Дом, который будет ждать. Книга 5

Глава 11

Келен

Несмотря на то, что я как никогда раньше остро чувствовал себя человеком – как ни странно, мысленно я всё ещё относил себя именно к людям, – ввязывающимся в откровенно опасное предприятие, я не ринулся в неизвестность, забыв обо всём на свете. Моя новая сущность, пробившись сквозь проснувшийся азарт, заставила меня сначала провести нечто вроде разведки. Осторожно подобравшись к самой границе странного места, я внимательно всмотрелся в него, надеясь получить хоть какую-то подсказку.

На первый взгляд всё было нормально – насколько, конечно, это слово было применимо к данной ситуации, – а потом я стал подмечать мелкие детали, которые, увы, не дали ответов, зато добавили вопросов. Первой мыслью было то, что в отдельно взятом кусочке леса наступила зима, хотя Франгай расположен в такой части нашего мира, где холодов практически не бывает. Иногда наступают сезоны похолодания и дождей, но ни снега, ни льда в этом месте отродясь не видели. Империя вообще отхватила себе самую комфортную для проживания территорию. Чтобы окунуться в зиму, увидеть снег, лёд и метели, нужно было отправляться на север, в Ирму и лежащую за ней Ирманскую пустошь. Как раз там я, кстати, и увидел впервые снег, когда навещал Эллу-Марию в обители. Скажу откровенно – холод мне не понравился, тёплый плащ мешал двигаться, а кружащие снежинки не давали рассмотреть окрестности. Нет, спорить не буду, есть в зимней стуже некое очарование, просто мороз – это не моё.

Нелюбовь Реджинальда фон Рествуда к холоду, видимо, передалась мне вместе с его памятью, так как при взгляде на пожухлые сморщенные листья я не чувствовал ничего кроме отторжения и глубокого, необъяснимого отвращения. Да, все деревья на этом странном клочке леса выглядели так, словно пострадали от сильного мороза. Но откуда бы ему тут взяться? И почему странная погодная аномалия зацепила только эту часть, самый край леса. Складывалось впечатление, что холод просто попробовал Франгай на вкус, чтобы понять, нравится ли ему это блюдо или не очень.

Мысль о том, что эти убитые холодом деревья почти наверняка как-то связаны с тем, что враг, от которого предстоит защищать Франгай, окопался где-то глубоко на севере, за Ирманской пустошью, пришла мне в голову практически сразу. Вопрос был только в том, что это было: разведка, предупреждение или что-то ещё. Нет, нам совершенно необходимы свои лазутчики, которые возьмут под контроль каждый метр границ леса, особенно его северные рубежи. Если враг всё же доберётся до Франгая, мы встретим его во всеоружии, иначе грош мне цена как будущему Повелителю.

Я вспомнил свой давний сон, в котором Лиам, тогда ещё абсолютно неизвестный мне подданный Шегрила, предупреждал меня, что враг движется к Франгаю и, возможно, через несколько лет дойдёт до его границ. С одной стороны, речь шла о годах, а с другой – что такое несколько лет в масштабах судьбы целого мира? Что тогда ещё говорил Лиам? Что-то о том, что Ирманская обитель не пала, но держится из последних сил, что тень накрыла уже большую части мира…

Видимо, я сейчас как раз наблюдал самые первые, предупреждающие признаки будущего нашествия. И нужно было понять, что делать дальше: попытаться пройти через заражённый участок и понять, что там конкретно происходит, насколько сильны и необратимы повреждения, нанесённые лесу, или отступить и вернуться обратно, обдумать всё, посоветоваться и принять взвешенное решение. Конечно, второй вариант был правильнее и разумнее: непростая ситуация требует продуманных действий. Но всё моё существо активно сопротивлялось и требовало решительных шагов. Что я за Повелитель, если по каждой проблеме мне требуются совет и помощь?!

Поэтому я встряхнулся, убедился в том, что окружающий меня пейзаж не изменился, и перешагнул условную границу между привычным мне Франгаем и его мёртвой частью. Да, пожалуй, слово «мёртвая» подходило к изменённой природе обречённого места больше всего: здесь не было даже признаков жизни. Пусть исковерканной, странной, даже страшной… Тут не было абсолютно ничего. Почему-то в голове возникла ассоциация с высохшей дохлой мухой, попавшей в ловушку паука, вытянувшего из неё все соки. Голые ветки, сбросившие листву и хвою, почерневшие скрюченные листья, отсутствие какого-либо движения – всё это не просто говорило, оно кричало о том, что вокруг меня лишь пустая оболочка некогда прекрасного леса.

Я брёл по мёртвому лесу и с каждым шагом всё отчётливее понимал: нужно сделать всё возможное ради того, чтобы эта страшная напасть не продвинулась дальше. Ну и по возможности попытаться оживить это невезучее место.

Едва слышный шорох ворвался в мои размышления не хуже оглушительного раската грома: слишком уж тихо было вокруг. Я мигом взлетел на ближайшее дерево, на котором каким-то чудом ещё удерживались потемневшие жёсткие листья, и замер, прижавшись к ледяному стволу. Меня окутал холод, который, казалось, вытягивал из меня тепло и саму жизнь, но я терпел и не шевелился. Шорох становился всё громче, и по уму следовало бы найти укрытие понадёжнее листвы, готовой осыпаться в любой момент. Но мне обязательно нужно было увидеть того, кто может себе позволить безнаказанно бродить по этому проклятому месту.

Они шли, совершенно не скрываясь, и в этом спокойствии было нечто, от чего чешуя у меня на загривке встала дыбом. Три существа, при виде которых где-то в глубинах памяти возникло слово «гольцы», шагали, загребая костяными ногами жёсткие листья. Их выбеленные временем и ветром костяки выглядели на фоне мёртвого леса до отвращения естественно, словно это место изменили, специально превратив в обиталище таких, как они.

Гольцы идут по Франгаю! При свете дня! От одной мысли об этом меня начинала переполнять бурлящая, какая-то дикая и невероятно древняя ярость, и мне стоило определённых усилий удержаться и не уничтожить этих троих. Я понял, что не просто приложу все силы… я наизнанку вывернусь, но найду тех, кто встанет рядом со мной в борьбе за Франгай. А если такие не отыщутся, то буду биться один, до тех пор, пока либо не закрою этот прорыв, либо не умру. Но жить, осознавая столь жуткую угрозу и ничего не предпринимая, я просто не смогу.

Гольцы уже давно скрылись среди покорёженных стволов, а я всё стоял на толстой ветке под прикрытием почерневших листьев и думал. Наверное, это меня и спасло, и я в данном случае ничуть не преувеличиваю. А может, сработала удача, которая вспомнила об искренне верившем в неё когда-то Реджинальде фон Рествуде.

Сначала мне стало не по себе, потом в сердце возникла и стала стремительно разрастаться тревога, быстро превращающаяся в состояние, близкое к панике. Захотелось зажмуриться и безропотно отдаться на милость того, кто приближался сейчас к приютившему меня дереву. Остатков воли хватило на то, чтобы очнуться и понять, что использовать магию Ока нельзя ни в коем случае – этим я моментально себя выдам. Придётся справляться тем, что было у меня изначально: умением приспособиться к самым неблагоприятным обстоятельствам и знаменитым упрямством фон Рествудов.

Он появился внезапно, словно соткавшись из холодного, пронизанного запахом палых листьев и ароматом холодной земли воздуха. Высокая белоснежная фигура смотрелась на фоне пожухлой травы и чёрных стволов настолько странно, что я несколько раз моргнул, ожидая, что мираж исчезнет. Но белый человек и не подумал пропадать, наоборот, он огляделся, внимательно изучил сброшенные деревьями листья. Поднял один, растёр его, и я почти без удивления – наверное, внутренне я заранее был готов почти ко всему – увидел, что его тонкие аристократические пальцы оканчиваются длинными, сверкающими, как лёд, острыми когтями. Не хотел бы я оказаться на месте того, в кого они вцепятся – спасения от этих сияющих морозными иглами стилетов просто нет.

Между тем белый человек замер неподалёку от моего дерева и втянул носом воздух, словно принюхиваясь, впрочем, скорее всего, так оно и было. Я внутренне порадовался, что нахожусь в своей драконьей форме, значит, есть шанс, что он меня не почувствует. Потому как что-то подсказывало мне, что доведись мне сойтись с этим существом в поединке, ещё неизвестно, кто вышел бы победителем. И если это и есть наш враг, то дело обстоит намного хуже, чем я предполагал: этот не отступит и не пойдёт на компромисс. Никогда и ни при каких обстоятельствах.

А затем произошло нечто чрезвычайно странное: ледяной человек огляделся, негромко свистнул, и я увидел, как мёрзлая земля вздыбилась, и из неё выкопались – другого слова я подобрать не мог – несколько гольцов. Они подошли к незнакомцу и явно ожидали распоряжений. Он что-то негромко сказал, и гольцы начали разгребать листья, а потом и землю. Я старался не упустить ни единой детали, так как понимал, что невольно оказался свидетелем того, знания о чём сложно переоценить.

Вскоре из-под земли начал пробиваться холодный синеватый свет, от которого на костях гольцов появлялись трещины и тёмные пятна, но они упрямо продолжали рыть промёрзшую почву. И вот один из них вытащил сверкающую всеми оттенками синего и белого пирамидку, словно выточенную из куска голубого льда. Он чуть не уронил её, так как от соприкосновения с артефактом – а ничем иным пирамидка быть не могла – его ладони рассыпались в пыль. Но белый человек небрежно махнул рукой, и пирамидка поплыла к нему. Он спокойно взял её в руки, затем завернул в извлечённый из-под белоснежного плаща кусок ткани и убрал в висящую на поясе сумку.

Но загадки на этом не закончились: стоило странному человеку в белом убрать пирамидку, как искалеченный кусок леса начал оживать прямо у меня на глазах. Земля сначала покрылась инеем, который почти сразу превратился в воду, тут же впитавшуюся в землю. Сквозь слой мёртвых листьев начала пробиваться зелёная трава, и буквально через пару минут коричневые ломкие листья исчезли под ковром изумрудной зелени. Деревья тоже словно очнулись ото сна и сначала покрылись почками, а затем словно утонули в нежной первой зелени.

Белый человек огляделся, кивнул каким-то своим мыслям и, не обращая внимания на рассыпающихся гольцов, быстро и уверенно зашагал в ту сторону, где деревья постепенно становились ниже, а затем и вовсе переходили в покрытую низкорослыми кустарниками пустошь. Он уходил и уносил с собой артефакт, которому было по силам убить кусок леса, превратив его в царство холода и смерти.

А что будет, если вместо маленькой, размером с половину мужской ладони пирамидки будет другая, раз в сто больше? По силам ли ей будет заморозить весь Франгай? Было абсолютно ясно, что я стал свидетелем проверки, испытания будущего страшного оружия. Опять же было понятно, для чего неведомому колдуну столько гольцов – они нужны ему как расходный материал. Сначала часть из них ценой своей странной нежизни закопает эти пирамидки по всему лесу, и зараза сначала убьёт окраины леса, а затем доберётся и до сердца Франгая. И сможет ли Древний справиться с этой напастью – большой вопрос. Нет, я не сомневался в силах того, кого Лиз называла Домианом, но не любое колдовство можно уничтожить привычными методами. А мне почему-то казалось, что этот белый ничуть не слабее Древнего. Значит, моя задача – не позволить ему даже шагу сделать на территорию леса.

Дождавшись, пока белая фигура скроется за деревьями, я ещё какое-то время постоял, прислушиваясь к раздающимся то там, то тут шорохам, попискиваниям и поскрипываниям, вдохнул знакомый и свежий запах зелени. Затем, убедившись, что восстановление пострадавшего места идёт полным ходом, покинул северную границу Франгая. Нужно будет проверить, не случилось ли аналогичной неприятности где-то ещё, а для этого мне нужны помощники. Сам я не справлюсь, даже если буду мотаться по лесу без перерывов на сон и еду. Интересно, удалось ли Лиаму договориться с другими… такими, как он.

Помощник ждал меня возле входа в Невидимую гору. Он стоял, склонив голову, и казалось, что мертвец погружён в глубокую задумчивость. Может быть, так и было, но, заслышав мои шаги, Лиам выпрямился и поклонившись, сказал:

– Повелитель, я поговорил с теми, кто подчиняется Шегрилу, – Лиам никогда не упускал возможности назвать главного по покойникам Франгая просто по имени, так как невероятно гордился этим позволением.

Я не стал задавать вопросов, понимая, что помощник расскажет всё сам, и торопить его ни к чему. Так и случилось.

– Не все готовы выйти из своих убежищ, чтобы присматривать за границами, но кое-кто заинтересовался. Правда, они сомневаются, что хищники с ними согласятся в пару встать, да и вообще что они пожелают этим делом заниматься.

– Мне бы с ними встретиться, – тут же отозвался я, так как перед глазами всё ещё стояла картина мёртвого леса, – ситуация не допускает промедления.

И я рассказал Лиаму о том, что видел, о гольцах, о белом человеке с ледяными когтями, о пирамидке, короче, обо всём.

– Ты прав, Повелитель, – серая кожа помощника словно выцвела, что, как я уже знал, было признаком сильного волнения. – Действовать нужно быстро. Я устрою тебе встречу с теми, кто изъявил желание стать разведчиком, завтра.

– Ты когда-нибудь слышал о тот, кого я видел? О белом человеке? Может он быть тем, кто затаился на севере, за Ирманской пустошью?

Лиам задумался, но потом покачал головой.

– Я знаю очень немного, если разобраться, – тут мой помощник с грустью вздохнул, – но о таком не слышал. Впрочем, я знаю место, где можно поискать ответы, и я обязательно туда наведаюсь.

– Что это за таинственное место? – не смог я удержаться от вопроса.

– Прости, Повелитель, но я не могу тебе ответить, ибо это не моя тайна.

Я кивнул, хотя мне начинало казаться, что от загадок, которые множились, как корнегрызы, у меня взорвётся голова. Впрочем, паниковать не стоило ни при каком раскладе, ведь, к счастью, у нас ещё было время. Во всяком случае, мне очень хотелось в это верить.