— Не похоже она на пьющую, — с уверенностью произнёс я.
— Так это, праздник был, день седьмое ноября — красный день календаря! — кряхтя, признался директор. — Выпили немного в школе.
— То есть пили все, а ей просто не повезло? — подытожил я.
— Ты пойми, у нас и так проблемы с английским, да ты знаешь, а тут ещё математика выпадает. А без неё никак. Не можем мы её ждать. Потом, когда выздоровеет, возьмём её обратно.
Я задумался, логика директора мне понятна, с него и спрос основной, да и есть такой закон — если пьяный был, могут и больничный не дать. Но Вера Николаевна мне и как учитель и как человек нравится. Что я за мужик буду, если женщину в беде брошу? Поэтому, извини, Николай Николаевич, буду тебя маленько прессовать. Мужик ты хороший, сам бы так поступил на моём месте.
— Николай Николаевич, я буду вынужден просить помощи у комсомольцев, а если это не поможет, обращусь к Виктору Семеновичу, он сейчас второй секретарь обкома, — делая вид обиженного паренька, говорю я.
Директор будто проглотил штырь, морда вытянулась, каменная какая-то стала. А кому легко?
— Ладно, оставим её в школе, как — не знаю, но выкручусь, — скрепя сердце, даёт слово директор.
— Этого мало, я хочу, чтобы комитет комсомола школы взял над ней шефство. Два раза в неделю хотя бы пусть навещают, продукты купить, полы помыть, да тот же мусор вынести. Для неё проблема, — горячо говорю я.
— Это правильная мысль, раз она у нас учителем остаётся. Пожалуй, схожу я в наш комитет комсомола на собрание. Упустили мы этот момент.
Дома я всё ещё раз обдумал, и решил, что доверяй, но проверяй. Придётся напрячь друганов.
Собираюсь к Галинке, а бабуля и говорит.
— Если ты к ней, так она уехала по путёвке.
Вот так новость! Опять меня посетила птица обломинго. А тут ещё по телевизору в новостях Горбачёва упомянули, вообще настроение испортилось. На следующий день зашёл к Фарановым узнать, как они свозили учительницу на рентген. У той в гостях был Каркатов! Хорошо хоть ещё и младший брат был дома. По Вере Николаевне ничего не ясно, сделали снимок — заживает плохо.
Иду домой, начинает портиться погода, лесов тут нет, и ветер достаточно сильный бывает у нас. Обычно в это время тепло, но тут ударили морозы. Второй день приличный минус, вчера было минус десять, а сегодня ещё холоднее. Дома у нас печка, но бабушка переживает за корову. В резком темпе занимаемся с батей утеплением стайки, отец уже выпил — ему хорошо, а я мерзну. Оделся тепло, шапка моя козырная на голове, которую у должника Аркаши за долги забрали.
— Ты же сибиряк теперь, что в шапке? — смеётся отец.
— Сибиряк не тот, кто без шапки ходит, а тот, кто тепло одевается, — возражаю я.
Сгребли весь снег со двора, и немного прихватили с улицы, но сугроб у стенки стайки насыпали. Моя идея — снегом утепляться. Снежок, наконец, стал оправдывать своё название и весь в снегу принимал посильное участие в работах — таскал по двору разорванную старую фуфайку, которую мы выделили ему для утепления будки. Глупая псина. Ну, пусть мерзнет. Ночью термометр опустился до минус двадцати! Пришлось вставать и подкидывать уголь, и всё равно прохладно было. Не выдержал и запустил Снежка в сени, тут не теплее, зато нет ветра, который мёл сугробы по улицам. Зима пришла.
Проснулись 4-го рано. Отцу на работу надо, бабуле интересно как там наша коровка, а меня разбудили за компанию. Ну, раз проснулся, то пусть бабушка дома сидит, сам схожу, проведаю животинку. Дверь открыл с трудом — снегом завалило. Корова лежала на соломе, и вид у неё был несчастный, но в стайке тепло, с двух сторон дом, с третьей — баня. О, в баню схожу сегодня! Черт, ещё молоко разносить по заказчикам, а это часа полтора, наверное, хотя бабуля говорит, они сами приходят. А если не придут, куда товар девать? Заставил корову подняться, обмыл вымя теплой водой, подоил, потом задал ей корма, почистил стайку. За час управился. Молоко уже остыло и начало покрываться коркой льда. Дома бабуля наготовила борща, а отец уже ушёл на работу. Я это и сам видел. Как танк проехал от дверей дома до калитки на улицу. Вся дорога в метровом, не меньше, сугробе. Да я никуда не собирался, буду сибаритствовать. Посмотрел передачу «Очевидное — невероятное», про пирамиды Египта, потом фильм «Про Клаву Иванову» — надоело. Не «Ребятам о зверятах» же смотреть. Иду на улицу поработать, время — десять утра, дорогу никто и не чистил, лишь редкие цепочки следов виднеются то там, то тут. Любые тропки быстро заметает ветер. Тем не менее, расчистил дорогу около своей ограды, потом перешёл улицу к виноводочному и хлебному магазинам, начал убирать снег там. У меня самодельная лопата из черенка и шита фанеры, загребает снег как надо, я полностью даже не могу загрузить её, сил не хватает.
— Ты новый дворник? — высунулась женская мордашка из закрытого виноводочного, он с обеда сейчас работает.
— Сосед я ваш, — сказал ей, не отвлекаясь.
— Ааа-а, с хлебного что ли? Грузчик? — не поняла мордашка.
— Вы что-то хотели? — спрашиваю я, не желая ничего пояснять во время махания руками.
— Помогите ящики расставить? — робко спросила молодая девушка, как я сейчас только заметил.
— Отчего не помочь? — захожу я в магазин с черного входа.
— Тёть Иры нет ещё, а сейчас привезут пиво, я бы и сама занесла в магазин, а ставить некуда, вечерний завоз ещё не расставили, — девушка указала на ящики, как попало стоящие везде.
— Тебя как зовут? Я — Анатолий.
— Наташа я, маму заменяю, она приболела, — пояснила девчушка лет двадцати, рыжая и стройная и продрогшая за время разговора со мной на улице. Оглядываю неказистый, уже не сильно чистый халат, натыкаюсь на полное отсутствие груди Наташи, и, вздыхая, начинаю раздеваться. Управились быстро, минут за сорок и вовремя — подъехала машина, а хрен бы она подъехала, если бы я дорогу не расчистил.
— Я с машины ящики сгружу, а дальше таскайте сами, — резко сказал худенький дедок в очках — шофёр орса.
Хмыкаю, и под умоляющий взор Наташи начинаю затаскивать пиво в магазин. Там, между прочим, сорок ящиков, а это — восемьсот бутылок! Таскаю и думаю — подкатить или нет к девушке? Пока таскал и думал, наконец, пришла заведующая магазином — тетя Ира. Странно, вроде другая была летом. Эта какая-то молодая, и с грудью у неё всё в порядке.
— Надо же! Мужа привлекла к работе? — спросила тетя Ира, хотя какая, нахрен, тетя? Иришка!
— Не, он не любит тяжести таскать, дома телик смотрит, — бесхитростно говорит Наташа. — Это грузчик с хлебного, Толя.
Я от возмущения даже ящики расставлять перестал! Это что, у неё сейчас муж дома и ему лень работать, а я вкалываю? Да за бесплатно?
— Ну, хозяйки, я домой, не грузчик я, а сосед напротив. С вас пара бутылок пива! — строго говорю я.
— Погоди, Анатолий, тебя по батюшке Валерьевич? — вдруг спросил тетя Ира.
— Ну да, я напротив живу, — с подозрением глядя на неё, отвечаю я.
— Ой, Наташка, ой насмешила, — смеётся тетя Ира. — Нашла грузчика! Это сын Валеры, он про него рассказывал много.
По тому, как она сказала слово «Валеры», я понял, что папа уже сдружился с этой продавщицей, а может уже и сблизился тесно. Уж с таким придыханием о случайных соседях не говорят.
— Так, что там у нас? Пиво? Выдай ему шесть бутылок, на бой спишем, — распорядилась заведующая. — И Валерочке привет!
Затапливаю баню и думаю — моё это пиво или батино? А хрен с ним, поделим пополам! Вода в бане будет греться в баке минут сорок, а я вдруг по наитию решаю сбегать в барак к учительнице, там тоже, скорее всего, намело. Дубовые дрова горят долго, что печь затухнет, я не боюсь. Похожу к бараку, так и есть! Навалило снега, но люди ходят, по следам видно. Беру лопату за дверью и быстро чищу вход. Внезапно мне почудился голос отца. Не может быть, он на работе же. Иду по коридору и слышу голос отца в комнате Веры Николаевны! Стучусь в дверь и, не дожидаясь разрешения или вопроса «кто?», захожу.
— Вера Николаевна, — с понтом начинаю я и тут, якобы, замечаю отца.
— Папа, а что ты тут делаешь? Ты же на работе доложен быть. Выгнали?
Про «выгнали» я зря сказал, дал отцу возможность отбрехаться. Хрен бы он так слова нашёл.
— Кто меня выгонит? Я бригадир! — выпятил мощную грудь отец. — Не успели обработать у нас, в понедельник выходим.
— Он молока принёс и сметаны, сказал, пропадает оно у вас, а мне для костей молочное полезно, — стала защищать его Вера Николаевна, и даже не поняла, что ещё больше его сдала.
Этот кобель и не собирался на работу, раз взял молочку с собой! Ещё и выскользнул из дома, пока я за коровой ухаживал. А я всё думаю, в кого я бабник? А бабы — дуры. Ой, ой. Зачем им свирепый на морду мужик, да ещё и пьющий? Хотя, бабуля говорит, он стал меньше пить. Ну как меньше — не каждый день, а раза три-четыре в неделю, и не нажирается до беспамятства, а так, для настроения, ноль пять намахнёт. Что ему, кабану здоровому, ноль пять? Тем не менее, прогресс налицо.
— Мог бы перед входом снег убрать, — попенял я отцу, — Ладно, сиди, я уже убрал. И баню затопил! Вера Николаевна, а хотите в баню?
— От молодец. Вишь, какой он у меня, — похвалился трезвый(!) отец.
— Да как в баню, пешком я не дойду, машину искать? — смеётся учительница, выглядевшая сегодня просто отлично.
— Вера Николаевна! На улице зима! На санках вас отвезу и туда и обратно! У вас вот в подъезде чьи стоят? Я договорюсь!
— В баню! — сказал громадный медведь и, по случайности, мой родственник. — Санки!
— Мне Иришка пива дала, я им около магазина снег почистил и машину разгрузил, — решил позлить отца я.
— Кто? — голос медведя дал петуха.
— Да продавщица с виноводочного, там их две и обе такие интересные, одна, правда, замужем, которая маму свою подменяет.
— Они обе замужем, — сказал батя и украдкой показал мне кулак. — А после бани лучше водочки. Как говорил Суворов: — «Портки продай, но выпей!»
Вера Николаевна нас, слава богу, не слушала. Она прыгала на костыле и искала, что с собой взять.
— Пойду, спрошу про санки, дадут или нет, — решил я и вышел в коридор.