— Чего-то я её припомнить не могу, — наморщил лоб Олег, — пассажирку нашу. Она хоть на празднике-то была?
— Конечно, была, — ответил я, — и ещё, не стоит так говорить о людях за их спиной, а потому ты, Кэлпи, закрой уши, но она мне мышь напомнила, серую такую, всем недовольную. И одета она была так нарочито по-рабочему, и вела себя соответственно. Бокал из моих рук не взяла, да ещё и построить пыталась. Анастасия сказала, что это она просто переживает некоторые жизненные коллизии и ещё сказала, что она и правда сильный учёный. Ну, вспоминаешь?
— А-а-а, — протянул Олег, — действительно, была! Я, помню, сначала даже запереживал за неё, потом смотрю — ест за троих, причём хорошо так ест, с аппетитом, и успокоился. Довольно-таки симпатичненькая, кстати.
— Она и правда сильный учёный, — подтвердила слова Анастасии Кэлпи, — некоторые её идеи признаны очень перспективными, их сейчас разрабатывают целые коллективы.
— Ого! — присвистнул Олег, — а в конторе нашей она тогда чего делает?
— Ей сейчас больше нравится бороться с ошибками других, — пожала плечами Кэлпи, — наверное. Точно сказать не могу.
— Ну, точно-то я у неё и сам спрошу, — Олег всё не унимался, — но вообще-то, друзья мои, именно таким образом и зарабатывается административный авторитет. Метит куда-то повыше, можете мне поверить.
— Может, и метит, — согласился я, — наше какое дело?
— Как это, какое? — даже остановился Олег, — нам с ней лететь чёрт его знает куда, так что я имею полное право знать. Вдруг что?
— Давай без вдруг, — попросил его я и перевёл разговор на другую тему, — Кэлпи, что там с подготовкой?
— На данный момент груз прибыл, — отрапортовала она, — пассажир прибудет чуть позже.
— Характер груза? — мне лично все эти обозначения и сокращения в сопроводительных документах не говорили ничего, а нейрокомп отвечал на такие запросы слишком уж обстоятельно.
— Полевая лаборатория, — правильно поняла мой вопрос Кэлпи, — строительная станция, научное оборудование, личные вещи. Класс опасности первый и нулевой, ничего особенного.
— Ты это дело проинспектируй, — попросил её я, — нечувствительными методами, мне так спокойнее будет. Ну, чтобы груз маркировкам соответствовал. И на будущее обязательно это делай, не стесняйся ни в коем случае. Это, если хочешь знать, вопрос принципиальный, мы должны точно знать, что перевозим, понятно тебе? А если груз без документов, то только с моего или Олега личного разрешения, и всё равно этот груз обязательно проверь, вдруг мы что упустили или нас обманули. Ну, и с твоего тоже разрешения тоже, ты же основной член экипажа, только уведомить не забудь.
— Есть, капитан, — отсалютовала она, — есть, не стесняться и уведомить! Ну что, на флаере или пешком?
За этим разговором мы успели выйти из здания института и остановились на площади перед ним. Спешащего туда-сюда народу прибавилось, и ещё они все косились на Кэлпи, ну, или мне так показалось.
— На флаере, — решил я, — поставим там, где взяли, а то перед Димой неудобно будет, да и лететь-то тут меньше минуты. Запрыгивайте.
И мы запрыгнули, и уже через минуту флаер доставил нас на место, и я действительно увидел у огромного, сверкающего на солнце гранями чёрного кристалла нашего корабля ряд местных стандартных грузовых контейнеров, но небольших, тонн на пять, рядом с которыми были аккуратно расставлены несколько ящиков и коробок поменьше.
— Груз маркировке соответствует, — доложилась Кэлпи, успевшая первой выбраться из флаера, — личные вещи, — тут она запнулась, что-то проверяя, — тоже. Список скинула вам в рабочую область. Разрешите начать погрузку, капитан?
— Разрешаю, — ответил я и отошёл в сторону, чтобы понаблюдать, Олег же отправился прямо на корабль, его это не интересовало.
Кэлпи споро вырастила аппарель с люком по одному борту, вызвала себе на подмогу грузовую платформу, оснащённую гравикомпенсаторами, и контейнеры по одному стали уплывать вглубь нашего трюма. Единственное, она не утерпела и стала вручную перекидывать мелкие ящики на ещё одну платформу и я, увидев это, подошёл к ней, чтобы помочь.
Подошёл, схватился, дёрнул, и сразу же понял, что этот мелкий ящик весит ровно на двести килограмм больше того, что я могу поднять, не надорвавшись.
— Спасибо большое, капитан, — улыбнулась мне Кэлпи, — за то, что решили помочь бедной девушке.
— Всегда пожалуйста, — выдохнул я, вытерев внезапно выступивший от натуги пот со лба, — обращайся.
— И все же, капитан, — не успокаивалась она, — мне бы хотелось внести ясность, чтобы не было недопонимания в дальнейшем. Мне очень льстит, что вы и Олег относитесь к этому, — тут она провела вдоль своего тела руками, — как к полноценному члену экипажа, спасибо, правда. Но всё же хочу напомнить вам, что эта мобильная платформа есть всего лишь инструмент, и он ничем не отличается от этого, — с этим словами она постучала по борту корабля.
На это я кивнул и пожал плечами, мол, согласен, но что поделать, и Кэлпи продолжила:
— Физически я нахожусь на четвёртой палубе, это если снизу вверх считать, а всё остальное — это всего лишь средство, приспособление, орудие труда. Ведь не стесняетесь же вы, если провести аналогию, пить чай внутри меня, спать, есть, принимать душ, совершать полёты? Не рвётесь помогать мне взлетать, подавать воду в умывальники, поддерживать микроклимат? Так что и с ящиками я справлюсь сама, помогать и переживать по этому поводу не нужно.
— Не рвусь, — подтвердил я, — да и с чего бы? А к этой твоей мобильной платформе мы будем относиться как полноценному члену экипажа, и нас уже не переделать, ты это учитывай тоже, пожалуйста.
— И вот именно за это я, наверное, вас и выбрала, — вдруг заулыбалась девушка, — другим экипажам это и в голову бы не пришло, ящики вот так со мной на пару грузить. Это же, капитан, всё равно что подъёмному крану помогать, смешно же! Да и понять вас могут неправильно!
— Ну вот видишь, всё было не зря, — ответил я, — пригодилось! Так что в другой раз не удивляйся, если помогать полезем, особенно Олег может не удержаться, у нас по этому поводу даже поговорка такая была в ходу: мы пахали — я и трактор, как раз про наш случай. А что насчёт чужого мнения о нас с тобой, так если бы ты знала, насколько мне на него наплевать, ты бы удивилась, честное слово.
— Спасибо, капитан, — снова непонятно за что поблагодарила меня Кэлпи, — мне было очень важно это услышать. Ну что, погрузка закончена, идём на корабль?
— А когда пассажир подойдёт? — спросил у неё я, — есть сведения?
— Минуту, — попросила она, — отслежу только. Ага, судя по маршруту флаера, через пятнадцать минут будет здесь.
— Тогда ты иди, — ответил я, — а я тут посижу, подожду, да задание на полёт посмотрю. Входной люк только не закрывай, пожалуйста.
И она, кивнув мне, ушла размещать и погружать контейнеры в стазис-поле, для пущей сохранности, а я уселся на лавочке под берёзками, если есть возможность посидеть на солнышке перед дальним полётом, глупо будет её упускать.
Сел так, чтобы лучи били мне прямо в лицо, расслабился против воли и закрыл глаза. Но первым делом всё же озадачился, поставил свой нейрокомп на охрану, чтобы никто ко мне незамеченным не подобрался, а уже потом с чистой совестью нырнул в документы.
Быстро посмотрел цели и задачи полёта, маршрут, его отрезки и конечную точку, сроки и рекомендованные режимы работы двигателя, всё это были рабочие моменты, ничего удивительного, хотя кому как. Покажи мне это полгода назад, изумился бы до невозможности, а вот сегодня меня в основном интересовала конечная точка нашего полёта, какая-то дальняя система со свежеоткрытой и живой, как выразилась Кэлпи, планетой.
И документы меня не разочаровали, я читал их так, как в своё время читал книги Луи Буссенара и Жюля Верна, только здесь было лучше, потому что всё, на что смотрел я сейчас, было самой настоящей реальностью.
Сухие, официальные строки затянули меня в водоворот предвкушения необычайного ничуть не хуже красочных описаний неведомых прерий, пампасов и таинственных островов в книгах французских писателей, но тогда мне было двенадцать-четырнадцать лет и проблем с фантазией у меня никогда не наблюдалось, зато теперь… зато теперь всё это было правдой.
Рукав Персея, читал я с участившимся сердцебиением, дальняя от нас его часть, внешний край, самые настоящие галактические задворки, но зато и спокойно там, да, никаких космических катаклизмов. Звезда класса жёлтый карлик, близнец нашего Солнца, только немного тяжелее и старше, что уже не очень хорошо для планет вроде Земли, потому что с массой резко усиливаются возрастные изменения, вообще у жёлтых карликов каждый миллиард лет на десять процентов увеличивается мощность излучения звезды и её общая нестабильность, Земля в таком случае может легко превратиться в Венеру, но, может, не всё так страшно, может, там ближе к Марсу. Хотя астроном из меня пока так себе, посмотрим по месту, главное, что она там есть, эта звезда-близнец нашего Солнца, вокруг которой и вертится планета-близнец нашей Земли.
Планета под номером таким-то, официального названия пока нет, неофициальных же несколько, из которых самым часто применяемым было слово «Оазис», что уже, как бы, намекало на многое.
Масса чуть меньше земной, азотно-кислородная атмосфера тоже практически идентична нашей, только ближе к временам палеолита, потому что техногенных примесей нет, чистая атмосфера, пригодная для дыхания, наклон оси вращения планеты двадцать пять градусов ровно, что чуть больше, чем надо.
Есть мощное магнитное поле, есть спутник размером с Луну, на который мы, собственно, и летели, на саму планету у нас допуска не было, а на этом спутнике уже имелась научная база и космодром, быстро же они отстроились.
Площадь поверхности океанов семьдесят пять процентов, рассматривал я виды планеты с орбиты и вспоминал, что на Земле было вроде бы семьдесят, ну да, так и есть. Материков семь штук, из них по одному на каждом полюсе, но сами материки меньше, а ещё было много островов и архипелагов.
Ледниковые периоды этой планете уже не грозили, местное Солнце поддавало жару, среднегодовая температура на экваторе тридцать два градуса против двадцати восьми земных, а потому практически все материки, кроме полярных, были покрыты буйной тропической зеленью, зато теперь я точно знаю, почему именно «Оазис».
Ещё в этой звёздной системе было пять планет поменьше и два здоровых газовых гиганта, вроде наших Юпитера с Сатурном, на одном даже и кольца были, ещё был пояс астероидов и великое множество прочих мелких небесных тел, ничего необычного.
И вот только я собрался устроить себе виртуальную экскурсию по нескольким разведанным местам «Оазиса», как нейрокомп дал сигнал тревоги и вырвал меня из исследовательского азарта.
На наш стартовый пятачок, прямо рядом с кораблём, очень резво приземлился какой-то флаер и из него уже выпрыгивала на поверхность та самая Елена Юрьевна Зарубина, наш штатный биолог с большим научным авторитетом.
Одета она была сегодня по-походному, в какую-то лёгкую куртку со множеством карманов, плотные штаны и свободную рубашку, на ногах красовались тяжёлые ботинки, а за спиной — лёгкий рюкзачок, и вообще вид её изменился разительно, теперь передо мной тащила из флаера какой-то контейнер бывалая, без всяких шуток, путешественница и единственное, что не изменилось с позавчера, это был её насупленный вид. Всё тот же рабоче-крестьянский узел волос на затылке, всё те же сурово нахмуренные брови, всё тот же сжатый в бескровную ниточку решительный рот, улыбками там и не пахло.
Она мельком, взглянув на меня и без сомнения узнав, тут же отвернулась, не ответив на мой озадаченный приветственный кивок, а потом деловито потащила свой багажный контейнер, оснащённый гравикомпесаторами, на борт. Тяжёлый, видимо, в руках не унести.
— Стоять! — я не хотел ей как-то грубить или ещё что, просто быстро всё произошло, времени на обдумывание она мне не дала, вот я и гавкнул ей вслед так, как гавкал в своё время на провинившихся курсантов, и вышло, от неожиданности, довольно решительно, звонко и злобно, выработал я себе всё же командный голос, чёрт бы его побрал.
Она вздрогнула и остановилась, потом обернулась через плечо, неверяще глядя на меня, и столько всего было в её глазах, что я только вздохнул и поднялся с места.
— Здравствуйте, — я подошёл к ней и постарался заговорить ровным тоном, но подбирать слова и заменять их на более доброжелательные всё же не стал, лучше уж сразу внести ясность, хоть Баринов и просил нас проявить терпение, — наш корабль — не проходной двор. Подъём на борт только с разрешения капитана. То есть меня. Таков наш порядок. Вам ясно?
Она не вспыхнула в ответ, как ожидалось, а вместо этого придирчиво и въедливо осмотрела меня с головы до ног, и я немножечко напрягся, одновременно с небольшой глухой тоской подумав о том, что совсем не понимаю, в чём тут, собственно, дело, а спрашивать у других уже поздно.
— Интересно всё же было бы узнать, — медленно протянула она с исследовательским интересом, продолжая разглядывать меня свысока, — кто вы такой и откуда вообще взялись, странный капитан. Судя по общей тщедушности, — тут ей удалось слегка меня задеть, ведь не был я тщедушным, нормально я был развит, а в нашем времени так вообще атлетом считался, — росту много ниже среднего и чертам лица, вы точно потомок помещённых в Миры Третьего Круга, вот только какого именно Мира, не подскажете?
— Не подскажу, — ровным и благожелательным тоном, так, чтобы это не звучало издёвкой, ответил я и замолчал, ожидая, что же будет дальше.
— Стесняетесь? — притворно-участливо спросила меня она, — но чего именно? Может, своего заёмного рейтинга? Или того количества лет, что вы провели в Мирах Третьего Круга? Честно вам скажу, до знакомства с вами я слышала, что небольшой процент детей перемещённых лиц не удаётся вовремя эвакуировать в приёмные семьи в нормальные условия, они их иногда неожиданно хорошо прячут, может, это и есть ваш случай?
— Нет, — снова ровным тоном ответил я ей, — и не стесняюсь.
— А надо бы, капитан, — посоветовала она мне, — ведь вы, с вашим… — и тут меня неожиданно накрыло воспоминанием, я вспомнил, как наш начальник училища один раз при мне выговаривал провинившемуся курсанту, он тогда как раз начал с тех же слов, что, мол, вы, с вашим куриным пониманием основ воинской службы, это меня развеселило тогда, и я невольно улыбнулся краешком рта сейчас, а Елена заметила это, приняла на свой счёт и озлилась уже всерьёз:
— Вы занимаете чужое место, понимаете? Вы недостойны его! Я не знаю, о чём думает Анастасия, но доверять такой корабль человеку с заёмным рейтингом, точнее с нулевым, потому что это она же вам его и заняла, это верх не легкомыслия, нет, уж она-то никогда легкомысленной не была, но это я даже не знаю, что такое! У вас ведь даже диплома лётного училища нет, я проверяла! А может, вы её тайный отпрыск? Или, может, кто-то из вашего экипажа в постели на диво хорош, потому что других доводов в вашу пользу я не вижу!
— Вам рейтинг, — спросил её я, — или лететь? И, если вы сейчас же не извинитесь за постель, то мы вместе прямо отсюда пойдём к Баринову, я — за новым назначением, а вы — ждать у моря погоды. Про ваши слова я, так уж и быть, промолчу, ответственность за это решение возьму на себя.
— Извините, — наконец нехотя буркнула она, тут же добавив: — но только из-за того, что мне очень надо лететь, не обманывайтесь. Я ведь даже не смогу вам объяснить, в чём там дело, у меня не хватит времени, а у вас знаний, но лететь мне очень надо. И, если вы не будете докучать мне своим вниманием, то я сделаю вид, что меня на корабле нет. Просто я не люблю любимчиков, капитан, любимчиков, фаворитов и выскочек, непонятно за какие заслуги получивших такое ответственное назначение и этим обошедших достойнейших людей, которые готовились многие и многие годы, которые всю душу в это дело вкладывали, а теперь остались из-за вас у разбитого корыта. Вам сколько лет, капитан, и разве вообще бывают капитаны в таком нежном возрасте? Разве это возможно хоть где-нибудь ещё, кроме нашего института? И то, только благодаря волюнтаризму Анастасии, не знаю уж, чем она смогла продавить Баринова.
— Лет мне двадцать три, — обстоятельно начал я, — точнее, уже двадцать четыре, это раз. Диплом лётного училища у меня есть, это два. Делать вид, что вас на корабле нет, я вам запрещаю, это три. Есть общепринятые правила поведения для пассажиров на транспорте, вот и следуйте им. В противном случае с меня станется вернуть вас обратно не только с полпути, а даже и от конечной точки маршрута, запомните это накрепко, мольбы и доводы не помогут, привезу и выкину. В повседневном общении и при встречах за столом в кают-компании, питаться в каюте я вам опять же строго запрещаю, давайте будем просто взаимно вежливы, вот и всё, ничего невыполнимого в этих требованиях нет. Согласны?
— Хорошо, — с тяжёлым, нетерпеливым вздохом сказала она, — потерплю, это того стоит. Но теперь-то, наконец, вы меня пропустите?
— Пропущу, — кивнул я и добавил: — Только не забудьте предъявить вот этот ваш личный груз нашему искину для осмотра, в этом случае закон о тайне личности будет соблюдён в полной мере, и сразу же переоденьтесь в каюте в корабельную униформу.
Елена не ответила, даже не пошевелилась, но наградила меня тяжёлым, холодным взглядом, о чём-то она в этот момент ещё раздумывала, видимо, решала, выдержит ли она это или нет.
— Делайте, как я говорю, — посоветовал я ей, надоел мне уже весь этот балаган, — вам же лучше будет.