— Ох, да что же это такое делается! Просто так взять и спалить чужую пекарню! Совести нет вообще! Обнаглели!
Обнаглели, это мягко сказано. И управы на них не найдешь. Дилан Боллиндерри скажет, что это было дело драконьего дома, и мне посоветуют заткнуться, ничего не требовать и не искать приключений. Никакая полиция, никакие суды не захотят связываться с драконами из-за пекарни на окраине королевства.
Вдова Тимоти энергично махнула рукой и приказала:
— Укладывайте её скорее на диван, бедной девочке нужен покой и отдых. Ричард, где ты там возишься, бездельник! Где твои лекарства, когда они так нужны?
Оран опустил меня на диван в гостиной, и Ричард торопливо начал готовить успокоительное.
— Негодяй, вы только подумайте! — вдова пришла к плите, поставила чайник и принялась смешивать заварку, как было принято на пустошах, с сухими травами. По дому поплыл горьковатый бодрящий запах. — То они нас кормят просроченными лекарствами. То теперь без хлеба оставили весь посёлок!
Я выпила смесь Ричарда, и губы заледенели от мяты. Но и дышать стало легче, а сердцебиение улеглось. Сев на диване, я сжала руку Орана и твердо сказала:
— Хлеб будет. Говорю же, я не оставлю людей без хлеба.
— Десять мешков муки, — вздохнул Большой Джон. — Десять мешков муки пропало. Пшеничной! Ржаной пять мешков. Соль, сахар... эх!
Если бы я не располовинила свой с Кевином счет, то сейчас была бы полностью разорена. Нужно восстанавливать пекарню, закупать новые запасы, заказывать противни… Алпин аккуратно поставил ящик кассы на столик и выразительно показал кулак Ричарду, который сунулся было посмотреть, что там.
— На небольшую закупку должно хватить, — сказал он. — Если я отправлюсь сейчас в Бри на оптовый склад, то к утру все привезу. Они и ночью работают.
Вдова только рукой махнула.
— Сиди уже! Не хватало ещё, чтобы ты на нервах да по ночному времени свалился куда-нибудь.
Вот они, Макбрайдские пустоши. В спокойные времена люди находят развлечение, скандаля друг с другом, но если приходит беда, все свары прекращаются.
Меня поддержат. Все не так уж плохо.
Я справлюсь. Во всяком случае, в это хотелось верить — иначе можно было ложиться и умирать.
— Надо пойти на пожарище, — сказал Оран. — Проверить, может, твой сейф уцелел. Там и мои бумаги были.
— Я видела, шеф Ристерд этим занялся. Выволок сейф и понес в участок. Там ничего не пропадет, — вздохнула Элли. Маленькая и несчастная, она прошла на кухню и в несколько движений расставила чашки, тарелки и печенье.
Я шмыгнула носом, стараясь не расплакаться. Пекарня, моя пекарня… Она осталась мне от родителей — и этот дракон отнял ее просто потому, что мог.
Кевин с мамашей, наверно, пляшут от радости за решеткой. Чувствуют себя отмщенными. Приедут в столицу, пошлют в подарок Дилану Боллиндерри бутылку хорошего вина с богатыми закусками.
Нет, конечно, главное, что все живы. Мы каким-то чудом успели спастись. Но потрясение было так велико, что я никак не могла успокоиться окончательно. Не помогало зелье Ричарда, не оглушало меня так, чтобы я сидела фарфоровой куклой без чувств и эмоций...
— Я отправлю за мукой в Бри своего племянника, — сказала вдова. — Он все равно не спит ночами, все кропает какие-то стишки... вот пусть и займётся в кои-то веки нужным делом.
— А я составлю ему компанию, — Большой Джон поднялся с видом человека, который готов трудиться, не покладая рук. — Присмотрю за ним, а то эти поэты часто хватают, что плохо лежит. Был у нас в Подгорье такой, вирши сочинял про пышные перси прекрасных дам. И тащил к себе в дом все, что к полу не приколочено. Однажды даже дырявый башмак утащил — мол, в хозяйстве все пригодится. А в башмаке хозяин от жены заначку держал.
Вдова только рукой махнула.
— Нет, Уве не таков. Ума у него не хватит для подобных дел, он только про любовь писать горазд.
Велев мне попить чаю и немедленно ложиться спать, вдова с гномом покинула мой дом. Ушёл и Ричард. Оран принёс мне чашку чая, я сделала глоток и снова заплакала.
Проверка! Родственнички Орана просто его проверяли! Не нужна родня такая, лучше буду сиротой.
— Когда они приедут, мы будем печь, — сказал Оран. — Самый минимум, ржаные караваи. Печка у тебя маленькая, ну да ничего. Справимся.
— Орки без мясняшек останутся, — вздохнул Алпин. — Кстати, об орках. Парни-то они с руками и с инструментом. Договоримся с ними насчёт стройки. Они помогут, особенно если дело насчет еды.
Я лишь сокрушенно покачала головой. Сейчас мне не верилось, что мы сможем восстановить пекарню. Не сумеем, сил не хватит.
— Не будем горевать, — твердо сказал Алпин. — Напротив магазина Ошери стоит дом без хозяев. У старосты все руки чесались снести его. Попросим орков помочь с ремонтом, я знаю хорошего печника из Хотта, он сложит печь. И раз пошла такая пьянка, сделаем не только пекарню, но сразу кафе. Мы же хотели для орков свекольный суп да картошку с мясом подавать, вот и выдался случай. Госпожа Джина, как вам идея?
Оран был прав. Надо брать себя в руки и действовать. Незачем сидеть на развалинах и посыпать голову пеплом. Людям нужен был хлеб, а не моё отчаяние.
И драконам заодно надо нос утереть. Пусть не думают, что я способна только на слезы. Много чести.
— Ты прав, — согласилась я. — Давай прикинем, как все устроить.
Оран все-таки настоял на том, чтобы я поднялась на второй этаж и легла спать. Когда Алпин отошел к печи и о чем-то негромко заговорил с Элли, дракон сказал:
— Мне очень жаль, что так получилось. Мне стыдно. Ты все потеряла из-за меня.
Все это время Оран выглядел привычно отстраненным и непрошибаемо спокойным, но сейчас маска соскользнула в сторону, и я увидела, в какую глубину горя он погружен. Драгоценный кузен уничтожил пекарню, его дом и дело — Оран скорбел не меньше меня, но никому не показывал своих чувств.
— Не смей ни в чем себя обвинять, — сказала я, когда мы поднялись на второй этаж и остановились у двери в мою комнату. — Мы все живы, это самое главное. Кассу спасли, а документы восстановим, если они все-таки сгорели. Мы же с тобой истинные, нам не о чем переживать, правда?
Оран улыбнулся.
— Я рад, что тебе спокойнее, — признался он. Конечно, спокойнее не было. Я бодрилась, но в душе все рвалось на части. Впрочем, незачем Орану знать об этом.
— Мы с этим справимся, — откликнулась я, стараясь, чтобы голос звучал как можно бодрее. — Знаешь, отец всегда говорил, что любовь расцветает там, где пара идёт вместе через трудности, а не там, где все цветёт и накрыт стол.
Оран улыбнулся.
— Твой отец был философ. Жаль, что я не успел познакомиться с ним.
Я вздохнула.
— Ты бы ему понравился. И мама была бы очень рада.
— Связь истинной пары началась с испытаний, — сказал Оран, и я кивнула.
— Без них было бы не так интересно.
А потом мы поцеловались — внезапно, как школьники. Прикоснулись губами и отстранились, сами от себя этого не ожидая. Я даже рассмеялась, настолько чудесно и трогательно это вышло.
— Иди сюда, — произнес Оран. Он обнял меня прижав к себе крепко-крепко, и какое-то время мы просто стояли, не говоря ни слова. В груди разливался огонь, словно в ней вспыхнуло маленькое солнце, и я знала, что смогу справиться со всеми трудностями и бедами, пока оно горит во мне.
Мы поцеловались снова. И это было так, словно я никогда прежде не целовала мужчину. С Кевином все было иначе — и сейчас, почти сливаясь с Ораном в единое существо, я понимала, насколько пресным и глупым все было раньше.
По губам скользил огонь. Оран целовал меня то трепетно и нежно, то почти сминая, присваивая, ставя печать: эта женщина моя, а я — её, и этого никому не перечеркнуть.
Это был целый огромный мир, и он принадлежал нам.
Внизу что-то стукнуло. Мы отстранились друг от друга и рассмеялись. Поверить не могу: пекарня сгорела, я почти разорена, а мы с Ораном целуемся, смеёмся, и кругом весна, а не зима.
— Ложись отдыхать, — произнес Оран с тем сердечным теплом, которого я никогда не знала прежде. — Я проверю печь, прикину, сколько в неё можно загрузить. А тебе нужно отдохнуть.
Я улыбнулась. Благодарно сжала его руку.
— Спасибо. Буди меня, если что.
— Все будет хорошо, — заверил Оран, и мы расстались до утра. Я легла на кровать и почти сразу же рухнула в сон без сновидений. Драконье пламя еще дышало на моих губах, и жизнь, такая трудная и горькая, казалась лучше самого сладкого сна.
А утром я проснулась от того, что по всему дому поплыл аромат пирога с чем-то фруктово-нежным — таким, что волосы шевелятся в предвкушении радости, а душа пускается в пляс.
Быстро приведя себя в порядок, я спустилась на первый этаж и увидела, что стол полностью занят разномастыми тартами с манго. Элли хлопотала, поправляя тарты так, чтобы стояли идеально, а Оран вынул еще несколько форм с пирогом и сказал:
— Ну вот, осталось им остыть.
— Вы просто герои! — восхищенно воскликнула я. — А формы откуда?
Все формы были разного размера и точно никогда мне не принадлежали.
— Алпин принес от госпожи Монтегю, — ответил Оран. — Он с Джоном сейчас в ее доме, она разрешила нам пользоваться ее печью, сколько потребуется, и готова во всем помогать. Джон доволен: печь большая, огонь в ней такой, как надо. А сладкую выпечку я организовал здесь.
— А в молочной лавке нам выделили прилавок! — радостно сообщила Элли. — Это вдова Тимоти успела похлопотать. Не так уж она оказалась и плоха.
— Придется, конечно, побегать, — сказала я. — Горячего хлеба пока не будет, он остынет на улице. Но… у поселка будет хлеб! Я же обещала.
Сердце застучало быстрее от радости. Мы справимся! Мы уже начали справляться!
И пусть все драконы мира лопнут от злости — они нас не сломают.
Быстро позавтракав и оставив Орана с тартами, я бросилась к госпоже Монтегю и пришла к ее порогу как раз в тот момент, когда Большой Джон выносил противень с хлебом. Привычного разнообразия пекарни, конечно, не было: ржаной каравай да пшеничный багет, вот и все богатства, но у меня душа согрелась, когда я почувствовала запах свежевыпеченного хлеба.
— Уже семь противней отнесли в лавку Шольца! — госпожа Монтегю, высокая, иссушенная и чопорная, выглядела крайне довольной. — Он выделил там прилавочек, Алпин, как всегда, за кассой.
— Спасибо вам! — я прижала руку к груди. — Нет таких слов, чтобы вас отблагодарить.
Момент, конечно, был подходящий. Я потеряла пекарню, и госпожа Монтегю могла перехватить дело в свои руки, печь хлеб и продавать его прямо у своего порога. Но она этого не сделала. Благодарна? Я испытывала к ней чувство намного сильнее любой благодарности.
— Перестань, — женщина махнула рукой. — Это наше общее, поселковое дело. И ты наша, Джина, даже не сомневайся в этом. Мы тебя выбраним, если будет, за что, и мы за тебя заступимся, когда потребуется.
— Вот и секрет отношений на Макбрайдских пустошах, — улыбнулась я. Мы протянули друг другу руки, пожали кончики пальцев, и госпожа Монтегю добавила:
— Тебе нужна помощь, и все тебе помогут. А теперь беги скорее к Шольцу!
Молочная лавка располагалась в центре поселка, неподалеку от дома старосты, и, торопливо шагая по улице, я заметила пустующее здание напротив магазина Ошери, который продавал все, что нужно для дома. Когда я училась в школе, этот домина уже был заброшенным. Сада рядом с ним не было, и он стоял среди снега, как последний старый зуб среди челюсти. Окна были заколочены деревянными щитами, над крыльцом качался бумажный фонарик с молитвами — его задачей было не впустить нечисть в здание.
Хоть бы Кимбер согласился продать его! Я мысленно подсчитала деньги с располовиненного счета. Хватит и на покупку, и на ремонт. Мне вообще хватило бы этих денег, чтобы жить безбедно и счастливо — но я была леди Макбрайд и не могла оставить своих людей просто так. Бросить без хлеба.
Ладно. Поговорю со старостой, когда он приедет. И к шефу Ристерду заверну — надо узнать, что там с сейфом, который он выворотил с пожарища.
Жаль, что нельзя восстановить пекарню на прежнем месте. Там, где упал драконий огонь, больше ничего нельзя строить — разве что садик разбить.
Возле молочной лавки толпился народ. Шольц начинал утро с продажи свежайшего молока и творога от элитных коров, которых купил на сельскохозяйственной выставке в столице несколько лет назад и с тех пор гордился тем, что его коровки живут получше некоторых людей. Вот отошла немолодая женщина, неся корзинку с творогом, бутылкой молока и караваем и, увидев меня, помахала рукой.
— Госпожа Баркли! — я узнала свою учительницу математики, подошла. — Как ваши дела?
— Идут, — госпожа Баркли пристально сощурилась, как всегда, когда высматривала шпаргалки на контрольных работах. — Мне очень жаль, что все так случилось с твоей пекарней, Джина. Надеюсь, скоро все наладится.
— Я тоже надеюсь, — кивнула я. — Хочу выкупить вон тот дом под пекарню и кафе.
Госпожа Баркли посмотрела в сторону заброшенного дома и кивнула.
— Неплохой вариант, бойкое место, но с покупкой не получится. Хозяина не найти, а до передачи в казну еще лет двадцать. Так что лучше посмотри-ка вон туда!
Я перевела взгляд в сторону двухэтажного здания поселковой школы и увидела рядом с ним домик, в котором когда-то продавали канцтовары для школьников. Потом продажи монополизировал Ошери, и домик с тех пор пустовал.
— Удобно! И школьники, и учителя будут твоими первыми покупателями, — сказала госпожа Баркли. — И здание не частное, а государственное, так что Кимбер не будет против.
Я поблагодарила свою учительницу за отличную идею и пошла в молочную лавку посмотреть, как идут дела.
Алпин стоял у прилавка, принимая деньги в остаток кассы, выломанной вчера в пекарне. Увидев меня, народ притих — во взглядах поселян я видела искреннее сочувствие. Кто-то погладил меня по руке.
— Разбор хороший! — весело заметил Алпин и кивнул в сторону прилавка, на котором остались два каравая. Я улыбнулась, обернулась к людям и сказала, с трудом сдерживая дрожь:
— Спасибо всем вам за то, что поддержали меня. Я сделаю все, чтобы новая пекарня открылась поскорее.
— Еще бы мы не поддержали, — сказала вдова Тимоти. — Ты же наша. А тот дракон чужак и урод, а мы своих в обиду чужим не даем. С обидами мы и сами справимся!
Ее поддержали дружным смехом, последние караваи были проданы, и народ потихоньку начал расходиться. Алпин кивнул в сторону кассы и заметил:
— Платят больше, чем положено. Все платят. Хоть на пятигрошик, но побольше.
У меня защипало в носу. С такой поддержкой я точно сумею справиться с любой бедой. Мы все сумеем справиться.
— Пиши объявление, — велела я. — Сегодня в два часа дня всем, кто купил сегодня хлеб, кусок мангового тарта бесплатно!
Под такое дело Шольц выставил в лавке еще один дополнительный столик, и Оран, который принес часть тартов, вооружился ножом и принялся нарезать пирог на изящные кусочки, готовясь к раздаче угощения. Пусть и вот так, в уголке, но пекарня все равно работала, в ней был не только хлеб, но и сладкое, и по лицам людей я видела, что для них это важно.
Миру нужна стабильность. Вот пусть она у него и будет.
А я отправилась в участок. Там уже все успокоилось. Банду Гироламо увезли в столицу, и Ристерд ходил довольный и важный: за поимку бандитов ему пообещали серьезную премию и орден святого Пауля. Когда я вошла и посмотрела на опустевшие камеры, то он сказал, предупреждая мой вопрос:
— Выпустил я твою бывшую родню под залог. Урок они усвоили по самое здрасьте, твое убийство не заказывали, ну и нечего им тут место занимать. От столичных трескунов у меня табак портится и живот крутит.
Да, день за решеткой произвел на Кевина нужное впечатление — во всяком случае, мне хотелось на это надеяться. Пусть теперь злорадствуют, пусть ликуют, представляя, как я плакала, пусть взахлеб рассказывают всей столице о том, как низко я пала, и так мне и надо — лишь бы делали все это подальше от меня.
— Залог они выплатили, — продолжал Ристерд. — А потом я видел, пришли к пепелищу, плюнули, да и подались на вокзал. Кстати, — он сунулся в ящик стола и вынул стопку ассигнаций. — Твоя доля. Я уже по бумагам провел как пожертвование на восстановление пекарни.
Я понимающе кивнула и убрала деньги в бархатный мешочек дамской сумочки, который болтался на запястье.
— А мой сейф? Элли сказала, что вы его забрали.
Ристерд довольно усмехнулся.
— Вот ведь кукла какая глазастая! Еще бы я его не забрал. Ценности надо под присмотром держать.
Мы прошли в комнату для хранения вещественных доказательств, и я увидела знакомый почерневший сейф, по-прежнему закрытый наглухо.
— Итак, леди Макбрайд, — официальным тоном произнес шеф. — Свою собственность опознаете?
— Опознаю, — кивнула я, прошла к сейфу и принялась крутить ручку. Послышалось веселое пощелкивание, сейф открылся, и я увидела документы — бумага пожелтела, но не сгорела. Все было на месте.
— Все в порядке, — сказала я. — Шеф, можно он у вас постоит какое-то время? Так надежнее.
Ристерд кивнул, и мы распрощались. Я вышла из полиции как раз в тот момент, когда к пепелищу начали подходить орки — подходили и замирали, сдвигая шапки на затылок и удивленно переглядываясь. Все отказывались признавать, что обеду с мясняшками пришел конец.
— Как же это, на? — оторопело спросил один, обернувшись ко мне. — Откуда ж это, на? Это ж какой лиходей, мать его за ногу, учинил?
Я не могла смотреть без слез на то, что осталось от моей пекарни — замерла рядом с орками, пытаясь взять себя в руки, но получалось плохо. Пепел, почерневшие бревна, запах гари, который выворачивал наизнанку — слезы сами заструились по лицу, и кто-то из орков тоже всхлипнул.
— Дракон, что ли, дохнул? — поинтересовался невысокий орк со шрамом через выбритый наголо череп. — Я видел, после драконьего дыха как раз такое остается.
— Дракон, — кивнула я. Орк со шрамом потянул меня за рукав пальто и сказал тоном человека, который предпочитает делать дела, а не переживать:
— Слышь, хозяйка, мы это, материалу можем стибрить со стройки. Копилка тебе все, что угодно притаранит. Хошь дерево, хошь камень, там всего в избытке.
Он провел ладонью по голове и представился:
— Копилкой это меня кличут. Что, братва, подмогнем по старой дружбе? Быстро все сделаем, быстро мясняшки будут.
Орки закивали, всем видом демонстрируя готовность помогать. Я тяжело вздохнула.
— Не надо ничего тибрить, но за помощь спасибо. Вон тот домик надо будет перестраивать, так что если сумеете приложить руки…
— Леди Макбрайд!
Элли торопливо бежала ко мне, скользя по снегу, как на коньках. Орки заулыбались, вид у них сразу же сделался глуповато-умильный. Подбежав, домовичка остановилась подальше от орков, отдышалась и сказала:
— Там господин Алпин и Большой Джон с утра договорились с мясником! Он рагу с картофелем натушил целый котел, так что голодные господа могут подходить да покушать.
Надо же, гном преодолел свою неприязнь к оркам ради общего дела! Я невольно ощутила тепло в сердце. Орки радостно зашумели, захлопали в ладоши, затопотали. Я вскинула руку, призывая к порядку, и сказала:
— Буду на раздаче. Подходить по одному, не орать, вести себя прилично. Поняли? Тогда вперед!
Мясник, Шеймус Шу, конечно, расстарался: рагу пахло так, что живот сводило, и все мысли становились лишь о том, как бы поскорее погрузить ложку в эту ароматную семью картофеля, лука и кусочков свинины с ароматными пряностями и густым соусом. Вооружившись половником с длинной ручкой, я принялась раскладывать рагу по тарелкам, собранным с бору по сосенке, а орки, получив обед и расплатившись за него, усаживались прямо на землю и начинали есть. Снега и холода они не боялись.
— А я этот котёл купил, уж не помню, зачем, — признался Шеймус. — Стоит он у меня в сарае, а тут я и вспомнил про него. А рагу это простое блюдо. Чего его там готовить-то? А вот народ упускать нельзя. Особенно тот, который с деньгами.
Я немедленно с этим согласилась. Не будет еды в привычном месте? Орки придумают, где её раздобыть, да только потом не вернутся в Шин.
Когда все доели и собрали тарелки в стопочку, за дело взялась Элли. Постучала по краю тарелки — и вся стопка засияла первозданной чистотой. Постучала по краю котла — и тот мгновенно очистился и внутри, и снаружи. Орки зачарованно наблюдали за работой домовички, и один из них восхищенно проговорил:
— Ну и фейка! Они обычно ленивые, фейки-то. А у этой, ты глянь, все в руках горит!
Элли с достоинством кивнула.
— Феи дальние родственники домовых, — сказала она. — Кстати, если леди Макбрайд не против, я могу почистить ваши куртки и комбинезоны. За свою цену, разумеется.
Орки уставились на меня с искренней мольбой.
— Начальник стройки нас в баню-то раз в неделю отпускает, — признался Копилка. — А организм чистоту любит.
— Я не против, — махнула я рукой, и Элли принялась за дело. Она порхала среди орков чёрной молнией, и они восторженно замирали, когда домовичка прикасалась к ним, а потом с детским любопытством осматривались и обнюхивались, наслаждаясь чистотой кожи и одежды. Когда Элли закончила работу, то сказала, кивнув на горку монет, насыпанных довольными клиентами:
— Вот, леди Макбрайд. Я постаралась.
— Ты просто умница! — воскликнула я, и орки поддержали меня восторженным гиканьем. — Но деньги можешь мне не отдавать, это твой честный заработок.
Элли уставилась на меня так, словно я приказала ей выйти замуж за дракона.
— Но как же... - растерянно пролепетала она. — Как же так...
— Вот так. Это твои деньги, ты их заработала. Забирай.
Все монетки, которые домовые могут заработать или найти, обязаны наполнить хозяйский кошелёк. Это было старинное правило: деньги домового ему не принадлежат. Но я решила его нарушить.
Я же не моя свекровь, в конце-то концов.
— Леди Макбрайд... - всхлипнула Элли и расплакалась. Я подняла её на руки и сказала:
— Не плачь. Я очень благодарна тебе за все, что ты делаешь.
Наевшиеся, вычищенные и вымытые орки потихоньку начали расходиться, а я придержала Копилку за рукав и спросила:
— Подработать не хотите?
Копилка выхватил из кармана кепку и надел ее, всем своим видом показывая, какой он порядочный джентльмен и как всегда готов потрудиться.
— Что надо делать? — живо поинтересовался орк. — Мы и не за деньги могём, пусть эта фейка нас чистит, а мы потом все, что надо, сделаем.
Орки, конечно, не такие мастера, как гномы, но и у них дело горит в руках. В хорошем смысле, конечно.
— Нужен десяток крепких парней, чтобы вечером и ночью охранять поселок, — сказала я. — Меня хотели убить, и это была не банда Гироламо.
Копилка нахмурился, прикидывая, потом кивнул и заулыбался.
— То есть, приглядываем, нет ли какого чужака. И чтоб местные не барагозили. А если какое рыло сунется, можно ему бока намять?
— Можно, — кивнула я. — Но осторожно. Плачу пятнадцать крон за выход. Моей домовичке надо отдыхать.
Копилка снова кивнул. Пятнадцать крон были заманчивой суммой, и я могла потратить ее на свою безопасность.
— Все сделаем, леди Макбрайд, не извольте беспокоиться. И по поводу того домишки тоже подумайте, мы и руки приложим, и со стройки притащим, чего надо. Там начальство так тащит, что нашего и не заметит.
Я вздохнула.
— Лучше просто приложите руки.
— А тогда завтра можем начать, — сказал Копилка, и я услышала дребезжащий старческий голос:
— Ну конечно, только с Джиной Сорель такое могло приключиться!
Мы обернулись, и Копилка снял кепку: из экипажа выходил староста Шина Иехекель Кимбер в сопровождении двух своих племянников-здоровяков, выполнявших роль охраны. Был он так дряхл, что наверняка видел мировое потопление, но разум его оставался острым, и Кимбер никому не собирался передавать свой пост, вцепившись в кресло старосты обеими руками.
— Здравствуйте, господин Кимбер, — сдержанно сказала я. — Мою пекарню сжег дракон.
— Да знаю, знаю! Ристерд мне еще вчера телеграмму отстучал, еще вчера, — проворчал староста. — Не повезло нам, не повезло. Но я чую, хлебом-то пахнет, пахнет!
Кимбер крепко усвоил старую пословицу “Дуракам все по два раза повторяют”. Почти сроднился с ней.
— Конечно, пахнет, — ответила я. — Не могу оставить поселок без хлеба.
Показались Алпин и Большой Джон: катили на тележке два больших подноса с ржаными и пшеничными булочками. Судя по тому, как заулыбались дамы возле молочной лавки, товар разойдется за считанные минуты.
— А и молодец, молодец, — одобрил Кимбер. — Что, на домик у школы, у школы поглядываешь?
— Поглядываю, — кивнула я. — Хотела просить вас о его переводе под пекарню.
— А и переводем, переведем, забирай! — весело согласился Кимбер. — Но пристройка печи и ремонт уже с тебя, с тебя. У поселка денег нет, нет совсем.
Я понимающе качнула головой и добрым словом помянула сотрудника банка, который располовинил мой с Кевином совместный счет.
— Спасибо, господин Кимбер, — с искренним теплом сказала я. — Хочу заказать из столицы чарную печь. Тогда откроемся уже к новому году.
Кимбер нахмурился. Однажды дети бросили ему под ноги зачарованную хлопушку, которая выпустила туман в виде полупрозрачной зеленоватой женщины, и с тех пор он опасался всякого волшебства.
— Вот, молодежь! Все бы вам чары, а не по старому закону, не по закону, — пробормотал он и махнул рукой. — Но да ладно, ладно. Делай, как считаешь нужным.
Я открыла было рот, чтобы поблагодарить его, и в это время от молочной лавки донесся вопль.