Моя родная мать говорила мне быть достойной дочерью Луны, ценить жизнь живых, оплакивать кости мертвых. Не идти против сердца, но не забывать о долге. Быть честной и милосердной, сохраняя смелость. Не нападать первой, не бить в спину. Но если враг угрожает твоему дому… Рвать жилы у него на горле.
Как это можно все умещать в одном человека? Для меня всегда были загадкой ее слова. Я считала, что не смогу с этим справится. Но она гладила меня по волосам и тихонько шептала «Справишься», приговаривала, что мать Луна и сердце помогут.
Сейчас казалось, что мне никто не помогал. Да простят духи предков меня за такие эгоистичные мысли. Но я чувствовала себя одиноко, словно я есть у тех, кто остался от моего клана. Но у меня нет никого. И раз уж я одна, без чьих-либо советов, то и решения принимать мне.
Наверное, мать осудила бы меня за то, что я хочу отомстить. Сказала бы укреплять свои земли, возрождать клан. Но я хотела в ответ укусить… Впервые я ощутила инстинкт хищника в то утро, что шло за ночью боли и слез. Я хотела видеть, как тот, кто истребил мою семью захлебывался в крови. Откуда эти кровожадные мысли? Мне стыдно за них, но агрессия изнутри не хотела меня покидать. Агрессия… Это двигало меня вперед. Если я отпущу свою злость, то что останется внутри меня? Мне кажется, что я буду пустой и у меня ничего не будет. Наверное, я разочаровываю свою мать. Может и отца. Но их нет рядом, здесь я и решения мои.
— Ты как? Готова? — спросила Люкасса, зайдя в комнату и выдергивая меня из собственных мыслей.
— Да, — ответила я слегка осипшим голосом, хотя я уверена, что не плакала.
— Идем, с Эгирой познакомлю.
Я кивнула, все еще сжимая свои вещи в руках. Люкасса спокойно посмотрела на мои напряженные пальцы и слегка улыбнулась.
— Можешь оставить вещи в ящике, там ключ на нем, его заберешь с собой.
— Спасибо.
Она повела меня опять этими коридорами, которые, мне кажется, я никогда не запомню. Наши шаги не отдавались эхом, потому как абсолютно везде были ковры. Я осматривала стены, покрытые различным орнаментом, где-то узоры даже были с позолотой. Обилие зеленых растений в Доме меня успокаивало, чем-то напоминало родные края. Только тут жарко, влажно… Себя не обманешь, да. Но я попытаюсь, чтоб было легче. Как я подберусь к царю, если у меня будет враждебный и недовольный вид? Счастье, правда, я точно не смогу изобразить. Я не умею так хорошо лгать.
Передо мной открыли дверь, женщина меня слегка подтолкнула в спину, и я оказалась в огромной комнате со стеклянным потолком и стенами, тут было еще больше растений. Это целый зал для них.
— Кого ты опять привела? — послышался недовольный голос. — А, Люкасса-мири?
— Эгира, у тебя новенькая в распоряжении. Приказ госпожи Шойдры.
— А она точно толковая? Две предыдущие не могли отличить цветки ванили от нарциссов.
— Должна быть. Но у нее помимо этого еще есть работа.
— Конечно. — Усталый вздох. — Как без этого-то.
Мы обошли несколько грядок с базиликом и завернули за какую-то пальму в горшке. Передо мной стояла женщина, которую пожилой язык бы не повернулся назвать. Гордая осанка, хищный взгляд, но лицо и руки разбавляли морщины. Ее коричневые волосы, украшала седина в некоторых местах, а запястья исписаны интересным красноватым узором.
Она смерила меня оценивающим взглядом.
— Здравствуйте, Эгира-мири, — я слегка кивнула.
— Как звать?
— Эстер, ей восемнадцать, — ответила за меня Люкасса.
— А по виду точно пятнадцать, — покачала та головой.
Я прикусила губу. Мне никогда не говорили, что я выгляжу младше своих лет.
— В пятнадцать такие же… настороженные, все время этим не-детям и не-взрослым кажется, что все хотят их обидеть. Ты чего насупилась?
— Все в порядке. — Я постаралась как можно доброжелательнее улыбнуться.
— Ну ничего. Посмотрим… Но если будешь двигаться как кошка без усов и хвоста — выгоню. Мне тут безрукие не нужны. И бошкой своей не забывай думать. Загубишь хоть одно растение — выпорю.
Я ахнула. Выпороть? Да меня никогда в детстве не наказывали. Мы свободные дети! Наказания — удел слабых, кто не может по-другому воздействовать! И…
— Она шутит, Эстер, расслабься, — пояснила Люкасса. — Эгира, ты чего ее пугаешь? Работников да работниц много, что ли? В избытке? Так я перестану набирать для тебя. И госпоже Шойдре скажу, что наша почтенная Эгира справляется со всем сама, ей только мальчики-водоносы нужны.
— Ой-ой! — запричитала та. — Заговариваешь мне зубы, Люкасса-мири…
— Я оставляю Эстер с тобой, к ужину вернусь за ней.
И Люкасса покинула нас. Я посмотрела на Эгиру еще раз. Она равнодушно нажала на рычаг распыляющей лейки и сбрызнула цветок.
— Это, — она обвела глазами стеклянный зал, где мы находились. — Парник. Тут растут травы вне зависимости от сезона за счет специальных условий, которые мы создаем. Есть еще два парника поменьше, в саду. Тут растут травы для лекарей, в основном. Я сама здесь чаще всего справляюсь, но иногда помощь нужна, да. Твоя задача — растения, в основном цветы, в Доме. За садом следят другие люди, я так… проверяю. Но рук и глаз моих не хватает, чтоб еще за розами в спальне да на балконах госпожи Шойдры следить… То засыхают, то гниют. — Она пожала плечами. — Брали мальчиков, водой поливать. Но им-то что? Воду сказали лить, они и льют. А кто проверит, что цветку действительно нужно пить? Вот и будешь ходить проверять, лучше сама поливай в комнатах госпожи Шойдры и госпожи Сараби. Первое время придется вместе со мной. Ты еще чужая, не сразу допуск в одиночку получишь. Понимаешь, о чем я?
— Да, Эгира-мири.
— Хорошо. Мне надо растолочь теперь бадьян, подай… — она махнула рукой на столик рядом.
Я подошла взяла ступу с пестиком. Тяжелая, из камня! Подала женщине. Она слегка сощурила глаза, но чуть улыбнулась.
— Неплохо. Но ты не верь Люкассе. Я могу выпороть.
По мне опять прошли мурашки, я ничего не сказала. Лишь смотрела на нее снизу-вверх.
— Чего исподлобья смотришь? Эх… молодая ты еще. Разве так девушке смотреть надо?
— Я по-другому не умею, — буркнула я.
— Так, полей вот эту грядку. — Она показала мне на ряд с тимьяном, и я взялась за лейку. — Это тебе кажется. Ты, когда с парнишками гуляешь, по-другому же смотришь. Хотя… кто тебя знает. Что там, в душеньке твоей.
Там кровь отца и кости матери, и слезы клана моего… Хотя я помню… Гуляла как-то у реки под дождем, смеялась, танцевала. Нолан сказал, что я красивая. Я… хихикала? Да, действительно, хихикала. Он пытался меня поцеловать, но я убежала. Нам было шестнадцать. Помню щеки горели… Может Эгира и права? Но где та девочка, что танцевала под дождем?
— Призадумалась, да? Но продолжим. Ты будешь за цветами в Доме следить: в коридорах, залах, гостевых комнатах. Да, в комнатах у других почтенных госпожей и господ, но в первую очередь…
— Госпожа Шойдра и госпожа Сараби, — ответила я.
— Верно. Они любят цветы одинаково, хоть и не связаны родством между собой. Ну это и так каждый знает. Ты что еще делать будешь?
— Учить играть на губной гармони госпожу Сараби и… что-то вроде учительницы или няньки у Кори буду.
— Кори? — посмотрела она на меня с таким видом, словно я решила кипяток вылить на себя. — Ну… знаешь, если ты однажды не придешь ко мне в парник, я знаю, что ты наглоталась валерианы.