Девяностые приближаются

Глава 32

Смотрю рисунки, и мне нравится. Видно нехилое мастерство художника, особенно ей удаются птицы. Вот снегирь как живой, вот попугайчик, явно списанный с натуры, ибо в квартире точно такой же в клетке сидит и настороженно смотрит на меня. Я при входе показал ему кулак, чтобы не думал ничего комментировать. Попугай яркий, и рисунок получился тоже ярким.

— Нравится? — заглядывает мне в глаза Лизон, всё-таки показывая лишнее в разрезе халата.

А может и не лишнее, а так планировала. Женщины — «коварство» им имя, и мужика могут попытаться окрутить только из любопытства, без практического интереса.

— Попугай как живой! И сиськи у тебя — во! — показываю большой палец я.

— Фу, дурак какой, — счастливо смеется Лиза, и тут же испуганно прикрывает ротик.

«Бабушку боится, наверное», — решаю про себя я.

А нет, не бабушку!

— Лизка — дур-р-ра-а-а! — среагировала нахальная птица на знакомое слово.

— Лизон — дурында! — не унимается пернатый, и тут же снимает с себя всю ответственность за хамство: — Попка — дурак!

Мол, что с дурака взять? Показываю ещё раз попугаю кулак уже ближе и говорю:

— Клюв захлопни!

Озадаченный птиц замолкает, а я рассматриваю рисунки дальше.

— У тебя талант, Лиза, задари рисунок с подписью? — говорю ей.

— Художки семь лет, да не пригодилось, — радуется похвале девушка, опять став симпатичной. — Что бы тебе дать?

С трудом затыкаю рот поручику Ржевскому внутри меня, глядя на россыпь рисунков.

— Вот этот подпиши, если не жалко, — тыкаю наугад, и попадаю на батальную сцену, где женщина с винтовкой прицеливается вдаль. — Или вот! Автопортрет.

— Отдай, это тут не должно быть, — пытается забрать у меня рисунок с обнажёнкой.

На рисунке сама Лиза перед зеркалом по пояс голая, грудь топорщится в разные стороны, секси — аж зубы сводит. Что понравилось, грудь на рисунке в размерах совпадает с реальной. Хотя, а если Ленка та же увидит? Да что я о ней думаю?

— Подпиши эти два, — прошу я, всё-таки выбрав ещё и рисунок на военную тематику.

Снайперша как живая на рисунке и так похожа на бабулю.

— На бабушку мою похожа, — говорю я.

— Я с фотографии рисовала, — сейчас покажу, — Лизон убегает, а в комнату заходит Игорь.

— Чендж делать будем? — задаёт он риторический вопрос.

— Толя-я-я! — слышу я голос его сестры откуда-то издалека, квартира-то огромная.

Иду искать и нахожу Лизку вместе с бабушкой, сидящими у альбома.

— Это Украинский фронт, сорок четвертый, я тогда приезжала вместе с военкором «Правды» на передовую, — вспоминает бабушка военную молодость.

— Украинский, это там украинцы воевали? — спрашивает талантливая, но малограмотная девушка.

Всё втроём фыркаем, а я добавляю:

— Ага, а на Степной фронт одних степняков брали.

А ничего смешного, в будущем в подобную чушь охотно будут верить не только обыватели, но и министры некоторых стран. Становится обидно за страну, и я даже начал прикидывать, как бы грохнуть Горбачёва, пока он не генсек, но потом одумался. Не в Горбачеве дело, за СССР никто толком и не вступился, если не считать бестолкового путча. И чё я один сделаю? Пусть и весь в белом и на коне?

— Твоя бабушка там воевала? — спрашивает меня бывшая военная фоткорша, как выяснилось.

— Не скажу сразу, просто домой рисунок отправлю, — пытаюсь и сам это понять я. — Лиза, как ты рисуешь хорошо, рисунок как фото один в один.

— Это я не рисую, а перерисовываю, рисовать мне тоже нравится, но сейчас учёба много время занимает.

— И танцы! — хором добавляют Игорь и её бабушка.

— Я тоже танцую, — скромно хвастаюсь я.

— Ха! Я профи! Я тебя перетанцую! — хвастает Лиза.

— Батл? — забывшись, предлагаю я соревнование незнакомым словом.

— Битва? — пытается сообразить Лизка. — А давай!

Она ставит музыку, а мы с Игорем оттаскиваем стол из центра комнаты. Лизка занимается русскими народными танцами, оказывается. Она сбегала, переоделась в юбочку и маечку, и сейчас кружась вокруг себя, показывает красивые ноги. Раз двадцать крутанулась вокруг себя, вот это вестибулярный аппарат! На ногах у неё туфельки, и мне становится жалко соседей снизу. Кажется, я сказал это вслух, так как Игорь пояснил, что там все на работе сейчас, кроме домработницы. Хлопаем танцорше все, и искренне.

— Мне нужно подобрать музыку, — говорю я и прошу Игоря: — Покажи свою фонотеку?

В комнате я понимаю, почему ему не нужна ни цветомузыка, ни видеоигра. У него во всю стену панно цветное — цветомузыка, и персональный комп TRS-80!

— Самоделка, но прикольная, — кивает на стену Игорь. — А вот твои две коробки, и он указывает на небольшие картонные коробки.

Видеоигра всего лишь размером двадцать на двадцать пять и десять сантиметров высотой, а цветомузыка побольше, но приемлемо. Сразу отдаю «полароид», пятьдесят рублей сверху и иду к компу, пока Игорь ставит мне разные треки.

— О, эта пойдёт, — говорю я, пытаясь поиграть во что-нибудь.

— Вот прикольная игруха, Frogger называется, и Игорь показывает мне убогую аркаду.

Мой интерес сразу пропадает, память ещё помнит красочные и интересные игры из моей взрослой жизни. Снимаю пиджак, чтобы не мешал, за джинсы я не переживаю. Делаю разминку небольшую.

— Давай танцуй! — весело кричит девушка.

— Дедушка старенький, ещё потянет себе что-нибудь, — парирую я.

Начинаю с походки робота, и сразу попадаю в цель! Руки и ноги движутся как у робота, Лизка пищит как ненормальная, да и бабуля смотрит с одобрением. Где бы старая такое видела? Потом запустил волны телом, поппинг, и закончил элементами из даунрока, то есть на полу.

Закончилась музыка, а я даже не вспотел, молчаливая пауза, которую, кстати, прервал попугай:

— Дуррында! Лизка — дурында!

— Ох, и придумает чего сейчас молодёжь, — качнула головой бабушка. — Давайте пить чай!

— В кои веки согласна с попугаем, — признала свое поражение девушка.

К чаю, который мы пили в столовой, подавали маленькие пирожки с разными начинками, что было кстати, я кроме пирожных ничего не ел сегодня, а уже обед. Блин! Надо ехать же. А неохота. Хорошо тут!

До аэропорта доехали за полтора часа. Игорь всё рассказывал и рассказывал о своих планах. Я уже выяснил, что родители у них работают в МИДе, причем папа целый замминистра! Поэтому иной дороги у них нет, кроме как в МГИМО.

— А ты прикинь, у меня папа на скотобойне работает, и он тоже хотел, чтобы я пошёл по его стопам, — намекнул я Игорю, что у него не самый плохой вуз.

В аэропорту мы попрощались, Игорь дал мне номер своего домашнего телефона и наказал звонить, если чего надо вдруг будет. Лизка звонить не просила, но совершенно без комплексов засосала меня на пороге квартиры.

— Ты не обольщайся, у неё каждую неделю новый герой, — посоветовал её брат.

Да я и не надеялся.

Всё-таки удалось разместить все подарки по сумкам, ведь я вытащил и надел свои вещи — дублёнку, шапку и унты. Всё это было с собой. Свободного места сразу в моих сумках прибавилось.

На этот раз в самолете мне повезло — моё место было рядом с двумя девицами, как выяснилось сестрами, ехавшими со свадьбы подруги, и по этой причине находившимися в приподнятом настроении. Они так рьяно принялись кадрить меня, что я даже посматривал на туалет в конце салона, планируя утащить туда какую-нибудь из них, а то и двоих сразу! Но птица обломинго, моя неизменная спутница настигла меня и здесь. Девочки вырубились. А вы как хотели? Ночь, они выпили, устали, танцевать нельзя, а сон не прогнать по-другому, вот и спят две крошки на моих широких плечах. Их даже принесенная еда не смогла разбудить, буркнули что-то и опять уснули. У меня сна ни в одном глазу, я размышлял о последствиях своего «засвета». Вроде, ничего страшного, всесоюзная слава мне не грозит, уже завтра на первой странице будет какой-нибудь шахтёр и обо мне забудут. Да, останется строчка в моём досье, и всего-то. Лет через пять никому это досье не интересно будет уже.

По прилёту в Красноярск девицы долго не могли понять, чего они во мне нашли, но всё же дали свой номер телефона. Обе студентки, одна из КИСИ, вторая из универа. А вот как бухать-то! Проснёшься поутру, а рядом крокодил, или крокодилица. Девочек встречал папа, а у меня два варианта, ждать ещё час с лишним первого автобуса, они сейчас ночью не ходят, или такси. Я выбрал, конечно, такси, и чтобы поэкономить, разрешил искать ещё троих, заняв место спереди. В аэропорту работала настоящая мафия, при мне бомбилы шуганули таксиста с шашечками, который кого-то привёз и вознамерился было обратно ехать не пустым. Пара легких ударов по почкам от местной банды, и он ретируется. Я вспоминаю, что и в будущем эту заразу никто так и не изведёт. Ехать с таксёром уже не хочется, хочется подраться, но я себя сдерживаю. Нашли попутчиков за десять минут, мало кому охота ждать автобус, а у местных бомбил правило — всех желающих отправляют к первому в очереди. Поскольку моим попутчикам ехать аж в Черемушки, самый отдаленный микрорайон города, меня подвозят первым до школы. На вахте сидит новый вахтёр и не дедок, как было бы логично, а мордатый дядя.

— Чё тарабанишь? По голове себе постучи! — говорит он мне через стекло.

Я от такой наглости даже растерялся.

— Живу я здесь! Открывай! — пытаюсь говорить спокойно, но получается плохо, из-за закрытой двери я вынужден кричать.

— В восемь утра приходи! Шлялся где-то всю ночь, — мордатый делает попытку уйти.

— Я с аэропорта только, — дергаю я что есть силы дверь, и шпингалет отрывается нафик, открывая мне путь в своё жилище.

— Я сейчас в милицию позвоню! — рыпается на меня бугай.

И что делать? Я могу его ушатать тут, будет руками махать — выдерну. Но новый человек меня не знает, и директор в школе уже должен быть новый. Вроде и нормальный тот кореец на первый взгляд, а хрен его знает, что у него в голове? Плюю на туфли вахтёру и, не дожидаясь ответной реакции, иду к своему окну. Что я другой путь не найду, слава богу на первом этаже живу! Бейбут спит крепко, пришлось кидать камни, наконец, меня увидели и открыли окно. Просовываю сумки, потом дублёнку и залажу в окно. Бляха-муха! В нашей комнате спит Карлыгаш. Бейбут молча, извиняется взглядом, а Карлыгаш, просыпась, кудахчет:

— Ой, как стыдно, сейчас оденусь и уйду!

Нихрена ей, конечно, не стыдно. Но я машу рукой.

— Да спи, сколько хочешь, но лавочка закрыта, ищите себе место где-нибудь в другой комнате.

Приглядываюсь в утренних лучах солнца к Бейбуту, а ведь он побит! Заплыл глаз, на губе гематома! Может, конечно, и на тренировках, всё же мы боксёры, но судя по его взгляду, который он прячет от меня, дело не в спорте.

— Кто это тебя? — спрашиваю я, переодеваясь.

— Пусть не лезут, — шутит Бейбут.

Не станет при Карлыгаш говорить, скорее всего, ну да ладно, день длинный. Как-то не клеится с самого утра, то вахтёр, то Карлыгаш, то сосед побитый.

— Открывай! Я тебя в окно видела! — слышу Ленкин голос.

«М-да, а вот и проблемы посерьёзнее, беда одна не приходит», — размышляю — открывать или нет?