Драконьи булочки (СИ)

Глава 10

Когда я рассказала товарищам о том, что нам предстоит сразиться в Женевьевой на поле кулинарной брани, они, мягко говоря, не обрадовались.

— Я, конечно, любой хлеб испеку, — заявил Большой Джон, с деловым видом передавая покупательнице последний батон. — Но у меня что, деревенские рецепты от прабабки и ингредиенты простецкие. А там столичное! Там, наверно, каждый батон такой, будто для него муку в экипаже на мягком диванчике привезли.

Я недоумевающе посмотрела на гнома.

— Слышу голос поражения. Неужели ты готов сдаться, даже не начиная?

Большой Джон пожал плечами.

— Сдаваться я не собираюсь. Гномы не сдаются, — с достоинством ответил он. — И есть там у прабабки пара таких рецептов, что эта столичная фифа подавится от зависти. Но дело трудное, я сразу говорю. Дело гиблое.

Он махнул рукой.

— Я-то что! Мое дело готовить. А вот народишко может и повестись на яркое да модное. Оно по глазам бьет, руки сами тянутся купить да нахваливать.

— Это точно, — поддержал его Алпин, который как раз закончил подсчет денег в кассе. — Я слышал, что в столице каждую булку упаковывают в особый пакет.

— У нас они тоже есть, — я кивнула на бумажную стопку рядом с кассой. Нет, неужели все готовы опустить руки, даже не начав сражаться?

Так дело не пойдет. Женевьева сразу почувствует, что мы готовы сдаться на милость победительницы.

— Наши немодные, — сказал Алпин, и Шольц, который зашел в магазин с коробкой свежего йогурта, согласно кивнул. — Вот если бы из белой бумаги, да с такой лентой, что можно затянуть и завязать…

— Неужели вы и правда думаете, что народ скинется на эти ленточки и рисуночки? — спросила я. — Внутри ведь хлеб, а вся бумага это мусор…

Шольц вздохнул.

— Вы, госпожа Джина, представьте себя в мешке из-под картошки и в модном платье, уж простите дерзкое сравнение, — поддержал он Алпина. — Где вы привлекательнее и приятнее глазу? Уж точно не в мешке.

— А ведь там и там вы одинаковая, — поддержал его Алпин.

Я вынуждена была согласиться с ними.

— Ладно, давайте закажем пакеты для хлеба. Салфетки с дракончиком. Яркие стаканчики для кофе, — начала я загибать пальцы. — Что еще?

— Еще надо думать над блюдами, — сказал Алпин и его глаза энергично сверкнули. — Я готов надеть фартук и вспомнить прошлое. Три месяца отстоял за плитой в рыночной харчевне.

Мне хотелось схватиться за голову. Идея конкурса, такая заманчивая вначале, сейчас казалась идиотской.

У нас был гном, который пек хлеб, повар из базарной забегаловки и целая россыпь ярких стаканчиков для кофе. Самое то для победы.

— Зря вы так скептически усмехаетесь, госпожа Джина, — произнес Алпин, задвигая ящик кассы. — В ресторанах, где едят лорды и леди, у повара есть лишь риск увольнения. Новую работу он найдет на следующий день. А если кому-то на рынке не понравится твоя стряпня, они выпустят повару кишки и не скажут “Ах” — а новых кишок у нас не выдают. К тому же, у нас есть ваша милая домовичка. Она будет мне помогать.

Я провела ладонью по лбу. Не хотелось, конечно, ставить Элли за плиту в пекарне, но пока у нас не было выхода. Алпин выучит ее рецепты, например, каре ягненка на ребрышках с соусом на основе красного вина и соте из местных овощей, и Женевьева проиграет.

Нет, лучше королевский окорок — кусок мяса, обильно начиненный картофелем, морковью и специями, и завернутый в слоеное тесто. Сочно, сытно, ароматно — это блюдо точно придется по вкусу поселянам. Не какие-то дурацкие гранд-котлетки из обрезков!

Кевин обожал сытно поесть. Элли знает эти рецепты и поделится ими. Представляю, какое будет лицо у моего бывшего мужа, когда Женевьева расскажет ему, как именно проиграла.

Тогда он пожалеет о том, как относился к своим домовым.

— А если без домовички? — спросила я. — Что ты можешь приготовить?

Алпин задумчиво посмотрел куда-то в сторону и ответил:

— Да хоть свиной антрекот! Промариновать мясо в душистых специях, прожарить, а на гарнир — печеный картофель и зеленая фасоль. У Гвинни Паттисон ее много, она с удовольствием со мной поделится.

Я знала эту Гвинни со школьных времен: она и снегом бы зимой не поделилась. Белый свет не видывал такую скрягу.

— Хочу посмотреть, как ты будешь ее уговаривать, — хмыкнул Большой Джон. — Она сквалыга известная!

— Увидите, когда я принесу с ее ледника пакет зеленой фасоли, — усмехнулся Алпин. — Я сумел найти подход и к Гвинни, и к ее припасам.

Хлопнула дверь — в молочную лавку вошел Киллиан с коробкой круассанов. За ним шел Оран — серьезный, погруженный в размышления. Передав коробку Алпину, Киллиан ослепительно улыбнулся и сказал:

— Плюх не надо. Плюшек тоже. Я никому здесь не желаю зла.

Большой Джон посмотрел с таким видом, словно хотел сказать: “Знаем мы, что не желаешь, а обрез вот он, всегда под рукой”.

— Вы, должно быть, скоро отправляетесь домой, — я взяла пакет и принялась складывать в него круассаны. — Вот, возьмите немного, перекусите в пути.

Оран рассмеялся — наверно, я выглядела очень решительной. Как и должна была: мне не за что любить драконов, и я хочу, чтобы все они держались от нас подальше.

— Пожалуй, вы рано начали упаковывать мой перекус, — произнес Киллиан уже серьезнее. — Я останусь здесь на недельку-другую.

Дни до открытия пекарни прошли быстро, и в них было столько дел, что мы с Ораном добирались до дома, падали в кровать и засыпали глубоким тёмным сном без сновидений.

Чарную печь установили вовремя. Отделений в ней было три: одно для хлеба, другое для выпечки, третье для горячих блюд. Печь была похожа на пузатое существо с кривыми ножками. Когда крылатые вывели трубу, то печь даже подпрыгнула и что-то заворчала.

— Сердится, — заметил приключившийся рядом Копилка. — Ну пусть, лишь бы мясняшки выдавала, как следует.

— Мясняшек будет много, — сообщила Элли. — И сельское рагу тоже, обязательно приходите.

Домовичка с удовольствием приняла на себя обязанности повара и учительницы Алпина. Я назначила ей хорошую зарплату за труды, и, услышав об этом, Элли некоторое время изумленно смотрела на меня — а потом бросилась, схватила за подол платья и воскликнула:

— Как же я рада, что тогда сбежала с вами, леди Макбрайд!

— А я-то как рада, — призналась я, подняв домовичку на руки. — Без тебя мы бы все пропали.

День открытия пекарни, которая теперь была ресторанчиком, выдался морозным и свежим. Мы заказали аккуратные книжки с меню, особые бумажные пакеты для выпечки, и, в последний раз проходя по залу перед открытием, я думала, что у нас получилось столичное заведение. Светлое, изящное, но без того пафоса, когда чувствуешь себя мухой в сметане среди богатых интерьеров.

Нет. У нас все было спокойно и уютно по-семейному.

Что касается семьи, то Киллиан снял комнату у господина Стоуна и жил в ней, особенно не отсвечивая. Стоун, конечно, хвастался на весь поселок: вот, мол, у меня дракон из самой столицы квартирует! Но каких-то подробностей для рассказов у него не было. Киллиан покупал газету по утрам, иногда выходил на прогулку, но никак себя не проявлял и вскоре о нем уже не говорили. Он сумел смешаться с жителями Шина так, словно был тут с рождения.

К тому же, поговорить и так было, о чем. Поселяне ходили посмотреть на пекарню и поделиться мнениями о том, какой хлеб там будут продавать. “Вкус навсегда” уже обзавелся вывеской, ремонт в здании заканчивался, и Женевьева, которая с раннего утра приезжала в Шин, ходила с таким царственным видом, словно готовилась присвоить здесь все от земли до неба.

Про наш кулинарный конкурс уже знали…

— Ну, пошла жара! — Большой Джон выглянул из кухни с довольным видом. — Наконец-то можно снова спокойно работать, а не гонять туда-сюда с коробками!

Чарная печь удерживала все запахи, кроме аромата свежевыпеченного хлеба. Его тонкие нотки сейчас плыли в воздухе, заставляя сердце замирать в предчувствии чего-то очень хорошего. Очень важного, того, что ты когда-то знал и забыл, а сейчас вспомнил.

— Два часа до открытия, — сказала я, и Алпин, который наводил последний лоск на пока ещё пустую витрину, важно кивнул.

— Вон, люди уже смотрят, — он мотнул головой в сторону высоких окон. Снаружи я увидела два знакомых силуэта: вдова Тимоти и госпожа Тоуль вышли на раннюю прогулку, разглядывая новое здание.

Я зашла на кухню. Столы сверкали, Элли порхала над ними, лёгкими движениями создавая заготовки и отправляя их в большой морозильный шкаф. Оран в новой белой форме стоял у стола и работал с круассанами.

Начинка была клубничной. От её густого сладкого запаха в воздухе разливалось предчувствие весны и любви. Оран был полностью погружен в работу, не видя и не слыша ничего. Его бледное сосредоточенное лицо было вдохновенно-отрешенным, как у поэта. Первая партия круассанов уже вышла из печи и легла на новый поднос.

— Привет! — окликнула я. Оран поднял голову и несколько мгновений смотрел так, словно не видел меня в своём мире. Потом его взгляд прояснился, дракон тепло улыбнулся мне и ответил:

— Привет. Волнуешься?

— Нет, — беспечно откликнулась я. — Не волнуюсь. Я трясусь от страха!

Оран вышел из-за стола, приблизился и обнял, крепко прижав к себе. В его объятиях было так спокойно и тепло, что звенящее напряжение, что наполняло моё тело, исчезло без следа. От Орана пахло свежей выпечкой, в глубине его тела бродил огонь в поисках скорого выхода и я чувствовала кожей каждое движение драконьих чар.

— У нас все получится, — негромко произнес Оран. — Верь мне.

— Не верю, — вздохнула я. — Знаю. Как твое проклятие?

Оран осторожно отстранил меня, заглянул в лицо.

— Ты что-то чувствуешь? — спросил он, и я призналась:

— Твой огонь.

Оран кивнул. Снова обнял меня.

— Он готовится выйти. Осталось совсем немного.

Скоро Оран избавится от проклятия и взлетит. Скоро он снова станет собой — и я верила, что тогда наша жизнь потечет теми спокойными и правильными путями, о которых всегда мечталось.

Ну а пока нам предстояло открытие пекарни. Это будет долгий, очень долгий день.

— Мне, пожалуйста, ржаные булочки с чесноком, десять круассанов, три бублика с начинкой и семь мясняшек!

— Мясняшки-то оставь! Куда ты их загребаешь, тут всем мясняшек хочется!

— Не напирайте, господа, мясняшек хватит всем! Ваш пакет, прошу! Ваш кофе — осторожно, стакан горячий!

— А мне три пшеничных батона, связку бубликов и две… нет, девять мясняшек, и шесть эклеров.

— Да ты лопнешь!

— Да ты отойди!

— Ты чего ломишься, как в театре в буфет?

— Каравай, пожалуйста! Нет… два каравая!

Мы сбивались с ног. Покупатели ломились в пекарню так, словно никогда не ели хлеба. Промокшая от пота рубашка прилипла к спине Алпина, витрину штурмовали, словно вражескую крепость. В кассе тесно было от купюр и монет.

Все столики были заняты. Я взяла на себя прием заказов: по раннему времени народу предлагался омлет с сыром и грибами. Элли готовила его по столичному рецепту: у нее получался золотистый полукруг с щедрой начинкой, а легкий овощной салат с оригинальной заправкой в сопровождении придавал ему некую пикантную нотку.

Салат с помидорами, огурцами и зеленым луком едят по всем пустошам. Но заправку с особым букетом приправ для него будут делать только в моем заведении — и люди станут приходить, чтобы попробовать его снова и снова: я это видела по довольным лицам.

— Джина, и что ж, правда, вся столица этим завтракает?

Шеф Ристерд привел всю семью: мальчик и две девочки мал мала меньше испуганно смотрели по сторонам, им еще не приходилось есть где-то вне дома. Но еда им пришлась по душе: дети опустошили тарелки за несколько мгновений.

— Да, правда, — кивнула я. — Как вам, нравится?

— Очень, — искренне ответил Ристерд, запивая омлет второй чашкой свежесваренного кофе. — Теперь будем у тебя завтракать. Скидку не прошу, наоборот: сверху прибавлю.

— И мы! И мы тоже будем завтракать! — поддержали его со всех сторон, и я улыбнулась.

Отлично. Во “Вкусе навсегда” подавали творожные сырники с ягодами, если я правильно помнила меню франшизы. Ничего, сырники мы тоже сможем, не хуже, чем у столичных. Как-то я завтракала во “Вкусе навсегда”: сырники там были очень мягкие, разваливающиеся. На вилку толком не подцепишь — соскользнет, и хорошо, если при этом упадет в тарелку, а не на пол.

Да и жарят сырники во фритюре, и они становятся излишне жирными. Нет уж, у нас к ним другой подход.

— Можно еще порцию омлета? И салатика!

— Четыре мясняшки, два эклера и пшеничный батон!

— А что на обед?

— Да что ты так прешь-то? Хлеба не ел никогда?

— Такого вкусного не ел. Мне два каравая!

— А на обед что?

— Индейка со специями и овощами, — ответила я. О поставках курицы и индейки с ферм Хапфорта мы договорились буквально позавчера. Первые тушки Алпин принял сегодня утром. — А на ужин буженина с картофелем и овощным салатом.

Да, я собиралась кормить всех сытно и вкусно. Кто-то из гостей издал натуральный стон, предчувствуя пир горой.

После завтрака, часам к десяти, стало полегче. Народ успел посмотреть обстановку в новой пекарне, закупился хлебом и сладостями, позавтракал и отправился обсуждать увиденное и съеденное. Когда основной поток схлынул, а Алпин ушел на кухню помогать Элли с рагу для орков, я заглянула в кассу.

Ого! Если так пойдет и дальше, я к весне уже отобью вложенные в строительство деньги. А к осени обойду Кевина в размерах банковского счета.

— Радуешься?

Я обернулась. Женевьева стояла в дверях, скептически глядя по сторонам. Стайка девочек, которая купила связку бубликов, посмотрела на нее с любопытством.

Ничего. У нас тоже есть красивые пакеты и яркие стаканчики.

— Имею все основания, — с улыбкой заметила я. Женевьева опустилась за один из столиков, с брезгливой улыбкой проведя ладонью по новенькому стулу, и я подумала: не поддаваться на провокации.

— Что на завтрак? — поинтересовалась она.

— Омлет с сыром и грибами и овощной салат, — ответила я. Женевьева усмехнулась.

— Так провинциально. Что ж, я закажу порцию. И кофе, пожалуйста.

Я улыбнулась и кивнула.

Конечно, Женевьева ждала, что я выкину её из заведения. На моем месте так поступила бы любая деревенская курица, которую выгодный брак поднял из грязи.

Вот только я не была курицей. И тоже собиралась посетить заведение Женевьевы — и поесть там, а не быть выкинутой.

Наша война будет на конкурсе.

— Что-то ещё? — спросила я. — Может, заварные пирожные?

Краем глаза я заметила, что Алпин, Большой Джон и Оран выглядывают из кухни, готовясь прийти ко мне на помощь. И Женевьева тоже это видела.

— Нет, благодарю. Не люблю сладкое с утра, — откликнулась Женевьева и я прошла на кухню.

Там Большой Джон похлопал полотенцем по широкой ладони и предложил:

— Может, ей слабительного сыпануть? Со снотворным вместе?

— Нет, незачем кровожадничать, — ответила я, и гном разочарованно отошел к столу. — Омлет, как всем.

— Хорошо, — кивнул Алпин. — Но я сделаю этот омлет не от души.

Вскоре Женевьева принялась за еду. В пекарню вошли две дамы, купили пшеничные булочки и забрали оставшиеся круассаны. Прибежал мальчик с запиской: пять мясняшек и два каравая.

Скоро придут орки. День шёл, жизнь постепенно возвращалась в привычную колею.

— Да, провинциально, — сказала Женевьева, когда её тарелка опустела. — В столице такой омлет ложится в тебя облаком. А этот падает гирей. Но для этих мест сойдёт.

— Не советую как-то проходиться по вкусам местных, — сказала я, поставив перед неприятной гостьей чашку кофе. — Они могут бойкотировать твое заведение.

Женевьева пожала плечами.

— Как только они попробуют настоящую столичную еду, так сразу же сделают правильный выбор.

Я улыбнулась ей так сладко, как только могла.

— Посмотрим, дорогая. Посмотрим.

“Вкус навсегда” открылся через два дня и, глядя на то, что устроила Женевьева, я чувствовала себя нищей сироткой перед каретой принцессы.

Из столицы она привезла два золотых шара артефактов. Теперь один крутился у входа, заливая Шин легкой классической музыкой, а второй выбрасывал в воздух призрачные сияющие рисунки: вот взлетела булочка, разрезанная пополам, и в нее лег лист салата, помидорная долька и плоская котлета. Вот стаканчики с чаем станцевали с пончиками. Вот батоны закружились с дольками картошки, жаренной во фритюре.

На такое диво все смотрели, разинув рты, и с заинтересованным видом шли в заведение. Выходили оттуда чаще всего задумчивыми, неся в руках пакеты с ароматной выпечкой, стаканчики с чаем и кофе, коробочки с булкой, начиненной котлетой.

— Мы пропали, — у Большого Джона было мрачное настроение с самого утра, и особенно оно усилилось, когда он смотрел на полку с хлебом, где сегодня купили всего один каравай. — Если тут эти фигурки так и будут дальше крутиться, у нас вообще никто ничего не купит.

Алпин, который сидел за одним из столиков, держа в руках чашку кофе, скорбно кивнул. Настроение было поминальным. Даже Оран трудился над своими круассанами с той отстраненностью, которая была печалью, а не погружением в любимое дело.

— Да, пропали, — кивнул Алпин. — Я с утра подсмотрел в окно, там ценники ставили. Батон хлеба у нее на полкроны дешевле, чем у нас.

— По качеству у нас лучше, — заметила я, вспомнив, каким был белый хлеб в столичном “Вкусе навсегда”. Никакого сравнения с тем, что выпекалось у нас. Мякоть казалась искусственной, корочка не хрустела, и послевкусие было таким, словно ты ел бумагу.

— Народ денежки считать умеет, — буркнул гном. — Пусть невкусно, зато полкроны сбережешь.

Я не могла с ним не согласиться. Франшиза может держать цены на низком уровне — а если я их тоже снижу, то работать придется себе в убыток.

Звякнул колокольчик на двери, и в пекарню вошел Киллиан. Разрумянившийся на легком морозце, веселый, он выглядел таким довольным, что настроение у меня сделалось еще хуже.

— Привет честной компании! — Киллиан поставил на прилавок большой пакет, из которого выглядывал длинный белый батон. Успел уже побывать во “Вкусе навсегда”. — Я заглянул в новое заведение, прикупил там кое-чего. Давайте сравним?

В пакете был белый хлеб, пончик с клубничной глазурью, несколько булочек с кунжутом и булка с котлетой. Все завернуто в белоснежную хрусткую бумагу с названием заведения, все такое модное, такое столичное, что я окончательно затосковала.

Нет, кто-то из поселян все равно придет к нам — просто по дружбе. Но остальные поведутся на блестящую мишуру. И я буду вынуждена закрыть пекарню и продать ее Женевьеве. И хлеб придется печь самой — в ее заведение я и под дулом пистолета не зайду.

А Оран? Кому он будет продавать свои круассаны и пирожные, когда все пойдут покупать эти наглые круглые пончики с глазурью?

Никому нет дела до души кулинарии. А вот свою выгоду каждый знает и помнит. Может, кто-то и вздохнет по круассанам Орана — а потом пойдет к Женевьеве.

Мы разделили содержимое пакета и стали пробовать. Большой Джон откусил от батона, прожевал и, с трудом проглотив, произнес:

— Хлеб грешно выплевывать, даже такой. Но это надо свиньям давать, а не людям.

— Издевательство! — рассерженно выдохнул Оран. Он попробовал пончик и скривился так, словно ему предложили душевно навернуть коровьего навоза. — “Вкус навсегда” по-прежнему экономит на ингредиентах, я еще в столице возмущался.

Он бросил недоеденный кусочек обратно в пакет. Я радовалась, что все мои друзья разделяют мнение по качеству еды у конкурента, но как это поможет, если поселяне захотят экономить, а заодно и смотреть на всякие чудеса, вроде летающих булочек?

Мне конец. Я могу закрывать заведение прямо сейчас.

Колокольчик снова звякнул, и в пекарню вошел Ристерд с детьми. Мы обернулись к нему, и шеф зычно произнес:

— Мы к завтраку не опоздали?

— А что ж так, шеф? — поинтересовалась я. — Во “Вкусе навсегда” не наелись? Я видела, как вы туда заходили.

Ристерд снял с детей тулупчики и шапки, усадил их за стол и ответил:

— Заходили, сырники попробовали. Мать моя всегда говорила, что детям творог нужен. Но они какие-то невкусные там. Я даже засомневался, не подгулял ли творог. Да вроде нет, но все равно ни о чем там сырники, без души.

— Я сейчас соображу вам сырники, — пообещала Элли, выглянув из кухни. Домовичка сегодня была печальной и удрученной: очень переживала, что никто не пришел на завтрак. — Хорошие, плотненькие!

— И не такие жирные! — попросил Ристерд. — А то с тех масло так и капает. Вот за что пятнадцать крон отдал, сам не знаю.

— За любопытство, — улыбнулась я. — Рада, что вы вернулись, шеф.

Вскоре Элли принесла тарелки с сырниками — крупными, плотненькими, упругими, щедро украшенными клубничным вареньем. Малыши Ристерда довольно взялись за вилки, а я надела пальто и сказала:

— Что ж, пойду навещу конкурентку. Посмотрим, как она будет меня потчевать.

— Я с тобой, — произнес Оран и стал развязывать фартук.

За несколько дней люди Женевьевы смогли сделать колоссальную работу. Заброшенный дом превратился в столичное модное место, точку сбора тех, кто не хочет месить деревенскую грязь, а готов приобщиться к чему-то современному, стильному и дорогому. Глядя на изысканный интерьер, очереди в кассу и занятые столики, я понимала, что влекло народ, особенно молодёжь, в такие места, как "Вкус навсегда".

Это было чувство принадлежности к большому миру. Люди по всему королевству ели такие же булочки с котлетой, пили кофе из таких же стаканчиков, перелистывали разноцветные странички в таком же меню. А когда ты живешь в медвежьем углу, для тебя это будет важным.

Оран сильнее сжал мои пальцы, и я поняла, что дрожу от волнения. Женевьева, которая скользила среди столиков очаровательным видением в платье по последней столичной моде, увидела нас и ослепительно улыбнулась.

— Конкуренты! — воскликнула она и, повинуясь движению ее брови, официант прошел к нам и проводил к свободному столику, на котором стояла табличка “Забронировано”. — Проходите, проходите! Прекрасно понимаю ваше стремление наконец-то отведать качественную столичную еду! Давно пора это сделать, я приберегла для вас лучший столик!

— Она специально тебя злит, — негромко сказал Оран, когда мы сели. — Не поддавайся на провокации.

Я улыбнулась, надеясь, что выгляжу независимо и беспечно. Полистала меню: “Сытный завтрак” с котлетой, картофельными оладьями и тостом, сырники, яичница с беконом на завтрак, котлеты “Большое барбекю”, ломтики курицы, зелень и помидоры, завернутые в тонкий блинчик — а вот и меню особое, для тех, кто любит посытнее: салат с копченым окороком и артишоками, опаленная говядина с клубникой и спаржей, мясная классика — стейк с томатами… Я отодвинула меню, заказала сырники и “Большое барбекю” и негромко спросила:

— Я не слишком бледная?

Оран вздохнул. Накрыл мою руку своей, но это меня не ободрило.

— Джина, не волнуйся ты так. В нашей пекарне все намного вкуснее, даже не сомневайся. А орки сюда и попробовать не зайдут.

Перед нами поставили тарелки — Орану принесли клубничный чизкейк, комплимент от повара. Я задумчиво ковырнула сырник вилкой — да, до той плотности, которую я люблю, ему далеко. Оран осторожно отделил часть пирога десертной ложкой и едва слышно заметил:

— На нас все смотрят. Я понимаю, что это невкусно, но давай никому этого не покажем.

Оран был прав. Все ждут, что мы будем кривиться от здешней еды — мол, у нас-то вкуснее, у нас-то лучше! Женевьева, например, так и делала — но мне надо быть выше Женевьевы во всем.

Я съела сырники — не так уж они и плохи, как жаловался шеф Ристерд, но наесться ими не получится, это не тот омлет, который подает Элли. Вообще, как я заметила, во “Вкусе навсегда” блюда были такими, что съев их, ты через час снова захочешь есть. Не было в них сытности, уж не говорю о духе хорошей кухни.

Так, перекус. А для перекуса дороговато. Десять раз в день перекусывать не будешь. А судя по ценам, не каждый будет заказывать блюда из особого меню.

— Как вам наша еда? — поинтересовалась Женевьева, лучезарно улыбаясь. Почтмейстер Спелл, который принимал на раздаче пакет с хлебом, замер, с любопытством глядя в нашу сторону — все посетители “Вкуса навсегда” сейчас таращились на нас точно так же.

Меня ударили у всех на глазах. И я должна была выдержать удар.

— Не буду лгать, что это невкусно, — ответила я, отодвинув тарелку с надкушенным “Большим барбекю”. — Думаю, эта еда вполне может состязаться с тем, что подают в моей пекарне. Но вот победить, — я сделала паузу и закончила: — Победить она не сможет.

Улыбка Женевьевы наполнилась ядом.

— Отлично! — воскликнула она. — Тогда давай проверим. Дамы и господа, мы с леди Макбрайд приглашаем всех на наш кулинарный поединок. На кону серьезная ставка: проигравший закроет свое дело в поселке!

Слухи о кулинарном конкурсе и уходе проигравшего уже ползли по Шину, но когда об этом объявили вот так, перед всеми, народ просто ахнул.

— Джина… — вдова Тимоти прижала руку к груди. От сочной свиной котлеты и картофельных оладий на тарелке перед ней остались только крошки. — Помоги тебе Господь…

Кажется, ей понравилась здешняя стряпня настолько, что вдова уверена в моем поражении. Ну и на здоровье.

Я поднялась из-за стола. Встала рядом с Женевьевой и отчеканила:

— В конкурсе будет три этапа. Хлеб. Горячее блюдо. Десерт. Первый этап начнется через неделю: нам надо подготовиться так, чтобы все зрители могли разместиться в помещении и попробовать конкурсные блюда. Победителя выберете вы, побежденный закрывает дело.

В зале воцарилась глубокая тишина. Я смотрела на поселян, прикидывая: пожалуй, всех желающих можно разместить в Зале собраний, где староста Кимбер обычно собирает народ, чтобы поговорить об урожаях и неурожаях.

— Так что добро пожаловать и всем приятного аппетита! — Женевьева скалилась в улыбке так, словно хотела перегрызть мне горло. — Пусть победит то, что вкусно всегда!