Девушка и Ворон

Глава 10. Ночная песня

— Ты почему одна? — строго спросил Шатун, недобро зыркнув на Таю. Он ждал, поглаживая шею лошади, которую привел в дубовую рощу.

— Поклянись! — потребовала Таисья. — Страшной клятвой поклянись, что не причинишь барышне зла. Не то попомнишь эту ночь.

— Ишь ты, испужала, — засмеялся Степан Сенцов. — Да кто твоей барышне зла-то хочет? Старый знакомец замуж берет…

— Против воли… Не любит она Михаила Платоновича.

— Это знаешь уж… глупости. Чего его не любить? Барин молодой, пригожий что твоя картинка… опять же, знакомства завел в Москве хорошие. Тьфу ты! Что я вообще с тобой тут рассусоливаю? Делай что велено.

— Неспроста это, — не слушалась Таисья. — Господин Сокольский и мухи не тронет, ежели его не раззадорить… Этот твой… Чалый постарался, да?

— А это вот не нашего с тобой ума дело. То затеи господские. Мне главное — в кармане чтоб звенело. И учти, Таисья — помешаешь сейчас, невесть что еще баре надумают. И ворожба не поможет. Не лезь. И иди давай. Всю ночь мне тут торчать, что ли?

— Не в Сокольское ведь соседнее повезешь Лизу?

— Не твое дело. Мне что, силой твою барышню из дома забирать?

— Да иду я…

Как и ожидала Таисья, барышня долго не гасила счету. Горничная знала, если уж та заговорила про интересную книгу, то и до рассвета не уснет. Комната Лизы в правом крыле барского дома выходила окнами в яблоневый сад, она сама давно еще выпросила ее у отца. Лиза и до сих пор ждала, что Алконост прилетит на Преображение освящать яблоки в саду, а что уж говорить про детские годы, когда девочка караулила волшебных птиц денно и нощно.

Долго стояла Тая под яблоней, глубоко задумавшись. Наконец на ее губах мелькнула жестокая усмешка. Мгновение — и на месте красивой статной девушки явился пушистый комок — серый котенок, и направился под окно.

Вскоре барышня услышала самое жалобное мяуканье, какое только можно вообразить. Окно широко распахнулось. Лиза, в домашнем сером платье, закутанная в шаль, выглянула в сад.

— Кис-кис, — позвала она. — Где ты, котеночек?

Мяуканье повторилось.

Лиза завязала шаль узлом на шее и, как проделывала уже не раз, спрыгнула в сад изо окна. Жалобные звуки послышались уже чуть дальше — котенок уводил девушку под сень яблонь.

— Ну где же ты?.. — Лиза огляделась. Лунного света было явно недостаточно, чтобы рассмотреть маленькое животное в ночных тенях. Огорченно вздохнув, она хотела уже было повернуть назад, но вдруг неподалеку послышалась песня. Очень тихая и совсем нечеловеческая. В ней слышались жалобы, стоны и в то же время такое пронзительное созвучие всему — лунному свету, мягкой ночи, шепоту деревьев, что разум Лизы мгновенно потонул в этих звуках. Песня-плач надрывала ей душу, она шла к ее источнику, готовая, как всегда, попытаться понять и утешить, и с каждым шагом сознание расплывалось, сердце срывалось куда-то вниз, уже самой хотелось плакать, ничего не помня, не понимая…

Лиза не заметила, как, ведомая песней, миновала сад и вступила в дубовую рощу. А когда песня смолкла, она упала, словно оглушенная, без чувств. Наступившая тишина была зловещей.

— Эй, Тайка? — тихо позвал Шатун.

Но Таисья не ответила.

— Ну и шут с тобой.

Шатун нагнулся над бесчувственной Лизой, собираясь перенести ее в седло спокойно жевавшей травку лошади — и получил по голове рукоятью пистолета…