Глава 7

Подхватив юбки, я бросилась бежать. У молочной лавки медленно, но верно разливался новый скандал: госпожа Тоуль решила, что раз она купила каравай утром и булочку днем, то ей полагается два куска мангового тарта, а не один.

— Тебе, дура ты старая, полагается карандаш от дядюшки Ошери! — вдова Тимоти уперла руки в бока. — Чтоб ты им губищу свою ненасытную закатала! Сказано: всем, кто покупал, по кусочку! От доброты и из благодарности!

— Так я и покупала! — госпожа Тоуль тоже уперла руки в бока, копируя позу заклятой подруги. — И утром, и сейчас! За покупку — кусок тарта! Так было сказано!

— Это на попробовать! — прогудел кто-то из мужчин. — Из дружбы и благодарности!

— Я и говорю! — обрадовалась поддержке вдова. — Попробовать, а не пузо свое наглое набивать тут за чужой счет! Ты хоть платила, интересно мне узнать?

— Женщины, женщины! — проскрипел Кимбер. — А ну утихните, утихните, я вам говорю. Что тут за пирог, что за пирог такой?

Оран протянул старосте бумажную тарелочку с куском тарта, посмотрел на меня и весело улыбнулся. Когда он так смотрел, когда в его глазах проплывали огоньки, мне хотелось петь от радости. Я начинала верить, что сломаю хребет любой проблеме.

— А вкусно, вкусно так пахнет, — одобрил Кимбер, поводя носом над тарелочкой. — Вы вот что: давайте-ка вот эти все порции берите, берите, да и несите мне прямо в дом, в дом. Власть надо уважать, уважать надо власть. И булочек вот этих дюжину, да, дюжину. И тоже ко мне в дом, да по пути никуда не заносить!

В воздухе начал разливаться дух народного восстания от тех, кто не успел отведать вкусного. Но со старостой в Шине никогда не спорили. Оран сложил в коробку оставшийся тарт, Алпин насыпал булочки в бумажный пакет, и племянники взяли упакованный товар и пошли за дядей. Когда Кимбер отошел подальше, вдова прошипела, как бинская плодовая змея:

— Вот что бы тебе, гадине, рот свой не зашить суровыми нитками?

— Это я гадина? Это ты от своего мужа с мельником гуляла! И от первого, и от второго!

— Да мельник и не глянул на тебя! Это ты не знала, с какой стороны к нему прибиться!

Вдова и госпожа Тоуль замерли, сжав губы в нить и глядя друг на друга, как соперницы на ринге. Но едва они открыли рты, чтобы осыпать вражину бранью, как в них тотчас же мелькнуло что-то цветное.

Вдова Тимоти сжала губы, и я увидела, что между ними стиснута яркая визитная карточка. Точно такая же возникла и меж губ госпожи Тоуль. Когда потрясенные дамы вынули их, я заметила нарисованный круассан, и во мне все похолодело.

Конкуренты. Знаю я этот круассанчик, видела в столице.

— Дамы! Вам никогда не придется спорить и ссориться! — женский голос был полон меда и расплавленного шоколада. — В сети пекарен “Вкус навсегда” достаточно выпечки, чтобы хватило всем!

Я стиснула зубы, чтоб не заорать. Знала я этот голос.

Все обернулись. У входа в пекарню стояла Женевьева Готье. Пышное платье под песцовой шубкой, бриллиантовые звездочки в ушах и высоко поднятой прическе, неприятно колючий взгляд — Женевьева, вдова известного столичного кулинара и делового человека, была старой знакомой моего мужа, и я прекрасно понимала, почему она решила развивать дело именно в Шине.

Кевин прислал. Чтобы окончательно втоптать меня в грязь, чтобы я никогда больше не поднялась.

– “Вкус навсегда”, он же “Вкусно всегда” — выпечка и хлеб, известные всему королевству! — продолжала Женевьева, разбрасывая визитные карточки непринужденными движениями дирижера. — И вот наконец-то франшиза приходит и на Макбрайдские пустоши! Довольно сидеть, перебиваясь черствыми бубликами местного ничтожества, пьяницы-кондитера! Вы достойны самого лучшего!

Оран не изменился в лице — он просто скользнул среди поселян быстрой смертоносной тенью, и Женевьева правильно оценила ситуацию и рванула прочь.

Визитки полетели за ней пестрым веером, а Оран двинулся следом, как лавина, которая движется быстро и неотвратимо. Я бросилась за ним, схватила за рукав — успела заметить, что глаза дракона побелели от гнева, и поняла, что столичной гастролерше не жить.

Дам не бьют, но Оран сейчас плевать на это хотел. Его обозвали пьяницей и ничтожеством, и он не собирался терпеть такое.

— Оран, нет! — воскликнула я, повиснув на его руке, и добавила, посмотрев на Женевьеву: — Беги отсюда, дура, он дракон!

Женевьеве не надо было повторять дважды. Она проворно отбежала подальше, а тут и мужики подоспели на помощь: тоже схватили Орана за руки, не позволяя наделать лишнего.

— Можете избить меня, но франшизу вы не остановите! — заявила Женевьева, встав в благоразумном отдалении. — Я купила права на все Макбрайдские пустоши, голубчик! Так что запивайте чем-то крепким ваше разочарование, скоро здесь откроется главный центр “Вкуса навсегда”!

Она метнула в Орана последнюю визитку и была таков.

А у заброшенного дома уже возились какие-то незнакомые люди в ярко-желтых жилетах с нарисованным круассаном, вывешивая на изгороди тканевую растяжку: “Скоро здесь будет вкусно”!

И это был мой конец.

* * *

Оран дотронулся до моего плеча и негромко произнес:

— Не отчаивайся. Мы ещё не проиграли.

Надо было держаться. Нельзя показывать, насколько сейчас больно и тоскливо, нельзя было разрыдаться — но очень хотелось.

Я сдержалась потому, что не хотела показывать свою досаду Женевьеве, ее помощничкам и жителям поселка.

- Что это ещё за франчуза такая? — задумчиво поинтересовалась вдова Тимоти. Визитку она так и крутила в пальцах — вероятно, прикидывала, есть ли в новом заведении что-то бесплатное.

Есть! Вырезаешь купон из “Вестника” и получаешь бесплатный пирожок с вишней при покупке от десяти крон.

— Франшиза, — сказала я. — "Вкус навсегда" это хлеб, выпечка и кондитерские изделия, а еще горячие блюда и готовые завтраки. Одинаковые по всему королевству по вкусу и качеству. В столице таких много.

— Столичная еда, значит, — протянул Большой Джон. — Как она, вкусная? Вы пробовали?

Какая разница, вкусная или нет? Крупная сеть, которая раскинулась по всему королевству, может позволить себе больше, чем маленькая пекарня. Например, установить цену на хлеб пониже, чем у меня. А народ умеет считать денежки, он пойдёт туда, где выгоднее.

— Да, — глухо откликнулась я. Народ заслуживал правды, а не моей горечи и уязвленной гордости. — У них вкусно. Несколько сортов кофе с молоком, бананом и карамелью. Пироги, пирожки, суфле и зефир. У них вкусно, да.

Можно было бы, конечно, сказать, что в этом заведении готовят из мышиных хвостов и рыбьих писек, но зачем? Кафе откроется, люди зайдут туда чисто из любопытства и убедятся, что я врала.

— Так, Джина, ну ты не переживай раньше времени, — подошла Мэри, сжала мою руку. — Они могут варить кофе хоть с лопухом, все равно не сделают его вкуснее, чем у Алпина.

Услышав похвалу, Алпин заулыбался, подбоченился и подкрутил ус.

— И ещё надо проверить, есть ли у них все разрешения, — продолжала Мэри. — А то свалились на нас, как снег на голову, а может, у них и есть нельзя.

Я благодарно посмотрела на старую подругу, попробовала улыбнуться, но улыбки не получилось. Кевин сделал все, чтобы меня растоптать.

Но я не позволю ему это сделать. Вот ещё.

Перебьется.

— Нельзя медлить, — сказала я, обернувшись к Орану. — Пойдём посмотрим, что там в домишке. Наметим фронт работ.

Когда Алпин забрал у старосты ключи и мы подошли к домику у школы, пошёл снег, и сумерки сделались непроглядно мрачными. Алпин открыл дверь, с усилием толкнул её и мы вошли внутрь.

Пылищи было — не передать словами. На какой-то миг я испугалась, что больше не смогу дышать, что эта пыль забила мне лёгкие. Но Элли скользнула вперёд, похлопала в ладоши, лихо свистнула, и от пыли и следа не осталось.

Большой Джон восхищенно поправил кепи и поинтересовался:

— Барышня, вашей маме зять не нужен?

— Она ещё прежнего не доела, — отшутилась Элли и сказала: — Смотрите, тут почти все, как у нас!

Домовые видят в любой темноте, а вот людям нужен свет. Алпин повозился у входа, зажигая лампу, и вскоре я увидела, что Элли права.

Бывший магазинчик канцтоваров был похож на пекарню: вот витрина и стойка для товаров за спиной продавца, вот дверка на склад — там можно разместить столы и печи — а вот и торговый зал.

Оран сделал несколько шагов среди пустых шкафчиков и сказал:

— Это можно выкинуть. Покрасим стены и рамы свежей краской, поставим столы.

Мы с Большим Джоном заглянули на склад. Небольшой — чарная печь тут не поместится. Джон с важным видом посмотрел по сторонам и сказал:

— Вот эту стену надо переносить и все тут расширять. Я кой-какой инструмент захвачу и займусь.

— Смотри, чтобы крыша не рухнула, — нахмурился Алпин. Большой Джон посмотрел на него с нескрываемым презрением.

— Я гном, — напомнил он. — У гномов никогда ничего не падает и не рушится. За ночь я тут все обгляжу подробно, смету прикину, ну и за работу.

— Орки готовы помогать, — осторожно сказала я, понимая, какую бурю это может вызвать. Джон скривился. Работать вместе с орками для него было, скажем так, сомнительным удовольствием.

— Строители из них, как из дерьма пуля примерно, — заметил он. — Но что ж делать, поработаем.

Я прошла по залу. Окна нужны другие, просторные и большие. И тесновато здесь все-таки. Мысль о том, что придётся перестраивать здание и времени, которое на это уйдёт, погружала меня в липкое отчаяние.

— Слушайте, а если вообще это снести? — предложил Оран. Мы удивленно обернулись в его сторону, и он продолжал: — Можем купить каркасный дом. Он собирается за несколько дней, как детский конструктор. Есть и жилые дома, и здания под магазины. Может, и пекарня найдется.

Большой Джон болезненно скривился. Гномы любят строить основательно, на века. Им не по душе сама идея, что можно взять и собрать здание из деталей.

— Можно попробовать! — обрадовался Алпин. — Я читал о таком. Дом потом укрепят чарами, он сто лет простоит!

Все обернулись ко мне. Я только руками развела.

— Даже думать боюсь, сколько это стоит, — призналась я. — Но это лучше, чем все тут перестраивать, а оно потом рухнет нам на головы. Давайте все начнем заново, в новом здании.

— Давайте! — живо согласилась Элли. — Я боюсь, что здесь завелись привидения.

* * *

Вечер мы потратили на телеграммы, журнальные каталоги и банковские дела на вокзале Макбрайда.

Компания “Собирайкин” предлагала несколько видов каркасных зданий под пекарни и кафе. Тот вариант, который я выбрала, включал всю мебель и чарную печь и безжалостно ополовинил мой счет. Когда пришла подтверждающая телеграмма, то я вздохнула с облегчением.

Выкуси, Женевьева! Ты здесь не воцаришься со своими брусничными пуншами и шоколадными коктейлями!

— Завтра утром будет поставка, и это на весь день, — сказала я. — Чек приняли, все хорошо. Сборку начнут вечером, обещают все сделать за четыре дня. То есть, через пять дней можем открываться.

В носу защипало, и я едва не расплакалась. Слишком много всего случилось, слишком многое было поставлено на карту. Я не могла сдаться. Не хотела, чтобы Кевин в столице с презрительной ухмылочкой рассказывал, что я предсказуемо провалила свое дело, потому что баба ни на что не способна. Сидела бы при муже, относилась с пониманием к его нуждам и слабостям — горя бы не знала!

— С ума сойти, — заметил почтмейстер. Он так и приплясывал от любопытства, пытаясь заглянуть в телеграмму и узнать все подробности. — Вот так раз-два и построят новую пекарню?

— Сама не верю, что все получится, — призналась я. — Но не могу же я оставить вас без хлеба, правда?

Дядюшка Спелл пожал плечами.

— Ну хлеб-то и я готов выпекать, — сказал он. — Хотя в пекарне, с хорошей печью, он всяко лучше получится. И что, вы прямо на месте той развалюшки будете строиться?

Перед тем, как отправляться на почту, я поговорила с Копилкой, и он сказал, что к утру от бывшего магазина канцтоваров и следа не останется. Мы договорились, что орки заберут себе все — а что потом будут делать с оконными рамами, камнем и досками, уже не моя печаль.

И орки сдержали слово. Ранним утром, шагая вместе с Ораном к молочной лавке с двумя корзинками круассанов в руках, я увидела просто пустую площадку на месте магазина. Ни соринки, ни пылинки — домика будто и не было никогда.

Кимбер, который растерянно стоял на мостовой, ошарашенно взирал на пустое место. Его племяннички застыли с разинутыми ртами. Увидев меня, староста обернулся и воскликнул:

— Это что, это что за дела?

— Сегодня на этом месте начнут возводить каркасное здание, — ответила я. — Через неделю открытие пекарни, как раз успеем к празднику Зимней ведьмы. Угостим чем-нибудь новеньким.

Оран кивнул, подтверждая. Кимбер даже подпрыгнул от злости — казалось, у него сейчас пар повалит из ушей.

— Я тебе только здание, только здание передал! — воскликнул он. — А разрешение на стройку не давал, нет, не давал!

Я мотнула головой в сторону заброшенного дома, на крыше которого уже возились люди Женевьевы в оранжевых жилетах, и спросила:

— А им дали? Успели отыскать пропавшего хозяина?

Кимбер засопел, и стало ясно: подмазали его очень щедро. У Женевьевы в поселке карт-бланш на любые дела.

— В конце концов, чей вы друг, мой или этих залетных? — спросила я и подняла полотенце, показывая содержимое корзины. — Круассанчик хотите?

Староста фыркнул на меня, но круассаны все же взял. Целую корзинку.

— Ну вот и будем считать, что дело сделано, — сказал Оран. Кимбер сощурился на него и поинтересовался:

— А правду, правду ли бабы говорят, что вы истинные, истинная пара?

За эти дни в поселке столько всего случилось, что разговоры о нашей истинности разлились не так широко, как могли бы. Мы с Ораном посмотрели друг на друга и улыбнулись.

— Правда, — кивнул дракон, и староста махнул рукой.

— Ладно, ладно, стройтесь.

Мы отнесли круассаны в молочную лавку: Алпин уже продавал там батоны первым покупателям. Увидев нас, он улыбнулся, дождался, когда немолодая дама выйдет из лавки и довольно сообщил:

— Вчерашняя раздача тарта вышла нам на руку. Сегодня люди платят три цены за каждый батон.

— Ждут еще чего-то вкусненького, — сказала я. — Может…

И не договорила. С улицы донеслись такие вопли, словно там кого-то резали, жарили и ели, причем одновременно.

Выбежав из молочной лавки, я увидела, что возле заброшенного дома мечется мужичок в жилетке, и голосит именно он. Женевьева стояла чуть поодаль — она устроилась в единственной гостинице Макбрайда и теперь была вынуждена рано вставать, чтобы добираться в Шин для контроля за стройкой.

— Сперли! — орал мужичок в жилетке. — Все сперли подчистую!

Женевьева увидела меня, развернулась и быстрым шагом двинулась в сторону молочной лавки. Я скрестила руки на груди с видом бывалого полководца и уставилась на нее с нескрываемым презрением.

— Твои голодранцы инструменты сперли? — поинтересовалась Женевьева, гневно сощурив глаза. Сейчас она была не столичной леди, а бойкой бабенкой, которой палец в рот не клади. Мысленно похвалив Копилку — а утащить инструменты конкурентов могли только орки — я невинно улыбнулась и сказала:

— Понятия не имею, о чем ты говоришь. В Шине нет воров. Но за вещами надо следить, раз ты такая жадная, что не наняла сторожа.

— Верни инструменты! — заорала Женевьева и шагнула в мою сторону, явно намереваясь проредить мою прическу.

И ее тотчас же отбросило в сугроб ударом невидимого кулака в плечо. Мелькнули несколько искр и погасли.

* * *

Я застыла, лишившись дара речи — а потом обернулась и увидела Орана.

Он стоял за моей спиной, подняв руку к лицу. Вокруг его пальцев кружили мелкие белые искры — отрывались от кожи, парили в воздухе, таяли. Шольц, который вышел на скандал, зачарованно смотрел на руку Орана и едва слышно произнес:

— Ты что, горишь, что ли?

Оран не шевелился. Мягкие отблески таинственного света плыли по его лицу, и я чувствовала, как в глубине драконьего тела просыпается огонь, наполняя каждую жилу.

Он тек, пытаясь найти выход. Но выхода не было.

Пока не было.

— Помогите! — завозилась в снегу Женевьева. — Помогите, убивают!

Большой Джон, который тащил поднос с новой партией караваев, даже бровью не повел. Зато мужичок в жилетке, который опешил от удара по госпоже, наконец-то ожил: подбежал к Женевьеве, помог подняться. Та отряхнулась и, отступив на несколько шагов, прошипела:

— Я убедилась, что тут воры! А тут еще и убийцы!

Оран по-прежнему рассматривал свою руку. Я дотронулась до его плеча, посмотрела в лицо, но он даже не замечал, что я рядом. Его взгляд был погружен в неведомую глубину, где огонь, извечная драконья суть, начинал свой рыжий танец.

Каково жить без огня, когда ты дракон? Каково забыть о небе, когда ты раскрывал крылья под облаками?

Даже подумать об этом было больно. Родня лишила Орана жизни.

— Кто тут орет про воров? — поинтересовался Ристерд. Позевывая, он подошел к молочной лавке, и я отметила, что вид у господина полицмейстера стал намного спокойнее и ухоженее.

Одно дело, когда ты сам следишь за собой, разрываясь на части между работой, хозяйством и детьми. И совсем другое, когда тебе помогают.

— Помогите! — Женевьева бросилась к Ристерду, схватила его за руку и прижалась так, чтобы напереть пышной грудью на плечо. — На моих работах сегодня ночью украли инструменты! Я пошла разбираться со здешней голытьбой, а вот этот долговязый меня ударил!

Ристерд нахмурился. Оран по-прежнему стоял в оцепенении. Полицмейстер подошел ко мне — я тотчас же придала себе самый невинный вид — и сказал:

— Ну, приличных поселян голытьбой называть — это вы поторопились. Они после такого к вашим суфле и близко не подойдут.

Женевьева заморгала, старательно призывая слезы в глаза. Ристерд очень выразительно посмотрел на меня и едва слышно спросил:

— Орки?

Я пожала плечами.

— Господин Ристерд, я живу в другом конце поселка. Едва сомкнула глаза сегодня, весь вечер и часть ночи были на станции в Макбрайде. Заказали у “Собирайкина” каркасную лавку, сегодня ее привезут и начнут строительство. Я понятия не имею, что тут вообще произошло.

Ристерд понимающе кивнул и покосился в сторону Женевьевы с весьма скептическим видом.

— Копилка, да? — уточнил он прежним, почти неразличимым голосом. Я кивнула. — Пусть все вернет.

Я снова кивнула. Ристерд кашлянул в кулак и спросил уже громче, указав на Орана:

— Он вас ударил?

— Он! — энергично закивала Женевьева. — И это была магия! Взгляните, господин полицмейстер, у него на руке остаточные искры! У вас тут темный маг!

Я снова погладила Орана по плечу. Он сейчас так глубоко погрузился в себя, что я даже испугалась: сможет ли вернуться? Что я буду делать, если мой дракон так и останется окаменевшим, бессловесным, лишенным разума?

Ристерд решил проблему с тем изяществом, которое вообще свойственно полицейским в глубинке. Подойдя поближе, он дал Орану такой подзатыльник, что тот содрогнулся всем телом, едва не свалился на снег и тотчас же очнулся.

— Здрав будь, барин! — насмешливо приветствовал полицейский. — Влип в веселое утречко, увидел больше, чем показывают?

Оран испуганно посмотрел на меня — по его глазам было ясно, что он вообще не понимает, что произошло.

— Что случилось? — глухо спросил он.

Ристерд кивнул в сторону плачущей Женевьевы и сказал:

— Вон дама говорит, что ты ее ударил. Магией. А ну, признавайся, есть в тебе магия?

Последние искры оторвались от руки Орана и растаяли. Дракон удивленно перевел взгляд на Женевьеву и пробормотал:

— Шеф, откуда во мне магия? Вы же знаете.

Его взгляд был полон неподдельного отчаяния и боли. Шольц, который все это время наблюдал за нами, откашлялся и сказал:

— Позвольте, господа, я читал давеча в “Вестнике”, что такое бывает. Даже если человек не маг, то он иногда может использовать магию. Перенапрягся там, испугался, разозлился — ну и вот она, голубушка!

Шольц с важным видом поднял указательный палец и произнес:

— Присоединение к мировому магическому полю! Вот так это называется! Видно, вы, дамочка, начали бычить на его невесту, а он и присоединился к полю по самое извините!

Ристерд кивнул — такая версия его вполне устроила. Мы с Ораном переглянулись.

— Оперативно-розыскные мероприятия начну сегодня же, — заявил полицмейстер. — Верну вам ваши инструменты, не сомневайтесь. Но и работягам своим скажите: если инструмент лежит на газоне, то считается выброшенным. А выброшенному тут всегда быстро руки и ноги приделают.

Он покосился в сторону пустого места там, где был магазинчик канцтоваров, и добавил:

— Вон, был дом заброшенный — увели, гвоздика не потеряли! Так что делайте выводы.

Женевьева мигом убрала из глаз слезы, кокетливо улыбнулась и, взяв Ристерда под руку, спросила:

— Можем ли мы с вами побеседовать наедине, господин полицмейстер? Я женщина слабая, в этих краях чужая. Могу рассчитывать только на стража порядка!

Ристерд утвердительно качнул головой и кивнул Шольцу:

— Собери-ка мне творожку свежего, сливок, да хлеба! Дама умеет варить кофе?

Женевьева сверкнула глазами и ответила:

— Дама умеет не только кофе. Идемте скорее!

* * *

Они удалились в сторону полицейского участка, и Шольц мрачно произнес:

— Все, пропал Ристерд. Сейчас она ему там омлет сообразит на завтрак, ну и все, пропал мужик.

Я с сомнением посмотрела на молочника: он выглядел полностью уверенным в своей версии. Под омлетом в народе подразумевалось не только блюдо из молока и взбитых яиц.

— Он же верен клятвам, которые дал Эве, — напомнила я. Шольц только плечами пожал.

— Да что там клятвы, когда тут столичное обращение? Ладно, пойдемте, зима кусается.

Он поднялся в лавку и о чем-то заговорил с Большим Джоном — я видела в окно, как гном показывает Шольцу каравай так, словно это был кусок золота.

— Ты правда ничего не помнишь? — спросила я, придержав Орана за руку.

— Правда. Просто выбежал на крики. Понял, что тебя могут ударить, обидеть и… — он сделал паузу. Добавил: — А потом пустота. Во мне что-то вспыхнуло. Очень странное ощущение.

Оран снова говорил отрывисто и коротко, как в день нашего знакомства.

— Похоже, ты был прав, — сказала я. — Твой огонь освобождается. Вдруг и правда связь истинной пары сможет снять проклятие?

Оран недоверчиво посмотрел на меня, словно я шутила с тем, к чему не имела права прикасаться.

— Вдруг это и правда так… — пробормотал он. — Послушай, Джина, я никому не позволю причинить тебе вред. Веришь?

Я улыбнулась. Когда он так говорил, когда так смотрел, душу озаряло яркое летнее солнце.

Если это не любовь, то где тогда она?

— Не верю, — сказала я, — а знаю. Вот бы наша связь и правда смогла снять твое проклятие? Ты бы снова смог летать.

В глазах Орана скользнула холодная лента тоски. Когда-то он учился, чтобы стать директором крупнейшего музея — а теперь пек круассаны на краю света и, наверно, забыл, как прекрасен полет, какой дивной может быть земля под драконьим крылом.

Но он все вспомнит. Он обязательно вернет себе небо и полет — а я буду рядом.

Человек не сможет лететь рядом с драконом крылом к крылу. Но можно же лететь на драконьей спине, вряд ли Оран станет возражать.

— Я даже мечтать об этом боюсь, — признался Оран. — Этого ведь может не случиться.

Я ободряюще улыбнулась и сжала его руку.

— Тогда мы с тобой просто будем жить дальше. У тебя будет твое кондитерское искусство. У меня пекарня.

— И мы будем друг у друга, — кивнул Оран и улыбнулся. — Отличный план, мне нравится.

Мы зашли в молочную лавку, а вскоре стали приходить и покупатели. Алпин, передавая пакеты с хлебом и круассанами, рассказывал, что сегодня начнется восстановление пекарни, и скоро она снова будет радовать поселян — пусть не в привычном месте, зато со знакомым ассортиментом. Вскоре Оран ушел заниматься новой партией круассанов, а со стороны заброшенного дома понеслись стук молотков и голос пилы: как выяснилось, ребята Копилки не все забрали с собой.

Я отправилась в мясную лавку и пришла как раз в тот момент, когда Шеймус начал закладывать в котел аккуратно нарезанные кусочки мяса. Внизу уже расположилась целая подушка из тонко нарезанного лука и морковки, и запах от нее поднимался просто сногсшибательный.

— Снова у вас лишние хлопоты, — вздохнула я. Шеймус только рукой махнул.

— Окстись, Джина, какие хлопоты, о чем ты вообще? Я вчера недельную выручку сделал на этих ребятах. Приходите еще, как говорится.

Он отправил в котел последние куски мяса и кивнул в сторону ведер с картошкой.

— Вот это добро сверху размещу, пусть лопают.

— Слушайте, как насчет усиленных поставок мяса в мою пекарню? — спросила я. Шеймус вопросительно поднял бровь, и я объяснила: — У нас там будет не только выпечка, но и горячие блюда. Котел бы я у вас тоже выкупила.

Шеймус кивнул.

— Хорошее дело. Я с тобой буду по-честному, с лучшим мясом без обрезков. Но и ты меня деньгами не обижай.

Я улыбнулась.

— Все будет в вашу цену, Шеймус, я торговаться не собираюсь. Одно дело станем делать.

— Вот именно, — кивнул мясник, закрывая котел крышкой. — Всему поселку хорошо будет, ну и нам с тобой. Что, твоя зеленая братва инструменты со стройки попятила?

Я рассмеялась. Хорошо звучало: моя зеленая братва. Джина Сорель, леди Макбрайд, хозяйка хлебов, владычица выпечки и атаманша орков!

— Ну, Женевьева Готье решила, что так и было.

— Так ей и надо, — бросил Шеймус. — Неприятная дамочка, липкая. Пусть прыгает, как хочет, ей тут все равно места не найдется.

Ободренная такими словами, я вышла на улицу. Светало, и день предстоял важный, наполненный делами. Сегодня приедет каркас пекарни и начнется сборка здания. А нам надо будет заказать плотные листки с меню — снова придется ехать в Макбрайд, договариваться с тамошней типографией. А еще…

Меня ударило в грудь и отбросило в сугроб. По телу расплескалась горячая волна, вышибающая дух, и кто-то в стороне завопил, зовя на помощь.

А потом пришел еще один удар — и вместе с ним тьма.

Загрузка...