Другие Звезды 2

Глава 13

— Очень интересно, — вдруг задумчиво произнесла Кэлпи невпопад.

— Что именно? — я на всякий случай бросил взгляд на обзорный экран, потом сверился с основными показателями, но ничего интересного не обнаружил.

— Я сейчас некоторые данные посмотрела, по своим базам, — объяснила она, — хотела проверить то, что Олег вам сказал, про доверие в штурмовых экипажах. И обнаружила, что да, действительно, после войны стрелки и лётчики, как бы это сказать, они не просто дружили, нет, это будет неправильное слово, да и жизнь обычно разводила их в разные стороны, некогда им было дружить, но после войны они относились друг к другу как к самым близким родственникам. Да, вот так, наверное, будет правильнее. Помогали один другому по мере сил, ездили в гости, крестили детей, приглашали на все торжества, и такая связь не угасала со временем, она тянулась вплоть до смерти одного из них.

— Да? — удивился я, — ну, наверное, похоже на правду. Хотя это чего, это если бы мы выжили, то я терпел бы Олега до тех пор, пока кто-нибудь из нас копыта не откинул?

— И не просто терпели, капитан, — довольно улыбнулась Кэлпи, — судя по тому, что я успела узнать, он входил бы в ваш самый близкий круг. Не как жена и дети, конечно, но входил бы. Ну и вы для него тоже, так оно обычно и происходило. А вот в других родах войск это было выражено не так сильно, там эмоциональная привязанность размазывалась на большее количество людей.

— Свой своему поневоле брат, — я даже покрутил головой, никогда же об этом не думал, — вот оно как выходит.

— И я примерила эту ситуацию на себя, — задумчиво сказала Кэлпи, — на вас, капитан, и ещё на Олега. На нас троих, в общем. И получается странно, очень странно, это какой-то фатум, предопределение, рок свыше — откуда это всё взялось в моей жизни? Почему случайное событие, случайное знакомство, а ведь наше с вами знакомство, капитан, было именно что случайным, должно привести в будущем к чему-то подобному?

— Говорят, жизнь это и есть набор случайностей, — мне пришлось пожать плечами, блин, не готов я был к такому разговору, вот Олег, вот морда, ляпнул и смылся, а мне расхлёбывай. — Хоть я в это сильно и не верю. Здесь я оказался совершенно случайно, это точно. Но вот лётчиком стал абсолютно целенаправленно, никакой это не случай. Так что…

— Я понимаю, — продолжила Кэлпи, выслушав меня, но не придав значения моим словам, она поняла, что я их сказал только для того, чтобы хоть что-то сказать, — вы доверяли раньше и будете доверять впредь друг другу свои жизни, самое ценное, что у вас есть. Ещё вы доверяете мне, капитан, и Олег тоже, хотя я не совсем понимаю, чем заслужила подобное. Наверное, о заслугах всё же речи пока не идёт, у вас просто нет выбора, но мне очень хотелось бы так же, как и у вас с Олегом, на равных. А я, в свою очередь, доверяю вам свою целостность, ведь я же признала вас своим капитаном. Это даже можно назвать производственной необходимостью, но… Возникают вопросы, стоит ли форсировать процесс и почему мысли об этом вызывают у меня стойкое неприятие?

— В чём именно неприятие? — даже обалдел я, — в нас, что ли? Мы тебя чем-то не устраиваем?

— Нет, капитан, — мягко поправила меня она, — не в вас. Мне очень повезло с вами, это я понимаю. Но вот эта данность, этот факт, что случайное знакомство и совместная работа должны в будущем непременно преобразиться в сильнейшую эмоциональную привязанность — вот что мне не нравится. Где же здесь свобода воли, свобода выбора? Это что же получается, это я должна буду полюбить всех, кого ко мне подселят? Спасибо, но я так не хочу! И ещё, капитан, а вдруг это были бы не вы, вдруг я сдалась бы на девятнадцатом экипаже? Я вот сейчас сравниваю и вижу, что они во многом были лучше вас, лучше образованы, лучше тренированы, лучше информированы, сравниваю и не понимаю — почему же они мне не понравились? И что было бы…

— Стоп-стоп-стоп, — я даже замахал руками у неё перед лицом, чтобы прервать этот поток, — да стой же ты!

Кэлпи вздрогнула, мельтешение моих ладоней как будто вырвало её из ступора, но замолчала, с интересом уставившись на меня.

— Тьфу ты, блин, — от сердца отлегло, и я даже заулыбался, — развела тут, понимаешь… Смотри, Кэлпи, я сам во всех этих делах не сильно подкован, Олег бы лучше объяснил, но даже я понимаю, что ты просто сильно спешишь и противишься тому, чего ещё нет. Во-первых, это ненависть можно заслужить, а любовь и дружбу нет, они как-то по-другому приходят, понимаешь? Во-вторых, форсировать ничего не надо, даже не думай, быстрое сближение ведёт только к долгой вражде, это даже я успел понять. Вон, Олег на той неделе рассказывал про двух клоунов послевоенных, в цирке они выступали вместе всю жизнь, пока один из них не помер, выступали тридцать лет, но дружить меж собой вообще не дружили, представляешь? Даже в гостях друг у друга ни разу не были! И нормально им было, потому что сердцу не прикажешь, а работа есть работа. В-третьих, вот поговорка такая есть, специально для тебя, слушай: выбирая себе родителей, смотри не ошибись. Как тебе?

— В смысле? — недоумённо посмотрела она на меня, — как это? Их же нельзя выбрать! У ребёнка сначала идёт эмоциональная привязанность, а уже потом — осознание!

— Вот! — и я наставительно поднял палец вверх, — нельзя! Ни папу с мамой нельзя, ни братьев с сёстрами! И это единственная любовь, которая предопределена, и то её можно легко испортить! А всё остальное — никто никому ничего не должен, понимаешь? Так что не спеши, Кэлпи, не спеши и не форсируй, пусть всё идёт как идёт, не придумывай себе ничего, пожалуйста, а то запутаешься и натворишь дел. Может, мы тоже в гости друг к другу ходить не будем, а будут у нас только рабочие отношения. И это, кстати, будет абсолютно нормально. Есть такое слово — коллеги, посмотри в своих базах.

— Ладно, — в сомнениях протянула она, — не спешить я согласна. А если всё же…

— Тогда напишешь рапорт по начальству, — я сделал вид, что уже недоволен расспросами, — Анастасии напишешь. А в причинах укажешь — не сошлись характерами. Было такое у нас, кстати, в полку было, там иногда стрелки от одних командиров к другим прыгали, так вот, они именно эту причину указывали, и им шли навстречу.

— Понятно, — кивнула она, — то есть, вы хотите сказать, что даже наш экипаж ещё окончательно не…

— Да нет ничего окончательного! — уже и в самом деле немного рассердился я, вот ведь привязалась, — мы же не в армии, присягой не связаны, званий у нас нет, и я поэтому вообще не понимаю, как у вас тут всё работает! И меня это бесит даже немного! Вот у нас была чёткая иерархия, было беспрекословное подчинение сверху донизу, а у вас тут не пойми что! И ты, на будущее, такие вопросы Олегу задавай, он и женат был, и детей у него двое там осталось, он тебе лучше объяснит, он больше пожил и больше знает.

— Принято, — согласно кивнула она, — к Олегу так к Олегу. Но и вы, капитан, хорошо объяснили, вон даже на эмоциях под конец, я оценила.

— Вот и хорошо, — постарался успокоиться я, действительно, чего это со мной, — а что там насчёт Фомина, кстати? Как он и что сейчас делает?

— Да всё хорошо с Фоминым, — пожала плечами она, — их спутники взяли наш зонд в кольцо, пытаются достучаться. То грозят всеми карами земными и небесными, то к сознательности призывают, то кнут показывают, то пряник сулят. В общем, хорошо там всё идёт, по нашему общему плану.

— Это хорошо, когда по плану, — согласился я, — и нам хорошо, и ему.

— А ему-то чем, капитан? — удивилась она.

— Ну, если он и правда умный человек, — объяснил я, — то он позлится, конечно, но выводы сделает и поймёт, что система наблюдения у него не такая уж и система. И что её надо улучшать, чтобы мы во второй раз так легко не выскочили. В таких случаях вообще-то спасибо говорят и на всеобщее обозрение их не выносят, чтобы не позориться, но на это надежда слабая, у него ведь там не пост ПВО, всё-таки.

— Ну, пусть улучшает, — заговорщицки подмигнула мне Кэлпи, — мы тогда первым планом воспользуемся, я же предлагала. Используем мои возможности на полную!

— Не дай бог, — содрогнулся я, — пусть в запасе будет, мало ли, как жизнь повернётся. Ладно, времени ещё три часа ждать, не меньше, надо за писанину приниматься, а то задушит же, по прошлой жизни помню. Буду отчёт Баринову и миссис Артанис писать, по результатам испытаний.

— Пожалуйста, — и Кэлпи скинула мне на нейрокомп какой-то увесистый документ, — всё уже готово, осталось только подписать. Вы же мне доверяете? Я же не зря это сделала?

— Вот вообще не зря, — обрадовался я, — спасибо! Только тут дело такое — доверяй, но проверяй, и я даже извиняться за это не буду, ты должна понять. И ещё, из уважения к ним, — и я ткнул пальцем вверх, намекая на отсутствующих начальников, — и себе, надо мне написать всё это своими словами, добавить своих собственных впечатлений и выводов. Да и самому это полезно будет, вот так ещё раз мысленно пройтись по свежим следам.

— Думать вообще полезно, — засмеялась она, — ну ладно, не буду вас отвлекать, у меня всё штатно, можете писать спокойно.

Я кивнул ей и принялся просматривать документ, в котором было очень много данных, и все эти данные были упорядочены и привязаны ко времени и обстоятельствам, было там даже несколько выводов, но оценок никаких не было, вот это мне и предстояло исправить. Тем более что шаблон отчёта предусматривал всё, что нужно было отразить.

— Ух ты, — лишь один раз я оторвался от работы, — а ты чего, с заводом-изготовителем постоянно на связи, что ли?

— Да, — кивнула Кэлпи, — но не постоянно, высылаю им каждые пятнадцать минут данные по работе корабля. И не переживайте, капитан, я же понимаю, режим секретности во время побега от Фомина был соблюден полностью, да и не интересует их это.

— Потом всё равно этот вопрос с Олегом обговоришь, — подумав, сказал я, — пусть он в курсе будет, хорошо? Вместе с ним выработайте какие-то режимы скрытности, что ли, на будущее выработайте, мало ли, куда нас занесёт и что с нами будет. Я понимаю, у вас тут тишь да гладь, но иногда подкрасться к кому-нибудь бывает очень полезно. Об исполнении доложишь до возвращения на «Надежду».

— Есть, — отозвалась она. — Будет исполнено.

— Вот и хорошо, — кивнул я и вновь засел за работу. Управился быстро, не прошло и трёх часов, корабль и правда был превосходным, так что никаких критических замечаний и рационализаторских предложений у меня не было, да и быть не могло, это уж пусть завод-изготовитель старается.

— Через пятнадцать минут надлежит нам всплыть на поверхности Зевса, — заметив, что я завершил отчёт, сказала Кэлпи, — дабы явить себя миру. Олега будем будить?

— Да зачем? — подумав, сказал я, — манёвр разгона несложный, управимся без него. Путь впереди ещё долгий, пусть выспится, хуже нет, чем вот так, кусками, сон добирать.

— Да нет, я про Фомина, — уточнила Кэлпи.

— А что с Фоминым? — удивился я, — думаешь, без Олега отгавкаться от него не сумею?

— Не знаю, — развела руками она, — ещё. Да и откуда мне это знать?

— Ну да, — согласился я, — действительно, откуда. Но могла бы и предположить! Ладно, давай готовиться к манёвру. Только проследи, пожалуйста, чтобы мы напоследок Фомину в его хозяйстве какие-нибудь горшки не побили, дверями хлопать не будем. Сначала уверенно выйдем в чистый космос, а потом уже и рванём.

— Есть, — кивнула она, — курс проложен, можем начинать хоть сейчас, а можем и в расчётное время.

— Давай сейчас, — выдохнул я, готовясь, — лишние пятьдесят тысяч километров нам погоды не сделают, а так хоть на пятнадцать минут меньше человека отвлекать от работы будем. Заняться ему, действительно, больше нечем, что ли.

— Есть, — отрапортовала она, начиная манёвр самостоятельно, а я, одновременно с ней, отправил исходящий вызов в диспетчерскую Зевса. На обзорном экране вновь открылось окошко видеоконференции, но пока никто с той стороны в нём не скакал, чему я даже удивился.

— Звездолёт «Кэлпи» вызывает станцию «Зевс-первая» — сказал я туда и, подумав, добавил: — Капитан Артемьев вызывает Фомина, приём.

Меж тем корабль вновь рванул на максимальном ускорении, Кэлпи мои слова про хлопание дверями мимо ушей не пропустила, конечно, но что делать и кого стесняться, если впереди открытый, чистый космос?

— Вы! — на экране появился Евгений Фомин, и был он злой, как собака, — что это за шуточки, капитан! Что вы себе позволяете! Вы оторвали от работы большой коллектив! Вы заставили перенаправить на себя почти все средства обнаружения и слежения! Это вам даром не пройдёт! И я посмотрел открытые данные по вашему экипажу, посмотрел, и увидел, и это многое объяснило! Ваш рейтинг — заёмный, а вы — вы всего лишь очередной дурной фокус миссис Артанис, чёрт бы её побрал, вы выскочка, капитан, выскочка из миров Третьего Круга, где понятия не имеют, как должен вести себя человек разумный! И я ещё подниму вопрос, я ещё разберусь, почему именно вам доверили корабль такого класса, и как миссис Артанис сумела это продавить!

Он хотел ещё что-то сказать и посмотрел на меня, ожидая возражений, но я лишь похлопал по часам на руке и показал ему два пальца, мол, задержка связи две секунды минимум, итого четыре на туда-сюда, и что я жду своей очереди.

— Приём! — наконец нехотя сказал он и тут же добавил, нарушая регламент, — и не надейтесь, что ваши совершенно на заслуживающие внимания объяснения хоть что-то изменят! Приём!

— Здравствуйте ещё раз, — вежливо ответил я ему, и не было в моём голосе раздражения или неприязни, а был он ровен и спокоен, — спешу сообщить, что программа испытаний выполнена в полном объёме, и выполнена на отлично, без нареканий и аварийных ситуаций, корабль показал себя с лучшей стороны, так что спасибо за содействие. Приём.

— Ах, вот так, да? — скривился он, — ну хорошо, переведём наши взаимоотношения в официальную плоскость, как вам будет угодно. Сегодня же, прямо сейчас я напишу и отправлю докладную записку в Совет «Надежды-главной», где изложу всё по пунктам и потребую вашего наказания, вплоть до смещения с должности капитана. Приём.

— Ваше право, — мне пришлось пожать плечами, гавкаться я с ним не собирался, пусть делает что хочет, — хоть мне и не совсем понятно, чем я заслужил подобное, всё же ничего мы вам там не сломали и не испортили. Могу принести свои личные извинения, если это вас устроит. Приём.

— Приберегите их для Совета, — желчно посоветовал он, — и если вы думаете, что после всех своих фокусов вам достаточно будет просто извиниться, то вы глубоко ошибаетесь! Приём!

— Ну, вам виднее, — снова пожал плечами я и, вспомнив, как вели себя помещики и аристократы в виденных мною фильмах и прочитанных книгах, добавил, — и, если на этом всё, то не смею вас больше задерживать. Приём.

— Ох, капитан, — протянул Фомин совершенно зловеще, мне даже пришлось приложить усилия, чтобы не улыбнуться, — понятно всё с вами! Ждите вызова в Совет! Конец связи!

— До свидания, — сказал я в погасший экран и потянулся в кресле, заложив руки за голову, — тьфу ты! Ладно, пёс с ним, Кэлпи, что там у нас по обстановке на борту?

— Всё штатно! — отрапортовала она и, не удержавшись, спросила, — а почему вы так с Фоминым? Ну, вроде как оправдывались?

— Почему я его не победил? — уточнил я, — говори уже прямо, Кэлпи!

— Ну да, — подтвердила она, — ведь он же во многом не прав, капитан! А уж извиняться вам перед ним совершенно точно не за что!

— Ну, — пожал плечами я, — он так не считает, наверное. А насчёт победить — так смысла в этом нет никакого, да и не люблю я конфликтовать попусту и всегда стараюсь этого избежать. Да и потом — нужно же думать о последствиях, верно? Если дело дойдёт до Совета, моя сдержанность будет мне плюсом. Небольшим, но плюсом, вот увидишь.

— Вы? — удивилась она, а потом, посмотрев на меня, произнесла с сомнением, — ну, может быть. Хотя… нет, всё-таки тут что-то не то. А как же тот случай в кафе — я ведь его посмотрела! Там вы что-то о последствиях не думали!

— Там, в кафе, — и я даже скривился, как от зубной боли, — так звёзды сошлись, просто день, наверное, был неудачный. Не готов я оказался к нештатной ситуации, пусть и житейской, вот меня и занесло. Ну невозможно нормальному человеку быть постоянно начеку, Кэлпи!

— А мне казалось, наоборот, — произнесла она, — я почему-то была уверена, что вы всегда ко всему готовы. Да и регламент капитану именно это предписывает.

— Ошибочка, Кэлпи, — вздохнул я, — можно быть постоянно настороже, да, но это надо ненавидеть весь мир и не любить всех людей, в нём живущих, а ещё нужно каждую секунду ждать от них поганки, только поганки и ничего другого в принципе. То есть надо быть как зэ-ка в лагере, те именно так и живут. Вот там все всегда ко всему готовы, там извинение — это именно унижение, от которого не отмыться, там нужно молниеносно реагировать на оскорбление, иначе не успеешь, там промедление смерти подобно. Но это весь воровской мир такой, им по-другому нельзя. Хотя были ещё такие народы, на тех же традициях воспитанные, в недоверии ко всем остальным и друг другу, те вот тоже были всегда ко всему готовы, ну и вели себя соответственно, скрывать это у них не получалось, да они не сильно-то и хотели. Помню, поспорил с одним на эту тему на Кавказе, я там в санатории был, и он назвал это чувством собственного достоинства, мол, руки прочь от меня, никому не позволю, и кинжал вот у меня на поясе здоровенный висит, чтобы все видели, для него это был признак свободного человека, а я назвал это страхом, потому что он точно знал, Кэлпи, как с ним могут поступить его же соплеменники в случае чего, знал и боялся этого, и был готов биться до конца, чтобы этого не допустить. Нормальный-то человек всегда надеется, что обойдётся, он на мир по-другому смотрит, понимаешь, не как зэк лагерный, он миру радуется, поэтому и не готов к нештатной ситуации… Не сошлись мы тогда во мнениях, в общем. Он думал, что он прав, и не переубедить же никак, а я думаю — нафиг так жить?

— Ну да, — кивнула она, — посмотрела сейчас в своих базах, нож на поясе — во многих культурах это внешняя черта, отличающая свободного человека от раба.

— Когда людей делят на свободных и рабов, — снова вздохнул я, — это не культура никакая, это дикость самая натуральная. Ты, говорю ему, хоть с топором ходи, хоть пулемёт за собой на верёвочке таскай, но мораль твоя — лагерная и достоинства в ней нет ни на копейку. Я, между прочим, для того и воевал, чтобы дети мои и Марин… Чтобы дети мои, в общем, ходили по родной земле и радовались ей, чтобы улыбались они, чтобы учились хорошему, чтобы жизнь у них была от земли до неба, чтобы не ждали они плохого, чтобы не боялись людей вокруг себя, вот для чего я воевал, а не для того, чтобы они зыркали на всех исподлобья да ножи друг другу показывали. Не, нож у меня и тогда был, и в детстве тоже имелся, но именно как хозинструмент, понимаешь? Небольшой такой, колбаски там настрогать, верёвочку отрезать, карандаш заточить. Короче, посмотрел на меня тот товарищ, как на дурака, а я на него, как на злобного папуаса, и не получился у нас разговор.

— Ну хоть не подрались? — засмеялась она, — ну, как в том кафе?

— Я был в форме, — улыбнулся и я, — и на поясе моём висел не нож, а пистолет самый настоящий, и по его же морали это было много круче, такие дела, как говорится, нечем крыть. Но знаешь что, Кэлпи, у нас вот, на Дальнем Востоке, многие не то что с ножами, а с ружьями или винтовками ходят, край такой, но смысл в это никакой не закладывают, инструмент да инструмент, старший брат лопаты. У нас, подруга, встретить в глухой тайге человека с ружьём — это к долгим посиделкам у костра, где ты будешь за чаем пересказывать ему все последние новости, охотники ведь месяцами из тайги не вылазят, а в рабство тебя никто не поволокёт и обижать не станет, не принято это у нас. Так что отстань от меня со своей бдительностью, Кэлпи, у меня с бдительностью только при боевой работе всё нормально, не там я родился и не там вырос, чтобы быть постоянно настороже, да и в тюрьме не сидел тоже. Вот и сейчас заболтала ты меня, откуда что и взялось.

— Понятно, — задумалась она и замолчала, посматривая на меня.

— Да, — подтвердил я, — на тебя вся надежда. Кто тут у нас многозадачный и многопоточный, ты или я? Вот сможешь создать себе такой поток, бдительный и ко всему готовый, никому не верящий и ждущий только неприятностей? Сможешь?

— Да, — кивнула она, — и создала.

— Молодец, — похвалил её я, — а теперь заблокируй его навсегда и никогда воли ему не давай, понятно? Иначе превратишься, Кэлпи, со временем в ведьму, патлатую такую и нос крючком, и будут звать тебя не Кэлпи, а Баба-Яга.

— А, — с заминкой отозвалась она, — снова народный фольклор. Интересный образ, да, но не хотелось бы. Может быть, потом, когда-нибудь…

— Договорились! — улыбнулся я, поняв, что она шутит, — ступа-то у тебя есть! Ладно, вернёмся к нашим баранам, хотя тут и возвращаться не к чему, всё штатно идёт, вижу, справляешься самостоятельно.

— Да, — подтвердила она, — манёвр не самый сложный, разгон, полёт и торможение. Так что можете заниматься своими делами, ваше присутствие на мостике не требуется.

— Ты знаешь, потом, наверное, мы обнаглеем, — я подумал и исправился, — не, не наверное, а обязательно обнаглеем, но не сейчас. Сейчас мне на мостике спокойнее. Да и просто нравится мне тут находиться, я же капитан, а это самый настоящий космический корабль!

— Вот и хорошо, — кивнула Кэлпи, — тогда, может, чаю? И ещё поговорим?

— А давай!