Володя никогда не обсуждал со мною своих планов. Это было для него немыслимо — решает мужик! Если мне и предоставлялась некая свобода выбора, то только там, где его замыслы совершенно не страдали. Словно античный бог, он снисходительно позволял, даже баловал, но никогда ничем серьезным со мною не делился и мнением моим особо не интересовался. А тут, внезапно снизошел — спрашивай! Позволяю. (чуть машинально не добавила — «смертная»)
— А море там есть? — тогда этот вопрос казался мне исключительно хитрым. Много чего объясняющим. Наивная!
— Море? — искренне удивился он осмысленным словам «низшего существа», явно что-то быстро прикинув в уме, — Разумеется, есть! — тогда, почему запинка? — А ещё — горы, землетрясения и загадочные руины… — Даже морская пехота! — вот в последнюю фразу я точно не врубилась, зато, — Галчонок, а ты умеешь мыслить гениально… Решено! — обнял и закружил меня по комнате. Много ли женщине надо?
Через день, после формальной беседы «ни о чем» в одном из отделанных дубовыми панелями кабинетов «Большого дома», растянувшегося на целый квартал вдоль Литейного проспекта, мне предложили подписать контракт. Буднично и деловито. Без каких либо уговоров… И всё… Вышла по коридору в небольшой холл, с двумя круглыми столбами, облицованными черным мрамором. В ожидании Володи, прислонилась к светло-серой мраморной стене… Долго бездумно водила пальцем по темным прожилкам гладких панелей. Жизнь переломилась навсегда. Зубастое колесо гигантской государственной машины зацепило и потащило меня в пучину проекта «Остров»…
Собирается куда-то экспедиция, подкрепленная силой Северного флота. Нормально. Современный флот. Готовятся, в рамках этой экспедиции, испытания длительного автономного существования нескольких сотен человек… Бывает! Руководитель «сектора биохимии» зачем-то зубрит французский язык (с упором на старое произношение, бытовавшее до Первой Мировой войны)… Мало ли, Французская Полинезия это не Париж, там легко могут быть в ходу самые замшелые диалекты. Примерно так же «законсервировался» дореволюционный русский язык в общинах белоэмигрантов. Куратор этой дамочки вовсю пользуется служебным положением… Дело житейское. Записал её на курсы стрельбы из пистолета… Ну, возможно ему нравятся барышни эмансипе.
Великолепная, многоуровневая «версия прикрытия». А я, как дурочка, штудировала атлас Тихого океана. Прикидывала — где там может быть островок с франкоязычными туземцами, не охваченный нормами международного права? Даже нашла! Несколько… После заключения «Договора об Антарктиде», от 1 октября 1959 года, в этих водах образовалась интересная юридическая комбинация. Несколько прилегающих к ледовому континенту государств считают себя в праве объявить суверенитет над близлежащими островами (по примеру известных «секторов Арктики»). Далекие страны из Северного полушария им это делать запрещают. «По праву силы» или «по праву преждепользования». Там у них такие юридические головоломки закручены! Например, Аргентина, явочным порядком, хочет присвоить часть ледового континента и даже посылает туда патриотических сеньорит рожать детей. Чем Россия хуже? Сколько наши там первыми островов открыли! Вполне можно допустить, высадку на одном из них партии «колонистов», под предлогом «научной экспедиции» или даже постоянного поселения. Мало ли, кто и что там себе думает? Если клочок суши не попадает в границы 60-той параллели — руки прочь от русской земли! Вот…
А то, что заранее рассматривается возможность полного самообеспечения продовольствием — это очень правильно! Мало ли, какие возникнут международные осложнения. Воевать на русских не полезут, а объявить им морскую блокаду — запросто. Куба, вон, сколько лет в такой блокаде сидит. Возить харчи самолетами, через половину земного шара — хлопотно. Да и есть ли на островке место для приличного аэродрома? Зато, разбить там поля и огороды с теплицами — реальное дело. А если получится совсем трудно — то можно и без теплиц… В XXI веке живем! Прогресс не стоит на месте. Пусть и не на другой планете и кризис, но мы — кое-что можем.
Самое смешное, что даже эту, высосанную из пальца версию, Володя обосновал и логично мотивировал.
— В мире, — убедительно раскрывал он подоплеку моих собственных фантазий, — много желающих увидеть всех русских в гробу. Рано или поздно… Желательно, без большой ядерной войны или порчи экологии каким-нибудь тектоническим оружием. Самое лучшее (по мнению «международного сообщества»), если мы все однажды передохнем сами. Например — от голода. От подвоза продовольствия из-за рубежа Россия сегодня зависит больше, чем когда-либо в своей истории. До половины (!) всех продуктов на столах у городского населения России импортного происхождения. Куплено за «нефтедоллары»… Не станет «нефтедолларов», пресловутая «нефтегазовая сверхдержава» сдуется, как мыльный пузырь и пойдет веселуха. Карточки, талоны, очереди, голодные бунты. Мы же не тропики. Бананы сами собой с деревьев не падают. Зима. Снег. Зона рискованного земледелия и так далее. Ты эти вещи лучше меня знаешь.
— Официально вести эксперименты по «выживанию на подножном корму в чистом поле», сегодня нельзя. Разрядка напряженности, то да сё. Тот, кто проводит подобные опыты, автоматически навлекает на себя очень нехорошие подозрения. Как? Полная автономия? В глобальном мире «без границ»? А ещё в ВТО собираетесь? Получается, что испробовать твои методы «пищевого самообеспечения» на практике можно только тайно. И лучше всего, не в России, на нейтральной, недоступной для всяких там «международных наблюдателей» земле. Нужен неприметный «природный полигон», за пределами зоны внимания как наших «друзей», так и врагов. На тебе лежит ответственность за продовольственную безопасность проекта. Ты, секретный резерв командования. Если справишься — Родина тебя не забудет. Не справишься — она тоже не забудет, да ещё и многое припомнит…
Стыдно признаться, но у меня от таких речей буквально крылья за спиной вырастали. Как же мало надо нашему человеку для счастья. Любимый мужчина (и любимый начальник) — рядом, да осознание полезности своего занятия. Эх… Как там, у Григория Остера? «Главным делом жизни вашей, может стать любой пустяк…» Вторая фраза — не в бровь, а в глаз — «Надо только твердо верить, что важнее дела нет…» Я верила, я знала. Вот!
Слегка беспокоило только одно — невозможно кому-либо похвалиться. Гриф — на каждой бумажке. Володя научил меня писать очень красивые бумажки. Не в смысле внешнего вида — лист формата А4, обычный шрифт. Красота настоящего, серьезного документа — в емкости содержания при максимальной краткости изложения.
— Запомни, Галчонок, — не уставал он повторять, — это тебе не институт, где льют воду. Серьезные люди, текст, длиннее половины одной стороны листа, просто не читают. А не сумеешь заинтересовать первыми же словами — сгинет твоя писулька в недрах папки секретаря-референта. Очень может быть, что текст твоей диссертации — в двух трех листиках толково составленных служебных записок. А защиты — не будет вообще. Зачтут «по факту».
Учил жизни… Заботился о моем служебном росте. Иногда, под хорошее настроение, целые лекции выдавал:
— И ещё! Никогда не пиши «то, что тебе хочется сказать». Пиши только то, что от тебя хотят узнать. И не более. Пусть лучше обратятся, ещё раз… Благодарности не дождешься! Власть всегда служит самой себе и не стоит рассчитывать на её признательность. Постарайся быть нужной. Избегай быть незаменимой (съедят!). Ни в коем случае не пытайся демонстрировать независимость. Ужасное оскорбление для любой власти — показать, что без неё можно обойтись. Растопчут и смешают с грязью, вопреки собственной выгоде, «чтоб не повадно»… Поговорка про «курочку несущую золотые яйца» — лживая сказка. Стоит курочке прокудахтать не то — и в суп. Наперекор сиюминутной пользе и обывательскому «здравому смыслу». Хочешь преуспеть — подчиняйся и молчи. Со мною — тоже лишним не делись. Я ведь, какую-нибудь твою идею и украсть могу. Не со зла… Решу, что она мне нужнее — и ты ничего не докажешь. Понимаешь?
Прости, Володя. Я именно понимаю… Тебя, на твоей службе, хорошо научили давить в себе дикого зверя. Как хвалились по аналогичному поводу господа «старой закваски» — слуга отлично вышколен. И теперь ты сам строил свою личную «вертикаль власти». Сначала — обхаживал меня, как чистокровную кобылу редкой масти, а потом — пытался объездить и «приучить слушаться руки». Выдрессировать, моментально угадывать твои мысли и радостно бросаться их выполнять. Именно радостно! На меньшее, ты был не согласен… И считал такой стиль отношений между мужчиной и женщиной единственно верным. Священным… Муж пришел домой — жена его встречает у порога, бросает все дела, падает на колени и благоговейно снимает с вождя и повелителя сапоги… Каждый намек, что такого не будет никогда, ты воспринимал с юмором… Каждую попытку помериться силой воли, как забавную бабскую дурь. И реагировал, как при общении с норовистой лошадью. А вот, милая, тебе сахарок, или яблочко… Только не брыкайся.
Впрочем, логикой ты тоже меня давил… Оттачивал моё мышление «в нужном направлении». Формировал «правильные цепочки ассоциаций». И щерился, как настороженный волк, при любой попытке что-то возразить. Молчи, женщина! Внимай и слушай. Признаю, многое сказанное тобой было для меня новым и интересным. В институте нас этому не учили… Там вообще крайне мало внимания уделяли «закрытой тематике». Максимум, в форме анекдотов, где повествовали, как в далеких 40-х годах, во время секретных исследований мутаций генов дрозофил под влиянием радиации, малограмотные кураторы составили «список запретных слов» и требовали от ученых с мировыми именами непременно писать, что несчастных мух «окуривали» жестким рентгеновским излучением. А термин «радиация» был высочайше запрещен к употреблению «чтобы враги не догадались»… Ты был хорошим учителем… Не боялся затрагивать самые неожиданные темы и не стеснялся четко объяснять логику, которая (по твоему мнению) единственная имела право на существование в этом мире. Логику власти.
— Долг перед обществом? Чушь! Стремление к познанию? Блажь кабинетных теоретиков! — забавно было наблюдать, как в приватной обстановке дает трещину твоя «служебная невозмутимость» и под личиной холуя проступает живой, увлеченный человек, — Для взрослых людей существуют только три достойные цели — «сила, знание и власть». Причем, сила и знание — только инструменты для достижения власти, а власть — возможность удержать эти инструменты в монопольном владении. Обрести и отстоять собственную свободу…
Я не психолог. Трудно понять, как эти вещи одновременно сочетались в твоей голове. Яростное желание личной независимости (иногда это животное стремление к «воле», полной свободе от любых запретов — пугало) и готовность беспрекословно подчиняться любому вышестоящему начальнику (как в японских или китайских исторических фильмах). Может поэтому, ты «в принципе» не признавал право на чужую свободу. Даже мою… При любой попытке высказать своё собственное мнение, у тебя буквально шерсть на холке вставала дыбом… Видимо, это — часть картины твоего мира, всех делящего на «вечных начальников» и «вечных подчиненных». Не дающего своим обитателям другого шанса подняться, кроме как напасть из-за угла… и загрызть насмерть…
Впрочем, всё, что шло на пользу твоему делу, ты объяснял исключительно хорошо… Кто бы мне ещё так четко растолковал, зачем отменили «дальний космос» и даже мои скромные наработки в области автономного жизнеобеспечения гипотетической экспедиции на другую планету закрыли двухсловным «грифом». Заставлял решать логические задачки как «с точки зрения ученых», так и «с точки зрения начальства». Приходилось соглашаться.
— Смотри, Галчонок, — играл ты с моими доводами, как сытый кот с мышью, — как оно работает в реальном мире. Предположим, принято решение основать постоянную станцию на Луне. Почти невероятно, но, ради спора, предположим… В ближней перспективе — это научно-технический триумф. В среднесрочной — безумные расходы на выведение проекта из состояния финансовой «черной дыры». Теперь, на эту станцию, абсолютно всё вещи надо регулярно доставлять с Земли. Воду, воздух, еду, одежду, запчасти, расходные материалы и так далее… А в долгосрочной перспективе, когда проект выйдет на уровень автономного — наступает самое страшное. Экипаж лунной станции может в любой момент превратить хозяйственную независимость в политическую. Ты читала роман Хайнлайна «The Moon Is a Harsh Mistress»? (забавный момент, Володя никогда не признавал переводные названия иностранных книг и от меня требовал того же, так что его буквальный смысл «Луна — стелет жестко» не сразу совпал с привычным мне, по русскому изданию, «Луна — суровая хозяйка»). Никогда такого не будет! Власть может казаться дурной и недалекой, но это обман зрения. Просто праздным дуракам не понять, сколько сил и времени отнимает у людей, уже достигших вершины, борьба с врагами и претендентами. Некогда власти на иные цели отвлекаться. Живьем съедят! Отсюда вытекает важный вывод — твоя «полная автономия» никому не нужна. Хуже того — она вредна (как «плохой пример») и опасна (как материальная база для недовольных). У власти — уже всё есть. Но, беда, если она не в состоянии отнять жизненные ресурсы у «вероятного противника»… Выращивать подобного «противника» за пределами «зоны контроля», собственными руками, за свои же деньги — политически недальновидно. Серьезные люди — таких ляпов не допускают. Ни наши, ни американцы… Одно дело — помпезно воткнуть в лунный грунт американский флаг или доставить туда вымпел с гербом СССР. Но, совершенно другое — случайно допустить появление недоступного конкурента. Даже, на первый взгляд, ничтожно слабого… Независимости от себя — власть не прощает никому. За полвека «космической эры», так никто внятно и не объяснил широкой публике причину, по которой яростная «космическая гонка» — вдруг закончилась невнятным «пшиком» в форме «дуплета», странной смерти Королева (с упразднением должности «Главный конструктор ракетно-космической промышленности СССР») и «Лунной аферы» США. А всё очень просто… Государству в космосе смерть. Любому государству! Оно там лопается, как воздушный шарик в вакууме.
— Но ведь 40 лет назад не боялись планировать полеты к другим планетам и города на Луне? — удивлялась я его запредельной прагматичности, — и никто тогда ничего особенно не боялся… да и денег практически не жалели.
— Люди были другие! — мгновенно следовал ответ, — Тогда, власти ещё искренне верили. Это, очень дорого стоит. На вере во власть — мир стоит. Профукали, за джинсы и жвачку… Какую державу профукали, сволочи!
— Они в свободу верили. В светлое будущее, многие — даже в коммунизм, — пробовала я вставить словечко.
— Точно! — охотно соглашался Володя, — Грамотная власть сумела всех убедить, что эти символы — её суть. Так собаки нарту тянут… Им кажется, что бегут для своего удовольствия … Ну, за вожаком… А на самом-то — деле волокут тонну груза. Виртуозная работа! И ведь как символику оседлали! Идейно мотивировали быдло… Бесплатно, как проклятые, пахали. На упрямстве и энтузиазме. А сегодня — хоть ты плати, хоть озолоти… — это у него одна из любимых тем. Ушедший в вечность Советский Союз он болезненно уважал и ненавидел разом… Гремучая смесь… Моя роль, в подобные «моменты откровенности», заключалась в тактичном поддакивании.
— Разве символам коммунистического энтузиазма «покорителей космоса» сегодня нет достойной замены?
— Отчего же? Есть! — враз ссутулился Володя, — Пресловутые «четыре К» — корысть, клановость, конкуренция и компромат. Зато идей, ради которых хоть одна сволочь подорвется на что-то великое — не придумали. Сплошная попса…
На подобные скользкие темы мы разговаривали редко. А в тот раз — выпало. Счастливое последнее лето… Конец июля, Новочеркасск, теплый поздний вечер, маленький уютный ресторанчик… и мы вдвоем. Запоздалые посетители, давно пересидевшие час закрытия, потому, что уходить страшно не хотелось. Находились, за день. В подобные командировки мы с ним ездили достаточно регулярно. Почти привычно. Родичи давно удивляться перестали. Сама втянулась. Даже «тревожный чемоданчик» (как папа, по старой привычке, называет готовую к немедленному выезду наплечную сумку с самым необходимым) постепенно образовался. Но, прошлые разы я занималась своими делами, Володя своими, разве ночи проводили вместе. И вдруг, никаких дел не оказалось совсем. Такое впечатление, что он чего-то от меня ждал. Выгуливал по городу, словно экскурсовод. Объяснял. Показывал. Даже в «Музей донского казачества» сопроводил. И исподволь наблюдал, думая, что я не замечаю. Грешным делом, сперва, я решила, что меня привезли на смотрины к его родителям. Он сам откуда-то из этих мест. Но, нет… Получилось просто несколько «левых выходных» за государственный счет. С приключениями…
Задним числом понимаю, что он хотел (в меру представления) похвалиться родными местами. Без всякого притворства, искренне. Надеясь, что меня зацепит. Очень может быть — сам для себя решил ещё раз взглянуть на «с детства милые поля и тополя». Короче, собирался чуть расслабиться с приятным человеком. В светлых брюках, яркой рубашке и солнцезащитных очках, во всяком случае, я Вову увидела впервые. Ошибся… Видимо, ко мне он искренне «относился» и ждал ответной взаимности. Иначе бы не раскрылся, словно маленький. Я то старалась, как провинциальная туристка (а следовало бы изобразить деревенскую девку). Даже ахала… Володя мне не поверил… С каждым часом похождений заметно грустнел, хотя мужественно довел свой план до конца. Обиделся. Понятно… Помню, тоже обижалась, когда, глядя на чудо белой ночи, иногородние сокурсники зевали — «мы спать хотим». Под конец смирился. Почти искренне улыбался, когда я попыталась описать свои впечатления…
Ну, болотистой местностью меня не удивишь. Питер — весь на болоте. Однако, честно признаю — донские комары крупнее наших. Наверное, климат получше… или автохтонное население тупо полнокровнее. Насчет полей и простора — да… Горизонт далек и светел, закаты — просто обалденные и всё исключительно пасторально… Тем не менее, если мелкий Аксай (рукав Дона, на котором стоит Новочеркасск) здесь гордо считают рекой, то наша «Маркизова лужа» — океан. А искренне проникнуться пресловутым «вольным духом исконно казачьей земли» я оказалась не способна. Видно мешает столичное происхождение и университетское образование. То же самое касается «чудес местной архитектуры». Вот ей богу — какое «место», такие и «чудеса». Как говорится, читайте путеводитель…
Новочеркасский Вознесенский войсковой кафедральный собор считается одним из самых величественных в России, и третьим по величине церковным зданием страны, уступающим только храму Христа Спасителя в Москве и Исаакиевскому собору в Санкт-Петербурге. Строили его трижды… Первый раз — собор заложили при самом основании Новочеркасска, ещё в мохнатом 1805 году. А планировали — крупнейшим в Российской империи, так как все более солидные (Исаакиевский и Христа Спасителя) — заложили только в 1818 и в 1832 годах. Однако, если считать данную церквушку символом «казачьей идеи», то она отвечает ей на 120 %, с довеском… Восхитительный коктейль из нахальства, патологической жадности и некомпетентности. Не извиняюсь, так как всё это правда…
Строительство собора шло с перерывами до 1846 года. Наконец, 29 августа в 9 часов вечера, как доносил после донской атаман Власов императору Николаю I — «…храм внезапно обрушился. Большая часть громадного здания превратилась в развалины, при падении образовав собою рыхлую массу из смешанных леса и камней…» Специально посланная на Дон комиссия причинами обрушения признала, что «фундаменты были заложены на зыбком основании, а пилоны и арки чрезвычайно слабы. Материал, послуживший для постройки, весь дурного качества, преимущественно раковистый известняк, имеющий очень малую прочность. Известковый раствор применялся самый негодный. Кладка фундамента была произведена набросом, без всякого соблюдения рядов, а вместо расщебёнки, между камнями, находились куски того же негодного известнякового раствора». Аминь… Сорокалетний труд пошел прахом. Сколько денег было разворовано в процессе и утекло «кумовьям» — тайна.
Второй раз собор было решено возводить уже не из местного «грушевского камня», а из кирпича. Новый вариант войскового храма заложили в ноябре 1850 года. Но, относительно качества материала сразу возникли сомнения (лично щупала кирпич местного производства и указанные сомнения разделяю — не будучи Терминатором, рыхлый и кривой бледно-розовый брусок легко разломила голыми руками). Сомнения привели к приостановке строительства. Потом темп всё же возрос. Если за первые 10 лет собор вывели только до половины, то остаток намеревались завершить всего за два года. Поспешность кирпичной кладки, с непродолжительной её просушкой, привела к тому, что в полночь с 10 на 11 июля 1863 года главный купол храма обрушился внутрь себя, увлекая один из малых куполов и пять боковых сводов. Причиной несчастья сочли поспешность производимых работ.
Третий проект многострадального божьего храма утвердили в 1891 году. Затраченная сумма в три раза превзошла первоначальную смету… Строительство сопровождалось многочисленными скандалами и недостачами. Например, задним числом выяснилось, что уже при закладке фундамента хорошие строительные материалы опять были частично разворованы и подменены бросовыми. Из-за чего проект пришлось срочно перерабатывать, в сторону уменьшения веса наземной части здания на 30 000 тонн. Ради спасения затеи были предприняты самые необычайные меры — присланы строители из столицы, заменено «иногородними» специалистами руководство стройки, а в качестве основы конструкции собора — предложен монолитный железобетон. В самом начале ХХ века — абсолютная новинка. По всей видимости, разворовать непривычный им цемент и стальную арматуру — казаки не решились. Эти предосторожности сработали. Освящение новооткрытого Вознесенского кафедрального собора состоялось 6 мая 1905 года (то есть, практически через 100 лет после закладки 18 мая 1805 года). Аборигены дружно считают его «шедевром зодчества». Во всяком случае — большим и красивым…