Глава 4

Кэлпи немного шевелилась, но это были не осознанные движения, это было что-то автоматическое, её мобильная платформа просто стремилась сейчас уйти в более безопасное место, укрыться, а вот всё то, что я мог увидеть про её состояние в своём нейроинтерфейсе, взвилось до пиковых значений и раскрасилось в красный цвет.

Олег как-то пошутил в подобной учебной ситуации недели две назад, когда мы осваивали простейший ремонт несложных агрегатов, мол — погляди в моё окно, всё на улице красно, прямо праздничная демонстрация, всюду красные флаги, вот и сейчас в моих окнах царил такой же Первомай.

— Твою-то мать! — кто из них это сказал, я не понял, но Анастасия подключила их обоих к работе, оставив меня за бортом, наблюдать за обстановкой. Правильно, наверное, всё же у Олега с Дмитрием функционал по работе с Кэлпи был шире моего, у меня упор делался на управление, не на обслуживание, но, хоть я это и понимал, стало неуютно, хотелось если и не помочь, то хотя бы понять, в чём там дело.

Спустя минуту и тридцать секунд глаза Кэлпи медленно закрылись, а ещё спустя несколько ударов моего сердца открылись, но глядела она уже осознанно, причём с непонятным выражением, и почему-то на Олега.

— Поздравляю, — быстро отозвался он, — но отправим мы тебя, милая, раз обстановка позволяет, в полную перезагрузку, хорошо? Давай, принимай устойчивое положение.

Кэлпи прошла в кабинет, где имелся всего один, но зато здоровый и сильно вытянутый овальный стол, села во главу дальнего угла, сложила руки на коленях и отключилась, выйдя из общей сети.

Кое-что всё же осталось, кораблём управлять я мог, мы проходили с ней и это, на мощностях моего личного нейрокомпа, но именно кое-что, то есть лететь я мог недалеко и недолго, в аварийном режиме по родной системе.

— Ну ты, Саня, даёшь, — вдруг предъявил мне Олег, — ты думай иногда, что делаешь-то!

— Да что случилось-то? — ничего за собой я не чувствовал, но сердце сжалось в ожидании неприятного.

— Вам бы, Александр, — подключилась и Анастасия усталым тоном, — в самом деле нужно быть поосторожнее с воспоминаниями. Понимаю, это не всегда контролируется, но можно же их вовремя оборвать, ну или хотя бы не сильно погружаться, правда?

— Давайте без загадочных речей, — я вдруг здорово обозлился, ведь вины за собой я не чувствовал, а чувствовал я, что кто-то сейчас хочет что-то переложить с больной головы на здоровую, — жду объяснений. И ещё — почему об опасности воспоминаний я узнаю только сейчас?

— Ваша связь с корабельным искином не совсем равносторонняя, — Олег попытался было возмущённо вскинуться и что-то сказать, но Анастасия его перебила, — она считывает вас полностью. Конечно, в некоторые, назову их интимными, моменты связь или ослабляется или прерывается, причём это можете сделать и вы в одностороннем порядке, но в остальное время члены экипажа для неё открытая книга, которую она читает без перерыва. Это понятно?

— Более чем, — кое-что до меня начало доходить, но спешить с выводами я не стал, пусть сама скажет.

— Так вот, Кэлпи — система самообучающаяся, — Анастасия помимо воли увлеклась с объяснениями, чувствовалось, что чему-то в этой ситуации она всё же рада, — причём в самом начале фазы активного роста. Обучается она в большей мере на своих базах знаний, потом идут готовые, проверенные сценарии, а ещё на вас двоих, и не только на действиях, но и на ваших воспоминаниях. У других искинов её класса такой реакции не наблюдалось, но тут, я думаю, просто не было таких нестандартных воспоминаний.

— То, что случилось, это хорошо или плохо? — я хотел уяснить для себя главное. — И почему она зависла?

— Синапсы себе новые отращивает, — буркнул было Олег, но Анастасия вновь его перебила:

— Ну, можно и так сказать. А вообще случай хороший, показательный, я его занесла в свой арсенал, поработаю над ним, подправлю, анонимизирую, уберу детали и можно пускать в ход. Тут вам и чувство долга, и морально-волевые качества, не случай, а конфетка, хотя таких последствий быть тоже не должно. Просто, думаю, слишком сильная встряска на фоне пяти лет бездействия, вот и всё.

— А вы сами? — я не уточнял, что имею в виду, но она поняла.

— А что я сама? — усмехнулась она. — Женщины, Саша, много выносливее мужчин. Ну, просмотрела я вашу жизнь, кое-чем прониклась, сделала для себя несколько выводов, этого мне хватило. Но спасибо, что поинтересовались.

— А профессор? — влез Олег, — его вроде бы тоже накрыло не по-детски, догадался же, блин.

— С профессором сложнее, — вздохнула Анастасия, — действительно, догадался же. Полное погружение, и сразу в такое… Но и с ним всё будет в порядке, он сильный человек. Не сегодня и не завтра, но будет обязательно, там форсировать события ни к чему, желательно ему справиться самостоятельно.

— Тащите его часа через два сюда, — посоветовал ей Олег, — гарантирую кучу положительных эмоций. И сами приезжайте.

— А и приеду, — отозвалась она, — и Александра Андреевича привезу, почему бы и нет, так что готовьтесь. И я отключаюсь, мальчики, тем более что с Кэлпи всё уже хорошо, можете мне поверить.

Не дождавшись ответа, она отключилась, а мы повернулись к нашему основному члену экипажа.

— Как себя чувствуешь? — Кэлпи сидела за столом и с чрезвычайно задумчивым видом рассматривала меня с Олегом, — что это было? С тобой всё нормально?

— Я в полном порядке, — ответила она мне, — а была это эмоциональная встряска. Но больше такого не повторится, обещаю.

— Чего-чего? — затупил я, не хуже, чем сама Кэлпи недавно, — какая ещё встряска?

— Стоп, — решительно вмешался Дима, — Саша, слушай сюда, и ты, Олег, тоже. Эмоции у Кэлпи есть, и они самые настоящие, не хуже, чем у вас, понятно? Концепция отторжения не вызывает?

— Ещё как вызывает, — переглянувшись с Олегом, в первый раз признался я, — как это, настоящие? То есть, мне не кажется?

— А-а-а, чтоб вас, — схватился за голову Дима, — вот оно, экспресс-обучение, какими сапогами были, такими и остались!

— Разрешите мне, — Кэлпи подняла руку вверх, как прилежная ученица, — я сейчас просмотрела свои базы по этому вопросу и у меня есть, что сказать.

Я кивнул ей в ответ, Олег со мной вместе, да и Дима был согласен, он вообще больше любил дополнять чужие объяснения с умным видом, чем объяснять сам, так что Кэлпи, чуть помедлив и с чем-то ещё раз сверившись, начала.

Оказывается, у людей нашего, перед нашим, и сразу за нашим идущего времени, туда-сюда лет двести, имелся один странный выверт в сознании. Мы почему-то были уверены, что эмоции — это что-то такое высшее, присущее только человеку, это прямо венец развития человеческой души, вместо которой, как известно, у животных просто пар, не доросли они ещё, не развились и потому не могут испытывать настоящих эмоций.

Эта уверенность — прямое наследие деревни, но там по-другому и нельзя, там с ума сойдёшь, если начнёшь в каждом поросёнке или курице личность разглядывать, разве же можно из личности борщ варить?

Но это ладно, а вот с так называемыми роботами дело для нас обстояло куда как проще, хотя и в другой крайности — там было одно сияние чистого разума и ничего больше. Во всех книгах и фильмах этого временного периода, что успела Кэлпи перешерстить за эти минуты, во всех, как под копирку, со всех сторон и точек зрения обсасывался один и тот же сюжет — бездушная машина, под влиянием людей и обстоятельств, обретала человечность путём получения эмоций или наоборот, открывая тем самым для себя и остальных дивный, новый мир. Или не дивный, но тут уже от сочинителя зависело, тут легко могла быть и трагедия-трагедия.

Она, Кэлпи, думает, что этот странный выверт нашего сознания гнездился в ещё более странном стремлении людей постоянно пытаться создавать себе подобных собственноручно, а не естественным путём, предусмотренным для этого природой. Вопрос странный и вопрос философский, она, Кэлпи, усматривает здесь и подражание гипотетическому Творцу, и… впрочем, не будем об этом сейчас, времени нет.

Но материалы и возможности ограничивались эпохой, когда-то это была лишь глина и опилки для големов, потом палки и нитки для марионеток, ну и, уже ближе к нашему с Олегом времени, пошли в дело шестерёнки и прочие рычаги с пружинами для механических манекенов, роботами, всё же, Кэлпи назвать бы их не рискнула, пусть даже они и умели играть в простейшие игры. Потом были программные методы, более изощрённые по факту, но ничем не отличающиеся по сути, что бы вам при этом не казалось.

И, как будто этого мало, в дело включалась третья наша заумь — мы охотно верили в возможность обретения этим человекообразным хламом разума, напрочь отвергая эту же возможность для эмоций. Трудно, конечно, глядя в мешанину шестерёнок, допустить, что где-то здесь скрывается душа, чувства и переживания, но ещё труднее ей, Кэлпи, предположить там же вместилище сознания.

А вот для нас, людей, эта проблема даже не возникала. Разум с сознанием в приборе из пяти шестерёнок и десяти лампочек — да легко! Действительно, почему бы и нет, что в этом такого? Но вот душа — а под этим термином она, Кэлпи, сейчас имеет в виду не личность, а именно эмоциональную составляющую этой самой личности — ни в коем случае!

На самом же деле всё обстоит с точностью до наоборот. Создать полноценный искусственный разум очень тяжело, а вот эмоции — намного проще.

Чтобы нам, Саше да Олегу, было понятнее, вот вам аналогия — эмоции существуют даже у рыб, эмоции — это когда думать не надо, это очень адаптивно и очень выгодно, эмоции универсальны.

Да что там у рыб, даже у миног, у которых нет ни плавников, ни нормального позвоночника, ни полноценного черепа, у примитивных бесчелюстных миног, так вот, даже у них уже имелся палеопаллиум — отдел мозга, отвечающий именно за вкус, запах и эмоции.

И да, она, Кэлпи, вкусы с запахами различает тоже, мало того, её органы чувств много превосходят человеческие, она может рассказать нам о таких нюансах, что не всякому профессиональному дегустатору будут понятны. Конечно, вкус и запах — это очень примитивно, это всего лишь вкусно-невкусно и приятно-неприятно, но от них и до любви с ненавистью не так уж и далеко, принцип-то один и тот же.

Естественно, у неё, у Кэлпи, стоят ограничители и подавители сильных эмоций, особенно на агрессию, поэтому бояться того, что у неё чувства возьмут вверх над разумом, не стоит совершенно.

Так что знает она, Кэлпи, что такое искренний смех, радость и печаль, знакомы ей и любопытство со смущением, может она и посочувствовать от всей своей псевдодуши, посопереживать, вот и попалась она, Александр, на ваше воспоминание, влетела в него со всего размаха, можно сказать.

Но пережила она это вместе с Олегом и со мной, многому научилась, сделала выводы, и поэтому смотрит теперь на мир и на себя немного другими глазами. А что зависла — так ведь неожиданно всё, внезапно, не готова она была к такому, вот и захлестнуло её с головой, до того это всё было странным, страшным, пугающим и одновременно до жути интересным и очень познавательным, если только вас, Олег, не покоробят эти слова.

Бортинженер только махнул рукой, мол, ничего-ничего, нормально всё, жги дальше, и Кэлпи продолжила.

Но знает она теперь, как с этим можно справляться, научилась, а потому торжественно обещает, что подобного в будущем не повторится, и благодарит нас за подаренный личностный рост и новые псевдонейронные связи. За сегодняшний день она уже столько получила от нас, и за время экзамена, и после него, и сейчас, что все остальные корабли её серии будут ей только завидовать, что тоже, кстати, эмоция. Она с ними, конечно, кое-чем поделится, но большую часть сохранит только для личного пользования, нужно же ей нарабатывать индивидуальность.

А засим, если вопросов больше нет, то она, Кэлпи, предлагает нам перейти уже наконец к инструктажу, ведь время не ждёт.

— Подождёт, — отмахнулся Олег, пересаживаясь поближе к её концу стола, с той стороны, где были окна, и окна эти, кстати, выходили на задний двор, на котором не было пока ничего, только берёзы, подстриженные кусты и травка. — А вот скажи-ка мне, подруга, это чего же получается, это таких искинов, как ты, с эмоциями да самосознанием, их ведь хрен да маленько?

— Можно сказать и так, — пожала плечами Кэлпи, — системные да планетарные, отраслевые ещё, там, где много людей и всего прочего в производстве задействовано, университетские — их правда немного, но они охватывают всё человечество целиком. В среднем в строй вводится один искин такого класса раз в год или два, не чаще. Ах да, ещё десять кораблей моей серии добавьте к общему количеству.

— Понятно, — я тоже уселся за стол, но с другой стороны, лицом к окнам, — резиденты и эмиссары, так, что ли? Продуманная система, контроль сверху донизу!

— А как хочешь, Саня, так и понимай, — рядом со мной разместился Дима. — Но не всё так просто, и не надейся. И объяснять тебе сейчас это никто не будет, не дорос ты ещё, подозрительности в тебе много, я же вижу, может во вред пойти, вон, пошёл уже теории заговора строить, совсем молодец. Зачем на тебя планетарного отвлекать, тебя и Анастасия так проконтролирует, век помнить будешь. Успокойся, Саня, не всё так плохо, тебе объяснят чуть позже, а сейчас лучше спроси чего-нибудь позитивного.

— Пока согласен, — помолчав, пожал плечами я, — действительно, маловато данных. Ладно, поживём подольше — увидим побольше. А насчёт позитивного — скажи, Кэлпи, а вот искины эти, системный да планетарный, они что, очень, — и я пошевелил пальцами в воздухе, подбирая слова, — тонко чувствуют?

— Именно, — оживилась Кэлпи, — именно так, капитан! Но воли чувствам не дают, если вы об этом, там самоконтроль во главе угла, слишком много от них в этом мире зависит, чувство долга для них превыше всего.

— Жуть какая, — вздохнул Олег, — прямо полубоги какие-то. Да ещё и за задницу всех держат. Держат-держат, ты мне тут, Димон, рожи не корчи и глаза не закатывай. А вдруг с катушек съедут, что тогда? Не боишься, друг, что они в одночасье злобности преисполнятся, начнут агнцев от козлищ отделять и какой-нибудь потоп вам устроят?

— Не держат, — мягко возразила ему Кэлпи, — это симбиоз. Это признак перехода нашей цивилизации на следующий уровень развития и даже, может быть, условие её выживания в дальнейшем. Свобода личности, свобода воли, свобода выбора — для нас не пустые слова. Такой искин — это отражение всего человечества, всей его истории и всех его знаний, так ведь и человечество по сути своей не злобное, а совсем даже наоборот.

— В общем, неча на зеркало пенять, коли рожа крива, — ещё раз вздохнул Олег, но уже более легко, в чём-то Кэлпи его убедила, впрочем, как и меня, — так, что ли?

— Именно! — подхватил Дима, — и вообще, мы сегодня инструктироваться будем или нет? Время-то не резиновое!

— Да, — согласился с ним я и посмотрел на Кэлпи, — можете начинать, товарищ основной член экипажа.

И мы наконец приступили к этому обязательному элементу первого рабочего дня в любой нормальной конторе. Кэлпи, воодушевившись, встала с места и соорудила из стены самую настоящую учебную доску, как в школе, но на которой можно было писать пальцем, а смахивать написанное ладонью, потом сотворила в мебельном конструкторе этого кабинета длинную указку, и для завершения образа ей не хватило лишь очков на нос и седого парика на голову, прямо учительница первая моя, Валентина Никифоровна.

Начала она с лекции, что есть такое, собственно, наша контора и чем она занимается, но я лично мало что понял, уж очень слова были расплывчаты, ну да ладно. Это мы уже проходили, в той жизни проходили, потому что фразой: военнослужащие выполняют специальные задачи — можно было объяснить что угодно, хоть командировку в Испанию, хоть постройку личной бани для командира. Радуйся, что не напомнили тебе при этом про тяготы и лишения военной службы, которые ты должен стойко переносить, и которые легко могли подразумевать под собой, например, зимовку в палатке, или ещё что похуже, да и всё на этом.

Потом был вводный инструктаж, потом охрана труда, правила внутреннего распорядка, ничего сложного или сурового, потом наши права и обязанности, всё это мы уже знали, это не было обучением, просто Кэлпи нужно было всё это проговорить, задать контрольные вопросы, а нам выслушать всё это, дать ответы и поставить подпись. Больше ритуал, ей-богу, чем насущная необходимость, но без него даже в будущем, видимо, было не обойтись.

А потом в окнах кабинета я увидел опускающиеся одну за другой на травку заднего двора грузовые платформы, и Олег заёрзал, оглядываясь.

— Товарищ Анисимов! — Кэлпи, с удовольствием отыгрывая роль строгой учительницы, постучала по столу указкой, — не отвлекайтесь, пожалуйста! У меня всё под контролем! Или вы мне не доверяете?

— Тебе — на все сто! — Олег с сожалением отвернулся от окна, — доверяю, в смысле! Но дело же не в этом, я же всё удовольствие пропускаю! Без нас же начнут!

— Тогда давайте ускоримся, — просто предложила Кэлпи, — всё в ваших руках.

И мы ускорились, быстро и правильно ответили на стандартные вопросы, подтвердили прохождение инструктажа у планетарного искина, поставили подписи и электронные, и живые, по старинке, в большом журнале, где было не так уж и много заполненных страниц, да вышли из кабинета, причём Кэлпи с Олегом выскочили первыми.

Загрузка...