Дурень. Книга пятая. Буря

Глава 14

Событие тридцать седьмое

«„В окопах нет атеистов“ — не довод против атеизма, а довод против окопов.»

Джеймс Морроу

Дондук смотрел в подзорную трубу на подходящие к берегу джонки, тянувшие на буксире большие узкие лодки и прикидывал, а сколько там может находиться человек. И получалось у него, что ёшкин по голове, многовасто. В лодках человек по десять, а джонка тащит три таких лодки и в самих джонках может человек пятьдесят разместиться, итого: при пятнадцати джонках, к ним привалило гораздо больше тысячи человек. Сотник даже пожалел, что не внял голосу разума, говорившего устами капитана Пауля Ирби: «Не пойму я, зачем это геройство? Нужно просто всех убить»!

На пяти первыми ткнувшихся в деревянный причал джонках оказались орудия.

Планируя оборону Белого замка и предупреждённый о такой возможности, Дондук придумал небольшую маскировку фортификационных работ. Заранее это сделать было нельзя и потому, едва поступило сообщение от лейтенанта Сомова о начале вторжения, как все защитники замка не к редутам бросились, а в лес, что начинался в версте приблизительно от замка, сразу за оградой деревни. Там каждый, приготовленным заранее топориком, которые везли для торговли с айнами, срубил молодое деревце или несколько больших веток кустов, бросил топорик, чтобы не мешал, и с этой ношей во всю прыть устремился к первому рву. Прибежали, воткнули это в землю, тоже заранее вскопанную, чтобы не терять времени, и только после этого заняли места за первым редутом. К чему такие сложности. А посчитал Дондук, что японцы не дураки, и если деревья и ветки натыкать заранее, и у них засохнет листва, то эти «недураки» догадаются, что за этими икебанами их ждёт засада. А так, стоит себе лесок или живая изгородь. А русские любят зелень, или это и росло тут?

Джонки ткнулись в причалы и почти сразу рявкнули пять орудий. Били они не куда попало, а по батарее, что расположена справа от леска молодого. Там из вынутой изо рва земли насыпали небольшой холм и поставили пять орудий на прямую наводку, а рядом… Орудия сделали из дерева, покрасили потом стволы в чёрный цвет. Канониров тоже из дерева сколотили, одев в яркие синие мундиры, доставшиеся от убитых асигару.

С первого выстрела не очень получилось у артиллеристов страны «Восходящего Солнца», промахнулись. Лишь одно из пяти ядер попало в деревянного солдата, снеся его с холма, остальные пролетели мимо. Высоко взяли. Всё же какой-то опыт у японских пушкарей был и второй залп получился точнее, попали в одно из орудий, уронив его на бок и снесли с холма «банщика» — стоял такой бравый хлопец с банником в руке и озирал неприятельский флот, вместо того чтобы орудие заряжать, вот и получил.

Японцам понадобилось семь залпов, чтобы русскую батарею полностью уничтожить, перепахав холмик. И всё это время шла высадка десанта. Пока они жались к лодкам, готовые видно в любой момент сигануть назад и дать дёру, если появятся страшные чёрные корабли. Но кораблей не было, батарея уничтожена, и командиры… и самураи повели народ на штурм замка, прямо на тонкую «зеленую линию».

От причалов ближайших, подковой, чуть разогнутой выстроенных, до нового леска, что скрывает ров, метров триста. С криками «банзай» и ещё каким-то рёвом, прямо сплошной толпой, японцы, ведомые мечниками — очевидно, самураями, в поблёскивающей на солнышке броне, устремились к замку и, следовательно, к тонкой зелёной линии. Уже вполне можно было стрелять калмыкам, дальность винтовок Дрейзе позволяла, но Дондук команды не давал. Наличие артиллерии у противника делало затею со спрятанными батареями рискованной. Могли догадаться японцы, что раз это не деревья, то и по флангам что-то с кустами не так, и обстрелять.

Наконец, японцы, прилично сбавив скорость, всё же пробежать с криками и одетыми в доспехи три сотни метров, сможет далеко не каждый, доплелись до молодой рощи. Последние метры до зелёной линии самураи, бегущие теперь уже лёгкой трусцой, преодолели на стиснутых зубах, уже ничего не крича, и на морально волевых. Добежали, попытались облокотиться о деревца и рухнули на землю.

— Огонь! — Дондук попытался из крепостного ружья полковника Куликовского образца 1851 года, переделанного по образцу винтовки Дрейзе, попасть по самураю, что тёрся возле орудия на носу одной из джонок. Попал, но не в него. Рядом с блескучим японцем свалился другой, на этом начищенных доспехов не было. Взяв поправку, вторым выстрелом сотник самурая отправил к их богине Аматерасу. Точно так же по канонирам открыли огонь снайпера рассредоточенные по всему редуту. Кому-то и золотой выстрел удался. Орудие как раз заряжали и в ствол пытались сунуть картуз с порохом. По нему пуля и попала. Взорвавшийся в руках канонира порох угробил и его и весь остальной расчёт орудия.

Минуты три понадобилась снайперам, чтобы уничтожить артиллеристов. И всё это время ничего интересного перед редутом не происходило. Японцы, добежав да «лесопосадок», повалили их на землю и бросились всей массой в ров. Там ведь спасение. От видимого ими теперь редута к ним летела смерть выкашивая наступающих целыми рядами. А вон в той яме пули их не достанут. Буквально за три минуты, пока снайпера уничтожали канониров на джонках, ров заполнился так, что там было беднягам ни вздохнуть, ни пё…

В это время и бабахнули с обоих флангов шесть пушчонок. Да, слабенькие. Да, древние. Но стрельнули. И десятки килограммов картечи вылетели из древних стволов и через пару секунд вонзились в тела набившихся в ров японцев. Чтобы не бить по одним и тем же врагам, пушки стреляли по очереди с разницей в пять секунд, чтобы дать возможность мёртвым и раненым упасть. Просчитались с этим. Некуда было падать. Японцы набились в ров так плотно, что падать убитым было некуда. Потому, ущерб от артобстрела был не велик, может тридцать — сорок убитых или раненых.

Зато сработали эти выстрелы лучше и не придумаешь. Командиры в этой массе были, и они представили себе, что произойдёт если пушки сейчас зарядят и выстрелят вновь, а потом снова, а после опять.

— Банзай! — и офицеры стали выпинывать народ из окопа этого на бруствер, в атаку. Да и сами полезли.

Это не просто для низкорослых японцев — преодолеть вертикальную стенку высотой от метра двадцати до полутора метров. Пока организовались, пока поняли, что вдвоём надо выкидывать наверх третьего, пока опять организовались. Всё это время стрелки за редутом не сидели без дела, то там, то тут из-за бруствера показывалась голова или плечо и туда сразу летела пуля. Наконец, японцы приноровились и стали выкидывать наверх смертников десятками. Ни один до редута не добежал. Так продолжалось не так чтобы и долго. У винтовок Дрейзе есть ахиллесова пята — это игла пробойника. Она сгорает примерно через двадцать выстрелов. Сгорела и в этот раз. Все калмыки остались без винтовок.

Как и запланировали, индейцы и айны с обычными ружьями отошли на запасные позиции, а калмыки удерживали с помощью револьверов перебирающихся через бруствер ещё некоторое время, позволяя новичкам, перебежать без особой спешки во вторую линию обороны и зарядить Браун Бессы.

— Отходим, — Дондук пригибаясь бросился к оставленным во втором рву коротким лестницам, пару минут, и они уже за вторым редутом.

Событие тридцать восьмое

«Пессимист жалуется на ветер. Оптимист надеется на перемену погоды. Реалист ставит паруса.»

Уильям Артур Уорд

Шестого июня 1853 года три корабля под Андреевским флагом подошли с востока к самой южной оконечности острова Хоккайдо или сейчас Эдзо. Сильный северо-восточный ветер позволил совершенно спокойно пройти вдоль островов Курильской гряды. Ветер сносил туманы в Охотское море и видимость была отличная. Этот же ветер гнал корабли круглые сутки со скоростью не менее восьми узлов, а днём, когда ставили все паруса, то и за десять скорость доходила. Если что узел — это морская миля в час. Морская миля это 1852 метра. Умножаем на двадцать четыре и на десять и получается, что эскадра проходила за сутки 444 км. Так, что с учётом ночей, выходило километров по четыреста в сутки.

Где сейчас находится фон Кох со своей эскадрой из четырёх кораблей Виктор Германович точно не знал. Последние новости сообщили ему в Форте-Росс, и они были прошлогодние. Приплывшие в Сан-Франциско корабли из Ново-Архангельска с грузом льда продали там его мало. К этому времени Калифорния уже пылала и население самого крупного города в новом штате сократилось до восьми тысяч человек. По этой причине часть льда продали в Форте-Росс. Зимы как таковой нет, а забитую скотину нужно где-то хранить. Леонтий Васильевич срочно организовал население на строительство ледников, читай — копание ям. Опилок хватало. Вовремя лёд привезли, а то проблема, куда девать лишний скот, встала на первый план.

Эти же корабли привезли десяток семей переселенцев — бывших жителей ранчей. В основном — смешанные семьи русских и алеутов или русских и индейцев. Дома, конечно, заняты, но Фролов народ принял с радостью и организовал для них новое поселение — Архангельск, чуть выше по реке Славянка.

Так эти же корабли привезли и новости о фон Кохе. Сашка поразился успехам однофамильца или предка. Честно такого не ожидал. Но где сейчас «джунгарская» эскадра Фролов не знал? Собирались зайти в Петропавловск, а дальше плыть к Хоккайдо. Всё. След теряется.

Сашка решил, что найти его будет не сложно, подплыть к южной оконечности Эдзо и посмотреть, что там сейчас в Мацумаэ и Хакодате. Точно должен там след найтись, если Кох туда направился.

Когда прошли мимо мыса Эсан — самой юго-восточной оконечности острова, нанесённого на карту ещё Крузенштерном, то столкнулись с тем, что продвигаться вперёд практически не получается. Ветер, если и не встречный, то почти, и сносит парусные корабли к острову Хонсю, а приличное течение в Цугарском проливе делает даже движение галсами проблематичным. Вся надежда на паровой шлюп «Восток», он может взять один из кораблей на буксир. И что-то, шестое чувство, наверное, остановило Сашку от этого решения. Вместо этого он приказал передать Римскому-Корсакову команду флажками сходить на разведку к Хакодате.

На «Востоке» опустили все паруса, и окутавшись чёрным дымом, корабль скрылся в тумане. Этот туман здесь ветром не сдувало. Тёплое Цугарское течение выдавало его в огромном количестве, а остров пусть и не очень высокими горами прикрывал залив от ветра. Стоять на месте было глупо, и чтобы хоть чем-то народ занимался, а не шлялся без дела по палубе, посоветовавшись с Тебеньковым, Сашка принял решение короткими галсами продолжать движение к Хакодате. До него порядка тридцати миль осталось и, если к возвращению «Востока» они продвинутся хоть на пять миль, то ведь на эти самые пять миль их буксировать меньше надо будет.

Событие тридцать девятое

Один сказал: это моя земля.

Другой сказал: нет, это моя земля.

А земля ответила: нет, вы оба мои.

Аюк мчался по лесной тропе, успевая иногда оглядываться на индейцев. С Лёшкой их было пятеро. Это те самые, что выжили при нападении на Хок-Фарм. Всё же индейцы не воины, они охотники, да и то больше силки ставили, да ямы ловчие копали. Ну, птицу стрелой собьют. Умение охотиться и спецназ ничего общего не имеют. Бежали за ним индейцы громко. И ступали на всю ступню, и дышали ртом с сипением, плевались, ветки ломали под ногами и плечами задевая. Если бы на них засаду утроили, то обязательно бы в неё влипли.

Но в этот раз засады не было, там впереди шёл бой. Точно не менее трёх километров. Минут десять — пятнадцать бежать. Нда… Это ему, а эти сдохнуть могут при таком темпе. Пришлось Аюку, постоянно оглядываясь, по чуть-чуть темп снижать.

Бой впереди продолжался. Правда, выстрелов становилось всё меньше. Аюк попытался вспомнить, кто там на этом руднике. Ай, да там младший из братьев Вальехо. Вот чёрт, послал им бог союзничков, неужели у него под рукой получше кого не нашлось.

— Догоняйте! — повернулся к Лёшке десятник, когда выстрелы вдруг прекратились, и резко ускорился. Стреляли уже совсем близко, метров триста — четыреста. В лесу точнее расстояние не определить.

Опять грохнул залп впереди, совсем уже близко, и десятник остановился. Впереди был поворот дороги и его скрывали кусты. Аюк снял с плеча винтовку, зарядил. Потом по очереди проверил оба револьвера. Тринадцать смертей он с собой принёс. Калмык, аккуратно присев на колени, протиснулся под ветками, покрытыми мелкими цветочками, и выглянул на дорогу. Ну, а он Вальехо всех троих ругал. А ту вона чё!!! На дороге лежало десятка два мёртвых солдат в знакомой тёмно-синей форме. Более того, на противоположной стороне дороги в таких же кустах тут и там виднелись тела в той же форме. А ещё там стонали, выли, ругались. Выходит, защитники рудника знатно отметились. Аюк выполз назад на тропу, идущую вдоль дороги и лёгкой трусцой побежал к руднику. Там опять грохнуло. Позади затопали индейцы. Слоны, а не индейцы. Дожидаться их Аюк не стал, догонят.

Когда до выхода к реке осталось метров десять, он опять остановился, показал всё же догнавшей его пятёрке, чтобы оставались на месте, и опять на коленях прополз под кустами.

— Ох, ё! — Аюк выпростал вперёд руку с винтовкой и почти не целясь выстрелил, передал винтовку Лёшке, взял у него вторую и опять бахнул, не целясь.

— Ложись! Приготовиться, человек десять сюда бегут. Не вставать! Вашу мать! — стих.

— А чего? — Лёшка плюхнулся рядом.

— Тихо, — зашипел на него десятник.

Кусты перед ними затрещали, в них вломились синие солдаты. Если пролезть под ветками было не сложно, то вот преодолевать их в полный рост, да ещё с длинными ружьями в руках, не простая задача.

— Огонь! — Аюк из револьвера произвёл шесть выстрелов, позади пять раз хлопнули звонкие ружейные выстрелы.

Синие кончились. Один, видимо, раненый, орал, звал на помощь. И это хорошо, так как на помощь ему тут же и прибежали. Шестеро. Бах. Бах. Один раз десятник промазал, но Лешка его подстраховал, успел перезарядить свой Шарпс.

— Уходим. Нужно перезарядить оружие…

— А что там? — Лёшка вскочил, хотел дёрнуться к дороге.

— Отходим. Там их десятка три ещё.

На перезарядку винтовки Шарпса и двух кольтов у Аюка ушло пару минут, и он это время на месте не стоял. Тропа, идущая вдоль дороги, здесь поворачивала прочь к реке, но ещё метров пять по ней пройти можно было, их десятник и прошёл. Всё это время позади орал и звал на помощь раненый солдат, и впереди слышались редкие выстрелы.

Нырнув в очередной раз под ветки, с белыми цветочками, калмык прополз до конца зарослей и выглянул на дорогу. Хоть в этот раз удалось рассмотреть, что же там происходит. Десятка три янки жались к редуту, перезаряжали… ну, пытались стоя на коленях перезарядить ружьё и выпалить куда-то вверх. Куда хотели попасть солдаты американские видно было. Над посёлком старателей возвышались две вышки и с них тёмно-синих обстреливали. И в отличие от бледнолицых, индейцы, засевшие там, стреляли не куда-то в ту сторону, а куда нужно, так как у них тоже были Шарпсы, и целиться можно было.

Ещё семеро солдат во главе с офицером бежали как раз мимо Аюка к раненому солдату в кустах, бежали пригибаясь и стараясь прижиматься к кустам. Через десять метров как раз должны были на десятника наступить. Он отложил винтовку и открыл огонь по приближающимся солдатам из револьвера. Офицер, двигавшийся чуть ближе к дороге и последним, успел из револьвера выстрелить в Аюка, но пуля впилась в землю буквально перед носом десятника, чуть подавшись назад, калмык сменил пистолет и довершил истребление очередной группы спасателей. Патроны опять истратил все. Остался только тот, что в винтовке. Аюк ещё раз вгляделся в, притаившихся за глиняной стеной, американцев. Офицер был, но он был прикрыт прижавшимися к нему солдатами. Как несушку цыплята облепили. Снайперского прицела не было, но всего метров тридцать, Аюк задержал дыхание и подвёл мушку к торчащей на голове офицера фуражке. Бах. Нет, попал в кого-то из солдат. Но и это поспособствовало изменению обстановки со стороны янки. Они по окрику офицера бросились вслед за ним в кусты по другую сторону дороги. Чем сразу воспользовались оба стрелка на вышках. Там вспухли два облачка дыма, а один из солдат, картинно вскинув руки, грохнулся на землю.