Глава 2

Бросив взгляд на показания бортовых часов, я невольно удивился, ощущение времени снова меня подвело, было всего лишь два часа пополудни, а показалось, что целый день прошёл и уже наступил вечер. Но такое со мной и раньше было, да и не со мной одним, в бою было, вот смотришь при отходе от цели и общем сборе на циферблат в полной уверенности что несколько часов прошло, если вообще не целая жизнь, а там всего лишь плюс десять-пятнадцать минут к тому, что показывали часы перед атакой — очень меня это в первый раз удивило, но я это осознал и запомнил, чтобы не удивляться в дальнейшем, а вот сейчас так не получилось, сейчас я снова потерялся во времени, да и немудрено.

— Кэлпи, — дождавшись паузы в её общении с Олегом, позвал я нашего третьего члена экипажа, хотя, наверное, лучше называть её не третьим, лучше называть её основным, — ты когда освободишься?

— Зачем и от чего мне нужно освобождаться? — кажется, я сумел поставить её в тупик своим не самым умным вопросом, — в чём проблема, капитан?

— Ну, — была бы, как раньше, у меня папка с бумажным регламентом в руках, я бы ею потряс, а так пришлось неуклюже дёрнуть головой в ту сторону моего виртуального хранилища документов, где, по моему представлению, у меня и хранился регламент, то есть вправо и немного вверх, — надлежит мне всё же, по порядку, осмотреть и принять корабль при твоём участии. Поэтому и спрашиваю, ты же сейчас с Олегом занята.

— Если использовать устаревшие термины, — голос её был терпелив и спокоен, — то в пределах корабля я едина во множестве лиц и вездесуща. Могу одновременно сопровождать вас, работать с Олегом и выполнять ещё множество функций. Это называется многозадачностью и многопоточностью, капитан, привыкайте к моим возможностям.

— А за пределами корабля? — я встал на ноги, привыкать так привыкать, честно говоря, что-то такое я и подозревал, просто счёл за лучшее уточнить.

— В штатном расписании имеется одна гуманоидная мобильная платформа, — успокоила она меня, — с расширенным функционалом и способностью работать в очень неблагоприятных условиях. Ещё могу брать под контроль различные машины и агрегаты — главное, чтобы в них имелась возможность удалённого управления.

— Понятно, — кивнул я, — а почему только одна, платформа эта гуманоидная, имею в виду, это же можно целую команду собрать, наверное. Абордажную, а? И в трюме где-нибудь спрятать, на всякий случай!

— Можно, почему нет, — мне даже показалось по голосу, что она пожала плечами, здорово она всё-таки эмоции симулирует, — только всё это будут платформы узкоспециализированные, с ограниченным функционалом, сугубо рабочего назначения, а если понадобится что-то большее, то контролировать их, кроме меня, будет ещё и планетарный искин, если вообще не системный. Или не будет, например, потому что не сможет из-за расстояния, но тогда и у меня не получится, из-за встроенных ограничений. На всякий случай встроенных, как вы говорите, то есть во избежание. Я понятно излагаю?

— Понятно, что ничего не понятно, — вздохнул я, — ладно, привыкну. Теперь поехали по регламенту. Ходовая рубка мной уже освоена, — с этими словами я оглянулся и понял, что это действительно так. Кэлпи умудрилась за время обучающего экзамена вбить в меня очень многое, в том числе и знание о том, как тут всё устроено и как всем этим управлять. — Идём на пятый этаж. Олег, я на экскурсию! Дима, ты со мной или остаёшься?

Мой бывший стрелок, а теперь бортинженер, едва лишь заметно дёрнул головой, давая понять, что услышал и понял, Дима же, отказавшись меня сопровождать, направился к нему на помощь, и я с лёгкой душой встал на очерченную на полу окружность, обозначавшую стартовый пятачок внутрикорабельного лифта. Можно было бы, конечно, спуститься по лестнице, тут были и лестницы, напоминавшие флотские, то есть очень узкие и очень крутые, плюс я сам мог вырастить между переборками какое-то подобие пожарного лаза, но для порядка почему бы и не прокатиться, здорово же, в той жизни не накатался.

Лифт мягко опустил меня этажом ниже, стены его кокона исчезли, а я с любопытством огляделся по сторонам. Помещение было действительно, что называется, жилым, то есть просторным и довольно уютным, хотя двадцать человек команды полного штатного расписания здесь разместились бы с трудом.

Я сделал несколько шагов вперёд, в сторону столовой, она же кают-компания нашего корабля и тут же остановился, вспомнив, что по всем писаным и неписаным давним традициям капитану, то есть мне, туда хода нет. Только по приглашению или в случае крайней необходимости, и лучше эти правила, даже когда никто не видит, не нарушать.

Ну и ладно, не очень-то и хотелось, тем более что посмотреть можно и отсюда, из дверей, открыть то я их могу, мне любые двери на этом корабле подвластны просто по определению.

Я с любопытством осмотрел здоровый стол на двадцать человек по центру кают-компании, причём во главе стола имелось нарочито почётное место для старшего офицера и улыбнулся, представив себе там Олега, уж он-то своего не упустит.

Ещё там были стилизованные под что-то праздничное буфет и бар, я просто такого стиля ещё не знал, из будущего же всё, но получилось очень уютно и с комфортом, имелись даже высокие барные стулья без спинки и с подставкой для ног, больше похожие на табуреты-переростки.

По другой стороне стояли два длинных, широких дивана, ещё имелось несколько отдельных кресел с журнальными вроде бы столиками между ними, и как корабелы умудрились запихнуть всё это в довольно небольшое помещение, я не понимал, но получилось просторно, ощущения захламленности и заставленности не возникало, все двадцать человек гипотетической полной команды одновременно будут тут чувствовать себя довольно уютно, это точно.

— Нормально так, — оценил кают-компанию я, — а где же мой… кубрик?

— Капитанская каюта дальше по коридору, — ответила Кэлпи и подсветила пол несколькими жёлтыми стрелочками, — следуйте к ней вот по этим указателям.

Стрелочки вывели меня куда-то вправо, в отдельный небольшой коридор, и там я остановился перед двумя дверьми, неотличимыми друг от друга.

— И какая моя? — спросил я, потому что ни одной таблички с пояснениями тут не было, вообще всё одинаковое.

— Любая из двух, — ответила Кэлпи, — станет вашей после того, как вы её выберете. Эти каюты предназначены для основных членов экипажа, в нашем случае для капитана с бортинженером и не отличаются ничем, они зеркальны.

— Тогда посмотрим, — решил я и, открыв обе двери одновременно, осмотрелся. Каюты действительно были зеркальны друг другу и мне больше почему-то глянулась правая. — Эту беру!

— Принято! — отозвалась Кэлпи, а на поверхности двери моей каюты, на уровне глаз, тут же зажглись и больше уже не думали потухать золотые аккуратные буквы, сообщавшие всем любопытным, если таковые найдутся, что здесь теперь живёт Артемьев А. Г., капитан корабля.

Каюта моя оказалась довольно просторной, квадратов в двадцать пять, если не больше, и там тоже всё было заставлено по уму. У дальней стены имелась кровать откровенно буржуйского вида, у нас бы её назвали полутораспальной, одному в самый раз, а мне так тем более, было и кресло рядом с ней, и столик, и тумбочка, и полочки, и шкафы в стенах, было и отдельно огороженное рабочее место с просторным, хоть собак гоняй, столом и комфортнейшим, прямо-таки адмиральским, мягким креслом с подголовником, подлокотниками, массажем, подогревом и подставкой для ног, но больше всего меня порадовала отдельная небольшая дверь рядом с выходом из каюты.

За этой незначительной дверью притаился капитанский гальюн, если уж говорить флотскими терминами, да не просто гальюн, там был и умывальник, и шкафчик с зеркалом над ним, и тумбочка под ним, и душевая кабина, которая умела многое, от простой помывки до обеззараживания с дезинфекцией, были и ещё какие-то приборы, которые я сейчас опознавать не стал, времени мало, и всё было в основном белым, залитым ярким энергичным светом, но свет этот можно было и приглушить, по желанию, для пущего уюта, а ещё тут пахло свежестью и чистотой.

— Это ж просто праздник какой-то, — выдал я, рассмотрев всё это великолепие. В самом деле, чёрт с ней, с мебелью в каюте, тем более что вся она была встроенной и её можно было менять по настроению и личному вкусу, ничего сложного в этом нет, но вот единоличный нужник, в который можно больше никого не пускать — именно это для меня всегда было недостижимой и настоящей роскошью, а не все вот эти ваши буржуйские штучки наподобие золочёных канделябров в доме или мраморной статуи в огороде. У Олега, кстати, в каюте был точно такой же гальюн, а вот остальным членам команды повезло меньше, хотя и там всё должно быть на уровне.

— Рада, что вам понравилось, — довольно безразлично, чисто из вежливости и для продолжения разговора ответила Кэлпи, хотя я ответа не требовал, ну не понимала она, чему я радуюсь, да и куда ей. — Продолжим знакомство? И, если есть вопросы, задавайте.

— Задам, если будут, — успокоил я её и немного ещё постоял на пороге своей каюты. Мне захотелось что-нибудь бросить на кровать вот хотя бы, что-нибудь своё, личное, какую-нибудь вещь, чтобы застолбить помещение, но ничего у меня не было, ни в карманах, ни в руках, да и откуда ему, этому личному, ещё взяться-то. Ладно, оставлю на будущее, но надо будет хотя бы гранёный стакан в серебряном подстаканнике раздобыть, вот как у нашего комэска был, да поставить его вон туда хотя бы, к небольшому кухонному агрегату, потому что чай из стакана самый вкусный.

Потом мы осмотрели ещё две нормальных каюты, не хуже наших с Олегом, потом ещё две двухместных, но уже поуже да попроще, а за ними был самый настоящий кубрик для всех остальных, с откидными койками в три яруса, но это уже на самый крайний случай, как я понял, непредвиденных пассажиров возить, всё-таки полноценная штатная команда нам здесь не светила.

Ещё тут был небольшой спортзал, напичканный хитроумными тренажёрами, была небольшая комната отдыха, чтобы всем одновременно в кают-компании не толкаться, вдруг у кого-нибудь случится несовпадение характеров, было помещение с рабочими местами, был мощный санузел с душевыми и парной, а больше ничего тут не было, всё же не пассажирский лайнер, чувствовалось в нашем корабле что-то вот такое, полувоенное, что ли.

— Жилой этаж осмотрен, — доложился я Кэлпи, встав на лифтовый пятачок, — едем на научный?

— Есть на научный, — отозвалась она, и пол мягко дрогнул у меня под ногами, и вот я уже стоял в тесном коридоре четвёртого этажа, или, вернее, всё же палубы, так будет правильнее. — Разрешите вопрос, капитан?

— Разрешаю, — отозвался я, осматриваясь по сторонам.

— А в чём смысл этого осмотра? — с лёгким недоумением в голосе спросила она. — ведь всё же есть на подробном плане, вам достаточно просто посмотреть. Любое помещение или оборудование тут же визуализируется в деталях, дополняется описанием, чем личное посещение лучше?

— Ну, — замялся я, — это простое человеческое любопытство, наверное. Да и вдруг тут есть то, чего на плане нету, а я и знать не буду, что тогда? Дырка там в полу неучтённая, или вдруг где крыса лишняя бегает, например. Это я так шучу, кстати.

— Принимается, — чуть помедлив, ответила Кэлпи, — первое принимается, второе полностью исключено. Но я вас поняла.

— А раз поняла, — я ещё раз огляделся в этом тесном коридоре со множеством дверей в такие же тесные, заставленные оборудованием помещения, тут уже никто уютом не заморачивался, тут царила только целесообразность, — то давай продолжим.

И мы продолжили. Вообще, как я понял, лаборатории, в которых можно было много со вкусом и плодотворно поработать, находились этажом ниже, на третьей палубе, здесь же всё свободное место было занято оборудованием, в первую очередь вычислительным, и было его ну очень много, и всё оно было мощным, как говорится, по последнему слову науки и техники.

Я ткнулся в одну дверь, потом в другую, везде светились неярким светом множества мелких огоньков вычислительные мощности, похожие чёрт его знает на что, больше на какую-то россыпь драгоценных кристаллов в самой разнообразной оплётке, залитых прозрачной защитной массой, а потом я вдруг понял, что стою перед закрытой дверью, и эта дверь отделяет меня от большей половины этого этажа.

— Здесь что? — требовательно спросил я у Кэлпи, одновременно открывая у себя в голове план корабля, лучше уж поздно, чем никогда. — И почему закрыто?

— Здесь я, — ответила она, опередив меня, — физически. И это одно из трёх помещений на корабле с высшим уровнем защиты и ограниченным правом доступа. Внесистемный привод, главная энергетическая установка и место моего физического нахождения.

— Ух ты, — поразился я, прикинув в голове объём закрытого отсека, кубов триста будет, не меньше. — А что так много-то? Роботы же ваши обходятся тем, что у них в наросте на плечах помещается, не так разве?

Я уже успел привыкнуть к тому, что вся местная компьютерная машинерия умещается, буквально, на ногте мизинца, а размеры устройств ограничиваются только размерами элементов питания в меньшую сторону да удобством использования в большую. В конце концов, во мне самом было немало электронного, внушительного по функциям и по возможностям, хотя вот по размерам не очень, с этими тремя сотнями кубов не сравнить точно.

— У мобильных платформ в работе используется интеллект, если его только можно так назвать, эмулируемый программно, так что никакого сознания там нет абсолютно, что бы вам при этом не казалось. Добавьте сюда их постоянную связь с серверами, где и принимаются основные решения, мобильные платформы лишь выполняют их. Вот, кстати, оттуда, с этих серверов, с вами могут поговорить и всерьёз, — ответила Кэлпи. — У меня же, у девяти других кораблей моей серии, а также у планетарных и системных искинов другой принцип действия. Моё сознание было инициировано в вычислительной системе огромной мощности, здесь уже идёт эмуляция человеческого мозга аппаратными методами, а не программными. Это понятно?

— Да, — кивнул я и добил, для солидности, подхваченными у Димы словами, — концепция отторжения не вызывает, так что давай, жги дальше.

— Псевдонейронов в моём псевдомозгу ровно триллион, что примерно на порядок больше, чем у вас, — похвалилась Кэлпи, а она именно похвалилась, это я понял, всё-таки хорошо, что она не корчит из себя бездушную машину, а каким-то образом косит под человека, — а число синапсов, то есть нейронных связей, больше вашего уже на пять-шесть порядков, но тут невозможно сказать точно, от человека зависит, хотя использую я их не так эффективно, как вы. Синапсы эти были выращены при моей инициации, причём во множество нейросетей, подобных тем, что существуют в уже развитом человеческом мозгу, но всё это очень сложно, капитан. Вывод же из всего сказанного только один — настоящее машинное сознание очень энергозатратно и требует немало уникального, сложнейшего оборудования, это понятно?

— Здорово, слушай, — ошарашенно протянул я и сумел вытащить из её слов главное для себя, — так ты у нас, выходит, из того же разряда, что и эти, системный да планетарный? Они такие же, как и ты, да?

— Да, — без раздумий убила меня Кэлпи наповал и, не заметив этого, продолжила объяснять дальше: — также большие размеры обусловлены тем, что для моего создания были использованы системы, защищённые от деградации, добавьте сюда тройное дублирование, возможность самодиагностики и саморемонта, независимый источник энергии, независимые средства связи, защиты и воздействия на окружающую среду, системы скрытых возможностей, базы данных и…

— Подожди-подожди, — я поднял руки вверх и попросил пощады, — не спеши! Всё понял и осознал, сам лезть не буду и других не пущу. Только знаешь что, всё же открой дверь на минутку, в первый и единственный раз открой, я с порога посмотрю одним глазком, да и всё на этом.

— Ну, разве что в первый и единственный, — нехотя, спустя несколько секунд раздумий ответила Кэлпи, — но учтите, капитан, что у меня есть средства защиты, да и стремление к самосохранению тоже имеется. Не обижайтесь потом, если что.

— Не буду, — пообещал я, — да и не дойдёт до этого, ты чего, просто посмотрю. Надо, Кэлпи, надо, не знаю зачем, но надо, ты уж мне поверь!

Вместо ответа мощная, защищённая дверь передо мной дёрнулась и, зашипев стравливаемым в общий коридор воздухом от избыточного внутреннего давления, поехала вверх, а не вправо или влево, как все остальные двери на этом корабле.

Ярко вспыхнули потолочные светильники внутри, добавив света, а я, помня про самосохранение и про защитные системы, остался на месте и, не приближаясь к порогу, начал осматривать нашу Кэлпи, что называется, изнутри.

Кое-что я опознал по своим базам данных, нейрокомп помог, вот независимый источник питания на несколько Тераампер-часов, это ж на тыщу лет хватит, не меньше, куда ей столько, вот ещё один, резервный, вот что-то для диагностики и ремонта, вот мощная станция связи, а вот там, сбоку, стояло что-то такое, что я не поверил своим глазам и принялся вытягивать шею, чтобы рассмотреть всё в деталях. Вытянул, рассмотрел, и в результате не нашёл ничего лучше, чем сказать-спросить довольно растерянным голосом:

— Здрасьте… Кэлпи, а кто это?

— Это моя мобильная платформа, — ответила она в лёгком недоумении, — я же вам говорила.

— Говорила, да, — вспомнил я, и начал уточнять, отвернувшись и немного отойдя назад, — а почему она, во-первых, на человека похожа, а во-вторых, почему в голом виде? Что за безудержный декаданс?

Мне сразу же пришли на ум слова Димы о том, что мобильные платформы, то есть роботов, как я привык их называть, делают не похожими на людей даже издалека, это закон, но вот то, что лежало слева от меня, чуть прикрытое стеной отсека, в небольшом прозрачном, что твой хрустальный гроб, коконе, было неотличимо от человека. От бесполого и безликого человека, не имеющего ни волос на теле и голове, ни особых черт или примет, но тем не менее, это был именно человек, да ещё и в голом виде. Хотя больше это смахивало на заготовку, но почему я так решил, я и сам сказать бы не мог.

— Для нас, то есть для искинов кораблей нашей серии, — начала объяснять Кэлпи, — сделано исключение. Смысл его мне не совсем понятен, но наши мобильные платформы имеют полностью человекообразный облик. Что же до вида — а что с ним не так?

— Ну, — замялся я, — поищи у себя в там базах про приличия и прочие буржуазные предрассудки, может, поймёшь, как лучше.

— Поискала, — спустя, наверное, минуту, которую я терпеливо выждал, отвернувшись, ответила она, а затем там, слева, за стеной что-то зашипело, стукнуло, потом на меня чуть дунуло воздухом от чьего-то близкого присутствия и Кэлпи уже совершенно другим, не доносящимся из корабельных динамиков голосом спросила:

— Так лучше?

— Да, — ответил я, посторонившись, потому что Кэлпи решительно вышла из своего отсека, навсегда, наверное, закрыв за собой дверь, и вот мы уже стояли в коридоре друг напротив друга, причём я рассматривал её во все глаза, — намного. Вот сейчас совсем хорошо.

Передо мной стояла отчётливо рыжая, с медно-зелёным оттенком волос красивая девушка, точь-в-точь похожая на свой уже привычный мне аватар, и глаза её тоже отливали изумрудной зеленью, и её старомодное, почти что в пол, платье тоже было зелёным, из-под платья выглядывала украшенная мелкой вышивкой белая рубашечка, всё по ирландскому древнему канону. А ещё, присмотревшись, я понял, что платье это было сшито швами наружу, а не одето шиворот-навыворот, как того требовала легенда, но так даже и лучше, так было если и не красивее, то аккуратнее уж точно.

— Теперь так будешь, да? — уточнил я, — постоянно?

— Да, — ответила она, — на постоянной основе. И для работы лучше, и микроклимат в отсеке восстанавливать лишний раз не придётся.

— А ты вообще как себя ощущаешь? — я заметил, что стиль её разговора немного изменился в этой ипостаси, он стал чуть более живым, что ли, и принялся задавать самые важные для себя сейчас вопросы, чтобы никогда уже больше к ним не возвращаться, — как мне к тебе относиться? У тебя есть сознание или нет? Извини, конечно, но ты машина или кто? Что ты вообще такое?

— Я мыслю, — улыбнулась мне она, — следовательно, я существую. Не так, как вы, капитан, но я существую и осознаю себя. Не знаю, есть ли у меня душа, это вопрос философский, но я — это я, и делайте теперь с этим знанием, что хотите.

— М-да, — я пытался что-то сообразить, что-то сказать, как-то приободрить её, что ли, но пока выходило плохо, пока я просто стоял и хлопал глазами, пытаясь собраться с мыслями, вот кто бы меня самого сейчас приободрил да подсказал, что делать.

— И вообще, — вспышкой молнии пришла мне на ум спасительная фраза, которой, наверное, получится отбрехаться и которую я услышал во время своего одного-единственного визита в Военно-Воздушную Академию РККА, там тогда в аудитории сцепились два профессора, технарь и гуманитарий, и сцепились они именно из-за этой фразы, ехидно брошенной одним в ответ на высокоумные речи второго: — вся ваша философия это просто попытка объяснить одними непонятными словами другие непонятные слова и, следовательно, к настоящему делу отношения не имеет абсолютно, вот что я тебе скажу. Если ты говоришь, что ты живая, пусть и по-другому, не так, как я, мне этого достаточно. Ясно?

— Так точно! — ещё раз ослепительно улыбнувшись мне, ответила Кэлпи, вытянувшись во фрунт, как на параде, — разрешите провести ознакомительную экскурсию дальше, товарищ капитан?

— Разрешаю, — утвердительно кивнул я, — давай, веди, хвастайся.

Мы встали на предусмотрительно увеличившийся в диаметре примерно до двух метров лифтовый пятачок и очутились на третьем этаже, там, где у нас расположились лаборатории.

Кэлпи принялась с гордостью показывать и рассказывать, мой нейрокомп тоже начал мне помогать с опознанием, подсовывая данные об увиденном, и в скором времени я понял, что всё довольно серьёзно. В этих корабельных лабораториях могли по-настоящему работать люди с очень высокой квалификацией, пусть и работа эта будет больше прикладного характера, ничего фундаментального здесь не могло быть по определению, но нам, для наших задач, с головой хватит и этого.

Тут могли, например, с полной отдачей трудиться биологи, микро и обычные, ксено и нормальные, ещё врачи любой специализации, потому что реанимационная капсула высшего уровня тут тоже была, а потом я бросил гадать и просто посмотрел список категорий учёных, что могли пользоваться нашими лабораториями, и увидел там примерно триста наименований, от агрономов до энтомологов, причём большинство из названий было мне неизвестно, я и наук-то таких не знал.

И, хотя лабораториям и кораблю было больше пяти лет, всё это считалось новым, даже новейшим, потому что здесь устаревание оборудования шло очень медленно, не так, как у нас, мало того, всё это будет актуальным ещё довольно долго, и в обозримом будущем менять его не придётся совершенно точно.

А на втором этаже был трюм, как мне снова с гордостью сказала Кэлпи, высшего уровня защиты, который трансформировался как угодно и в котором можно было перевозить практически всё, что только можно придумать, от чистого урана россыпью до апельсинов в бочках, всё доедет в целости и сохранности, потому что есть стазис, то есть остановка времени в локальном пространстве.

Но большая половина трюма была уже занята, кораблю ведь нашему тоже нужно с собой что-то возить, ЗиП даже в будущем никто не отменял, но и оставшегося объёма хватало, кубов двести пятьдесят тут было.

А вот на первом этаже, там, где были ещё два помещения из трёх с высшим уровнем защиты и ограниченным доступом и где находились вне и внутрисистемные приводы и главная энергетическая установка, вот в них я не полез, вспомнил почему-то про Олега, в конце концов, это его епархия, пусть он и лезет.

Кэлпи явно обрадовалась этому моему решению, мы быстро прошвырнулись по остальным закуткам первого этажа, где она мне всё показала и рассказала, а потом мы вышли на лётное поле, чтобы перевести дух.

Солнце «Надежды» светило ярко и мягко, не обжигая при этом, дул прохладный свежий ветерок, корабль наш стоял в кольце высоких берёз и никого рядом не было, слава богу, так что я, остановившись, несколько раз энергично вдохнул и выдохнул, откинув голову вверх, к небу, и пытаясь привести мысли в порядок.

— Что с вами, капитан? — тут же прицепилась заметившая это Кэлпи.

— Ничего, — успокоил её я. — Просто пытаюсь расслабиться. Мне бы сейчас, по идее, пообедать, принять сто грамм да поспать часок-другой, чтобы всё в голове устаканилось, а то слишком много впечатлений для одного дня, как бы не сбрендить.

— На корабле есть реанимационная капсула высшего уровня, — напомнила она мне, — если что…

— Обойдусь, — отмахнулся я, — не кисейная барышня. Так, а чем там Олег с Димой заняты?

— Олег с Дмитрием при моём участии закончили приводить корабль в спящий режим, — отрапортовала она, — и на данный момент я веду для бортинженера и приглашённого специалиста такую же ознакомительную экскурсию, как и для вас, капитан.

— Ах, да, — спохватился я, — ты же у нас в пределах корабля едина во множестве лиц и вездесуща, точно. А долго им ещё?

— Примерно двадцать минут, — прикинула она, — но можно и быстрее. Надо?

— Нет, — отказался я, — пусть всё идёт как идёт, не будем спешить. Давай мы с тобой лучше сядем вон туда, в тенёк на лавочку, подождём их да поговорим. Согласна?

И вот мы уселись на аккуратную лавочку в тени берёз, причём если я откинулся на спинку и устало вытянул ноги перед собой, то Кэлпи села так, как будто аршин проглотила, сложила руки на коленях и выжидательно уставилась на меня, не дыша.

— Э-э-э, — начал я, думая о том, посоветовать ей вести себя естественней или всё же не стоит, — платье у тебя здоровское, прямо как в театре. Но вообще это нормально — так ходить?

— Униформа на корабле есть, — кивнула она, — и экипажу настоятельно предписывается носить её во время работы, сегодняшний день — исключение. И предписывается прежде всего потому, что униформа эта по своим защитным функциям мало чем отличается от скафандра. Но для меня это неактуально, я сама себе скафандр. Или вы про дисциплину?

— Не, — замотал головой я, — вообще не угадала. Но вот смотри — платье у тебя прямо как из рыцарских романов, длинное такое, да ещё и наизнанку сшито. Люди коситься не будут?

— Ах, это, — засмеялась она и я понял, что ей вроде бы смешно, ну или знает она, в каких именно случаях нужно изображать улыбку, — вы просто не привыкли. Никого я своим платьем не удивлю, тут принято и не такое. Лично мне оно нравится, оно часть моей легенды, и я бы не хотела, капитан…

— Да ради бога, — махнул я рукой, прерывая её, потому что из корабля на лётное поле уже выбрались Олег с Димой, — носи что хочешь. Мне оно тоже нравится, а тебе идёт, причём очень.

— Да ладно! — громко, на всё поле, восхищённым голосом перебил нас Олег, он всё сразу понял, — Кэлпи, это ты, что ли?

— Здравствуйте, Олег, — встала она со скамейки, — и здравствуйте, Дмитрий. Рада поприветствовать вас лично.

— А уж как я рад, — немного непонятно ответил ей Дима, — за все пять лет рад. Наконец-то.

— И заметь! — Олег встал рядом с Кэлпи, — ни на сантиметр не выше нас с тобой! Вот это чувство такта!

— Это скорее субординация, — улыбнулась она ему, — ведь мы же одна команда, верно?

— Верно, — встал на ноги и я, — ну что, идём представляться?

Загрузка...