Драконьи булочки (СИ)

Глава 9

Вошедший был высок, светловолос и одет настолько шикарно, что сразу становилось ясно: перед нами дракон, только они могут позволить себе пальто с воротником из черного лунского песца, исчезающего зверя.

Выступление Дилана Боллиндерри ещё не было забыто: покупательницы бросились вон, Алпин схватился за кассу, а Шольц воскликнул:

— Так, заведение не жечь! Я йогурты в столицу вожу, я найду на вас управу!

Конечно, он отчаянно врал в лицо неминуемой беде. А я похолодела от ужаса — все во мне окаменело, превращаясь в лёд.

Я видела, как дракон выдыхает пламя. И сейчас всей своей крошечной застывшей сутью поняла, что незваный гость готовится сделать то же самое.

— Не собирался никого жечь, уважаемый! — рассмеялся дракон. — Не стоит так трястись, я не одобряю методы моего дома. Госпожа Сорель, так мы можем поговорить?

— Во-первых, леди Макбрайд, — холодно откликнулась я. — Во-вторых, кто спрашивает?

Сама не знаю, откуда во мне взялась эта смелость. Я стояла перед своей смертью и дерзила ей в лицо. Один выдох огня, и от меня и пепла не останется.

Дракон рассмеялся.

— О, конечно, простите мне мою дерзость, леди Макбрайд. Меня зовут Киллиан Гиавери. Мы получили ответ Орана, и вот я здесь!

— Но до этого ваша семейка ударила меня Хлыстом, — напомнила я. Киллиан посерьезнел.

— Да, и я хочу принести извинения. Моя кузина Луавера очень несдержана и предпочитает, скажем так, силовые методы.

— Извинения лучше подкрепить чем-то повесомее слов, — ответила я. — Эта ваша Луавера едва не отправила меня на тот свет.

Киллиан едва заметно улыбнулся краем рта.

— Конечно. Любая сумма, которую вы назовете, сегодня же будет перечислена на ваш счет. Когда драконам нужно, они не жадничают.

Шольц осмелел настолько, что показал мне большой палец. Знай наших! Люди с Макбрайдских пустошей ничего и никогда не упускают.

— Но до этого я все-таки хотел бы побеседовать с вами наедине, — произнес Киллиан уже жестче. Мы вышли на улицу, отошли в сторону от лавки и встали под фонарем. Дракон покосился в сторону моей строящейся пекарни и сонно прикрыл глаза.

— Итак, — сказал он намного холоднее, чем говорил в лавке. — Вы действительно истинная пара, иначе Хлыст оставил бы от вас только жирный пепел. В Оране сейчас много магии?

Я только руками развела. Страх начал потихоньку отступать — возможно, Киллиан умел его контролировать.

— Понятия не имею. Но он сумел отшвырнуть магией одну очень агрессивную даму.

Киллиан нахмурился. От него веяло очень хорошими духами, огнем и кровью — убийственное сочетание, которое могло любого человека вогнать в состояние вязкой покорности.

“Хоть бы Оран скорее принес круассаны в лавку! — взмолилась я. — Тогда он нас увидит. И поможет мне”.

— Узор из перьев на его груди, — продолжал дракон. — Он наливается огнем?

— Да.

— Вы уже сочетались браком?

— Нет. Я жду документы о разводе.

— Вы разделяли ложе?

— Нет, — невероятным усилием воли я сумела освободиться от навязанного подчинения и воскликнула: — Какое ваше дело? Джентльмен не задает таких вопросов даме!

Киллиан вздохнул, и мне вдруг сделалось легче, словно с горла убрали невидимую руку. Темное зимнее утро наполнилось красками, в нем проступили все оттенки синего и золотого.

И я поняла, что конкретно этот дракон не желает нам зла. Он приехал, чтобы разобраться в случившемся.

— Я не просто задавал вопросы, — сказал Киллиан. — Я анализировал в это время ваш энергетический фон. Надо было выяснить, насколько тесно связь истинной пары сумела переплести вас с моим несчастным родственником.

— Несчастным? — переспросила я. — Вы жалеете его?

Дракон повел плечом.

— Я всегда симпатизировал Орану. И не одобрил решение семьи. Он не заслужил проклятия и изгнания.

Я нахмурилась. Слишком уж мягко стелил этот родственник. Как бы не пришлось жестко спать.

И я ему не верила. После того, как дракон сжег мою пекарню, я вообще не верила драконам.

— Но его прокляли и изгнали. За то, что он дал пощечину мерзавцу, который травил людей и не видел в этом ничего плохого, — отчеканила я. — А еще за то, что надо было освободить местечко для этой вашей Луаверы. Оран не позволил бы распродавать коллекции Генерального музея, с его-то порядочностью! А она — всегда пожалуйста.

Я не знала эту Луаверу, но представляла ее исключительной дрянью.

— Вижу, вы не только привлекательны, но и умны, — улыбнулся Киллиан. — Да, Оран показал себя очень совестливым. Добрым — а для дракона доброта это то, что мешает делать деньги. И все сложилось так, как сложилось. Мой дом доволен и не хочет менять существующее положение дел.

— Мы тоже не хотим, — ответила я. — И без вас дел хватает, знаете ли.

Улыбка Киллиана сделалась шире.

— То есть, Оран настроен оставаться здесь? — уточнил он. — И вы не покинете Макбрайдские пустоши?

— Конечно, нет, — недовольно ответила я. — У Орана здесь любимое дело. И уважение. И…

— Ты?!

Мы с Киллианом обернулись. Оран неслышно подошел к нам с коробкой свежевыпеченных круассанов.

Его лицо было искажено болью.

Некоторое время бывшие родственники смотрели друг на друга, а потом Оран негромко произнес:

— Не думал, что это будешь ты.

Киллиан попытался улыбнуться. Видно было, что ему не по себе. Очень сильно не по себе.

— Напросился, — признался он. — Дед не хотел меня отправлять сюда, говорил, что я всегда был на твоей стороне, а отправлять одного приятеля на допрос другого это не лучшая идея. Но, как видишь, я сумел настоять.

Я замерла. Даже дышать боялась.

У меня не было причин любить драконов. Но Киллиан смог произвести на меня пусть не приятное, но хорошее впечатление. Не выглядел он змеем, гадиной, способной уничтожить важное и дорогое одним плевком огня.

— Я встретил истинную пару, — сказал Оран. — Возможно, истинность поможет сбросить оковы семейного проклятия. Мой дом боится этого, не так ли?

Киллиан кивнул.

— Верно. Особенно Луавера. Она первая почувствовала движения энергетических полей… и поспешила принять меры.

Лицо Орана обрело свирепую тяжесть, словно он хотел броситься. Я торопливо дотронулась до его запястья; он дернул головой в мою сторону, и жутковатое выражение несколько смягчилось.

Вспомнилось, как он расшвыривал бандитов тем вечером. Попади ему сейчас Луавера под руку, ей бы не поздоровилось.

— Заказать мою истинную наемным убийцам — это принять меры? — уточнил Оран с обманчивой мягкостью. Киллиан нахмурился.

— Я этого не одобряю. Вообще узнал об этом, когда дед созвал собрание всех членов дома Боллиндерри и зачитал твой ответ, — Киллиан печально усмехнулся и протянул руку. — Дружище, ты же знаешь. Я всегда был на твоей стороне.

Оран опустил коробку с круассанами в эту руку так быстро, что Киллиан едва успел ее подхватить. Покосившись в сторону молочной лавки, я увидела Алпина и Большого Джона: гном выглядывал из-за приоткрытой двери с обрезом в руках и, судя по свирепому выражению лица, был готов пустить его в ход.

— Раз ты на моей стороне, то отнеси коробку в лавку, — Оран мотнул головой в сторону дверей, и Большого Джона как ветром сдуло. — Потом поговорим.

Киллиан кивнул и пошагал, куда было велено — а Оран взял меня за руку и спросил:

— Все в порядке? Он ничем тебя не обидел?

— Все хорошо, — ответила я. — Твой родственник не похож на тех, кто способен кого-то обидеть.

— Верно. Но к нему могли прицепить какое-нибудь заклинание, — хмуро пробормотал Оран. — Мы с ним и правда дружили когда-то. Хорошо, что приехал именно он.

Мне снова сделалось тревожно, сама не знаю, почему.

Но я все же сумела совладать с собой. В конце концов, в Шин приехала не эта дрянь Луавера, а человек, который выглядит понимающим и адекватным.

— Что теперь будет? — спросила я. Киллиан, широко улыбаясь, вышел из молочной лавки, что-то весело бросил на ходу — кажется, успел за несколько мгновений познакомиться и понравиться.

Ладно. Кажется, все и правда не так страшно.

— Мы можем пройти куда-то, где я смогу осмотреть твой узор? — спросил Киллиан, подойдя к нам, и добавил: — У вас тут очень сердечный народ. Мне сразу плюшек предложили.

— Плюх, — поправила я. — Это меньше, чем люльцы.

— Я сразу понял, что все очень серьёзно.

До моего дома мы шли молча; госпожа Монтегю, которая встретилась по пути, посмотрела на нас едва ли не с охранительной молитвой на устах.

Войдя в дом, Киллиан осмотрелся и на его лице наконец-то появилось драконье выражение снисходительного презрения. Мол, как же низко пал его родственник, живёт в медвежьем углу, в грязной норе. Впрочем, это выражение почти сразу же растаяло, и Киллиан дружелюбно произнес:

— Очень уютный дом, леди Макбрайд. В стиле средневекового коттеджа, очень модно сейчас.

— Не будем тратить время на любезности, — сухо откликнулся Оран. Он сбросил пальто, быстро расстегнул рубашку и показал узор из перьев. Сейчас в нем не было ни искорки, и мне сделалось спокойнее.

Киллиан вынул из кармана подобие очков с доброй дюжиной линз и подошёл поближе. Стоило ему дотронуться до кожи Орана, как узор засветился, словно что-то в глубине откликнулось на прикосновение.

— Поразительно! — промолвил Киллиан. — Связь с истинной в самом деле разрушает проклятие! Ещё несколько дней или глубокое эмоциональное потрясение — и от проклятия следа не останется. Ты снова будешь свободен, сможешь снова летать. Твои силы к тебе вернутся.

Все во мне так и заплясало от радости. С Ораном поступили несправедливо и жестоко, и скоро эта жестокость будет отменена.

Он снова поднимется в небо. Обретёт свободу, которую у него отняли.

— Беда только в том, — хмуро продолжал Киллиан, — что я не знаю, как сильно отдача от разрушенного проклятия ударит по твоей истинной.

Мы с Ораном переглянулись.

Нет-нет-нет, я не согласна. На это я не подписываюсь.

У меня и так в жизни все очень весело, не хватает еще и отдач от разрушенного проклятия, чтобы почувствовать всю полноту бытия.

Нервный смешок поднялся откуда-то из глубины груди — мысли скомкались, душу окутало страхом. Я, конечно, хотела, чтобы Оран был свободен, вот только не ценой моего здоровья и жизни.

Драконьи проклятия — дрянная вещь. С ними просто так не справиться, от них можно долго и дорого лечиться, но так в итоге и не спастись.

— Прости, — сказала я, глядя на Орана. — Прости, я очень взволнована. Я хочу, чтобы ты снова мог оборачиваться и летать, но… мне страшно.

Оран перевел взгляд на Киллиана и спросил:

— Можно сделать так, чтобы с Джиной ничего не случилось?

Киллиан неопределенно пожал плечами. Его лицо сделалось напряженным и сосредоточенным.

— Разве что окружить тебя сетью заклинаний, чтобы отдача перешла в общее поле и развеялась там. Для начала скажи честно: ты собираешься вернуться в столицу?

Оран посмотрел на него, как на идиота.

— Конечно, нет. Хватит с меня наших общих родственников. Предпочел бы никогда их не встречать.

Киллиан вопросительно поднял бровь.

— Ты всерьез хочешь остаться в этой глуши?

— Здесь мое дело, — откликнулся Оран и посмотрел на меня так сердечно и тепло, что все страхи отступили. — Здесь моя истинная. Да, конечно, я останусь в этой глуши.

Кевин и его мамаша сейчас хором закричали бы: “Идиот!” Как в здравом уме можно желать остаться на Макбрайдских пустошах?

Но за время своих скитаний Оран успел многое понять. Например, что лучше держаться подальше от тех, кто способен разорвать тебя на клочки, проклясть и обречь на горькую судьбу бродяги. Даже если ты вернешься, даже если дом Боллиндерри простит заблудшего родственника, никто не забудет о том, что случилось.

На Орана свалят какую-нибудь очередную неприятность, и тогда проклятием дело не ограничится.

Так что лучше быть подальше от всего этого. Особенно, если у тебя есть дом, хорошая работа и человек, которого ты любишь.

Киллиан понимающе улыбнулся.

— Ваши дети, — сказал он. — Когда-нибудь они обязательно появятся. Дед хочет, чтобы они не принадлежали дому Боллиндерри.

Оран не успел ответить — я рассмеялась и воскликнула:

— Мы тоже этого хотим. Чем дальше наши дети будут от такой замечательной родни, тем лучше.

А ведь и правда: у нас с Ораном однажды родится ребенок. Мальчик с его глазами, девочка с моими кудрями… Сейчас я подумала о них, и душу окатило горячей волной счастья.

Мы построим свой маленький мир и будем счастливы в нем вдали от драконов, их власти и злобы.

Взгляд Орана сделался мечтательным, словно он тоже представил наших детей. Киллиан кивнул.

— Удивительное здравомыслие, леди Макбрайд, — произнес он. — Любая другая на вашем месте сейчас протестовала бы. Требовала для себя и детей достойного места и части состояния дома Боллиндерри.

— Любая другая на моем месте вытерпела бы измену первого мужа, — с достоинством откликнулась я. — Но ни мне, ни моим будущим детям не нужно тех благ, которые надо выгрызать у совести. А состояние мы создаем сами. Скоро, например, здесь начнется кулинарный конкурс. Я собираюсь победить.

Оран кивнул так, словно нисколько в этом не сомневался.

— Хорошо, — кивнул Киллиан, посерьезнев. — Итак, вы оба клянетесь, что отказываетесь от возвращения в столицу, притязаний на часть состояния дома Боллиндерри и законного места в драконьей семье. Верно?

Мы с Ораном дружно кивнули. Киллиан вынул из внутреннего кармана пальто мешочек из красного бархата и протянул мне.

— Тогда возьмите. Это сокровище дома Боллиндерри, фаланга святого Иолера.

Я осторожно приняла реликвию, и на мгновение показалось, что в мешочке что-то шевельнулось. Лицо Орана сделалось по-детски мечтательным — такое мягкое выражение я замечала в нем, когда он работал.

— Он был драконом, святой Иолер. Но любил и жалел людей, — объяснил Оран. — Его мощи оберегают от драконьего огня, черных чар и всякого зла, — он перевел взгляд на Киллиана и добавил: — Спасибо, что привез их.

Киллиан усмехнулся краем рта. Глаза остались серьезными.

— Выдержал целую бурю, но дед в итоге согласился. Разумеется, в обмен на то, что вы никогда не покинете пустоши. За исключением, разве что, лечения в столице.

Я тоже усмехнулась.

— Как гуманно с его стороны.

— Сам удивился! — развел руками Киллиан. — Но победил. И очень этому рад.

Какие бы ни были в жизни потрясения, она все равно движется дальше, и в ней полно дел, которыми надо заниматься.

Оран взялся за очередную партию круассанов, а я отправилась на стройку — посмотреть, как идут дела в пекарне, и поговорить с Женевьевой, если она высунет свой длинный нос в мою сторону.

Крылатые закончили с окнами, которые весело сверкали новенькими стёклами, и теперь хлопотали на крыше, укладывая несколько дополнительных слоев материала от протечек. Хорошее дело: зимы в наших краях снежные.

Я поднялась по аккуратным ступенькам, вошла в пекарню, и один из крылатых тревожно пискнул:

— Будьте осторожны! Мы ещё не все закрепили!

Я понимающе кивнула.

Зал пекарни был большим. Теперь это была уже не пекарня, а ресторанчик на десять столиков. А вот и стойка уже готова: изгибается, как волна, а за ней вывешена большая доска, на которой будет написано основное меню с ценами.

Я заглянула на кухню: чарную печь ещё не привезли, но сверкающие столы уже стояли. Скоро Оран будет готовить здесь свои удивительные заварные пирожные и круассаны, а вон там Большой Джон займётся хлебом.

И повар, нам ведь ещё повар нужен! Ладно, какое-то время я могу поработать: мама научила меня стряпать, и я смогу накормить орков мясным рагу, а остальных — пышным столичным омлетом, который качается, словно бело-золотое облако. Но до серьёзного уровня мне далеко.

Длинная палочка мела с остро заточенным носиком уже лежала на подставке: я взяла её и написала на доске: "Пекарня Джины: работаем для вашей радости". Пусть дракон сжёг её — она возродилась на новом месте. Уже в воскресенье сюда придут люди за свежим хлебом и выпечкой. Все начнётся заново, все всегда так и начинается.

— Готовишься к открытию?

Я обернулась и увидела Женевьеву. Она вошла в пекарню и замерла, рассматривая интерьер с таким лицом, словно её изящная туфелька угодила в коровью плюху.

— Ну да, чистенько, — снисходительно заметила Женевьева. — На сельский непритязательный вкус сойдёт. Но люди выберут меня в итоге, сама увидишь.

Я усмехнулась.

— Не помню, чтобы приглашала тебя войти, Женевьева. Но раз уж ты здесь, у меня к тебе есть дело.

Женевьева склонила головку к плечу, в ее взгляде скользнуло пренебрежение с нитью злости: ни дать, ни взять, змейка, которая готовится к броску.

Она приехала, чтобы победить. Чтобы уничтожить меня в моем родном краю. Возможно, Кевин спал с ней, а не просто приятельствовал.

— Хочешь, чтобы я уехала? — медовым голоском спросила она. — Я не уеду.

Я улыбнулась. Да понятное дело, тебя отсюда палкой не выбьешь. И нет, я не поддамся: понимаю, что ты хочешь, чтобы я вышла из себя и начала новый скандал — но нет. По-твоему тут не будет.

— Хочу предложить тебе пари, — сказала я таким же медовым тоном светской дамы. — Кулинарный конкурс, в три этапа. Хлеб, горячее блюдо и десерт. Моя команда против твоей. Кто победит, закрывает дело и уезжает из Шина навсегда.

Между нами искрились маленькие молнии, таким было нарастающее напряжение. Я почти видела их сияние. Напомаженные губы Женевьевы сжались в нить.

— Кевин говорил, что ты безумна, — проворковала она. — Отказаться от брака с таким мужчиной может только сумасшедшая, теперь я четко это вижу. Но ты еще глупее, чем я думала. Как твоя деревенская стряпня может сравниться со столичной кулинарией?

Точно, они с Кевином спят. Впрочем, если ей нравится грязь, пусть плещется в ней, сколько душеньке угодно. Я все равно не поддамся на провокации.

— Вот и посмотрим. Решать будут жители Шина. Если твоя столичная кулинария понравится им больше — я закрою пекарню навсегда. Даю слово.

Женевьева посерьезнела. Кокетливый налет светской стервы растаял: теперь передо мной была ушлая и бойкая девица, которая никогда не упускала ни своего, ни чужого.

— Я тебя уничтожу, — усмехнулась она. — Неужели ты думаешь, что твое хрючево, которым ты кормишь орков, сравнится с гранд-котлетками?

Как-то в столице я попробовала эти гранд-котлетки. Да, вкусно — но никогда не сравнится с хорошим карбонадом.

— Вот и проверим. Или ты боишься? Боишься, что вся эта франшизная шелуха окажется бессильной перед хорошей кухней?

Женевьева посмотрела по сторонам.

— А эта хорошая кухня, о которой ты говоришь… она сейчас здесь, с нами, в этом здании?

— Боишься, — сладко улыбнулась я. — И стараешься спрятать свой страх за язвительностью. Меня этим не пробьешь, даже не пытайся.

— Было бы, кого бояться. Деревенскую девку, которую отмыли и вывезли в столицу. А та упустила все шансы. Куда тебе конкурировать со мной? — Женевьева посмотрела по сторонам и добавила: — А это здание я, пожалуй, выкуплю, когда ты разоришься. Устрою здесь склад.

— Нет проблем! — улыбнулась я. — Для этого остались сущие пустяки: победить мою команду в конкурсе. Или твоя франшиза для этого слишком слаба?

Теперь во взгляде Женевьевы была ничем не прикрытая ненависть, и она не собиралась маскировать своих искренних чувств.

— Кевин всегда говорил, что ты дура. И бревно, — сказала Женевьева, и это было тем номером программы, за которым всегда наступает таскание соперницы за волосы. — Ему пришлось завести любовниц. Ты никогда не умела его удовлетворить. Какой же стылой жабой надо быть, чтобы не откликнуться на страсть такого мужчины?

Я вздохнула. Несколько дней назад эти слова задели бы меня — но сейчас я нашла своего истинного, и все прошлое не имело ни малейшего значения.

Да, Кевин изменял мне все время нашего брака. Каким же человеческим дном надо быть, чтобы идти к шлюхам от жены и поливать эту жену грязью?

Впрочем, ничего нового. Я успела убедиться в его высоких моральных качествах. Осталось дождаться документов из суда о расторжении брака.

— Я была его законной женой, — сказала я. — А все остальные шлюхами, которые добирали мои объедки. Не знаю, может, тебе и правда нравится собирать крошки с чужого стола, но… ты все-таки боишься. Потому что знаешь, что проиграешь.

— Хорошо, — кивнула Женевьева. — Пари так пари. Если ты проиграешь, то закрываешь пекарню навсегда. И не возродишь ее ни в каком виде.

— Договорились, — улыбнулась я и протянула ей руку.