Дочь мольфара

Глава 2

— Агнешка! Агнешка! — кликали по очереди Илка и Лисия. — Агнешка, где ты?!

Девицы бегали босыми ступнями по крутому обрывистому берегу озера, студёного в любую пору — и летом, и зимой. Но в нынешнюю жару холодная вода была только всласть. А кроме того, поговаривали, что, кто купнётся в стылой воде десять десятков раз, всегда будет молодым и здоровым. За молодость троим подругам ещё рано было переживать — каждая едва прожила по восемнадцать годков, но здравие лишним не бывает.

Однако для переживаний-таки нашёлся повод. Агнешка, как всегда, затеяла дурацкую игру. Она постоянно так чудит: не успеешь отвернуться — она что-нибудь придумает себе на потеху. Остальным её проказы редко казались забавными. Вот и сейчас чернобровая, чернокосая красавица решила потешиться над подругами, стащив их одёжу, пока он купались.

— Агнешка! Немедленно выходи! Не смешно! — сердилась Илка.

Она любила подругу всем сердцем, но иногда была готова убить насмерть. Её золотые длинные волосы ещё не просохли после купания и липли по всему телу.

Огненно-рыжая Лисия не отставала от Илки ни на шаг. В отличие от двух других подруг, она была не столько прытка и своенравна. Её не сердили, а скорее пугали проказы Агнешки. А более всего Лисия сейчас боялась гнева матери, если та прознает, что её доча опять водится с «мольфарской подменкой».

— Ну, я ей покажу! — грозилась Илка, зная наверняка, что Агнешка не ушла далеко и, как пить дать, прячется где-то поблизости, подсматривает за кутерьмой и давится от смеха.

Илка оказалась недалека от истины в своих догадках. Агнешка и впрямь притаилась всего в нескольких шагах, надёжно укрытая зарослями дикой малины. Но для начала она наелась до отвала спелых ягод и лишь затем принялась хохотать над разгневанными подругами, которые были вынуждены слоняться по берегу нагишом.

В этот раз проказница почитала, что не стоит их окончательно выводить из себя. Понаблюдала немного, отсмеялась, как следует, и выскочила во весь рост.

— А чего это вы там потеряли?! — захохотала она снова, размахивая над головой сворованной одёжей.

— Ах, ты, поганка несчастная! — закричала Илка и кинулась навстречу.

Агнешка проворно обогнула кусты с другого края и очутилась по другую сторону озера. Илка и Лисия догнали её у затянутого илом затона и первым же делом принялись стягивать с воровки её рубаху.

— Сейчас вдоволь накупаешься! — вдвоём они потащили Агнешку в воду.

Та лишь ухохатывалась над придуманным наказанием.

Ни холод, ни жара никогда не мучили её так, как иных сельчан, что лишь больше наводило на недобрые мысли жителей Боровицы. Как так можно, в одном лёгком кафтане по морозу ходить? И плавала Агнешка словно русалка, и бегала быстрее всех девиц, и фигура у ней точно из ветви белого древа заточенная — подвижная, гибкая, резная.

Её красота зачаровывала и пугала. Её звонкий смех отзывался трепетными колокольчиками в мужских сердцах. Знать, колдуньей она уродилась, точно мавка её подкинула сельскому мольфару. А кто же ещё мог отдать своё дитя одинокому Штефану, который не знался никогда ни с одной живой бабой?

— Вот тебе! Вот тебе! — Илка и Лисия снова и снова окунали с головой в холодное озеро свою жертву.

Но теперь смеялись уже все втроём. Долго сердиться на Агнешку не получалась. Не только красой и несносным нравом она западала в душу, но и открытостью своей, смелостью, прямотой.

Наглотавшись водицы, девушки выползли на берег и устало раскинулись отдыхать и греться на солнце. День назревал погожий, томный. Они переговаривались и иногда снова начинали хохотать.

Нисколько не стесняясь своей наготы, подруги не спешили одеваться. Всё равно сюда редко кто ходил.

Однако два внимательных глаза с левого края берега неустанно и уже давно наблюдали за озёрной сценкой. Ничто не могло одолеть эту неукротимую, всесильную тягу вновь и вновь впиваться взглядом в блестящие от воды и пота юные тела. Ничто так не было более желанно и притягательно в тот миг, чем желание очутиться ещё ближе, ещё теснее.

Но на такое решиться никак недозволительно. Потому наблюдение продолжалось на том же расстоянии.

— А что, Агнешка, — спросила Лисия, — ты в церковь с нами пойдёшь на воскресную?

— Пойду. Непременно пойду.

— А тятя тебя не заругает? — насторожилась Илка.

— Не заругает, — отмахнулась Агнешка. — Мой тятя добрый, никогда не ругается и не сечёт никогда.

— Повезло, — завистливо надула алые губки Лисия. — Меня мать иной раз трижды в день сечёт за любой проступок… — и тут же оживилась: — А ты можешь её в жабу превратить, Агнешка?

— Никого я не умею превращать ни в жаб, ни в змей, — Агнешку в который раз неприятно задело такое предложение.

Она уже устала объяснять подругам, что не обладает никакими магическими способностями и, вообще, ничего сверхъестественного в ней нет. Однако другие упрямо верили в то, во что им хотелось верить.

— Жаль, — вздохнула Илка. — Очень полезное умение. Некоторым не помешало бы пожить на болоте или под пнём. А вот говаривают, вештица Космина ещё пострашнее заклятья знает.

— Тю-у-у! — возразила рыжая. — Она уже сто лет как померла. Отец Тодор рассказывал, что сгнила она заживо. От злости собственной. Потому что в бога не верила, с чертями ночевала. Приёмышка её добила метлой и той же метле улетела. А кошки ейные лицо Космине объели и тоже померли разом.

При упоминании Отца Тодора девушки ненадолго притихли. Всё-таки уважаемый человек на деревне был — единственный священник, и не только в Боровице, а на всю округу. Настоящий посланник божий, и не какой-то дьячок, а настоящий иерей, рукоположённый. Конечно, мало кто в Боровице понимал в церковном укладе, но Отца Тодора почитали и ценили ничуть не меньше головы деревни Шандора.

— Ну, хватит об этом, — сказала Агнешка, которой не доставляло никакого удовольствия обсуждать старую полубезумную ведьму, о которой и правда много лет никто ничего не слыхивал. — Лучше пойдёмте наряжаться, а то ещё опоздаем.

С этим все согласились. Девушки спешно оделись, пошли по лесной тропе, идущей ввысь, соприкасаясь с горным склоном бок о бок. На развилке они привычно разделились. Илка и Лисия зашагали в деревню. А Агнешке предстояло пройти над водопадом и спуститься в тихую падь, где укромно обитал домик её отца.

Для своего жилища Штефан избрал труднопроходимое, зато безветренное место. Имелся там и клочок земли плодородной, годной, чтобы выращивать самое необходимое. Несмотря на хитрый маршрут, каждый боровчанин знал, как пройти к мольфару. День и ночь на узкой тропе можно было встретить кого угодно — от разорившейся вдовушки до всеми уважаемых мастеровых. И всякий раз при виде Агнешки они обычно опускали глаза, не здороваясь, пробегали мимо, будто бы надеялись, что таким образом никто об их визите к мольфару никогда не прознает. А знали о том все. И точно так же все о том тихонечко помалкивали.

Однако сегодня дорожка оказалась нелюдима. По пути Агнешка свернула к знакомому ручью, чтобы напиться. В такую жару даже лесная прохлада не спасала, а купание лишь ненадолго бодрило тело. Заодно нужно было привести себя в порядок — переплести в косы чёрные смоляные волосы, опоясаться расшитым пояском, повязать косынку.

Достав деревянный гребешок, вырезанный тятей и цельного букового брусочка, Агнешка принялась расчёсывать густые пряди.

Что-то шевельнулось в кустах.

Белка?.. Или лисица?.. А может, заяц?..

Всякое зверьё в здешних краях — не редкость. Вот только в утренние часы им обычно не досуг бродить по лесу.

Агнешка притаилась. Тихо.

Значит, просто ветер балуется.

Внезапно её ослепило вмиг. Тяжёлой сильной рукой повалило в палый еловник. Девушка вскрикнула, однако чужая ладонь мгновенно накрыла ей рот.

— Тихо! — раздался у самого уха сдавленный шёпот. — Тихо, Агнешка! Это ж я!

Открыв глаза, Агнешка увидела перед собой сына деревенского головы. Только у него хватало духу выкидывать штуки, подобные тем, которые проделывала сама Агнешка.

— Тьфу ты! Янко! — выпалила она сердито. — Дурень! Напугал!

Янко сидел на коленях рядом с девушкой, держа её нежную бархатистую ладошку в своих грубых, уже закалённых по-мужски руках. Он знал, что злость её скоро рассеется, как только их губы соединит поцелуй. Но, похоже, сегодня Агнешка как-то особенно разозлилась и разрешила коснуться лишь своей щеки. Янко поцеловал её пальцы, надеясь ещё немного раздобрить любимую.

— Ну, прости. Хотел прикинуться медведем и стащить у отца шкуру, но решил, что и так получится повеселить тебя.

— Повеселил, — сдерживая улыбку, ответила Агнешка. — Я-то думала, ты больше и не придёшь к ручью…

— Чего ж сама тогда пришла?

— Воды испить.

Они поглядели друг другу в глаза. Оба знали, что это неправда. Что и спустя месяц Агнешка по-прежнему приходила к ручью каждый день. И всякий раз надеялась на встречу, но Янко не мог прийти. Никто бы не смог, будь твой отец деревенским головой удумавшим оженить старшего сына с выгодной невестой и столкнувшимся с яростным нежеланием своего отпрыска исполнять отцовскую волю.

— Знатно тебя тогда Шандор поколотил? — спросила Агнешка, пытаясь скрыть боль в собственном голосе.

— И близко нет! — возмутился Янко. — Я же и ответить могу, что отец сам меня бояться будет!

Разумеется, он храбрился. И, разумеется, Агнешка это понимала. Но всё равно старалась верить, что её возлюбленный Янко и впрямь однажды одолеет своего родителя. И тот уступит, смирится, махнёт рукой. Уж на благословение точно рассчитывать не стоит. А если и стоит на что-то рассчитывать, то лишь на чудо. Ведь бывают и добрые чудеса, не только злые, правда?..

— Агнешка, — заключив любимую в объятья, горячо заговорил Янко, — давай убежим? Вместе. Ты и я.

— Куда нам бежать? — девушка вздохнула с грустью.

Она прижималась щекой к груди любимого. Его сердце билось быстро-быстро. Ей казалось, что за прошедший месяц, когда они могли видеться разве что случайно, Янко стал ещё выше ростом и ещё шире в плечах. Он и правда скоро мог вымахать не меньше Шандора, славившегося на всю Боровицу и окрестные деревеньки своей недюжей силой. Тёмно-русые волосы на голове Янко загустились и огрубели. Он остриг их на отцовский манер — коротко, с забритым затылком и висками. К тому же отрастил усы. Прошёл всего месяц, а парня уже было не узнать.

— Куда угодно, — заявил Янко. — Хоть в лес, хоть в горы. Хоть в соседнюю деревню.

Агнешка горестно покачала головой.

— Я не брошу отца. Никогда.

— Но ведь он тебе не отец…

В тот же миг, как были произнесены эти слова, Агнешка оттолкнула любимого.

— Прости… — попытался он оправдаться. — Это всё злые языки…

— А ты больше слушай! — огрызнулась девушка и встала с лесного наста. — Мне пора. Иначе опоздаю на утреннюю литургию.

— А завтра?.. — с надеждой спросил Янко. — Завтра ты придёшь?

Она немного помолчала.

— Приду, — наконец, вымолвила, не глядя.

И зашагала прочь.

Янко глядел ей вслед. Каждое свидание с Агнешкой становилось для него и лучшей наградой, и медленным ядом, постепенно выедающим изнутри сердце. Любимая всегда так близко и всегда очень далеко. Он может её коснуться и поговорить, но только не на людях. Да и будущее их покрыто зловещей тьмой.

Что дальше? Женитьба на Каталине, дочери священника?

Хорошая партия. Вот только сердце Янко давно отдано другой. А сердцу никак не прикажешь.

От отчаяния Янко с силой закрыл глаза, а затем принялся умываться, чтобы остыть и вернуть себе холодный рассудок. Умытый и обновлённый взгляд упал на поваленные еловые ветки, где прежде сидела Агнешка. Между ними застрял тёсаный кусочек дерева — гребень, которым любимая гладила свои волосы.

Янко покрепче сжал вещицу в руках, затем спрятал в наплечную суму и направился обратно в деревню, пока Шандор не разнюхал, что его провинившегося сына нигде нет.