Девичник в космосе

Глава 11

Вопреки всем привычкам и правилам, обедать я садилась со стопочкой квадратных кусочков пластика в руках. На каждом кусочке было что-то написано. Имена, даты, факты, события. Аппетита у меня не было совершенно. Поэтому, раскрыв контейнер из пищевого автомата и всунув внутрь ложку, не поинтересовавшись, что Шрам мне взял на обед, я принялась раскладывать эти квадратики по столу вокруг себя под тяжелым взглядом буканьера. А потом, даже не взяв в руки ложку, начала перекладывать и передвигать пластик, пытаясь выявить взаимосвязь.

Некоторое время мы со Шрамом сидели в относительной тишине: он обедал, я передвигала пластик и пыталась понять, что в этой истории не так. Кроме того, что я продолжаю замалчивать правду о себе. Но у меня что-то не клеилось. После той моей истерической выходки на астероиде, когда я, не в состоянии толком объяснить, почему нельзя вскрывать вход на подземную базу без подготовки, все равно настояла на том, чтобы вернуться на корабль, команда на меня обиделась. Мягко говоря. Да и Шрам встретил меня молча. Молча дождался, пока я сниму снаряжение, приму душ и надену привычный комбинезон. Молча дождался, пока я расчленю лист пластика и подпишу каждый кусочек. А теперь наблюдал за моими действиями тоже молча. Кажется, он тоже был на меня обижен. И это давило на психику так, что у меня уже начали подрагивать руки.

Когда давление на нервы достигло совершенно невыносимого предела, я нервно оттолкнула от себя контейнер с едой, запах которой сейчас вызывал лишь тошноту, и дергано сообщила:

— Нам нужно серьезно поговорить!..

И захлебнулась воздухом, когда Шрам прищурил свои невозможные сиреневые глаза:

— Да. Расскажи уже, что тебя так гнетет. Обещаю, никаких репрессий не будет.

Я осознала, что сижу с неприлично открытым ртом только тогда, когда буканьер хмуро дернул уголком губ и, протянув руку над столом, мягким прикосновением к подбородку заставил меня его закрыть. А Шрам вздохнул, посмотрел на стол, решительно встал из-за него, впервые на моей памяти оставив недоеденный обед неубранным, взял меня за руку и повел за собой в спальню:

— Давай рассказывай уже. Я не могу понять, как твое прошлое связано с нашей находкой, но кожей чувствую, что связь есть. И пока ты не объяснишь, ты не успокоишься.

У Шрама это прозвучало так, будто я — нервная истеричка. Но доля правды в его словах все равно была. Наверное, поэтому я даже не пыталась воспротивиться, когда он подвел меня к нашей кровати и заставил лечь. Кровать не место для серьезных разговоров. Но я сейчас так дергалась, что была согласна на все.

Шрам протянулся рядом со мной, чуть-чуть поерзал, устраиваясь поудобнее, а потом предложил:

— Ложись ко мне на плечо. Мне нравится думать, что ты прислушиваешься, как бьется мое сердце.

Это было сказано простым, нейтральным тоном. Словно в противовес смыслу, сказанное ничего для Шрама не значило. И я прикусила губу. От понимания того, что я сейчас причиню боль этому мужчине, стало больно самой.

Неловко сдвинувшись, я осторожно прилегла на мужское плечо. Шрам шумно вздохнул, когда моя ладонь неловко и неуклюже накрыла ту область, где размеренно билось его сердце. И неожиданно тепло и запах его большого, сильного тела, обволакивая, успокоили меня. Я тоже вздохнула, решительно устроилась поудобнее и нескладно начала свой рассказ:

— Я не помню, говорила я тебе или нет, но я сирота. Родителей у меня нет, родственники мною давно не интересуются. С того самого момента, когда, собрав свои вещи, я отправилась поступать в Первую звездную Академию. Уже тогда я знала, что для меня это билет в один конец и на Землю я не вернусь, как бы ни сложилась моя дальнейшая судьба. — Грудь Шрама под моей ладонью слегка напряглась, но буканьер промолчал. И я продолжила: — Как и большинство землянок до меня, я мечтала о карьере звездного пилота. И даже набрала необходимое для поступления количество проходных баллов по физической подготовке. Но на меня неожиданно обратили внимание тайники. Им нужны были полевые агенты, которых не начнет в самый неподходящий и ответственный момент разыскивать родня. Как ты, наверное, понимаешь, меня точно никто не стал бы искать. Кроме того, у меня был еще один громадный плюс: я действительно в школе увлекалась химией и биологией. Моя подготовка была достаточно высока, чтобы без помех поступить на генную инженерию. И именно туда и нужнее всего были агенты. До момента моего появления в Академии все внедренные агенты были лишь из вспомогательного персонала, специалистов, чтобы разведать обстановку изнутри, подобрать не могли. Ты, наверное, догадываешься, что полевые агенты — это такое специалисты одноразового применения, которые после выполнения определенной операции списываются в утиль и переводятся на кабинетную работу…

— Не всегда, — сдержанно отозвался Шрам.

— Второй раз использовать под прикрытием одного и того же агента весьма проблематично, — криво усмехнулась на это я. — Как бы спецы из Тайного отдела ни старались, какую бы пластику ни проводили, всегда остаются какие-то индивидуальные черты характера и привычки, от которых до конца избавиться нельзя. Поэтому все зависит от задания. Но мы отвлеклись. Как ты уже понял, меня завербовали. Подправили результаты экзамена по физической подготовке и устроили так, что я его провалила. После этого никого не удивило, что я пошла туда, куда мне было проще всего поступить: на факультет генетики и генной инженерии. Параллельно и втайне ото всех я еще проходила обучение у своих кураторов…

— А твой проект?.. — многозначительно спросил Шрам. — Ширма?

— Реальность, — вздохнула я. — Но нечаянная. Это куратор предложил мне что-то придумать, какое-то исследование, которое помогло бы ему протолкнуть меня на практику в Арганадал. Именно там по всем донесениям агентов что-то затевалось. И именно туда Тайной службе не было доступа: в правительственные лаборатории. Темы придумала я. И, кажется, невольно попала в яблочко. Потому что мной заинтересовались, место в правительственной лаборатории я получила сама, благодаря своему проекту, а не при содействии кураторов.

— Уверена? — скептически поинтересовался буканьер.

— Да. Куратору не было никакой нужды разыгрывать тот спектакль. Мы сидели с ним вдвоем, пытались придумать, как пропихнуть меня в Арганадал на более длительный срок, чем практика, когда куратору позвонили и сообщили, что я привлекла внимание ответственных лиц правительства и что я ни в коем случае не должна отказываться от того предложения, которое получу.

— А Стейн? — Может быть, мне показалось, но в голосе Шрама прозвучали горячие нотки ревности, когда он проговаривал имя моего бывшего. — Это тоже подтасовка?

— Наполовину, — неохотно отозвалась я. — Стейн сам по себе мной заинтересовался и начал ухаживать. Мне приказали принять его ухаживания и прощупать его. А потом все как-то завертелось… Я действительно привязалась к нему и добровольно согласилась выйти за него замуж, рассчитывая, что мое задание вот-вот закончится, и я смогу жить как все. Но где-то я допустила ошибку. Не знаю, прокололась или просто угодила не вовремя и не туда, но для меня оказалось огромным сюрпризом то, что я попала в клетку к черному генетику, а Стейн не просто остался жив, но еще и пытается доработать мое изобретение. Я теперь просто не знаю, что думать: то ли все это просто стечение обстоятельств и никак не связано с тем делом, которое я разрабатываю, то ли я совершенно нечаянно угодила в самый эпицентр событий.

После этих слов Шрам молчал довольно долго, будто осмысливая услышанное. Или пытаясь принять решение. А потом, спустя долгих минут пять, я услышала закономерный вопрос:

— Ну хорошо. С тобой все более-менее понятно. Но как твое прошлое связано с тем, что мы нашли на этом астероиде?

Отвечать отчаянно не хотелось. И вместе с тем, весь этот разговор я затеяла именно для того, чтобы уберечь команду от возможной опасности. Поэтому рассказать, объяснить было просто жизненно необходимо. Если я права, то у нас под боком находится опаснейшее оружие, возможно, мина замедленного действия галактических масштабов.

— Помнишь, я говорила, что работала в секретной правительственной лаборатории? — нехотя спросила я.

— Помню, — сдержанно отозвался буканьер.

Он лежал настолько спокойно, словно мы сейчас обсуждали не мое сомнительное прошлое и грозящую его команде опасность, а, скажем, говорили о космическом мусоре за бортом. Вроде и не мешает, если не терять бдительности. И ничем не грозит. Но стоит лишь ненадолго зазеваться, и кораблю придет каюк. Меня сбивало с толку это непроницаемое спокойствие. Сама я нервничала так, что пальцы лежащей на груди Шрама руки мелко дрожали.

— Ну вот. А уровни секретности бывают очень разными. И тот уровень, который доступен мне, это детские шалости по сравнению с тем, на что мы наткнулись.

Вот теперь Шрам отреагировал. Приподнялся с такой скоростью и легкостью, будто меня у него под боком и не было. Я скатилась на подушку.

— Хочешь сказать, что в этой проклятой космическим дьяволом дыре находится биологическая лаборатория?

Теперь Шрам нависал надо мной, давя массой и авторитетом, опасно сверкая сиреневыми, начавшими темнеть глазами. Я прикусила губу, глядя на его очевидное волнение:

— Почти уверена в этом. Мне однажды уже пришлось видеть подобную дверь. И внутрь меня не пустили. Потому что у меня всего лишь первый общий допуск. А в ту лабораторию пропуска подписывал лично президент Альянса. — Шрам присвистнул. А я усмехнулась уголками губ такой непосредственной реакции и сообщила: — Это было на втором году моего обучения, когда мне еще не вбили в голову абсолютное повиновение приказам командования. Куратору нужны были какие-то материалы оттуда, и поскольку меня не пускали внутрь, он велел мне подождать перед входом. Я, скажем так, обиделась. Подождать-то подождала. Но потом решила потренироваться в сборе информации. А в связи с тем, что многому я научиться еще не успела, но уже мнила себя крутым спецом, то наделала кучу ошибок. И в итоге за мной пришли. Настоящие спецы особого управления. И мне пришлось провести три дня в камере, отвечая на крайне неприятные вопросы, но при этом не имея права раскрыть правду.

— Тяжело пришлось? — неожиданно сочувствующе хмыкнул Шрам, давно уже улегшийся в прежнюю позу и подгребший меня себе под бок.

Я честно призналась:

— Те три дня мне показались вечностью в аду. Спецы на то и спецы, чтобы мастерски владеть различными техниками. Меня не били. И вообще не применяли ко мне физической силы. Но в течение тех бесконечных дней мне часто казалось, что лучше бы меня избивали. Синяки на теле, знаешь ли, болят гораздо меньше и заживают гораздо быстрей. В общем, когда куратор вызволил меня из камеры, я находилась в шаге от того, чтобы сломаться. И потом еще очень долго у меня были проблемы со сном, я вздрагивала при виде людей в неприметных серых офисных костюмах с пустотой в глазах.

Я замолчала, восстанавливая дыхание, успокаивая неистовый стук сердца в груди. Заново переживая те кошмарные дни после ареста. Шрам тоже не торопился что-то говорить. И я, помолчав и успокоившись, тяжело вздохнула и поставила точку в этой исповеди:

— Только после вручения диплома куратор, усмехаясь, сообщил мне, что он узнал о моем аресте в течение первых тридцати минут. И принял решение не только проучить меня, но и испытать на прочность. Чтобы знать, что можно ждать от меня в случае провала. Если бы я сломалась или сразу же начала требовать отпустить меня, козыряя своим положением, агентом я бы не стала.

— Жестоко, — пробормотал Шрам, когда стало понятно, что больше я говорить ничего не собираюсь. И спросил сам: — Так а найденный на астероиде объект как к этому всему относится?

Я снова вздохнула:

— Пока я сама до конца не понимаю как. Ну, кроме того, что вскрывать объект без специальной подготовки смертельно опасно. — Чуть помолчав, таращась в серый потолок нашей со Шрамом спальни, по которому бродили отблески индикаторов работающей аппаратуры, осторожно начала объяснять: — Понимаешь, я тогда, во время своей глупой бравады, кое-что все же успела накопать. Все же, хоть и совсем зеленая была, но по верхам успела кое-чего нахвататься. Так вот. У Альянса есть лишь один проект с наивысшей степенью секретности. Это проект Суперсолдат.

Я замолчала, ожидая реакции Шрама. Но буканьер тоже молчал. То ли осмысливал услышанное, то ли не понимал всей серьезности ситуации. Когда тишина непозволительно растянулась во времени, я снова вздохнула и попыталась осторожно объяснить свою мысль:

— Понимаешь, в Альянсе до сих пор весьма неоднозначное отношение к модификантам. Несмотря на то что Альянс уже не воюет с ними, не стремится уничтожать, а наоборот легализовал, на некоторых планетах, особенно там, где очень сильны религиозные догмы, модификантов, мягко говоря, не любят…

— Уж что-что, а это могла бы и не говорить, — с горечью выдохнул Шрам. — Я и моя команда испытали всю эту «нелюбовь» на собственной шкуре в полном объеме.

— Прости, — покаялась я. И сразу же продолжила пояснения: — Ну вот после всего, что тебе пришлось пережить, представь, что правительство Альянса решило перенять опыт черных генетиков и создать суперсолдат…

— Такие попытки ведутся с седой древности, — довольно резко перебил меня буканьер. Его тело рядом со мной напряглось. — Те же черные генетики, как ты их называешь, занимались именно улучшением генома. Результат, причем не самый худший, у тебя бродит перед глазами по коридорам корабля. И я, Оля, не понаслышке знаю, что улучшить все невозможно. Даже если что-то одно совершенствуется, то второе сразу же уходит в глубокий минус. Природа не терпит вмешательства в ее дела. Самый яркий пример тому попытка укрепить кости гуманоидов. Ты знаешь, что благодаря мутациям костный скелет любых рас становился настолько прочным, что его невозможно было сломать ни битой, ни путем сбрасывания подопытного с высоты?

— Знаю, — коротко отозвалась я, не совсем понимая, к чему ведет Шрам.

— А знаешь ли ты, дорогая, — язвительно подхватил буканьер, — что тому, кому «повезло» с укреплением костей, категорически противопоказано купаться даже в бассейне? Вес тела увеличен настолько, что никакие навыки плаванья не удержат его на поверхности воды, и он утонет! — сердито закончил Шрам, из чего я сделала вывод, что он таким образом потерял кого-то из близких. Слишком сильно звучала в его обычно сдержанном голосе злость, обида и ярость.

— Знаю, — так же лаконично ответила я. И сразу же добавила: — Я знаю много таких примеров, проходили во время обучения. Но я также знаю, что правительственный проект «Суперсолдат» на момент моего внедрения в лабораторию Арганадала был на финальной стадии. Все клинические испытания уже были проведены, и они оказались успешными. Проект готовили внедрять в жизнь. Вот только не спрашивай меня, что он в себе заключал. Я не знаю. Как я тебе уже говорила, у меня уровень секретности совершено другой. А теперь сложи воедино все, что ты знаешь: задание, с которым тебя послал Тейт, чипы в зубах Жиара, эта заброшенная лаборатория, охота на меня, «райская сыворотка»…

Шрам молчал всего секунд десять. А потом потрясенно выдохнул:

— Ты сейчас пытаешься мне сказать, что правительство Звездного Альянса решило усовершенствовать методики безумного генетика Дурана и добилась в этом успеха?

Я проигнорировала и вопрос, и потрясение, звучащее в словах Шрама. Только отметила нейтральным тоном:

— Заметь, Дуран тоже начинал свою карьеру в правительственных лабораториях.

После этих слов в спальне снова повисло тягостное молчание. Я терпеливо ждала, когда Шрам все обдумает и придет к каким-нибудь выводам. И дождалась.

— Если все это правда, а мы туда влезли без приглашения, — медленно, словно с трудом веря в собственные слова, проговорил буканьер, — если все это всплывет наружу, то нас попросту уничтожат, как космическую пыль.

Вообще-то, Шрам был прав. Мы влезли на территорию чужой игры, не зная ее правил. Не зная даже всех вводных. Но я все же позволила себе не согласиться с ним:

— Не обязательно. Если будем вести себя осмотрительно.

Буканьер одарил меня каким-то странным взглядом. Потом посмотрел в безликий потолок, словно на нем могла быть подсказка, как вести себя дальше, а потом дипломатически поинтересовался:

— Есть идеи по поводу осмотрительности?

И вот здесь напряжение, до сих пор владевшее мной, неожиданно отпустило. Испарилось, исчезло, растаяло как вчерашний кошмар, оставив после себя чувство небывалой легкости и подъема. Сама не знаю почему, но больше всего на свете я боялась, что Шрам не примет тот факт, что я оказалась полевым агентом тайного отдела Звездного Флота Альянса. Закроется, отгородится от меня, разорвет наши отношения. Неожиданно оказалось, что он дорог мне. Но буканьер просил поделиться своими мыслями по поводу сложившейся ситуации. А значит, прекращать то, что было между нами, он не собирался. И я не сдержалась, широко улыбнулась, повернула голову и потерлась носом о комбинезон Шрама:

— Вообще-то, кое-какие соображения есть. Предлагаю для начала подготовиться и все-таки попробовать вскрыть то, что находится в недрах астероида. Посмотреть, что там. Сможем ли мы это как-то использовать. Потом нужно будет все-таки распотрошить то, что вез в тайниках Жиар. Мне почему-то кажется, что там либо какие-то уникальные среды, либо образец технологии. Только безумец рискнет перевозить в зубном контейнере, каким бы надежным он ни был, какие-то экспериментальные препараты или химию. Малейшая утечка, и ты труп. Потом…

Шрам неожиданно стряхнул меня на подушку, перевернулся и навис надо мной, опираясь на локти, вгляделся в мои глаза:

— А со своей жизнью и службой ты что планируешь делать?

Голос буканьера звучал ровно, почти безэмоционально. И сиреневые глаза были спокойны. Но его дыхание буквально обожгло мне щеки кипящими, тщательно запрятанными эмоциями. И я запнулась, мгновенно утратив нить рассуждения.

Я не знаю, что со мной сделал Шрам. Или это со мной случилось до него, еще в клетках Тейта. Но мне вдруг так захотелось прикоснуться к впалым, не слишком хорошо выбитым щекам мужчины, нависавшего надо мной, что даже кончики пальцев закололо. Словно от электрических импульсов. Я попыталась избавиться от этой неуместной сейчас тяги, все-таки шел серьезный разговор. Но очень быстро проиграла битву с собственным телом. Подняла руку, провела пальцами по скуле буканьера, потом коснулась сухих, словно обветренных губ. Шрам словно окаменел. Он не двигался и почти не дышал. Не отрываясь, смотрел мне в глаза. И ждал. Ждал, пока я отвечу. А я совершенно неожиданно даже для себя оробела. Смотрела и не могла заставить себя сказать хотя бы слово.

— Знаешь, — начала я, в конце концов, осторожно, когда уже не было возможности и дальше молчать, — после того, что мне пришлось пережить, я очень сомневаюсь, что меня признают годной хотя бы к кабинетной или преподавательской работе. Да и какой из меня преподаватель? Опыта нет, знаний чуть…

Шрам не поддался на провокацию.

— Все зависит от результата, — сдержанно сообщил он мне. — Если ты в итоге операции принесешь своему руководству желаемое решение, успех, то, даже если медики и признают тебя негодной к дальнейшему несению полевой службы, теплое местечко тебе всегда найдут. Здесь важно понимать, чего хочешь именно ты? Какой видишь свою дальнейшую жизнь? — Шрам не отрывал от меня серьезного взгляда. — Представь, что уже все позади. Твой бывший получил по заслугам, а ты уже отправила руководству финальный отчет. И с сегодняшнего дня у тебя начинается отпуск. Долгожданный. Настоящий. В котором никуда не нужно спешить и не нужно следить за своими словами и поведением. Как бы ты его хотела провести? И чем бы ты хотела заняться после его завершения?

И я замерла, наконец до конца осознав, что хочет услышать от меня буканьер. Послушно попыталась представить, что уже все позади. И…

— По-моему, об этом еще слишком рано думать, — насупилась я, трусливо пряча голову в песок, откладывая важное решение на потом. — Нет никаких гарантий, что вся эта авантюра для меня завершится удачно.

— Когда есть цель, тогда проще выживать, — не согласился со мной Шрам. — Выдержала бы ты плен у Тейта, если бы у тебя не было цели? А жизнь на моем корабле?

Разговор почему-то свернул куда-то не туда. Мое игривое настроение от близости тела Шрама уже развеялось как дым. Теперь я бесилась. Главным образом из-за того, что у меня никак не получалось представить жизнь после завершения моего задания. Я попросту не знала, чем мне потом заниматься. Конечно же, генетика меня приняла бы в любой момент и с распростертыми объятиями. Но… Размеренная жизнь среди колб и реактивов после всех пережитых приключений теперь мне казалась слишком пресной. Я и до поступления в академию не жаловала жизнь ученой дамы, мечтала о свободе и крыльях среди звезд. А теперь, испытав состояние, когда по жилам вместо крови струится чистый адреналин, подобное существование серой мыши мне казалось откровенным прозябанием.

— К чему ты клонишь? — несколько более резко, чем следовало, поинтересовалась я. — К тому, что вести спокойную жизнь городского обывателя я теперь не смогу? Что такая жизнь покажется мне серой и скучной?

— Я этого не говорил.

Шрам по-прежнему нависал надо мной, опираясь на локти по обе стороны от моего тела. Словно стремился удержать, не дать сбежать раньше, чем получит от меня ответ. Но вся беда была в том, что я не понимала, что он от меня хочет. И в конце концов, я сдалась. Малодушно отвела глаза в сторону и попросила:

— Просто скажи, что ты хочешь услышать от меня. Я не понимаю, чего ты ждешь, прости.

Шрам еще несколько секунд словно по инерции смотрел мне в глаза. Будто пытался осмыслить услышанное. А потом с шумным вздохом упал рядом со мной на подушку и уставился в потолок:

— Вообще-то, — заговорил он спустя долгих десять секунд, — я хотел услышать от тебя, какое место в твоей жизни занимаю я. И что ты планируешь для нас в будущем. Но видимо, я зря затеял этот разговор. Если ты даже на мгновение не задумалась, о чем речь, то…

Шрам недоговорил. Оборвал себя на полуслове, вскочил с кровати резким движением и, прежде чем я опомнилась, покинул каюту. А я осталась одна. Ошарашенно смотреть ему вслед. И пытаться понять, что сейчас здесь случилось.

То, что я допустила серьезную ошибку, я поняла очень быстро, буквально на следующее утро. С вечера я долго ждала возращения Шрама, надеясь, что он проветрится, остынет, я извинюсь за свою трусость, и все станет как раньше, но буканьер все не приходил. Я сначала лежала на кровати. Потом встала и навела порядок там, где мы пытались ужинать. Потом походила по каюте. Шрам все не шел. У меня даже родилось желание пойти его поискать. Но… Я опять струсила. Испугалась, что найду его в рубке или в другом общественном месте и мне при всех придется объяснять, зачем я его ищу и что мне от него нужно. В итоге, вместо того чтобы отправиться на поиски буканьера по кораблю, я села за свой рабочий стол и попробовала вывести формулу сыворотки-«прививки», которая смогла бы «научить» ген не изменяться под воздействием сторонних факторов. И как-то незаметно для себя втянулась, увлеклась и проработала очень долго. Так долго, что усталость сморила меня прямо за столом…

Проснулась я в половине девятого утра по внутреннему корабельному времени. От жуткой боли в шее и щеке. Шея просто затекла от неудобной позы. А вот щека… Усталость скосила меня в тот момент, когда я задавала вариатору параметры расчета сыворотки. Я так и простроилась щекой на кнопки ввода аппарата, не закончив работу. И теперь вариатор удивленно мигал на меня красным индикатором, не зная, что делать с той белибердой, которая оказалась в его памяти из-за того, что я перепутала его с подушкой.

Кое-как размяв шею, я вычистила все лишнее из вариатора и поднялась на ноги. В голове была вата. Тело болело от сна в неудобной позе. А я все никак не могла понять, что происходит.

Во время обучения, когда времени на полноценный отдых мне катастрофически не хватало, я часто засыпала за столом. Арлинтка, с которой я делила жилую комнату в академии, думала, что я слишком увлечена своей наукой. А на самом деле, помимо обучения по прямой специальности, я еще и проходила обучение у куратора, а также была вынуждена поддерживать свое физическую форму на определенном уровне. Потом, когда обучение в академии завершилось, стало немного легче. Но я все равно периодически путала рабочий стол с кроватью, а клавиатуру терминала с подушкой. Все это прекратилось, когда в моей жизни появился Стейн. Каким бы гадом ни был мой бывший, но за тем, чтобы я нормально спала в положенном месте, он следил строго. Потом, уже после того, как узнала, что бывший меня попросту продал, как корову, я иногда думала, что его забота обо мне была обыкновенным беспокойством работорговца, переживающего за сохранность товара.

Позднее, когда Шрам вытащил меня из лап Тейта, уже он следил за тем, чтобы я не засыпала за столом. И вот я снова умудрилась перепутать рабочее место с кроватью… Потому что некому оказалось выгнать меня вовремя из-за стола. Так где же сам Шрам?

Я метнулась в комнату с кроватью: даже если буканьер и приходил ночевать в каюту, это не было заметно. Я вчера даже не подумала расправить кровать, ожидая, что Шрам вот-вот вернется, и мы ляжем спать. Но он, кажется, так и не возвращался. Иначе он вряд ли смог бы равнодушно смотреть, как я сплю за столом.

В попытке привести в порядок мыслительный процесс, я сходила в санблок, приняла душ, почистила зубы и вопреки всему поплескала в лицо водой. Я до сих пор никак не могла привыкнуть к волновому душу. Понимала, что излучение очищает тело точно так же, как и чистит утилизатор, то есть, идеально, но ощущение свежести мне приносила только вода.

Мало-помалу жизнь возвращалась в мою помятую несанкционированной ночевкой голову. Мыслительный процесс со скрипом, но запускался. И я начала понимать, что вчера допустила серьезную ошибку. Мои колебания и боязнь быстро принять сложное решение что-то сломало в наших со Шрамом отношениях. Теперь нужно было что-то делать. Причем быстро. Пока мое малодушие не привело к катастрофе вселенского масштаба. Ведь если я потеряю Шрама…

Я замерла на пороге, забыв, как дышать. Со Стейном я была знакома полтора месяца, когда он переехал ко мне и сделал мне предложение. И то решение мне далось так же просто, как я выпивала стакан воды. Так почему я настолько болезненно отреагировала на просьбу Шрама определиться со своей дальнейшей судьбой?

Мне безумно захотелось надавать себе оплеух за глупость и робость. Как там было у классиков? Девушка сама писала письмо кавалеру еще в девятнадцатом веке, когда женщины о свободе еще даже мечтать не могли! А я, в наш просвещенный век, струсила принять решение и допустить ошибку!

В душе вновь волной поднялось желание найти Шрама и поговорить с ним. Может быть, извиниться. Однозначно сказать, что я дура. Но, выйдя из санблока, я едва не врезалась в Оруэла. Счастье еще, что у яоху реакция оказалась в разы лучше моей. Он отскочил в сторону и радостно осклабился, как никогда походя на какое-то древнее змеиное божество:

— Ольга! Вот ты где! Собирайся, Шрам скомандовал попробовать сегодня вскрыть подземелье!

У меня внутри словно что-то оборвалось от плохого предчувствия.

— Как, сегодня? — ахнула я от неожиданности. — А подготовка? Это может оказаться смертельно опасно…

— Сначала готовимся, — бодро перебил меня Оруэл, — потом идем вскрывать. Ребята там уже приготовили отдельный, никак не связанный с нами и кораблем аккумулятор. Что еще может потребоваться?

Я хмуро посмотрела на так и сияющего яоху. Он вел себя как ребенок, которому на день рождения подарили вожделенную игрушку. А между тем любая ошибка могла дорого обойтись не только тем, кто будет взламывать лабораторию.

— Понятия не имею, — мстительно буркнула я в ответ. — Я же не профессиональный взломщик лабораторий! — У Оруэла смешно округлились глаза, и мне стало стыдно за свое поведение. — Прости, — покаялась я, — настроение мерзкое. Но я действительно не знаю, что может еще потребоваться. Ну, кроме самого очевидного. Попробуем сначала взломать, если не получится, тогда будем думать. Или если вскроем, то по ходу действия будем решать, что еще нужно. Главное, полная защита, чтобы не дай бог не принести на корабль какую-то дрянь. Это я тебе говорю, как профессиональный микробиолог. Ну и всем держать ушки на макушке, а нос по ветру. Равное количество вероятностей говорит за то, что лаборатория законсервирована, и за то, что там произошло какие-то ЧП, вследствие которого погибли все работники и опять-таки лаборатория была брошена.

Оруэл помолчал. А потом уже совершенно другим, настороженным тоном спросил:

— А если произошло ЧП, это утечка?

— В большинстве случаев, — кивнула я.

— И чем нам это будет грозить?

На этот раз я передернула плечами, заставляя себя соображать:

— В принципе, ничем. Мы будем в скафандрах для открытого космоса, так что к организму ни одна дрянь не проберется. А чтобы не принести эту дрянь на корабль, нужно будет просто постоять на открытом месте, давая возможность любой живности, которая еще не сдохла за время консервации, почувствовать свежесть климата на астероиде. Ну и, чтоб уж точно, наверняка, перед возвращением необходимо будет обработать скафандры жестким излучением. Наука еще не знает ни одного микроорганизма, ни одного вируса или споры, которые бы выдержали подобную обработку. Это точно.

— Хорошо, — задумчиво кивнул яоху. — Собирайся, а я пока распоряжусь по поводу установки для облучения.

Оруэл вышел, а я задумчиво застыла посредине каюты. Следовало поесть перед выходом на астероид, там энергия понадобится в любом случае. Но, может, все же лучше использовать имеющееся у меня время, чтобы найти Шрама и поговорить?