Большой Джон мигом принёс стакан ледяной воды и с нескрываемым удовольствием выплеснул его в лицо свекрови. Та застонала, приоткрыла глаза и пролепетала:
— Подонки...
— Вот спасибо на добром слове, — ухмыльнулся Ристерд и покосился на Алпина, который пока так и не выпустил биту.
— Сопроводить поможешь?
Алпин склонил голову.
— Разумеется, шеф. Это мой долг как гражданина.
И, набросив на плечи щегольский полушубок, он без всяких церемоний вывел незваных гостей из пекарни.
А шеф подошёл ко мне и спросил:
— Может, мне проще тебя за железную дверь закрыть? Как ты приехала, так все и закипело.
— Они не заказывали моё убийство, — негромко сказала я. — Будь иначе, не прилетели бы сюда, не стали подставляться. Сидели бы в столице тихо.
Ристерд пожал плечами.
— Ничего нового я из ребят не выбил, — сообщил он, и я заметила новые ссадины на его кулаках. Да, информация в прямом смысле выбивалась. — Но связался со всеми окружными отделениями, и сегодня мы возьмем банду Гироламо. Тогда и отследим по пушинке, кто именно тебя заказал.
Он сделал паузу и спросил:
— В тех деньгах, что ты отжала, было твоё приданое?
Приданого у меня было почти по пословице: коса, веник и пятигрошник денег.
— Четыреста крон, — ответила я. — То, что отложили родители. Остальное — совместно нажитое имущество, все по закону.
— Ну, я не мог не спросить, — вздохнул Ристерд. — Ладно, пойду беседовать с твоей бывшей родней.
Оран все это время стоял молча. Когда шеф покинул пекарню, я обернулась к нему и призналась:
— Я страшно испугалась, Оран. Думала, ты и правда сейчас плюнешь в них огнем.
Дракон дотронулся до горла. Вид у него был усталый и больной.
— Я тоже думал, что плюну. В какой-то момент забыл о проклятии. О том, что огня больше нет.
Я взяла его за руку — а потом обняла крепко-крепко. Оран обнял меня, и так мы стояли несколько долгих минут. Я слышала биение его сердца, чувствовала огонь, который тек где-то в глубине тела, и мне давным-давно не было настолько спокойно и легко.
— Спасибо, что заступился за меня, — негромко сказала я. Вот так бы вечно стояла в кольце его рук, в тепле тела, в чувстве защищенности от всех бурь мира.
— За это не надо благодарить, — откликнулся Оран. — Потому что поступить иначе невозможно.
Большой Джон выглянул в зал и напомнил:
— Прости, друг, что прерываю романтику, но ты забыл про свои круассаны.
Мы с Ораном разорвали объятие, улыбнулись, и я сказала:
— Займусь пока счетами. И обязательно подумаю в сторону меню!
— Подумайте в сторону прикупить еще одно помещение, леди! — посоветовал Большой Джон. — У нас маленький зал для такого размаха. Здесь бы оставить пекарню с кондитерской, а вот в домишке по соседству расположить кафе.
— Хорошая мысль, — согласилась я. — Но лучше давай пока думать о недельных новинках. Я что-то пока побаиваюсь вкладывать крупные суммы. Особенно с учетом бойкотов и конкурентов.
— Можно и о новинках, — Большой Джон никогда не спорил с начальством. — С завтрашнего дня можем устроить неделю тарта в сметанной заливке. Люди сами готовят с местной ягодой, смородиной да черникой. А я бы свистнул Триггви Триггвиссону, он мой кум, так была бы нам поставочка манго как раз на неделю. Как думаете, придут к нам?
Идея мне понравилась. Манго и в столице считалось деликатесом, а уж на пустошах народ сбежался бы просто посмотреть, не говоря уж про купить.
— Свисти, — одобрила я и громко спросила: — Оран, ты умеешь готовить тарт?
Оран вышел к прилавку с таким видом, словно я спросила, носит он ложку с супом в рот или в ухо. В глазах плескался гнев — искренний, настоящий.
— Хочешь меня обидеть? — поинтересовался он. — Спроси такое еще раз.
— Я же пока не знаю, что именно ты умеешь готовить, — вздохнула я. — Вот и спросила. И спрошу еще раз, если потребуется.
Оран вздохнул.
— Да, я умею готовить тарт с манговым пюре. Но люди здесь скажут, что это очень дорогое лакомство.
Да, обитатели пустошей берегли денежки и очень редко пускали их на баловство. Зачем тебе фруктовый открытый пирог, если на ту же сумму ты сможешь купить кусок мяса для всей семьи?
— Нужна история, — пощелкал пальцами Большой Джон. — Например, что каждый тарт обработан артефактом на крепкое здоровье до самой весны.
Я нахмурилась.
— У нас есть такой артефакт?
Гном завел глаза к потолку.
— У нас такого артефакта нету. Но можно подумать, тут народ в них разбирается! Скажем, что есть. У меня зуб камнешмыга хранится, скажем, что это артефакт.
— А если кто-нибудь потом все-таки заболеет? — я устало вздохнула. — И снова я буду во всем виновата.
Большой Джон нахмурился, но тут же просиял.
— Тогда скажем, что тарт зачарованный. Кто его съест, тот будет счастлив в любви. Если болезнь можно доказать, то любовная любовь дело такое, неуловимое. Ну что, попробуем?
Я дала добро, и Большой Джон вышел из пекарни сотворить заклинательное письмо. У гномов своя магия, они ее никому не показывают и не делятся наработками, но я не сомневалась: к вечеру манго будет уже в пекарне. Самое главное, чтобы его не стибрили.
— Придется нам недельку пожить здесь, на втором этаже, — сказала я. — Буду караулить манго, а ты — меня.
Оран улыбнулся, кивнул и ушел к печи.
Алпин пришел к восьми, перевернул табличку на двери стороной с надписью “Открыто” и мы принялись раскладывать по полкам свежевыпеченные батоны, булочки и караваи хлеба. Первый покупатель пришел только к девяти — господин Пибоди, местный кузнец, взял пакет с караваями и заверил:
— Я все равно тут буду покупать, что бы там бабы ни орали и не планировали.
— А что орут? — поинтересовалась я.
— Орут, что из-за тебя в поселке убийцы появились, — ответил кузнец. — И что если бойкотировать твою пекарню, ты разоришься и уедешь. Но ты вон, залезь на дуб да и плюй на них сверху, и глупые речи не слушай.
— Спасибо, господин Пибоди, — искренне поблагодарила я. — Завтра у нас будет очень вкусный пирог с манго, вам бесплатный кусочек за поддержку.
Кузнец довольно улыбнулся. Когда-то он дружил с моим отцом, и отблеск этой дружбы сейчас озарял пекарню.
Потом пришли сестры Лейн — взяли десяток круассанов с шоколадно-ягодным кремом и я невольно заметила, как они приплясывают у витрины, стараясь заглянуть в глубину пекарни.
— Что-то еще, Телли? — спросила я. Младшая Телли вздохнула и прижала руку к груди — когда она так сделала, то Большой Джон, который вынес связки бубликов, чуть не споткнулся. Грудь у нее была такой, что можно было поставить ведро воды, нести милю и не расплескать ни капли.
— Джина, а твой кондитер… — заинтересованно сказала Телли. — Вчера он дрался, как лев! Это было так захватывающе! Я хотела спросить… вернее, мы с Гелли хотели спросить, не хочет ли он зайти к нам сегодня вечером на чай?
Вот так. Разглядели героя. Я ослепительно улыбнулась и ответила:
— Вынуждена вас огорчить. Он дракон и нашел свою истинную пару, так что чаепитие не удастся.
Телли и Гелли фыркнули, схватили пакет с покупками и были таковы. Кажется, пекарня лишилась ещё двух покупательниц.
Вернулся Алпин. Встав со мной за прилавок, он поправил галстук и доложил:
— Что было! Я не мог уйти, пока не досмотрел.
Когда Кевина и мою свекровь привели в участок, шеф Ристерд запихал их за решетку, потому что всю дорогу они вопили и обзывали его деревенским держимордой. Так что пару суток за оскорбления представителя законной власти они заслужили. В столице Кевин вел себя, как джентльмен, но решил не тратить достойные качества на пустошах. Выяснилось, что они получили бумаги из суда, рвали и метали, узнав, как я разделила имущество, прикинули, куда я могла уехать, и под утро рванули в Шин.
Свекровь решила вспомнить молодость и порядки рыбного рынка и хотела повыдергать мне косу. Кевин собирался отобрать все, что я забрала. Ристерд послушал их вопли из-за решетки, добавил еще пару суток ареста за брань в государственном учреждении, а тут и коллеги…
— А вот они! — Алпин обернулся к двери: в пекарню входила сразу дюжина крепких ребят в полицейской форме, и вид у них был усталый. — Трудная ночь, офицеры?
— Да помереть не встать! — сказал смуглый черноусый здоровяк с капитанскими погонами. — Зато банду Гироламо накрыли одним ударом, ни одна тварь не сбежала.
Я вздохнула с облегчением. По крайней мере, с этой стороны теперь можно никого не бояться.
— Господа, прошу за столы! — гостеприимно пригласила я. — У нас мясняшки и свежесваренный кофе.
Большой Джон, который вынес целый поднос с мясняшками, посмотрел на меня очень выразительно, словно хотел изречь сакраментальное “Я же говорил, надо расширяться!” Полицейские заняли все столики, а капитан сказал:
— Мясняшки это вещь. А то устали, как собаки, и еще кишка кишке колотит по башке. Сколько с нас, хозяюшка?
— Сегодня нисколько, вы спасли наш поселок от грабителей и убийц, — ответила я, и Алпин вытаращил глаза так, будто хотел мне показать, что я схожу с ума. — А если будете приезжать к нам за хлебом и круассанами, то каждому дам именную скидку в десять процентов.
Пускай меня бойкотируют шинские куры, на здоровье. Найду покупателей в других местах, тем более, что в Шин ездят за выпечкой из соседних поселков.
— Я точно буду, — заявил один из полицейских званием пониже, который в один укус заглотил мясняшку. — Угощение просто огонь, хозяюшка! Нельзя ли добавки?
На лице Большого Джона почти проступили его сердитые мысли: полицейские известные обжоры, их только примани и разоришься через неделю.
— Добавку все возьмем, — сказал капитан, — но уже за ее цену. Угощением нельзя злоупотреблять!
Вот и хорошо. Господа офицеры смели почти все мясняшки и Джон торопливо взялся за новую партию, а в пекарню слетелась стайка покупательниц: девицы на выданье со всего поселка брали круассан на двоих или булочку и отчаянно кокетничали и стреляли глазками.
В общем, дело, казалось, пошло на лад, но ровно в половине двенадцатого в пекарню вкатилась вдова Тимоти, злобно зыркнула в мою сторону и пропела медовым голоском:
— Как хорошо, что здесь полиция! Наконец-то эту негодяйку арестуют за воровство!
Господа офицеры, которые расслабились в тепле, невольно собрались. Я устало вздохнула и сказала:
— За такие речи и ответить можно, госпожа Тимоти. Статья сто пятнадцать общего Гражданского кодекса, оскорбление личности при свидетелях. Статья двести два, там же: лжесвидетельство.
Вдова только фыркнула.
— Я все видела! Я все знаю! Из-за тебя двое порядочных людей сидят за решеткой! А Ристерд никого не слушает, видно, ты уже успела его умаслить! Господа офицеры, — вдова обернулась к столикам. — Она ограбила своего мужа! Забрала половину денег, а разве она их заработала? Сидела в столице нахлебницей, ногти полировала.
Неудивительно. Кевин и свекровь так орали, что теперь весь посёлок в курсе моих семейных дел.
Мне сделалось горько и обидно. Кевин разрушил нашу семью, унизил меня, что ж, по мнению вдовы Тимоти, я должна была уйти из его дома голая и босая?
— Это совместно нажитое? — поинтересовался капитан. Я кивнула. — Ну и о чем тогда крик? Что вместе нажито, делится поровну, исключая личные подарки. Да и вам, уважаемая, что за печаль?
Некоторое время вдова смотрела на капитана и пыхтела так, словно в ней закипал маленький чайник.
— Я законопослушная гражданка! — выкрикнула она. — Я не смею оставаться в стороне, когда кругом творятся преступления и царствует порок! Я..!
Она охнула. Застыла, открывая и закрывая рот. А потом заорала.
Никто не обратил внимания на Орана. Даже я. А он бесшумно вышел с ведром для отходов в руках и вылил на голову вдовы содержимое.
— Хулиганство, — заметил один из офицеров.
— Можете меня арестовать, — с достоинством откликнулся Оран. — Но я дракон, а она моя истинная. И я готов повторить этот номер столько раз, сколько потребуется.
Вдова, которая до этого голосила, как банши, что почуяла свежего покойника, осеклась. Стряхнула с головы яичную скорлупу и с нескрываемым ужасом уставилась на нас. Оран опустил ведро.
— И требую немедленных извинений, — холодно произнес он. — Моя истинная приехала только вчера, а уже столкнулась с фонтаном оскорблений и клеветы. Что вы там говорили о хулиганстве, офицер?
— А то и говорил, — откликнулся капитан. — У таких вот обличающих свое рыльце в пушку как правило. Сейчас и проверим, с чего вы на самом деле так взвились.
— Что значит “Она твоя истинная”? — спросила вдова, не обращая внимания на стражей порядка. Очередная стайка девиц, забежавшая за круассаном, застыла в дверях, переглядываясь и уже перекатывая на языках новую сплетню, потрясающую воображение.
А я надеялась, что приеду в родные края и буду жить тихо и спокойно… Не дождетесь!
— Как это истинная..? — прошелестел слабенький голосок кого-то из девушек.
Оран поставил опустевшее ведро на пол и расстегнул рубашку. За ночь узор из перьев на его груди потемнел и теперь был похож на татуировку, но стоило дракону показать его, как рисунок вспыхнул огнем.
— Вот доказательство, — ответил Оран. — Такой пламенный рисунок проступает, когда дракон встречает свою истинную пару, женщину, созданную для него небесами.
С кокетливой круглой шляпки вдовы слетела луковая шелуха, но та даже не заметила.
— Истинная пара, значит, — прошипела вдова. — Ну ничего-ничего! Найду я на вас управу!
— Сперва расплатитесь за разбитую витрину! — насмешливо заявил Алпин. — Ущерб я подсчитал, две сотни крон. Изволите выплатить наличными или чеком?
Вдова Тимоти сверкнула глазами так, словно проклинала ту минуту, когда вошла в мою пекарню, желая вытребовать бесплатное.
— Вы меня ещё не знаете, — прошипела она, тряся узловатым указательным пальцем перед носом Алпина. — Но вы меня ещё узнаете!
И вылетела из пекарни, едва не сбив орков, которые пришли за обожаемыми мясняшками.
Работа закрутилась. Я быстро убрала все, что натекло с вдовы, вымыла руки и присоединилась к Алпину за кассой. В её раскрытой пасти звенело весьма заманчиво: полицейские расплатились щедро. А орки сметали мясняшки так, словно не ели примерно никогда, так что я смогла подойти к Орану только, когда пекарня опустела.
— Спасибо, что заступился за меня. Это было впечатляюще.
Оран лишь улыбнулся с привычной сдержанностью. Сейчас тесто для бубликов и клубничный крем интересовали его намного больше.
— Джон предложил вылить на нее тесто пожиже. Но я не мог на это пойти, сама понимаешь.
— Понимаю, — я кивнула и, сжав его руку, благодарно прикоснулась губами к щеке. — Как думаешь, нас когда-нибудь оставят в покое?
Оран неопределенно пожал плечами.
— Поселковые сплетники. Мой бывший дом. Тот, кто хочет тебя убить, — перечислил он. — Многовато, чтобы рассчитывать на спокойную жизнь в ближайшем будущем.
— Но мы справимся, правда? — спросила я, уже зная ответ, и Оран кивнул.
— Обязательно. Когда рядом с драконом его истинная пара, они способны перевернуть мир.
— Вообще тут нет ничего особенного. Никакого секрета.
Ящики с ароматными солнечными снарядами манго появились в пекарне через несколько мгновений после того, как мы закрылись. Алпин подсчитал выручку, сегодня получилось на пятнадцать крон больше, чем обычно, и выглядел невероятно довольным.
— Я говорю некоторые слова, — продолжал Большой Джон, пересчитывая ящики. — И пишу пальцем в воздухе то, что хочу передать. Ветер подхватывает буквы и несет по течению магических полей. И послание возникает перед адресатом. Все!
Алпин смотрел на манго с таким видом, словно перед ним было воплощенное чудо. Плоды лежали в ящиках, в гнездах из мелко нарезанной мягкой бумаги и пахли так, что можно было сойти с ума. Жители пустошей, конечно, ели фрукты и ягоды, но только местные, манго видели в книгах, а не на столе — тарт произведет подлинный фурор.
— Все да не все, — сказал Алпин. — Какие слова ты говоришь?
Большой Джон презрительно фыркнул.
— Так я тебе и сказал! Это наша гномья тайна. А с посылками совсем просто: их передают через червоточинку. Пробросили, вот и все дела.
Я понимающе кивнула. Хоть бы выгорело дело! Манго стоили мне почти две тысячи крон, и если никто не пойдет покупать тарты, то на дверь пекарни можно вывесить табличку “Разорены и закрыты навсегда”.
— Ночуем сегодня здесь, — сказал Оран. — Вспышку червоточинки наверняка видел весь поселок. И всем сразу же надо будет знать, что тут произошло.
— Нет проблем! — заявил Большой Джон. — Я у печи устроюсь. Самое наше, гномье место. И спине полезно, спина моя любит, что потеплее.
Я подошла к окну, поправила опущенные жалюзи и выглянула на улицу. Народ еще не разошелся по домам. Девицы гуляли с кавалерами, запоздалые покупатели выходили из мясной лавки, и госпожа Тоуль что-то рассказывала компании дам, делая энергичные взмахи руками.
Хотелось надеяться, она не репетировала подбрасывание дровишек в мой костер.
— Как там, интересно, моя свекровь и Кевин, — вздохнула я. В полицейском участке горели все окна, у входа господа офицеры покуривали трубки. Вот мелькнула маленькая быстрая тень, и я узнала Элли. В крошечных ручках домовичка несла что-то похожее на кастрюлю, старательно укутанную в полотенце.
Сегодня воскресенье. Переделав все дела по дому, Элли отправилась на помощь шефу Ристерду. Ну вот и отлично, без горячего он не останется.
— Я сегодня прогулялся с одной барышней, — сообщил Алпин, и Большой Джон покачал головой: мол, наш пострел везде поспел. — И шли мы, так получилось, мимо участка. Было тихо. Видно, твоя бывшая родня решила не накрикивать себе новый срок.
— Когда ты только успеваешь барышень окучивать? — поинтересовался гном, но Алпин не успел ответить. Элли проступила из пустоты и с печальным вздохом сказала:
— Леди Макбрайд, позвольте умыться в пекарне. Я не могу убрать ущерб от хозяина чарами.
Мы так и раскрыли рты: бедная домовичка была щедро украшена соусом от рагу с картофелем и овощами. Большой Джон не упустил свой случай: подхватив Элли под руку, он повел ее отмываться. Вскоре домовичка, завернутая в белоснежное полотенце, как гусеница в кокон, вернулась в торговый зал, и я спросила:
— Что случилось, Элли? Кто так тебя?
— Я покормила ребяток шефа Ристерда и уложила их спать, — всхлипнула Элли. — И решила отнести шефу часть ужина, подумала, что он не ел толком со всеми этими приключениями. И вот я шла к шефу мимо решетки, а господин Кевин вытянул ногу меж прутьев и пнул меня…
Я сочувствующе погладила домовичку по голове. Элли вздохнула, а Большой Джон сжал кулаки и нарочито миролюбивым тоном поинтересовался:
— Алпин, братец, а не прогуляться ли нам до участка? Не вернуть ли этот пинок?
Ничего удивительного. Кевин поджимал хвост перед теми, кто был сильнее, чем он, но не церемонился со слабыми.
— Не надо никого пинать, — сказала я. — Этот арест и без того разрушил их репутацию. Элли, может, ты заметила в участке что-то интересное? Необычное?
Домовичка кивнула.
— Они не заказывали ваше убийство, леди Макбрайд. Это совершенно точно. Там отследили все по пушинке, к семье Дорнан нитки не идут.
Ладно. Почему-то мне стало легче. Не хотелось верить, что человек, который когда-то давал мне свадебную клятву, может оказаться убийцей.
Да, я любила Кевина. Всю мою любовь смыло тем, что я увидела в гостиной дома свекрови. Я не надеялась на хорошее и не ждала этого хорошего.
— И что теперь? — спросил Оран. — Их выпустят?
Элли пожала плечами.
— Может быть! Ох, леди Макбрайд! Я с вами два дня, а уже успела отвыкнуть от пинков и толчков…
— Забудьте о них, милая барышня, и никогда не вспоминайте, — посоветовал Большой Джон. — И если хотите, я все-таки заверну в участок. И заверну кое-кому рыло на сторону!
Гномы уважают своих женщин и в их семьях никогда не бывает того, что в полицейских сводках называют “Домашним насилием”. Конечно, семьи у гнома и домовички никогда не будет, но дружбу никто не отменял. Пусть Элли тоже чувствует себя защищенной.
Как я.
— И вот еще что! — продолжала домовичка. — Там рядом с участком стоял какой-то очень неприятный тип. Одет, как джентльмен, но смотрит так, словно хочет отрезать голову! И над головой будто красный туман собирается!
Мы переглянулись. Оран сощурился.
— Каштановые волосы, карие глаза, шрам на виске и бриллиантовые запонки в виде бабочек? — уточнил он. Элли кивнула и Оран добавил: — Это по мою душу.
Я испуганно обернулась к нему. Накатил страх — неприятный и липкий, он опустил руки мне на плечи и шепнул: ничего хорошего вас не ждет, не надейся.
— Кто это? — спросила я. Оран улыбнулся, но улыбка вышла натянутой и неживой.
— Дилан Боллиндерри, — откликнулся он с нескрываемой горечью. — Мой кузен. Это он наложил на меня проклятие.
Какие высокие отношения. Наверняка в детстве они играли вместе, бегали за бабочками с сачками, гоняли мяч… А потом один двоюродный брат проклял другого под всеобщее одобрение.
— Быстро же они… — пробормотала я. — Раз не хочешь идти сам, к тебе придут.
Большой Джон принялся деловито поправлять рукава.
— А и пусть придут! — сегодня в гноме так и бурлил воинственный нрав его народа: он так и хотел почесать об кого-нибудь кулаки. — Мы тут его встретим, как родного! В терему приветим, как дорогого родственника!
— Не шурши, — оборвал его Алпин. — Дракон дохнет, и полетим пеплом по ветерку. Оран, как думаешь, чего он хочет? Чего притащился?
Оран только руками развел.
— Могу только подозревать, что это оттого, что я попытался обратиться и дыхнуть огнем. Проклятие дало об этом знать своему создателю. И…
Снаружи послышался гул. Он зародился где-то наверху и теперь стремительно приближался — летело что-то огромное, переполненное яростью и гневом. Летело, чтобы разорвать на части. Уничтожить.
Оран изменился в лице. Только что он был относительно спокоен — и вдруг превратился в мертвеца, который все еще смотрел в лицо своей смерти, уже понимая, что обратной дороги в жизнь не будет.
— Бежим, — выдохнул он и, схватив меня за руку, бросился к дверям. — Бежим, это дракон!
Мы вылетели из пекарни как раз в ту минуту, когда с неба обрушился огненный кулак. Я не оборачивалась, но все равно каким-то странным чувством видела все, что произошло. Вот сгусток пламени падает на крышу пекарни и вминает ее, как хозяйка месит тесто. Вот поднимается грохот, гром и рев, и изо всех окон выплескивается пламя.
Кто-то закричал. Оран остановился, прижал меня к себе — он не хотел, чтобы я смотрела, но я все-таки обернулась.
Пекарня была охвачена огнем. Пламя с гудением поднималось до самых звезд. Большой Джон стоял рядом с нами, держа в руках один из ящиков с манго, Элли прижалась к моей ноге, дрожа всем телом, и кто-то сказал незнакомым голосом:
— Я кассу выворотил.
Алпин замер справа — тяжело дыша, с денежным ящиком кассы в руках. Со всех сторон бежали люди с ведрами, но драконий огонь простой водой не затушить. Он не погаснет, пока его цель не обратится в прах…
Я не сразу поняла, что плачу. Моя пекарня, мои деньги, купленное манго — все становилось пеплом, и отчаяние раздирало душу на части. Смотреть было тяжело и больно, но я не могла отвести взгляда. Внутренний голос говорил, что нам повезло, что все мы живы, что наличных в пекарне было не так много, а банковский счет и документы на собственность можно восстановить прямо завтра, но… Это было слабое утешение. Это вообще не было утешением.
— Ох ты ж, Господи! — вдова Тимоти сняла пальто, набросила на меня. — Джина! Джина, ты слышишь? Ох, бедняжка, она вся дрожит! Фляжка, люди! У кого есть фляжка?
Кто-то из полицейских протянул флягу с коньяком, и вдова тотчас же ткнула ею мне в губы. Я сделала глоток и не почувствовала вкуса. Ничего не почувствовала.
Хотелось лечь и никогда не открывать глаза.
— Бедная девочка! Ох, прости меня, я не хотела тебе такого зла! Люди, вы видели дракона? Здоровущий! Это где же такое видано: нападать на порядочных людей, сжигать их заживо с имуществом!
Как только я лишилась всего, вдова сменила гнев на милость.
Подбежал Ричард Спелл с докторским саквояжем, и меня качнуло так, что если бы не руки Орана, я упала бы в снег. Пекарня догорала. Драконье пламя поглощало ее, как обжора булочку.
Кончились наши булочки. Все кончилось. Я разорена.
Над поселком мелькнула огненная комета, и люди испуганно закричали, решив, что дракон пошел на второй круг. Кто-то бросился прочь, кто-то упал в снег, закрывая голову. Но пылающая капля рухнула, не причинив никому вреда, и вскоре к нам приблизился высокий темноволосый господин в дорогом пальто. Выглядел он так, словно завершил очень важное и нужное дело и теперь готовился получить заслуженную награду.
— А, дорогой кузен! — с улыбкой произнес дракон. — Вижу, мое проклятие на месте! А то я уж испугался, что ты сумел его сбросить.
Оран посмотрел на него с такой ненавистью, что причитавшая вдова Тимоти поперхнулась словами и умолкла.
— Если бы я сумел, то отбил бы твой огонь, — ответил он. — Ты плюнул пламенем, чтобы проверить? Не пожалел тех, кто внутри?
Спрашивать дракона о жалости было даже наивно. Им плевать было на людей — после случая с лекарствами я в этом убедилась. Если бы этому Дилану потребовалось, он сжег бы весь поселок.
— Мне нужна была правда, я ее получил, — с улыбкой откликнулся Дилан. — Пока мне больше ничего от тебя не нужно. Живи.
И он прянул в небо огненным шаром — я даже не поняла, когда успел обратиться. Пекарня догорала, в лицо дышал жар, и отчаяние расползалось в душе, останавливая сердце.
— Хрен тебе, — прошептала я, глядя на угасающий шар среди звезд. — Хрен тебе, гадина такая, я не сдамся. И поселок без хлеба не оставлю.
И разрыдалась во весь голос…