Дочь мольфара

Глава 20

Скрипел снег под ногами, и разбегались прочь шальные тени. Янко всеми силами старался уберечь свечной огонёк от стылого ветра, но не всякий раз ему это удавалось. И тогда наступала по-настоящему злая, непроницаемая темнота, в которой не находилось больше места даже серым теням. Лишь мощные вековые деревья хоть как-то выделялись чёрным на чёрном, давили с высоты своей недосягаемой величиной.

Но не деревья и не тени страшили троих друзей. Страшила их погоня. А погоня уже подрядилась за ними следом, буквально наступая на пятки беглецам. От церкви к лесу стремительно продвигалась шумная, ярко освещённая процессия, а сама церковь превратилась в громадный огненный маяк. Казалось, жар от его огня, опалял спины бегущих, хотя скорее жгучий страх был тому виной.

Агнешка, Янко и Лисия задержались по пути всего однажды, когда наткнулись на уже окоченевшее тело Илки. Её, будто сахарной мукой, обсыпал снег, заботливо прикрыв раны на всё еще красивом молодом лице. Илка словно бы прилегла отдохнуть с дороги и заснула здесь одна, но скоро, очень скоро обязательно проснётся…

— Прости меня, Илка… Прости, родимая…

Агнешка дотянулась рукой до белого лба, на котором застыл, изогнувшись, белый локон. Белый снег прилип к белым пальцам и стал тут же таять от живого человеческого тепла. На Илке же снег уже давно не таял, а покоился ровно и беспристрастно. Агнешка убрала с лица подруги несколько снежинок и постаралась улыбнуться ей.

— И её святой отец?.. — спросил Янко.

— И её, — подтвердила Агнешка. — Из-за меня. Тодор забрать меня хотел, а Илка ему отпор дала, защищать бросилась и поплатилась за то…

Лисия отвернула лицо и утёрла глаза рукавицей. Она последней видела Илку живой, но так и успела смириться, что той уже никогда не гулять по деревне, никогда не смеяться звонко, никогда не ругаться, не спорить, не петь. Никто больше не расскажет Лисии всяких хохм, чтобы легче было снести жестокости матушки Юфрозины.

Нет больше Илки. И как-то совсем это несправедливо вышло, нечестно. Не по-людски…

— Идёмте, девоньки, — сказал Янко, стараясь крепиться духом. — Через перевал дойти надо, а оттуда уж где-нибудь попрятаться до утра…

— Без отца не пойду, — твёрдо решила Агнешка. — Иначе на него все стрелы направятся. Тодор уж никого не пощадит.

Её передёрнуло при воспоминании о произошедшем в церкви. Но оплакивать усопших и страшиться пережитого сейчас было не место и не время. Нужно было спешить к Штефану.

Агнешка принялась было упрашивать Лисию, чтобы шла она потихоньку домой, пока никто её тут не углядел. Может, Юфрозине будет не до тумаков после стольких деревенских событий.

— Ты только главное — молчи, — говорила Агнешка. — Никому не сказывай, что видела и с кем была.

— Не буду молчать, — упрямилась Лисия. — Всё расскажу, как время придёт.

— Дожить бы до того времени, — вздохнул Янко.

Его взгляд снова упал на мёртвую девушку.

Каталина почила. И Илка тоже. И Агнешку едва не постигла та же участь. А боровчане бежали по следу, кажется, желая пролить ещё больше невинной крови.

Как же так оно всё получилось?..

— Бежим до Штефана, — Янко подтолкнул девушек вперёд, уводя их всё дальше и дальше от остывшей под снегом Илки. — Быстрее доберёмся до дома — быстрее выберемся отседова.

И Агнешка, и Лисия согласились. Они снова мчали втроём уже через лес. Мрачный и враждебный в этот час, тем не менее, лес их надёжно спрятал от преследователей.

Теперь отцу Тодору во главе народного ополчения оставалось лишь надеяться, что он прилично помнит дорогу к дому мольфара и даже в ночное время быстро сориентируется. Священник в самом деле изучил маршрут наилучшим образом. Выучил так, что и с закрытыми глазами наверняка бы дошёл. В метель или в рябую полночь, знойным утром или в туманных сумерках — он пробирался не раз и не два, и не десять, и не десять разов по десять.

Ни чёртов, ни мавок, ни другой нечисти ему тут никогда не встречалось. Может, потому что бог сберёг рукоположённого отца. А может, потому что и не было ничего такого в том лесе. Брешут, что зачарованный. Ну, и пусть брешут — меньше суваться будут.

Боровчане заметно сбавили шаг с тех пор, как переступили лесную границу. Уже не настолько грозно сверкали вилы и не так уверенно сжимались кулаки.

— Мож, ворочаем взад? — робко проблеял кто-то.

Отец Тодор влепил бы ему хорошенько промеж глаз, да только не видел, кто такой умный подорвался. Впрочем, повернувшись к толпе, Тодор отметил, что с эдаким дезертиром многие готовы были согласиться.

Но на этот раз неожиданно помог голова Шандор. Он встал плечом к плечу с несостоявшимся сватом и заговорил:

— Нету нам воли на страхи. Поздно ворочать. Мы должны дойти до дома убийцы. Должны получить от неё ответ, почто она Каталину сгубила.

— Знам, за что, — ответил ему один из мужиков. — Сама хотела невесткой твоей нарядиться. Вот и сгубила.

Народ поддержал версию одобрительным гомоном. Шандор кивнул.

— Так не оставим же без уплаты жестокий долг. Не убоимся суда справедливого!

— Не убоимся! — воспряли люди.

Отец Тодор чуть улыбнулся, положил ладонь на плечо старосты и коротко сжал. Они посмотрели друг другу в глаза, а затем двинулись вместе, отныне не сбавляя шага и не останавливаясь.

Не успела сползти с лунного лика сонная жирная туча, как сельчане уже вышли к тропе у водопада, начали спуск. Спускались по одному, по двое, но осторожно, чтобы не повалиться кубарем.

К тому моменту Янко, Лисия и Агнешка вбегали в дом мольфара Штефана. Заслышав странный шум, старик вышел из привычной своей комнатухи, появился в сенях, где трое уже нервно стучали пятками по полу, отряхивая снег.

— Тятя! — кинулась к нему навстречу Агнешка и немедленно обняла. — Отец Тодор хочет меня убить! Он поднял всё село и ведёт сюда!

— Что ты говоришь такое? — нахмурился мольфар. — С чего вдруг священнику желать тебе зла?

— С того, что он Илку убил! — вмешала Лисия.

— И дочь свою, — сказал Янко. — Каталину. Тоже убил. А все свои преступления взвалил на Агнешку.

— Как же так?.. — помрачнел Штефан.

— Агнешка дело говорит. Текать нам надо. Всем. Доберёмся до Выкшича, а там уж живы будем — не помрём.

Штефан пристально поглядел в глаза дочери, понял, что не согласиться она идти без него, хотя с её молодыми ногами путь был бы короче. Мольфар решил, что позже упросит дочку бежать без него. Сейчас должно было немедленно собираться в скорый путь.

Похватав всё, до чего дотянулась рука, в заплечную котомку, Штефан схватился за дверь, но тут же замер. Он явственно ощутил, как трясётся земля под домом, почувствовал приближение, будто надвигалась каменная лавина. И в ту секунду Янко накрыл старческую ладонь своей молодою.

— Здесь не пойдём, — сказал он. — Идём с заднего двора и прямиком в горы.

— Верно, — согласился мольфар. — Верно.

Вчетвером они проследовали вглубь дома. Но внезапно Лисия запнулась перед входом в дальнюю комнату.

— Чего ты? — возмутилась Агнешка. — Хочешь назад повернуть? Поздно уже. Лезь в окно, а дальше ущельями как-нибудь проберёмся, да свернёшь обратно к деревне.

— Нет, — до странности резко выпрямилась Лисия. — Не хочу назад. Вы бегите, а я к ним выйду.

— Куда?! — прикрикнул на неё Янко. — Не выдумывай дуростей! Лезь первой!

— Не полезу! — рыжая топнула ногой от возмущения. — Не полезу. Не полезу и не требуй даже. Я пойду и скажу им, как всё было. Я видела Илку, она мне успела сказать. А я скажу людям, как она погибла, кто её убивец. Меня любят в деревне, меня послушают.

— Не послушают, — тихо произнёс Штефан. — Никого не послушают они, дитя, пока глаза их слепы от ярости.

— А я всё равно пойду, — Лисия решила не отступать.

Хоть один раз в жизни не отступать. Один раз в жизни узнать, что это такое — не сходить со своего, биться до конца. Илка ведь билась. Илка продолжала биться даже тогда, когда сердце её уже биться не могло.

— А я всё равно к ним пойду, — упрямо повторила Лисия. — Не послушают — и ладно. А вы убежите подальше промеж тем. Хоть так.

— Лисия, — Агнешка схватила подругу за руку, — что, ежели обидят они тебя? Я себе не прощу никогда!

— Не обидят, — рыжая улыбнулась в смущении. — Не то матушка Юфрозина всем покажет, где раки зимуют. Она только меня обижать смеет.

Агнешка выдавила из себя ответную скомканную улыбку, однако та сейчас же исчезла, когда в сенях разразился громоподобный стук в дверь.

— Скорее! — взмолился Янко. — Скорее лезем в окно!

Обняв подругу, Лисия помчалась обратно в сени. Янко выламывал окно. Штефан помогал ему по мере сил.

Рыжая подбежала к двери с замершим сердцем. Требовательный стук повторился и усилился. От бушующей толпы её теперь разделяло тонкое деревянное полотнище, содрогавшееся под напором нескольких кулаков.

Она собрала всю храбрость, которой отродясь не имела, в собственный невеликий кулак. Обернулась, чтобы убедиться в последний раз, что друзья её уже покидают дом, и одним движением скинула засов, а после немедля шагнула к выстроившимся перед входом сельчанам.

Их оказалось так много, что Лисия и представить не смогла бы такое количество. Наверное, впервые в жизни она пожалела, что среди незваных гостей нет матушки Юфрозины. Зато был отец Тодор и голова Шандор. И оба совсем недружелюбно глядели на маленькую рыжую девушку.

— Лисия? — удивился деревенский староста. — А ты чего тут забыла?

— Я… я… — проблеяла Лисия и думала отступить подальше, но от страха и пошевелиться не смогла. — Я Илку нашла…

— Илку?.. — не понял Шандор. — Где она? Тут?

— Нет, — чуть осмелела девушка. — Не тут. Тама, у леса. Убили её.

— Агнешка?

— Снова Агнешка насылает на нас смерть! — вмешался отец Тодор. — И она станет убивать каждого, кто перейдёт ей дорогу! Все слышали?!

— Нет! — закричала Лисия. — Не Агнешка! Илка спасала Агнешку! Илка хотела её уберечь! И за то поплатилась!

— Ты бредишь, дитя! — громыхнул священник.

— Тихо! — осёк его Шандор. — От кого же это уберечь, Лисия?

Девушка задрожала всем телом, но всё же подняла руку и выставила вперёд палец, указуя на отца Тодора.

— От него…

Тот мгновенно переменился ликом. Хватило и малой доли секунды, чтобы свирепство вновь взыграло в рукоположённом муже на полную силу. Он разразился страшным, буйным криком.

— И тебя прибрала ведьма! И твой разум раздробила на части! Она безумна!

— Я не безумна… — слабо прошептала Лисия. — Я правду говорю!

Она поглядела в глаза старосте, внутренне умоляя его, заклиная его прислушаться.

— Поглядите, что стало с этой девой! — жестоко перебил её священник. — Она не ведает больше ни добра, ни света!

— Да послушайте вы!..

— Лисия нынче пребывает во тьме, откуда ей уже нет обратного хода! — не давал ей вставить и слова отец Тодор. Хищной поступью он обхаживал по кругу дрожащую девушку, снова и снова нарекал её заложницей тьмы. — Бедное-бедное дитя! Вот, до чего довела её дружба с ведьмой!

— Агнешка — не ведьма! Не ведьма! — хныкала Лисия. В последнем отчаянном порыве она бросилась к Шандору, который, казалось, ещё пробовал разобрать, что она говорит. — Батько! Клянусь тебе всем святым, что есть у меня! Агнешка — не ведьма! Это Т..!..

Она оборвалась на полуслове. Отец Тодор успел выдрать из чьих-то рук острые вилы и мигом пырнул девицу.

Лисия подняла глаза на Шандора. Она держалась за его мощные запястья, но хват её слабел, а глаза закатывались, обнажая страшные мученические бельма.

— Батько… — повторила рыжая.

И завалилась на бок у ног деревенского головы.

— Лисия… — шепнула Агнешка в морозный воздух.

— Идём, Агнеш, — Штефан взял её за руку. — Мы не поможем ей.

— Лисия! — она закричала, что есть сил.

Янко схватил Агнешку за другую руку. Они уже выбрались из дома и лезли вверх по камням, оттого вырвавшийся крик тотчас разнесло по ущелью.

— Любимая, нам надо убегать, — упрашивал Янко.

— Ей больно… — проронила Агнешка. — Лисии… больно.

— Уже нет, — сказал Штефан. — Ей уже никогда не знавать боли.

Медленно-медленно Агнешка припала на камни и заплакала. Хоть и знала она, что время скорби ещё не назначено, что есть иные дела и останавливать их она не имеет никакого права, а всё равно эта новая утрата подкосила её слишком жестоко, слишком внезапно, слишком тяжело.

— Вставай, вставай, любимая, — просил Янко.

Агнешка не слушала его и глядела на дом, где уже вовсю полыхали рыщущие огни. Вот они добрались до задней комнаты. Вот промелькнули в раскуроченном окне. Вот уже выставилась наружу первая голова кого-то из селян. Вот уже заметил тот беглецов и дал сигнал остальным.

— Вы бегите. Бегите, — сказал вдруг Штефан. — А я тута их встречу.

— Нет! — заорала его дочь. — Не бывать такому никогда!

— Агнеш, услышь меня, доченька.

Мольфар обнял девушку, успокаивая нежным голосом своим, что согревал и баюкал Агнешку всё долгое и не всегда беззаботное детство. Единственный голос, заменивший ей и колыбельные родной матери, и наказ родного отца. Но голос по-настоящему родной совсем иной родственностью, какую создаёт только время и долгие упорные усилия.

— Услышь меня и послушай, — просил Штефан, видя, как неминуемо сокращается расстояние между ними и злобной толпой. — Мы снова встретимся в бесконечной Нави. Обещаю, что найду тебя, когда придёт твоё время. Но не сегодня. Сегодня ты должна спастись. Должна, Агнеш!

Штефан слегка ослабил объятья, и всё ещё пребывающую под чарами его слов девушку схватил Янко. Он уже не спрашивал и не просил. Он тащил волоком Агнешку, невзирая на её сопротивление.

В конце концов, она призвала свою стойкость, встала на ноги, пошла добровольно. Слёзы не кончались. Слёзы стыли на ветру, слёзы резали глаза.

Внезапно перед Агнешкой вплыла непонятно откуда взявшаяся картина: горный перевал, вот точно также хлещет снег, деревья гудят, как и все кости в теле. Агнешка куда-то идёт. Точнее — её несут в чём-то, что было ещё несколько часов назад тёплым и мягким. Однако лютая непогода постаралась превратить ласкучий мех в ледяные шипы, а тонкую шерсть в металлический саван.

Агнешка умирала. И отчего-то знала: та, что дала жизнь, тоже умрёт. И всё случится так скоро…

Впереди запылал огонёк робкого спасения. Агнешка признала отца — мольфара Штефана на двадцать зим моложе. Она улыбнулась ему. Это было единственным, что Агнешка могла сделать, хотя улыбки её никто не увидел.

А теперь она видела, как по лунной дороге уходит в Навь её матушка. Тело Сарики лежало на земле, однако дух её стремился в бесконечность.

И тогда Агнешка поняла, что больше не видит прошлого, она видит настоящее. Но весь ужас состоял в том, что у края той же светящейся дорожки стоял ещё и Штефан.

Он стоял и наблюдал, как растворяется в Великом Ничто Сарика. И улыбался.

Агнешка в ту же секунду подняла голову.

Лавина из людей, камней, оружия и огня заполонила склон. Свет одного из факелов выхватил уже другую картину: как мольфар лежит поверженный на горе, а прямо над его головой деревенский мужик заносит тяжеленный валун, что едва удерживают его руки.

— Нет! — заголосила девушка. — Нет!!!

Мужик повернулся на звук. Валун рухнул вниз.

И в следующую секунду чьи-то грязные огромные лапы впились в Агнешкин тулуп.

Кажется Янко кричал. Кажется, его пытался удержать голова Шандор. Кажется, Янко почти удалось его одолеть. Опять. Почти.

А до конца — не удалось.

Удар дубиной присмирил его прыть. И последнее, что увидел юноша, когда на глаза его беспомощно опадали веки, — как уносят его возлюбленную, как она тянет к нему белые ладони свои, но опять не может дотянуться. Опять.

Опять он ничего не смог. Опять на его силу нашлась сила большая.

Опять завыла в голове тьма и надолго унесла Янко в свои ледяные копи.