Шрам исполнил свое обещание и в рубку принес меня на руках. Как я ни сопротивлялась. Мне почему-то казалось, что на меня все будут смотреть с насмешкой, жалеть Шрама, что села ему на шею. Накрутила себя до такой степени, что, когда буканьер опустил меня на свободное кресло, не знала, куда спрятать взгляд. Но даже вредный Майлеорн просто тепло поздоровался со мной, без капли насмешки в голосе или взгляде. А потом мне стало не до того, как команда посмотрит на меня, и что обо мне подумает: Шрам занял соседнее со мной кресло и скомандовал в микрофон:
— Готовность номер один! Оруэл, что у тебя?
Сегодня в лабораторию шли яоху в качестве мозга и Тихан в качестве мускулов. Причем, насколько я понимала, выбор пал на игумара из-за его способности спокойно и полностью подчиняться приказам.
— У нас все готово, — прозвучал из скрытых динамиков сдержанный и собранный голос Оруэла. — Выходим, как только дашь добро.
— Уже дал, — скупо пошутил в ответ Шрам.
И едва прозвучали эти два слова, как все завертелось: система жизнеобеспечения корабля загерметизировала шлюз и начала откачку кислорода из него. Майлеорн на всякий случай изучал поверхность астероида между кораблем и найденной лабораторией. Свободные от работы парни Шрама, из тех, кто пришел в рубку поглазеть, тихо и возбужденно зашептались. Я прислушалась: они делали ставки на то, что сегодня найдут яоху и игумар.
Оруэл и Тихан довольно бодро отдалялись от корабля, пересекая пространство между нами и найденной лабораторией. Поначалу я наблюдала за ними по записи, ведущейся с камер самого звездолета. Но как только парни приблизились к развалинам, оставшимся после взрыва, оба, как по команде, активировали запись на своих скафандрах. И я мгновенно словно сама оказалась рядом с ними.
Кучи серого камня и щебня, пыль от взрыва, какой-то мусор и остатки покореженной двери выглядели декорацией к фильму ужасов. Мощные электрические лучи прожекторов, которыми были снабжены шлемы скафандров тщательно и беспристрастно освещали жуткую картинку. Я неосознанно вцепилась в подлокотники кресла, наблюдая, как яоху и игумар, резко снизив скорость передвижения до минимума, аккуратно перебираются через завалы, потом пересекают несколько метров относительно ровной и чистой поверхности астероида, и, наконец, входят в обнаруженный коридор, в конце которого, возле вскрытой лаборатории спокойно поджидал их робот.
Заметив, что парни уже возле самой двери, Шрам будто очнулся и строго скомандовал:
— Внимание! Ребята, предельная внимательность и осторожность! Повторяю: оборудование не трогать и не включать, любые емкости, будь-то колбы, мензурки или какие-то короба, рассматривать только на расстоянии! Не брать и не перемещать! Помните о том, что Ольга за вами наблюдает, и у нее должно быть время предупредить вас, если вы найдете что-то потенциально опасное! Вы меня поняли?
Парни браво подтвердили, что приказ поняли, и начали осмотр.
Я даже не предполагала, что следить за кем-то или за чем-то по видеосвязи так утомительно. Спустя час мне уже было трудно держать глаза открытыми, а голова сама собой стремилась упасть на грудь. Мне приходилось прикладывать серьезные усилия, чтобы сохранять внимательность и собранность. А парни так ничего интересного и не нашли.
Большинство имеющихся в лаборатории шкафов были заняты пустой лабораторной посудой. Битой почти не было. В одном из открытых Тиханом шкафов на полках обнаружились осколки какой-то колбы или реторты. По моей просьбе игумар приблизил камеру к черепкам так близко, насколько смог. Но даже это не помогло мне определить, когда емкость была разбита: сейчас, когда рванул ложный вход в лабораторию. Или давным-давно, когда что-то привело к катастрофе.
Несмотря на все мои опасения, ни реактивов, ни питательных сред, ни каких-либо других химикатов в лаборатории обнаружено не было. Я предположила, что все это могло храниться где-то в другом месте, а в этом помещении сугубо проводились опыты и велась научная работа. Шрам в ответ только пожал плечами. И я не смогла понять: ему все равно, или он согласен со сделанными мной выводами.
Самым неприятным сюрпризом оказалось то, что в помещении не нашлось ни одного носителя информации. Ни электронных журналов, ни диктофонов, ни планшетов, ни компьютеров. Ни-че-го. Словно лабораторию тщательно зачистили перед тем, как бросить. И у меня неприятно сосало под ложечкой от осознания того, что эта догадка вполне может оказаться правдой. Тогда становилось понятным и отсутствие каких-либо реактивов или препаратов. Все это либо вывезли вместе с носителями информации. Либо уничтожили на месте. Но тогда кто же скелет? И как он здесь оказался?
Осмотр скелета Оруэл оставил напоследок. Как он изволил выразиться, «на десерт». Если честно, то от этого осмотра я ожидала лишь одно: подтверждение либо опровержение моей догадки относительно расы давно погибшего существа. И тем удивительнее оказались несколько поджидающих нас вместе с древними костями сюрпризов.
Первый сюрприз оказался до жути неприятным и пугающим. На наше общее счастье, Тихан вовремя заметил замаскированный спусковой механизм и не раздумывая заехал Оруэлу носком тяжелого ботинка по коленной чашечке. Яоху с жуткими ругательствами свалился на колени. И это падение спасло его от просвистевшего в каких-то миллиметрах от шлема дротика. Оцепенели все. А потом Шрам разразился такой тирадой, что мне показалось, от стыда покраснел даже скафандр яоху.
Спустя несколько минут, когда у всех уже успокоилось сердцебиение, которое лично у меня от испуга грохотало отбойным молотком в ушах, Оруэл и Тихан сначала внимательно осмотрели кости на предмет других неприятных сюрпризов. Но ни стреляющих, ни взрывающихся, ни отравляющих подарочков скелет больше не хранил. Зато Тихан, не слишком вежливо разжав кости кисти скелета, обнаружил продолговатый предмет, который при ближайшем рассмотрении оказался обыкновенной доисторической флешкой. Еще одна неожиданность обнаружилась на сидении круглого лабораторного стула, на котором, собственно, сидел скелет: его тазовые кости прикрывали собой довольно пухлую и объемную тетрадь! Меня аж затрясло от нетерпения, когда я ее увидела. Шрам весело фыркнул и велел Оруэлу со всеми предосторожностями упаковать раритет, чтобы не развалился при обработке в переходнике, и принести на корабль.
У меня сразу же возник вопрос, как я буду изучать записи. Во-первых, обрабатывать тетрадь явно нельзя, она просто не переживет этого. Во-вторых, существовал серьезный риск того, что записи велись шифром или тем языком, которого я не знала. Однако все это выветрилось у меня из головы, когда Тихан неожиданно нырнул под стол, рядом с которым сидел наш скелет, и вытащил на свет божий простой белый бейджик. Повертел его в руках, показал Оруэлу и пожал плечами после недоуменного качания головой яоху:
— Я не знаю такого языка. Оруэл тоже не может прочесть. Предполагаю, что здесь указаны имя и фамилия нашего скелета.
— Поднеси ближе к камере, — попросил Шрам.
Тихан подчинился. Но едва камера сфокусировалась на куске пластика, как рубка кувыркнулась у меня перед глазами. Обыкновенные черные буквы русского языка гласили, что у Тихана в руках бейджик старшего научного сотрудника Иванова Бориса…
Как я дожидалась возвращения яоху и игумара на корабль, отдельная песня. Никакие уговоры и приказы Шрама не смогли удержать меня на месте. Позабыв про то, что еще совсем недавно я с трудом держала вертикально голову, а глаза открытыми, я вывернулась из кресла, в котором сидела в рубке, и на всей доступной скорости помчалась к переходнику. Майлеорн что-то язвил мне вдогонку насчет того, что парням нужно не менее получаса, чтобы вернуться на корабль, и сорок минут на санобработку в переходнике. Я лишь отмахнулась. А потом больше часа нервно расхаживала по коридору, ожидая, когда система жизнеобеспечения корабля разблокирует проход в шлюз.
Я уже почти повизгивала от нетерпения, как голодная собака в ожидании косточки, когда двери шлюза медленно утонули в предназначенных для этого пазах. А на пороге появился улыбающийся во весь рот Оруэл:
— Так и знал, что увижу тебя здесь, Ольга! — ехидно пропел он. — Как здоровье? Несложно стоять на ногах? Тетрадочку не уронишь?
Я самым натуральным образом зарычала, чем вызвала смешки у всех, кто наблюдал эту сцену. И едва не выдрала у яоху пакет, в который он упаковал тетрадь и флешку, вместе с пальцами. Если мне кто-то что-то и кричал вдогонку, я не обратила на это внимания. Подрагивая от нетерпения всем телом, торопливо пересекла большую часть корабля, ощущая, как от слабости начинает кружиться голова. Так что, ворвавшись в нашу со Шрамом каюту, я была вынуждена сначала присесть, опустив пониже голову. И переждать, пока утихнет головокружение, успокоится сбившееся дыхание. И только потом вцепилась дрожащими пальцами в герметичные застежки пакета.
Это было дико и странно. С самого начала, когда я увидела на экране бейджик на родном языке, я не могла отделаться от ощущения, что сплю и вижу какой-то фантастический сон. Земля, по сравнению с остальными расами, относительно недавно вошла в Звездный Альянс планет. Тогда полеты в космосе между системами и созвездиями уже были нормой для всех. Но к тому времени флеш-накопители памяти, насколько я знаю, уже не использовались. Так что здесь налицо какая-то нестыковка. Надеюсь, что объяснение этому найдется в тетради. Ибо как добыть содержимое флешки, загадка. Уверена, нужного, давным-давно устаревшего и нигде уже не используемого оборудования на корабле Шрама нет.
Первую страничку тетради я переворачивала с таким благоговением, словно это была вековая реликвия моего народа. Пальцы дрожали так, что я только с третьего раза сумела подцепить обветшавший листок. А когда увидела мелкие и кругленькие, словно маковые зернышки, буквы родного алфавита, на глаза неожиданно навернулись слезы. И мне пришлось отодвинуться от стола, пережидая негаданный приступ сентиментальности. Чтобы даже крошечная капелька влаги не попала на драгоценную тетрадь. И только успокоившись и взяв себя в руки, я придвинулась назад и начала читать…
«…Некоторое время назад я совершил ужасную, жуткую, непоправимую ошибку. Но осознал это слишком поздно. Когда ничего уже поправить было нельзя. Я начинаю вести этот дневник в надежде, что когда-нибудь, кто-нибудь с Земли наткнется на него, пожалеет глупого неудачника и возьмет на себя труд сообщить моим родным и… моей любимой, что меня уже нет. Что я никогда не вернусь. И ждать меня бесполезно. Я не хотел ничего плохого. Но обо всем по порядку.
Я не знаю, сколько прошло с момента моего приезда на Всемирный съезд генетиков и с момента, когда я впервые увидел ее, Элен Адлер. Здесь все совсем другое. Чужое, непривычное, не такое, как на Земле. Совсем другой язык, который я с трудом понимаю и то благодаря электронной штучке, которую нужно вставлять в ухо. Совсем другое время и летоисчисление. И я не знаю, сколько времени я провел в анабиозе. Бог мой! Как нереально, фантастически это звучит — анабиоз! Еще совсем недавно, если бы кто-то мне начал рассказывать, что я вскорости на собственной шкуре узнаю, что такое анабиоз, что он существует на самом деле, реален, я бы посоветовал этому человеку посетить психиатра и не увлекаться фантастическими фильмами и книгами. Но теперь, пережив все это на самом деле, я только грустно усмехнусь и промолчу. Однако, я снова отвлекся.
Итак, я прибыл в качестве делегата от Московского Института Генетики и Биоинженерии на Всемирный съезд генетиков. Поначалу в составе делегации должен был быть мой друг, Алексей Кузнецов. Но за два дня до отбытия делегации он умудрился оступиться на лестнице и заработать сложный перелом ноги со смещением. Ни о какой поездке для него не могло быть и речи. И тогда Лешка походатайствовал перед начальством, чтобы в составе делегации его заменил я. Аргумент был один, но убойный: антимутаген разрабатывали мы вдвоем. Я человек непубличный. Мне проще в лабораториях, с пробирками и реактивами, чем с живыми. Мама иногда ворчит на меня, что будь моя воля на то, я бы на реторте или пробирке и женился бы. Но правда в том, что я с самого раннего детства был слишком застенчивым. И с возрастом это так и не прошло. Даже университет не научил меня легче и проще сходиться с незнакомцами. И тем удивительнее было то, что, едва столкнувшись в фойе гостиницы с Элен, я сумел не только извиниться за свою неуклюжесть на вполне сносном английском, но и, очарованный этой грациозной и непосредственной красавицей, смог пригласить ее поужинать вместе. Еще удивительнее было то, что, заглянув в мои глаза, девушка, не ломаясь, приняла приглашение.
Этот вечер и ужин в компании Элен словно что-то сломал во мне. А потом заново срастил. Только уже правильно. Так как было задумано самой природой. Или Отцом-Создателем. Элен оказалась для меня глотком свежего воздуха, бокалом дорогого раритетного шампанского. Она искрилась, словно снег под луной. И согревала мое сердце не хуже весеннего солнышка. Я был опьянен и очарован. И проводив ее после ужина до дверей ее номера, почти не заикаясь от волнения, предложил стать моей женой.
По правде говоря, я ожидал от Элен всего, чего угодно. И сам удивлялся той невероятной, непонятно откуда возникшей смелости, позволившей мне сделать предложение понравившейся девушке. Но Элен все равно поразила и почти шокировала меня. Она грустно улыбнулась и погладила меня по щеке. А потом горестно сообщила, что отец собрался выдать ее замуж за его партнера. А партнеру еще больше лет, чем отцу. И чтобы избежать этого замужества, Элен завербовалась на работу в правительственную лабораторию, которая находится на закрытом спутнике Венеры. Отказаться от контракта — значит оказаться у алтаря со стариком. Ибо отец своего не оставит, лишит ее, Элен, содержания и выгонит из дому, если она откажется от замужества. Да и у них в семье так принято. Но если я хочу, то могу тоже завербоваться вместе с ней. Генетики проекту, в котором она будет работать, очень нужны. И тогда мы сможем быть вместе. А со временем и пожениться.
Надо ли говорить, что я отправился по указанному Элен адресу тем же вечером? Никому ничего не сказав. Не став дожидаться утра. Я просто дрожал от нетерпения и боялся, что мест не останется, меня не возьмут. Меня даже не удивило, что набор в такое серьезное место, как правительственные лаборатории, проводился в одном из номеров соседней с моей гостиницы. Более скромной, если выражаться корректно. Последнее, что я запомнил, это какой-то странный клерк с мордой отпетого бандита, предложивший мне присесть у стола и от руки заполнить анкету. Чашку ароматного кофе, которую он же поставил у моего локтя. И потертое, местами пропаленное, дешевое ковровое покрытие неопределенного цвета, на которое я почему-то прилег щекой…
Когда я открыл глаза, то подумал, что сошел с ума. Или у меня галлюцинации. Я находился в белом, хорошо освещенном помещении, у меня почему-то возникла в голове ассоциация с операционной. Может быть потому, что у меня дико болела голова, и я подумал, что получил травму. А может быть, из-за плотности света, словно лившегося сплошной завесой. Кто-то рядом что-то говорил на незнакомом, певучем как соловьиные трели языке. Несмотря на головную боль, я прислушался. Но так и не смог определить расовую принадлежность говорившего. Я не лингвист, хотя по нескольку фраз из самых распространенных земных языков мне известны. И то, что я слышал, совершенно на них не походило. И где это я оказался?
Я напрягся, пытаясь вспомнить, что предшествовало моему длительному обмороку. Мог ли у меня случиться какой-то неизвестный приступ затмения, в течение которого я сел на самолет и улетел на край белого света? Пожалуй, нет. Разве что на другую планету. Но что-то я сомневался, чтобы неадекватного гражданина служба безопасности пропустила на борт ракеты без вещей и разрешительных документов…
В этом месте я едва не уронила драгоценную тетрадь. Ракета? В каком времени жил тот, кто все это написал? Из школьного курса истории я знала, что в первой половине двадцать первого века транспортные средства, летавшие в космос, на Земле называли ракетами. И только ближе к концу двадцать первого века начали встречаться первые упоминания о космолетах и звездолетах, когда произошел революционный прорыв в конструкции двигателей для звездолетов, и используемого для них топлива. Задумчиво покусав нижнюю губу и потаращившись в поисках ответа в пространство, я вернулась к чтению дневника.
…мой бред и мои галлюцинации вышли на новый виток, когда, вынырнув из-за плотной завесы молочно-белого, холодного света, надо мной склонилось странное существо. Вроде и человек, только какой-то засушенный. Как мумия. Губы настолько тонкие, что швейная нить толще. Нос странный, почти не выступает над лицом. Фактически наличие носа у существа я определил лишь благодаря наличию носовых отверстий — ноздрей. Но больше всего меня поразили глаза существа и цвет его кожи: с блестящего фиолетового, словно молодой баклажан, лица на меня смотрели круглые глаза стрекозы в тон. Стыдно, но от нахлынувшего ужаса я заорал и попытался откатиться куда подальше от существа. И вот тут-то и выяснилось, что с подвижностью моего тела беда. Я не владел ни руками, ни ногами. Либо же был привязан, но не почувствовал этого.
На несколько долгих минут паника лишила меня даже шанса подумать, рассуждать здраво. А потом и без того тонкие губы странного существа сжались и вовсе так, что рот практически пропал с лица. Несколько угловатая, но вполне узнаваемая рука поднялась, приставила к моей руке что-то похожее на оружие, и я почувствовал болезненный укол в плечо. Через пару минут, не больше, сознание затянул какой-то сизый туман, растворивший в себе не только страх и панику, но и вообще все эмоции, ощущения. И я равнодушно пронаблюдал, как странное существо осторожно прикоснулось к моему уху и что-то вложило в слуховой проход. Наверное, не будь этого странного сизого тумана в голове, я бы от испуга позорно скатился бы в истерику. А так только равнодушно наблюдал за происходящим. И даже не вздрогнул, когда следом за чириканьем существа в голове с некоторой задержкой вдруг сформировались слова:
— Ты слышишь меня? Понимаешь?
Не задумываясь, я отозвался:
— Слышу и понимаю. А ты кто? Что вообще происходит? Как я здесь оказался? И вообще, где я?
Я бы мог поклясться, что после этих вопросов фиолетовое существо с удовлетворением распрямилось. И шумно вздохнуло:
— Слишком много вопросов. — Существо недовольно поморщилось, но я мог поклясться, что недовольство его наигранное. — Как себя чувствуешь?
— Странно, — не задумываясь, выпалил я. — Тело словно не мое…
— Это пройдет. Это последствие анабиоза.
В первый миг я подумал, что ослышался. Или брежу. Или меня разыгрывают коллеги.
— Чего-чего? — От удивления получилось даже приподнять голову над той поверхностью, на которой я лежал. — Это шутка? Или съемки научно-фантастического фильма? Анабиоз существует лишь в фантастических книгах и фильмах!
На меня странно покосились:
— Если на вашей отсталой Земле это еще не вошло в широкий обиход, то это не значит, что его нет совсем. — Фиолетовый, не глядя на меня, проводил какие-то манипуляции сбоку от моего тела. Словно что-то набирал на клавиатуре компьютера. — У вас, землян, отлично устроены мозги. Но при этом настолько короткая жизнь, что вы словно на привязи сидите около своей планеты. Другого способа доставить тебя в лабораторию просто не было, тебе не хватило бы продолжительности жизни, чтобы долететь сюда обычным ходом.
У меня все услышанное отказывалось укладываться в голове. Фиолетовый, договорив, молча продолжал возиться с чем-то сбоку от меня. Я не видел, с чем, но чувствовал себя не в своей тарелке. Словно фиолетовый посадил меня на горшок и теперь наблюдал, как я отправляю естественные надобности. Чтобы избавиться от этой неловкости, я задал первый пришедший в голову вопрос:
— Кто вы по национальности?
— На-ци-ио-ональ-нос-ти? — странно растягивая некоторые гласные звуки, медленно переспросил меня Фиолетовый. А потом решительно качнул головой, глядя мне прямо в глаза: — Я не знаю такого слова. А принадлежу к расе фарнов. Можешь звать меня Эртрай. Отдыхай пока. Нужно дождаться, пока твое тело восстановит свою функциональность в полном объеме. Отклонений от нормы я у тебя не нашел, значит, через три-пять часов ты сможешь встать на ноги. Тогда я проведу тебе экскурсию по лаборатории, все расскажу, и ты сможешь приступить к работе. А пока лучше поспи. Во сне организм лучше восстанавливается после непредвиденных нагрузок.
Странное существо с фиолетовой кожей исчезло где-то за световой завесой. И почти сразу яркость света снизилась почти до нуля. Но я едва ли обратил на это внимание. Упоминание лаборатории, наконец, разбудило мою спящую память. И я вспомнил конференцию, Элен и теперь кажущуюся подозрительной вербовку. Какая-то часть меня, с восторгом ждущая встречи с желанной женщиной, восхищенно твердила о том, что Элен не солгала и мы скоро встретимся. Но практическая часть ума ученого-генетика скептически шептала о том, что я влип. Влип в историю по собственной глупости. И что для меня это настоящая катастрофа. Домой я уже не вернусь. А все материалы по антимутагену, которые мы привезли с собой на конференцию, были у меня. Как у основного разработчика. Более того, я зачем-то постоянно таскал с собой флешку со всеми наработками. Следовательно, я сейчас нахожусь непонятно где, без малейшей надежды вернуться когда-либо домой. А мои коллеги по институту вынуждены оправдываться перед организаторами съезда и нашим непосредственным руководством. А также искать меня. Искать, еще не зная, что я сгинул, не оставив после себя и следа…
— Оля, ты сегодня что-то ела? — вдруг раздался над головой недовольный голос Шрама, а тетрадь, которую я читала, местами с трудом разбирая почерк незнакомого мужчины, словно он писал в буквальном смысле слова на коленке, прячась от всех по углам, поползла в сторону из-под моих пальцев. — Нельзя же так! Ты только-только начала поправляться…
— Не тронь! — взвизгнула я, не помня себя от ужаса, что драгоценный дневник распадется, разлезется на клочки в руках буканьера.
Шрам замер, удивленно глядя на меня. Потом покосился на тетрадь:
— Что-то настолько важное? — осторожно поинтересовался он, аккуратно отодвигая руку от тетрадки.
Я вздохнула:
— Пока точно не знаю. Это дневник ученого-генетика с моей планеты, похищенного с какой-то конференции и доставленного в эту лабораторию. Если я все правильно поняла. Местами очень трудно разобрать текст, так что читать мне еще очень много. Но, кажется, на той флешке, что была в руке скелета, находится нечто крайне важное.
На краткий миг мне даже показалось, что Шрам растерялся от моих слов. Опешил и не знал, как среагировать. Но слабость быстро прошла, и буканьер свел брови на переносице:
— Ну все равно, даже если архиважное, это не отменяет того, что тебе необходимо нормально питаться. В противном случае, твоему организму просто не хватит энергетических ресурсов, чтобы восстановиться!
Вот теперь оторопела я. А потом невольно расхохоталась:
— Да, мамочка! Как скажешь!
Шрам поджал губы, не одобряя моего веселья. Но в сиреневых глазах плескалось тепло. И что-то такое, от чего мне безумно захотелось его обнять покрепче и поцеловать. Прижать к себе и пробраться к нему под кожу, прорасти в его тело, пропитаться ним. И я не стала отказывать себе в таком удовольствии.
Шрам настороженно прищурился, когда я закинула петлей руки ему на шею и потянулась к губам. Однако, возражать даже и не думал. Подхватил под попку, приподнял и прижал к себе, давая возможность ощутить всю полноту его желания обладать мной. Пьянея от захлестнувших меня эмоций, я проказливо потерлась животом об крепкий, словно каменный бугор. В следующее мгновение наши губы встретились. И все лишние мысли будто выдуло из головы.
Я сама сдирала с себя комбинезон, от нетерпения ломая и без того коротко обстриженные ногти. Шрам же в этот момент играл с моими сосками. Дразнил их по очереди языком, жадно втягивал в рот и катал их по языку словно редчайшие и вкуснейшие ягодки, посылая по всему моему телу горячие, огненные импульсы. Кожа пылала от его жадных и нескромных ласк.
Меня уже почти трясло от нетерпения, когда каменный член Шрама, наконец, выскользнул из укрывающего его белья. Но даже несмотря на это, у меня хватило соображения запротестовать:
— Нет! Только не на дневнике! — взвизгнула я, когда Шрам приподнял меня с очевидным намерением посадить на мой рабочий стол и заняться там со мной любовью.
Буканьер натуральным образом зарычал. Будто голодный зверь при виде куска парного мяса. Но спорить не стал. А поскольку мой рабочий стол в этой комнате был едва ли не единственной горизонтальной поверхностью и идти в соседнюю спальню ни у него, ни у меня не было ни терпения, ни сил, буквально через пару мгновений я уже была распята в нелепой и неудобной позе на тренажере. Я еще пыталась пристроить поудобнее постоянно соскальзывающую левую ногу, когда Шрам ворвался в меня. И сразу же начал двигаться будто заведенный. Каменный член внутри моего тела почти царапал, причинял сладкую легкую боль. Но эта мысль мелькнула и растворилась в небытие, когда Шрам, наклонившись надо мной, сжал одновременно оба полушария моей груди и прорычал на выдохе мне в лицо:
— О-о-оля-я-я… Мо-оя сла-адкаяя дево-очка-а-а!..
Прорычать слова без единой буквы «р» — это настоящий талант, подумала я. И это оказалась моя последняя связная мысль. Одновременно со следующим ударом члена внутри моего тела словно что-то взорвалось. И затопило меня золотым, искрящимся наслаждением. Я обмякла в руках буканьера, смутно осознавая, что его следом за мной накрыл сумасшедший оргазм…
…— Мне было плохо без тебя, — ласково шепнул мне в ухо Шрам, проводя намыленными ладонями по моей груди. — А как увидел, что тебя поглотило крошево козырька после взрыва, чуть с ума не сошел. Майлеорну пришлось меня нокаутировать, чтобы я не разнес рубку. И чтобы не помчался без скафандра тебя спасать, — так же тихо, нежно массируя мне грудь, признался он. — Я… Мне казалось, я сдохну, если тебя не станет… Оля, береги себя!..
Отголоски сумасшедшего оргазма еще бродили в моем теле, не давая нормально воспринимать реальность и думать. Однако я все равно уловила тоскливые нотки в голосе буканьера. Заглянула в сиреневые глаза, но с ответом не нашлась. Просто заключила в ладони уже начавшее колоться отросшей щетиной лицо и нежно поцеловала шершавые губы. Я просто не знала, что можно ответить на такие слова.
Когда мы выбрались наконец из душа, потратив просто преступно много воды, Шрам, не утруждая себя одеванием, взял меня за руку, подвел к столу и заставил присесть:
— Тебе нужно поесть, моя дорогая. Успеешь еще изучить этот демонов дневник, времени впереди много. А я у тебя и так отнял кучу энергии. Если еще откажешься от приема пищи, то рискуешь снова свалиться в койку от истощения!
Мы со Шрамом давно уже изучили вкусы друг друга. Поэтому я совершенно не удивилась, увидев перед собой полюбившуюся мне рыбку с овощами, пресные лепешки так же с сушеными овощами по рецепту фарнов и минерально-витаминную болтушку в качестве питья. Себе Шрам принес почти то же самое. Только вместо рыбы в его контейнере красовалось мясо.
Ужинали молча. Во-первых, Шрам не любил разговоров за едой, вполне справедливо полагая, что они вредят процессу насыщения. А во-вторых, все мои мысли были заняты дневником. Вернее, попытками предположить, какому времени принадлежал его хозяин. Слишком уж меня смущали флешка и упоминание о том, что во времена хозяина дневника летали на ракетах. Неужели описываемые в дневнике события происходили задолго до вхождения Земли в Звездный Альянс? Но ведь это не просто невероятно, это почти свидетельство преступления: в те времена, когда земляне не были защищены законодательством Звездного Альянса планет, их похищали… пираты?
— Оля, о чем ты так напряженно думаешь? — неожиданно раздался в тишине вопрос Шрама.
Я сначала дернулась, застигнутая врасплох, потом мотнула головой. Мол, ничего такого, о чем следовало бы говорить. Но, поймав внимательный взгляд сиреневых глаз, неожиданно для самой себя призналась:
— Меня пугает то, что я успела уже прочесть.
Шрам напрягся. Даже стакан с болтушкой отставил в сторону.
— Что-то серьезное? Или опасное для нас?
Я снова мотнула головой:
— Не думаю, что опасное. Правда, я еще не знаю, произошла ли здесь какая-то авария, или лаборатория была просто законсервирована и брошена ввиду удаленности от оживленных точек космоса. Но в любом случае, я почти в этом уверена, она очень и очень древняя.
— Почему ты так решила? — недоуменно моргнул Шрам.
— Хозяин дневника в одной записи упомянул, что в его время в космос летали ракеты.
Шрам заглянул в свой стакан, а потом медленно отодвинул его от себя, видимо, обнаружив, что уже успел все выпить. Потом скрестил руки на груди и уставился на меня:
— Ракеты? Ты ничего не путаешь? — Я помотала головой. — Хмм… Ближайшая цивилизованная планета отсюда находится в сотнях световых лет. Этот уголок космоса исследован не более ста пятидесяти лет назад именно по причине чрезмерной удаленности от цивилизации. Ни одна из известных ракет сюда не долетела бы. Оля, ты уверена, что правильно перевела текст?
Я горько усмехнулась:
— Мне не нужно его переводить. Дневник писал мой соотечественник. Вот почему меня так смущает это слово. Потому что, если все так, тогда выходит, что его похитили с Земли задолго до того, как она вошла под юрисдикцию Звездного Альянса.
Шрам нахмурился:
— Собираешься сообщить об этом в Службу Безопасности Альянса? А ты уверена, что это стоит делать?
На этот раз я колебалась очень долго, прежде чем ответить. И отвечала, осторожно подбирая слова:
— Я еще не дочитала дневник. Только дошла до того места, как его хозяин открыл глаза здесь, на этом астероиде. Но уже знаю, что он был ученым и вез на какую-то конференцию генетиков свое открытие. Вместе с ним его и похитили.
Буканьер как-то горько и устало вздохнул. А потом решительно сказал как отрезал:
— Дочитывай. Потом решим, как будет правильнее поступить.
Но по-моему, он уже начал прикидывать, как можно наиболее беспроблемным способом передать информацию безопасникам.