружие. Ждут приказа? Или просто готовятся к любому исходу? Я небрежно оглянулся на них, показывая полное отсутствие страха. В конце концов, в моём пространственном кольце целая армия монстров.
— Пойдём! — толкнул меня бей, схватив за локоть. — Я всё тебе расскажу и объясню.
В его глазах читалась смесь страха и отчаяния. Интересно, какое место он занимает в большой игре? Фигура или игрок? Заложник или участник? Чем дальше, тем сложнее становилась эта партия.
— Не сомневаюсь, — хмыкнул и посмотрел прямо в глаза принцам.
Самый старший из них слегка кивнул, словно одобряя мой выбор. Его тонкие губы изогнулись в едва заметной улыбке. А вот глаза… холодные, расчётливые. В них не было ни капли человечности, только чистый расчёт. И мне это нравится.
Мы вышли из зала в сопровождении охраны. Я чувствовал, как в спине пытались прожечь дыру. Больно не пришёлся по духу туркам. Удивился бы, если бы было по-другому… Мустафа молчал, пока мы шли, только изредка косился на меня с тревогой.
Длинные коридоры дворца казались бесконечными. На стенах висели дорогие гобелены с изображениями батальных сцен — побед османских войск, разумеется. Золото, серебро, мрамор — всё кричало о богатстве и мощи империи. Почти как в моём прошлом дворце, только с восточным колоритом.
Я наблюдал за охраной. Они смотрели на меня уже по-другому — не как на дипломата, а как на покойника. В их глазах читалось что-то среднее между жалостью и презрением.
Снова сад, снова фонтаны, снова подстриженные до тошноты кусты. Словом, культурная пустыня, в которой не было ни одного живого листочка, не вписывающегося в общую картину. Не для людей такие сады, а для богов. Только вот богов тут нет, а люди вынуждены ходить по дорожкам и восхищаться этой мёртвой красотой.
И вот мы уже в машине. Мустафа упал башкой на подголовник и закрыл глаза. Под его веками было движение, губы шевелились, а лицо не самое счастливое.
— Мне нужно подумать, — заявил он.
Да пожалуйста! Я откинулся на спинку сиденья и погрузился в свои мысли.
Грызня за власть — как же мне это знакомо. Мир другой, страна, а ничего не меняется. Ведь суть человеческой природы остаётся той же.
Машина плавно двигалась по улицам Константинополя. Я наблюдал за городом через окно. Торговцы, женщины в традиционных одеждах, дети, играющие в узких переулках, — обычная жизнь обычного города. И никому из них нет дела до того, что завтра русский дипломат будет драться насмерть с одним из высоких чинов Османской империи.
Чем больше страна, тем сильнее интриги. Взять хотя бы мой род. Клочок земли в Российской империи. Если бы не жила с кристаллами, никому бы и не нужен был. И даже так сколько всего мне преподнесли враги?
В памяти всплыли события последних месяцев. Покушения, предательства, битвы с монстрами. И всё из-за чего? Из-за желания контролировать источник власти и богатства. Будь то кристаллы в моём случае или политическое влияние в ситуации с турецким двором — суть одна.
Улыбнулся. А ведь я только начал. Даже города нет, не то что области. Вернулся мысленно к приказам, которые дал каждому из ключевых людей в роду. Может показаться жёстко, но на самом деле нет.
Перевёртыши — мои драгоценные жёны. Их удерживает от лишних действий что? Клятва крови. По факту они наполовину монстры, и это меня нисколько не смущает. Возможно, ещё есть чувства.
Вспомнил, как Вероника и Елена сражались с монстром в лесу. Та короткая сцена, которую я увидел через портал, врезалась в память. Их трансформированные тела двигались с нечеловеческой грацией и силой. И на мгновение я ощутил укол тоски — странное чувство, которого не испытывал очень давно.
Но… клятву крови можно снять. Такое зелье лежит у меня в пространственном кольце. А что есть ещё? Никто не даст мне гарантии в их верности и преданности, если они станут свободными.
Это как с турками. Кто знает, какие обещания даны здесь, какие клятвы принесены? А теперь старый хрыч Нишанджи решил всё порешать по-старинке: кровь за кровь.
Дальше Ольга. Милая, очаровательная девушка. С чего у нас началось знакомство? Из-за неё я не перешёл на ранг, потому что Смирнова украла у меня манапыль. Могу ли ей полностью доверять?
Перед глазами возникло лицо девушки. Курносая, с голубыми глазами, стройная, с маленькой грудью. Она так самоотверженно отдавалась алхимии после того ранения… Некромант вонзил ей нож в живот на площади, и я еле успел спасти бедняжку. После этого она изменилась, стала жёстче. Но я всё ещё помню то чувство, когда увидел её, истекающую кровью. Может ли она предать снова? Сама или под чьим-то контролем?..
Лампа с дядей Стёпой внутри. Тут без вариантов. Если пацан ещё хоть как-то, то вот вторая его личность… Да уж, один из самых опасных представителей моего рода. Но и полезный — его опыт, сила, знания очень помогли. Поэтому он ещё жив. Ну, и я дал обещание. Лучший алхимик и артефактор страны до своей «смерти». Хитрая и расчётливая тварь, но дяде Стёпе далеко до меня. Поэтому не я, а он мне подчиняется.
Кто там ещё? Витас. Латыш, который был предателем и работал на джунгар. Можно ли его сломать? Хороший вопрос. Хоть я и помог ему с родственниками, стоит ли обезопасить себя? Этот суровый мужик с военной выправкой всегда вызывал во мне смешанные чувства. С одной стороны, профессионал, каких поискать. С другой — предатель. Но он честно искупил свою вину.
Медведь… Тут всё понятно: сдерживающий элемент Витаса и новый кадр в моей структуре. Против него я ничего не делал.
Коренастый здоровяк с рыжей бородой. Фёдор — правая рука Витаса и его лучший ученик. Надёжный, как скала, и верный, как пёс. Наверное, единственный, на кого можно полностью положиться, не оглядываясь постоянно через плечо. Если только его не подчинят ментальной или какой ещё магией.
Остаётся Жора. Преданный слуга рода, который не может мне ничего толком рассказать. Ни то, почему я похож на прошлого Павла, ни о другом. Информацию даёт обрывками и когда посчитает нужным. На нём клятв больше, чем игрушек на ёлке.
Высокий, подтянутый, с каменным выражением лица. Его безупречный чёрный костюм с серебряными пуговицами всегда выглядит так, словно только что из портновской. Интересно, сколько он уже служит роду Магинских и что на самом деле скрывает?
Александра — новая инвестиция. Воспитанная «собачка» для Жмелевского. Надеюсь, мои люди сумеют заложить ей в голову правильные мысли, прежде чем она восстановит память, в чём я почти не сомневаюсь.
Маг-усилитель седьмого ранга, способный многократно увеличивать силу других магов. К тому же Жмелевский настолько ею дорожил, что даже бил за малейшие ошибки. А у меня большие планы на эту девушку.
Глянешь так: и все ведь неблагополучные. Но это суть человека, он не совершенен. Поэтому я выстраивал с каждым отношения. Верность и преданность без давления, клятвы крови, которые сдерживают. И последние приказы. По моим подсчётам, они должны сработать. Это приведёт к конфликту. Кто начнёт — не знаю, но должна запуститься цепная реакция. Не просто же так я оставил всех следить друг за другом.
Чего добиваюсь? Понятия, что, помимо верности, преданности, клятвы, есть ещё один сдерживающий фактор — мои люди. Они должны увидеть, что с ними будет, если вдруг кто-то решит пойти против меня — добровольно или нет. Что за их спинами есть те, кто следят и могут нанести удар в случае чего. Те, кто готовы сражаться за меня и род Магинских. Тогда, даже если враг снимет как-то клятву, подчинит — развалить мой род будет сложно.
Время я тоже выбрал не специально. Сейчас, пока только начал восхождение к власти. Дальше появится больше интриг, рисков и опасности, и мои люди должны быть готовы, а мне нужно быть максимально уверенным в них.
В прошлой жизни я многого нагляделся. Жёны убивали мужей, и наоборот. Родители продавали детей, я тому яркий пример. Брат на брата… И ведь в том мире не было магии подчинения и всего остального…А в этом нужно быть готовым ко всему и постоянно, что я и делаю.
Машина резко затормозила на повороте, и я чуть не врезался головой в переднее сиденье. Мустафа даже не шелохнулся, продолжая что-то бормотать себе под нос с закрытыми глазами.
Я вернулся мыслями к нашему собранию. Отличный пример, как султан замышляет одно, а часть его людей — другое. И будь на моём месте другой… Никакого мира, и снова война. Политика и власть — это место не для слабаков. Тут ещё явнее работает правило, что сильный пожирает слабого. Сколько стран в прошлой жизни мы захватили? Почти все. И больше половины проиграли не из-за монархов, а из-за приближённых. В ненавистном мне Совете аристократов часто повторяли одну фразу: «Цепь сильна настолько, насколько сильно самое слабое звено».
Машина снова остановилась, и я увидел, что мы почти доехали до гостиницы. Интересно, Мустафа действительно настолько поглощён раздумьями или просто изображает.
— Магинский! — наконец произнёс бей, открыв глаза.
Его взгляд был тяжёлым, словно он принял какое-то важное решение. Морщины на лбу стали глубже, а в уголках глаз появились новые — следы тревоги и бессонной ночи.
— От Нишанджи хотят избавиться моими руками, — хмыкнул я. — Если выиграет он, то, получается, убил русского дипломата и по факту развязал войну. Мужика — в топку. А если выиграю я…
Мустафа мрачно кивнул, подтверждая мои слова:
— Если выиграешь ты… — бей поморщился, словно проглотил что-то горькое. — Эффект тот же: избавляются от неугодного. Русский убил нашего хранителя печати, мы вправе объявить войну и мстить.
— Красиво, — улыбнулся в ответ. — Молодцы! Наконец-то старые добрые интриги, а то я уже по ним соскучился.
И действительно, хоть план незамысловат, но эффективен. Кто бы ни победил — результат один: война между империями. А кто-то третий просто потирает руки в стороне, радуясь, что всё идёт по плану.
— Ты понимаешь, что в любом случае наступит война и твоя смерть? — уставился на меня бей.
— Ага, — кивнул я. — Поэтому и говорю, что красиво. Новые игроки на нашей доске, которые против вашего Нишанджи и меня. Они решили немного перекроить схему власти в Османской империи.
Машина снова тронулась. За окном мелькали узкие улочки Константинополя, заполненные торговцами, нищими и просто прохожими. Они не знали, что скоро, возможно, случится ещё одна война. Для них это будет просто новость, которую огласят глашатаи. А для меня…
— Шехзаде Мехмет Турани… — тихо произнёс Мустафа. — Он хочет занять место хранителя печати.
— Братья уже готовятся к правлению? — поднял бровь. — Хорошие мальчики, умные.
Вот оно что! Молодые принцы не просто так были на этом «диване». Они проверяли, сделает ли отец Зейнаб всё так, как задумали. И он не подвёл — вызвал меня на дуэль, как последний идиот. Теперь уже неважно, кто победит. Результат будет тот же.
— Ты не переживаешь? Всему конец! — воскликнул бей и потом взял себя в руки, оглянувшись на водителя.
Но тот, похоже, не понимал по-русски, так как даже не повернул голову. Или слишком хорошо обучен не реагировать на разговоры пассажиров.
— Лучше объясни ваши условия дуэли, — перевёл тему.
А вот это уже интересно. У них как таковых дуэлей нет в культуре. Хоть его и называют поединком чести среди аристократов, событие крайне редкое. Формально это личная расправа между мужчинами.
Мустафа начал объяснять:
— Утром, в специальном саду дворца султана. Без секундантов, только два или три уважаемых свидетеля, которые подтвердят, что никто не напал со спины.
Я кивнул, подумав: «Ничего удивительного».
— Никакой магии, — продолжил бей. — Только личная сила каждого. Бой на саблях до смерти. Формально победителю не должны причинять вред…
Последнюю фразу он произнёс без особой уверенности. Я усмехнулся. Конечно, победителю не причинят вред. Я не настолько наивен и молод, хотя второе спорно.
— Я в этом сомневаюсь, — закончил Мустафа, словно прочитав мои мысли.
Интересно, почему он так заботится о моей судьбе? Сначала сопроводил до Бахчисарая, потом уговаривал турчанку не устраивать мне проблем, теперь предупреждает об интригах. Что движет им? Страх? Чувство долга? Или он просто выполняет чей-то приказ, чтобы втереться в доверие?
Завтра на рассвете состоится наша «личная расправа между мужчинами». Нас привезли к той же гостинице. Охраны стало больше, и, судя по всему, все жильцы съехали.
— Вот это я понимаю, приём! — хмыкнул. — Целое здание для меня.
Гостиница, ещё недавно заполненная постояльцами, теперь превратилась в мою личную резиденцию. Охрана у дверей стояла навытяжку, словно я был как минимум принцем. Интересно, это ради моей безопасности или чтобы я не сбежал?
Мы с беем выбрались из машины. Один из стражников подошёл и что-то сказал Мустафе. Тот кивнул и повернулся ко мне:
— Тебе выделили апартаменты на третьем этаже. Самые лучшие.
Нас вежливо сопроводили до номеров. Я смотрел по сторонам: все двери были открыты, комнаты пусты. Действительно, гостиницу полностью очистили от постояльцев. Интересно, сколько людей пришлось выселить ради этого? И что им говорили? «Извините, нам нужно подготовить вашу комнату для мертвеца»?
У меня теперь есть личный номер. Шикарный, нужно сказать, — огромное помещение с пятью комнатами. О, замок закрыли, и Мустафа остался снаружи.
Я осмотрелся внимательнее. Огромная гостиная с мягкими диванами, обитыми шёлком, изысканные ковры, дорогие картины на стенах — восточная роскошь в полном объёме.
Дальше — главная спальня с большой кроватью под балдахином, кабинет с письменным столом из красного дерева. Ещё одна спальня поменьше и комната с мраморной ванной.
— Эта моя, — кивнул своим мыслям.
На столе — тринадцать подносов с едой. Чего тут только не было! Блюда из баранины, курицы, рыбы. Плов с разными приправами, что-то завёрнутое в листья, кебабы всех видов и размеров. Фрукты, сладости, пахлава, рахат-лукум.
Ну, раз у нас такой пир, то… Пора поделиться этой радостью с другими. Достал из кольца Лахтину, Изольду, Фирату и Тарима. Они появились почти одновременно, озираясь по сторонам с недоумением.
Лахтина в своём облегающем платье, делавшем её маленькую грудь более заметной. Изольда — величественная и холодная, как всегда. Фирата в том платье, которое я ей дал. И брат девушки Тарим в моём костюме.
— Комнаты есть на всех, — произнёс я. — Можете разбирать свои хоромы, сегодня спите, как люди. Еда тоже для вас.
Фирата первая подбежала к столу, её глаза загорелись при виде блюд. Она с жадностью схватила какой-то фрукт и впилась в него зубами. Сок потёк по подбородку, но девушке было всё равно.
Лахтина подошла к одной из дверей и осторожно заглянула внутрь. Её лицо осветилось, когда она увидела роскошную спальню.
— Это мне, — заявила она и тут же юркнула внутрь, словно боясь, что кто-то отберёт комнату.
Изольда с презрением наблюдала за суетой остальных, но я видел, как её взгляд то и дело возвращался к столу с едой. Она тоже была голодна, просто лучше скрывала это.
Тарим стоял у стены, не решаясь двинуться с места без приказа. Всё-таки бывший король степных ползунов в человеческом облике выглядел совершенно потерянным.
Мать тоже откушала какой-то фрукт. Фирата и Изольда побежали выбирать оставшиеся комнаты, пока парень стоял и тупил. Как обычно… Я улыбнулся.
Как только делёжка жилплощади была завершена, Тариму досталась самая маленькая комната, а свою я уже выбрал.
Потом все дружно набросились на еду. Изольда, наконец сдавшись, изящно подошла к столу и начала накладывать себе разные блюда на тарелку, стараясь делать это как можно аристократичнее. Фирата уже давно ела, не обращая внимания на манеры, прямо руками запихивая в рот всё, что попадалось под руку. Лахтина вернулась из своей комнаты и тоже начала есть, время от времени бросая на меня взгляды из-под ресниц.
— Ванная комната у нас одна, — привлёк внимание всех. — Так что в порядке живой очереди.
— Я первая! — тут же успела Изольда. За ней Лахтина, Фирата, и мужская часть — снова последняя.
Мать перевёртышей победоносно улыбнулась, словно выиграла важную битву. Лахтина недовольно фыркнула, но спорить не стала. Фирата, кажется, вообще не поняла, что происходит, но всё равно поучаствовала.
Я достал Ама из пространственного кольца. Огромный водяной медведь материализовался посреди гостиной, едва не перевернув стол с едой. Сколько же радости было в его человеческих глазах.
— Па-па! — воскликнул он, подбегая ко мне и обнимая своими огромными лапами.
— Важно! — мой взгляд стал серьёзным. — Ведёте себя тихо, иначе всех уберу. А ты, дружище, получаешь почётное право пойти первым в ванную, — обратился к водяному медведю.
— Но! — тут же воскликнула Изольда. — Нам что, мыться после монстра?
Хмыкнул. Кто бы говорил… Мать перевёртышей, бывшая королева самых опасных тварей, возмущается, что ей придётся принять ванну после медведя.
Кивнул и направился к себе в комнату. Закрыл дверь и упал на кровать.
— Как же мне выиграть в дуэли на смерть, не убивая при этом? — спросил сам себя.
Это был хороший вопрос. С одной стороны, я мог просто лишить жизни Нишанджи — силы и навыков у меня для этого достаточно. Но тогда стану убийцей турецкого сановника, и войны не избежать. С другой стороны, если я проиграю, то умру сам, и тоже будет война.
Замкнутый круг.
Зейнаб и её отец Хайруллах
Роскошные покои Нишанджи занимали целое крыло дворца. Комнаты, отделанные мрамором и золотом, убранные шелками и коврами ручной работы, больше напоминали музей, чем жилое пространство. Воздух здесь пропитан ароматами благовоний и специй, смешанными с тонким запахом розовой воды.
Мужчина сидел в кресле и ел виноград, запивая его горячим кофе. Кресло, инкрустированное слоновой костью и перламутром, выглядело как настоящий трон.
Хайруллах сидел, наслаждаясь каждой виноградиной, словно это был последний ужин в его жизни. Нишанджи вёл себя уверенно: его спина была прямой, лицо — спокойным, только глаза выдавали напряжение.
Рядом с креслом стояла фамильная сабля в богато украшенных ножнах. Рукоять оружия, инкрустированная драгоценными камнями, поблёскивала в свете масляных ламп.
— Отец, — позвала девушка, входя в комнату и низко склоняясь в почтительном поклоне. — Зачем?
Зейнаб выглядела встревоженной. Её тонкие пальцы нервно теребили край шёлкового платья. Волосы, обычно собранные в сложную причёску, сейчас падали свободно на плечи.
— Потому что я не мог больше терпеть этого наглого варвара! Если бы не шехзаде, которые присутствовали на Диван-и Хюмаюн… Он уже был бы мёртв! У меня не осталось выбора.
Хайруллах говорил уверенно, но Зейнаб знала отца слишком хорошо. Мелкая дрожь в его руке, слишком частое моргание — признаки, незаметные для других, но очевидные для неё. Отец был обеспокоен больше, чем показывал.
— Этот русский силён. Он как-то сбежал из тюрьмы султана, — встревоженно произнесла турчанка, делая несколько шагов вперёд.
Воспоминания о встрече с Магинским нахлынули на Зейнаб. Его уверенность, сила, то, как он захватил корабль пиратов и унизил девушку, назвав судно её именем. «Сютбебеси Зейнаб» — это словосочетание до сих пор заставляло кровь закипать от ярости и стыда.
— И не только! — поморщился Нишанджи. — По моему приказу его сразу бросили в колодец.
Голос мужчины дрогнул при этих словах. Он кинул недоеденную виноградину обратно в чашу и сделал глоток кофе, скрывая своё волнение.
— Серая зона? — брови девушки взлетели вверх. — Он выбрался оттуда? Но как?
Зейнаб невольно сделала шаг назад. Серая зона — место, из которого не возвращаются. Там обитают монстры, разрывающие людей на части ещё до того, как те успевают коснуться земли. Даже маги высоких рангов избегают этих мест.
— Неважно, — ответил мужчина, пытаясь придать своему голосу твёрдость. — Если вся правда всплывёт, то у султана ко мне будет много вопросов. А так нет русского — нет проблем.
Хайруллах поставил чашку с кофе на столик из сандалового дерева. Его пальцы на мгновение задержались на гладкой поверхности, словно он искал в ней опору.
Зейнаб очень переживала за отца. Пусть строгий, требовательный и местами деспотичный, но девушке было страшно подумать, что с ней случится, если отец проиграет. Титул Нишанджи перейдёт к кому-то из шехзаде.
В этом и была проблема. В отличие от европейских стран, в Османской империи титулы и должности не передаются по наследству. Султан может назначить кого угодно на пост хранителя печати после смерти Хайруллаха. И все понимают, что это будет кто-то из принцев или доверенных людей.
Она потеряет статус и власть, и её жизнь будет определять двор. Подарят кому-то из важных вельмож в качестве наложницы в гарем. И что тогда? От этой мысли сводило живот, руки потели и тряслись.
Зейнаб не хотела становиться просто чьей-то утехой. Не для этого её отец растил, не для этого она много училась и тренировалась.
«Почему русский дипломат вообще появился в жизни нашей семьи? — беспокоила её мысль. — Если бы отец не был тогда на южных границах, не бежал, пряча семейную реликвию, не послал её разобраться с ним, ничего бы этого не случилось».
Она вспомнила тот момент, когда отец, получив известие о наступлении русских войск, срочно покинул свой пост, прихватив с собой артефакт, который веками хранился в их семье. Зейнаб никогда не видела его, но знала, что это какая-то древняя штука, по легенде, обладающая невероятной магической силой.
— Ты должна защитить наше наследие! — уверенно заявил мужчина. — Что бы ни случилось.
Его голос звучал твёрдо, но глаза… в них читался страх. Не за себя — за неё, за всю их семью. Нишанджи наверняка понимал, что ставит на кон слишком многое.
— Папа! — бросилась девушка, но её остановили жестом.
— Хватит, — фыркнул Хайруллах. — Кольца нашей судьбы уже давно скованы. Что будет, то будет. Главное, ты должна защитить наследие. Вот.
Один из слуг подошёл к Зейнаб и передал ей шкатулку. Небольшой ларец из тёмного дерева, покрытый замысловатой резьбой с символами, древними настолько, что их значение уже никто не помнит. По краям шкатулки вились серебряные узоры, сплетаясь в защитные руны.
— Только у тебя из всех моих детей проснулась сила, — съел виноградину Нишанджи. — Это твоя страховка и цена за хорошую жизнь. Ты должна позаботиться о нашей семье.
Зейнаб осторожно приняла шкатулку, ощущая сквозь древесину странное тепло. Внутри явно находилось что-то магическое. У девушки закружилась голова от осознания ответственности, которую возложил на неё отец.
— Я? — удивилась она. — А как же братья? Дяди?
Зейнаб посмотрела на деревянную коробочку с опаской. Всю жизнь ей приходилось бороться за место под солнцем, доказывать, что она не хуже своих братьев, несмотря на то, что женщина. И вот теперь отец доверяет ей самое ценное, что есть у семьи.
— С ними всё будет в порядке, — кивнул Нишанджи. — Мой род сильно стоит на ногах, они не смогут использовать это преимущество, а ты — да. Поэтому я возлагаю на тебя бремя того, чтобы мы не исчезли с истории нашей страны. Я верно служил султану…
Его голос дрогнул на последних словах. Хайруллах не хотел показывать слабость, но мысль о том, что верность и преданность могут быть забыты после его смерти, причиняла ему боль.
— Отец, ты обязан выиграть! — заявила Зейнаб. — Это же мальчик! Ты убьёшь русского, и тогда…
— Девочка моя, ты не видишь всей картины, — улыбнулся Хайруллах. — Помимо страны, у правителя есть дети, и он заботится об их будущем, как я — о твоём. Фигуры уже давно расставлены.
В его голосе слышалась усталость. Хайруллах служил султану всю свою жизнь, видел, как менялась страна, как принцы из маленьких мальчиков превращались в расчётливых политиков. Он знал, что наивно полагать, будто его смерть что-то изменит в большой игре.
Зейнаб сжимала шкатулку. Отец не видел её слёз, потому что девушка сдерживалась, как и полагает дочери великого Нишанджи. Ей велели покинуть зал.
Когда дверь за Зейнаб закрылась, Хайруллах остался один и достал свой верный меч. Много голов он снёс, вдоволь напился крови. На стали блеснули огни свечей и ламп. Мужчина провёл по лезвию рукой. Умирать он не собирался.
Клинок, переданный ему отцом, а тому — его отцом, хранил в себе историю семьи. Каждая зазубрина, каждое пятнышко имели свою историю, напоминая о битвах и победах прошлого. Меч должен послужить ещё раз, снести голову варвара.
Будь это турок, то мужчина пожертвовал бы своей жизнью ради будущего страны. А для русского?.. Никогда!
Хайруллах достал флакон с одним крайне редким зельем. Множество людей спустилось в серую зону, чтобы его заполучить. Сотни жизней оборвались ради этой драгоценности. Даже у султана нет такого крайне сильного яда.
Флакон, сделанный из тёмного стекла, чуть светился изнутри. Зеленоватая жидкость пульсировала, словно живая. Говорят, что этот яд добывают из желёз редкого монстра, обитающего в самых глубоких уголках серой зоны. Одной капли достаточно, чтобы убить человека за считаные секунды.
Мужчина хмыкнул и сжал бутылёк.
— Завтра ты умрёшь, русский, — произнёс он с улыбкой.
Хайруллах осторожно нанёс яд на лезвие сабли, стараясь не вдыхать даже пары. Зелёный туман на мгновение окутал сталь, а затем впитался в металл, не оставив и следа. Так даже незначительная царапина будет смертельной для противника.
А теперь настало время вызвать одну из жён в покои. Мужчине нужен правильный настрой перед битвой.
Я сидел у себя в комнате и думал, экспериментировал и пробовал. Мои подопечные веселились. Пару раз проверял их. Говорили они шёпотом, даже Ам плескался почти беззвучно.
Магия льда отзывалась особенно хорошо сегодня. Я создавал небольшие кристаллы, испытывая их на прочность, скорость формирования, контроль над формой.
Шестой ранг даёт мне гораздо больше возможностей, чем раньше. Вместо шести шипов могу создавать десять одновременно. Они были тоньше, острее, и, что самое важное, — контролировать их теперь значительно проще.
Яд тоже стал сильнее. Раньше мой ядовитый шар был размером с апельсин, сейчас он вырос до арбуза. Концентрация токсина увеличилась, время действия — тоже. Но самое интересное — я начал чувствовать отраву через кожу.
Если завтра Нишанджи попытается использовать яд, я узнаю об этом ещё до начала боя. Неплохое преимущество, учитывая, что в дуэли запрещена магия. Но это не значит, что я не могу подготовиться заранее.
Через стену из моей комнаты доносились приглушённые голоса. Девушкам пришлось бороться за ванную. Три хрупких создания в человеческом обличье против монстра. Они его уговаривали, подкупали едой, пытались вытянуть.
Подслушал, как Фирата говорила Аму:
— Выходи, больша-а-ая рыба… Я дам тебе эту вкусную штуку, — в её руке был кусок мяса с подноса.
Ам даже не отреагировал. Плеск воды продолжался.
— Да он как малый ребёнок! — возмутилась Лахтина. — Давай я его вытащу!
Прислонился к стене, прислушиваясь. Мне было любопытно, как она собирается выманить водяного медведя из ванны.
— Ам, — сказала Лахтина странно ласковым голосом. — Если сейчас не выйдешь, я расскажу господину, что ты испортил его вещи.
Ответом ей было только довольное бульканье. Видимо, Ам не воспринимал угрозу всерьёз.
Уж не знаю, кому в голову пришло смутить медведя. Три дамы разделись догола и зашли к нему. А тому было плевать. Так что только ближе к ночи Ам покинул ванную. Несколько часов Изольда, Лахтина и Фирата потратили на то, чтобы привести её в порядок.
Я представил эту картину: три обнажённые девушки и огромный водяной медведь в одной ванной. Улыбнулся. Если кто-то узнает, что в номере творится такое, точно решат, что я спятил. Земельный барон, дипломат и коллекционер монстров — звучит как диагноз.
Началась очередь девушек. Каждая провела равное количество времени в воде. А вот Тариму не удалось помыться. Бедолага так и сидел в своей комнате, не решаясь выйти без разрешения. Иногда я забываю, что он хоть и выглядит как человек, на самом деле всё ещё монстр, привыкший к подчинению сильнейшему.
Дальше была бесшумная битва с водяным медведем. Ведь Ам занял кровать Лахтины. Ко мне стучались несколько десятков раз, прося о помощи. Ответил им, чтобы разбирались сами.
— Но он занял мою кровать! — шептала Лахтина через дверь.
— И мне какое дело? — отвечал я, продолжая свои эксперименты с магией.
— Ты его хозяин! — настаивала бывшая королева скорпикозов. — Прикажи ему уйти.
— Нет, — отрезал в ответ. — Сама разбирайся с ним. Я занят.
Слышал потом, как она шипела что-то вроде «бездушный тиран» и «вот так всегда». Изольда пыталась прогнать Ама водой, но водяному медведю любая влага была только в радость. Фирата предлагала отдать ему еду в обмен на кровать, но монстр уже объелся и просто игнорировал её.
Под самое утро уснул. Много же я провозился с магией, пару раз полностью опустошил источник. Не уверен, что моя задумка сработает. Если не получится, придётся импровизировать.
Сон был беспокойным. Мне снился Дрозд, говоривший что-то о некромантах и проклятиях. Потом Лахтина в форме скорпикоза, сражающаяся с турками. Степные ползуны, выползающие из песка в пустыне. И, наконец, Нишанджи с саблей.
Я открыл глаза от стука в дверь. Вскочил. Тут же обошёл все комнаты, собрал девушек в пространственное кольцо. За ними паучков. Ам нашёлся в апартаментах Тарима.
Улыбнулся: «Вот же глупый парень». Водяной медведь занял кровать, а он спал на полу. Напора бывшему королю степных ползунов явно не хватает.
Тарим лежал, свернувшись клубком на ковре, подложив под голову одежду. Ам развалился на кровати, заняв её полностью. Его огромное тело блестело от влаги, а изо рта вытекала светящаяся жидкость, образуя лужу на подушках. Переместил и их.
Когда дверь открылась, ко мне пожаловал бей. Мужик оглядел бардак в апартаментах и поднял бровь. А я что? Просто пожал плечами.
Номер действительно выглядел так, будто тут прошёл небольшой ураган. Мебель сдвинута, подушки разбросаны, на полу — лужи от Ама, обглоданные кости на тарелках, смятые простыни. Остатки великой битвы за ванну и кровать.
Мы вышли из номера и под сопровождением спустились вниз, уселись в машину. Как только тронулись, Мустафа произнёс:
— Ты можешь отказаться.
Вышло как-то неуверенно. В его глазах читалось что-то среднее между надеждой и отчаянием. Кажется, бей действительно переживал за мою судьбу.
— Разве? — улыбнулся я.
Ответ очевиден. Если бы у меня была такая возможность, Мустафа не стал бы о ней говорить с таким выражением лица.
— Ты осрамишь честь свою. С тобой не сможет встретиться султан, — добавил бей. — Но останешься жив.
— Значит, выбора нет, — подмигнул. — Да и не собирался я отказываться. Есть у меня несколько претензий к мужику. Наговорил много, мешал достаточно.
За окном проплывали улицы Константинополя, ещё пустые в столь ранний час. Солнце только начинало подниматься над горизонтом, окрашивая небо в розовато-золотистые тона.
— Ты не трус! — кивнул мне Мустафа. — У тебя есть честь и достоинство мужчины.
В его словах прозвучало уважение. Забавно, как быстро меняется отношение к человеку, когда он готов умереть за свою родину. Ещё вчера я был для них варваром, а сегодня стал мужчиной чести.
Ничего не ответил, и мы продолжили наш путь к месту дуэли молча. Снова оказались рядом с дворцом. Охраны, военных, слуг здесь стало больше. Мне открыли дверь.
— Прощай, Магинский! — склонил голову бей. — Верну все долги в следующей жизни. Я счастлив, что повстречал такого человека, как ты, на своём пути.
— Ты не пойдёшь? — хмыкнул я.
И снова этот взгляд — смесь вины и сожаления. Мустафа действительно не хотел меня отпускать, но и пойти не мог.
— Мне нельзя, — покачал он головой.
— Жаль… Такое представление пропустишь.