Девяностые приближаются

Глава 16

— Постоялица вчера на самолёт опоздала, разрешили ей переночевать по доброте душевной, а она — вишь! — старичок был рад поговорить. — У вас с девяти утра заселение, и сейчас завтрак уже начался.

Иду на второй этаж с любопытством, кто же может жить в подмосковном санатории? Я заметил, что одноместных номеров было всего шесть, они были вверху списка у вахтёра. Интересно, за что такая честь мне? Стучусь, ключ-то вредный старикан не дал.

— Кто там? — из-за двери раздался усталый женский голос, молодой причём, если не сказать больше.

— Сова, открывай! Медведь пришел! — решил пошутить я.

— Мальчик, не хулигань!

М-да, мой голос тоже подростковый.

— Новый жилец это, — признался я.

— С ума вы что ли посходили! Сказала — вечером уеду! — голос был сердит.

— Девочка, открывай, дай хоть сумки положить! — разозлившись, пинаю дверь ногой.

Дверь открывается, и на пороге пигалица в халате, лет двадцати, ростом метр с кепкой, но всё при ней, особенно грудь, размера, эдак, четвертого.

— Давай свои сумки и в пять приходи, — девушка требовательно протянула руки, проигнорировав мой восхищённый взгляд на свой бюст, очевидно привыкла.

Уходить не хочется, и я, оттирая хилое препятствие, заваливаюсь в комнату.

— Они тяжёлые, надорвешься, а тебе ещё рожать, — снисходительно поясняю я, оглядывая свою будущую комнатку.

А ведь это люкс! Да, комната маленькая, зато есть всё, что положено для люкса в СССР: ванная, совмещённая с туалетом, телевизор и холодильник, платяной двустворчатый шкаф, столик с графином, бьюсь об заклад с инвентарным номером, и два стула. Ещё, конечно, кровать-полуторка, заваленная женским бельём, наверное, девушка собиралась. Ставлю сумки на пол и говорю:

— Да… Беднова-а-то! Но чистенько!

— Что за хам такой! А ну пошёл вон из моего номера! — упёрла руки в бока девушка.

Сделала она это зря, халат моментально напрягся, и полушария выглянули на моё обозрение. Поймав мой взор, обладательница моей мечты смутилась и поправила халат.

— Ещё пялится стоит! Лысый бубен! — проворчала девица.

Чёрт, шапку я зря снял, голова, конечно, не лысая, но близка к этому.

— Ладно, не злись, пошли на завтрак сходим, — миролюбиво предложил я. — Я — Анатолий Штыба!

— Дарья, — представилась девушка. — А в столовой мне не дадут, вычеркнули из списка уже. Да и гадость там по утрам обычно — овсянка на воде и кусок хлеба с маслом.

— Беляши будешь? Бабуля пекла. И молоко домашнее, — спросил я.

— Давай! — решила не ломаться девушка. — Дублёнку снимай, вон на стул брось.

Достаю еды, которой у меня если не на взвод, то на отделение, точно. Молоко ехало в багаже в трехлитровой канистре древнего вида. Бабуля намекала мне её вернуть, тара ценная, но таскаться с ней по заграницам неохота. Достаю пироги, беляши, хлеб и сыр домашний, сало, котлетки, и прочую снедь. Некоторое время едим, я рассказываю про пожар в самолёте, Дарья ахает, не забывая поглощать наш завтрак. О себе она молчит, но я опытный собеседник.

— Куда летишь? — напрямую спрашиваю я.

— Да ты не знаешь, кому скажешь, так никто не знает, — махнула рукой обжорка.

— И всё же?

— Ачинск, я тут в командировке от комбината, на самолёт опоздала, хорошо хоть денег хватило на билет новый.

— Полякову Полину знаешь? — наобум спросил я, вспомнив свою попутчицу по дороге в Красноярск.

— Знаю. А ты откуда её знаешь? Это наш психолог на комбинате, и живём мы вместе, — уставились на меня два луча-прожектора голубых глаз Дарьи.

— Вместе? — настал мой черёд удивляться.

— В одной общаге, — пояснила Даша.

— Мы в поезде ехали вместе в одном купе, — рассказываю я.

— Так это она от тебя залетела? — вдруг зло сказала Дарья. — Пирожки мне тут суёт! Вот гад!

— Она что — беременная? Точно не от меня! — уверенно говорю я. — И вообще, она с Адлера ехала!

Адлер перевесил сомнения, но ледок недоверия ко мне уже застыл. Меня выпроваживают под предлогом, что она не выспалась и хочет ещё пару часиков вздремнуть. Ну ещё бы! Набила живот бабусиными беляшами, вот в сон и потянуло. Я, ударенный новостью о беременности Полины, не сильно сопротивляюсь, и выхожу в коридор. На всякий случай оделся, хочу прошвырнуться по городу.

— Толя! Ты, если хочешь отдохнуть, можешь у меня в комнате побыть, я пока один живу, — в коридоре меня встретил Василий Иванов. — Только сразу скажи, а то я в общагу к брату иду.

— Пошли вместе сходим, — предлагаю я.

Васёк не против, и мы идем сначала вдоль ж/д путей, потом, немного свернув, попадаем к общагам. Видим ряд пятиэтажек, мощных как Советский Союз на пике своего могущества. Нам в одну из последних, там обитает какой-то ФОПФ. Расшифровывать я даже не хочу, хотя слово по первой букве означает явно факультет. На вахте никого, оно и понятно — в эту общагу не будут ломиться ни к девушкам, ни побухать. Факультет, как сказал Вася, почти чисто мужской, и к тому же тут все умные и сознательные, а значит, не бухают. Заучки. Хотя насчёт пьяных, я не прав, первый нетрезвый физтеховец, так называют их, студиозов, встретился нам на пути почти сразу.

— Я всегда первый иду, вот и сегодня! И главное — я сразу задачку решил! А теорвер — это вам не шутка! — пьяно похвастав, паренёк сразу пояснил причину своего нетрезвого состояния.

Стучимся в дверь к брату, и слышим приглашение зайти.

В комнате темно, играет еле слышно музыка, и какой-то парень танцует медленный танец в темноте! В одиночку! Прислушавшись, удивлённо узнаю в мелодии рок-оперу «Иисус Христос — суперзвезда»! Похоже на «Сон Пилата». А у нас, в СССР, вроде, как она и под запретом вообще!

— А что ты тут делаешь? — удивлённо спрашивает Васёк.

— Я танцую, «малый кальный менуэт», — непонятно ответил парень.

«Заучился, бедолага! Не дай бог покусает», — подумал я.

— Братуха приехал! Ну дай обниму! — с другой стороны коридора с грацией медведя к нам приближался здоровяк, больше похожий на штангиста чем на физика.

— Не обращайте внимание, этот бездарь экзамен завалил, айда со мной! — здоровается за руку брат. — Я — Шурик, брат этого комсомольца.

— Сам бездарь! У меня средний балл выше! — неожиданно адекватно спорит танцующий.

Заходим в комнату на этом же этаже и видим парня, расчерченную пулю для преферанса, банку пива трехлитровую, наполовину пустую, ну или полную, кому как.

— О, сразу двух нашёл! — а я на трех расчертил, — радуется парень, как выяснилось, хозяин комнаты. — Сейчас перечерчу.

— Да это брат ко мне приехал, он не умеет, — басит Шурик.

— Я умею, — скромно говорю им, — по копеечке давайте. В Ростов, если можно, и выход семериком с распасов.

Хозяина комнаты звали Пашкой, и был он остронос и кучеряв. Пока играем Васёк рассказывает все новости, начиная, конечно, с пожара в самолёте. Я сижу на кровати и стараюсь не спать в картах Пашки, тот периодически их светит. На кровати валяются тетради и учебники. Я беру один из них. «Теория поля. Ландау, Лифшиц». Шурик замечает книгу и рассказывает прикол.

— У нас как-то Рогачёва менты на Красной Площади задержали, мол, матерился тот. Давай шмонать, нашли этот учебник, и мент говорит ему: — «Почему матом ругаетесь? Эх вы. А ещё молодой агроном!»

Студенты ржут, а нам сначала непонятно, а потом и мы присоединяемся к смеху. Я выигрываю, Пашка в нолях, а Шурику не везёт, он причитает и жалуется на карту.

— Карта не лошадь — к утру попрет, — утешаю я.

— Да он всегда мохает, — машет рукой Пашка, — даже если выигрывает, то мохает, что мало выиграл.

— Мохает? Охает? — не понимаю местного фольклора я.

— У нас препод есть, по фамилии Мохов, вот он всегда причитает, охает, — поясняет Пашка, — Так и прижился этот глагол — «мохать».

Пьём пивко, утрешний коньяк внутри нас получает второе дыхание, и Вася засыпает, а мне нипочём. Разговариваем о политике.

— И чем же США для тебя плохи? — спрашивает Пашка, в ответ на мою критику их политики.

— Не нравятся они мне, — спорить мне лениво. — Странные они какие-то, не как все.

— Например? — не сдаётся будущий космополит.

— В футбол они не играют, он вообще у них не развит, — привожу, ради стёба, такую версию я. — Весь мир любит и играет, а они — нет!

Пашка заглатывает наживку и начинает неистово рассказывать про то, какая отстойная вещь футбол. Внезапно разговор сворачивает на Индию. И я с удивлением выясняю, что спасённая мною Индира Ганди с нового года ушла в отставку! По состоянию здоровья. Я как-то пропустил эти новости, а парни слушают «Радио свободы» и прочую фигню.

Пулю я выиграл, хоть и старался проиграть, спецом шёл на дырявые мизеры, но мне или доходило из прикупа, или парни не угадывали что ловить, или не ловились они по раскладу! Время идти назад, уже два часа дня, а я ещё хочу попробовать уболтать на секс Дашу. Тут и замена мне подошла — некий аспирант, тоже Шурик. Морда у него мне показалась знакомой: волевой подбородок, широкий нос. Так как он был из Краснодара, то мы выпили за встречу как земляки. На этом пиво закончилось, и, поскольку, Васёк проснулся, мы отправились в санаторий. Шурик-первый пошёл нас провожать.

— Слушай, а кто этот аспирант, лицо знакомое, — ляпнул я.

— Абрамов? Он уже в этом году на защиту идёт, плазмой занимается.

У меня встала память на место. Я сейчас бухнул с будущим олигархом! Его я знал лично, работал году в 2005 как-то по заказу Евраза, но понятно, что уже отношения работодателя и начальника были у нас. А вот сейчас можно подружиться, мало ли, на будущее.

— Чёрт, и на обед не успели, — расстроился Василий, когда мы подошли к столовой, уже закрытой на ключ. — Пойду в магазин, куплю хоть что-нибудь.

— У меня жратвы полно, накормлю, — радушно предложил я, и, поскребя голову, признал. — Хотя мы с Дашкой уже ополовинили её.

— Дашка? — встрепенулся мой новый товарищ. — Что за Даша?

— Три рубля и наша! — пошутил я. — Там такая Даша, увидишь её — про еду забудешь!

Стучусь в свою комнату, заманало это — беспризорным ходить, больше не уйду из своего номера. А Дашка, даже если не даст, пусть терпит меня. Дверь от стука открывается и первое, что я вижу со входа — кусок комнаты, и парня, копающегося в моей спортивной сумке!