Ягель в тундре
Государство, где статус человека полностью зависит от его положения в многоступенчатой иерархии — осталось «за дырой». Здесь — вес каждого определяет его личный авторитет и деловая успешность. Прикрыться авторитетом государства — невозможно. Нет его вокруг. А люди — есть. Сюрприз. Причем, отношение этих людей «здесь и сейчас» перевешивает любые чины «там»
О чем говорили? Секретность — палка о двух концах. Володин рапорт о злостном нарушении «режима» участниками экспедиции — против его рапорта «о предпосылке к гибели личного состава», по причине некомпетентности установивших «режим» и необходимости срочно снизить уровень секретности. Соколов сыграл на опережение и повел в счете. Поставил Володю перед фактом… Доклад с другого берега Байкала, о первых результатах рекогносцировки, в отрыве от основной базы, если ему верить, сегодня почти весь состоял из матов в адрес «охранителей» государственной тайны. Благодаря их «бдительности» в экспедицию не взяли ни одной собаки. Вообще. Ну, нельзя допускать животных на сверхсекретные объекты и точка… Инструкция по соблюдению «режима». Раз «дыру» сочли секретным объектом — собаки тоже под запретом. А без собак, как выяснилось, удаляться далеко от базового лагеря просто опасно. Аборигены готовы на ходу подметки срезать! У «полосатых», почти сразу после высадки, местные уперли тюк со снаряжением… Прямо на берегу! Практически на глазах у часового! Хорошо, хоть его самого не тронули. Чуть пацан отвернулся — только шорох в кустах… и лови ветра в поле. Стреляй, не стреляй. Собака, человека притаившегося в засаде, хотя бы учуяла. А городской парень, против природного лесовика — словно дитя малое. В двух шагах пройдет и не заметит… Рядом будет стоять и не услышит… И кто виноват? Ясно кто. На этом фоне ранее казавшаяся злободневной проблема фото для солдатских «дембельских альбомов» померкла. Пришлось и мне подключиться. На мой женский взгляд, идея «залить» пресловутые фотографии на электронные носители в воздухе носится. Я бы, на месте служивых, так и поступила… Изображая ужасное сожаление прилюдно рассталась с цветной бумагой, согрев на груди заветную флешку с цифровыми оригиналами… Странно, если морпехи не додумались до такой мысли. XXI век на дворе!
Разошлись заполночь. От содержимого пресловутого «пузырька» осталось — едва на опохмелку. Признаю, настойка «от предводителя саперов» пилась легко и жизненный тонус поднимала (стимулятор, мать его так, по утру обязательно проверю её на алкалоиды, уж больно здорово смахивает по эффектам на абсент). И всё было хорошо, пока не взглянула на Володю… Мамочка дорогая! Как только за визитерами закрылся полог «жилого модуля», маска «радушного азиата» слетела с него, словно не бывало. Теперь я знаю, что такое — «черный от злобы»…
— Совсем страх потеряли! — процедил сквозь зубы, едва сдерживая рвущуюся наружу ярость, — уже «режим» им не по нутру. Видела? — яростно покосился за ночное окно, — Окончательно шпаки распоясались…
— Так Кротов, вроде бы военный, — плохо так вслед гостям говорить. Я хоть и в карму не верю, но, вредно для здоровья так злиться.
— Лучший способ держать контроль над удаленной группой — это предусмотреть наличие там нескольких неформальных лидеров, — Володя сделал над собой усилие, — Я уже тебе объяснял.
— Опять власть делите? — тьфу, не жизнь пошла, а просто кошачья свадьба какая-то.
— Любое ЧП или катастрофа — это повод и удобный случай изменить систему подчинения… Сама видишь.
— Да плевать ему на власть. Успокойся, наконец, — господи, похоже, беду пронесло чудом, если бы Соколов сказал хоть один комплимент мне лично — быть драке. Ревнивец несчастный, — И вообще — он не в моем вкусе…
— Ты! Ты… — а вот шипеть на меня не надо, — Галчонок, — резко сбавил тон, — Я пьяный. Извини. Спокойной ночи…
— Спокойной ночи… — да что сегодня за день такой?
— Ты хоть знаешь, откуда у Кротова ягель? — он и к этому пацану меня приревновал?
— Совершенно без понятия. Из рейда привезли, наверное… — у меня каждый день по десятку образцов на лабораторный стол попадает. Ягель — точно был. Давно… В первые дни, когда ещё «аномалия не закрылась»…
— Правильно! Никто ничего не знал, а Соколов уже настраивал народ на автономное существование. Раздавал людям указания, что бы при случае брали на заметку любой растительный ресурс, которого в окрестностях много.
— Странно, ягеля здесь нет, он — на севере. Не ближе Ольхона, если по карте растительности смотреть…
— Вот именно. Первый дальний маршрут разведки. И сразу — привезли целый мешок. По одному слову… — лучше промолчу.
Когда любимый мужчина ложится спать сильно не в духе — хорошего не жди. Он и проснется таким же… Оно мне надо? Вот именно! А что ему надо? Вернуть привычное самоуважение. Хоть в малости… Со стороны заметно, как уязвило Володю добродушное пренебрежение Соколова к его авторитету «работника органов». Не привычен… Впрочем, о таких делах я подумаю после. Сначала — сеанс женской психотерапии. Тонкая лесть…
— Спишь? — начнем осторожно, издалека.
— Отвяжись, пожалуйста! — ага, отозвался. Звуковой контакт с пациентом установлен. Можно заливать…
— Объясни, почему аборигены у морпехов тюк украли? Ведь воровство в тайге — страшный грех, — смешок.
— Это у людей воровать нельзя. А у чертей или, по-местному, у злых духов — вполне можно. Даже нужно.
— Значит, по их понятиям, мы не люди? — с такой точки зрения я вопрос не изучала. Хорошо это или нет?
— Для них любой чужак — почти не человек. Мы — так вообще. Не бери в голову. Раз не уважают, то пускай хоть боятся. Целее будем, — после паузы, — Ведь могли и зарезать «полосатого», повезло дураку, — перевернулся лицом к стенке и заснул… Или сделал вид. Но, успокоился. Оставил за собой последнее слово… На мужики, а малые дети… Обозвал другого нехорошим словом и сам в это поверил. О, мой народ…
Утром следующего дня обменялись впечатлениями и оценили «настойку Кротова» как годную. Похмелья ни в одном глазу. Послевкусие… ну, в пределах допуска… Если вспомнить, какой жор напал на собравшихся… Надо брать рецепт! Сделала, для очистки совести, химический анализ и отправилась с ответным визитом. У народа выходной. Ждем открытия «аномалии». Какой смысл затевать дела, если есть вероятность объявления срочной эвакуации? Скажут — смываемся и побежим. Как «эти» бежали… А тупо сидеть на чемоданах — скучно.
Попробовала, намеками, прояснить обстановку. Не верю, что Володя так завелся на пустом месте. Нужна более веская причина. Слово за слово. Из оговорок и полунамеков (основная тема была о ягеле и возможности им разжиться, если понадобится) сложилась картина. За неделю с лишним активного общения в неформальной обстановке языки развязались и основные фигуранты проекта подверглись народному обсуждению. На первом месте в табеле о рангах — Соколов. На втором, как ни удивительно — Володя (не зря он в неформальные лидеры метил). Но, на втором… Для военнослужащих — тоже. Привычная корпоративная солидарность не сработала… С точки зрения «инженерника», непонимание важности собак в тайге — колоссальный ляп. А учитывая, что наш проект курирует ВМФ, а не «сухопутчики» или ФСБ — недоброжелатели Володи получили крупный козырь. Сами они про собак тоже забыли (моряки), но когда есть на кого свалить собственную оплошность — отчего нет? Вот… А потом — зазвонил полевой телефон. «Аномалия» открылась штатно. Поводов к эвакуации нет. На той стороне — наше время. Точность совпадения места открывания «дыры» с прежним её положением — поразительная. До сантиметра… Точность совпадения хронологии — выясняют. У команды Радека больше ничего узнать невозможно — все пашут, как проклятые, изменяя и фиксируя разнообразные «параметры». С «той стороны» — готовят торжественную встречу героев. Президент на Новую Землю — не прилетел, зато — прислал подарки. Всё…
Глава 9
Государство, где статус человека полностью зависит от его положения в многоступенчатой иерархии — осталось «за дырой». Здесь — вес каждого определяет его личный авторитет и деловая успешность. Прикрыться авторитетом государства — невозможно. Нет его вокруг. А люди — есть. Сюрприз. Причем, отношение этих людей «здесь и сейчас» перевешивает любые чины «там»
О чем говорили? Секретность — палка о двух концах. Володин рапорт о злостном нарушении «режима» участниками экспедиции — против его рапорта «о предпосылке к гибели личного состава», по причине некомпетентности установивших «режим» и необходимости срочно снизить уровень секретности. Соколов сыграл на опережение и повел в счете. Поставил Володю перед фактом… Доклад с другого берега Байкала, о первых результатах рекогносцировки, в отрыве от основной базы, если ему верить, сегодня почти весь состоял из матов в адрес «охранителей» государственной тайны. Благодаря их «бдительности» в экспедицию не взяли ни одной собаки. Вообще. Ну, нельзя допускать животных на сверхсекретные объекты и точка… Инструкция по соблюдению «режима». Раз «дыру» сочли секретным объектом — собаки тоже под запретом. А без собак, как выяснилось, удаляться далеко от базового лагеря просто опасно. Аборигены готовы на ходу подметки срезать! У «полосатых», почти сразу после высадки, местные уперли тюк со снаряжением… Прямо на берегу! Практически на глазах у часового! Хорошо, хоть его самого не тронули. Чуть пацан отвернулся — только шорох в кустах… и лови ветра в поле. Стреляй, не стреляй. Собака, человека притаившегося в засаде, хотя бы учуяла. А городской парень, против природного лесовика — словно дитя малое. В двух шагах пройдет и не заметит… Рядом будет стоять и не услышит… И кто виноват? Ясно кто. На этом фоне ранее казавшаяся злободневной проблема фото для солдатских «дембельских альбомов» померкла. Пришлось и мне подключиться. На мой женский взгляд, идея «залить» пресловутые фотографии на электронные носители в воздухе носится. Я бы, на месте служивых, так и поступила… Изображая ужасное сожаление прилюдно рассталась с цветной бумагой, согрев на груди заветную флешку с цифровыми оригиналами… Странно, если морпехи не додумались до такой мысли. XXI век на дворе!
Разошлись заполночь. От содержимого пресловутого «пузырька» осталось — едва на опохмелку. Признаю, настойка «от предводителя саперов» пилась легко и жизненный тонус поднимала (стимулятор, мать его так, по утру обязательно проверю её на алкалоиды, уж больно здорово смахивает по эффектам на абсент). И всё было хорошо, пока не взглянула на Володю… Мамочка дорогая! Как только за визитерами закрылся полог «жилого модуля», маска «радушного азиата» слетела с него, словно не бывало. Теперь я знаю, что такое — «черный от злобы»…
— Совсем страх потеряли! — процедил сквозь зубы, едва сдерживая рвущуюся наружу ярость, — уже «режим» им не по нутру. Видела? — яростно покосился за ночное окно, — Окончательно шпаки распоясались…
— Так Кротов, вроде бы военный, — плохо так вслед гостям говорить. Я хоть и в карму не верю, но, вредно для здоровья так злиться.
— Лучший способ держать контроль над удаленной группой — это предусмотреть наличие там нескольких неформальных лидеров, — Володя сделал над собой усилие, — Я уже тебе объяснял.
— Опять власть делите? — тьфу, не жизнь пошла, а просто кошачья свадьба какая-то.
— Любое ЧП или катастрофа — это повод и удобный случай изменить систему подчинения… Сама видишь.
— Да плевать ему на власть. Успокойся, наконец, — господи, похоже, беду пронесло чудом, если бы Соколов сказал хоть один комплимент мне лично — быть драке. Ревнивец несчастный, — И вообще — он не в моем вкусе…
— Ты! Ты… — а вот шипеть на меня не надо, — Галчонок, — резко сбавил тон, — Я пьяный. Извини. Спокойной ночи…
— Спокойной ночи… — да что сегодня за день такой?
— Ты хоть знаешь, откуда у Кротова ягель? — он и к этому пацану меня приревновал?
— Совершенно без понятия. Из рейда привезли, наверное… — у меня каждый день по десятку образцов на лабораторный стол попадает. Ягель — точно был. Давно… В первые дни, когда ещё «аномалия не закрылась»…
— Правильно! Никто ничего не знал, а Соколов уже настраивал народ на автономное существование. Раздавал людям указания, что бы при случае брали на заметку любой растительный ресурс, которого в окрестностях много.
— Странно, ягеля здесь нет, он — на севере. Не ближе Ольхона, если по карте растительности смотреть…
— Вот именно. Первый дальний маршрут разведки. И сразу — привезли целый мешок. По одному слову… — лучше промолчу.
Когда любимый мужчина ложится спать сильно не в духе — хорошего не жди. Он и проснется таким же… Оно мне надо? Вот именно! А что ему надо? Вернуть привычное самоуважение. Хоть в малости… Со стороны заметно, как уязвило Володю добродушное пренебрежение Соколова к его авторитету «работника органов». Не привычен… Впрочем, о таких делах я подумаю после. Сначала — сеанс женской психотерапии. Тонкая лесть…
— Спишь? — начнем осторожно, издалека.
— Отвяжись, пожалуйста! — ага, отозвался. Звуковой контакт с пациентом установлен. Можно заливать…
— Объясни, почему аборигены у морпехов тюк украли? Ведь воровство в тайге — страшный грех, — смешок.
— Это у людей воровать нельзя. А у чертей или, по-местному, у злых духов — вполне можно. Даже нужно.
— Значит, по их понятиям, мы не люди? — с такой точки зрения я вопрос не изучала. Хорошо это или нет?
— Для них любой чужак — почти не человек. Мы — так вообще. Не бери в голову. Раз не уважают, то пускай хоть боятся. Целее будем, — после паузы, — Ведь могли и зарезать «полосатого», повезло дураку, — перевернулся лицом к стенке и заснул… Или сделал вид. Но, успокоился. Оставил за собой последнее слово… На мужики, а малые дети… Обозвал другого нехорошим словом и сам в это поверил. О, мой народ…
Утром следующего дня обменялись впечатлениями и оценили «настойку Кротова» как годную. Похмелья ни в одном глазу. Послевкусие… ну, в пределах допуска… Если вспомнить, какой жор напал на собравшихся… Надо брать рецепт! Сделала, для очистки совести, химический анализ и отправилась с ответным визитом. У народа выходной. Ждем открытия «аномалии». Какой смысл затевать дела, если есть вероятность объявления срочной эвакуации? Скажут — смываемся и побежим. Как «эти» бежали… А тупо сидеть на чемоданах — скучно.
Попробовала, намеками, прояснить обстановку. Не верю, что Володя так завелся на пустом месте. Нужна более веская причина. Слово за слово. Из оговорок и полунамеков (основная тема была о ягеле и возможности им разжиться, если понадобится) сложилась картина. За неделю с лишним активного общения в неформальной обстановке языки развязались и основные фигуранты проекта подверглись народному обсуждению. На первом месте в табеле о рангах — Соколов. На втором, как ни удивительно — Володя (не зря он в неформальные лидеры метил). Но, на втором… Для военнослужащих — тоже. Привычная корпоративная солидарность не сработала… С точки зрения «инженерника», непонимание важности собак в тайге — колоссальный ляп. А учитывая, что наш проект курирует ВМФ, а не «сухопутчики» или ФСБ — недоброжелатели Володи получили крупный козырь. Сами они про собак тоже забыли (моряки), но когда есть на кого свалить собственную оплошность — отчего нет? Вот… А потом — зазвонил полевой телефон. «Аномалия» открылась штатно. Поводов к эвакуации нет. На той стороне — наше время. Точность совпадения места открывания «дыры» с прежним её положением — поразительная. До сантиметра… Точность совпадения хронологии — выясняют. У команды Радека больше ничего узнать невозможно — все пашут, как проклятые, изменяя и фиксируя разнообразные «параметры». С «той стороны» — готовят торжественную встречу героев. Президент на Новую Землю — не прилетел, зато — прислал подарки. Всё…
Глава 9
Канун катастрофы
До сих пор не понимаю — как мы могли быть так беспечны? Если теперь вспомнить всё происходящее и прикинуть — в высших сферах, наверное, бушевал самый настоящий «пожар в публичном доме во время наводнения», временами, для пущего разнообразия, перемежаемый подземными толчками. И у нас что? А ничего! То же самое… О реальности — никто не думал, Зато, вокруг открывшейся «дыры» закипели настоящие шекспировские страсти… И ветер. Затяжной циклон в районе Новой Земли XXI века прекратился. Разница атмосферных давлений между нею и Прибайкальем (перепад высот с полкилометра), превратила «сквозняк из будущего» в маленький ураган. Что-то вроде я раз наблюдала на экскурсии в зернохранилище, когда струя воздуха из вентилятора сушильной установки «в ноль» сметала мелкий мусор за десятки метров от стены здания, в которой он был закреплен… Пробираться в родное время теперь приходилось отворачивая голову от мешающего дышать потока и крепко цепляясь руками за перекладины предусмотрительно уложенной поверх транспортера лестницы. Неприятно… Прогноз погоды облегчения не обещал. Хорошо хоть в родных краях дождя нет. Лезть в «дыру», из которой на тебя несется поток холодных брызг — удовольствие ниже среднего. Своего рода намек — «Оставь надежду вернуться, всякий сюда входящий». Эх… Кто бы мог подумать, что это не начало хорошей жизни, а самый её конец? Даже профессор Радек о подобном варианте не подозревал… Но, всё по порядку
«Президент прислал подарки». Какая казенная фраза. На самом деле вышло затейливее. Часовой, первым обнаруживший открытие «аномалии», действовал по инструкции — сообщил «о факте» дежурному по лагерю и, дождавшись разводящего, первым вылез на противоположную сторону, держа оружие наготове. Мало ли что? А на той стороне — наполовину свернутый лагерь… и почти недельная разница во времени, набежавшая между «нашим» и «не нашим» историческим периодом. Это он выяснил у первого же встречного. Грубо говоря, мы прожили в средневековой Сибири «день за два». По родному времени — я стала старше. А ещё на Новой Земле нас почти похоронили. Честно! Следственная комиссия работу закончила. «Групповой несчастный случай»… Почувствуйте себя покойниками! Если кто-то думает, что удравшие перед самым закрытием «аномалии» чины эти две недели просидели, сложа руки… О! Вы плохо думаете о людях. Они «планово сворачивали проект»… и заодно с ним — всех нас. Оказывается, «дыра» открывается «из прошлого — в будущее». В перерывах между — приборы XXI века её присутствия не чуют… Лишний аргумент перестраховшиков. Всё! Феномен исчез. Они сгинули бесследно.
Нет, по-человечески гадов понять можно. Но, одно дело — чудом спастись с терпящего катастрофу корабля и совершенно другое — «самовольно оставить терпящий бедствие корабль»… Тонкие грани смысла, не доступные простой женщине, но с полуслова понятные армейцам. Особенно — флотским. Нам фантастически повезло, что вылезший посреди безлюдного пляжа (на Новой Земле аномалия сильно сместилась к югу) часовой проявил типично солдатскую находчивость. Не побрел искать начальство, а сам, буквально силком загнал в невидимую в полумраке «дыру» попавшегося ему по дороге сослуживца. Просто не поверил, что лагерь сворачивают. Ну, и взял «языка»… А потом — Володя целиком завладел инициативой. Оказывается, перед лицом общего противника, они с Соколовым прекрасно друг друга понимают. Заручившись мнением Радека, что очередной цикл устойчив и сюрпризов не ожидается, наши вожди выбрались на по-прежнему пустой пляж (пропавшего солдатика ещё не хватились) и двинули… А вот и не угадали… Не к базовому лагерю, а непосредственно на «Оленегорский горняк». За помощью и поддержкой. К полковнику Смирнову, свет Андрею Валентиновичу… Главному начальнику экспедиции, имеющему прямой канал связи с руководством ВМФ. И грянул скандал… По-русски дикий, бессмысленный и беспощадный.
Я в скандалах ничего не понимаю. Потому сидела на уже привычном берегу Байкала ещё два дня, рожая отчет о проделанной работе. Честное слово — думалось просто чудесно. Даже ветер не мешал… Задраилась в «жилом модуле» и стучи по клавишам. За окошком — солнышко светит, лес шумит, хорошо. Володя приходил «с той стороны» (почти открыто подразумевалось фронта) вечером. Усталый и довольный, как бывало раньше. Приносил новости и гостинцы. Шла большая игра… Банда пугливых начальников, с великим искусством, две недели создавала в Администрации Президента «правильное впечатление» о творящихся вокруг «аномалии» событиях. Никто не рискнул прямо доложить о её закрытии. Нет… Сначала сообщили о «временной эвакуации части командного состава» (это они про себя любимых). Потом — о «перебоях в сообщении между эпохами». До окончательного накрывания проекта гробовой плитой оставались считанные дни. Специально созданная комиссия (из тех же самых персонажей) должна была, под роспись, официально узаконить наше «пропадание без вести при исполнении особого служебного задания», а ответственные лица — получить приличествующие случаю плюшки и награды (они же жизнью рисковали, на переднем крае науки, блин) и тут случилось явление потерявшихся скорбящему населению. В полном здравии, но — с на неделю отставшими часами. М-да!
Для начала — нас принялись спасать. По инерции. Как же, люди в отрыве от цивилизации выживали почти на подножном корму, окруженные враждебными туземцами. Из украденного тюка с палаткой (как доказательства агрессивных намерений) раздули едва не боевые действия. Потом — дошло. Но, толика славы и уважения, всем вернувшимся «с той стороны» — перепала. Особенно, когда раздали специально присланные «от президента» комплекты экспедиционной униформы. Очень симпатичные комбинезоны, куртки, свитера и даже кепки, украшенные вышитой надписью-эмблемой «1628». Всё «по западному». Видимо, в этих праздничных одежках мы были должны встречать высокое начальство по ходу посещения им «новой территории демократической России». Теперь, когда стало ясно, что Лунтика, в подозрительную «дыру» — пинками не загнать (панические рапорты сделали черное дело), припасенные одежки просто отдали носить. По недосмотру, всем поголовно. Включая срочную службу. Гражданским — однотонный вариант. Военным — камуфляжные. А возможно — это была такая хитрая политика. Показать иностранным журналистам (сопровождающим правительственную делегацию), что «аномалию» исследуют гражданские специалисты, при поддержке обычной охраны, а армия — совершенно не при чем. Ну, почти…
Весьма скоро, нам начали бешено завидовать. Особенно, не попавшая в первую партию команда с БДК. Действительно, с их точки зрения — получилась нехорошая лотерея. Одним — слава и красивые шмотки. Другим — ничего. Подстрекательскую роль сыграли и фотографии. Володя таки не уследил. Наглядные свидетельства «приключений в прошлом» потрясли воображение личного состава. На стол к Смирнову легла пухлая пачка рапортов о переводе в «действующий контингент». Ладно бы, одни романтически настроенные солдаты писали. Все писали! БДК, в одночасье, стал символом скромного героизма и верности воинскому долгу морпехов, выгодно выделяющимся на фоне «этих там сухопутных». Фотографии бегущих от опасности старших офицеров мгновенно разошлись по рукам моряков. Думаю, это была маленькая месть Володи недавно «кинувшим» его столичным интриганам. Хотели славы? Получите-ка позорище… «Космонавты», как постоянные посетители «аномалии» тоже нарядились в фирменную униформу «от президента» (гулять, так гулять) и воспряли духом. Язвительнее всех, по поводу инцидента, шутили именно они. К сожалению, кумулятивный эффект от всего перечисленного бедлама вышел скорее негативным. Кому-то в Москве вожжа попала под хвост… И грянул административный гром.
Не, внешне, всё вернулось к состоянию полумесячной давности. С той поправкой, что носители «президентского прикида», по факту, оказались уравнены в правах между собой. Работяги и научники, рядовые и офицерский состав… На новой форме одежды не предусмотрели знаков различия… Потом — поползли слухи об изменении статуса экспедиции и переподчинении её из ведома ВМФ в иной слой «вертикали власти». Потом — разнеслась молва, что каждому участнику «погружения в прошлое» (вот же термин выдумали) будет выдана книжка «Участника боевых действий», якобы — в связи с особым риском для жизни. А потом — Володя пришел чернее тучи и сказал, что профессор Радек всё испортил. Из его новых расчетов якобы следует, что «аномалия» перешла в стабильный режим существования и будет открытой долго, возможно — несколько ближайших лет.
— Так радоваться надо! — первое, что у меня вырвалось от такой новости, — Пронесло.
— Нечему радоваться, — огрызнулся любимый мужчина, — Профессор совершенно не умеет держать линию. На него слегка надавили и он сочинил самый оптимистичный прогноз, какой только сумел… Хочет враз стать академиком… А его ассистенты считают, что для долгосрочных прогнозов, их куцей статистики — совершенно недостаточно. Даже среднесрочные (на месяц-другой) — требуют уточнений, измерений и дополнительных исследований…
— И кто прав? — молча пожал плечами, — Это очень опасно? — в принципе, можно и ещё чуток «поробинзонить». Мне понравилось.
— Вот! — значительно поднял палец к матерчатому потолку, — Правильно ставишь вопрос, Галчонок. Если профессор прав — так и черт бы с ними со всеми. А если — он ошибается? Он ведь уже не раз ошибался…
— Подумаешь, — на мой взгляд, положение экспедиции значительно выправилось. Одних сухих пайков, за последнюю пару дней, в «дыру» уже отправили двойную месячную норму, — Перекантуемся как-нибудь. Народ подобрался дружный. Ты сам видел…
— Вот именно! — ещё больше помрачнел, — Соколов — тот ещё крендель. За неделю, из собранного с бору по сосенке контингента, сколотил костяк личной банды, — усмехнулся, — Это не я сам так думаю, это я типичный донос цитирую.
— Они? — уточнять, кто именно мог сочинить подобную клевету, не требуется.
— Они… — подтвердил Володя, — Господа уже считают, что их обманом оттерли от заслуженных почестей.
— Не простят? — кивнул.
— Хуже… Требуют смещения и назначения вместо Соколова более достойного доверия человека.
— После всего случившегося?! — воистину, человеческая подлость и наглость беспредельна… Можно подумать, их из «аномалии» кто-то палкой выгонял.
— А что им остается? — криво усмехнулся, — Смириться с записью в личном деле о «неполном служебном соответствии»?
— И некому разобраться?
— Сейчас в Москве идет драка. Каждое ведомство, закусив удила, проталкивает свою версию событий.
— А твоё мнение разве в расчет не принимают? — пора немного подсластить пилюлю.
— Я теперь «заинтересованное лицо»… В объективность играют. Представляешь, чем эта игра закончится?
— Чего там представлять, — сталкивалась, в своем курятнике, — Компромиссом. Типа, пусть славы достанет всем поровну и никто не уйдет обиженным. Трудно, что ли пустить в «аномалию» всех к ней причастных разом. Для галочки… Иначе — не успокоятся. Вон — командование БДК подало официальный запрос совершить экскурсию… Меня пригласили им лекцию прочесть. О природе и животных Южного Прибайкалья… — честно, так и есть.
— И что, теоретически, может получиться? — вот тут мне стало по настоящему страшно, — Если аномалия именно в этот момент возьмет и закроется? Там ведь очень хитрый феномен. Помнишь, как она, в 91-м году, на простую монетку реагировала? Чем больше людей, тем больше риск.
— Ну, не звери же мы… — почему он молчит? — Поделимся, потеснимся, найдем общий язык… — молчит…
— Ты в офицерской столовой «на материке» давно последний раз была? — зачем он это спросил? Ой-ой-ой! Лучше бы мне этого вообще не знать. Или… там постоянно идут такие разговоры?
— У тебя плохое настроение, так и мне его испортить решил? — вот не буду стучать на посторонних людей.
— Эх, Галчонок… «Надейся на лучшее, а готовься к худшему» — пессимист… Язва мировая… Тьфу!
Про офицерскую столовую он правильно догадался. Хотя, почему догадался? Небось, регулярно оттуда информацию получает. Специальность обязывает. Не аппаратной прослушкой, так через информаторов. Было дело, сама немного соприкоснулась с нравами и темами тамошних разговоров…
С легкой руки Соколова, поставка свежей дичи, на стол жителей в «аномалии», стала обычным делом. Караулы (правильнее сказать «секреты») так как они прячутся от посторонних глаз в хорошо замаскированных укрытиях-землянках с несколькими выходами через так же замаскированные траншеи, сообщают разводящему о подходящей «цели». Дежурный стрелок, с «дежурным ружьем», спешит по вызову и редко возвращается без добычи. Обычно, вызов подгадывают к моменту смены часовых (подрабатывающих носильщиками), что б не напрягать посторонних людей… Зверья вокруг ненормально много. Словно не дикий лес, а филиал зоопарка… Затем — добычу осматривает врач. Это верно. Очень толстого и даже внешне аппетитного медведя, например, забраковали. Какие-то паразиты… Бр-р-р! Потом — я беру пробы тканей для биохимического анализа. Потом — добыча идет в общий котел. По совету Владимира (интриган), я познакомилась с кулинарами из столовой на «большой земле» и коком с «Оленегорского горняка». От предложения произвести взаимовыгодный обмен продуктов длительного хранения (береженого и бог бережет) на свежее мясо «оттуда» никто не отказался. А раз так — я теперь вхожа и туда, и туда. Хотя женщина на борту БДК — не очень хорошая примета. Могу войти в столовую без приглашения и покушать «как своя». Расход позволяет. Документов не спрашивают. Магическая нашивка «1628» на фирменных комбинезонах участников экспедиции заменяет верительные грамоты. Шеф-повар офицерской столовой, с моей подачи (по Володиному наущению), даже провел с Соколовым сепаратные переговоры на предмет поставки (в случае приезда президента) цельной туши оленя или крупного козла, для зажаривания на вертеле целиком. Надо же удивить главу государства экзотикой. Короче, пользуюсь мелкими радостями блата. Иногда — злоупотребляю. Последний раз, скажем, провела с собой двух человек, которым вообще-то в офицерской столовой не место. Одетого в новый камуфлированный комбинезон с магической нашивкой морпеха-срочника и интеллигентного дядьку, из «работяг с допусками». Закрутились и опоздали на ужин, а ждать очередной остановки транспортера было невмоготу. Ну, и нарвались на местное «гостеприимство»…
То есть, внешне — всё шикарно. Дощатые полы (а не вытоптанная земля, как у нас в лагере), яркий свет, на кухонном персонале — белые халаты, срочники в белых фартуках (вместо официанток) разносят заказы по столам. Господа начальники потребляют жаркое, вдумчиво комментируя вкусовые оттенки «экологически чистой» оленины (прямо обнародовать происхождение мяса нельзя, секретность на Новой Земле свирепствует), по сравнению с дичью добытой при разных обстоятельствах на Большой Земле. На лицах написано довольство своей «избранностью» и «причастностью» к важному государственному делу. Не каждому дано, понимаешь… А тут — мы. В форменных комбинезонах… Это значит — только что «оттуда». И мимо столов сразу — к раздаче. С подносами. Словно не солидное заведение посетили, а в рабочую столовку зашли перекусить.
— Картошечка! — солдат буквально вчера из дальнего рейда. Неделя на концентратах и плохо прожаренном диком мясе (к тому же уже заметно приевшемся) дает о себе знать, — и хлебушка, побольше, можно?
— И мне, тоже, картошки, пожалуйста! — хлебушек, это чересчур. Работа-то сидячая. Однако, дух жареного сала действительно манит. Прекрасно понимаю героев Фенимора Купера, которые, посреди изобильной дичью Северной Америки искренне тосковали по простецким английским лепешкам.
— Присоединяюсь! — работяга заговорщически сверкнул в мою сторону очками. Осталось улыбнуться… По меркам заведения, мы продемонстрировали плебейский вкус… Но, повара меня узнали и о причинах странного выбора догадались.
— А кусковой сахар есть? — тоже кстати. Привычка к «чайной церемонии» с кусковым сахаром стала элементом быта. Даже среди научников. Удобная штука, кто понимает. Солдат по-своему прав… Уже не раз ловила себя на мысли, что, вернувшись, домой, обязательно накуплю колотого рафинада и иногда, на страх родным, буду чаевничать «по-походному». Бывает такое настроение, что без заварки «прямо в чашку» и колотого рафинада — жизнь кажется невкусной.
— Вам чайник на стол поставить? — для солдат в передниках, дежурящих на кухне, «аномалия» окружена романтикой и страшными слухами. Выходцы оттуда — настоящие герои. И при этом — не задирают нос…
— Если вас не слишком затруднит… — благожелательно отзывается работяга, почти профессорским тоном.
Хлеб и картошка, в отличие от сухих концентратов, попадают в «дыру» с перебоями. Тупо негде хранить. Вездесущие мыши с бурундуками — буквально прыгают на голову, проникают во все щели… и грызут… Ядами с ними бороться нельзя. Это не склад вооружений, где допустимы «острые» меры. А строительство полноценного хранилища продовольствия «за чертой» непрерывно откладывается. Якобы — по причине более срочных работ. Впрочем, доля истины в этом есть. Дерево — грызунов не удержит, а капитальное каменное сооружение — быстро не возвести. По той же причине технически невозможно полноценное картофелехранилище. Жаль, жаль…
Иногда, в незнакомой обстановке, лезут в голову странные мысли. Отчетливо помню, что не собиралась подслушивать чужие разговоры. Есть хотелось зверски. Кто же виноват, что мы сидели молча, а собравшиеся галдели? Кто виноват, что различать научников от остальных участников экспедиции в лицо наши начальники так и не сподобились? Ну, пришли… Ну, сидят и подъедают оставшийся от нормальных посетителей гарнир… Чего шпаков стесняться? А разговорчики-то, если подумать, совершенно не предназначенные для чужих ушей. О планах временного перебазирования основной части людского контингента «на ту сторону». Не менее чем… Похоже, своим появлением мы оживили тлевшую дискуссию в стиле «что будет, если», придав ей новую остроту.
— … а этих остряков — куда-нить в Латинскую Америку надо, да во время военного переворота. Чтоб они на своих шеях узнали — что это такое, — ораторствовал маленький пучеглазый авиатор, запомнившийся со времени «бегства из прошлого» сходством с больным поросенком, — А я хорошо помню, что это такое — разговаривать с невооруженными штатскими долбоебами имея на руках оружие и возможность стрелять. Ух, как распирает! — по всей видимости, он имел в виду невидимую полосу отчуждения, пролегшую с того момента между драпанувшими офицерами и «нижними чинами» (к каковым, большезвездное собрание, без сомнения, относило и солдат-срочников), — Блин, вот те же учения или там стрельбы, или там побомбить кого (чего) либо, для меня — в кайф. А войну все равно не люблю…
Помню, как напрягло меня совершенно одинаковое выражение на лицах сидящих напротив меня дядьки в очках и морского пехотинца. Оба, совершенно очевидно, уже не впервые слышали в свой адрес подобные речи… Кривые ухмылочки, синхронно возникшие на не замутненной интеллектом роже солдата (явно не считающего себя частью военной касты) и тонком умном лице безработного инженера с оборонного завода из Северодвинска, будто током ударили. Такое впечатление, что каждый из них одновременно подумал о своём, но пришел к одному и тому же выводу, неприятному для болтливого майора. Словно сговорились. Спрашивать, что именно их позабавило, тогда показалось неуместным. Мало ли… Теперь, после Володиных разъяснений, кое-что начало доходить… А если припомнить, что примерно такими же ухмылочками, думая, что я не вижу, обменивались моряки с БДК, когда часовой, без вопросов, пропускал меня на борт, одновременно преградив дорогу сухопутному чину из этих…
— Силен, «защитник отечества»? — поймав мой взгляд, вдруг спросил инженер, — Отец солдатам, герой и опора режима… — и демонстративно сверкнул очками в сторону «господского» стола.
— Ну, — выдавила я из себя неопределенное, — В чем-то, он прав. Что могут штатские против военных? Кто с оружием, тот и власть, — теперь уже солдат уколол меня взглядом… причем, ухмыльнулся невесело. Злее…
— Они защитят… — с комедийной интонацией, покладисто прокряхтел инженер, — Как уже Союз защитили…
— Тогда, кто? — наверное, это прозвучало беспомощно. А если подумать — политически провокационно. Я тут — не сама по себе. У меня муж есть. При должности и обязанностях… Или, сейчас меня саму провоцируют?
— Хотите, я историю расскажу? — уклонился от ответа мужичок, — Про беззащитных штатских и доблестную «россиянскую» (почему-то резанул ухо сарказм и подчеркнуто исковерканное слово «российская») армию? Тут, «на северах» — народ простой. Что было, про то и говорим… — осталось пожать плечами. Ладно, рассказывайте.
Ох, чую, что сказочка предназначалась не только мне. Убирающийся рядом солдат из кухонного наряда начал водить тряпкой по столу уж совсем медленно… Да и морской пехотинец слушал внимательно… А чуть позже я заметила, как недоуменно примолкли до того беззаботно болтавшие за едой господа офицеры. Голос у мужичка оказался на удивление хорошо поставленным, без преувеличения профессорским. Вроде бы и негромкий, а словно в институт на лекцию попала…
— Дело было рядышком, примерно три года назад, — начал он нейтрально, — Раньше здесь был Советский сектор Арктики, потом — международные воды, а теперь Норвегия, королевским указом, объявила окрестности Шпицбергена «двухсотмильной рыбоохранной зоной». В одностороннем порядке… Наши эту инициативу не признали, но и внятно свою позицию не выразили. Получилось, что рыбаки промышляют в тех водах на свой страх и риск. Бросила их родная держава на произвол судьбы. Попадется навстречу норвежский сторожевик — пиши, пропало. Замордуют проверками и обязательно к чему-то придерутся. А там — плати штраф. Могут и судно конфисковать, да… В точном соответствии с пожеланием своей левой ноги… По «праву вооруженного»… Как майор всем только что объяснял. Рыбаки пищали, пытались жаловаться, писали письма в инстанции. Без толку.
— А как же наш флот? — заинтересовался историей морпех.
— А наш флот, в международных водах — сила нейтральная. Норвежцы поставили вопрос так, что считают двухсотмильную зону в окрестностях Шпицбергена, своими «территориальными водами». Вторжение боевого корабля в чужие «территориальные воды» — международный скандал. Тем более, что Норвегия — член НАТО…
— А как же рыбаки?
— Рыбакам и гражданским судам в чужих территориальных водах плавать можно, но рыбу ловить нельзя.
— Так ведь ловят?
— Ловят… Повезет — не повезет. До того момента, повторяю, норвежцы особенно не зверствовали. Но, 14 октября 2005 года, у них приступило к работе новое правительство. К этой же дате решили произвести показательное задержание нескольких российских судов и показать, кто теперь на море хозяин. Причем, координаты выбранных для экзекуции траулеров явно сообщили из России. Сами норвежцы быстро найти их в море никак не могли. Короче, началось с того, что норвежский корабль береговой охраны «Тромсё» остановил русский траулер «Электрон» и, после обвинения в браконьерстве, потребовал под конвоем следовать в норвежский порт. Особенно забавляет, что готовый акт о досмотре судна был датирован 14 числом, а на календаре было уже 15 октября. Чистая провокация…
— И что наши? — забыл про стынущую картошку морпех, а кухонных рабочих рядом оказалось уже двое…
— Капитан был старой закваски, плавал больше тридцати лет. Он привык, что в таких случаях достаточно дать радиограмму, и, после ноты МИДа, ситуация волшебным образом рассасывалась. Но, настали новые времена… Сначала он тянул время. Потребовал дозаправки судна (удачно подошел танкер, а до Тромсё больше 2-х суток хода), отбил радиограммы во все мыслимые инстанции и ждал помощи. О родного «россиянского» государства, — тут инженер сделал выразительную паузу, — от доблестной «россиянской» (снова это словечко) армии, наконец. Разбойники! Спасите-помогите! А в ответ — молчание… А норвежцы — уже высадили на судно досмотровую партию. Утром, 16-го числа, капитану объявили, что траулер арестован. Изъяли судовые документы. По всем нормам — это пиратство.
— А дальше? — картошка забыта, уборка отложена «на потом», в столовой царит напряженная тишина.
— Капитан сделал по радио официальный запрос — «Не вошла ли Россия в состав королевства Норвегия?» — за спиной тихие смешки, — Ни комитет РФ по рыболовству, ни управление погранслужбы Мурманской области ему не ответили, но отозвалась компания-судовладелец — «Сведений не имеем». Тогда капитан повел судно на прорыв. Приблизительно по той же трассе, которой в войну ходили северные морские конвои. Не обращая внимания на попытки норвежцев его задержать или заставить изменить курс. Трое суток, непрерывно маневрируя, стопоря и снова давая полный ход, что бы помешать норвежцам высадить на судно настоящую группу захвата. Под артиллерийским обстрелом сторожевика и зажигательными бомбами, которые бросали самолеты, «Электрон» прорывался домой. На помощь «Тромсё» подоспели ещё три военных корабля Норвегии. Когда ситуация стала совсем критической, капитан вышел на связь с норвежским командованием и предупредил, что если попытки захвата судна будут продолжаться, то, — пауза, — он поднимет на мачте советский флаг и пойдет на таран… — очередная эффектная пауза, — тут пыл норвежцев сразу иссяк, — откровенные смешки солдат и злобное пыхтение со стороны «офицерского стола», — До территориальных вод они за «Электроном» гнались, но на абордаж уже не отважились. А помощи с Родины не пришло никакой… Зато, на границе российских территориальных вод траулер встретил БПК «Адмирал Левченко»… и объявил, что судно арестовано. Те есть, вся провокация была согласована в Москве, на самом верху. Героические действия капитана нарушили согласованный ход событий. Доблестный военно-морской флот России трое суток (!) слушал по радио, как наших граждан бомбят и обстреливают, но палец о палец не ударил для их защиты. Зато на родном берегу капитана «Электрона» немедленно посадили в тюрьму «за самоуправство». Он де, своими преступными действиями, мог вызвать вооруженный конфликт…
— Раком встань, сними штаны — лишь бы не было войны! — издевательски пробурчал под нос морпех.
— Могли бы прямо к военным обратиться, — послышалось робкое предположение с «солдатской» стороны.
— Могли! — охотно согласился рассказчик, — Всё время обращались! Держали постоянную связь с БПК «Адмирал Левченко». В ответ на просьбы о помощи с «Адмирала» отвечали, что не могут развить полный ход по причине шторма, а команда — поголовно слегла от морской болезни, — морпеха передернуло от отвращения…
— Господин авиатор, — чувствуя поддержку и интерес, инженер, через стол, обратился к свинообразному майору, — Не потрудитесь ли объяснить, почему норвежская авиация на бомбежку «Электрона» летала, только шум стоял, зато наша — оправдывалась ссылками на нелетную погоду? Кого страна защищает на самом деле?
— Без приказа армия действовать не может! — повизгивающим от негодования голосом (какой-то шпак, его, целого майора ВВС, запросто окликает?) отрезал пучеглазый, — Вот если бы отдали приказ, то тогда…
— Слышали? — инженер театрально развел руками, — На «Адмирале Левченко» тоже «ждали приказа». Для ареста «Электрона» у них приказ был, а для его защиты — нет. «Без приказа воевать невозможно!» — жалобным визгливым тоном передразнил он авиатора, — Без приказа, только в безоружных гражданских стрелять хорошо? — подбил он итог уже нормальным голосом, — Правда, господин майор? — да, видно, эти двое уже не раз пересекались.
Пучеглазый задохнулся от негодования… и промолчал. Наверное, уже имел печальный опыт попадания инженеру на язык. Прочие обладатели звезд на погонах отмолчались. То ли не хотели встревать в сомнительный спор, то ли боялись потерять остатки авторитета. Мирная застольная беседа на глазах повернулась совершенно не той стороной…
— А теперь, — как ни в чем, ни бывало, повернулся к солдатам оратор (и когда он ухитрился свою тарелку опустошить?), — самая мякотка! У норвежцев, к тому времени, уже имелся приказ «стрелять на поражение». С самого верха… Там, тоже военные. Тоже дисциплина. Что сделал командир «Тромсё» Ярле Видеволд, получив прямое указание расстрелять из пушки мирный рыбацкий траулер? — вот теперь я знаю, что это такое, «звенящая тишина»…
— Ну? — выдохнул кто-то самый нетерпеливый…
— Он официально доложил, что «после пристрелки пушку заклинило и вести из неё огонь нельзя». Поставил крест на своей карьере военного моряка и вылетел со службы. У человека была совесть. Он русских рыбаков пожалел. А собственная армия, — выразительная пауза, — сдала их с потрохами… Как в 1991-м году… — добавил он совсем тихо, — Спасение погибающих — дело рук самих погибающих. На «официальных защитников» — надежды нет.
— Что вы себе позволяете?! — взвился пучеглазый… но, словно напоролся на взгляд морпеха. Очень пристальный и уголовный. Столкнувшись с таким взглядом в глухой подворотне, мирные граждане, не дожидаясь продолжения, сами выворачивают карманы…
Срок открытия перехода ещё не настал. С кузова подъехавшего вплотную грузовика на бегущую в серую пустоту ленту транспортера ставили и ставили какие-то упаковки. Последние дни переброска грузов «на ту сторону» шла круглосуточно. Похоже, что в «дыру» поспешно совали подряд всё, что только пролезало в узость «временного коридора»…
— Уволят тебя, Михалыч, — резюмировал солдат, пока мы брели к «аномалии» сквозь прозрачный сумрак «белой ночи», — Ребята, про этого майора Логинова, нехорошее рассказывали. Гнида он злопамятная, и стукач…
— Уп-ф-ф! — я не смогла сдержать нервный смешок.
— Слышал? — инженер остановился, чуть не дойдя до работающего транспортера, — даже Галине весело…
— Не боишься? — теперь в ответ хмыкнул уже инженер…
— Пока моя работа нужна — ни капельки, — на гордо поднятой голове задорно блеснули очки, — таких вот майоров, в России — «пучок на пятачок в базарный день». Зато специалистов моего профиля — вузы не выпускают уже десять лет… И замены нет. Заморится доносы писать, — помолчали…
— А это правда? — снова подал голос солдат.
— Что?
— Про командира норвежца, которого с военной службы выгнали.
— Правда, — инженер почесал кончик носа, — когда судили капитана «Электрона», он выступал свидетелем. Был одет в гражданку… и вообще…. У меня знакомый в том деле участвовал. Уволили, «по статье», с позором…
— Жалко… — подумав, выдал морпех, — Вроде и «не наш», а нормальный мужик оказался. Куда ему теперь?
— Говорят, что новую работу ему нашли очень быстро. Оценили твердость характера. Норвегия — страна маленькая и дружная. В отличие от… Он теперь получает в семь раз больше, чем раньше… Везде есть приличные люди. Просто мало. Не всякому так повезет… — каждый задумался о своем, пока не вспыхнул разрешающий сигнал, — Время! Пошли…
Кто бы мне тогда подсказал, что это были мои последние минуты дома? Я бы хоть телеграмму отбила…
Глава 10
До сих пор не понимаю — как мы могли быть так беспечны? Если теперь вспомнить всё происходящее и прикинуть — в высших сферах, наверное, бушевал самый настоящий «пожар в публичном доме во время наводнения», временами, для пущего разнообразия, перемежаемый подземными толчками. И у нас что? А ничего! То же самое… О реальности — никто не думал, Зато, вокруг открывшейся «дыры» закипели настоящие шекспировские страсти… И ветер. Затяжной циклон в районе Новой Земли XXI века прекратился. Разница атмосферных давлений между нею и Прибайкальем (перепад высот с полкилометра), превратила «сквозняк из будущего» в маленький ураган. Что-то вроде я раз наблюдала на экскурсии в зернохранилище, когда струя воздуха из вентилятора сушильной установки «в ноль» сметала мелкий мусор за десятки метров от стены здания, в которой он был закреплен… Пробираться в родное время теперь приходилось отворачивая голову от мешающего дышать потока и крепко цепляясь руками за перекладины предусмотрительно уложенной поверх транспортера лестницы. Неприятно… Прогноз погоды облегчения не обещал. Хорошо хоть в родных краях дождя нет. Лезть в «дыру», из которой на тебя несется поток холодных брызг — удовольствие ниже среднего. Своего рода намек — «Оставь надежду вернуться, всякий сюда входящий». Эх… Кто бы мог подумать, что это не начало хорошей жизни, а самый её конец? Даже профессор Радек о подобном варианте не подозревал… Но, всё по порядку
«Президент прислал подарки». Какая казенная фраза. На самом деле вышло затейливее. Часовой, первым обнаруживший открытие «аномалии», действовал по инструкции — сообщил «о факте» дежурному по лагерю и, дождавшись разводящего, первым вылез на противоположную сторону, держа оружие наготове. Мало ли что? А на той стороне — наполовину свернутый лагерь… и почти недельная разница во времени, набежавшая между «нашим» и «не нашим» историческим периодом. Это он выяснил у первого же встречного. Грубо говоря, мы прожили в средневековой Сибири «день за два». По родному времени — я стала старше. А ещё на Новой Земле нас почти похоронили. Честно! Следственная комиссия работу закончила. «Групповой несчастный случай»… Почувствуйте себя покойниками! Если кто-то думает, что удравшие перед самым закрытием «аномалии» чины эти две недели просидели, сложа руки… О! Вы плохо думаете о людях. Они «планово сворачивали проект»… и заодно с ним — всех нас. Оказывается, «дыра» открывается «из прошлого — в будущее». В перерывах между — приборы XXI века её присутствия не чуют… Лишний аргумент перестраховшиков. Всё! Феномен исчез. Они сгинули бесследно.
Нет, по-человечески гадов понять можно. Но, одно дело — чудом спастись с терпящего катастрофу корабля и совершенно другое — «самовольно оставить терпящий бедствие корабль»… Тонкие грани смысла, не доступные простой женщине, но с полуслова понятные армейцам. Особенно — флотским. Нам фантастически повезло, что вылезший посреди безлюдного пляжа (на Новой Земле аномалия сильно сместилась к югу) часовой проявил типично солдатскую находчивость. Не побрел искать начальство, а сам, буквально силком загнал в невидимую в полумраке «дыру» попавшегося ему по дороге сослуживца. Просто не поверил, что лагерь сворачивают. Ну, и взял «языка»… А потом — Володя целиком завладел инициативой. Оказывается, перед лицом общего противника, они с Соколовым прекрасно друг друга понимают. Заручившись мнением Радека, что очередной цикл устойчив и сюрпризов не ожидается, наши вожди выбрались на по-прежнему пустой пляж (пропавшего солдатика ещё не хватились) и двинули… А вот и не угадали… Не к базовому лагерю, а непосредственно на «Оленегорский горняк». За помощью и поддержкой. К полковнику Смирнову, свет Андрею Валентиновичу… Главному начальнику экспедиции, имеющему прямой канал связи с руководством ВМФ. И грянул скандал… По-русски дикий, бессмысленный и беспощадный.
Я в скандалах ничего не понимаю. Потому сидела на уже привычном берегу Байкала ещё два дня, рожая отчет о проделанной работе. Честное слово — думалось просто чудесно. Даже ветер не мешал… Задраилась в «жилом модуле» и стучи по клавишам. За окошком — солнышко светит, лес шумит, хорошо. Володя приходил «с той стороны» (почти открыто подразумевалось фронта) вечером. Усталый и довольный, как бывало раньше. Приносил новости и гостинцы. Шла большая игра… Банда пугливых начальников, с великим искусством, две недели создавала в Администрации Президента «правильное впечатление» о творящихся вокруг «аномалии» событиях. Никто не рискнул прямо доложить о её закрытии. Нет… Сначала сообщили о «временной эвакуации части командного состава» (это они про себя любимых). Потом — о «перебоях в сообщении между эпохами». До окончательного накрывания проекта гробовой плитой оставались считанные дни. Специально созданная комиссия (из тех же самых персонажей) должна была, под роспись, официально узаконить наше «пропадание без вести при исполнении особого служебного задания», а ответственные лица — получить приличествующие случаю плюшки и награды (они же жизнью рисковали, на переднем крае науки, блин) и тут случилось явление потерявшихся скорбящему населению. В полном здравии, но — с на неделю отставшими часами. М-да!
Для начала — нас принялись спасать. По инерции. Как же, люди в отрыве от цивилизации выживали почти на подножном корму, окруженные враждебными туземцами. Из украденного тюка с палаткой (как доказательства агрессивных намерений) раздули едва не боевые действия. Потом — дошло. Но, толика славы и уважения, всем вернувшимся «с той стороны» — перепала. Особенно, когда раздали специально присланные «от президента» комплекты экспедиционной униформы. Очень симпатичные комбинезоны, куртки, свитера и даже кепки, украшенные вышитой надписью-эмблемой «1628». Всё «по западному». Видимо, в этих праздничных одежках мы были должны встречать высокое начальство по ходу посещения им «новой территории демократической России». Теперь, когда стало ясно, что Лунтика, в подозрительную «дыру» — пинками не загнать (панические рапорты сделали черное дело), припасенные одежки просто отдали носить. По недосмотру, всем поголовно. Включая срочную службу. Гражданским — однотонный вариант. Военным — камуфляжные. А возможно — это была такая хитрая политика. Показать иностранным журналистам (сопровождающим правительственную делегацию), что «аномалию» исследуют гражданские специалисты, при поддержке обычной охраны, а армия — совершенно не при чем. Ну, почти…
Весьма скоро, нам начали бешено завидовать. Особенно, не попавшая в первую партию команда с БДК. Действительно, с их точки зрения — получилась нехорошая лотерея. Одним — слава и красивые шмотки. Другим — ничего. Подстрекательскую роль сыграли и фотографии. Володя таки не уследил. Наглядные свидетельства «приключений в прошлом» потрясли воображение личного состава. На стол к Смирнову легла пухлая пачка рапортов о переводе в «действующий контингент». Ладно бы, одни романтически настроенные солдаты писали. Все писали! БДК, в одночасье, стал символом скромного героизма и верности воинскому долгу морпехов, выгодно выделяющимся на фоне «этих там сухопутных». Фотографии бегущих от опасности старших офицеров мгновенно разошлись по рукам моряков. Думаю, это была маленькая месть Володи недавно «кинувшим» его столичным интриганам. Хотели славы? Получите-ка позорище… «Космонавты», как постоянные посетители «аномалии» тоже нарядились в фирменную униформу «от президента» (гулять, так гулять) и воспряли духом. Язвительнее всех, по поводу инцидента, шутили именно они. К сожалению, кумулятивный эффект от всего перечисленного бедлама вышел скорее негативным. Кому-то в Москве вожжа попала под хвост… И грянул административный гром.
Не, внешне, всё вернулось к состоянию полумесячной давности. С той поправкой, что носители «президентского прикида», по факту, оказались уравнены в правах между собой. Работяги и научники, рядовые и офицерский состав… На новой форме одежды не предусмотрели знаков различия… Потом — поползли слухи об изменении статуса экспедиции и переподчинении её из ведома ВМФ в иной слой «вертикали власти». Потом — разнеслась молва, что каждому участнику «погружения в прошлое» (вот же термин выдумали) будет выдана книжка «Участника боевых действий», якобы — в связи с особым риском для жизни. А потом — Володя пришел чернее тучи и сказал, что профессор Радек всё испортил. Из его новых расчетов якобы следует, что «аномалия» перешла в стабильный режим существования и будет открытой долго, возможно — несколько ближайших лет.
— Так радоваться надо! — первое, что у меня вырвалось от такой новости, — Пронесло.
— Нечему радоваться, — огрызнулся любимый мужчина, — Профессор совершенно не умеет держать линию. На него слегка надавили и он сочинил самый оптимистичный прогноз, какой только сумел… Хочет враз стать академиком… А его ассистенты считают, что для долгосрочных прогнозов, их куцей статистики — совершенно недостаточно. Даже среднесрочные (на месяц-другой) — требуют уточнений, измерений и дополнительных исследований…
— И кто прав? — молча пожал плечами, — Это очень опасно? — в принципе, можно и ещё чуток «поробинзонить». Мне понравилось.
— Вот! — значительно поднял палец к матерчатому потолку, — Правильно ставишь вопрос, Галчонок. Если профессор прав — так и черт бы с ними со всеми. А если — он ошибается? Он ведь уже не раз ошибался…
— Подумаешь, — на мой взгляд, положение экспедиции значительно выправилось. Одних сухих пайков, за последнюю пару дней, в «дыру» уже отправили двойную месячную норму, — Перекантуемся как-нибудь. Народ подобрался дружный. Ты сам видел…
— Вот именно! — ещё больше помрачнел, — Соколов — тот ещё крендель. За неделю, из собранного с бору по сосенке контингента, сколотил костяк личной банды, — усмехнулся, — Это не я сам так думаю, это я типичный донос цитирую.
— Они? — уточнять, кто именно мог сочинить подобную клевету, не требуется.
— Они… — подтвердил Володя, — Господа уже считают, что их обманом оттерли от заслуженных почестей.
— Не простят? — кивнул.
— Хуже… Требуют смещения и назначения вместо Соколова более достойного доверия человека.
— После всего случившегося?! — воистину, человеческая подлость и наглость беспредельна… Можно подумать, их из «аномалии» кто-то палкой выгонял.
— А что им остается? — криво усмехнулся, — Смириться с записью в личном деле о «неполном служебном соответствии»?
— И некому разобраться?
— Сейчас в Москве идет драка. Каждое ведомство, закусив удила, проталкивает свою версию событий.
— А твоё мнение разве в расчет не принимают? — пора немного подсластить пилюлю.
— Я теперь «заинтересованное лицо»… В объективность играют. Представляешь, чем эта игра закончится?
— Чего там представлять, — сталкивалась, в своем курятнике, — Компромиссом. Типа, пусть славы достанет всем поровну и никто не уйдет обиженным. Трудно, что ли пустить в «аномалию» всех к ней причастных разом. Для галочки… Иначе — не успокоятся. Вон — командование БДК подало официальный запрос совершить экскурсию… Меня пригласили им лекцию прочесть. О природе и животных Южного Прибайкалья… — честно, так и есть.
— И что, теоретически, может получиться? — вот тут мне стало по настоящему страшно, — Если аномалия именно в этот момент возьмет и закроется? Там ведь очень хитрый феномен. Помнишь, как она, в 91-м году, на простую монетку реагировала? Чем больше людей, тем больше риск.
— Ну, не звери же мы… — почему он молчит? — Поделимся, потеснимся, найдем общий язык… — молчит…
— Ты в офицерской столовой «на материке» давно последний раз была? — зачем он это спросил? Ой-ой-ой! Лучше бы мне этого вообще не знать. Или… там постоянно идут такие разговоры?
— У тебя плохое настроение, так и мне его испортить решил? — вот не буду стучать на посторонних людей.
— Эх, Галчонок… «Надейся на лучшее, а готовься к худшему» — пессимист… Язва мировая… Тьфу!
Про офицерскую столовую он правильно догадался. Хотя, почему догадался? Небось, регулярно оттуда информацию получает. Специальность обязывает. Не аппаратной прослушкой, так через информаторов. Было дело, сама немного соприкоснулась с нравами и темами тамошних разговоров…
С легкой руки Соколова, поставка свежей дичи, на стол жителей в «аномалии», стала обычным делом. Караулы (правильнее сказать «секреты») так как они прячутся от посторонних глаз в хорошо замаскированных укрытиях-землянках с несколькими выходами через так же замаскированные траншеи, сообщают разводящему о подходящей «цели». Дежурный стрелок, с «дежурным ружьем», спешит по вызову и редко возвращается без добычи. Обычно, вызов подгадывают к моменту смены часовых (подрабатывающих носильщиками), что б не напрягать посторонних людей… Зверья вокруг ненормально много. Словно не дикий лес, а филиал зоопарка… Затем — добычу осматривает врач. Это верно. Очень толстого и даже внешне аппетитного медведя, например, забраковали. Какие-то паразиты… Бр-р-р! Потом — я беру пробы тканей для биохимического анализа. Потом — добыча идет в общий котел. По совету Владимира (интриган), я познакомилась с кулинарами из столовой на «большой земле» и коком с «Оленегорского горняка». От предложения произвести взаимовыгодный обмен продуктов длительного хранения (береженого и бог бережет) на свежее мясо «оттуда» никто не отказался. А раз так — я теперь вхожа и туда, и туда. Хотя женщина на борту БДК — не очень хорошая примета. Могу войти в столовую без приглашения и покушать «как своя». Расход позволяет. Документов не спрашивают. Магическая нашивка «1628» на фирменных комбинезонах участников экспедиции заменяет верительные грамоты. Шеф-повар офицерской столовой, с моей подачи (по Володиному наущению), даже провел с Соколовым сепаратные переговоры на предмет поставки (в случае приезда президента) цельной туши оленя или крупного козла, для зажаривания на вертеле целиком. Надо же удивить главу государства экзотикой. Короче, пользуюсь мелкими радостями блата. Иногда — злоупотребляю. Последний раз, скажем, провела с собой двух человек, которым вообще-то в офицерской столовой не место. Одетого в новый камуфлированный комбинезон с магической нашивкой морпеха-срочника и интеллигентного дядьку, из «работяг с допусками». Закрутились и опоздали на ужин, а ждать очередной остановки транспортера было невмоготу. Ну, и нарвались на местное «гостеприимство»…
То есть, внешне — всё шикарно. Дощатые полы (а не вытоптанная земля, как у нас в лагере), яркий свет, на кухонном персонале — белые халаты, срочники в белых фартуках (вместо официанток) разносят заказы по столам. Господа начальники потребляют жаркое, вдумчиво комментируя вкусовые оттенки «экологически чистой» оленины (прямо обнародовать происхождение мяса нельзя, секретность на Новой Земле свирепствует), по сравнению с дичью добытой при разных обстоятельствах на Большой Земле. На лицах написано довольство своей «избранностью» и «причастностью» к важному государственному делу. Не каждому дано, понимаешь… А тут — мы. В форменных комбинезонах… Это значит — только что «оттуда». И мимо столов сразу — к раздаче. С подносами. Словно не солидное заведение посетили, а в рабочую столовку зашли перекусить.
— Картошечка! — солдат буквально вчера из дальнего рейда. Неделя на концентратах и плохо прожаренном диком мясе (к тому же уже заметно приевшемся) дает о себе знать, — и хлебушка, побольше, можно?
— И мне, тоже, картошки, пожалуйста! — хлебушек, это чересчур. Работа-то сидячая. Однако, дух жареного сала действительно манит. Прекрасно понимаю героев Фенимора Купера, которые, посреди изобильной дичью Северной Америки искренне тосковали по простецким английским лепешкам.
— Присоединяюсь! — работяга заговорщически сверкнул в мою сторону очками. Осталось улыбнуться… По меркам заведения, мы продемонстрировали плебейский вкус… Но, повара меня узнали и о причинах странного выбора догадались.
— А кусковой сахар есть? — тоже кстати. Привычка к «чайной церемонии» с кусковым сахаром стала элементом быта. Даже среди научников. Удобная штука, кто понимает. Солдат по-своему прав… Уже не раз ловила себя на мысли, что, вернувшись, домой, обязательно накуплю колотого рафинада и иногда, на страх родным, буду чаевничать «по-походному». Бывает такое настроение, что без заварки «прямо в чашку» и колотого рафинада — жизнь кажется невкусной.
— Вам чайник на стол поставить? — для солдат в передниках, дежурящих на кухне, «аномалия» окружена романтикой и страшными слухами. Выходцы оттуда — настоящие герои. И при этом — не задирают нос…
— Если вас не слишком затруднит… — благожелательно отзывается работяга, почти профессорским тоном.
Хлеб и картошка, в отличие от сухих концентратов, попадают в «дыру» с перебоями. Тупо негде хранить. Вездесущие мыши с бурундуками — буквально прыгают на голову, проникают во все щели… и грызут… Ядами с ними бороться нельзя. Это не склад вооружений, где допустимы «острые» меры. А строительство полноценного хранилища продовольствия «за чертой» непрерывно откладывается. Якобы — по причине более срочных работ. Впрочем, доля истины в этом есть. Дерево — грызунов не удержит, а капитальное каменное сооружение — быстро не возвести. По той же причине технически невозможно полноценное картофелехранилище. Жаль, жаль…
Иногда, в незнакомой обстановке, лезут в голову странные мысли. Отчетливо помню, что не собиралась подслушивать чужие разговоры. Есть хотелось зверски. Кто же виноват, что мы сидели молча, а собравшиеся галдели? Кто виноват, что различать научников от остальных участников экспедиции в лицо наши начальники так и не сподобились? Ну, пришли… Ну, сидят и подъедают оставшийся от нормальных посетителей гарнир… Чего шпаков стесняться? А разговорчики-то, если подумать, совершенно не предназначенные для чужих ушей. О планах временного перебазирования основной части людского контингента «на ту сторону». Не менее чем… Похоже, своим появлением мы оживили тлевшую дискуссию в стиле «что будет, если», придав ей новую остроту.
— … а этих остряков — куда-нить в Латинскую Америку надо, да во время военного переворота. Чтоб они на своих шеях узнали — что это такое, — ораторствовал маленький пучеглазый авиатор, запомнившийся со времени «бегства из прошлого» сходством с больным поросенком, — А я хорошо помню, что это такое — разговаривать с невооруженными штатскими долбоебами имея на руках оружие и возможность стрелять. Ух, как распирает! — по всей видимости, он имел в виду невидимую полосу отчуждения, пролегшую с того момента между драпанувшими офицерами и «нижними чинами» (к каковым, большезвездное собрание, без сомнения, относило и солдат-срочников), — Блин, вот те же учения или там стрельбы, или там побомбить кого (чего) либо, для меня — в кайф. А войну все равно не люблю…
Помню, как напрягло меня совершенно одинаковое выражение на лицах сидящих напротив меня дядьки в очках и морского пехотинца. Оба, совершенно очевидно, уже не впервые слышали в свой адрес подобные речи… Кривые ухмылочки, синхронно возникшие на не замутненной интеллектом роже солдата (явно не считающего себя частью военной касты) и тонком умном лице безработного инженера с оборонного завода из Северодвинска, будто током ударили. Такое впечатление, что каждый из них одновременно подумал о своём, но пришел к одному и тому же выводу, неприятному для болтливого майора. Словно сговорились. Спрашивать, что именно их позабавило, тогда показалось неуместным. Мало ли… Теперь, после Володиных разъяснений, кое-что начало доходить… А если припомнить, что примерно такими же ухмылочками, думая, что я не вижу, обменивались моряки с БДК, когда часовой, без вопросов, пропускал меня на борт, одновременно преградив дорогу сухопутному чину из этих…
— Силен, «защитник отечества»? — поймав мой взгляд, вдруг спросил инженер, — Отец солдатам, герой и опора режима… — и демонстративно сверкнул очками в сторону «господского» стола.
— Ну, — выдавила я из себя неопределенное, — В чем-то, он прав. Что могут штатские против военных? Кто с оружием, тот и власть, — теперь уже солдат уколол меня взглядом… причем, ухмыльнулся невесело. Злее…
— Они защитят… — с комедийной интонацией, покладисто прокряхтел инженер, — Как уже Союз защитили…
— Тогда, кто? — наверное, это прозвучало беспомощно. А если подумать — политически провокационно. Я тут — не сама по себе. У меня муж есть. При должности и обязанностях… Или, сейчас меня саму провоцируют?
— Хотите, я историю расскажу? — уклонился от ответа мужичок, — Про беззащитных штатских и доблестную «россиянскую» (почему-то резанул ухо сарказм и подчеркнуто исковерканное слово «российская») армию? Тут, «на северах» — народ простой. Что было, про то и говорим… — осталось пожать плечами. Ладно, рассказывайте.
Ох, чую, что сказочка предназначалась не только мне. Убирающийся рядом солдат из кухонного наряда начал водить тряпкой по столу уж совсем медленно… Да и морской пехотинец слушал внимательно… А чуть позже я заметила, как недоуменно примолкли до того беззаботно болтавшие за едой господа офицеры. Голос у мужичка оказался на удивление хорошо поставленным, без преувеличения профессорским. Вроде бы и негромкий, а словно в институт на лекцию попала…
— Дело было рядышком, примерно три года назад, — начал он нейтрально, — Раньше здесь был Советский сектор Арктики, потом — международные воды, а теперь Норвегия, королевским указом, объявила окрестности Шпицбергена «двухсотмильной рыбоохранной зоной». В одностороннем порядке… Наши эту инициативу не признали, но и внятно свою позицию не выразили. Получилось, что рыбаки промышляют в тех водах на свой страх и риск. Бросила их родная держава на произвол судьбы. Попадется навстречу норвежский сторожевик — пиши, пропало. Замордуют проверками и обязательно к чему-то придерутся. А там — плати штраф. Могут и судно конфисковать, да… В точном соответствии с пожеланием своей левой ноги… По «праву вооруженного»… Как майор всем только что объяснял. Рыбаки пищали, пытались жаловаться, писали письма в инстанции. Без толку.
— А как же наш флот? — заинтересовался историей морпех.
— А наш флот, в международных водах — сила нейтральная. Норвежцы поставили вопрос так, что считают двухсотмильную зону в окрестностях Шпицбергена, своими «территориальными водами». Вторжение боевого корабля в чужие «территориальные воды» — международный скандал. Тем более, что Норвегия — член НАТО…
— А как же рыбаки?
— Рыбакам и гражданским судам в чужих территориальных водах плавать можно, но рыбу ловить нельзя.
— Так ведь ловят?
— Ловят… Повезет — не повезет. До того момента, повторяю, норвежцы особенно не зверствовали. Но, 14 октября 2005 года, у них приступило к работе новое правительство. К этой же дате решили произвести показательное задержание нескольких российских судов и показать, кто теперь на море хозяин. Причем, координаты выбранных для экзекуции траулеров явно сообщили из России. Сами норвежцы быстро найти их в море никак не могли. Короче, началось с того, что норвежский корабль береговой охраны «Тромсё» остановил русский траулер «Электрон» и, после обвинения в браконьерстве, потребовал под конвоем следовать в норвежский порт. Особенно забавляет, что готовый акт о досмотре судна был датирован 14 числом, а на календаре было уже 15 октября. Чистая провокация…
— И что наши? — забыл про стынущую картошку морпех, а кухонных рабочих рядом оказалось уже двое…
— Капитан был старой закваски, плавал больше тридцати лет. Он привык, что в таких случаях достаточно дать радиограмму, и, после ноты МИДа, ситуация волшебным образом рассасывалась. Но, настали новые времена… Сначала он тянул время. Потребовал дозаправки судна (удачно подошел танкер, а до Тромсё больше 2-х суток хода), отбил радиограммы во все мыслимые инстанции и ждал помощи. О родного «россиянского» государства, — тут инженер сделал выразительную паузу, — от доблестной «россиянской» (снова это словечко) армии, наконец. Разбойники! Спасите-помогите! А в ответ — молчание… А норвежцы — уже высадили на судно досмотровую партию. Утром, 16-го числа, капитану объявили, что траулер арестован. Изъяли судовые документы. По всем нормам — это пиратство.
— А дальше? — картошка забыта, уборка отложена «на потом», в столовой царит напряженная тишина.
— Капитан сделал по радио официальный запрос — «Не вошла ли Россия в состав королевства Норвегия?» — за спиной тихие смешки, — Ни комитет РФ по рыболовству, ни управление погранслужбы Мурманской области ему не ответили, но отозвалась компания-судовладелец — «Сведений не имеем». Тогда капитан повел судно на прорыв. Приблизительно по той же трассе, которой в войну ходили северные морские конвои. Не обращая внимания на попытки норвежцев его задержать или заставить изменить курс. Трое суток, непрерывно маневрируя, стопоря и снова давая полный ход, что бы помешать норвежцам высадить на судно настоящую группу захвата. Под артиллерийским обстрелом сторожевика и зажигательными бомбами, которые бросали самолеты, «Электрон» прорывался домой. На помощь «Тромсё» подоспели ещё три военных корабля Норвегии. Когда ситуация стала совсем критической, капитан вышел на связь с норвежским командованием и предупредил, что если попытки захвата судна будут продолжаться, то, — пауза, — он поднимет на мачте советский флаг и пойдет на таран… — очередная эффектная пауза, — тут пыл норвежцев сразу иссяк, — откровенные смешки солдат и злобное пыхтение со стороны «офицерского стола», — До территориальных вод они за «Электроном» гнались, но на абордаж уже не отважились. А помощи с Родины не пришло никакой… Зато, на границе российских территориальных вод траулер встретил БПК «Адмирал Левченко»… и объявил, что судно арестовано. Те есть, вся провокация была согласована в Москве, на самом верху. Героические действия капитана нарушили согласованный ход событий. Доблестный военно-морской флот России трое суток (!) слушал по радио, как наших граждан бомбят и обстреливают, но палец о палец не ударил для их защиты. Зато на родном берегу капитана «Электрона» немедленно посадили в тюрьму «за самоуправство». Он де, своими преступными действиями, мог вызвать вооруженный конфликт…
— Раком встань, сними штаны — лишь бы не было войны! — издевательски пробурчал под нос морпех.
— Могли бы прямо к военным обратиться, — послышалось робкое предположение с «солдатской» стороны.
— Могли! — охотно согласился рассказчик, — Всё время обращались! Держали постоянную связь с БПК «Адмирал Левченко». В ответ на просьбы о помощи с «Адмирала» отвечали, что не могут развить полный ход по причине шторма, а команда — поголовно слегла от морской болезни, — морпеха передернуло от отвращения…
— Господин авиатор, — чувствуя поддержку и интерес, инженер, через стол, обратился к свинообразному майору, — Не потрудитесь ли объяснить, почему норвежская авиация на бомбежку «Электрона» летала, только шум стоял, зато наша — оправдывалась ссылками на нелетную погоду? Кого страна защищает на самом деле?
— Без приказа армия действовать не может! — повизгивающим от негодования голосом (какой-то шпак, его, целого майора ВВС, запросто окликает?) отрезал пучеглазый, — Вот если бы отдали приказ, то тогда…
— Слышали? — инженер театрально развел руками, — На «Адмирале Левченко» тоже «ждали приказа». Для ареста «Электрона» у них приказ был, а для его защиты — нет. «Без приказа воевать невозможно!» — жалобным визгливым тоном передразнил он авиатора, — Без приказа, только в безоружных гражданских стрелять хорошо? — подбил он итог уже нормальным голосом, — Правда, господин майор? — да, видно, эти двое уже не раз пересекались.
Пучеглазый задохнулся от негодования… и промолчал. Наверное, уже имел печальный опыт попадания инженеру на язык. Прочие обладатели звезд на погонах отмолчались. То ли не хотели встревать в сомнительный спор, то ли боялись потерять остатки авторитета. Мирная застольная беседа на глазах повернулась совершенно не той стороной…
— А теперь, — как ни в чем, ни бывало, повернулся к солдатам оратор (и когда он ухитрился свою тарелку опустошить?), — самая мякотка! У норвежцев, к тому времени, уже имелся приказ «стрелять на поражение». С самого верха… Там, тоже военные. Тоже дисциплина. Что сделал командир «Тромсё» Ярле Видеволд, получив прямое указание расстрелять из пушки мирный рыбацкий траулер? — вот теперь я знаю, что это такое, «звенящая тишина»…
— Ну? — выдохнул кто-то самый нетерпеливый…
— Он официально доложил, что «после пристрелки пушку заклинило и вести из неё огонь нельзя». Поставил крест на своей карьере военного моряка и вылетел со службы. У человека была совесть. Он русских рыбаков пожалел. А собственная армия, — выразительная пауза, — сдала их с потрохами… Как в 1991-м году… — добавил он совсем тихо, — Спасение погибающих — дело рук самих погибающих. На «официальных защитников» — надежды нет.
— Что вы себе позволяете?! — взвился пучеглазый… но, словно напоролся на взгляд морпеха. Очень пристальный и уголовный. Столкнувшись с таким взглядом в глухой подворотне, мирные граждане, не дожидаясь продолжения, сами выворачивают карманы…
Срок открытия перехода ещё не настал. С кузова подъехавшего вплотную грузовика на бегущую в серую пустоту ленту транспортера ставили и ставили какие-то упаковки. Последние дни переброска грузов «на ту сторону» шла круглосуточно. Похоже, что в «дыру» поспешно совали подряд всё, что только пролезало в узость «временного коридора»…
— Уволят тебя, Михалыч, — резюмировал солдат, пока мы брели к «аномалии» сквозь прозрачный сумрак «белой ночи», — Ребята, про этого майора Логинова, нехорошее рассказывали. Гнида он злопамятная, и стукач…
— Уп-ф-ф! — я не смогла сдержать нервный смешок.
— Слышал? — инженер остановился, чуть не дойдя до работающего транспортера, — даже Галине весело…
— Не боишься? — теперь в ответ хмыкнул уже инженер…
— Пока моя работа нужна — ни капельки, — на гордо поднятой голове задорно блеснули очки, — таких вот майоров, в России — «пучок на пятачок в базарный день». Зато специалистов моего профиля — вузы не выпускают уже десять лет… И замены нет. Заморится доносы писать, — помолчали…
— А это правда? — снова подал голос солдат.
— Что?
— Про командира норвежца, которого с военной службы выгнали.
— Правда, — инженер почесал кончик носа, — когда судили капитана «Электрона», он выступал свидетелем. Был одет в гражданку… и вообще…. У меня знакомый в том деле участвовал. Уволили, «по статье», с позором…
— Жалко… — подумав, выдал морпех, — Вроде и «не наш», а нормальный мужик оказался. Куда ему теперь?
— Говорят, что новую работу ему нашли очень быстро. Оценили твердость характера. Норвегия — страна маленькая и дружная. В отличие от… Он теперь получает в семь раз больше, чем раньше… Везде есть приличные люди. Просто мало. Не всякому так повезет… — каждый задумался о своем, пока не вспыхнул разрешающий сигнал, — Время! Пошли…
Кто бы мне тогда подсказал, что это были мои последние минуты дома? Я бы хоть телеграмму отбила…
Глава 10
Запоздалая революция
О плохом писать трудно… А вспоминать — ещё тяжелее. Страшное, мучительное ощущение, что «если бы вот это и это сделать иначе» (повернуть не налево, а направо или вообще пойти другой дорогой), то всё могло повернуться совершенно по-другому. Самообман, фикция, а нервы мотает — хуже зубной боли. У каждого своя точка зрения, какой именно момент наиболее вероятно вызвал катастрофу. Так что, могу кратко перечислить:
Во-первых, как и полагается, во всех наших бедах — виноват лично «Лунтик». Он наложил лапу на набор «артефактов», найденных в ходе обследования окрестностей «аномалии». И отказался возвращать подношение, хотя к нему было приложено собственноручное письмо профессора Радека о тонких зависимостях между теми предметами, что прошли через «дыру» и режимом функционирования самой «дыры». Лично мне кажется, что президент эту его писульку даже не читал. С каких пор султана, получившего подарок от мелкого вассала, интересует мнение того ничтожного, кто это чудо реально добыл (поймал диковинного зверя или там первый поднял метеорит)? Вот и…
Во-вторых, это уже мнение Владимира — всему причиной дикий бардак, последовавший сразу же после принятия «Решения о Новоземельской Аномалии». Если в двух словах, то и тут во всем виноват «Лунтик». Президент расхотел делиться новой игрушкой (проходом между мирами и эпохами) со своими «международными партнерами» (как вариант, собрался поделиться, но не с теми, кто имел на неё право «на самом деле»). Теперь мы никогда не узнаем, то ли Штаты наехали на Евросоюз, то ли Европа на Штаты, но только обойденная сторона потребовала открыть секретный объект «Остров» на Новой Земле для группы «независимых экспертов»…
В-третьих, что, на мой взгляд, самое главное — топорный стиль исполнения «Решения». «Вали кулем — потом разберем!» Кому пришла в голову идея «временно» (ну, разумеется, временно) перебазировать личный состав «основного» лагеря за пределы зоны внимания пресловутых «независимых экспертов» (то есть, прямо в «аномалию») — тайна, покрытая мраком. Нашли укромный подвал, ага… Наверное, из Москвы «Решение» выглядело оригинально. Прилетают сюда на вертолете незваные гости и видят только обезлюдевший берег, наполовину демонтированный лагерь (как и неделю, назад, когда нас только-только «похоронили»), плюс — отсутствие активности «аномалии». Она ведь действительно, после перехода в «стационарную» фазу, стала незаметной. Если убрать ориентиры — клочок туманного воздуха на пляже. Ни радары её не чувствуют, ни радиоприемная аппаратура… Видят, что у русских тоже ничего не получилось, собирают манатки и, успокоенные, проваливают восвояси. Политики, на самом деле — натуральные малые дети. «Мама купит мне козу — я тебе не показу…» Моя игрушка!
Про путч и предшествующие события даже вспоминать не хочу. Хотя, надо… Своего мнения по данному поводу у меня нет до сих пор. Сошлюсь на чужой авторитет. Володя охарактеризовал всё эту заваруху сразу и однозначно — «заговор перепуганных идиотов». Хуже, чем в Гражданскую. Там «белые» больше воевали друг с другом и населением, чем с «красными». Здесь — точно так же перегрызлись на предмет «кто самый главный» и вздумали наскоро поспорить с природой. С климатом, со временем, с дикой и полноводной Ангарой… Ладно, по свежей (пока) памяти, больше для истории (самонадеянно надеюсь — она у нас будет), чем для себя. Итак!
Нашествие «туристов» предполагалось, как вариант весьма маловероятный. Всё же — «режимный объект». Для галочки, приготовили поляну. Рядом сложили, аккуратным штабелем, не раскрытые «жилые модули». Но, когда из «дыры» вдруг поперла толпа праздных, нарядно одетых людей — с непривычки растерялись. За какой-то час, численность населения лагеря выросла почти вдвое. Моряки с БДК, как плановая экскурсия ожидались. Но совместное с ними нашествие начальства — уже нет. А перебазирование на нашу сторону «штаба», во главе с полковником Смирновым — разметала едва сметанную на живую нитку систему экспедиционных отношений… Новая метла по-новому метет… Первым делом, едва уложив вещи, милейший Андрей Валентинович (в миру — совершенно безобидный дядька), вызвал к себе «на ковер» Соколова с Володей и принялся закручивать гайки. Такое впечатление, что его самого буквально перед перебазированием, накрутили «по самое немогу». И пошло.
Почему солдаты одеты не по форме? Молчать! Приказываю немедленно привести внешний вид рядовых в соответствие с уставом! (переводя на русский язык, «президентские комбинезоны» — снять) Почему питание личного состава и вольнонаемных, происходит в одном помещении и по непонятно каким нормам? Молчать! Привести прием пищи в соответствие с наставлением… (то есть, развернуть отдельную офицерскую столовую) Почему рядовые при встрече не отдают честь офицерам? Молчать! Предупредить о строгом соблюдение норм уставного несения службы, под угрозой дисциплинарного взыскания. И так далее и тому подобное… Что самое мерзкое, статус наших работяг, в ходе перечисленных новаций, в несколько приемов опустили ниже плинтуса. Как оно и было первоначально, ещё «на той стороне». Спать — отдельно, есть — отдельно, поменьше общаться… Казарма, совмещенная с исправительно-трудовым лагерем. После нескольких недель демократии, это многих покоробило.
С нашей стороны «аномалию», по соображениям маскировки, закрыли брезентовым балаганом. Хоть и редко, но случаются состояния полной прозрачности. Дневной свет с нашей стороны может демаскировать её выход на Новой Земле. Кто его знает, этих «независимых экспертов». Может быть, они днем спят, а ночью, по холодку, прогуливаются? По той же причине из тоннеля вытянули ленту транспортера и демонтировали всю аппаратуру, могущую создавать электромагнитные волны… Зато, с нашей стороны, в проход между мирами вставили лежащее на спешно сколоченных козлах небольшое бревнышко. Контроль! Деревяшка не излучает… День прошел в беготне, но без существенных происшествий. Ночь — тоже. Балаган с грохотом рухнул утром, в начале девятого. Словно брошенное мощной катапультой, «контрольное бревно» — пулей вылетело из закрывшейся «дыры», увлекая за собой стойки и матерчатую стенку маскировочного укрытия. Коротко звякнул сигнальный колокол. Народ кинулся смотреть. А смотреть нечего! В прозрачном воздухе над смятым брезентом кружились первые осенние листья. «Аномалия» закрылась вдруг, самопроизвольно и полностью. Расчеты профессора Радека не подтвердились…
Смешно сказать, но в первый день «автономного плавания» в лагере царило воодушевление. Узкий круг посвященных, присутствовавших при осмотре места, где располагалась «дыра», лично профессором, сведения об его исторической фразе — «Пришла полярная лиса…», до широкой общественности доводить не спешил. Оно и правильно… И я тоже так думаю! Пока ничего не ясно — не фиг поднимать панику. Тем более что ошибки у профессора так же часты, как и гениальные озарения. Ну, закрылась… Ну, значит, его расчеты в очередной раз требуют пересмотра и уточнения. Нормальный ход эксперимента, чо… Передний край науки! Ха! Где наша не пропадала? Среди экипажа «Оленегорского горняка», на свою голову оставшегося в «аномалии» с ночевкой (для офицеров планировалось занятие по сравнительной астрономии «неба XVII века», для рядового состава — тренировка на развертывание полевого лагеря), мгновенно возникла идея тотализатора — «Кто первый угадает, когда «дыра» снова откроется?» Морская пехота! Азартные мужики. Сбрасывались «по чуть-чуть», чисто ради спора (крупных денежных сумм, «в поход», естественно никто не взял, обладатель сотенной бумажки выглядел состоятельным человеком, а тысячной — миллионером). Причем, держателем призового фонда», без затей, пригласили самого профессора Радека. К нему отрядили специальную делегацию (с тактичностью у морпехов напряженка) и слегка обиделись, когда угодили едва ли не на поминки. Сочли мрачный настрой научников интеллигентской блажью.
А на второй день, сам собою — получился праздник. Настоящий! Голдан (так зовут найденную в первый день разведки «аномалии» аборигенку) — родила мальчика. Маленького богатыря… Здорового, горластого и настолько крупного, что, без квалифицированной акушерской помощи, он вряд ли бы смог появился на свет. Скорее — убил бы мать. У местных женщин-автохтонов — узкий таз и их новорожденные крошечные, по сравнению с нашими. Так что, голубоглазый и светловолосый младенчик, сам по себе, произвел в лагере маленькую сенсацию. Отец, несомненно — европеец. А это значит, что в реальной истории — «контакт» населения Прибайкалья с русскими землепроходцами состоялся на много лет раньше, чем записано в летописях. Чем не повод для оптимизма? Соотечественники рядом бродят! Аборигенку моментально задарили шмотками, а вся женская половина экспедиции, с согласия матери (хотя, куда ей деваться?) не упустила случая потискать ребеночка.
Главврачица, Дарья Витальевна, по последнему поводу, устроила особо восторженным персональное внушение. Напомнила о судьбе семьи староверов Лыковых, много десятилетий изолированно живших в сибирской тайге, обнаруженных геологической экспедицией в 70-х годах ХХ века и, за весьма короткий срок, почти поголовно вымерших от занесенных к ним современных «городских» болезней. Выросшие в практически стерильной таежной атмосфере и в полной изоляции от общества, несчастные обитатели «таежного тупика» не приобрели необходимого для жизни в цивилизации иммунитета. Сходным образом, на Аляске, в 40-х годах ХХ века, эскимосы массово помирали от занесенного приезжими из США вояками гриппа… «Болезни скученности», проходящие в урбанизированных странах по статье ОРЗ, обернулись для северных кочевников 90 % летальным исходом. Короче, всех гостей погнали от роженицы прочь… На лекцию об основах эпидемиологии.
— Учтите, — грозно просвещали кучку провинившихся, — Чукчи мерли как мухи, не оттого, что они были какие-то там ослабевшие или голодные. Нет! Здоровенные мужики, подхватив наш обычный городской насморк, сгорали буквально за неделю, словно угодили в зону поражения бактериологического ОМП. Ясно?!
— И как нам теперь с нею общаться? — пристыжено оправдывались осознавшие меру своего прегрешения.
— Как раньше! — парадоксально отвечала грозная докторша, — но, ребеночка на руки — не брать. И вообще…
— Почему? — хоровое недоумение. Стыдно, сама там удивлялась.
— Если Голдан решит, что кто-то из вас навел на её сыночка «порчу» — убьет, — и усмехнулась, — Она такая. Может…
Не знаю, как кого, а меня леденящим холодом от этих слов окатило. Поверила сразу. Вокруг — не просто тысячи километров безлюдья и бездорожья. Вокруг — совершенно чужой мир и чужие люди. А мы — чужаки для них. Даже для этой тощей девчонки с младенцем на руках. Кстати, со всеми вытекающими из данного факта последствиями. Чем меньше отсвечиваем и сотрясаем воздух, тем дольше будем целы… ну, и наоборот…
После приватной беседы с Радеком, Володя вернулся в «жилой модуль» поздно, пропахший медицинской химией и мрачнее тучи… Мой рассказ о родах и опасениях за судьбу младенца сначала выслушал равнодушно, а потом — постепенно заинтересовался. Причем, начал задавать странные, с точки здравого смысла, вопросы… Кто принял роды? Как назвали мальчика? Кто из руководства присутствовал или же посетил роженицу позже? А когда узнал, что единственным из облеченных властью посетителей оказался вездесущий Соколов — просиял.
— Что бы объединиться — надо размежеваться… Каудильо — просто клад! — непонятно пробурчал он под нос и, не допив чай, выскочил в ночь. Однако, вернулся назад почти моментально. Раскрыл перед собой ноутбук.
— Что-то забыл? — щелкает по клавиатуре, вводя коды. Удовлетворенно цокнул языком. Развернул ко мне.
— Спать пока не собираешься? — пожала плечами. Рановато.
— Я тебе пока ничего не скажу. Почитай вот это, сколько успеешь. Считай — что поступила новая вводная.
— А когда вернешься? — первый раз он доверил мне свой компьютер безраздельно. Что-то в лесу сдохло…
— Не знаю! Читай, время пошло, — и сгинул в темноте. Посмотрим… Художественная книжка? Странно.
После памятных «ужастиков» про зомби, бандитов и выживание в обезлюдевших мегаполисах, история о заблудившемся в эпохах пассажирском лайнере выглядела крайне наивно. Карибское море, парусники, пушки. Алексей Волков, «Командор»… Конец XVII века. Это что, очередной намек? Читаю я быстро… Аналогию тоже поняла сразу. Несколько сотен современных людей, в чужом времени, пытаются спастись и обрести почву под ногами. Ссорятся, воюют, гибнут, торгуют с местными обитателями… Не Лев Толстой, но раз прочесть можно. Время приближалось к 12–00, по местному времени. Книжку я нехотя одолела на три четверти. Потом, уже без интереса, по диагонали просмотрела, чем же закончилось приключение. Как и предполагалось — ничем. Горсть выживших героев, под командой бравого вояки Кабанова, подалась в пираты… Продолжение следует… Пфе!
— Ну и как тебе «1001-е приключение попаданцев»? — мокрый от дождя (я и не заметила, как заморосило) Володя, слегка припахивающий перегаром (где только успел?), снова излучал уверенность, — Сколько одолела?
— Почти до конца… — не признаваться же в мелкой слабости.
— Чудесно! Конец значения не имеет. Типовая макулатурная жвачка… Но! — торжественно поднял палец, — «Командор» считается классикой, — значительно помолчал, — образцовым произведением данного жанра. По закрытой статистике — хорошо отражает стереотипы 90 % курсантов и «дааих россиян» в офицерских погонах.
— И что? — опять пошли психологические заморочки. Лучше бы рассказал — куда сейчас ходил и с кем пил?
— А то, что начитанные военнослужащие, не способные думать сами, склонны подражать неким образцам. Попробуй, без подробностей, перечислить основные события в тексте, — заметил моё неудовольствие, — Надо!
— Провалились… Осмотрелись на месте… Убедились, что остались без связи… Запаниковали… Попытались самоорганизоваться. Даже провели выборы руководства… Без малого, тысяча их там оказалась. Потом — пострадали от местных бандитов. Главарь, из бывших военных, собрал всех уцелевших и подался «грабить корованы», — дальше? — Могу предположить, что это только первый роман, из длинной серии ему аналогичных. Стрельба, женщины, сокровища, приключения…
— Забыла важную деталь, — усмехнулся мой благоверный, — женщин там осталось меньше, чем мужчин, а специалистов — меньше, чем бывших вояк. В результате — все женщины перешли в пользование последних, а спецы, оказались на положении крепостных. Ну и, разумеется, больше никаких Советов. Из восьми сотен пассажиров не выжило и сорока. Здравствуй, диктатура «крутого мачо». Сплоченная, управляемая банда… Феодальные порядки, строгая иерархия. Шевалье, вилланы, рабы, наложницы, лихорадочные поиски коронованной «крыши»…
— На что ты намекаешь? — иногда, мужская логика недоступна мыслящим существам.
— Бездари, — тяжелый вздох, — очень нравится читать о приключениях бездарей. Если литература «школа жизни», то примерно так, уже завтра, вообразят себе оптимальный вариант спасения добрая половина собравшихся… Тупо по аналогии… Вот только испугаются, как следует — и понесется веселуха. Нравится перспектива?
— Не могу поверить! — внимательный взгляд, — По сюжету, сразу перебили или потом погибло 95 % людей. Это не просто так? — обреченно набрал в грудь воздуха.
— В книжке описаны «влажные фантазии» серого исполнителя, не добившегося в жизни ничего особенного, но искренне считающего, что он достоин гораздо большего. Самые страшные люди — дорвавшиеся до власти бухгалтеры и мелкие армейские карьеристы, никогда не служившие в строевых частях. Они берегов не знают и людей не жалеют… При малейшей угрозе собственному благополучию — способны отмочить самый дикий фортель. На рефлексе… В творчестве и власти человек раскрывается. Господин Волков, в серии про «Командора», тоже раскололся до донышка. Во-первых, как бездарный администратор. Толпа из 800 рыл грамотного народа, для нормального руководителя — это драгоценный человеческий материал, но герою Волкова она мешает, а самого писателя — пугает. Видно, что оба тупо не способны командовать группой больше взвода (вообще не представляют, как строится «вертикаль власти»). Во-вторых, он — унылый задрот, безнадежно мечтающий об успехе у женщин. Обрати внимание! Для превращения Кабанова в «героя-любовника», потребовалось физически убрать с его дороги всех возможных соперников. «На безлюдье и Фома человек» В-третьих (ты ещё про это не читала), нет никакого понятия о жизненной стратегии. Вершина карьеры, в понимании Волкова — быть лично представленным московскому царю Петру. И — ура, жизнь удалась! Почти по Гоголю… Вся серия — мечты зачуханного «омеги», которому никогда в жизни не стать «альфой». Хотя хочется.
— Автор писал главного героя с себя? — новый вздох…
— С кого же ещё? Ты оцени логику канцелярской крысы — «если припасов не хватает на всех, то надо срочно избавиться от лишних ртов», — заметил удивление, — от «балласта» гражданских. Именно так, любым способом. Волков, что бы не замарать своего героя, высосал из пальца, «страшных английских колонизаторов». Угадал… Для мелких грызунов — «страшнее кошки зверя нет». В нашем случае — сойдут простые тунгусы. Людоеды, не хуже прочих… Особенно, если их умело спровоцировать.
— Откуда возьмутся тунгусы? Ни одного местного караулы не заметили, — чему он опять ухмыляется?
— Тунгусы здесь везде… Лесные люди! Вокруг — их тайга. А Смирнов собирается вашу Голдан отпустить восвояси. Идиот! — в адрес начальства Володя ругается редко, — Хочет быстрее снять с себя ответственность.
— Она же, вроде — бурятка? Одежда бурятская…
— Одежда… Обноски — не по её размеру… Халдаан, это по-бурятски — «лесная»… Ребенок — от русского… Обиженная на весь свет… А в новых шмотках, «от лучших европейских производителей» — готовая наводчица для разбоя. Приходите, грабьте. Сколько она у нас ошивается?
— Думаешь, он специально? — готовность Володи везде видеть самые подлые мотивы иногда поражает…
— Сдуру, разумеется, — вздыхает мой собеседник, — Совершенно, как в романе. Только кому от этого легче? Результат-то будет один… За железо и цветные тряпочки тут на раз головы отрывают. Просто у солдат камуфляж некрасивый и автоматы вороненые. Только потому мы все до сих пор и целы…
Когда любимый мужчина доволен (а он явно что-то опять провернул) — грех не использовать ситуацию. О происхождении аборигенки, за прошедшее время, болтали многие. Но то, что, походя, высказал сейчас Володя — нам даже в голову не приходило. Или вытяну из него подробности, или… прямо тут… умру от любопытства…
— У «конторы» на всех есть материал? — любимый мужчина сладко потянулся, — Расскажи! Пожалуйста!
— Что рассказывать? Девчонка из леса. Росла в бурятской семье, на правах приемыша. Есть у бурят такой обычай. Себя, а, судя по всему, попала совсем маленькой, считала другим ровней. Зато буряты так не считали. Мальчик-то откуда? Думаешь, её изнасиловали? Совсем не факт… Вариантов куча. Например, дарга приказал… самой интересно… обязанность такая — гостя женщиной угостить… Хочется тебе или нет, расслабься и получай удовольствие. Только она явно что-то еще накосячила (ну, с бурятской точки зрения), кроме беременности от казака. Потому, что у кочевников отношение к подобному делу либеральное. А может — казак не расплатился… или напакостил после, а залет явно от него. Тогда да — пинком в лесотундру. Дети отвечают за грехи отцов…
— А дальше? — потрясающе, таежный детектив.
— Понятно, почему девушку нашли именно здесь. К Большой Голоустной шла. Домой, так сказать. Оттуда тунгусов даже через триста лет не смогли вытеснить. У тунгусья внебрачные роды тоже не считают грехом и, скорее всего, они даму бы приняли… Нам это — совершенно ни к чему. Как тактически, так и стратегически. Но, полковник Смирнов думать дальше, чем на два хода вперед — не умеет. Заладил «баба с возу — кобыле легче»…
— А ты? — если вопрос так стоит, всех теток на ноги подниму. Мы им покажем звериное лицо феминизма!
— Мне кажется, что выгоднее её принять. Во-первых, с точки зрения местных, это — правильно. Казаков и русских тут не различают (интересная оговорочка, кстати). Зато, не признающих родства — однозначно сочтут нелюдями. Во-вторых, молодые женщины на дороге не валяются. А у нас — избыток мужиков… Пригодится.
— Рационалист?
— Реалист! Циник и прагматик… — я спокойна, я совершенно спокойна, а то он замолчит… — Соколов же девчонку элементарно пожалел. После перебазирования они со Смирновым в ссоре. Общественное мнение разделилось. Удачный момент слегка подкрутить гайки, — улыбнулся широко и беззаботно, — Работа у меня такая. Не знала?
— За этим ходил к Соколову? — посмотрел с уважением. А нечего словами бросаться. Каудильо у нас кто? То-то!
— И не только к нему. Не проболтайся раньше времени. Пусть будет сюрприз… Девчонка и её пацан — тут очень кстати. Тем более, что Голдан решила остаться добровольно. Это — уже важный политический факт. Новые граждане!
Лучший экспромт — заранее подготовленный. А уж многоходовка, в исполнении профессионала — вообще. На утреннем построении (с недавних пор, совместном), Володя попросил слова и буднично огласил проблему. Процитировал «Федеральный закон об актах гражданского состояния». Статья 15. Пункт 4. «Государственная регистрация рождения ребенка, родившегося в экспедиции, на полярной станции или в отдаленной местности, в которой нет органов записи актов гражданского состояния, производится органом записи актов гражданского состояния по месту жительства родителей (одного из родителей) или в ближайшем к фактическому месту рождения ребенка органе записи актов гражданского состояния».
— Граждане, — обратился он к собравшимся, — Чистая формальность. За отсутствием, поблизости, каких-либо законных органов власти, некому выписать пацану «Свидетельство о рождении». Вдруг «дыра» больше чем на месяц закрылась? На правах поселкового самоуправления надо выбрать ИО председателя Совета, ну и сам Совет, до кучи… Именные бюллетени уже отпечатаны… Всем просьба — задержитесь ещё на пятнадцать минут и проголосуйте, — никаких проблем, задержались…
Дежурная смена голосовала после обеда. Вячеслав Андреевич Соколов выиграл выборы Председателя подавляющим большинством голосов… А полковник Смирнов — даже не вошел в состав Совета. Вот так…
Столовая, в экспедиции — аналог городского рынка. Там все самые свежие новости и слухи. В маленьком коллективе, сплоченном общей опасностью, каждое ничтожное происшествие — важное событие. А хорошие новости — просто на вес золота. Новорожденный Батыр (так назвали, точнее, записали мальчонку) — настоящий символ надежды. Талисман и «сын полка». Вон, даже выборы для него провели! За ужином, с большим вкусом, обсуждали малейшие детали «светской хроники». Смирнова, в окружении свиты, я увидела издали мельком и не поняла — то ли он доволен (?), то ли случившееся ему безразлично… Вступление Соколова в новую должность очевидно спустили на тормозах. Внешне… Никакой торжественности. Поздравить и пожать ему руку, однако, подходили многие. А к нашему с Володей столику Соколов подошел сам. Со стороны — выглядело очень многозначительно! Заговорщики, блин…
Старший армейский комсостав при этом косился и шептался подозрительно. Подсевший к нам позже сапер Кротов в подробностях изложил причину. Большие начальники превентивно обменялись первыми мелкими пакостями. Соколов, в своей неподражаемой манере, немедленно после избрания, описал по радиотрансляции проблему — срочно нужен хоть один чистый бланк «Свидетельства о рождении» государственного образца, печать и книга регистрации актов гражданского состояния. Естественно, взять их в экспедиции совершенно неоткуда. Разве что — родить… А вдруг? У кого есть предложения?
Полковник Смирнов с горной высоты официальной должности, снисходительно наблюдал за «мышиной возней», уверенный, что раздобыть перечисленное просто негде. Точнее, он думал, что негде… А на самом-то деле… (тут Володя тихонько мне подмигнул, для намека, что тоже приложил к случившемуся руку) мир, очередной раз, стал свидетелем маленького «чуда коллективного творчества масс», как выразился бы папа. В маленьком старом сейфе с БДК, который перетащили на «нашу» сторону в качестве «подарка новоселам», при тщательном обыске (словно осмотреть его нутро раньше у моряков не дошли руки, только Володя откуда-то знал) обнаружили несколько типографских бланков (документов строгой отчетности, на гербовой бумаге, с серией и номером!) «Свидетельства о рождении». Правда, советского образца… Но, применительно к сложившейся обстановке… Короче, управляемая мистика.
— Обычное флотское разгильдяйство, — авторитетно успокоил Володя, — После распада Союза, БДК-91 (будущий «Оленегорский горняк») участвовал в эвакуации техники, вооружений и личного состава из стран Прибалтики. В силу печального опыта на Черном море — допускалась и возможность эвакуации гражданских беженцев. А беженцы — бывают разные. Вот и запаслись… На всякий случай. Была специальная инструкция… После «Беловежской пущи» вопрос стал не актуальным. А бумажки жрать не просят. Лежали и лежали потихоньку. Пока не дождались своего часа…
Вдохновившись известием о находке, работяги мигом смастерили гербовую печать из старой пятикопеечной монеты советских времен, обнаруженной в том же сейфе (подобное к подобному). А «книгу регистрации», за пять минут, изготовили на переплетной машинке от малого издательского комплекса (господи, ведь кто-то всерьез готовился к презентации «аномалии» на международном уровне, оргтехники запасли — валом). Таким образом, буквально через пару часов, новая власть обросла бюрократическими атрибутами и совершила свой первый самостоятельный акт — в присутствии свидетелей, под видео, узаконила появление на свет нового гражданина… Правильно, чего? Мы где? Мы кто? Тут Кротов загадочно округлил глаза, молча, словно обратившись за помощью к Володе. Оттого он к нам и сел!
— Хороший вопрос, — невозмутимо ответствовал мой мужчина, — а какое мнение на этот счет у Андрея Валентиновича?
— Говорят, сначала полковник против выборов не возражал, а теперь — он ими очень недоволен, — кратко резюмировал старший лейтенант, не вдаваясь в детали.
— Тогда, я тоже пас! — а сам-то — буквально лучится, как после удачной шутки (ну, если припомнить, что на месте Смирнова планировал оказаться он, то злорадство можно понять), — Пускай полковник решает. Это его начальником экспедиции назначили. Выборы мы провели законно, для форс-мажора — образцово. С юридической точки зрения к Соколову никаких претензий нет… Или?
— Или! — слегка помрачнел Кротов, — Рядовой состав последнее время интересуется политикой. А среди «инженеров» (название прилипло к «секретным работягам» довольно прочно) ходят разговорчики… Например, о том, что все здесь собравшиеся, по праву рождения, граждане СССР. А следовательно, могут в любой момент, свободным волеизъявлением, взять и восстановить Советскую Власть… Решение референдума, о сохранении Союза ССР — по прежнему в силе. Есть у них там некий Ахинеев. Язык без костей, — Володя выразительно поднял бровь, — Я всё понимаю, — смущенно замялся Кротов, — пока это болтовня, на уровне анекдота. И — тем не менее. Выборы были… «Свидетельство о рождении», с серпом и молотом на обложке — выписали… Точно такой же печатью — заверили… Все старательно делают вид, будто ничего особенного не происходит. А на самом-то деле… Московского государства здесь ещё нет. Российского — тоже пока нет. Выходит, тихой сапой — здравствуй Союз?
— Объясните солдатам, что Россия — законный правопреемник Советского Союза и все советские документы сохраняют силу, — снизошел Володя, — У них самих, причем, поголовно — точно такие же «Свидетельства о рождении». Чем Батыр Гольданович хуже? На оберточной бумаге ему бланк заполнять прикажете? Согласен, с ретро-символикой, при оформлении, слегка переборщили… И что?
— Спасибо! — с неожиданным облегчением поблагодарил сапер, — Тогда всё выглядит действительно… разумно. Да…
— Зачем ты устроил этот цирк? — спросила я спину Владимира, как только мы отошли достаточно далеко от столовой. Он остановился и резко развернулся, чуть не сбив меня с ног. Поймал, подхватил, прижал…
— Власть не должна валяться под ногами, как пьяная уличная девка. Пусть уж лучше Соколов, чем… этот.
— П-п-поясни… — ветер поднимается. А меня — прошибло холодным потом, — Ты это заранее организовал?
— Нет, конечно, — он даже слегка удивился моей тупости, — откуда мне было знать, когда девчонка родит?
— Тогда как же…
— Смирнов упустил власть! — три негромких слова прозвучали, как приговор трибунала, — Он сам виноват.
— К-к-когда? — насколько я понимаю, полковника с поста никто пока не свергал и даже не планирует. Что случилось?
— Галчонок, выше голову. Процесс идет штатно. Неужели не заметила? — а что я должна была заметить?
— Я же объяснял… Власть и информация — сверхтекучие субстанции. Чуть зазеваешься — выскользнут из пальцев навсегда. Своей власти Смирнов здесь не имеет. Она вся у него заемная. Нет «дыры» — нет поддержки.
— Предполагаешь, что «аномалия» закрылась надолго, — странно, я сумела такое сказать почти спокойно.
— Уверен… У профессора Радека был сердечный приступ… Прочие сотрудники в состоянии тихой паники. Когда эти сведения дойдут до народа… Может возникнуть соблазн «оптимизировать численность населения».
— В-вариант развития, по типу «Командора», ты считаешь вероятным? Из-за Смирнова и наших военных?
— Из-за трусливой штабной сволочи, — кривая ухмылка, не сулящая ничего доброго — С морской пехотой у нас пока всё в порядке. Другая сила отсутствует. Достаточно чуть придержать уродов. А лучше — их стравить.
— К-к-кого? — с заиканием надо что-то делать. Не так уж я замерзла. Это на нервной почве.
— «Штабных» с «космонавтами», разумеется… — в полумраке заметил недоумение и покровительственно улыбнулся, — Это наши «верхи» и «низы». Помнишь классическую формулировку «революционной ситуации»?
— В-верхи — н-не могут, а н-низы — н-не хотят… В у-условиях резкого обострения обстановки. А п-почему?
— Потому, что «если процесс нельзя предотвратить, то его надо возглавить» или хотя бы запустить в точно известный момент. Азбука управления, — распахнул полы теплой куртки и притянул меня внутрь, — Грейся!
— Сложно… Растолкуй, как-нибудь на пальцах, для бедной глупой женщины.
— Да легко! — угадала, хорошее настроение, — Ты ведь заметила, что полковник Смирнов выглядел невозмутимым, чем откровенно выделялся на фоне своего окружения? Они — злые, а он — практически спокойный…
— Ну… Странно, конечно. Хотя, чего ему горевать? Типа выборы проиграл? Как был он начальником экспедиции, так им и остался. Совет — параллельная структура гражданской власти.
— А кто из этих двоих теперь главнее? — озадачил…
— Не знаю. Странный вопрос. Пока «аномалия» открыта — точно Смирнов. За ним — Москва. Когда «аномалия» закрыта…
— Тогда главный — Соколов. Как законно выбранный, всеобщим и равным голосованием представитель народа. Сам Смирнов в выборах участвовал? Следовательно, он признал их правомерность и легитимность… Мышеловка! Если высшее должностное лицо участвует в избирательной компании, то оно автоматом подчиняется её результатам. Точка. Схватка между формальным и неформальным лидерами отменяется…
— А сам Смирнов новый расклад понимает? — безжалостный сухой смешок.
— Не до конца. Он — растерялся. Пока — тихо радуется, что удачно спихнул с себя ответственность за решение скользкого вопроса с «бесхозным младенцем» и заодно бытовую текучку. А власть тем временем утекла… Остались лишь служебные полномочия и обязанности. Понимаешь разницу?
— Значит, регистрация рождения Батыра — это только предлог… А на самом деле… Маленькая революция?
— Удобный повод, без стрельбы, узаконить факт, который очень скоро для всех станет ясным… Соколов — яркий организатор. Смирнов — унылый исполнитель. В угрожающей обстановке исполнитель обязательно должен подчиняться организатору, а не наоборот… Но, надо было обставить процедуру мирно, что бы «перехват управления» не вызвал у Смирнова агрессивного протеста. Согласись, красиво получилось?
— А кто тогда ты? — в ушах сама собой заиграла музыка из «Двенадцати стульев», — Великий Комбинатор?
— Я администратор, — бархатный баритон Миронова из «Обыкновенного чуда», — Простой администратор, пока даже не министр… Выдвигаю на посты годных людей и задвигаю в тень негодных… Серая и скучная профессия, мадам.
— Может, всё обойдется? — что-то последний намек вызывает беспокойство.
— Не обойдется. Соколов теперь может спокойно опереться на коллектив. Смирнов — на Соколова. Зато те, кто опирался на Смирнова (его полномочия данные свыше) — теряют власть вообще. У них сразу возникает огромный соблазн опереться на штыки…
— Что-то это мне напоминает… Семнадцатый год… Революция прошла гладко, зато потом — такое началось…
— И мне, — под меховыми полами куртки Володи уютно, реальная жизнь кажется далекой и не страшной.
— Господин министр, у вас уже есть куда бежать? А женское платье, на самый крайний случай? — ой! Мой язык…
— Язык до Киева доведет, — объятия стали крепче, — Но, не вздумай такое ляпнуть публично. Прорвемся!
Глава 11
О плохом писать трудно… А вспоминать — ещё тяжелее. Страшное, мучительное ощущение, что «если бы вот это и это сделать иначе» (повернуть не налево, а направо или вообще пойти другой дорогой), то всё могло повернуться совершенно по-другому. Самообман, фикция, а нервы мотает — хуже зубной боли. У каждого своя точка зрения, какой именно момент наиболее вероятно вызвал катастрофу. Так что, могу кратко перечислить:
Во-первых, как и полагается, во всех наших бедах — виноват лично «Лунтик». Он наложил лапу на набор «артефактов», найденных в ходе обследования окрестностей «аномалии». И отказался возвращать подношение, хотя к нему было приложено собственноручное письмо профессора Радека о тонких зависимостях между теми предметами, что прошли через «дыру» и режимом функционирования самой «дыры». Лично мне кажется, что президент эту его писульку даже не читал. С каких пор султана, получившего подарок от мелкого вассала, интересует мнение того ничтожного, кто это чудо реально добыл (поймал диковинного зверя или там первый поднял метеорит)? Вот и…
Во-вторых, это уже мнение Владимира — всему причиной дикий бардак, последовавший сразу же после принятия «Решения о Новоземельской Аномалии». Если в двух словах, то и тут во всем виноват «Лунтик». Президент расхотел делиться новой игрушкой (проходом между мирами и эпохами) со своими «международными партнерами» (как вариант, собрался поделиться, но не с теми, кто имел на неё право «на самом деле»). Теперь мы никогда не узнаем, то ли Штаты наехали на Евросоюз, то ли Европа на Штаты, но только обойденная сторона потребовала открыть секретный объект «Остров» на Новой Земле для группы «независимых экспертов»…
В-третьих, что, на мой взгляд, самое главное — топорный стиль исполнения «Решения». «Вали кулем — потом разберем!» Кому пришла в голову идея «временно» (ну, разумеется, временно) перебазировать личный состав «основного» лагеря за пределы зоны внимания пресловутых «независимых экспертов» (то есть, прямо в «аномалию») — тайна, покрытая мраком. Нашли укромный подвал, ага… Наверное, из Москвы «Решение» выглядело оригинально. Прилетают сюда на вертолете незваные гости и видят только обезлюдевший берег, наполовину демонтированный лагерь (как и неделю, назад, когда нас только-только «похоронили»), плюс — отсутствие активности «аномалии». Она ведь действительно, после перехода в «стационарную» фазу, стала незаметной. Если убрать ориентиры — клочок туманного воздуха на пляже. Ни радары её не чувствуют, ни радиоприемная аппаратура… Видят, что у русских тоже ничего не получилось, собирают манатки и, успокоенные, проваливают восвояси. Политики, на самом деле — натуральные малые дети. «Мама купит мне козу — я тебе не показу…» Моя игрушка!
Про путч и предшествующие события даже вспоминать не хочу. Хотя, надо… Своего мнения по данному поводу у меня нет до сих пор. Сошлюсь на чужой авторитет. Володя охарактеризовал всё эту заваруху сразу и однозначно — «заговор перепуганных идиотов». Хуже, чем в Гражданскую. Там «белые» больше воевали друг с другом и населением, чем с «красными». Здесь — точно так же перегрызлись на предмет «кто самый главный» и вздумали наскоро поспорить с природой. С климатом, со временем, с дикой и полноводной Ангарой… Ладно, по свежей (пока) памяти, больше для истории (самонадеянно надеюсь — она у нас будет), чем для себя. Итак!
Нашествие «туристов» предполагалось, как вариант весьма маловероятный. Всё же — «режимный объект». Для галочки, приготовили поляну. Рядом сложили, аккуратным штабелем, не раскрытые «жилые модули». Но, когда из «дыры» вдруг поперла толпа праздных, нарядно одетых людей — с непривычки растерялись. За какой-то час, численность населения лагеря выросла почти вдвое. Моряки с БДК, как плановая экскурсия ожидались. Но совместное с ними нашествие начальства — уже нет. А перебазирование на нашу сторону «штаба», во главе с полковником Смирновым — разметала едва сметанную на живую нитку систему экспедиционных отношений… Новая метла по-новому метет… Первым делом, едва уложив вещи, милейший Андрей Валентинович (в миру — совершенно безобидный дядька), вызвал к себе «на ковер» Соколова с Володей и принялся закручивать гайки. Такое впечатление, что его самого буквально перед перебазированием, накрутили «по самое немогу». И пошло.
Почему солдаты одеты не по форме? Молчать! Приказываю немедленно привести внешний вид рядовых в соответствие с уставом! (переводя на русский язык, «президентские комбинезоны» — снять) Почему питание личного состава и вольнонаемных, происходит в одном помещении и по непонятно каким нормам? Молчать! Привести прием пищи в соответствие с наставлением… (то есть, развернуть отдельную офицерскую столовую) Почему рядовые при встрече не отдают честь офицерам? Молчать! Предупредить о строгом соблюдение норм уставного несения службы, под угрозой дисциплинарного взыскания. И так далее и тому подобное… Что самое мерзкое, статус наших работяг, в ходе перечисленных новаций, в несколько приемов опустили ниже плинтуса. Как оно и было первоначально, ещё «на той стороне». Спать — отдельно, есть — отдельно, поменьше общаться… Казарма, совмещенная с исправительно-трудовым лагерем. После нескольких недель демократии, это многих покоробило.
С нашей стороны «аномалию», по соображениям маскировки, закрыли брезентовым балаганом. Хоть и редко, но случаются состояния полной прозрачности. Дневной свет с нашей стороны может демаскировать её выход на Новой Земле. Кто его знает, этих «независимых экспертов». Может быть, они днем спят, а ночью, по холодку, прогуливаются? По той же причине из тоннеля вытянули ленту транспортера и демонтировали всю аппаратуру, могущую создавать электромагнитные волны… Зато, с нашей стороны, в проход между мирами вставили лежащее на спешно сколоченных козлах небольшое бревнышко. Контроль! Деревяшка не излучает… День прошел в беготне, но без существенных происшествий. Ночь — тоже. Балаган с грохотом рухнул утром, в начале девятого. Словно брошенное мощной катапультой, «контрольное бревно» — пулей вылетело из закрывшейся «дыры», увлекая за собой стойки и матерчатую стенку маскировочного укрытия. Коротко звякнул сигнальный колокол. Народ кинулся смотреть. А смотреть нечего! В прозрачном воздухе над смятым брезентом кружились первые осенние листья. «Аномалия» закрылась вдруг, самопроизвольно и полностью. Расчеты профессора Радека не подтвердились…
Смешно сказать, но в первый день «автономного плавания» в лагере царило воодушевление. Узкий круг посвященных, присутствовавших при осмотре места, где располагалась «дыра», лично профессором, сведения об его исторической фразе — «Пришла полярная лиса…», до широкой общественности доводить не спешил. Оно и правильно… И я тоже так думаю! Пока ничего не ясно — не фиг поднимать панику. Тем более что ошибки у профессора так же часты, как и гениальные озарения. Ну, закрылась… Ну, значит, его расчеты в очередной раз требуют пересмотра и уточнения. Нормальный ход эксперимента, чо… Передний край науки! Ха! Где наша не пропадала? Среди экипажа «Оленегорского горняка», на свою голову оставшегося в «аномалии» с ночевкой (для офицеров планировалось занятие по сравнительной астрономии «неба XVII века», для рядового состава — тренировка на развертывание полевого лагеря), мгновенно возникла идея тотализатора — «Кто первый угадает, когда «дыра» снова откроется?» Морская пехота! Азартные мужики. Сбрасывались «по чуть-чуть», чисто ради спора (крупных денежных сумм, «в поход», естественно никто не взял, обладатель сотенной бумажки выглядел состоятельным человеком, а тысячной — миллионером). Причем, держателем призового фонда», без затей, пригласили самого профессора Радека. К нему отрядили специальную делегацию (с тактичностью у морпехов напряженка) и слегка обиделись, когда угодили едва ли не на поминки. Сочли мрачный настрой научников интеллигентской блажью.
А на второй день, сам собою — получился праздник. Настоящий! Голдан (так зовут найденную в первый день разведки «аномалии» аборигенку) — родила мальчика. Маленького богатыря… Здорового, горластого и настолько крупного, что, без квалифицированной акушерской помощи, он вряд ли бы смог появился на свет. Скорее — убил бы мать. У местных женщин-автохтонов — узкий таз и их новорожденные крошечные, по сравнению с нашими. Так что, голубоглазый и светловолосый младенчик, сам по себе, произвел в лагере маленькую сенсацию. Отец, несомненно — европеец. А это значит, что в реальной истории — «контакт» населения Прибайкалья с русскими землепроходцами состоялся на много лет раньше, чем записано в летописях. Чем не повод для оптимизма? Соотечественники рядом бродят! Аборигенку моментально задарили шмотками, а вся женская половина экспедиции, с согласия матери (хотя, куда ей деваться?) не упустила случая потискать ребеночка.
Главврачица, Дарья Витальевна, по последнему поводу, устроила особо восторженным персональное внушение. Напомнила о судьбе семьи староверов Лыковых, много десятилетий изолированно живших в сибирской тайге, обнаруженных геологической экспедицией в 70-х годах ХХ века и, за весьма короткий срок, почти поголовно вымерших от занесенных к ним современных «городских» болезней. Выросшие в практически стерильной таежной атмосфере и в полной изоляции от общества, несчастные обитатели «таежного тупика» не приобрели необходимого для жизни в цивилизации иммунитета. Сходным образом, на Аляске, в 40-х годах ХХ века, эскимосы массово помирали от занесенного приезжими из США вояками гриппа… «Болезни скученности», проходящие в урбанизированных странах по статье ОРЗ, обернулись для северных кочевников 90 % летальным исходом. Короче, всех гостей погнали от роженицы прочь… На лекцию об основах эпидемиологии.
— Учтите, — грозно просвещали кучку провинившихся, — Чукчи мерли как мухи, не оттого, что они были какие-то там ослабевшие или голодные. Нет! Здоровенные мужики, подхватив наш обычный городской насморк, сгорали буквально за неделю, словно угодили в зону поражения бактериологического ОМП. Ясно?!
— И как нам теперь с нею общаться? — пристыжено оправдывались осознавшие меру своего прегрешения.
— Как раньше! — парадоксально отвечала грозная докторша, — но, ребеночка на руки — не брать. И вообще…
— Почему? — хоровое недоумение. Стыдно, сама там удивлялась.
— Если Голдан решит, что кто-то из вас навел на её сыночка «порчу» — убьет, — и усмехнулась, — Она такая. Может…
Не знаю, как кого, а меня леденящим холодом от этих слов окатило. Поверила сразу. Вокруг — не просто тысячи километров безлюдья и бездорожья. Вокруг — совершенно чужой мир и чужие люди. А мы — чужаки для них. Даже для этой тощей девчонки с младенцем на руках. Кстати, со всеми вытекающими из данного факта последствиями. Чем меньше отсвечиваем и сотрясаем воздух, тем дольше будем целы… ну, и наоборот…
После приватной беседы с Радеком, Володя вернулся в «жилой модуль» поздно, пропахший медицинской химией и мрачнее тучи… Мой рассказ о родах и опасениях за судьбу младенца сначала выслушал равнодушно, а потом — постепенно заинтересовался. Причем, начал задавать странные, с точки здравого смысла, вопросы… Кто принял роды? Как назвали мальчика? Кто из руководства присутствовал или же посетил роженицу позже? А когда узнал, что единственным из облеченных властью посетителей оказался вездесущий Соколов — просиял.
— Что бы объединиться — надо размежеваться… Каудильо — просто клад! — непонятно пробурчал он под нос и, не допив чай, выскочил в ночь. Однако, вернулся назад почти моментально. Раскрыл перед собой ноутбук.
— Что-то забыл? — щелкает по клавиатуре, вводя коды. Удовлетворенно цокнул языком. Развернул ко мне.
— Спать пока не собираешься? — пожала плечами. Рановато.
— Я тебе пока ничего не скажу. Почитай вот это, сколько успеешь. Считай — что поступила новая вводная.
— А когда вернешься? — первый раз он доверил мне свой компьютер безраздельно. Что-то в лесу сдохло…
— Не знаю! Читай, время пошло, — и сгинул в темноте. Посмотрим… Художественная книжка? Странно.
После памятных «ужастиков» про зомби, бандитов и выживание в обезлюдевших мегаполисах, история о заблудившемся в эпохах пассажирском лайнере выглядела крайне наивно. Карибское море, парусники, пушки. Алексей Волков, «Командор»… Конец XVII века. Это что, очередной намек? Читаю я быстро… Аналогию тоже поняла сразу. Несколько сотен современных людей, в чужом времени, пытаются спастись и обрести почву под ногами. Ссорятся, воюют, гибнут, торгуют с местными обитателями… Не Лев Толстой, но раз прочесть можно. Время приближалось к 12–00, по местному времени. Книжку я нехотя одолела на три четверти. Потом, уже без интереса, по диагонали просмотрела, чем же закончилось приключение. Как и предполагалось — ничем. Горсть выживших героев, под командой бравого вояки Кабанова, подалась в пираты… Продолжение следует… Пфе!
— Ну и как тебе «1001-е приключение попаданцев»? — мокрый от дождя (я и не заметила, как заморосило) Володя, слегка припахивающий перегаром (где только успел?), снова излучал уверенность, — Сколько одолела?
— Почти до конца… — не признаваться же в мелкой слабости.
— Чудесно! Конец значения не имеет. Типовая макулатурная жвачка… Но! — торжественно поднял палец, — «Командор» считается классикой, — значительно помолчал, — образцовым произведением данного жанра. По закрытой статистике — хорошо отражает стереотипы 90 % курсантов и «дааих россиян» в офицерских погонах.
— И что? — опять пошли психологические заморочки. Лучше бы рассказал — куда сейчас ходил и с кем пил?
— А то, что начитанные военнослужащие, не способные думать сами, склонны подражать неким образцам. Попробуй, без подробностей, перечислить основные события в тексте, — заметил моё неудовольствие, — Надо!
— Провалились… Осмотрелись на месте… Убедились, что остались без связи… Запаниковали… Попытались самоорганизоваться. Даже провели выборы руководства… Без малого, тысяча их там оказалась. Потом — пострадали от местных бандитов. Главарь, из бывших военных, собрал всех уцелевших и подался «грабить корованы», — дальше? — Могу предположить, что это только первый роман, из длинной серии ему аналогичных. Стрельба, женщины, сокровища, приключения…
— Забыла важную деталь, — усмехнулся мой благоверный, — женщин там осталось меньше, чем мужчин, а специалистов — меньше, чем бывших вояк. В результате — все женщины перешли в пользование последних, а спецы, оказались на положении крепостных. Ну и, разумеется, больше никаких Советов. Из восьми сотен пассажиров не выжило и сорока. Здравствуй, диктатура «крутого мачо». Сплоченная, управляемая банда… Феодальные порядки, строгая иерархия. Шевалье, вилланы, рабы, наложницы, лихорадочные поиски коронованной «крыши»…
— На что ты намекаешь? — иногда, мужская логика недоступна мыслящим существам.
— Бездари, — тяжелый вздох, — очень нравится читать о приключениях бездарей. Если литература «школа жизни», то примерно так, уже завтра, вообразят себе оптимальный вариант спасения добрая половина собравшихся… Тупо по аналогии… Вот только испугаются, как следует — и понесется веселуха. Нравится перспектива?
— Не могу поверить! — внимательный взгляд, — По сюжету, сразу перебили или потом погибло 95 % людей. Это не просто так? — обреченно набрал в грудь воздуха.
— В книжке описаны «влажные фантазии» серого исполнителя, не добившегося в жизни ничего особенного, но искренне считающего, что он достоин гораздо большего. Самые страшные люди — дорвавшиеся до власти бухгалтеры и мелкие армейские карьеристы, никогда не служившие в строевых частях. Они берегов не знают и людей не жалеют… При малейшей угрозе собственному благополучию — способны отмочить самый дикий фортель. На рефлексе… В творчестве и власти человек раскрывается. Господин Волков, в серии про «Командора», тоже раскололся до донышка. Во-первых, как бездарный администратор. Толпа из 800 рыл грамотного народа, для нормального руководителя — это драгоценный человеческий материал, но герою Волкова она мешает, а самого писателя — пугает. Видно, что оба тупо не способны командовать группой больше взвода (вообще не представляют, как строится «вертикаль власти»). Во-вторых, он — унылый задрот, безнадежно мечтающий об успехе у женщин. Обрати внимание! Для превращения Кабанова в «героя-любовника», потребовалось физически убрать с его дороги всех возможных соперников. «На безлюдье и Фома человек» В-третьих (ты ещё про это не читала), нет никакого понятия о жизненной стратегии. Вершина карьеры, в понимании Волкова — быть лично представленным московскому царю Петру. И — ура, жизнь удалась! Почти по Гоголю… Вся серия — мечты зачуханного «омеги», которому никогда в жизни не стать «альфой». Хотя хочется.
— Автор писал главного героя с себя? — новый вздох…
— С кого же ещё? Ты оцени логику канцелярской крысы — «если припасов не хватает на всех, то надо срочно избавиться от лишних ртов», — заметил удивление, — от «балласта» гражданских. Именно так, любым способом. Волков, что бы не замарать своего героя, высосал из пальца, «страшных английских колонизаторов». Угадал… Для мелких грызунов — «страшнее кошки зверя нет». В нашем случае — сойдут простые тунгусы. Людоеды, не хуже прочих… Особенно, если их умело спровоцировать.
— Откуда возьмутся тунгусы? Ни одного местного караулы не заметили, — чему он опять ухмыляется?
— Тунгусы здесь везде… Лесные люди! Вокруг — их тайга. А Смирнов собирается вашу Голдан отпустить восвояси. Идиот! — в адрес начальства Володя ругается редко, — Хочет быстрее снять с себя ответственность.
— Она же, вроде — бурятка? Одежда бурятская…
— Одежда… Обноски — не по её размеру… Халдаан, это по-бурятски — «лесная»… Ребенок — от русского… Обиженная на весь свет… А в новых шмотках, «от лучших европейских производителей» — готовая наводчица для разбоя. Приходите, грабьте. Сколько она у нас ошивается?
— Думаешь, он специально? — готовность Володи везде видеть самые подлые мотивы иногда поражает…
— Сдуру, разумеется, — вздыхает мой собеседник, — Совершенно, как в романе. Только кому от этого легче? Результат-то будет один… За железо и цветные тряпочки тут на раз головы отрывают. Просто у солдат камуфляж некрасивый и автоматы вороненые. Только потому мы все до сих пор и целы…
Когда любимый мужчина доволен (а он явно что-то опять провернул) — грех не использовать ситуацию. О происхождении аборигенки, за прошедшее время, болтали многие. Но то, что, походя, высказал сейчас Володя — нам даже в голову не приходило. Или вытяну из него подробности, или… прямо тут… умру от любопытства…
— У «конторы» на всех есть материал? — любимый мужчина сладко потянулся, — Расскажи! Пожалуйста!
— Что рассказывать? Девчонка из леса. Росла в бурятской семье, на правах приемыша. Есть у бурят такой обычай. Себя, а, судя по всему, попала совсем маленькой, считала другим ровней. Зато буряты так не считали. Мальчик-то откуда? Думаешь, её изнасиловали? Совсем не факт… Вариантов куча. Например, дарга приказал… самой интересно… обязанность такая — гостя женщиной угостить… Хочется тебе или нет, расслабься и получай удовольствие. Только она явно что-то еще накосячила (ну, с бурятской точки зрения), кроме беременности от казака. Потому, что у кочевников отношение к подобному делу либеральное. А может — казак не расплатился… или напакостил после, а залет явно от него. Тогда да — пинком в лесотундру. Дети отвечают за грехи отцов…
— А дальше? — потрясающе, таежный детектив.
— Понятно, почему девушку нашли именно здесь. К Большой Голоустной шла. Домой, так сказать. Оттуда тунгусов даже через триста лет не смогли вытеснить. У тунгусья внебрачные роды тоже не считают грехом и, скорее всего, они даму бы приняли… Нам это — совершенно ни к чему. Как тактически, так и стратегически. Но, полковник Смирнов думать дальше, чем на два хода вперед — не умеет. Заладил «баба с возу — кобыле легче»…
— А ты? — если вопрос так стоит, всех теток на ноги подниму. Мы им покажем звериное лицо феминизма!
— Мне кажется, что выгоднее её принять. Во-первых, с точки зрения местных, это — правильно. Казаков и русских тут не различают (интересная оговорочка, кстати). Зато, не признающих родства — однозначно сочтут нелюдями. Во-вторых, молодые женщины на дороге не валяются. А у нас — избыток мужиков… Пригодится.
— Рационалист?
— Реалист! Циник и прагматик… — я спокойна, я совершенно спокойна, а то он замолчит… — Соколов же девчонку элементарно пожалел. После перебазирования они со Смирновым в ссоре. Общественное мнение разделилось. Удачный момент слегка подкрутить гайки, — улыбнулся широко и беззаботно, — Работа у меня такая. Не знала?
— За этим ходил к Соколову? — посмотрел с уважением. А нечего словами бросаться. Каудильо у нас кто? То-то!
— И не только к нему. Не проболтайся раньше времени. Пусть будет сюрприз… Девчонка и её пацан — тут очень кстати. Тем более, что Голдан решила остаться добровольно. Это — уже важный политический факт. Новые граждане!
Лучший экспромт — заранее подготовленный. А уж многоходовка, в исполнении профессионала — вообще. На утреннем построении (с недавних пор, совместном), Володя попросил слова и буднично огласил проблему. Процитировал «Федеральный закон об актах гражданского состояния». Статья 15. Пункт 4. «Государственная регистрация рождения ребенка, родившегося в экспедиции, на полярной станции или в отдаленной местности, в которой нет органов записи актов гражданского состояния, производится органом записи актов гражданского состояния по месту жительства родителей (одного из родителей) или в ближайшем к фактическому месту рождения ребенка органе записи актов гражданского состояния».
— Граждане, — обратился он к собравшимся, — Чистая формальность. За отсутствием, поблизости, каких-либо законных органов власти, некому выписать пацану «Свидетельство о рождении». Вдруг «дыра» больше чем на месяц закрылась? На правах поселкового самоуправления надо выбрать ИО председателя Совета, ну и сам Совет, до кучи… Именные бюллетени уже отпечатаны… Всем просьба — задержитесь ещё на пятнадцать минут и проголосуйте, — никаких проблем, задержались…
Дежурная смена голосовала после обеда. Вячеслав Андреевич Соколов выиграл выборы Председателя подавляющим большинством голосов… А полковник Смирнов — даже не вошел в состав Совета. Вот так…
Столовая, в экспедиции — аналог городского рынка. Там все самые свежие новости и слухи. В маленьком коллективе, сплоченном общей опасностью, каждое ничтожное происшествие — важное событие. А хорошие новости — просто на вес золота. Новорожденный Батыр (так назвали, точнее, записали мальчонку) — настоящий символ надежды. Талисман и «сын полка». Вон, даже выборы для него провели! За ужином, с большим вкусом, обсуждали малейшие детали «светской хроники». Смирнова, в окружении свиты, я увидела издали мельком и не поняла — то ли он доволен (?), то ли случившееся ему безразлично… Вступление Соколова в новую должность очевидно спустили на тормозах. Внешне… Никакой торжественности. Поздравить и пожать ему руку, однако, подходили многие. А к нашему с Володей столику Соколов подошел сам. Со стороны — выглядело очень многозначительно! Заговорщики, блин…
Старший армейский комсостав при этом косился и шептался подозрительно. Подсевший к нам позже сапер Кротов в подробностях изложил причину. Большие начальники превентивно обменялись первыми мелкими пакостями. Соколов, в своей неподражаемой манере, немедленно после избрания, описал по радиотрансляции проблему — срочно нужен хоть один чистый бланк «Свидетельства о рождении» государственного образца, печать и книга регистрации актов гражданского состояния. Естественно, взять их в экспедиции совершенно неоткуда. Разве что — родить… А вдруг? У кого есть предложения?
Полковник Смирнов с горной высоты официальной должности, снисходительно наблюдал за «мышиной возней», уверенный, что раздобыть перечисленное просто негде. Точнее, он думал, что негде… А на самом-то деле… (тут Володя тихонько мне подмигнул, для намека, что тоже приложил к случившемуся руку) мир, очередной раз, стал свидетелем маленького «чуда коллективного творчества масс», как выразился бы папа. В маленьком старом сейфе с БДК, который перетащили на «нашу» сторону в качестве «подарка новоселам», при тщательном обыске (словно осмотреть его нутро раньше у моряков не дошли руки, только Володя откуда-то знал) обнаружили несколько типографских бланков (документов строгой отчетности, на гербовой бумаге, с серией и номером!) «Свидетельства о рождении». Правда, советского образца… Но, применительно к сложившейся обстановке… Короче, управляемая мистика.
— Обычное флотское разгильдяйство, — авторитетно успокоил Володя, — После распада Союза, БДК-91 (будущий «Оленегорский горняк») участвовал в эвакуации техники, вооружений и личного состава из стран Прибалтики. В силу печального опыта на Черном море — допускалась и возможность эвакуации гражданских беженцев. А беженцы — бывают разные. Вот и запаслись… На всякий случай. Была специальная инструкция… После «Беловежской пущи» вопрос стал не актуальным. А бумажки жрать не просят. Лежали и лежали потихоньку. Пока не дождались своего часа…
Вдохновившись известием о находке, работяги мигом смастерили гербовую печать из старой пятикопеечной монеты советских времен, обнаруженной в том же сейфе (подобное к подобному). А «книгу регистрации», за пять минут, изготовили на переплетной машинке от малого издательского комплекса (господи, ведь кто-то всерьез готовился к презентации «аномалии» на международном уровне, оргтехники запасли — валом). Таким образом, буквально через пару часов, новая власть обросла бюрократическими атрибутами и совершила свой первый самостоятельный акт — в присутствии свидетелей, под видео, узаконила появление на свет нового гражданина… Правильно, чего? Мы где? Мы кто? Тут Кротов загадочно округлил глаза, молча, словно обратившись за помощью к Володе. Оттого он к нам и сел!
— Хороший вопрос, — невозмутимо ответствовал мой мужчина, — а какое мнение на этот счет у Андрея Валентиновича?
— Говорят, сначала полковник против выборов не возражал, а теперь — он ими очень недоволен, — кратко резюмировал старший лейтенант, не вдаваясь в детали.
— Тогда, я тоже пас! — а сам-то — буквально лучится, как после удачной шутки (ну, если припомнить, что на месте Смирнова планировал оказаться он, то злорадство можно понять), — Пускай полковник решает. Это его начальником экспедиции назначили. Выборы мы провели законно, для форс-мажора — образцово. С юридической точки зрения к Соколову никаких претензий нет… Или?
— Или! — слегка помрачнел Кротов, — Рядовой состав последнее время интересуется политикой. А среди «инженеров» (название прилипло к «секретным работягам» довольно прочно) ходят разговорчики… Например, о том, что все здесь собравшиеся, по праву рождения, граждане СССР. А следовательно, могут в любой момент, свободным волеизъявлением, взять и восстановить Советскую Власть… Решение референдума, о сохранении Союза ССР — по прежнему в силе. Есть у них там некий Ахинеев. Язык без костей, — Володя выразительно поднял бровь, — Я всё понимаю, — смущенно замялся Кротов, — пока это болтовня, на уровне анекдота. И — тем не менее. Выборы были… «Свидетельство о рождении», с серпом и молотом на обложке — выписали… Точно такой же печатью — заверили… Все старательно делают вид, будто ничего особенного не происходит. А на самом-то деле… Московского государства здесь ещё нет. Российского — тоже пока нет. Выходит, тихой сапой — здравствуй Союз?
— Объясните солдатам, что Россия — законный правопреемник Советского Союза и все советские документы сохраняют силу, — снизошел Володя, — У них самих, причем, поголовно — точно такие же «Свидетельства о рождении». Чем Батыр Гольданович хуже? На оберточной бумаге ему бланк заполнять прикажете? Согласен, с ретро-символикой, при оформлении, слегка переборщили… И что?
— Спасибо! — с неожиданным облегчением поблагодарил сапер, — Тогда всё выглядит действительно… разумно. Да…
— Зачем ты устроил этот цирк? — спросила я спину Владимира, как только мы отошли достаточно далеко от столовой. Он остановился и резко развернулся, чуть не сбив меня с ног. Поймал, подхватил, прижал…
— Власть не должна валяться под ногами, как пьяная уличная девка. Пусть уж лучше Соколов, чем… этот.
— П-п-поясни… — ветер поднимается. А меня — прошибло холодным потом, — Ты это заранее организовал?
— Нет, конечно, — он даже слегка удивился моей тупости, — откуда мне было знать, когда девчонка родит?
— Тогда как же…
— Смирнов упустил власть! — три негромких слова прозвучали, как приговор трибунала, — Он сам виноват.
— К-к-когда? — насколько я понимаю, полковника с поста никто пока не свергал и даже не планирует. Что случилось?
— Галчонок, выше голову. Процесс идет штатно. Неужели не заметила? — а что я должна была заметить?
— Я же объяснял… Власть и информация — сверхтекучие субстанции. Чуть зазеваешься — выскользнут из пальцев навсегда. Своей власти Смирнов здесь не имеет. Она вся у него заемная. Нет «дыры» — нет поддержки.
— Предполагаешь, что «аномалия» закрылась надолго, — странно, я сумела такое сказать почти спокойно.
— Уверен… У профессора Радека был сердечный приступ… Прочие сотрудники в состоянии тихой паники. Когда эти сведения дойдут до народа… Может возникнуть соблазн «оптимизировать численность населения».
— В-вариант развития, по типу «Командора», ты считаешь вероятным? Из-за Смирнова и наших военных?
— Из-за трусливой штабной сволочи, — кривая ухмылка, не сулящая ничего доброго — С морской пехотой у нас пока всё в порядке. Другая сила отсутствует. Достаточно чуть придержать уродов. А лучше — их стравить.
— К-к-кого? — с заиканием надо что-то делать. Не так уж я замерзла. Это на нервной почве.
— «Штабных» с «космонавтами», разумеется… — в полумраке заметил недоумение и покровительственно улыбнулся, — Это наши «верхи» и «низы». Помнишь классическую формулировку «революционной ситуации»?
— В-верхи — н-не могут, а н-низы — н-не хотят… В у-условиях резкого обострения обстановки. А п-почему?
— Потому, что «если процесс нельзя предотвратить, то его надо возглавить» или хотя бы запустить в точно известный момент. Азбука управления, — распахнул полы теплой куртки и притянул меня внутрь, — Грейся!
— Сложно… Растолкуй, как-нибудь на пальцах, для бедной глупой женщины.
— Да легко! — угадала, хорошее настроение, — Ты ведь заметила, что полковник Смирнов выглядел невозмутимым, чем откровенно выделялся на фоне своего окружения? Они — злые, а он — практически спокойный…
— Ну… Странно, конечно. Хотя, чего ему горевать? Типа выборы проиграл? Как был он начальником экспедиции, так им и остался. Совет — параллельная структура гражданской власти.
— А кто из этих двоих теперь главнее? — озадачил…
— Не знаю. Странный вопрос. Пока «аномалия» открыта — точно Смирнов. За ним — Москва. Когда «аномалия» закрыта…
— Тогда главный — Соколов. Как законно выбранный, всеобщим и равным голосованием представитель народа. Сам Смирнов в выборах участвовал? Следовательно, он признал их правомерность и легитимность… Мышеловка! Если высшее должностное лицо участвует в избирательной компании, то оно автоматом подчиняется её результатам. Точка. Схватка между формальным и неформальным лидерами отменяется…
— А сам Смирнов новый расклад понимает? — безжалостный сухой смешок.
— Не до конца. Он — растерялся. Пока — тихо радуется, что удачно спихнул с себя ответственность за решение скользкого вопроса с «бесхозным младенцем» и заодно бытовую текучку. А власть тем временем утекла… Остались лишь служебные полномочия и обязанности. Понимаешь разницу?
— Значит, регистрация рождения Батыра — это только предлог… А на самом деле… Маленькая революция?
— Удобный повод, без стрельбы, узаконить факт, который очень скоро для всех станет ясным… Соколов — яркий организатор. Смирнов — унылый исполнитель. В угрожающей обстановке исполнитель обязательно должен подчиняться организатору, а не наоборот… Но, надо было обставить процедуру мирно, что бы «перехват управления» не вызвал у Смирнова агрессивного протеста. Согласись, красиво получилось?
— А кто тогда ты? — в ушах сама собой заиграла музыка из «Двенадцати стульев», — Великий Комбинатор?
— Я администратор, — бархатный баритон Миронова из «Обыкновенного чуда», — Простой администратор, пока даже не министр… Выдвигаю на посты годных людей и задвигаю в тень негодных… Серая и скучная профессия, мадам.
— Может, всё обойдется? — что-то последний намек вызывает беспокойство.
— Не обойдется. Соколов теперь может спокойно опереться на коллектив. Смирнов — на Соколова. Зато те, кто опирался на Смирнова (его полномочия данные свыше) — теряют власть вообще. У них сразу возникает огромный соблазн опереться на штыки…
— Что-то это мне напоминает… Семнадцатый год… Революция прошла гладко, зато потом — такое началось…
— И мне, — под меховыми полами куртки Володи уютно, реальная жизнь кажется далекой и не страшной.
— Господин министр, у вас уже есть куда бежать? А женское платье, на самый крайний случай? — ой! Мой язык…
— Язык до Киева доведет, — объятия стали крепче, — Но, не вздумай такое ляпнуть публично. Прорвемся!
Глава 11
Два места до Парижа
Утро нового дня началось задолго до рассвета. По внутренним ощущениям часов в пять. С детства ужасно ненавижу вставать под звуки проводной радиоточки. От хрипа репродуктора громкого вещания я проснулась впервые в жизни… Даже сразу не сообразила, где я и что со мною. Прислушалась. Не разобрала ни криков, ни стрельбы. Да и транслируемая речь звучала слишком монотонно… Рядом, тихо чертыхаясь под нос, одевался и напяливал на себя военную ременную сбрую Володя. Стол «жилого модуля» занимал раскрытый чемоданчик…
— Идиоты! — рычал он, застегивая тугие пряжки, — Ленивые идиоты! Захотели приключений на свою жопу?
— Что случилось? — вылезать из-под теплого одеяла ужасно не хотелось, хоть убивайте, — Война началась?
— А ты послушай, — зло бросил он через плечо и выскочил в мокрую тьму, не застегнув дверной клапан…
— …на период введения военного положения, — продолжал бубнить репродуктор над головой, — запрещено проведение митингов, собраний и массовых мероприятий, — ну, по крайней мере, это — не нападение туземцев…
— …вводится особый режим передвижения гражданских лиц по территории лагеря… — что-то знакомое.
— …запрещается пребывание гражданских лиц вне жилых помещений во время «комендантского часа»… — кстати, военное положение может объявлять только Президент. Не?
— …отменяются референдумы и выборы в органы самоуправления… — а результаты выборов не отменили?
— …объявляется нормированное снабжение продовольствием, в зависимости от должностной категории… — вот тут меня словно пинком подбросило с лежанки. И куда только сон девался?
— …организуется специальный режим работ обеспечения нужд вооруженных сил Российской Федерации, — ага, кажется, у нас происходит самый обыкновенный военный переворот. Быстро же «штабные» спохватились…
— …запрещается пропаганда и агитация, а равно иная деятельность, подрывающая, в условиях военного положения, оборону и безопасность Российской Федерации, — гм, а разве мы сейчас в России? Вроде бы уже (или ещё) нет… Даже безмозглый «Лунтик» не решился бы такое ляпнуть.
— …правовые акты и распоряжения военного командования, обязательны для исполнения всеми органами местного самоуправления, организациями, должностными лицами и гражданами… — похоже, демократии каюк.
— …на период действия военного положения, всю полноту власти принимает на себя штаб военного управления, под командой полковника Смирнова Андрея Валентиновича, — «самозванцев нам не надо, командиром буду я».
Словно подтверждая последнюю мысль, мигнула и погасла осветительная лампочка. Через пластик окна с трудом пробивался серенький утренний свет. Через болтающийся на сквозняке дверной клапан в «модуль» струей ползет холодный туман… Пока застегивала молнию на куртке, в голове испуганной птицей билась цитата из Гашека — «…война шла своим чередом, но тут вмешался Генеральный штаб…» Господи, только бы ни у кого сдуру не сорвало крышу! Нервы у всех на пределе.
Новости за завтраком не порадовали. Научные работы, кроме текущего наблюдения за «аномалией» — сворачиваются… Размеры продовольственного пайка — временно ограничиваются (перечень категорий будет объявлен дополнительно)… Все лица, свободные от выполнения технических обязанностей по поддержанию хозяйства (переводя на русский язык — «инженеры») — мобилизуются для строительства плавательных средств, с целью срочной эвакуации лагеря на территорию подконтрольную законным властям России. Для чего объявляется круглосуточный режим работ. Офигеть… Особенно мило прозвучало (в контексте утреннего объявления), молчаливое уравнивание Президента РФ и московского царя. Когда вернется Володя, обязательно спрошу — что весь этот цирк с конями значит? Впрочем, догадаться нетрудно. На вчерашнее «общенародное волеизъявление» господа военные дружно «положили с прибором». Изолированный кусочек Российской Федерации (нас) собираются сдать Московии. «В связи с чрезвычайными обстоятельствами», разумеется. Тихий, маленький путч самозванной хунты… Влипла!
Следующие двое суток прошли сумбурно. Каждые несколько часов официально объявленная ситуация изменялась, словно горстка стекляшек в крутящемся калейдоскопе… Выли бензопилы на берегу… Рушились вековые сосны. По спешно возведенной канатной переправе переправлялись к импровизированной пристани бочки с горючим, ящики с сухими пайками и консервами. Часть научного персонала мобилизовали в помощь «кораблестроителям». Всем остальным — грозно рекомендовали меньше шляться по лагерю и не путаться под ногами. Солдаты, под контролем «штабных» офицеров (а полковников и майоров у нас оказалось больше, чем лейтенантов), растянувшись длинной вереницей, весь световой день перетаскивали по каменистой тропинке ящики и упаковки защитного цвета. Аккуратные штабеля снаряжения грубо перерывали и бросали открытыми. Часто не зачехленными. Полупустые «жилые модули» уплотнили. Освободившиеся от постояльцев — срочно демонтировали. Теперь их складируют для погрузки на плоты… По мне, спальный мешок — проще и надежнее.
Неприятным сюрпризом стал запрет на общение с «инженерами». Снова, как в первые дни после высадки на Новой Земле, вокруг их «палатки барачного типа» появились патрули автоматчиков. Хлебопекарня начала работать в три смены. Говорили, что из избытков выпечки готовят сухари (какие избытки, если введены нормы питания?). А ещё говорили, что рецепт хлеба в первую, вторую и ночную смены — разный. И что шеф-повара вызывали «на ковер к самому» для подобающего внушения. Что-то он там нахимичил. Или наоборот. Не знаю. В смысле — вообще ничего не знаю. И чего ждать — не знаю. Соколова целыми днями не видно. Володи — тоже. А когда на минутку появится — молчит. Единственно, под строгим секретом, приказал паковать вещи, как для выезда. И никому не говорить. Это как раз понятно… И приятно. Ревнует. По-своему… Предпочитает рискнуть любимой женщиной в далеком походе, но иметь её рядом, чем оставить на произвол чужим людям. Готовлюсь.
Про необходимость молчать — пожалуй, хороший совет. Такое впечатление, что чем меньше достоверной информации, тем больше веры всякой ерунде. Например, буквально час назад, услышала, что первая партия отъезжающих будет полностью состоять из морских пехотинцев и офицеров с боевым опытом. Вторая — из офицеров «штаба» и части научных сотрудников (читай тех же офицеров, прикомандированных от различных организаций). Поразительно много народа у нас сразу переоделись в форму, как только это стало престижным.
Планы руководства в отношении «мирняка» до сих пор публично не оглашаются. Понятно, что профессор Радек останется стеречь свою любимую «аномалию». Для него она дороже жизни. Можно предположить, что часть народа потребуется для охраны хозяйства и запасов (а вывезти всё это добро не реально). Не понятно, к чему тогда все эти манипуляции с пайками и категориями питающихся? Один черт, остающиеся на зимовку в момент прикончат немудрящие запасы, а потом будут вынуждены жить охотой и собирательством. Володя на прямо заданный вопрос высказался обтекаемо. По его словам выходит, что Смирнов в окончательное закрытие «аномалии» не верит. Но, вынужден считаться с такой вероятностью. Старается «разложить яйца по корзинам». Наиболее боеспособная часть войска отправится в поход на Братск. Сплавом, вниз по Ангаре, пока не начался ледостав. В зависимости от их успехов — вторая часть должна оставаться в резерве и присоединиться к первой. Более подробное планирование пока смысла не имеет. Вполне возможно, что в разгар похода «аномалия», в очередной раз, заработает нормально и придется срочно трубить отбой. Отзывать войско назад. Но, солдаты не пропадут. Зато гражданские, особенно, не имеющие теплой одежды «космонавты», будут возвращены обратно первыми. Следовательно, они должны находиться поблизости от «дыры». Терпеть, ждать и надеяться. Ясно?
Утро третьего дня началось непривычно. Во-первых, ночью погасли прожектора на вышках. Во-вторых, не загорелась лампочка в «жилом модуле». В-третьих, куда-то подевался сам Володя. Вместе с упакованными вещами. На столе — записка. «Ничего не бояться, ничему не удивляться, не паниковать. Вызову тебя по рации.» Косой штрих снизу — знак. «По прочтении уничтожить» Наша старая система маркировки документации. Так… Кажется, сегодня я ночевала под крышей в людном месте последний день. Скомкала бумажку и, при выходе, отправила её в темное отверстие «общественного толчка». Лежанки заправлены, предметы гигиены — на виду, а что все ящики пусты — с первого взгляда не видно. Конспирация и ещё раз конспирация, товарищи. Не иначе, решение включить меня в первую группу «переселенцев» далось Володе нелегко. Незачем возбуждать зависть. Даже если я больше никогда не вернусь обратно — голову надо держать гордо, а спину — прямо. Потерпим…
Вечерний разговор, как Рубикон. Что вчера казалось невероятным, сегодня отлежалось и встало на место. Да, суета Радека, вокруг погасшей «аномалии» — как покойнику горчичник. Когда-нибудь она, безусловно, снова откроется. Не в следующем году, так через пять лет… или через десять. Природа течения времени не замечает. Но, нескольким сотням городских жителей в первобытной тайге не прокормиться. Надо срочно уменьшать число зимовщиков и готовить запасную базу. Пока не встала Ангара — дорог каждый час. Если удастся сразу доплыть до Братска — хорошо. Если не удастся — тоже не катастрофа. Катастрофа настанет, если сиднем сидеть на месте. Нет, в поход пойдут только самые молодые и здоровые. Груз минимальный. Оружие, боеприпасы, аварийный запас еды, горючее для моторов надувных лодок и походное снаряжение. Кормиться будем охотой и рыбалкой. Нет, с московским царем, без сомнения, каши не сваришь… Но, говорить это людям — преждевременно. Русские ещё кажутся бойцам «своими». Пускай бойцы увидят предков собственными глазами, а ещё лучше понюхают — убеждать сразу станет легче. На фиг она кому нужна, эта нищая задрипанная Московия, медвежий угол Европы? Даже Польша — отстой. Пародия на державу… Надо пробиваться дальше. В будущей Германии — бушует Тридцатилетняя война. Тоже — не рай земной. Зато во Франции — просвещенный абсолютизм и мудрый, как триста евреев, кардинал Ришелье. Единственный человек, способный по достоинству оценить «гостей из будущего» Да, ты меня правильно поняла. Именно для этого нужны были твои уроки французского. Готовься, будешь тренироваться в дороге. Учить меня и тех, что покажутся наиболее подходящими, для прорыва через половину континента. А кто сказал, что будет легко? Не трусить! Робкие — пусть остаются в Сибири. Если кто-то надеется, с босым лицом и отсутствием родовитых поручителей, сделать карьеру в Москве — тоже нехай дерзает… А молодой и красивой женщине — место в Париже! Как я и предполагала, на любой случай у него приготовлен хорошо продуманный план.
А ещё — он показал пачку конвертов. Рекомендательные письма на латыни, немецком и французском языках. Кроме них — копии документов, которые не стыдно предложить для продажи тем или другим владыкам Европы. Архивы в современном мире оцифрованы. Самые секретные бумаги и крутейший компромат (с точки зрения автохтонов эпохи) открыто лежит в музейных витринах или собран, как сканы высокого разрешения, в публичных электронных библиотеках… В XXI веке — это уже не стоит ничего… А в родном XVII столетии — миллионы. И совершенно не надо тащить с собой кучу золота, поминутно рискуя им и головой. А ещё — (тут уже настала моя очередь возгордиться), есть веши которые не украсть — знания в моей голове. Настоящие, тоже стоящие огромных денег. Агротехника, агрохимия, переработка и очистка растительного сырья. Галчонок, — шептал он соблазнительным баритоном, — горсти обычных семечек, которыми бабки на углах торгуют, тут достаточно, что бы озолотиться. Ну? Убедил! Правильно говорят — с милым готова хоть на край света. Так и поладили. Спала я совершенно безмятежно. Уже и не помню, что снилось. Что-то интересное, костюмированно-историческое. Вроде экранизации «Анжелики маркизы ангелов». Вот…
В столовой свет был. Но, народу оказалось не в пример мало и все — как прибитые пыльным мешком из-за угла. Без аппетита поклевала жидкую размазню. Запила слабо заваренным чаем, с чуть зачерствевшим хлебом. Неужели и заварку начали экономить? Вроде рановато… Послушала, почти не удивляясь, новость дня. Первая вооруженная группа уже отплыла, затемно и без церемоний. Видимо, собираясь целиком использовать стремительно укорачивающийся световой день. А в бараке «инженеров» несколько человек сорвали спину на погрузочных работах в ходе аврала и ещё — вспышка желудочных заболеваний… Дарья Витальевна прислала пробы питания из рациона. Надо сделать анализ. А ещё — с утра куда-то подевался начальник столовой, с ключами от продуктового склада. Завтрак готовили из остатков. Хоть ломай дверной замок. На вызовы по рации не отвечает. Говорят, его видели у пристани.
Анализ — дело первой очереди. Только эпидемии поноса нам здесь для полного счастья и не хватало. Под зарядившим мелким дождем (хорошо, что из одежды догадалась оставить именно дождевик с капюшоном), не откладывая, двинула в лабораторию. А света-то и нет! Отключили… Судя по остывшему термостату — с ночи… Как работать? Никак… Без электричества аппаратура мертва. Интересно, что происходит? Авария генератора? Забренчал полевой телефон. Что? Да, иду… Нашли остатки раскладки продуктов, из которой работягам варили кашу. С подозрительными примесями. Нужно моё присутствие при заборе образцов Господи, а сами не могут? Что происходит, вообще? Развал и безобразие на каждом шагу. Куда Володя подевался? Если он здесь, то где? Вдали глухо хлопают несколько выстрелов. Очередь. Ещё… Охотятся? Хорошо! Может, пообедаем, как люди.
У запертых дверей продовольственного склада, к моему приходу, уже собралась маленькая нахохленная толпа. Дождик сменился моросью, налетающей туманными волнами. Ну и погодка! Соколов, как-то бережно, поддерживает под руку нашу главврачицу. Ого! Полковник Смирнов тоже здесь. Первый раз вижу его в таком понуром виде. Весь бледный, губы дрожат. То ли ругался, то ли сам по себе не в настроении. Причем, молчит. Коренастый мужичок, без головного убора, примеряется к замку хитрым агрегатом. Щелк! Перекусил дужки.
— …Видно, что грузили в крайней спешке, — глухо доносится из-за спины продолжение без меня начатого, разговора, — даже часть бочек с горючкой на берегу осталась. Наверное, их плот уже нагрузки не держал. А со склада ГСМ — всё, до последней жестянки, выгребли! Заставили проход пустыми бочками, а полной — ни одной. Еле-еле на «резервный движок заправить» остатки, понемногу, слили… Представляешь?
— Что скажете, Андрей Валентинович, — рокочущий бас Соколова ни с кем перепутать невозможно, — Тоже случайность? Интересно получается! Раз случайность, два случайность… — Смирнов вызывающе не отвечает.
— Ведут! — слышен крик со стороны затянутой мглой тропинки, — Куда они, на хрен, денутся с подводной лодки? К складу, к складу их гони… Там все собрались! Поразвелось тут «начальников», пора прореживать…
— Вы не имеете права! — и этот дребезжащий фальцет мне смутно знаком, — Ой! — глухой удар, — Я… я буду жаловаться! Вы, товарищ солдат, пойдете под трибунал! — старый знакомый. Низенький свинообразный майор с выпученными глазами (почему-то с объемистой сумкой в руках и усыпанный крошевом опавшей листвы), за ним сопровождающий (или конвоирующий?). С автоматом! Ещё один. Тоже с сумкой. Сзади — ещё автоматчик.
— В «Гринпис», с того света, будете жаловаться! — слышится из тумана, — Он защищает права животных… Шагайте, покуда ноги носят! — из клубов мороси на нас выплывают всё новые, темные от сырости фигуры.
— Вот, наловили, товарищ полковник, — торжествующе рапортует фундаментального вида верзила, — Вроде бы все в сборе… Принимайте! — видя, что Смирнов не реагирует, обращается к Соколову, — Что с ними дальше?
— Доложите по форме! — у Смирнова наконец-то прорезался командный голос.
— Ну, дык, — слегка теряется верзила, — Мы к пристани через березняк продирались. Потихоньку. Мало ли? Ждали заслон встретить… А они стоят и глядят вдаль, — хлюпает носом и вытирает его рукавом, — Смех… Будто опоздали на поезд… А нас увидели — сразу к кустам кинулись… Прятаться… — паузы между короткими фразами заставляют предположить, что все выражения, возникающие в голове, морской пехотинец сперва переводит с матерного на русский и только потом озвучивает, — Сумки побросали… Михайлыч говорит — «Надо б местность прочесать…» Я спрашиваю — «Пулеметом?» Потом, у них спрашиваю — «Пулеметом?» Вот, сами повылазили…
— Где остальные? — стараясь казаться спокойным, осведомляется Смирнов.
— Известно где, — почему-то смущается верзила и снова вытирает нос рукавом (ну и манеры, блин), — Тама.
— Это самосуд! — ни к селу, ни к городу опять взвизгивает свинообразный. Видимо приободренный присутствием старшего по званию, он обрел дар речи и уже не опасается пинка в зад, — Мы выполняли приказ.
— Чей? — темнеет лицом Соколов, нависая над подконвойным, словно великан Шрек над осликом.
— Э-э-э… — у майора, от столь явного нарушения субординации, острый приступ косноязычия, — Э-э-э…
— Уплыл он, Вячеслав, — вперед выдвигается новая фигура в грязной робе, с охотничьим ружьем на плече и красной повязкой на рукаве. Вроде бы, скатерть из такого материала я у кого-то в «модуле» видела, — А этих, — пренебрежительный кивок через плечо, — здесь бросили. Как заслон от погони и, — помялся, — ненужный хлам, — мы встречаемся глазами. И я — узнаю говорящего. А он — узнает меня, — Видишь, даже женщину свою бросил.
— Володя! — крик не сдержать, — Где?! Что с ним?
— Успокойтесь, — кто-то бережно и твердо придерживает меня за рукав, — Пройдемте… Всё разъяснится…
Остаток дня прошел как в бреду. Чужими, непослушными руками делала анализы остатков продуктов, из которых последние дни готовили для мобилизованных на строительство плотов и погрузку разнорабочих. Так, ничего особенного… Обыкновенная крупа, траченная мышами. С примесью мышиного помета. Похоже, что на еду пустили ту часть продуктов, которые Дарья Витальевна, она же майор медицинской службы Поповских (ни разу не видела её в форме и только сегодня узнала звание), забраковала, как непригодные к употреблению в пищу. Достаточный повод для острого кишечного расстройства. Все приготовленные к долгому хранению продукты, включая сухие пайки и запас сухарей — вывезли… А с начальника продовольственного склада теперь ничего не спросишь. В поход по Ангаре его не взяли… Говорят, грубо столкнули обратно с плота, на который он было, уже забрался…
Говорят, что сам Володя и спихнул… Могу представить — почему. Плывущим на запад вредно узнать, что их товарищи в лагере оставлены практически без еды. Это разрушит «легенду» о планомерном ходе операции по «спасению экспедиции методом её рассредоточения». Прочесывавших берег солдат и ополченцев (мужиков с красными повязками) фигурант попытался встретить огнем. Наверное, ничего хорошего от такой встречи не ждал… Его убил снайпер… С кручи… Говорят, что там была грамотно оборудованная позиция и много боеприпасов. Да-с… Узнаю Володю. Даже из досуха выжатого и выброшенного за ненадобностью человека, можно получить ещё немножко пользы, для себя лично. Так фашисты оставляли «в заслоне» смертников-штрафников, прикованных к пулеметам. Мир не меняется…
«Дознавателя» (как представился мне в конце бесконечного рабочего дня по телефону незнакомый хрипловатый голос) пришлось пригласить в гости. Терпеть ненавижу разговаривать в темноте. Свет, как теперь объявили, будет подаваться по графику. Днем — в служебные помещения и на рабочие места. Вечером — в жилой сектор. Круглосуточно — на узел связи, в штаб и караулку. Строгая экономия остатков горючего. Военное положение не только пережило смену власти, оно получило «высочайшее одобрение» от Соколова. К облегчению Смирнова, как я слышала. Полковник теперь — «главный военный начальник», а политику (с ответственностью) спихнул на главу Совета… Хорошо устроился. Умеют же некоторые. Как говорил папа — «от Ильича до Ильича, без инфаркта и паралича».
Полный лысоватый мужик, почти домашнего вида. Деловито отрекомендовался по фамилии — Ахинеев… Надо понимать — тот самый «возмутитель спокойствия инженерных масс», о котором упоминал Кротов… Долго вертелся на тесноватом для него откидном стульчике (буду я ещё всяким предлагать сесть на Володину койку) и начал с фокуса. Из кармана мешковатой куртки выложил на стол пистолет Макарова и одну обойму к нему.
— У вас, Галина — работа ходячая. Караул к каждому специалисту мы приставить не можем. Пользоваться умеете? — если я ждала разговора, то совершенно в ином стиле, — Безоружным выходить из лагеря запрещено…
— Спасибо, — ошарашил, нет слов. Это, после утренних расстрелов (охота, ха), «члену семьи главного врага народа», — Угостить, извините, нечем (кстати, чистая правда), — я и сама-то возвращаться сюда не собиралась.
— Ещё надеетесь, что он придет? — хитро кивнул на аккуратно застеленную свободную лежанку «жилого модуля», — Только, прошу, не врите, что полковник ФСБ согласится спать под этаким одеяльцем… Вещи с ночи вынесли? — вся моя маскировка подготовки к отъезду накрылась медным тазом. Зря я шпиона в дом пустила…
— Да! — само вырвалось. С вызовом ответила, — Имею право, если что… Хоть и по документам прикрытия, я его жена… Ой! — уже проболталась. Вот, как бывает, если заранее настроишься на допрос. Забываешь, с кем говоришь. Он ведь не коллега Володи. Он вообще левый тип. Непонятно чей подручный. Боже, что я наделала!
— Правильно надеетесь, — словно гвоздь в мою голову вколотил, — Больше ему деваться некуда. Вернется…
— ??? — ох, по-разному со мною разговаривали, но так дергают за нервы — впервые. Едва на месте усидела…
— Накрылся их сплав по Ангаре. Есть свежий радиоперехват, — буднично выдал самозваный дознаватель и полез в другой карман куртки. Добыл маленький потертый термос, отвернул крышку — Копорский чай будете?
— ??? — первый раз такое название слышу.
— Дикий кипрей. С вашей подачи, Галина, мы тоже поэкспериментировали с местной растительностью. Вроде получилось. Руками растирали… Хоть стаканы остались? — сам же видит, стоят на полочке в головах. Издевается…
— Что с ним? — имени не называю. Боюсь сглазить. Раз гость явился «с миром» — попробую что-то узнать.
— Живой, — от разливаемой горячей жидкости идет пар и незнакомый карамельный аромат, — Попробуйте, без сахара… — смешок, — Пора привыкать к скудной жизни, — заметил моё жадное внимание, — Ну, невозможно плавать по Ангаре начала XVII века по картам из современности. Иркутской ГЭС — пока ещё нет. Река бурная, с порогами и скальными выходами, в том числе — на середине русла. Размолотило их плоты на камнях в щепки.
— И что? — так вот ты какой, ужас. Представила Володю, барахтающегося в ледяной воде — сердце замерло.
— Пока ничего. Судя по данным радиоперехвата, ваш супруг, — многозначительно смерил меня взглядом, — завладел надувной моторной лодкой и в настоящий момент направляется сюда. А спасать терпящих бедствие «плотогонов» не стал. Судя по ряду признаков, о возможности крушения он знал и был к нему готов заранее…
— Что вам от меня надо? — главное — я выяснила. На меня — ничего нет. Будь иначе — не лежал бы на столе пистолет, — Я вам ничего нового не скажу. Просто не знаю. Вообще ничего не знаю, — молчание, — И не знала…
— Мы знаем, что ваш супруг изначально был против этой авантюры, — даже так? — Мы знаем, что убедить руководство «штаба» отказаться от намерения ограбить и бросить на произвол судьбы гражданский персонал экспедиции у него не вышло, — вот это новость! Хотя… Всё может быть, — Мы знаем, что в момент отправки он перехватил руководство, пользуясь ссорой между самими путчистами, в результате чего большинство главных инициаторов переворота остались на берегу, а уплыли солдаты срочной службы и всего несколько офицеров, — вот это да! Похоже на Володю… Мгновенно оценил обстановку, просчитал возможности и начал действовать…
— Я не буду вам помогать! — гори всё огнем, если меня хотят использовать, как наживку… — Скорее застрелюсь!
— Дурочка, — последний раз таким тоном ко мне обращались лет 20 назад, выдернув из-под колес внезапно сдавшего назад грузовика, во время игры в прятки, — У нас сейчас каждый человек на счету. Каждый! Даже те, кого людьми считать не хочется… — скривился, будто вместо странного «чая» глотнул какой-то гадости, — одни мы остались в этом мире, — так я тебе и поверила. Наверняка Володе засаду готовят. Или ловушку… А я сижу…
— Вы хотите, что бы я предложила ему почетную сдачу? — хватит тянуть кота за хвост. Время идет!
— Мы просим вас, — помялся, — спуститься к реке. Прямо сейчас… В темноте, — из безразмерного кармана куртки появился и лег на стол электрический фонарик, — Это опасно, но никого другого ваш супруг к себе не подпустит, — поймал мой взгляд, — Засады нет. Так что, на любой подозрительный шум — стреляйте смело… Но, уплыть вниз по реке вам не дадут, — крякнул по-стариковски, — Не мы… Пятеро человек утонули при крушении. У выживших, на вашего Владимира, зуб. Поговорите с ним… Ангару теперь держат под прицелом день и ночь.
— Ничего не могу вам обещать… — главное я узнала, пора сваливать. Долго он ещё будет тут отираться?
— Тогда — посидите спокойно ещё 5 минут. А я — кое-что расскажу… Для лучшего понимания обстановки.
И рассказал… Ярко, с подробностями и историческими ссылками, местами — даже «в лицах»… Лучше бы я этого вообще не слышала… Лучше бы я этого вообще не знала. Володя, как обычно, оказался прав. Подлость людей, он оценил профессионально. А вот уровень людской дури — не сумел. Хотя, не нами сказано, что она бесконечная. Причем, человеческая толпа глупее, чем самый глупый её элемент, взятый отдельно. М-м-мать…
Если конспективно — причина всему случившемуся одна и та же. Обнаружив, пропажу связи с «родным и любимым государством» наши военные начальники по-детски, буквально до обморока, перепугались. «Армия мирного времени…» Полная профессиональная непригодность… Не для того они шли служить офицерами, что бы реально рисковать своими «драгоценными жизнями». С момента объявления Радеком о долгом, возможно — на годы, закрытии «дыры», после краткого периода натужной бодрости (а вдруг профессор ошибся?) началась натуральная паника. В худших традициях наемников-профи, когда звериное желание любой ценой спастись самому (наплевав на мирное население, женщин, детей и подчиненных), застит разум и толкает на безумные выходки… Бежать, бежать, только бежать! Куда? Естественно, туда, где есть твердая власть, к сапогам которой можно снова уютно прижаться. Гражданским лицам этого мотива не понять. Тут — Ахинеев прав. Володя мне о том же самом толковал. Специфическая заморочка профессиональных офицеров, так называемый «собачий рефлекс». Именно он не позволил «белым» в Гражданскую договориться о едином командовании (в больших сворах собаки всегда дико грызутся, слишком много потенциальных вожаков), и он же после поражения заставил их сбиваться в мелкие банды (одинокий вожак без стаи — не вожак). Прикладная зоопсихология… Мерзость…
Понятно, что свирепое побоище за место на борту последнего парохода, отходящего от причала в Крыму осенью 1920 года, гораздо поучительнее наблюдать на киноэкране, чем собственными глазами (особенно, стоя на том же самом причале). Точно так же, мало удовольствия вглядываться в пыльные зады и пятки «красных командиров», героически удирающих от немцев (а зачастую и своих собственных подчиненных) летом 1941 года (особенно, оставаясь с родней и близкими в оккупации). Мамин знакомый, буквально чудом сумевший выехать из Закавказья в 1992 году, рассказывал о сходных ощущениях. Теперь я его отлично понимаю… Жутко видеть, как твои «якобы защитники» смываются, бросая всех прочих на произвол судьбы. Помню, на уроках в школе о подобных вещах старались не распространяться. Как жить? Как не потерять себя, рядом с таким «примером»? Что думали сегодня утром голодные «инженеры» и солдаты конвоя, при свете прожектора наблюдая, из временного лагеря у реки, драку «господ офицеров» за право уплыть на плоту с «первой партией»? Трудно догадаться, что «второй партии» просто не будет? Ну и…
Надо отдать полковнику Смирнову должное. Его первоначальный план А, сводящийся к распределению личного состава экспедиции на возможно большую площадь «кормящего ландшафта», с известными оговорками, можно признать дельным. Прокормить охотой 4–5 малых, хорошо вооруженных групп, связанных водным (санным) путем и радиосвязью — действительно проще. Ресурсы тайги не беспредельны… Местные жители это отлично знают и крупными поселениями на одном месте не живут. Или — непрерывно кочуют… Но, победило мнение, что рассредоточение только оттянет катастрофу. Ну, кое-как перезимуем… Ну, дождемся весны… А что дальше? Был предложен план Б, предусматривающий организацию дальней экспедиции, вниз по реке (с организацией промежуточной базы) и аккуратный захват ближайшего населенного пункта на Ангаре. Например, Братского острога. Трудно, далеко, но тоже реально. Хотя, в таком случае, выживание экспедиции (ценой контакта с царской администрацией) зависело от расположения последней. Риск, сравнимый с голодной зимовкой «на безлюдье"»… Причем, неизвестно, кто страшнее? Голодные волки или царские воеводы… И тогда, возник план В. Господа-начальники, тихо между собой сговорились — удрать под крылышко к московскому царю. А если очень припечет — с потрохами сдать ему же всех остальных, как «еретиков и смутьянов». Для оглашения широким массам и командованию, затея выглядела излишне оригинальной, но приверженцев у неё оказалось много. Особенно, когда, в более узком кругу, план В был творчески переосмыслен до версии «бис». Точно по «Командору»… Зачем возвращаться? Много выгоднее (в карьерном смысле тоже) прорваться дальше, в саму Европейскую Россию, за Урал… Естественно, дальний поход способны выдержать не все. Да всех желающих туда брать и не обязательно. Вот, примерно так…
Именно с этой версией плана (сюрприз), столкнулись собравшиеся со своим багажом на пристани «лица приближенные к руководству». Им позволили участвовать в погрузке (не «инженерам» же доверить столь ответственное дело?), а потом — грубо вытолкали с плавательного средства обратно на сушу. Кое-кого — пинками. И уплыли… Начальник продовольственного склада (планировавший операцию и своей властью отпустивший на проведение «похода» все наличные продукты длительного хранения) был абсолютно уверен, что ему-то место на плоту забронировано железно. Он жестоко ошибся. А Смирнова, кстати, на пристани не было вовсе. Мужика разыграли «в темную»… Складывается впечатление, что он был до последнего твердо уверен в реализации официального плана Б. Наивный чукотский мальчик…
Володя, в организации скороспелого «похода», участия почти не принимал, хотя и занимался подбором личного состава срочной службы. Как теперь можно догадаться, по принципу личной преданности. Из числа лиц впервые оказавшихся на «этой стороне». Ещё не подпавших под обаяние Соколова… Перехват управления был им проведен тактически грамотно. В самый последний момент. Однако, экспромт удался не вполне. Во-первых, на берегу осталась я… Во-вторых, далеко уплыть не удалось. Теперь, если верить догадкам Ахинеева, вступил в действие его личный план с неизвестным порядковым индексом. Судя по факту возвращения, с риском для жизни (!), мне отведено в его плане важное место. Приятно, черт побери! Любит… Верит… Надеется… Не смотря ни на что… Кажется, я в этом месте рассказа покраснела. Совершенно некстати. Ахинеев прервался, понял… и погрозил мне пальцем.
— Вы хоть понимаете, что на самом деле произошло? — а что тут понимать? Меня любят! И зовут в Париж.
Незваный посетитель обреченно крякнул (сразу видно, что своей взрослой дочери у него нет, мой-то папа давно и крякать перестал), поболтал опустевший термос. Кончился отвар? Вот и убирайся… Я уже всё для себя решила. С Володей — хоть до Европы пешком (кстати, я и на лошади могу, когда шагом, галопом боюсь). Если кто-то думает, что я начну его уговаривать или иначе «сотрудничать», не мечтайте. Ничего не имею против вас и вашей ностальгии по канувшему в вечность СССР, но, мрачные вооруженные типы, с красными повязками на рукавах, у меня однозначно ассоциируются со Штирлицем и Третьим Рейхом. Вот… Так что — адью, дорогие товарищи.
— Вижу, не понимаете, — до чего упорный попался. Ладно. Намекну… Отодвинула пустой стакан. Подняла со стола пистолет. Выщелкнула обойму. Я знаю, что правильно — «магазин», но «обойма» мне больше нравится. Это слово военное, всем понятное, а «магазин» — совсем другое. Засунула её до щелчка обратно. Передернула… Как учили, чуть оттянула затвор (из патронника высунулась пузатенькая гильза). Порядок! Оружие — в правую руку, а фонарик — в левую. Можно отправляться… Я даже дверь закрывать и свет тушить не стану — незачем…
— Свет сами погасите? — ну, не говорить же пожилому человеку — «пошел вон»? Он вежливо ко мне явился.
— Сидеть! — а вот таким тоном, с сердитой женщиной, держащей заряженный пистолет, говорить не надо…
— А то, что будет? — ты попугай меня, напоследок. О совести напомни, о патриотизме и советской Родине. До чего же тошнит, когда такие бессильные болтуны, не сумевшие, «при демократии», даже на новый «Мерс» заработать, начинают учить молодежь, как правильно жить. Уже 16 лет, как нет их Союза… Пора привыкнуть, что в критический момент надо не сопли жевать или законы мусолить, а действовать. Быстро и решительно…
— Всю оставшуюся жизнь будешь локти кусать, — чуть промедлил и таки добавил ожидаемое, — Дура…
— Вы меня пропустите? — пробираться мимо рассевшейся у дверей туши унизительно. Пусть сам выйдет.
— Его сейчас убьют… — словно не расслышал… Что?! Так не грозят. Он даже голоса не повысил. Уверен…
— За что? — да убери же, наконец, зад из прохода, лысый старый хрыч!
— Потому, что… — так же невыразительно продолжает собеседник, — Мы братскую могилу специально не стали зарывать, что бы завтра не копать заново. Место для твоего сожителя готово, — что ты сейчас сказал?! — Если хочется — можешь сама глянуть. Я провожу. Нам всё равно по дороге, — у меня противно задрожали ноги.
— Это обязательно? — хотела спросить грозно, но голос предательски дрогнул. Плохо… Показала слабость.
— Полезно, — тяжело вздохнул, — Ваше поколение словам не верит. Приходится обеспечивать наглядность.
Кучу свежей земли, чуть в стороне от тропинки, луч фонаря выхватил из темноты сразу. Зато маленький черный провал ямы оставался незаметным, пока мы не подошли вплотную. Ни столба, ни ограждения. Жуть… Скотомогильники и то аккуратнее оформляют. Какая нелегкая заставила меня подойти посмотреть? Могла бы придержать любопытство. Не в театре… Ох! Запаха пока нет. Тела в глубине налезают друг на друга, блестят зубы в приоткрытых ртах, матово белеет мертвая кожа переплетенных рук и ног. Крови не заметно… Мамочка!
— Проняло? — как я не выронила фонарик, когда меня шатнуло к яме — сама не понимаю. Едва удержалась.
— Зачем они все голые лежат? — кроме хриплого шепота из горла почему-то ничего не вырывается.
— Сама догадайся, раз вся из себя «умная и циничная», — передразнивает старый молодежный телесериал. Уже забыла какой.
— Это было обязательно? — господи, кого я спрашиваю? Убийцы! Ужас, ужас, ужас… Старые полоумные фанатики…
— Когда в Персии, однажды, случился бунт, падишах призвал на службу лучников не моложе 45-ти лет…
— Для устрашения? — надо же что-то отвечать. Зрелище кучи не погребенных покойников отшибло мозги.
— Ради уверенности, что будут строго наказаны все виноватые и при этом не пострадают невинные…
— Я про одежду… — нашел время поучать. Ужас! Они и Володю собираются… вот так? В эту жуткую яму?
— Одежда нужна живым. Мы — нищие. У многих — только то, что на себе. Не говоря о зимнем…
— За что?! — кажется, я узнала одного из лежащих. Пересекались в лагере по работе. Не хочу это видеть!
— За открытое ношение, после объявления военного положения, знаков различия вражеской армии…
— Они же наши, русские! — что он несет?
— «Власовцы», в ту войну, тоже считали себя русскими… «Триколор» и «Курица» — не советские эмблемы. А мы — присягали Советскому Союзу. Попробуйте это понять.
— Какое вы имели право? — бред. Я сплю. Происходящее мне снится. Не могу представить Володю… валяющимся вот так… в яме посреди леса… нагишом…
— Вот и они тоже спрашивали… — невеселый смешок, — Мы честно объяснили — «Господа предатели, опять вернулась Советская Власть. Делайте выводы. Считаем до пяти. Другие бы считали до трех…» Те что в яме — попытались оказать сопротивление. Это карается… Смертью.
— Какие выводы? — разговаривать с сумасшедшими вредно. Безумие заражает, — Что им следовало сделать? — представила себя… среди злых пожилых дядек с ружьями и красными повязками.
— Для начала — привести форму одежды «в соответствие с новой реальностью»… Или умереть… Большинство — догадались сами… Так спешили, что отрывая шевроны ногти ломали. Ведь интересно, никто их власовскую форму надевать не заставлял. Все на одинаковых фильмах «про войну» выросли и знают, как на Руси с изменниками поступают. Ради денег эти мундирчики напялили. Однако, про то, что за ношение подобной одежки на территории СССР полагается убивать на месте — вспомнили с больши-и-м трудом. До майора Логинова, например, дошло только после двух поджопников… Тугодум!
— Вы думаете, что Володя согласится на унижение? — да-с… вот оно. Доигрался… Стравил «штабных» с «космонавтами», называется. Выпустил джина из бутылки…
— Сама решай… — фонарик я выключила. Глаза привыкли к темноте. При свете Луны видно, как инженер ежится, пряча в карманах озябшие руки, — Нам сейчас дорог каждый.
— Не согласится, — даже не представляю, как ему такое предложить. Проклятая яма с трупами совершенно выбила меня из колеи.
— Думай… Убедить можно любого. Конечно, тяжелый случай, — кивает собеседник, — Я же не виноват, что офицеры позднего СССР и современной РФ сплошные «омеги». «Отрицательный отбор» — политика. Власти не нужны бойцы. Она предпочитает послушных холуев в погонах. А твой — «человек с ксивой». Мнит себя вожаком. На убогом общем фоне — почти другой биологический вид… — кто бы мне такое сказал раньше и ушел с не выцарапанными глазами? Как он посмел?!
— Я попробую… — накатила новая волна холодного ужаса… Или это ветер дунул? Где я? Что со мной?
— Он, кстати, не «лицо кавказской национальности», а только притворялся? — откуда узнал?
— Причем здесь это?
— Пытаюсь помочь. Нормальный «чурка» так себя не ведет. Кавказец сразу бы дал по газам и — вниз по течению… Через неделю был бы в Братском остроге. Совсем другое дело — казак, точнее «кубаноид», — издевательски хмыкнул, — Этот своего добра вовек не бросит. «Моя женщина!»
— Прощайте… — мне очень плохо, но разговаривать с откровенно хамящим типом мне больше не о чем. Тем более, что в кармане ожила рация.
Сказать что в ночном лесу страшно — это не сказать ничего. Если бы не тропинка, отмеченная надетыми на колышки блестящими консервными банками, я бы заблудилась мгновенно. Даже с фонарем. Лес никогда не спит. Шумит в вершинах ветер, падают сучки и шишки, что-то скрипит, стучит, вскрикивает. Мороз по коже… Когда меня дернули за воротник и правую руку, выстрелить не получилось, хотя я жала самовзвод «Макарова» из последних сил. Палец замерз на спусковом крючке… Сердце ушло в пятки. Из груди вырвался сдавленный писк. Воняющая бензином и машинным маслом рука моментально зажала мне рот. Пистолет выпал в траву…
— Цыц! Наши в городе, — я облегченно кивнула. Тунгусы и серые волки нефтью не пахнут, — Ты готова?
— Ы-ы-пчхи! — правильно, с пыльной и грязной ладонью, прижатой к лицу, не особо поболтаешь.
— Я всё слышал, — как камень с души свалился. Всё позади… Можно млеть, прижавшись к нему спиной…
— Он фказал, фто зафады нет… — ладонь слегка отошла от губ.
— Стоим, пока глаза не привыкнут к темноте., — слышен шепот в самое ухо, — Что сейчас в лагере?
— Не знаю… — вспомнила самое главное, — Он сказал, что Ангару стерегут!
— Пусть сначала стрелять научатся…
— А ещё, он сказал, что за ношение несоветской формы, теперь — убивают на месте, — сдавленный смешок.
— Обеими руками — за! Правильное и своевременное решение. Ура, товарищи!
— ???
— Я уже тебе говорил про «заговор идиотов»? Теперь сама убедилась, — да уж, постояла над ямой, — Выбор надо делать вовремя. Ты выбрала меня, я выбрал тебя, мы вместе — выбрали Париж. А кто не с нами, те пускай выбирают между двумя задницами — царской и пролетарской. Целуют хоть ту, хоть эту. Одна другой не слаще… — он предвидел?
— Идем?
— Сейчас… — мне на плечи легла накидка, обвешанная пучками травы, — Ещё бы тучи какие-то собрались…
— Утром моросило — будь здоров. Может подождать, пока соберется? Я потерплю.
— Утром будет поздно. Догонят… Надо подальше уплыть затемно, — потянул меня в лес, — За мной и тихо!
Надувная лодка, замаскированная такой же сетью с пучками травы и торчащим вверх корявым суком, с берега казалась обыкновенной корягой, прибитой к камням течением. Пара десятков метров галечного пляжа и дорога в Европу открыта. Ангара течет быстро. Без всякого мотора, минимум на сотню-полторы километров в сутки. Если бы не Луна… После лесной темноты берег казался залитым призрачным светом. Ни укрытия, ни защиты. А время идет… Уже далеко за полночь. Пора решаться… Володя рванулся к обрезу воды первым. Не издав ни звука, неловко поскользнулся. Так же молча растянулся в полный рост… Сейчас, он встанет? Решил, что ползком вернее? Издалека донесся приглушенный звук выстрела. Почему не дает знак? Вторая пуля выбила фонтанчик каменного крошева у головы. По гальке начало медленно расползаться темное пятно. Не встанет. Своего собственного крика я уже не слышала…
Глава 12
Утро нового дня началось задолго до рассвета. По внутренним ощущениям часов в пять. С детства ужасно ненавижу вставать под звуки проводной радиоточки. От хрипа репродуктора громкого вещания я проснулась впервые в жизни… Даже сразу не сообразила, где я и что со мною. Прислушалась. Не разобрала ни криков, ни стрельбы. Да и транслируемая речь звучала слишком монотонно… Рядом, тихо чертыхаясь под нос, одевался и напяливал на себя военную ременную сбрую Володя. Стол «жилого модуля» занимал раскрытый чемоданчик…
— Идиоты! — рычал он, застегивая тугие пряжки, — Ленивые идиоты! Захотели приключений на свою жопу?
— Что случилось? — вылезать из-под теплого одеяла ужасно не хотелось, хоть убивайте, — Война началась?
— А ты послушай, — зло бросил он через плечо и выскочил в мокрую тьму, не застегнув дверной клапан…
— …на период введения военного положения, — продолжал бубнить репродуктор над головой, — запрещено проведение митингов, собраний и массовых мероприятий, — ну, по крайней мере, это — не нападение туземцев…
— …вводится особый режим передвижения гражданских лиц по территории лагеря… — что-то знакомое.
— …запрещается пребывание гражданских лиц вне жилых помещений во время «комендантского часа»… — кстати, военное положение может объявлять только Президент. Не?
— …отменяются референдумы и выборы в органы самоуправления… — а результаты выборов не отменили?
— …объявляется нормированное снабжение продовольствием, в зависимости от должностной категории… — вот тут меня словно пинком подбросило с лежанки. И куда только сон девался?
— …организуется специальный режим работ обеспечения нужд вооруженных сил Российской Федерации, — ага, кажется, у нас происходит самый обыкновенный военный переворот. Быстро же «штабные» спохватились…
— …запрещается пропаганда и агитация, а равно иная деятельность, подрывающая, в условиях военного положения, оборону и безопасность Российской Федерации, — гм, а разве мы сейчас в России? Вроде бы уже (или ещё) нет… Даже безмозглый «Лунтик» не решился бы такое ляпнуть.
— …правовые акты и распоряжения военного командования, обязательны для исполнения всеми органами местного самоуправления, организациями, должностными лицами и гражданами… — похоже, демократии каюк.
— …на период действия военного положения, всю полноту власти принимает на себя штаб военного управления, под командой полковника Смирнова Андрея Валентиновича, — «самозванцев нам не надо, командиром буду я».
Словно подтверждая последнюю мысль, мигнула и погасла осветительная лампочка. Через пластик окна с трудом пробивался серенький утренний свет. Через болтающийся на сквозняке дверной клапан в «модуль» струей ползет холодный туман… Пока застегивала молнию на куртке, в голове испуганной птицей билась цитата из Гашека — «…война шла своим чередом, но тут вмешался Генеральный штаб…» Господи, только бы ни у кого сдуру не сорвало крышу! Нервы у всех на пределе.
Новости за завтраком не порадовали. Научные работы, кроме текущего наблюдения за «аномалией» — сворачиваются… Размеры продовольственного пайка — временно ограничиваются (перечень категорий будет объявлен дополнительно)… Все лица, свободные от выполнения технических обязанностей по поддержанию хозяйства (переводя на русский язык — «инженеры») — мобилизуются для строительства плавательных средств, с целью срочной эвакуации лагеря на территорию подконтрольную законным властям России. Для чего объявляется круглосуточный режим работ. Офигеть… Особенно мило прозвучало (в контексте утреннего объявления), молчаливое уравнивание Президента РФ и московского царя. Когда вернется Володя, обязательно спрошу — что весь этот цирк с конями значит? Впрочем, догадаться нетрудно. На вчерашнее «общенародное волеизъявление» господа военные дружно «положили с прибором». Изолированный кусочек Российской Федерации (нас) собираются сдать Московии. «В связи с чрезвычайными обстоятельствами», разумеется. Тихий, маленький путч самозванной хунты… Влипла!
Следующие двое суток прошли сумбурно. Каждые несколько часов официально объявленная ситуация изменялась, словно горстка стекляшек в крутящемся калейдоскопе… Выли бензопилы на берегу… Рушились вековые сосны. По спешно возведенной канатной переправе переправлялись к импровизированной пристани бочки с горючим, ящики с сухими пайками и консервами. Часть научного персонала мобилизовали в помощь «кораблестроителям». Всем остальным — грозно рекомендовали меньше шляться по лагерю и не путаться под ногами. Солдаты, под контролем «штабных» офицеров (а полковников и майоров у нас оказалось больше, чем лейтенантов), растянувшись длинной вереницей, весь световой день перетаскивали по каменистой тропинке ящики и упаковки защитного цвета. Аккуратные штабеля снаряжения грубо перерывали и бросали открытыми. Часто не зачехленными. Полупустые «жилые модули» уплотнили. Освободившиеся от постояльцев — срочно демонтировали. Теперь их складируют для погрузки на плоты… По мне, спальный мешок — проще и надежнее.
Неприятным сюрпризом стал запрет на общение с «инженерами». Снова, как в первые дни после высадки на Новой Земле, вокруг их «палатки барачного типа» появились патрули автоматчиков. Хлебопекарня начала работать в три смены. Говорили, что из избытков выпечки готовят сухари (какие избытки, если введены нормы питания?). А ещё говорили, что рецепт хлеба в первую, вторую и ночную смены — разный. И что шеф-повара вызывали «на ковер к самому» для подобающего внушения. Что-то он там нахимичил. Или наоборот. Не знаю. В смысле — вообще ничего не знаю. И чего ждать — не знаю. Соколова целыми днями не видно. Володи — тоже. А когда на минутку появится — молчит. Единственно, под строгим секретом, приказал паковать вещи, как для выезда. И никому не говорить. Это как раз понятно… И приятно. Ревнует. По-своему… Предпочитает рискнуть любимой женщиной в далеком походе, но иметь её рядом, чем оставить на произвол чужим людям. Готовлюсь.
Про необходимость молчать — пожалуй, хороший совет. Такое впечатление, что чем меньше достоверной информации, тем больше веры всякой ерунде. Например, буквально час назад, услышала, что первая партия отъезжающих будет полностью состоять из морских пехотинцев и офицеров с боевым опытом. Вторая — из офицеров «штаба» и части научных сотрудников (читай тех же офицеров, прикомандированных от различных организаций). Поразительно много народа у нас сразу переоделись в форму, как только это стало престижным.
Планы руководства в отношении «мирняка» до сих пор публично не оглашаются. Понятно, что профессор Радек останется стеречь свою любимую «аномалию». Для него она дороже жизни. Можно предположить, что часть народа потребуется для охраны хозяйства и запасов (а вывезти всё это добро не реально). Не понятно, к чему тогда все эти манипуляции с пайками и категориями питающихся? Один черт, остающиеся на зимовку в момент прикончат немудрящие запасы, а потом будут вынуждены жить охотой и собирательством. Володя на прямо заданный вопрос высказался обтекаемо. По его словам выходит, что Смирнов в окончательное закрытие «аномалии» не верит. Но, вынужден считаться с такой вероятностью. Старается «разложить яйца по корзинам». Наиболее боеспособная часть войска отправится в поход на Братск. Сплавом, вниз по Ангаре, пока не начался ледостав. В зависимости от их успехов — вторая часть должна оставаться в резерве и присоединиться к первой. Более подробное планирование пока смысла не имеет. Вполне возможно, что в разгар похода «аномалия», в очередной раз, заработает нормально и придется срочно трубить отбой. Отзывать войско назад. Но, солдаты не пропадут. Зато гражданские, особенно, не имеющие теплой одежды «космонавты», будут возвращены обратно первыми. Следовательно, они должны находиться поблизости от «дыры». Терпеть, ждать и надеяться. Ясно?
Утро третьего дня началось непривычно. Во-первых, ночью погасли прожектора на вышках. Во-вторых, не загорелась лампочка в «жилом модуле». В-третьих, куда-то подевался сам Володя. Вместе с упакованными вещами. На столе — записка. «Ничего не бояться, ничему не удивляться, не паниковать. Вызову тебя по рации.» Косой штрих снизу — знак. «По прочтении уничтожить» Наша старая система маркировки документации. Так… Кажется, сегодня я ночевала под крышей в людном месте последний день. Скомкала бумажку и, при выходе, отправила её в темное отверстие «общественного толчка». Лежанки заправлены, предметы гигиены — на виду, а что все ящики пусты — с первого взгляда не видно. Конспирация и ещё раз конспирация, товарищи. Не иначе, решение включить меня в первую группу «переселенцев» далось Володе нелегко. Незачем возбуждать зависть. Даже если я больше никогда не вернусь обратно — голову надо держать гордо, а спину — прямо. Потерпим…
Вечерний разговор, как Рубикон. Что вчера казалось невероятным, сегодня отлежалось и встало на место. Да, суета Радека, вокруг погасшей «аномалии» — как покойнику горчичник. Когда-нибудь она, безусловно, снова откроется. Не в следующем году, так через пять лет… или через десять. Природа течения времени не замечает. Но, нескольким сотням городских жителей в первобытной тайге не прокормиться. Надо срочно уменьшать число зимовщиков и готовить запасную базу. Пока не встала Ангара — дорог каждый час. Если удастся сразу доплыть до Братска — хорошо. Если не удастся — тоже не катастрофа. Катастрофа настанет, если сиднем сидеть на месте. Нет, в поход пойдут только самые молодые и здоровые. Груз минимальный. Оружие, боеприпасы, аварийный запас еды, горючее для моторов надувных лодок и походное снаряжение. Кормиться будем охотой и рыбалкой. Нет, с московским царем, без сомнения, каши не сваришь… Но, говорить это людям — преждевременно. Русские ещё кажутся бойцам «своими». Пускай бойцы увидят предков собственными глазами, а ещё лучше понюхают — убеждать сразу станет легче. На фиг она кому нужна, эта нищая задрипанная Московия, медвежий угол Европы? Даже Польша — отстой. Пародия на державу… Надо пробиваться дальше. В будущей Германии — бушует Тридцатилетняя война. Тоже — не рай земной. Зато во Франции — просвещенный абсолютизм и мудрый, как триста евреев, кардинал Ришелье. Единственный человек, способный по достоинству оценить «гостей из будущего» Да, ты меня правильно поняла. Именно для этого нужны были твои уроки французского. Готовься, будешь тренироваться в дороге. Учить меня и тех, что покажутся наиболее подходящими, для прорыва через половину континента. А кто сказал, что будет легко? Не трусить! Робкие — пусть остаются в Сибири. Если кто-то надеется, с босым лицом и отсутствием родовитых поручителей, сделать карьеру в Москве — тоже нехай дерзает… А молодой и красивой женщине — место в Париже! Как я и предполагала, на любой случай у него приготовлен хорошо продуманный план.
А ещё — он показал пачку конвертов. Рекомендательные письма на латыни, немецком и французском языках. Кроме них — копии документов, которые не стыдно предложить для продажи тем или другим владыкам Европы. Архивы в современном мире оцифрованы. Самые секретные бумаги и крутейший компромат (с точки зрения автохтонов эпохи) открыто лежит в музейных витринах или собран, как сканы высокого разрешения, в публичных электронных библиотеках… В XXI веке — это уже не стоит ничего… А в родном XVII столетии — миллионы. И совершенно не надо тащить с собой кучу золота, поминутно рискуя им и головой. А ещё — (тут уже настала моя очередь возгордиться), есть веши которые не украсть — знания в моей голове. Настоящие, тоже стоящие огромных денег. Агротехника, агрохимия, переработка и очистка растительного сырья. Галчонок, — шептал он соблазнительным баритоном, — горсти обычных семечек, которыми бабки на углах торгуют, тут достаточно, что бы озолотиться. Ну? Убедил! Правильно говорят — с милым готова хоть на край света. Так и поладили. Спала я совершенно безмятежно. Уже и не помню, что снилось. Что-то интересное, костюмированно-историческое. Вроде экранизации «Анжелики маркизы ангелов». Вот…
В столовой свет был. Но, народу оказалось не в пример мало и все — как прибитые пыльным мешком из-за угла. Без аппетита поклевала жидкую размазню. Запила слабо заваренным чаем, с чуть зачерствевшим хлебом. Неужели и заварку начали экономить? Вроде рановато… Послушала, почти не удивляясь, новость дня. Первая вооруженная группа уже отплыла, затемно и без церемоний. Видимо, собираясь целиком использовать стремительно укорачивающийся световой день. А в бараке «инженеров» несколько человек сорвали спину на погрузочных работах в ходе аврала и ещё — вспышка желудочных заболеваний… Дарья Витальевна прислала пробы питания из рациона. Надо сделать анализ. А ещё — с утра куда-то подевался начальник столовой, с ключами от продуктового склада. Завтрак готовили из остатков. Хоть ломай дверной замок. На вызовы по рации не отвечает. Говорят, его видели у пристани.
Анализ — дело первой очереди. Только эпидемии поноса нам здесь для полного счастья и не хватало. Под зарядившим мелким дождем (хорошо, что из одежды догадалась оставить именно дождевик с капюшоном), не откладывая, двинула в лабораторию. А света-то и нет! Отключили… Судя по остывшему термостату — с ночи… Как работать? Никак… Без электричества аппаратура мертва. Интересно, что происходит? Авария генератора? Забренчал полевой телефон. Что? Да, иду… Нашли остатки раскладки продуктов, из которой работягам варили кашу. С подозрительными примесями. Нужно моё присутствие при заборе образцов Господи, а сами не могут? Что происходит, вообще? Развал и безобразие на каждом шагу. Куда Володя подевался? Если он здесь, то где? Вдали глухо хлопают несколько выстрелов. Очередь. Ещё… Охотятся? Хорошо! Может, пообедаем, как люди.
У запертых дверей продовольственного склада, к моему приходу, уже собралась маленькая нахохленная толпа. Дождик сменился моросью, налетающей туманными волнами. Ну и погодка! Соколов, как-то бережно, поддерживает под руку нашу главврачицу. Ого! Полковник Смирнов тоже здесь. Первый раз вижу его в таком понуром виде. Весь бледный, губы дрожат. То ли ругался, то ли сам по себе не в настроении. Причем, молчит. Коренастый мужичок, без головного убора, примеряется к замку хитрым агрегатом. Щелк! Перекусил дужки.
— …Видно, что грузили в крайней спешке, — глухо доносится из-за спины продолжение без меня начатого, разговора, — даже часть бочек с горючкой на берегу осталась. Наверное, их плот уже нагрузки не держал. А со склада ГСМ — всё, до последней жестянки, выгребли! Заставили проход пустыми бочками, а полной — ни одной. Еле-еле на «резервный движок заправить» остатки, понемногу, слили… Представляешь?
— Что скажете, Андрей Валентинович, — рокочущий бас Соколова ни с кем перепутать невозможно, — Тоже случайность? Интересно получается! Раз случайность, два случайность… — Смирнов вызывающе не отвечает.
— Ведут! — слышен крик со стороны затянутой мглой тропинки, — Куда они, на хрен, денутся с подводной лодки? К складу, к складу их гони… Там все собрались! Поразвелось тут «начальников», пора прореживать…
— Вы не имеете права! — и этот дребезжащий фальцет мне смутно знаком, — Ой! — глухой удар, — Я… я буду жаловаться! Вы, товарищ солдат, пойдете под трибунал! — старый знакомый. Низенький свинообразный майор с выпученными глазами (почему-то с объемистой сумкой в руках и усыпанный крошевом опавшей листвы), за ним сопровождающий (или конвоирующий?). С автоматом! Ещё один. Тоже с сумкой. Сзади — ещё автоматчик.
— В «Гринпис», с того света, будете жаловаться! — слышится из тумана, — Он защищает права животных… Шагайте, покуда ноги носят! — из клубов мороси на нас выплывают всё новые, темные от сырости фигуры.
— Вот, наловили, товарищ полковник, — торжествующе рапортует фундаментального вида верзила, — Вроде бы все в сборе… Принимайте! — видя, что Смирнов не реагирует, обращается к Соколову, — Что с ними дальше?
— Доложите по форме! — у Смирнова наконец-то прорезался командный голос.
— Ну, дык, — слегка теряется верзила, — Мы к пристани через березняк продирались. Потихоньку. Мало ли? Ждали заслон встретить… А они стоят и глядят вдаль, — хлюпает носом и вытирает его рукавом, — Смех… Будто опоздали на поезд… А нас увидели — сразу к кустам кинулись… Прятаться… — паузы между короткими фразами заставляют предположить, что все выражения, возникающие в голове, морской пехотинец сперва переводит с матерного на русский и только потом озвучивает, — Сумки побросали… Михайлыч говорит — «Надо б местность прочесать…» Я спрашиваю — «Пулеметом?» Потом, у них спрашиваю — «Пулеметом?» Вот, сами повылазили…
— Где остальные? — стараясь казаться спокойным, осведомляется Смирнов.
— Известно где, — почему-то смущается верзила и снова вытирает нос рукавом (ну и манеры, блин), — Тама.
— Это самосуд! — ни к селу, ни к городу опять взвизгивает свинообразный. Видимо приободренный присутствием старшего по званию, он обрел дар речи и уже не опасается пинка в зад, — Мы выполняли приказ.
— Чей? — темнеет лицом Соколов, нависая над подконвойным, словно великан Шрек над осликом.
— Э-э-э… — у майора, от столь явного нарушения субординации, острый приступ косноязычия, — Э-э-э…
— Уплыл он, Вячеслав, — вперед выдвигается новая фигура в грязной робе, с охотничьим ружьем на плече и красной повязкой на рукаве. Вроде бы, скатерть из такого материала я у кого-то в «модуле» видела, — А этих, — пренебрежительный кивок через плечо, — здесь бросили. Как заслон от погони и, — помялся, — ненужный хлам, — мы встречаемся глазами. И я — узнаю говорящего. А он — узнает меня, — Видишь, даже женщину свою бросил.
— Володя! — крик не сдержать, — Где?! Что с ним?
— Успокойтесь, — кто-то бережно и твердо придерживает меня за рукав, — Пройдемте… Всё разъяснится…
Остаток дня прошел как в бреду. Чужими, непослушными руками делала анализы остатков продуктов, из которых последние дни готовили для мобилизованных на строительство плотов и погрузку разнорабочих. Так, ничего особенного… Обыкновенная крупа, траченная мышами. С примесью мышиного помета. Похоже, что на еду пустили ту часть продуктов, которые Дарья Витальевна, она же майор медицинской службы Поповских (ни разу не видела её в форме и только сегодня узнала звание), забраковала, как непригодные к употреблению в пищу. Достаточный повод для острого кишечного расстройства. Все приготовленные к долгому хранению продукты, включая сухие пайки и запас сухарей — вывезли… А с начальника продовольственного склада теперь ничего не спросишь. В поход по Ангаре его не взяли… Говорят, грубо столкнули обратно с плота, на который он было, уже забрался…
Говорят, что сам Володя и спихнул… Могу представить — почему. Плывущим на запад вредно узнать, что их товарищи в лагере оставлены практически без еды. Это разрушит «легенду» о планомерном ходе операции по «спасению экспедиции методом её рассредоточения». Прочесывавших берег солдат и ополченцев (мужиков с красными повязками) фигурант попытался встретить огнем. Наверное, ничего хорошего от такой встречи не ждал… Его убил снайпер… С кручи… Говорят, что там была грамотно оборудованная позиция и много боеприпасов. Да-с… Узнаю Володю. Даже из досуха выжатого и выброшенного за ненадобностью человека, можно получить ещё немножко пользы, для себя лично. Так фашисты оставляли «в заслоне» смертников-штрафников, прикованных к пулеметам. Мир не меняется…
«Дознавателя» (как представился мне в конце бесконечного рабочего дня по телефону незнакомый хрипловатый голос) пришлось пригласить в гости. Терпеть ненавижу разговаривать в темноте. Свет, как теперь объявили, будет подаваться по графику. Днем — в служебные помещения и на рабочие места. Вечером — в жилой сектор. Круглосуточно — на узел связи, в штаб и караулку. Строгая экономия остатков горючего. Военное положение не только пережило смену власти, оно получило «высочайшее одобрение» от Соколова. К облегчению Смирнова, как я слышала. Полковник теперь — «главный военный начальник», а политику (с ответственностью) спихнул на главу Совета… Хорошо устроился. Умеют же некоторые. Как говорил папа — «от Ильича до Ильича, без инфаркта и паралича».
Полный лысоватый мужик, почти домашнего вида. Деловито отрекомендовался по фамилии — Ахинеев… Надо понимать — тот самый «возмутитель спокойствия инженерных масс», о котором упоминал Кротов… Долго вертелся на тесноватом для него откидном стульчике (буду я ещё всяким предлагать сесть на Володину койку) и начал с фокуса. Из кармана мешковатой куртки выложил на стол пистолет Макарова и одну обойму к нему.
— У вас, Галина — работа ходячая. Караул к каждому специалисту мы приставить не можем. Пользоваться умеете? — если я ждала разговора, то совершенно в ином стиле, — Безоружным выходить из лагеря запрещено…
— Спасибо, — ошарашил, нет слов. Это, после утренних расстрелов (охота, ха), «члену семьи главного врага народа», — Угостить, извините, нечем (кстати, чистая правда), — я и сама-то возвращаться сюда не собиралась.
— Ещё надеетесь, что он придет? — хитро кивнул на аккуратно застеленную свободную лежанку «жилого модуля», — Только, прошу, не врите, что полковник ФСБ согласится спать под этаким одеяльцем… Вещи с ночи вынесли? — вся моя маскировка подготовки к отъезду накрылась медным тазом. Зря я шпиона в дом пустила…
— Да! — само вырвалось. С вызовом ответила, — Имею право, если что… Хоть и по документам прикрытия, я его жена… Ой! — уже проболталась. Вот, как бывает, если заранее настроишься на допрос. Забываешь, с кем говоришь. Он ведь не коллега Володи. Он вообще левый тип. Непонятно чей подручный. Боже, что я наделала!
— Правильно надеетесь, — словно гвоздь в мою голову вколотил, — Больше ему деваться некуда. Вернется…
— ??? — ох, по-разному со мною разговаривали, но так дергают за нервы — впервые. Едва на месте усидела…
— Накрылся их сплав по Ангаре. Есть свежий радиоперехват, — буднично выдал самозваный дознаватель и полез в другой карман куртки. Добыл маленький потертый термос, отвернул крышку — Копорский чай будете?
— ??? — первый раз такое название слышу.
— Дикий кипрей. С вашей подачи, Галина, мы тоже поэкспериментировали с местной растительностью. Вроде получилось. Руками растирали… Хоть стаканы остались? — сам же видит, стоят на полочке в головах. Издевается…
— Что с ним? — имени не называю. Боюсь сглазить. Раз гость явился «с миром» — попробую что-то узнать.
— Живой, — от разливаемой горячей жидкости идет пар и незнакомый карамельный аромат, — Попробуйте, без сахара… — смешок, — Пора привыкать к скудной жизни, — заметил моё жадное внимание, — Ну, невозможно плавать по Ангаре начала XVII века по картам из современности. Иркутской ГЭС — пока ещё нет. Река бурная, с порогами и скальными выходами, в том числе — на середине русла. Размолотило их плоты на камнях в щепки.
— И что? — так вот ты какой, ужас. Представила Володю, барахтающегося в ледяной воде — сердце замерло.
— Пока ничего. Судя по данным радиоперехвата, ваш супруг, — многозначительно смерил меня взглядом, — завладел надувной моторной лодкой и в настоящий момент направляется сюда. А спасать терпящих бедствие «плотогонов» не стал. Судя по ряду признаков, о возможности крушения он знал и был к нему готов заранее…
— Что вам от меня надо? — главное — я выяснила. На меня — ничего нет. Будь иначе — не лежал бы на столе пистолет, — Я вам ничего нового не скажу. Просто не знаю. Вообще ничего не знаю, — молчание, — И не знала…
— Мы знаем, что ваш супруг изначально был против этой авантюры, — даже так? — Мы знаем, что убедить руководство «штаба» отказаться от намерения ограбить и бросить на произвол судьбы гражданский персонал экспедиции у него не вышло, — вот это новость! Хотя… Всё может быть, — Мы знаем, что в момент отправки он перехватил руководство, пользуясь ссорой между самими путчистами, в результате чего большинство главных инициаторов переворота остались на берегу, а уплыли солдаты срочной службы и всего несколько офицеров, — вот это да! Похоже на Володю… Мгновенно оценил обстановку, просчитал возможности и начал действовать…
— Я не буду вам помогать! — гори всё огнем, если меня хотят использовать, как наживку… — Скорее застрелюсь!
— Дурочка, — последний раз таким тоном ко мне обращались лет 20 назад, выдернув из-под колес внезапно сдавшего назад грузовика, во время игры в прятки, — У нас сейчас каждый человек на счету. Каждый! Даже те, кого людьми считать не хочется… — скривился, будто вместо странного «чая» глотнул какой-то гадости, — одни мы остались в этом мире, — так я тебе и поверила. Наверняка Володе засаду готовят. Или ловушку… А я сижу…
— Вы хотите, что бы я предложила ему почетную сдачу? — хватит тянуть кота за хвост. Время идет!
— Мы просим вас, — помялся, — спуститься к реке. Прямо сейчас… В темноте, — из безразмерного кармана куртки появился и лег на стол электрический фонарик, — Это опасно, но никого другого ваш супруг к себе не подпустит, — поймал мой взгляд, — Засады нет. Так что, на любой подозрительный шум — стреляйте смело… Но, уплыть вниз по реке вам не дадут, — крякнул по-стариковски, — Не мы… Пятеро человек утонули при крушении. У выживших, на вашего Владимира, зуб. Поговорите с ним… Ангару теперь держат под прицелом день и ночь.
— Ничего не могу вам обещать… — главное я узнала, пора сваливать. Долго он ещё будет тут отираться?
— Тогда — посидите спокойно ещё 5 минут. А я — кое-что расскажу… Для лучшего понимания обстановки.
И рассказал… Ярко, с подробностями и историческими ссылками, местами — даже «в лицах»… Лучше бы я этого вообще не слышала… Лучше бы я этого вообще не знала. Володя, как обычно, оказался прав. Подлость людей, он оценил профессионально. А вот уровень людской дури — не сумел. Хотя, не нами сказано, что она бесконечная. Причем, человеческая толпа глупее, чем самый глупый её элемент, взятый отдельно. М-м-мать…
Если конспективно — причина всему случившемуся одна и та же. Обнаружив, пропажу связи с «родным и любимым государством» наши военные начальники по-детски, буквально до обморока, перепугались. «Армия мирного времени…» Полная профессиональная непригодность… Не для того они шли служить офицерами, что бы реально рисковать своими «драгоценными жизнями». С момента объявления Радеком о долгом, возможно — на годы, закрытии «дыры», после краткого периода натужной бодрости (а вдруг профессор ошибся?) началась натуральная паника. В худших традициях наемников-профи, когда звериное желание любой ценой спастись самому (наплевав на мирное население, женщин, детей и подчиненных), застит разум и толкает на безумные выходки… Бежать, бежать, только бежать! Куда? Естественно, туда, где есть твердая власть, к сапогам которой можно снова уютно прижаться. Гражданским лицам этого мотива не понять. Тут — Ахинеев прав. Володя мне о том же самом толковал. Специфическая заморочка профессиональных офицеров, так называемый «собачий рефлекс». Именно он не позволил «белым» в Гражданскую договориться о едином командовании (в больших сворах собаки всегда дико грызутся, слишком много потенциальных вожаков), и он же после поражения заставил их сбиваться в мелкие банды (одинокий вожак без стаи — не вожак). Прикладная зоопсихология… Мерзость…
Понятно, что свирепое побоище за место на борту последнего парохода, отходящего от причала в Крыму осенью 1920 года, гораздо поучительнее наблюдать на киноэкране, чем собственными глазами (особенно, стоя на том же самом причале). Точно так же, мало удовольствия вглядываться в пыльные зады и пятки «красных командиров», героически удирающих от немцев (а зачастую и своих собственных подчиненных) летом 1941 года (особенно, оставаясь с родней и близкими в оккупации). Мамин знакомый, буквально чудом сумевший выехать из Закавказья в 1992 году, рассказывал о сходных ощущениях. Теперь я его отлично понимаю… Жутко видеть, как твои «якобы защитники» смываются, бросая всех прочих на произвол судьбы. Помню, на уроках в школе о подобных вещах старались не распространяться. Как жить? Как не потерять себя, рядом с таким «примером»? Что думали сегодня утром голодные «инженеры» и солдаты конвоя, при свете прожектора наблюдая, из временного лагеря у реки, драку «господ офицеров» за право уплыть на плоту с «первой партией»? Трудно догадаться, что «второй партии» просто не будет? Ну и…
Надо отдать полковнику Смирнову должное. Его первоначальный план А, сводящийся к распределению личного состава экспедиции на возможно большую площадь «кормящего ландшафта», с известными оговорками, можно признать дельным. Прокормить охотой 4–5 малых, хорошо вооруженных групп, связанных водным (санным) путем и радиосвязью — действительно проще. Ресурсы тайги не беспредельны… Местные жители это отлично знают и крупными поселениями на одном месте не живут. Или — непрерывно кочуют… Но, победило мнение, что рассредоточение только оттянет катастрофу. Ну, кое-как перезимуем… Ну, дождемся весны… А что дальше? Был предложен план Б, предусматривающий организацию дальней экспедиции, вниз по реке (с организацией промежуточной базы) и аккуратный захват ближайшего населенного пункта на Ангаре. Например, Братского острога. Трудно, далеко, но тоже реально. Хотя, в таком случае, выживание экспедиции (ценой контакта с царской администрацией) зависело от расположения последней. Риск, сравнимый с голодной зимовкой «на безлюдье"»… Причем, неизвестно, кто страшнее? Голодные волки или царские воеводы… И тогда, возник план В. Господа-начальники, тихо между собой сговорились — удрать под крылышко к московскому царю. А если очень припечет — с потрохами сдать ему же всех остальных, как «еретиков и смутьянов». Для оглашения широким массам и командованию, затея выглядела излишне оригинальной, но приверженцев у неё оказалось много. Особенно, когда, в более узком кругу, план В был творчески переосмыслен до версии «бис». Точно по «Командору»… Зачем возвращаться? Много выгоднее (в карьерном смысле тоже) прорваться дальше, в саму Европейскую Россию, за Урал… Естественно, дальний поход способны выдержать не все. Да всех желающих туда брать и не обязательно. Вот, примерно так…
Именно с этой версией плана (сюрприз), столкнулись собравшиеся со своим багажом на пристани «лица приближенные к руководству». Им позволили участвовать в погрузке (не «инженерам» же доверить столь ответственное дело?), а потом — грубо вытолкали с плавательного средства обратно на сушу. Кое-кого — пинками. И уплыли… Начальник продовольственного склада (планировавший операцию и своей властью отпустивший на проведение «похода» все наличные продукты длительного хранения) был абсолютно уверен, что ему-то место на плоту забронировано железно. Он жестоко ошибся. А Смирнова, кстати, на пристани не было вовсе. Мужика разыграли «в темную»… Складывается впечатление, что он был до последнего твердо уверен в реализации официального плана Б. Наивный чукотский мальчик…
Володя, в организации скороспелого «похода», участия почти не принимал, хотя и занимался подбором личного состава срочной службы. Как теперь можно догадаться, по принципу личной преданности. Из числа лиц впервые оказавшихся на «этой стороне». Ещё не подпавших под обаяние Соколова… Перехват управления был им проведен тактически грамотно. В самый последний момент. Однако, экспромт удался не вполне. Во-первых, на берегу осталась я… Во-вторых, далеко уплыть не удалось. Теперь, если верить догадкам Ахинеева, вступил в действие его личный план с неизвестным порядковым индексом. Судя по факту возвращения, с риском для жизни (!), мне отведено в его плане важное место. Приятно, черт побери! Любит… Верит… Надеется… Не смотря ни на что… Кажется, я в этом месте рассказа покраснела. Совершенно некстати. Ахинеев прервался, понял… и погрозил мне пальцем.
— Вы хоть понимаете, что на самом деле произошло? — а что тут понимать? Меня любят! И зовут в Париж.
Незваный посетитель обреченно крякнул (сразу видно, что своей взрослой дочери у него нет, мой-то папа давно и крякать перестал), поболтал опустевший термос. Кончился отвар? Вот и убирайся… Я уже всё для себя решила. С Володей — хоть до Европы пешком (кстати, я и на лошади могу, когда шагом, галопом боюсь). Если кто-то думает, что я начну его уговаривать или иначе «сотрудничать», не мечтайте. Ничего не имею против вас и вашей ностальгии по канувшему в вечность СССР, но, мрачные вооруженные типы, с красными повязками на рукавах, у меня однозначно ассоциируются со Штирлицем и Третьим Рейхом. Вот… Так что — адью, дорогие товарищи.
— Вижу, не понимаете, — до чего упорный попался. Ладно. Намекну… Отодвинула пустой стакан. Подняла со стола пистолет. Выщелкнула обойму. Я знаю, что правильно — «магазин», но «обойма» мне больше нравится. Это слово военное, всем понятное, а «магазин» — совсем другое. Засунула её до щелчка обратно. Передернула… Как учили, чуть оттянула затвор (из патронника высунулась пузатенькая гильза). Порядок! Оружие — в правую руку, а фонарик — в левую. Можно отправляться… Я даже дверь закрывать и свет тушить не стану — незачем…
— Свет сами погасите? — ну, не говорить же пожилому человеку — «пошел вон»? Он вежливо ко мне явился.
— Сидеть! — а вот таким тоном, с сердитой женщиной, держащей заряженный пистолет, говорить не надо…
— А то, что будет? — ты попугай меня, напоследок. О совести напомни, о патриотизме и советской Родине. До чего же тошнит, когда такие бессильные болтуны, не сумевшие, «при демократии», даже на новый «Мерс» заработать, начинают учить молодежь, как правильно жить. Уже 16 лет, как нет их Союза… Пора привыкнуть, что в критический момент надо не сопли жевать или законы мусолить, а действовать. Быстро и решительно…
— Всю оставшуюся жизнь будешь локти кусать, — чуть промедлил и таки добавил ожидаемое, — Дура…
— Вы меня пропустите? — пробираться мимо рассевшейся у дверей туши унизительно. Пусть сам выйдет.
— Его сейчас убьют… — словно не расслышал… Что?! Так не грозят. Он даже голоса не повысил. Уверен…
— За что? — да убери же, наконец, зад из прохода, лысый старый хрыч!
— Потому, что… — так же невыразительно продолжает собеседник, — Мы братскую могилу специально не стали зарывать, что бы завтра не копать заново. Место для твоего сожителя готово, — что ты сейчас сказал?! — Если хочется — можешь сама глянуть. Я провожу. Нам всё равно по дороге, — у меня противно задрожали ноги.
— Это обязательно? — хотела спросить грозно, но голос предательски дрогнул. Плохо… Показала слабость.
— Полезно, — тяжело вздохнул, — Ваше поколение словам не верит. Приходится обеспечивать наглядность.
Кучу свежей земли, чуть в стороне от тропинки, луч фонаря выхватил из темноты сразу. Зато маленький черный провал ямы оставался незаметным, пока мы не подошли вплотную. Ни столба, ни ограждения. Жуть… Скотомогильники и то аккуратнее оформляют. Какая нелегкая заставила меня подойти посмотреть? Могла бы придержать любопытство. Не в театре… Ох! Запаха пока нет. Тела в глубине налезают друг на друга, блестят зубы в приоткрытых ртах, матово белеет мертвая кожа переплетенных рук и ног. Крови не заметно… Мамочка!
— Проняло? — как я не выронила фонарик, когда меня шатнуло к яме — сама не понимаю. Едва удержалась.
— Зачем они все голые лежат? — кроме хриплого шепота из горла почему-то ничего не вырывается.
— Сама догадайся, раз вся из себя «умная и циничная», — передразнивает старый молодежный телесериал. Уже забыла какой.
— Это было обязательно? — господи, кого я спрашиваю? Убийцы! Ужас, ужас, ужас… Старые полоумные фанатики…
— Когда в Персии, однажды, случился бунт, падишах призвал на службу лучников не моложе 45-ти лет…
— Для устрашения? — надо же что-то отвечать. Зрелище кучи не погребенных покойников отшибло мозги.
— Ради уверенности, что будут строго наказаны все виноватые и при этом не пострадают невинные…
— Я про одежду… — нашел время поучать. Ужас! Они и Володю собираются… вот так? В эту жуткую яму?
— Одежда нужна живым. Мы — нищие. У многих — только то, что на себе. Не говоря о зимнем…
— За что?! — кажется, я узнала одного из лежащих. Пересекались в лагере по работе. Не хочу это видеть!
— За открытое ношение, после объявления военного положения, знаков различия вражеской армии…
— Они же наши, русские! — что он несет?
— «Власовцы», в ту войну, тоже считали себя русскими… «Триколор» и «Курица» — не советские эмблемы. А мы — присягали Советскому Союзу. Попробуйте это понять.
— Какое вы имели право? — бред. Я сплю. Происходящее мне снится. Не могу представить Володю… валяющимся вот так… в яме посреди леса… нагишом…
— Вот и они тоже спрашивали… — невеселый смешок, — Мы честно объяснили — «Господа предатели, опять вернулась Советская Власть. Делайте выводы. Считаем до пяти. Другие бы считали до трех…» Те что в яме — попытались оказать сопротивление. Это карается… Смертью.
— Какие выводы? — разговаривать с сумасшедшими вредно. Безумие заражает, — Что им следовало сделать? — представила себя… среди злых пожилых дядек с ружьями и красными повязками.
— Для начала — привести форму одежды «в соответствие с новой реальностью»… Или умереть… Большинство — догадались сами… Так спешили, что отрывая шевроны ногти ломали. Ведь интересно, никто их власовскую форму надевать не заставлял. Все на одинаковых фильмах «про войну» выросли и знают, как на Руси с изменниками поступают. Ради денег эти мундирчики напялили. Однако, про то, что за ношение подобной одежки на территории СССР полагается убивать на месте — вспомнили с больши-и-м трудом. До майора Логинова, например, дошло только после двух поджопников… Тугодум!
— Вы думаете, что Володя согласится на унижение? — да-с… вот оно. Доигрался… Стравил «штабных» с «космонавтами», называется. Выпустил джина из бутылки…
— Сама решай… — фонарик я выключила. Глаза привыкли к темноте. При свете Луны видно, как инженер ежится, пряча в карманах озябшие руки, — Нам сейчас дорог каждый.
— Не согласится, — даже не представляю, как ему такое предложить. Проклятая яма с трупами совершенно выбила меня из колеи.
— Думай… Убедить можно любого. Конечно, тяжелый случай, — кивает собеседник, — Я же не виноват, что офицеры позднего СССР и современной РФ сплошные «омеги». «Отрицательный отбор» — политика. Власти не нужны бойцы. Она предпочитает послушных холуев в погонах. А твой — «человек с ксивой». Мнит себя вожаком. На убогом общем фоне — почти другой биологический вид… — кто бы мне такое сказал раньше и ушел с не выцарапанными глазами? Как он посмел?!
— Я попробую… — накатила новая волна холодного ужаса… Или это ветер дунул? Где я? Что со мной?
— Он, кстати, не «лицо кавказской национальности», а только притворялся? — откуда узнал?
— Причем здесь это?
— Пытаюсь помочь. Нормальный «чурка» так себя не ведет. Кавказец сразу бы дал по газам и — вниз по течению… Через неделю был бы в Братском остроге. Совсем другое дело — казак, точнее «кубаноид», — издевательски хмыкнул, — Этот своего добра вовек не бросит. «Моя женщина!»
— Прощайте… — мне очень плохо, но разговаривать с откровенно хамящим типом мне больше не о чем. Тем более, что в кармане ожила рация.
Сказать что в ночном лесу страшно — это не сказать ничего. Если бы не тропинка, отмеченная надетыми на колышки блестящими консервными банками, я бы заблудилась мгновенно. Даже с фонарем. Лес никогда не спит. Шумит в вершинах ветер, падают сучки и шишки, что-то скрипит, стучит, вскрикивает. Мороз по коже… Когда меня дернули за воротник и правую руку, выстрелить не получилось, хотя я жала самовзвод «Макарова» из последних сил. Палец замерз на спусковом крючке… Сердце ушло в пятки. Из груди вырвался сдавленный писк. Воняющая бензином и машинным маслом рука моментально зажала мне рот. Пистолет выпал в траву…
— Цыц! Наши в городе, — я облегченно кивнула. Тунгусы и серые волки нефтью не пахнут, — Ты готова?
— Ы-ы-пчхи! — правильно, с пыльной и грязной ладонью, прижатой к лицу, не особо поболтаешь.
— Я всё слышал, — как камень с души свалился. Всё позади… Можно млеть, прижавшись к нему спиной…
— Он фказал, фто зафады нет… — ладонь слегка отошла от губ.
— Стоим, пока глаза не привыкнут к темноте., — слышен шепот в самое ухо, — Что сейчас в лагере?
— Не знаю… — вспомнила самое главное, — Он сказал, что Ангару стерегут!
— Пусть сначала стрелять научатся…
— А ещё, он сказал, что за ношение несоветской формы, теперь — убивают на месте, — сдавленный смешок.
— Обеими руками — за! Правильное и своевременное решение. Ура, товарищи!
— ???
— Я уже тебе говорил про «заговор идиотов»? Теперь сама убедилась, — да уж, постояла над ямой, — Выбор надо делать вовремя. Ты выбрала меня, я выбрал тебя, мы вместе — выбрали Париж. А кто не с нами, те пускай выбирают между двумя задницами — царской и пролетарской. Целуют хоть ту, хоть эту. Одна другой не слаще… — он предвидел?
— Идем?
— Сейчас… — мне на плечи легла накидка, обвешанная пучками травы, — Ещё бы тучи какие-то собрались…
— Утром моросило — будь здоров. Может подождать, пока соберется? Я потерплю.
— Утром будет поздно. Догонят… Надо подальше уплыть затемно, — потянул меня в лес, — За мной и тихо!
Надувная лодка, замаскированная такой же сетью с пучками травы и торчащим вверх корявым суком, с берега казалась обыкновенной корягой, прибитой к камням течением. Пара десятков метров галечного пляжа и дорога в Европу открыта. Ангара течет быстро. Без всякого мотора, минимум на сотню-полторы километров в сутки. Если бы не Луна… После лесной темноты берег казался залитым призрачным светом. Ни укрытия, ни защиты. А время идет… Уже далеко за полночь. Пора решаться… Володя рванулся к обрезу воды первым. Не издав ни звука, неловко поскользнулся. Так же молча растянулся в полный рост… Сейчас, он встанет? Решил, что ползком вернее? Издалека донесся приглушенный звук выстрела. Почему не дает знак? Вторая пуля выбила фонтанчик каменного крошева у головы. По гальке начало медленно расползаться темное пятно. Не встанет. Своего собственного крика я уже не слышала…
Глава 12
Грибной порошок
До рассвета я проплакала в кустах, не решаясь вернуться обратно по темноте (в фонаре сел аккумулятор). Ступить на галечную осыпь было ещё страшнее. Раз снайпер стережет берег, у него наверняка ночной прицел. Мне говорили, что там легко отличить мертвое от живого (оно теплое), зато черты лица и одежду видно плохо. Убьет и сделает вид, что так и было. Проклятый Ахинеев сказал правду. У реки — засады не было, а стрелок на скале, контролирующий многие сотни метров открытой береговой полосы — не считается. Дешево и сердито…
Едва начало светать — по тропинке спустились двое. Лично мне незнакомый молодой гражданский парень (кажется, он из команды Радека), с коротким автоматом на груди и солдат, с длинным автоматом за спиной. Ко мне подошел только гражданский. Подал руку. Подвел, зареванную, к лежащему телу. Господи! Лучше бы я в кустах оставалась. Первая пуля попала Володе в спину и прошла навылет. А вторая — ударила в затылок, снеся большую часть лица… Даже поцеловать на прощанье некуда… Труп успел окоченеть. Когда его повернули на спину, застывшие руки нелепо вздернулись вверх. Где он лежал, на гальке застыла кровь. А то, что мне ночью, издалека, показалось темным пятном — содержимое развороченного черепа. Мамочка… Хорошо хоть мух нет…
Когда гражданский, положив на землю автомат, начал с силой разгибать Володе руки-ноги и выпрямлять безобразно скрюченное тело — я не выдержала. Повернулась и убежала… Не могла видеть этого сосредоточенного равнодушия… К счастью, жуткую братскую могилу к моему возвращению уже закопали. Четверо хмурых мужиков (и среди них — сапер Кротов), лопатами и ломом ковыряли рядом небольшую персональную яму. То ли из уважения ко мне, то ли по другим причинам. На душе полегчало. Значит, будет, куда приходить навещать… Длинный и тяжелый сверток, завернутый в маскировочную сеть, из которой торчали голые ступни, принесли, когда землекопы углубилась в грунт по пояс, а солнце полностью разогнало туман. Часто сменяя друг друга, погребальная команда упорно долбила каменистый склон. Пока, наконец, самый старший, седоватый дядька с усами, не подал знак.
— Хватит! Будете прощаться? — обратился он ко мне.
Кивнула. Слов и слез — не осталось. Механически присела на корточки, положила руку на импровизированный саван. Помолчала. Так же механически выпрямилась. Кинула в яму, поверх тела, первый комок земли. Отступила. Споро заработали лопаты. Ну, вот и всё. Надо жить дальше. Одной…
Первое утро новой жизни я провела в полном оцепенении. Вроде того, что описывают загипнотизированные. Всё вижу и понимаю, а ответить или пошевелиться — не могу… Меня особо и не тормошили. Я ни к кому не лезла. У незаконченной могилы — слушала разговоры, ужасаясь собственному каменному спокойствию. Другая бы — бегала и кричала, возможно — стреляла. Я нет. Наверное, уровень эмоционального напряжения имеет верхний предел. Но… и мужики — хороши. Разве ж можно обсуждать покойников прямо при родне? Да ещё настолько откровенно? Потрясающая бестактность… А эти — рыли и болтали. Деревня…
— Раз уж «особист» такой прошаренный, как ты поёшь, так чего же снайпера с ПНВ не предусмотрел?
— Он был не умным, а «информированным». Это — принципиально разные вещи. Знал, что у наших солдатиков — совершенно нет практики ночной стрельбы. Нет опыта ночного скрадывания или многочасового сидения в засаде. Откуда? Вот и полез на рожон. Рискнул головой… Кстати, могло и получиться. От «передовой мобильной группы», посреди бела дня — он ушел… Под огнем.
— Так он по-своему и прав. Всего месяц назад пацаны точно такими, как те, и были. Городские «воины», без всякого опыта… пугливо жмущиеся к командирам… и средневековая тайга кругом.
— Не уследил, получается, за эволюцией навыков личного состава?
— Именно! Дед рассказывал, что основной опыт боец набирает за первые две недели жизни на передовой.
— Справедливо… На войне люди учатся быстро…
— И я про то. Охота с засадами, которой мы тут пробавлялись — она не просто так. Помнишь, узкоглазого парнишку, что с СВД к нам на «точку» приходил? Буквально за считанные дни в таежника вырос… Практика…
— Ну, да. Ким его зовут. Силен! С двухсот метров, навскидку, из столетней «трехи» с открытым прицелом — косуле точно в лоб. А по виду и не скажешь…
— Так это он его сегодня?
— Тс-с-с! — чисто ради приличия оглядываются в мою сторону и, как ни в чем, ни бывало, продолжают…
— Господа начальники — тоже хороши. С какого рожна они все вчера вырядились, словно на парад? Вот ты — сам офицер, объясни!
— Нормальное явление! Фильмы про войну видел? Когда идешь воевать — мундирчик нужен скромный. А если представляться начальству — блистать. Они же, через «дыру», не на фронт отправлялись, а перед «Лунтиком» покрасоваться… потом — так же точно в эвакуацию собрались… Кланяться московскому царю. Жратвы и тряпок — в дорогу нагребли, зато оружие — побросали. Даже автоматы — не у всех…
— Кстати, точно! В фильмах про войну, я внимания не обращал, а так и есть! Поезда в тыл, «штабные» с «тыловиками», там берут штурмом «в парадном», при всех орденах и нашивках. У кого звезд на погонах и цацек на груди больше — тот пролез на посадку первым… И у «беляков» в Гражданскую — примерно тоже наблюдалось… Инстинкт чинопочитания, так сказать, диктует сознанию выгодную тактику. Отключая мозги.
— Угу… Типа картина Репина — «Дед Мазай и зайцы». Самый главный, стоя на плоту, выбирает самых нарядных на берегу…
— Он, — кивок в сторону свертка с телом, — выбрал… Уплыли только те, кто пришел на пристань в полевой форме. А всех остальных — пинками и матом, обратно на берег. Да ты сам их видел… Цирк уехал, а клоунов забыли…
— Только посмотри… А я ещё удивлялся. Получается — кадр разбирался в людях.
— Психолог, хуле… Чего у ФСБ не отнять…
Покончив с незатейливым погребальным обрядом (памятный кол в ногах — воткнули правильно, а братскую могилу — отметили колом с раздвоенной вершиной), мы разделились. Я пошла в лагерь. Народ — по своим делам. Голова — ничего не соображала. Ноги понесли привычным маршрутом. Домой… «Жилой модуль» — хлопал на ветру расстегнутой дверкой. Внутри — следы обыска. Горой лежат наши расстегнутые и разворошенные сумки, которые Володя тайком унес во время подготовки к бегству. Значит, они уже были в надувной лодке, а мне теперь «возвратили личное имущество»… На столике — замызганная тряпка. Поверх — его наручные часы Володи, ключи, несколько визитных карточек, пара флешек, вывернутое наизнанку портмоне… и пистолет, который он у меня забрал ночью в лесу. Тот самый. Я запомнила первые цифры номера. Наследство… Память… Реликвии… И знак внимания. Меня продолжают считать «своей». Вопреки всему случившемуся. Хотя еды — не оставили ни крошки…
Машинально хлопнула по карману куртки. Пальцы наткнулись на твердый брусочек запасной обоймы… Вынула. Бездумно повертела в руках. Взяла в руки пистолет. Глянула в кургузое черное дуло… Застрелиться? Неумытой, с нечищеными зубами? Фиг! Условности подавляют разум… Скинула куртку (снаружи потеплело) и отправилась в храм гигиены, он же общественный умывальник. Пока плескалась — захотела есть… Сама себе сбила настроение… Вернулась в «модуль», глянула в зеркало, причесалась, застегнула вход в «модуль» и двинулась на поиски пропитания.
Столовая, в которой среди дня нечем поживиться — оскорбляет законы природы. Это неправильное место. К сожалению, даже сорвать злость оказалось не на ком. Совсем пусто! Ни людей, ни продуктов. Может быть, что-то есть в запертых от мышей железных ящиках, но как узнать? Между тем, время самое обеденное… Подождать? Между прочим, а куда народ подевался? Хоть бы записку для случайных посетителей оставили. Обидно же!
Час спустя стало обидно ещё больше… Особенно, когда вспоминала, что именно лежало в разворошенных при обыске сумках. Неучтенные пайки. Первоначально — они хранились под кроватью, в металлическом боксе с застежками. Вдруг, среди ночи, нападет жор… или явятся нежданные гости? Перед выходом «на рывок» — перекочевали в багаж. А теперь их нет. Плохой знак. Сердце пропустило удар. Приходилось уже читать, в каких случаях начисто обобществляют все наличные запасы продуктов, вплоть до последнего надкусанного сухаря и банки килек в томате… Если вдуматься — бр-р-р!
— Вы здесь? — свет из дверного проема загородила знакомая туша. Ахинеев легок на помине… Тьфу! Чтоб тебе похудеть… — Я так и подумал. Держите! — вчерашний термос и слегка подгоревший сухарь, — Ешьте! Это с сегодняшнего дня ввели. Горячий завтрак — до рассвета, ужин — после заката. Экономия времени светового дня.
— На войне, как на войне… — стаканы для отвара в помещении нашлись. Сухарь очень крепкий и горьковатый, но съедобный, — Спасибо!
— Пожалуйста! — устроился напротив. Тоже налил себе отвара… Так, получается, я сейчас съела его обед?
— Извините… — неловко получилось.
— Переживу, — понимающе усмехнулся, — Излишний вес — иногда полезен… как горб для верблюда.
А где… все? — отвар с сухарем заполнили раздражающую пустоту в желудке, заодно обострив зрительную память. Если она мне не изменяет, то лагерь, через который я шла — практически пуст. Разве только в мастерских — стук и завывание инструментов…
— Все — на заготовках, — невеселая усмешка, — Я позавчера спину сорвал, сегодня к физической работе не годен, — крякнул, погладил рукой плешь, — вынужденно тружусь головой и языком.
— И много наработали? — язвить человеку, только что подарившему мне собственный паек — некультурно. Только после утренних переживаний — мне приличия уже без разницы.
— Дважды успел охрипнуть. Горло не железное, — потер тыльной стороной руки кадык, — Ночью делали ревизию остатков запасов. С утра — возглавлял, организовывал и доводил «текущую информацию» до народа… Вы, сегодня, у меня — третья группа. А завтра — подтянутся «возвращенцы». Не знаю, вечером или к обеду. Реально уже язык заплетается… — выплеснул в стакан остатки отвара.
— Понятно. Что заготовляем? — деревенский термин почему-то вызвал внутреннее раздражение, — Дрова? Сено?
— Еду! — не въехала, — Продуктов питания осталось на два дня, если при «урезанном» пайке… На пять, при «половинном»…
— Как?! — не верю. Продсклад, это такое место… Если как следует там поискать…
— Пусто, — просто развел руками Ахинеев, — даже порченую муку пустили на сухари… которые в итоге утопили…
— И что нам теперь делать? — наивный вопрос городской девочки, увидевший поперек зеркальной витрины супермаркета надпись «Закрыто навсегда». Одно дело знать, что товарный запас продуктов в любом современном мегаполисе не превышает несколько дней. Жители питаются буквально «с колес» и если прервать снабжение — город превращается в голодную душегубку. Но в реале. Мамочка…
— Работать! — рявкнул мой собеседник, — Головой и руками… Не позднее конца недели — еду надо родить! Сносная погода продержится до конца сентября. Дорог каждый час…
— Это… — рот пересох, мигом вспомнились иронические комментарии Володи по поводу ожидаемой им схватки «штабных» с «космонавтами» за последнюю горсть мерзлой картошки… Тогда, в холодном ночном лесу — его реконструкции казались смешными… Зато, теперь… Глядя на жизнь с другой стороны… — Кх-х-ху!
— Что?
— Жрать хвою — занятие на любителя, — ляпнула первое, что пришло в голову, — Ой! — он не обидится?
— К тому же вредно, от нее плющит, — поймал удивленный взгляд, — Проверено на личном опыте! Мы тоже когда-то были студентами и ходили в дальние турпоходы…
— Тогда, я не знаю, — наверное, это прозвучало беспомощно, — Не мой профиль. Я специализировалась по индустрии переработки сельхозпродуктов и интенсивной агротехнике в закрытом грунте… А что, разве охота — всё?
— Охотой — не прокормимся, — после нескольких недель деликатесного питания это прозвучало странно, — «Сливки» с окружающей территории уже сняты. Считайте — почти доигрались…
— Это как? — в голове не укладывается. Ведь каждый день к столу было свежее мясо. Каждый! Неужели…
— Плотность расселения промысловой дичи имеет пределы…
— Плотность популяции, — машинально поправила я корявую терминологию.
— Согласен, — поправился Ахинеев, — Хорошо, что из засад стреляли… Зверь остался сравнительно не пуганым. И всё равно… На квадратный километр тайги, приходится максимум 1–2 кабана, 3–4 кабарги, 15–20 зайцев, ну, может быть забредет случайный олень… А нас здесь — 357 человек. И каждому нужно полкило еды в сутки, при тихой сидячей работе и килограмм-полтора — при тяжелой физической… Прокормиться охотой — не реально. Согласно историческим хроникам, такое удавалось группам в 5-10 человек. Без хлеба и припасов — нам скоро каюк…
— Без хлеба — плохо, — эхом поддержала я, — А всякие дикоросы? Леса и луга ведь вокруг! И озеро… Не пустыня…
— Кошкины слезы! — в сердцах Ахинеев хлопнул себя ладонью по колену, — Вроде много, а как глянешь…
— Трава?
— Трава… На 70–80 % — вода. Всякий там дикий лук и чеснок (я в курсе). Витамины и не более. Да и то…
— Грибы… Орехи… Ягоды… Смородина лесная, малина, черника, голубика…
— Ага, — что-то он без всякого энтузиазма отозвался, — На пару раз полакомиться… Приготовить несколько банок с вареньем… А на чем зимовать? На каждый день нужно иметь полтонны настоящей плотной пищи… Минимум!
— Кстати, а соль у нас есть? — банальная черемша, при наличии тары и соли — сущий кладезь витаминов. Только цинги нам для полного счастья и не хватало.
— Уверяют, что соль у нас на днях будет, — стоп, не поняла юмора…
— Откуда?
— Есть линзовые месторождения. Вроде бы, сравнительно неподалеку. Уже отправлена поисковая партия… Если что-то существенное найдут — это будет серьезное подспорье. Осталось определиться — что солить? Грибы?
— Грибы — деликатесное лакомство, — услышала я собственный унылый голос, — Основной пищей служить не могут, так как исключительно плохо перевариваются человеческим организмом… Так в учебнике написано.
— И ничего нельзя придумать? — сощурился с подковыркой, — При индустриальном-то подходе к проблеме?
— А разве настолько много грибов? — прямо по анекдоту, «лучше очень много плохой еды, чем очень мало хорошей».
— Если верить сводкам с полей, — показал на оттопыренный рацией карман, — вся тара уже забита. К вечеру в мастерской закончат телеги для перевозки. Приволокут сразу гору. Но, негде хранить. Если не переработать — то сгниют моментально. Погода, гм, не располагает. Сушилок здесь нет. Бочек для засолки — нет. Даже рабочих рук, столов и навесов, для организации заготовки грибов традиционными способами — нет. Что скажет наука?
— Грибной порошок, — глаза собеседника хищно сверкнули, — Нет, я хотела сказать — грибная мука… Ну, если… — правильно писал Дефо, что «нужда поощряет изобретательность».
— Что, «грибная мука»?
— Да ерунда, у нас же нет никакого оборудования… — взгляд Ахинеева сверлит меня раскаленным вертелом, — Их надо сразу сушить и растирать, в мелкую пыль… Тогда все питательные вещества — сохраняются. И желудок такую пыль — переваривает уже нормально…
— Сергей? — меня больше не слушают, рация словно сама прыгнула толстяку в руку, — Тут Галина выдала шикарную идею!
Где-то я читала, что полные люди часто бывают очень подвижными. Могу добавить, у них слегка другая подвижность, чем у обычных людей. Как бы это объяснить? Есть шутка, что «у носорога плохое зрение, но учитывая его вес, силу и толщину шкуры — это уже не его проблема». Ещё говорят, что опасно дергать за хвост тигра. Зато, теперь я знаю, как классно, бежать по джунглям, держась за хвост носорога… Именно такое впечатление оставил марш-бросок через кусты, напрямую от столовой к мастерским. Ахинеев пер впереди, проминая коридор для бегущих следом… Ветки хлещут по спине, летят листья, ломаются сучья, орут птицы… Драйв, словно в детстве, при игре «в войнушку». Короче, если нужно сделать выбор между «быстро бегать по открытому ровному месту» и «срезать углы напролом» — рекомендую последнее. Выходит заметно быстрее. Было бы кого пустить первым. За каким бесом нам потребовалось нестись, как на пожар, мне объяснили буквально через 5 минут.
— Девушка умница, — приходится принимать за комплимент, когда о тебе разговаривают в третьем лице, — Вполне реальная задача, даже, если приходится вычислять на пальцах. Можно успеть…
— Извиняйте, большая белая господина, — заёрничал жилистый брюнет с обожженными огнем электросварки руками, — калькуляторов в наш бантустан не завезли, счеты мы давно пропили, а палочки — скурили…
— Не бухти! В первом приближении, делаем вид, что еда кончилась совсем… — он так спокойно это сказал? Жуть! — Наши действия? Теоретически?
— Что бы соскочить с этого поезда — надо срочно добыть из воздуха по 2000 ккал на среднее рыло в сутки.
— Берем минимальную потребность… по медицинским показаниям…
— Разумеется. На лесоповале зимой и 4000 ккал — обычное дело. Но, до зимы ещё надо дожить. Сколько реально осталось времени?
— До послезавтра, если не экономить. На неделю больше, если урезать норму до физиологического минимума. Потом — строгий пост.
— Решительно протестую! — Ахинеев от участия в диспуте отстранился, но реплики бросает, — Я однажды попробовал худеть и сидел на строгой диете. Отвратительные ощущения! Сначала просто хочется есть. Потом, хочется кого-то убить и съесть. Потом, понимаешь, что это глупость — есть можно прямо живьем. Никому не советую…
— Именно! Опыт осады Сингапура во Вторую Мировую войну показал, что урезать паек — крайне плохая политика, в отсутствии крутой идеи, объединяющей коллектив… Товарищ Ахинеев, у вас есть достойная идея?
— У нас тут нет коллектива… — алогично пробурчал толстяк, — На предварительное слаживание случайной толпы нужен, как минимум, месяц.
— Переводя на русский язык, если, прямо сейчас, урезать паек, то народ — сходу взбесится? На что и был расчет?
— А сокращать его плавно — нет ресурсов. Всё продумано, — выразительный взгляд в мою сторону, — И вы знаете — кем… Налицо полный набор предпосылок для классического голодного бунта. Причем, безнадежного…
— Тогда — начинаем мыслить конструктивно. Галина Олеговна, повторите ещё раз, для тех, кто не слышал, ваши соображения.
— Средняя энергоемкость 100 граммов белого хлеба — 217 ккал, ржаного хлеба — 190 ккал, говядины — 104 ккал, а порошка из сушеных грибов — от 180 до 227 ккал. При одинаково легком усвоении продукта человеком… Микрочастицы грибного порошка — перевариваются мгновенно, подобно мясному бульону. Реальный шанс суррогатной замены мяса и муки одновременно.
— Так, выходит, что суточная норма — не менее 1 килограмма грибного порошка на душу населения…
— Кстати, а что делать с теми, кто не любит грибы? — смешок, — Или, скоро полюбят?
— Давайте решать проблемы по мере поступления. Полагаю, что гурманы воодушевятся чужим примером.
До рассвета я проплакала в кустах, не решаясь вернуться обратно по темноте (в фонаре сел аккумулятор). Ступить на галечную осыпь было ещё страшнее. Раз снайпер стережет берег, у него наверняка ночной прицел. Мне говорили, что там легко отличить мертвое от живого (оно теплое), зато черты лица и одежду видно плохо. Убьет и сделает вид, что так и было. Проклятый Ахинеев сказал правду. У реки — засады не было, а стрелок на скале, контролирующий многие сотни метров открытой береговой полосы — не считается. Дешево и сердито…
Едва начало светать — по тропинке спустились двое. Лично мне незнакомый молодой гражданский парень (кажется, он из команды Радека), с коротким автоматом на груди и солдат, с длинным автоматом за спиной. Ко мне подошел только гражданский. Подал руку. Подвел, зареванную, к лежащему телу. Господи! Лучше бы я в кустах оставалась. Первая пуля попала Володе в спину и прошла навылет. А вторая — ударила в затылок, снеся большую часть лица… Даже поцеловать на прощанье некуда… Труп успел окоченеть. Когда его повернули на спину, застывшие руки нелепо вздернулись вверх. Где он лежал, на гальке застыла кровь. А то, что мне ночью, издалека, показалось темным пятном — содержимое развороченного черепа. Мамочка… Хорошо хоть мух нет…
Когда гражданский, положив на землю автомат, начал с силой разгибать Володе руки-ноги и выпрямлять безобразно скрюченное тело — я не выдержала. Повернулась и убежала… Не могла видеть этого сосредоточенного равнодушия… К счастью, жуткую братскую могилу к моему возвращению уже закопали. Четверо хмурых мужиков (и среди них — сапер Кротов), лопатами и ломом ковыряли рядом небольшую персональную яму. То ли из уважения ко мне, то ли по другим причинам. На душе полегчало. Значит, будет, куда приходить навещать… Длинный и тяжелый сверток, завернутый в маскировочную сеть, из которой торчали голые ступни, принесли, когда землекопы углубилась в грунт по пояс, а солнце полностью разогнало туман. Часто сменяя друг друга, погребальная команда упорно долбила каменистый склон. Пока, наконец, самый старший, седоватый дядька с усами, не подал знак.
— Хватит! Будете прощаться? — обратился он ко мне.
Кивнула. Слов и слез — не осталось. Механически присела на корточки, положила руку на импровизированный саван. Помолчала. Так же механически выпрямилась. Кинула в яму, поверх тела, первый комок земли. Отступила. Споро заработали лопаты. Ну, вот и всё. Надо жить дальше. Одной…
Первое утро новой жизни я провела в полном оцепенении. Вроде того, что описывают загипнотизированные. Всё вижу и понимаю, а ответить или пошевелиться — не могу… Меня особо и не тормошили. Я ни к кому не лезла. У незаконченной могилы — слушала разговоры, ужасаясь собственному каменному спокойствию. Другая бы — бегала и кричала, возможно — стреляла. Я нет. Наверное, уровень эмоционального напряжения имеет верхний предел. Но… и мужики — хороши. Разве ж можно обсуждать покойников прямо при родне? Да ещё настолько откровенно? Потрясающая бестактность… А эти — рыли и болтали. Деревня…
— Раз уж «особист» такой прошаренный, как ты поёшь, так чего же снайпера с ПНВ не предусмотрел?
— Он был не умным, а «информированным». Это — принципиально разные вещи. Знал, что у наших солдатиков — совершенно нет практики ночной стрельбы. Нет опыта ночного скрадывания или многочасового сидения в засаде. Откуда? Вот и полез на рожон. Рискнул головой… Кстати, могло и получиться. От «передовой мобильной группы», посреди бела дня — он ушел… Под огнем.
— Так он по-своему и прав. Всего месяц назад пацаны точно такими, как те, и были. Городские «воины», без всякого опыта… пугливо жмущиеся к командирам… и средневековая тайга кругом.
— Не уследил, получается, за эволюцией навыков личного состава?
— Именно! Дед рассказывал, что основной опыт боец набирает за первые две недели жизни на передовой.
— Справедливо… На войне люди учатся быстро…
— И я про то. Охота с засадами, которой мы тут пробавлялись — она не просто так. Помнишь, узкоглазого парнишку, что с СВД к нам на «точку» приходил? Буквально за считанные дни в таежника вырос… Практика…
— Ну, да. Ким его зовут. Силен! С двухсот метров, навскидку, из столетней «трехи» с открытым прицелом — косуле точно в лоб. А по виду и не скажешь…
— Так это он его сегодня?
— Тс-с-с! — чисто ради приличия оглядываются в мою сторону и, как ни в чем, ни бывало, продолжают…
— Господа начальники — тоже хороши. С какого рожна они все вчера вырядились, словно на парад? Вот ты — сам офицер, объясни!
— Нормальное явление! Фильмы про войну видел? Когда идешь воевать — мундирчик нужен скромный. А если представляться начальству — блистать. Они же, через «дыру», не на фронт отправлялись, а перед «Лунтиком» покрасоваться… потом — так же точно в эвакуацию собрались… Кланяться московскому царю. Жратвы и тряпок — в дорогу нагребли, зато оружие — побросали. Даже автоматы — не у всех…
— Кстати, точно! В фильмах про войну, я внимания не обращал, а так и есть! Поезда в тыл, «штабные» с «тыловиками», там берут штурмом «в парадном», при всех орденах и нашивках. У кого звезд на погонах и цацек на груди больше — тот пролез на посадку первым… И у «беляков» в Гражданскую — примерно тоже наблюдалось… Инстинкт чинопочитания, так сказать, диктует сознанию выгодную тактику. Отключая мозги.
— Угу… Типа картина Репина — «Дед Мазай и зайцы». Самый главный, стоя на плоту, выбирает самых нарядных на берегу…
— Он, — кивок в сторону свертка с телом, — выбрал… Уплыли только те, кто пришел на пристань в полевой форме. А всех остальных — пинками и матом, обратно на берег. Да ты сам их видел… Цирк уехал, а клоунов забыли…
— Только посмотри… А я ещё удивлялся. Получается — кадр разбирался в людях.
— Психолог, хуле… Чего у ФСБ не отнять…
Покончив с незатейливым погребальным обрядом (памятный кол в ногах — воткнули правильно, а братскую могилу — отметили колом с раздвоенной вершиной), мы разделились. Я пошла в лагерь. Народ — по своим делам. Голова — ничего не соображала. Ноги понесли привычным маршрутом. Домой… «Жилой модуль» — хлопал на ветру расстегнутой дверкой. Внутри — следы обыска. Горой лежат наши расстегнутые и разворошенные сумки, которые Володя тайком унес во время подготовки к бегству. Значит, они уже были в надувной лодке, а мне теперь «возвратили личное имущество»… На столике — замызганная тряпка. Поверх — его наручные часы Володи, ключи, несколько визитных карточек, пара флешек, вывернутое наизнанку портмоне… и пистолет, который он у меня забрал ночью в лесу. Тот самый. Я запомнила первые цифры номера. Наследство… Память… Реликвии… И знак внимания. Меня продолжают считать «своей». Вопреки всему случившемуся. Хотя еды — не оставили ни крошки…
Машинально хлопнула по карману куртки. Пальцы наткнулись на твердый брусочек запасной обоймы… Вынула. Бездумно повертела в руках. Взяла в руки пистолет. Глянула в кургузое черное дуло… Застрелиться? Неумытой, с нечищеными зубами? Фиг! Условности подавляют разум… Скинула куртку (снаружи потеплело) и отправилась в храм гигиены, он же общественный умывальник. Пока плескалась — захотела есть… Сама себе сбила настроение… Вернулась в «модуль», глянула в зеркало, причесалась, застегнула вход в «модуль» и двинулась на поиски пропитания.
Столовая, в которой среди дня нечем поживиться — оскорбляет законы природы. Это неправильное место. К сожалению, даже сорвать злость оказалось не на ком. Совсем пусто! Ни людей, ни продуктов. Может быть, что-то есть в запертых от мышей железных ящиках, но как узнать? Между тем, время самое обеденное… Подождать? Между прочим, а куда народ подевался? Хоть бы записку для случайных посетителей оставили. Обидно же!
Час спустя стало обидно ещё больше… Особенно, когда вспоминала, что именно лежало в разворошенных при обыске сумках. Неучтенные пайки. Первоначально — они хранились под кроватью, в металлическом боксе с застежками. Вдруг, среди ночи, нападет жор… или явятся нежданные гости? Перед выходом «на рывок» — перекочевали в багаж. А теперь их нет. Плохой знак. Сердце пропустило удар. Приходилось уже читать, в каких случаях начисто обобществляют все наличные запасы продуктов, вплоть до последнего надкусанного сухаря и банки килек в томате… Если вдуматься — бр-р-р!
— Вы здесь? — свет из дверного проема загородила знакомая туша. Ахинеев легок на помине… Тьфу! Чтоб тебе похудеть… — Я так и подумал. Держите! — вчерашний термос и слегка подгоревший сухарь, — Ешьте! Это с сегодняшнего дня ввели. Горячий завтрак — до рассвета, ужин — после заката. Экономия времени светового дня.
— На войне, как на войне… — стаканы для отвара в помещении нашлись. Сухарь очень крепкий и горьковатый, но съедобный, — Спасибо!
— Пожалуйста! — устроился напротив. Тоже налил себе отвара… Так, получается, я сейчас съела его обед?
— Извините… — неловко получилось.
— Переживу, — понимающе усмехнулся, — Излишний вес — иногда полезен… как горб для верблюда.
А где… все? — отвар с сухарем заполнили раздражающую пустоту в желудке, заодно обострив зрительную память. Если она мне не изменяет, то лагерь, через который я шла — практически пуст. Разве только в мастерских — стук и завывание инструментов…
— Все — на заготовках, — невеселая усмешка, — Я позавчера спину сорвал, сегодня к физической работе не годен, — крякнул, погладил рукой плешь, — вынужденно тружусь головой и языком.
— И много наработали? — язвить человеку, только что подарившему мне собственный паек — некультурно. Только после утренних переживаний — мне приличия уже без разницы.
— Дважды успел охрипнуть. Горло не железное, — потер тыльной стороной руки кадык, — Ночью делали ревизию остатков запасов. С утра — возглавлял, организовывал и доводил «текущую информацию» до народа… Вы, сегодня, у меня — третья группа. А завтра — подтянутся «возвращенцы». Не знаю, вечером или к обеду. Реально уже язык заплетается… — выплеснул в стакан остатки отвара.
— Понятно. Что заготовляем? — деревенский термин почему-то вызвал внутреннее раздражение, — Дрова? Сено?
— Еду! — не въехала, — Продуктов питания осталось на два дня, если при «урезанном» пайке… На пять, при «половинном»…
— Как?! — не верю. Продсклад, это такое место… Если как следует там поискать…
— Пусто, — просто развел руками Ахинеев, — даже порченую муку пустили на сухари… которые в итоге утопили…
— И что нам теперь делать? — наивный вопрос городской девочки, увидевший поперек зеркальной витрины супермаркета надпись «Закрыто навсегда». Одно дело знать, что товарный запас продуктов в любом современном мегаполисе не превышает несколько дней. Жители питаются буквально «с колес» и если прервать снабжение — город превращается в голодную душегубку. Но в реале. Мамочка…
— Работать! — рявкнул мой собеседник, — Головой и руками… Не позднее конца недели — еду надо родить! Сносная погода продержится до конца сентября. Дорог каждый час…
— Это… — рот пересох, мигом вспомнились иронические комментарии Володи по поводу ожидаемой им схватки «штабных» с «космонавтами» за последнюю горсть мерзлой картошки… Тогда, в холодном ночном лесу — его реконструкции казались смешными… Зато, теперь… Глядя на жизнь с другой стороны… — Кх-х-ху!
— Что?
— Жрать хвою — занятие на любителя, — ляпнула первое, что пришло в голову, — Ой! — он не обидится?
— К тому же вредно, от нее плющит, — поймал удивленный взгляд, — Проверено на личном опыте! Мы тоже когда-то были студентами и ходили в дальние турпоходы…
— Тогда, я не знаю, — наверное, это прозвучало беспомощно, — Не мой профиль. Я специализировалась по индустрии переработки сельхозпродуктов и интенсивной агротехнике в закрытом грунте… А что, разве охота — всё?
— Охотой — не прокормимся, — после нескольких недель деликатесного питания это прозвучало странно, — «Сливки» с окружающей территории уже сняты. Считайте — почти доигрались…
— Это как? — в голове не укладывается. Ведь каждый день к столу было свежее мясо. Каждый! Неужели…
— Плотность расселения промысловой дичи имеет пределы…
— Плотность популяции, — машинально поправила я корявую терминологию.
— Согласен, — поправился Ахинеев, — Хорошо, что из засад стреляли… Зверь остался сравнительно не пуганым. И всё равно… На квадратный километр тайги, приходится максимум 1–2 кабана, 3–4 кабарги, 15–20 зайцев, ну, может быть забредет случайный олень… А нас здесь — 357 человек. И каждому нужно полкило еды в сутки, при тихой сидячей работе и килограмм-полтора — при тяжелой физической… Прокормиться охотой — не реально. Согласно историческим хроникам, такое удавалось группам в 5-10 человек. Без хлеба и припасов — нам скоро каюк…
— Без хлеба — плохо, — эхом поддержала я, — А всякие дикоросы? Леса и луга ведь вокруг! И озеро… Не пустыня…
— Кошкины слезы! — в сердцах Ахинеев хлопнул себя ладонью по колену, — Вроде много, а как глянешь…
— Трава?
— Трава… На 70–80 % — вода. Всякий там дикий лук и чеснок (я в курсе). Витамины и не более. Да и то…
— Грибы… Орехи… Ягоды… Смородина лесная, малина, черника, голубика…
— Ага, — что-то он без всякого энтузиазма отозвался, — На пару раз полакомиться… Приготовить несколько банок с вареньем… А на чем зимовать? На каждый день нужно иметь полтонны настоящей плотной пищи… Минимум!
— Кстати, а соль у нас есть? — банальная черемша, при наличии тары и соли — сущий кладезь витаминов. Только цинги нам для полного счастья и не хватало.
— Уверяют, что соль у нас на днях будет, — стоп, не поняла юмора…
— Откуда?
— Есть линзовые месторождения. Вроде бы, сравнительно неподалеку. Уже отправлена поисковая партия… Если что-то существенное найдут — это будет серьезное подспорье. Осталось определиться — что солить? Грибы?
— Грибы — деликатесное лакомство, — услышала я собственный унылый голос, — Основной пищей служить не могут, так как исключительно плохо перевариваются человеческим организмом… Так в учебнике написано.
— И ничего нельзя придумать? — сощурился с подковыркой, — При индустриальном-то подходе к проблеме?
— А разве настолько много грибов? — прямо по анекдоту, «лучше очень много плохой еды, чем очень мало хорошей».
— Если верить сводкам с полей, — показал на оттопыренный рацией карман, — вся тара уже забита. К вечеру в мастерской закончат телеги для перевозки. Приволокут сразу гору. Но, негде хранить. Если не переработать — то сгниют моментально. Погода, гм, не располагает. Сушилок здесь нет. Бочек для засолки — нет. Даже рабочих рук, столов и навесов, для организации заготовки грибов традиционными способами — нет. Что скажет наука?
— Грибной порошок, — глаза собеседника хищно сверкнули, — Нет, я хотела сказать — грибная мука… Ну, если… — правильно писал Дефо, что «нужда поощряет изобретательность».
— Что, «грибная мука»?
— Да ерунда, у нас же нет никакого оборудования… — взгляд Ахинеева сверлит меня раскаленным вертелом, — Их надо сразу сушить и растирать, в мелкую пыль… Тогда все питательные вещества — сохраняются. И желудок такую пыль — переваривает уже нормально…
— Сергей? — меня больше не слушают, рация словно сама прыгнула толстяку в руку, — Тут Галина выдала шикарную идею!
Где-то я читала, что полные люди часто бывают очень подвижными. Могу добавить, у них слегка другая подвижность, чем у обычных людей. Как бы это объяснить? Есть шутка, что «у носорога плохое зрение, но учитывая его вес, силу и толщину шкуры — это уже не его проблема». Ещё говорят, что опасно дергать за хвост тигра. Зато, теперь я знаю, как классно, бежать по джунглям, держась за хвост носорога… Именно такое впечатление оставил марш-бросок через кусты, напрямую от столовой к мастерским. Ахинеев пер впереди, проминая коридор для бегущих следом… Ветки хлещут по спине, летят листья, ломаются сучья, орут птицы… Драйв, словно в детстве, при игре «в войнушку». Короче, если нужно сделать выбор между «быстро бегать по открытому ровному месту» и «срезать углы напролом» — рекомендую последнее. Выходит заметно быстрее. Было бы кого пустить первым. За каким бесом нам потребовалось нестись, как на пожар, мне объяснили буквально через 5 минут.
— Девушка умница, — приходится принимать за комплимент, когда о тебе разговаривают в третьем лице, — Вполне реальная задача, даже, если приходится вычислять на пальцах. Можно успеть…
— Извиняйте, большая белая господина, — заёрничал жилистый брюнет с обожженными огнем электросварки руками, — калькуляторов в наш бантустан не завезли, счеты мы давно пропили, а палочки — скурили…
— Не бухти! В первом приближении, делаем вид, что еда кончилась совсем… — он так спокойно это сказал? Жуть! — Наши действия? Теоретически?
— Что бы соскочить с этого поезда — надо срочно добыть из воздуха по 2000 ккал на среднее рыло в сутки.
— Берем минимальную потребность… по медицинским показаниям…
— Разумеется. На лесоповале зимой и 4000 ккал — обычное дело. Но, до зимы ещё надо дожить. Сколько реально осталось времени?
— До послезавтра, если не экономить. На неделю больше, если урезать норму до физиологического минимума. Потом — строгий пост.
— Решительно протестую! — Ахинеев от участия в диспуте отстранился, но реплики бросает, — Я однажды попробовал худеть и сидел на строгой диете. Отвратительные ощущения! Сначала просто хочется есть. Потом, хочется кого-то убить и съесть. Потом, понимаешь, что это глупость — есть можно прямо живьем. Никому не советую…
— Именно! Опыт осады Сингапура во Вторую Мировую войну показал, что урезать паек — крайне плохая политика, в отсутствии крутой идеи, объединяющей коллектив… Товарищ Ахинеев, у вас есть достойная идея?
— У нас тут нет коллектива… — алогично пробурчал толстяк, — На предварительное слаживание случайной толпы нужен, как минимум, месяц.
— Переводя на русский язык, если, прямо сейчас, урезать паек, то народ — сходу взбесится? На что и был расчет?
— А сокращать его плавно — нет ресурсов. Всё продумано, — выразительный взгляд в мою сторону, — И вы знаете — кем… Налицо полный набор предпосылок для классического голодного бунта. Причем, безнадежного…
— Тогда — начинаем мыслить конструктивно. Галина Олеговна, повторите ещё раз, для тех, кто не слышал, ваши соображения.
— Средняя энергоемкость 100 граммов белого хлеба — 217 ккал, ржаного хлеба — 190 ккал, говядины — 104 ккал, а порошка из сушеных грибов — от 180 до 227 ккал. При одинаково легком усвоении продукта человеком… Микрочастицы грибного порошка — перевариваются мгновенно, подобно мясному бульону. Реальный шанс суррогатной замены мяса и муки одновременно.
— Так, выходит, что суточная норма — не менее 1 килограмма грибного порошка на душу населения…
— Кстати, а что делать с теми, кто не любит грибы? — смешок, — Или, скоро полюбят?
— Давайте решать проблемы по мере поступления. Полагаю, что гурманы воодушевятся чужим примером.
Химический состав и пищевая ценность грибов. Таблица влажности воздуха
— Я скорее взбешусь… — резко мрачнеет сварщик, — Теща меня этими грибами во как, — удар ребром ладони по шее, — дома достала. И жареные, и вареные, и моченые. Вроде вкусные… А настоящей сытости — ни на грош.
— Откуда ей там взяться? Фунгин, тот же хитин. Ни кипяток, ни желудочный сок его не берут. Как вошло, так и вышло, — оратор косится на меня, но решительно добавляет — хоть заново промой и опять на сковородку…
— Правильно излагаете, — включается в разговор голос из-за спины, — Делали опыт. Водилась у нас в Союзе 70-х годов группа «экстремальных туристов». Горожане, со скуки, пробовали жизнь на прочность. Раз они на необитаемом острове, в архипелаге Римского-Корсакова, изображали потерпевших кораблекрушение. Просто высадились на берег «совсем без ничего». Ну, с тем, что лежало в карманах. Корабль ушел, а они «выживали»… «Комсомолка» про них много писала. В 1977 году, они же специально «заблудились» в тайге под Красноярском и плутали там целых 16 дней, изображая потерявшихся грибников. Тоже, только с тем, что обычно в карманах.
— Помню! — радостно провозглашает Ахинеев (чувствуется, мужик не дурак пожрать и «пищевая тема» его живо интересует), — у меня где-то дома лежит книжка Леонида Репина «Затерявшиеся в тайге». Он — как раз из этой троицы… Описал свои лесные приключения. Ровно две с половиной недели, с конца августа до середины сентября, они питались в тайге только подножным кормом, в основном — грибами. Сбросили по 10–12 кг веса…
— То есть, грибы — это почти не еда? — трое смотрят на меня выжидающе, а Ахинеев подмигивает — давай!
— В виде крупной фракции, как их обычно готовят, максимум — низкокалорийная приправа или закуска…
— Тогда, с какой стати нас от работы отвлекают? — раздраженно начинает заводиться обожженный…
— Потому, что никакой другой еды у нас сейчас нет, — решительно обрывает его Ахинеев, — Такая новость.
— «О моё племя!» — снова ёрничает сварщик, — «У меня для тебя, сегодня, целых две новости — плохая и хорошая. Во-первых, на нашем острове не осталось никакой еды, кроме банановой кожуры. Фу, какая плохая новость, давай скорее хорошую! Но, зато — этих шкурок у нас целые горы!» — нашел же время и повод острить.
— Слышала, Галина? Давай скорее хорошую новость!
— При размоле массы грибов до крупности обычной муки, площадь её контактной поверхности настолько возрастает, что содержащиеся в частицах питательные вещества усваиваются организмом полностью, — молчат, — Однако, высокое влагосодержание свежих грибов не позволяет вести тонкий размол без их предварительной сушки. Клейкая сырая масса крепко прилипает к истирающим поверхностям, отчего процесс останавливается.
— А в числовом выражении? — что он этим хотел сказать? Уставились, как на чудо морское… У всех — резко обозначились углы рта. Злые, старые и голодные…
— Галочка, — теперь Ахинеев почти ласков, — слова «много», «мало», «сырой», «сухой» и так далее — смысла почти не содержат. Нам нужны данные для инженерной прикидки. Помнишь на память? — экзаменатор, блин…
— Вода составляет 85–90 % массы свежих грибов…
— А надо?
— Для качественного размола и длительного хранения порошка влажность не должна превышать 12–13 %.
— О! — сварщик хлопает ладонями по грязным штанинам, — Ради получения каждого килограмма грибного порошка надо испарить 4 килограмма воды… С этим уже можно входить для доклада!
— Тепловой режим сушки? — прерывает его дядька стоящий слева.
— Чего?
— Как быстро требуется испарять воду, и до какой величины допускается нагревать будущий продукт?
— Насчет быстроты — я отвечу, — Ахинеев дает мне время собраться с мыслями, — раз грибов у нас «целые горы», — теперь он подмигивает сварщику, — то «чем быстрее, тем лучше». Времени-то на заготовки — в обрез.
— Ага, значит — «мгновенная сушка»! — веселеет спрашивающий, — а максимальная температура?
— Думаю, — внимают с почтительным видом, — не больше 60 градусов Цельсия, — и решительно заканчиваю фразу, — а может быть — 55 градусов. Но, точно не выше… Что-то происходит с химическим составом. Нельзя!
— Правильно девушка излагает, — поддерживает меня сварщик, — теща тоже вокруг духовки с термометром кудахтала. Что б грибы случайно не перегрелись. Про 60 градусов — помню. И что это нам дает?
— При 80 % влажности и температуре 60 градусов Цельсия, — как робот из кинофильма, на память, выдает Ахинеев, — согласно психрометрической таблице, один куб воздуха содержит чуть больше 100 граммов воды.
— Отсюда следует, что для получения килограмма грибной муки надо прогнать через сушильную камеру сорок кубометров горячих топочных газов с остаточной температурой на выходе — 60 градусов.
— В тонкопленочной или пылеобразной фазе испарение почти моментальное… — подхватывает сварщик.
— Особенно, если совместить сушку и растирание с автоматической очисткой поверхностей размола…
— Жернова не годятся… И вообще, трущиеся поверхности. Чуть подсохнет и склеится на ху… — оживились. Как выражается папа — «пошел разговор по существу».
— Шаровая мельница годится? Если продувать по оси поток воздуха, то получится массовый сепаратор…
— А шары для неё, в товарном количестве, сам высрешь? — вспомнил про меня, — Ой, пожалуйста извините.
— Железных обрезков, для начала, насыпать. Постепенно обкатаются… И — в пустую бочку. На роликах…
— Твоей бочке сразу настанет пи… — оратор виновато озирается, — Это… её же, в момент до дыр протрет…
— Хер там протрет! Нержавейка — она, сука, крепкая… — этот уже и меня не стесняется, — Зае… протирать.
— Фигня вопрос! Обрезки следует предварительно отжечь. Для мягкости… Тогда — наверняка не протрут.
— А грибы? — про меня почти забыли, Ахинеев незаметно делает мне знак — смывайся. Процесс пошел…
— Если пристанут к железякам, бл… — так ху… потом отдерешь! — действительно, мне пора. Разберутся…
— Как налипнут, так и отскочат, — слышится в отдалении, — Сказано же — сушка и размол одновременно…
— А на выходе — рукавный фильтр. Из чего? Из новой палатки… Там такая площадь поверхности — я еб… — м-м-да… похоже, что русский матерный является «языком межнационального общения» не только на войне.
Обратный путь в «спальный район», по нормальной тропинке, в обход зарослей, занял неожиданно много времени. Второй день сокращенной диеты, а уже пошатывает? И опять есть захотелось… А может, причина в недосыпе? Вот сейчас заберусь в «модуль» (за день он на солнышке должен хоть немного прогреться), залезу под одеяло — и провалитесь вы все, хоть под землю. Голова идет кругом… В ушах звенит… Нет, в ушах гудит… Нет, это в кармане гудит… Рация?! Опять?! Как они все меня сегодня достали!
— Да, Вячеслав Андреевич… Хорошо, Вячеслав Андреевич… Иду, Вячеслав Андреевич… — это Соколов.
У господина (или товарища?) начальника экспедиции — осунулось лицо. У начальника обороны — глаза красные, как у кролика из зооуголка… Штабной «модуль» огромный. Рассчитан на проведение совещаний и прием делегаций. Я тут в первый раз. Кожаные офисные кресла на колесиках и люминесцентные настольные лампы, в сочетании с легкими складными столами защитного цвета и дикой природой в метре от выхода — это оригинально. Граждане начальники изволят пить чай. Точнее, какой-то отвар с пряным запахом… Не чай…
— Галина Олеговна? Присаживайтесь! — кресло абсолютно новое. Местами к нему ещё прилипли клочки упаковочной пленки. После лесных пеньков и жестких скамеек — просто праздник… для спины и задницы.
— Извините за беспокойство… Вынуждены прервать ваш сон, — так, он думает, что поднял меня с постели.
— Что? — какие все вежливые, аж противно.
— Нам (к чему игра в демократию, известно, кто здесь главный) сообщили, что у вас есть толковая идея…
— Ну… — Смирнов кашляет в кулак.
— Если можно, изложите нам её по возможности кратко. А то товарищ Ахинеев — человек увлекающийся.
— О чем конкретно? — странно, старательно делают вид, что в наших отношениях ничего не поменялось…
— О вашем способе переработки пищи, — сразу взял быка за рога, — О способе сделать запас на зиму, — ого! Про такую возможность я только намекнула, — О возможных при этом опасностях, — глубоко берут!
— Сколько вам надо людей? — это уже Смирнов голос подал. А я откуда знаю? И зачем мне вообще люди?
— Кх-х-х… — стакан курящегося паром отвара в мельхиоровом подстаканнике (точно разграбили запасы для VIP посетителей) оказывается передо мною моментально. Отхлебываю… Похоже, пью что-то психотропное… Ай да начальники! Ладно, приобщимся.
— Мы внимательно слушаем… — и действительно. Будем надеяться, эти хоть материться не будут. Хотя…
— Ахинеев сказал, что в радиусе нескольких километров от лагеря охотой истребили всю крупную дичь.
— Так! — подтверждающее кивает Смирнов, — Посты докладывают, что появление кабанов и копытных уже редкость. А для организации крупной загонной охоты нет ни сил, ни средств… — помолчал, — наша недоработка.
— Следовательно, вокруг пропала предпоследняя ступень «пищевой пирамиды» лесного биоценоза, — открыв рты, ждут от ученой дамочки обнадеживающих рекомендаций, — Ну, если считать нас «вершиной».
— Это хорошо или плохо? — блин, из-за кресла забыла, что я не на симпозиуме. Надо выражаться проще.
— Это значит, что та пища, которую раньше поедали кабаны, зайцы и олени, никуда не делась и оказалась в нашем полном распоряжении. Однако, траву мы пока непосредственно есть не можем. Зато грибы — вполне.
— Грибы не еда, а её имитация, — довольно грубо отзывается на мой посыл Соколов, — Ставили опыты. При чисто грибной диете люди теряют вес со скоростью около килограмма в день, хотя и питаются «от пуза». Это замаскированный голод!
— Грибами не прокормиться, — поддерживает Смирнов, — бабка рассказывала, как они в войну мучились…
— Дело не в самих грибах, а в технике и энергозатратах, для их первоначальной обработки.
— ??? — не понимают, — Поясните мысль.
— Каждая ступенька «пищевой пирамиды» означает рост или снижение необходимых затрат на получение пищи приблизительно на два порядка. Самое выгодное занятие — охота. На каждую 1 ккал затраченной энергии охотник сразу получает 1000 ккал в виде туши убитого зверя. Но, места на этой вершине очень мало. Стоит хищникам истребить доступную им «крупнотоннажную» фауну — и всё, можно класть зубы на полку.
— Понятно, — Смирнов теребит небритый подбородок (тоже ночь не спал?), — Избыток охотников вымирает до достижения «оптимального» уровня. Грубо говоря — «волков много не бывает».
— Человек — «абсолютный хищник», способный в одиночку убить любого зверя. Настоящий царь зверей. Тем не менее, если крупной дичи поблизости нет, то этот закон природы и для него неумолим.
— Вы сказали, про рост относительных энергозатрат… Это такая шутка?
— Это база, для понимания происходящего. Всё в мире можно оценить через энергию. Вы сказали, что для загонной охоты нет ни сил, ни ресурсов. Вот оно самое и есть. Энергетический барьер, который не взять в лоб.
— И что теперь?
— Неолитическая революция показала, что земледелие и скотоводство, менее выгодны энергетически, чем охота, но сказочно расширяют кормовую базу и ареал обитания. Скотоводство дает около 100 ккал на каждую затраченную, а примитивное ручное земледелие — около 10–20 килокалорий. Труд и знания позволяют черпать ресурс на более низкой ступеньке «пищевой пирамиды» и соответственно увеличивать численность населения. За счет отсутствия конкурентов.
— Это понятно… Если бы сейчас была весна и время развести огороды — проблемы бы не стояла так остро.
— Каждый шаг вниз по ступеням «пищевой пирамиды» — это примерно стократный рост энергозатрат на единицу получаемого продукта и пропорциональный демографический скачок. Сегодня, — запнулась, — в XXI веке, на Земле живут приблизительно 6,5 миллиарда человек. При этом, на добычу 1 ккал пищевого эквивалента, в странах с интенсивным земледелием «индустриального типа», тратят до 5 ккал условного топлива. Синтетическая пища обходится дешевле…
— Вы хотите сказать, что у нас сейчас нет проблемы с пищей, а исключительно проблема с энергетикой?
— Можно выразиться и так, — круто загнула! «Если хочешь что-то понять, попробуй объяснить это другим»
— Тогда, попрошу выразить вашу мысль более конкретно.
— Табличная урожайность только одних маслят, только здесь и сейчас — составляет не менее 5–7 ц/га.
— Больше, — Соколов заглядывает в бумажку, — народ рапортует, что за неполный рабочий день, сходу, уже набрали уже несколько тонн грибов.
— Значит, после сушки с размолом — они станут как пшеничная мука? — это Смирнов интересуется, видно Ахинеев поспешил довести мою информацию до руководства, — Можно будет и хлеб печь?
— Даже лучше. Грибной порошок калорийнее и легче усваивается, а белка и витаминов там — как в мясе. Полисахаридов меньше. Да! Перерабатывать свежее сырьё надо немедленно после сбора… Буквально, в же первые часы.
— А как такая штука хранится?
— Хуже чем мука. Грибной порошок очень гигроскопичный. Легко отсыревает и начинает гнить… Нужно или сразу его как-то перерабатывать дальше, — ты посмотри, каждое моё слово ловят, — или добавлять в свежий помол консервант. Годится любой природный.
— Например?
— Сухой толченый ягель. Процент-полтора, по весу, от закладки грибной массы… Там антибиотики.
— Андрей Валентинович, — прерывает меня Соколов, — немедленно распорядитесь. Вы знаете, кому можно это поручить, — похоже, не забыл нашу «настойку». Господи… Володя, прости, — Отправьте группу немедленно.
— В чем ещё засада? — Соколов, не отрываясь от разговора, делает пометки в потертом «ежедневнике».
— Для получения каждого килограмма грибной муки (суточная норма потребления для одного человека) требуется израсходовать 4 килограмма свежих грибов и пол-литра бензина, — немая сцена, — Ну, или эквивалентное ему количество условного топлива. «Инженеры» при мне считали. Запомнила… — хм, что-то я не то сейчас сказала.
— Например? — ой, забыла, что жидкого горючего осталось под обрез…
— Киловатт-час электроэнергии, — чего они перепугались? Я табличку из школьного учебника цитирую. А, электрогенераторы на бензине и солярке работают… — ну, килограмм-полтора дров… — оба, с вздохом облегчения, откидываются на спинки в своих креслах.
— Так бы сразу и говорили. Дрова у нас есть… — попробуй-ка, пойми этих начальников.
Был бы на моем месте лицемер Дейл Корнеги — улизнул бы моментально, пользуясь удачным стечением обстоятельств. А меня злая сила подтолкнула на прощанье открыть рот.
— Дрова, в своем первозданном виде, не годятся…
— Почему? — обиделись, словно малые дети. Будто повертела перед носом конфеткой и снова спрятала.
— Нам нужно тепло и механическая работа, а не пламя и дым, пополам с золой, — чему он радуется? — На открытом огне, или в дровяной печи, ничего не получится. Если бы она и была…
— Чуешь, Андрей Валентинович, какие у нас кадры?! На ходу подметки режут! — не поняла… Пояснил, — Первый, опытный, образец газогенератора сварщики начали собирать ещё вчера утром. Как только стало ясно, чья взяла…
— Мне можно идти? — извините, граждане, я вашей радости не разделяю… Тем более, что голова трещит.
— Позволите бестактный вопрос? — ладно уж, задавайте, — Как вы думаете, почему Владимир… — запнулся, — ввязался… во всё это? Вроде умный мужик… был. Если не трудно, объясните своими словами. Нам важно. Он ведь — один из немногих, кто заранее, ещё там, — ну, ясно где, — предполагал такой вариант развития событий?
— Потому и ввязался, что умный! — только не хныкать… Правду, значит, захотели? Их есть у меня! Целых три… — Во-первых, он рассчитывал вернуться из «дыры» не абы как, а триумфатором, с победой… Вы хоть знаете, кто вообще-то настоящий инициатор проекта «Остров»?
— Ожидаемо, — мрачно кивает Смирнов, — Подобный настрой сразу видно. Стало быть, лично возглавить голодный Холокост господин полковник ФСБ не пожелал, — ха, прорвалось отношение армейских к госбезопасности. Так ведь и ты этого делать не собираешься… Вон, как вовремя всё на Соколова спихнул.
— Во-вторых, он рассчитывал на разумное использование наличных запасов продовольствия…
— Поэтому, возглавил их уничтожение? — язвить, товарищ Соколов, не надо. Вполне могло и получиться… Даже при варианте «Омега»… Не упоминая крайнего случая. Эх, где же ты, далекий Париж? Судя по всему, лучшие годы жизни мне предстоит угробить в этой «жопе мира».
— В-третьих, — на подначки не отвлекаться! — он с самого начала представлял, что такое, для таежного биоценоза, почти четыре сотни городских дядь и теть, пытающихся выжить «на подножном корму». Нагрузка просто запредельная. Все верхние этажи «пищевой пирамиды» подобная голодная толпа, оставшись наедине с суровой природой, снесет, как бульдозер. Выбьет-распугает зверьё, птицу и рыбу, а потом — в драках за последние харчи протянет ноги, не дотянув до настоящей зимы. «Эффект мамаевой орды…» — про Блокаду, как пример, пока лучше помолчать…
— Причем, бежать им некуда. Даже пытаться рассредоточиться малыми группами — бессмысленно. Ведь у половины коллектива даже «зимнего» нет, — поддакивает мне Соколов, — блокадный Ленинград в миниатюре…
— В Ленинграде столько леса не было… — слово сказано! Не мною… Смирновым, — Опять же, ни немцев, ни бомбежек… — Надо же, он надеется, что дела поправятся… Ищет хорошие стороны в окружающей действительности. Оптимист!
— Считаете, за счет избытка доступной энергии и техники, как вы описывали, удастся выкрутиться? — для самого Соколова, похоже, наше положение сродни занятной головоломке. А если вот так сложить? А вот так?
— Откуда я знаю? — в самом деле, откуда?
— Тогда, спрошу иначе. На какой ступеньке технологической лестницы вы отводите нам место? — занятно.
— Ну-у… Если считать, что мы рухнули с верхней позиции «абсолютного хищника» до «травоядного» уровня… Смотрите! Один килограмм грибной муки содержит примерно 2000 ккал. Это около 8,4 МДж энергетического эквивалента (помню, инженеры мыслят в размерностях системы СИ). На добычу такого килограмма (дневной душевой нормы) требуется истратить энергию сушки (нагрев до ста градусов 40 кубов прогоняемого через установку горячего воздуха) — где-то 10 МДж… Плюс — энергия размола, энергия транспортировки грибов к месту обработки и работа, потраченная сборщиком сырья. Плюс — неизбежные на производстве потери. Считаем, это ещё половина от энергии сушки. Выйдет, как раз две килокалории истраченной работы или тепла на каждую килокалорию, содержащуюся в добытой пище.
— Слышал? — обращается Соколов к Смирнову, — примерно то же, только другими словами, здесь утром Ахинеев пропагандировал. Барьер! Удержим технологический уровень — выживем… Скатимся к примитивной технике добычи корма — надорвем пуп и пропадем ни за грош… Голыми руками такую нагрузку не потянуть.
— Спасибо, Галина Олеговна. Вы свободны. Рацию держите в положении «прием», — слава богу, наконец, дождалась господской милости… Пойду отсыпаться.
Глава 13
Химический состав и пищевая ценность грибов. Таблица влажности воздуха
— Я скорее взбешусь… — резко мрачнеет сварщик, — Теща меня этими грибами во как, — удар ребром ладони по шее, — дома достала. И жареные, и вареные, и моченые. Вроде вкусные… А настоящей сытости — ни на грош.
— Откуда ей там взяться? Фунгин, тот же хитин. Ни кипяток, ни желудочный сок его не берут. Как вошло, так и вышло, — оратор косится на меня, но решительно добавляет — хоть заново промой и опять на сковородку…
— Правильно излагаете, — включается в разговор голос из-за спины, — Делали опыт. Водилась у нас в Союзе 70-х годов группа «экстремальных туристов». Горожане, со скуки, пробовали жизнь на прочность. Раз они на необитаемом острове, в архипелаге Римского-Корсакова, изображали потерпевших кораблекрушение. Просто высадились на берег «совсем без ничего». Ну, с тем, что лежало в карманах. Корабль ушел, а они «выживали»… «Комсомолка» про них много писала. В 1977 году, они же специально «заблудились» в тайге под Красноярском и плутали там целых 16 дней, изображая потерявшихся грибников. Тоже, только с тем, что обычно в карманах.
— Помню! — радостно провозглашает Ахинеев (чувствуется, мужик не дурак пожрать и «пищевая тема» его живо интересует), — у меня где-то дома лежит книжка Леонида Репина «Затерявшиеся в тайге». Он — как раз из этой троицы… Описал свои лесные приключения. Ровно две с половиной недели, с конца августа до середины сентября, они питались в тайге только подножным кормом, в основном — грибами. Сбросили по 10–12 кг веса…
— То есть, грибы — это почти не еда? — трое смотрят на меня выжидающе, а Ахинеев подмигивает — давай!
— В виде крупной фракции, как их обычно готовят, максимум — низкокалорийная приправа или закуска…
— Тогда, с какой стати нас от работы отвлекают? — раздраженно начинает заводиться обожженный…
— Потому, что никакой другой еды у нас сейчас нет, — решительно обрывает его Ахинеев, — Такая новость.
— «О моё племя!» — снова ёрничает сварщик, — «У меня для тебя, сегодня, целых две новости — плохая и хорошая. Во-первых, на нашем острове не осталось никакой еды, кроме банановой кожуры. Фу, какая плохая новость, давай скорее хорошую! Но, зато — этих шкурок у нас целые горы!» — нашел же время и повод острить.
— Слышала, Галина? Давай скорее хорошую новость!
— При размоле массы грибов до крупности обычной муки, площадь её контактной поверхности настолько возрастает, что содержащиеся в частицах питательные вещества усваиваются организмом полностью, — молчат, — Однако, высокое влагосодержание свежих грибов не позволяет вести тонкий размол без их предварительной сушки. Клейкая сырая масса крепко прилипает к истирающим поверхностям, отчего процесс останавливается.
— А в числовом выражении? — что он этим хотел сказать? Уставились, как на чудо морское… У всех — резко обозначились углы рта. Злые, старые и голодные…
— Галочка, — теперь Ахинеев почти ласков, — слова «много», «мало», «сырой», «сухой» и так далее — смысла почти не содержат. Нам нужны данные для инженерной прикидки. Помнишь на память? — экзаменатор, блин…
— Вода составляет 85–90 % массы свежих грибов…
— А надо?
— Для качественного размола и длительного хранения порошка влажность не должна превышать 12–13 %.
— О! — сварщик хлопает ладонями по грязным штанинам, — Ради получения каждого килограмма грибного порошка надо испарить 4 килограмма воды… С этим уже можно входить для доклада!
— Тепловой режим сушки? — прерывает его дядька стоящий слева.
— Чего?
— Как быстро требуется испарять воду, и до какой величины допускается нагревать будущий продукт?
— Насчет быстроты — я отвечу, — Ахинеев дает мне время собраться с мыслями, — раз грибов у нас «целые горы», — теперь он подмигивает сварщику, — то «чем быстрее, тем лучше». Времени-то на заготовки — в обрез.
— Ага, значит — «мгновенная сушка»! — веселеет спрашивающий, — а максимальная температура?
— Думаю, — внимают с почтительным видом, — не больше 60 градусов Цельсия, — и решительно заканчиваю фразу, — а может быть — 55 градусов. Но, точно не выше… Что-то происходит с химическим составом. Нельзя!
— Правильно девушка излагает, — поддерживает меня сварщик, — теща тоже вокруг духовки с термометром кудахтала. Что б грибы случайно не перегрелись. Про 60 градусов — помню. И что это нам дает?
— При 80 % влажности и температуре 60 градусов Цельсия, — как робот из кинофильма, на память, выдает Ахинеев, — согласно психрометрической таблице, один куб воздуха содержит чуть больше 100 граммов воды.
— Отсюда следует, что для получения килограмма грибной муки надо прогнать через сушильную камеру сорок кубометров горячих топочных газов с остаточной температурой на выходе — 60 градусов.
— В тонкопленочной или пылеобразной фазе испарение почти моментальное… — подхватывает сварщик.
— Особенно, если совместить сушку и растирание с автоматической очисткой поверхностей размола…
— Жернова не годятся… И вообще, трущиеся поверхности. Чуть подсохнет и склеится на ху… — оживились. Как выражается папа — «пошел разговор по существу».
— Шаровая мельница годится? Если продувать по оси поток воздуха, то получится массовый сепаратор…
— А шары для неё, в товарном количестве, сам высрешь? — вспомнил про меня, — Ой, пожалуйста извините.
— Железных обрезков, для начала, насыпать. Постепенно обкатаются… И — в пустую бочку. На роликах…
— Твоей бочке сразу настанет пи… — оратор виновато озирается, — Это… её же, в момент до дыр протрет…
— Хер там протрет! Нержавейка — она, сука, крепкая… — этот уже и меня не стесняется, — Зае… протирать.
— Фигня вопрос! Обрезки следует предварительно отжечь. Для мягкости… Тогда — наверняка не протрут.
— А грибы? — про меня почти забыли, Ахинеев незаметно делает мне знак — смывайся. Процесс пошел…
— Если пристанут к железякам, бл… — так ху… потом отдерешь! — действительно, мне пора. Разберутся…
— Как налипнут, так и отскочат, — слышится в отдалении, — Сказано же — сушка и размол одновременно…
— А на выходе — рукавный фильтр. Из чего? Из новой палатки… Там такая площадь поверхности — я еб… — м-м-да… похоже, что русский матерный является «языком межнационального общения» не только на войне.
Обратный путь в «спальный район», по нормальной тропинке, в обход зарослей, занял неожиданно много времени. Второй день сокращенной диеты, а уже пошатывает? И опять есть захотелось… А может, причина в недосыпе? Вот сейчас заберусь в «модуль» (за день он на солнышке должен хоть немного прогреться), залезу под одеяло — и провалитесь вы все, хоть под землю. Голова идет кругом… В ушах звенит… Нет, в ушах гудит… Нет, это в кармане гудит… Рация?! Опять?! Как они все меня сегодня достали!
— Да, Вячеслав Андреевич… Хорошо, Вячеслав Андреевич… Иду, Вячеслав Андреевич… — это Соколов.
У господина (или товарища?) начальника экспедиции — осунулось лицо. У начальника обороны — глаза красные, как у кролика из зооуголка… Штабной «модуль» огромный. Рассчитан на проведение совещаний и прием делегаций. Я тут в первый раз. Кожаные офисные кресла на колесиках и люминесцентные настольные лампы, в сочетании с легкими складными столами защитного цвета и дикой природой в метре от выхода — это оригинально. Граждане начальники изволят пить чай. Точнее, какой-то отвар с пряным запахом… Не чай…
— Галина Олеговна? Присаживайтесь! — кресло абсолютно новое. Местами к нему ещё прилипли клочки упаковочной пленки. После лесных пеньков и жестких скамеек — просто праздник… для спины и задницы.
— Извините за беспокойство… Вынуждены прервать ваш сон, — так, он думает, что поднял меня с постели.
— Что? — какие все вежливые, аж противно.
— Нам (к чему игра в демократию, известно, кто здесь главный) сообщили, что у вас есть толковая идея…
— Ну… — Смирнов кашляет в кулак.
— Если можно, изложите нам её по возможности кратко. А то товарищ Ахинеев — человек увлекающийся.
— О чем конкретно? — странно, старательно делают вид, что в наших отношениях ничего не поменялось…
— О вашем способе переработки пищи, — сразу взял быка за рога, — О способе сделать запас на зиму, — ого! Про такую возможность я только намекнула, — О возможных при этом опасностях, — глубоко берут!
— Сколько вам надо людей? — это уже Смирнов голос подал. А я откуда знаю? И зачем мне вообще люди?
— Кх-х-х… — стакан курящегося паром отвара в мельхиоровом подстаканнике (точно разграбили запасы для VIP посетителей) оказывается передо мною моментально. Отхлебываю… Похоже, пью что-то психотропное… Ай да начальники! Ладно, приобщимся.
— Мы внимательно слушаем… — и действительно. Будем надеяться, эти хоть материться не будут. Хотя…
— Ахинеев сказал, что в радиусе нескольких километров от лагеря охотой истребили всю крупную дичь.
— Так! — подтверждающее кивает Смирнов, — Посты докладывают, что появление кабанов и копытных уже редкость. А для организации крупной загонной охоты нет ни сил, ни средств… — помолчал, — наша недоработка.
— Следовательно, вокруг пропала предпоследняя ступень «пищевой пирамиды» лесного биоценоза, — открыв рты, ждут от ученой дамочки обнадеживающих рекомендаций, — Ну, если считать нас «вершиной».
— Это хорошо или плохо? — блин, из-за кресла забыла, что я не на симпозиуме. Надо выражаться проще.
— Это значит, что та пища, которую раньше поедали кабаны, зайцы и олени, никуда не делась и оказалась в нашем полном распоряжении. Однако, траву мы пока непосредственно есть не можем. Зато грибы — вполне.
— Грибы не еда, а её имитация, — довольно грубо отзывается на мой посыл Соколов, — Ставили опыты. При чисто грибной диете люди теряют вес со скоростью около килограмма в день, хотя и питаются «от пуза». Это замаскированный голод!
— Грибами не прокормиться, — поддерживает Смирнов, — бабка рассказывала, как они в войну мучились…
— Дело не в самих грибах, а в технике и энергозатратах, для их первоначальной обработки.
— ??? — не понимают, — Поясните мысль.
— Каждая ступенька «пищевой пирамиды» означает рост или снижение необходимых затрат на получение пищи приблизительно на два порядка. Самое выгодное занятие — охота. На каждую 1 ккал затраченной энергии охотник сразу получает 1000 ккал в виде туши убитого зверя. Но, места на этой вершине очень мало. Стоит хищникам истребить доступную им «крупнотоннажную» фауну — и всё, можно класть зубы на полку.
— Понятно, — Смирнов теребит небритый подбородок (тоже ночь не спал?), — Избыток охотников вымирает до достижения «оптимального» уровня. Грубо говоря — «волков много не бывает».
— Человек — «абсолютный хищник», способный в одиночку убить любого зверя. Настоящий царь зверей. Тем не менее, если крупной дичи поблизости нет, то этот закон природы и для него неумолим.
— Вы сказали, про рост относительных энергозатрат… Это такая шутка?
— Это база, для понимания происходящего. Всё в мире можно оценить через энергию. Вы сказали, что для загонной охоты нет ни сил, ни ресурсов. Вот оно самое и есть. Энергетический барьер, который не взять в лоб.
— И что теперь?
— Неолитическая революция показала, что земледелие и скотоводство, менее выгодны энергетически, чем охота, но сказочно расширяют кормовую базу и ареал обитания. Скотоводство дает около 100 ккал на каждую затраченную, а примитивное ручное земледелие — около 10–20 килокалорий. Труд и знания позволяют черпать ресурс на более низкой ступеньке «пищевой пирамиды» и соответственно увеличивать численность населения. За счет отсутствия конкурентов.
— Это понятно… Если бы сейчас была весна и время развести огороды — проблемы бы не стояла так остро.
— Каждый шаг вниз по ступеням «пищевой пирамиды» — это примерно стократный рост энергозатрат на единицу получаемого продукта и пропорциональный демографический скачок. Сегодня, — запнулась, — в XXI веке, на Земле живут приблизительно 6,5 миллиарда человек. При этом, на добычу 1 ккал пищевого эквивалента, в странах с интенсивным земледелием «индустриального типа», тратят до 5 ккал условного топлива. Синтетическая пища обходится дешевле…
— Вы хотите сказать, что у нас сейчас нет проблемы с пищей, а исключительно проблема с энергетикой?
— Можно выразиться и так, — круто загнула! «Если хочешь что-то понять, попробуй объяснить это другим»
— Тогда, попрошу выразить вашу мысль более конкретно.
— Табличная урожайность только одних маслят, только здесь и сейчас — составляет не менее 5–7 ц/га.
— Больше, — Соколов заглядывает в бумажку, — народ рапортует, что за неполный рабочий день, сходу, уже набрали уже несколько тонн грибов.
— Значит, после сушки с размолом — они станут как пшеничная мука? — это Смирнов интересуется, видно Ахинеев поспешил довести мою информацию до руководства, — Можно будет и хлеб печь?
— Даже лучше. Грибной порошок калорийнее и легче усваивается, а белка и витаминов там — как в мясе. Полисахаридов меньше. Да! Перерабатывать свежее сырьё надо немедленно после сбора… Буквально, в же первые часы.
— А как такая штука хранится?
— Хуже чем мука. Грибной порошок очень гигроскопичный. Легко отсыревает и начинает гнить… Нужно или сразу его как-то перерабатывать дальше, — ты посмотри, каждое моё слово ловят, — или добавлять в свежий помол консервант. Годится любой природный.
— Например?
— Сухой толченый ягель. Процент-полтора, по весу, от закладки грибной массы… Там антибиотики.
— Андрей Валентинович, — прерывает меня Соколов, — немедленно распорядитесь. Вы знаете, кому можно это поручить, — похоже, не забыл нашу «настойку». Господи… Володя, прости, — Отправьте группу немедленно.
— В чем ещё засада? — Соколов, не отрываясь от разговора, делает пометки в потертом «ежедневнике».
— Для получения каждого килограмма грибной муки (суточная норма потребления для одного человека) требуется израсходовать 4 килограмма свежих грибов и пол-литра бензина, — немая сцена, — Ну, или эквивалентное ему количество условного топлива. «Инженеры» при мне считали. Запомнила… — хм, что-то я не то сейчас сказала.
— Например? — ой, забыла, что жидкого горючего осталось под обрез…
— Киловатт-час электроэнергии, — чего они перепугались? Я табличку из школьного учебника цитирую. А, электрогенераторы на бензине и солярке работают… — ну, килограмм-полтора дров… — оба, с вздохом облегчения, откидываются на спинки в своих креслах.
— Так бы сразу и говорили. Дрова у нас есть… — попробуй-ка, пойми этих начальников.
Был бы на моем месте лицемер Дейл Корнеги — улизнул бы моментально, пользуясь удачным стечением обстоятельств. А меня злая сила подтолкнула на прощанье открыть рот.
— Дрова, в своем первозданном виде, не годятся…
— Почему? — обиделись, словно малые дети. Будто повертела перед носом конфеткой и снова спрятала.
— Нам нужно тепло и механическая работа, а не пламя и дым, пополам с золой, — чему он радуется? — На открытом огне, или в дровяной печи, ничего не получится. Если бы она и была…
— Чуешь, Андрей Валентинович, какие у нас кадры?! На ходу подметки режут! — не поняла… Пояснил, — Первый, опытный, образец газогенератора сварщики начали собирать ещё вчера утром. Как только стало ясно, чья взяла…
— Мне можно идти? — извините, граждане, я вашей радости не разделяю… Тем более, что голова трещит.
— Позволите бестактный вопрос? — ладно уж, задавайте, — Как вы думаете, почему Владимир… — запнулся, — ввязался… во всё это? Вроде умный мужик… был. Если не трудно, объясните своими словами. Нам важно. Он ведь — один из немногих, кто заранее, ещё там, — ну, ясно где, — предполагал такой вариант развития событий?
— Потому и ввязался, что умный! — только не хныкать… Правду, значит, захотели? Их есть у меня! Целых три… — Во-первых, он рассчитывал вернуться из «дыры» не абы как, а триумфатором, с победой… Вы хоть знаете, кто вообще-то настоящий инициатор проекта «Остров»?
— Ожидаемо, — мрачно кивает Смирнов, — Подобный настрой сразу видно. Стало быть, лично возглавить голодный Холокост господин полковник ФСБ не пожелал, — ха, прорвалось отношение армейских к госбезопасности. Так ведь и ты этого делать не собираешься… Вон, как вовремя всё на Соколова спихнул.
— Во-вторых, он рассчитывал на разумное использование наличных запасов продовольствия…
— Поэтому, возглавил их уничтожение? — язвить, товарищ Соколов, не надо. Вполне могло и получиться… Даже при варианте «Омега»… Не упоминая крайнего случая. Эх, где же ты, далекий Париж? Судя по всему, лучшие годы жизни мне предстоит угробить в этой «жопе мира».
— В-третьих, — на подначки не отвлекаться! — он с самого начала представлял, что такое, для таежного биоценоза, почти четыре сотни городских дядь и теть, пытающихся выжить «на подножном корму». Нагрузка просто запредельная. Все верхние этажи «пищевой пирамиды» подобная голодная толпа, оставшись наедине с суровой природой, снесет, как бульдозер. Выбьет-распугает зверьё, птицу и рыбу, а потом — в драках за последние харчи протянет ноги, не дотянув до настоящей зимы. «Эффект мамаевой орды…» — про Блокаду, как пример, пока лучше помолчать…
— Причем, бежать им некуда. Даже пытаться рассредоточиться малыми группами — бессмысленно. Ведь у половины коллектива даже «зимнего» нет, — поддакивает мне Соколов, — блокадный Ленинград в миниатюре…
— В Ленинграде столько леса не было… — слово сказано! Не мною… Смирновым, — Опять же, ни немцев, ни бомбежек… — Надо же, он надеется, что дела поправятся… Ищет хорошие стороны в окружающей действительности. Оптимист!
— Считаете, за счет избытка доступной энергии и техники, как вы описывали, удастся выкрутиться? — для самого Соколова, похоже, наше положение сродни занятной головоломке. А если вот так сложить? А вот так?
— Откуда я знаю? — в самом деле, откуда?
— Тогда, спрошу иначе. На какой ступеньке технологической лестницы вы отводите нам место? — занятно.
— Ну-у… Если считать, что мы рухнули с верхней позиции «абсолютного хищника» до «травоядного» уровня… Смотрите! Один килограмм грибной муки содержит примерно 2000 ккал. Это около 8,4 МДж энергетического эквивалента (помню, инженеры мыслят в размерностях системы СИ). На добычу такого килограмма (дневной душевой нормы) требуется истратить энергию сушки (нагрев до ста градусов 40 кубов прогоняемого через установку горячего воздуха) — где-то 10 МДж… Плюс — энергия размола, энергия транспортировки грибов к месту обработки и работа, потраченная сборщиком сырья. Плюс — неизбежные на производстве потери. Считаем, это ещё половина от энергии сушки. Выйдет, как раз две килокалории истраченной работы или тепла на каждую килокалорию, содержащуюся в добытой пище.
— Слышал? — обращается Соколов к Смирнову, — примерно то же, только другими словами, здесь утром Ахинеев пропагандировал. Барьер! Удержим технологический уровень — выживем… Скатимся к примитивной технике добычи корма — надорвем пуп и пропадем ни за грош… Голыми руками такую нагрузку не потянуть.
— Спасибо, Галина Олеговна. Вы свободны. Рацию держите в положении «прием», — слава богу, наконец, дождалась господской милости… Пойду отсыпаться.
Глава 13
Постиндустриал на коленках
Как заснула — не помню. Едва разувшись, упала, на лежанку «модуля», закрыла глаза и вырубилась… Зато пробуждение от сна вышло кошмарным. Медленно приближающийся истошный человеческий визг растянулся не меньше чем на минуту… Это ужасно, когда на закате дня (небо ещё светлое, но солнце спряталось), в дикой таежной глуши кричит, срывая глотку, потерявший от страха человеческий облик мужчина… Сразу всплыл в деталях когда-то потрясший моё детское воображение фильм «Люми». Так и представила — из леса выскочило жуткое чудовище, этакий таежный йоти… и гонится за несчастной жертвой… щипая от неё по кусочку. Ой! Так и заикой сделаться недолго! Вопль смолк буквально рядом. Хотя… Нет. Это с непривычки, тишины и спросонья показалось. Далеко. Что там такое? Или — кто? Оно его (не могу представить, что заставило мужика так орать, машинально подумала о причине в среднем роде) догнало? Убило? «Оно», как у Кинга. Рука сама потянулась к пистолету. Глупости… На глазах у людей, прямо посреди лагеря? Если и так, то почему не слышно стрельбы? Ох! Один черт, пора вставать. Кроме обеденного сухаря во рту с утра ни крошки. Живот, как судорога стянула
Новый вопль. Теперь женский… Короче и веселее, как-то. С таким «И-и-и!» люди катаются по желобам в бассейнах. И стрельбы нет… Елки-палки! Если б не точное знание, где я и что со мною, легко представить, что вокруг парк культуры и отдыха, наполненный крутыми аттракционами. Вроде запуска человека из рогатки. На двух резиновых жгутах, прикрепленных к специальному поясу, пациент улетает в небо метров на 20 и выше. С соответствующими звуками… Опять кричат… И опять не понять — то ли от страха, то ли от удовольствия. Надо прогуляться… Сон этим «кошачьим концертом» всё равно перебили, да и есть хочется не по-детски… Сказано — «ужин после захода солнца». Заодно узнаю новости. Прямо спрашивать, «дадут ли сегодня жрать?» — неудобно.
Пока собиралась — в «модуле» зажегся свет. Сюрприз… То ли я забыла проследить за Ахинеевым прошлой ночью, то ли кто-то навещал наш домишко после отключения энергии, щелкнул выключателем и так бросил… Лампочка светит ярко и ровно. Как в старые добрые времена. Добрый знак… Сунулась на свежий воздух, а там тоже перемены. Во-первых, снова горят прожекторы, освещающие лагерь и подходы к нему. Он действительно слегка напоминает «Луна-парк». Причудливо громоздятся штабеля снаряжения, тонкими паутинками блестят на фоне пожухлой зелени тянущиеся во все стороны линии связи и тросы канатных переправ… Во-вторых, со стороны кухни тянет вкусным запахом… В-третьих, параллельным курсом движется маленькая толпа и можно разузнать новости. Успею перехватить? Свет выключить… Вход закрыть… Вот черт, не успела. Уже в сторону санчасти повернули. Не везет… Мне… И тому, кого сейчас ведут под руки… За новостями надо отправляться в более обитаемое место. К умывальникам, например. Там как раз отмывается холодной водой вернувшаяся из леса смена. Грибники вернулись. От них остро пахнет прелой хвоей, сыростью и собственно грибами. Можно выяснить, почему они явно поднимались сюда со стороны реки, а не шли верхней тропинкой? Это же далеко!
— А он руками и ногами упирается — «Я летать не нанимался!» А старшина — «Ты же, вроде, как авиатор?»
— Хочешь, сейчас угадаю, что майор ему ответил? «Я с вами на брудершафт не пил!» В смысле не тыкай…
— Точно! А Варнаков ему, этак с ленцой — «Мне с тобой, сцыкливая гнида, даже рядом стоять западло…» Сгреб, поднял на воздух, засунул в снасть… ну, и направил… как мешок… С ускорением… Тот, такой подставы не ждал. Пока мчался, в меру сил изливал распирающие чувства…
— То есть, Анатолий Анатольевич тупо очковал один разок проехаться напрямик, по воздуху? Причем, после баб?
— Ну, да… А оно надо, ради одного человека, в темноте, ноги трудить? И так за день находились. Главное, что там было бояться? Ведь целый день, без единой осечки, тяжеленные тюки гоняли. 100 % надега… Вжи-и-ик! И сразу в лагере.
— А-а-а… так это тот самый майор орал? Я услышал — офигел. Звук — аж морозом по коже продрало. Будто свинью живьем рвут на части… Силен!
— Ну… Он и похож на поросенка, — смешок, — Говорят, на английском парусном флоте вахтенный иногда специально мучил корабельную хрюшку, что бы в тумане она предупреждала встречные суда своим визгом. Свинья — это единственное животное, способное непрерывно визжать часами. Заготовленную для пропитания скотину попутно использовали, как сигнальную сирену.
— Забавно… Мужики, сейчас ведь, как раз — XVII век? Предлагаете продать майора Логинова, на флот Его Величества Карла Первого, корабельным поросенком? А чё… Думаю, справится! Тембр звучания и громкость — на твердом мировом уровне. Почти за километр кровь стынет в жилах…
— Фиг ему, а не Англия! Пускай здесь грибы вынюхивает. Молча… Самое поросячье дело.
— Зуб даю, попытается на завтра выпросить больничный — «в связи с пережитым острым стрессом».
— А дадут?
— Хрен разберет… Ты бы видел, какой он при свете оказался. Морда синяя, руки дрожат… Хотя, запускали нормального. Реально мужик перетрухал. Видно, высоты боится до усеру…
— Рожденный ползать — летать не может!
Или я слегка сошла с ума, или за время моего сна что-то в мире радикально изменилось… Какие такие полеты? Какая ещё боязнь высоты? Похоже, они грибы не только собирали, а ещё и ели. Кстати, в Питере тоже водятся ядреные грибочки, дающие «реальный приход»… Замедлила шаг и пригляделась к шагающим навстречу собирателям даров леса. Вроде на вид адекватные. Может, местные поганки влияют на сознание более тонко, не затрагивая формальную логику? Выбралась на открытое место… М-м-мать! Боковым зрением, с той же стороны, откуда доносились звуки, уже почти в полной темноте, мелькнул быстро мчащийся на фоне звезд предмет… Живой. С растопыренными руками и ногами… «И-и-и-и-и!»
Уф-ф-ф… Всё в порядке. В смысле, у грибников мозги на месте. Разговор не бред, а лишь констатация злостного нарушения техники безопасности… С самого начала нас инструктировали, что транспортировка по тросовым переправам людей строжайше запрещена. Только грузы… Только с надлежащими предосторожностями и подстраховкой… Кое-кто, разумеется, запрет нарушал. И не только солдаты… Помню, как один из «космонавтов» (умел Володя одним словом выразить суть явления), пойманный с поличным, оправдывался в своём мальчишестве. Кажется, мотивировал его попыткой не отставать от прогресса. «Задача инженеров — максимальный эффект ценой минимальной затраты сил» Да, точно! Как-то он ещё пафосно выразился, типа — «Основная цель НОТ — без крайней нужды ничего не делать руками, не ходить ногами и не таскать на себе грузы…» Судя по вечерним событиям, его идеи таки овладели усталыми массами. Лихая езда по канатам с помощью транспортных подвесов на глазах превращается из предосудительного деяния в норму поведения… Словно расшалившиеся дети. Опасно же!
— Галина Олеговна? — меня, узнали, — Вы в столовую? — обыденные слова, из навсегда сломанной жизни.
— Ага… — словно ничего особенного сегодня не случилось. Кстати, почему мне сейчас стало так спокойно?
— Столовая — на перебазировании. Там только готовят… А места питания рассредоточены. Идем с нами!
— Куда?
— На мельницу! — только после этих слов до мозга дошло, что мне напоминает уютное басовитое гудение. Город, где-то работают машины. Для жителя мегаполиса шум техники ночью привычен. Видимо, подсознание посчитало слегка подзабытый, за месяц тишины, урбанизированный звуковой фон «признаком дома». Занятно.
— Спасибо вам! — что-то сегодня меня постоянно хвалят всякие посторонние люди. Не к добру…
— А расхода хватит? — утренний обыск и тотальное изъятие продуктов настроили мысли на «голодный» лад.
— Майора в санчасти накормят. Его пайка — в любом случае лишняя. А для вас — и добавка найдется… — это вообще странно. Особой популярностью я в экспедиции никогда не пользовалась. Что ещё за новые веяния?
На природе, даже при искусственном свете, темнота превращает знакомую местность в сущее берендеево царство. Впереди — сказочные шатры и званый пир… Эк, меня с голодухи-то разобрало… Какой пир? Тризна… Сознание двоится… Володя считал, а ещё утром я сама была совершенно уверена, что на днях лагерь ожидают судороги голодного бунта или свирепое нормирование последних крох продовольствия. Грубо сколоченный из свежеструганных досок стол, лавки вокруг и котлы-термосы с остро пахнущей похлебкой рвали это видение на части. Откуда? Ещё в обед Ахинеев отдал мне свой собственный последний сухарь… Кстати, а вот и он сам…
— Галина! Вы должны это видеть! — тоном метрдотеля обращаясь к остальным, — Вы пока рассаживайтесь, товарищи. Мы — сейчас… — надо понимать, люди нас ещё и ждать будут? Голодные и уставшие, после работы?
— Как-то неудобно… — крепко взял под локоток и почти тащит в сторону источника шума.
— Надо! — кому? — Установка совсем сырая. Требуется свежий взгляд со стороны. Желательно специалиста.
— Ой! — что угодно ожидала, но что бы такое…
Посреди громадной, криво установленной палатки, высотой с двухэтажный дом, к балке идущей у самого потолка (если допустимо так назвать матерчатую крышу), подвешены два надутых воздухом тканевых мешка. У первого, из какой-то плотной синтетики (похоже на складной пожарный резервуар), к нижней конической части прицеплена горизонтально лежащая бочка из-под горючего, с косо приваренным на боку прозрачным люком-оконцем. Кажется, от лабораторной печки… Там гудит пламя. К торцевой части бочки подключены два гофрированных шланга. В толстый гонит воздух могучий центробежный вентилятор от надувного ангара (сам он, помнится, в узкую «аномалию» так и не влез). Тонкий шланг тянется за пределы палатки в темноту. Другой торец бочки-печки переделан в приемный бункер. Тоже из бочки. Точнее — из двух бочек. Поворотный шлюз, вроде дверей рентгеновского кабинета. Как это работает — понятно. Потный от жара и работы солдат в надетом на голову противогазе поворачивает рукоять. В боковине бочки открывается широкая жадная щель… Туда вываливается очередной мешок свежих грибов из кучи стоящих вокруг. Обратное движение рукояти. На месте щели остается овал блестящего металла. Звук изменился, став натужным. Машина получила порцию сырья.
Первый тканевый мешок, горячий и туго надутый, дрожит от кипящей внутри массы. Его верхняя часть, плотно охватывает круглую вентиляционную трубу, уходящую в глубину палатки, где, сложенный хитрыми вертикальными складками, с потолочной балки свисает второй мешок. Большой и лениво колышущийся, как до неприличия распухшее привидение. К вислому брюху монстра приспособлена труба с задвижкой от печки «буржуйки». Мешок словно дышит… Его морщинистые бока вздуваются и опадают, окутанные клубами остро пахнущей пыли, сквозь которые с трудом пробиваются лучи света от угловых фонарей. Второй солдат, тоже в противогазе и тоже полуголый, но не блестящий от пота, а серый, наполняет этой сухой трухой металлические короба с ручками. Кажется, в подобных емкостях военные хранят сухие пищевые продукты. Муку и крупы… Мука? Это и есть их пресловутая мельница? Оригинально!
Как заснула — не помню. Едва разувшись, упала, на лежанку «модуля», закрыла глаза и вырубилась… Зато пробуждение от сна вышло кошмарным. Медленно приближающийся истошный человеческий визг растянулся не меньше чем на минуту… Это ужасно, когда на закате дня (небо ещё светлое, но солнце спряталось), в дикой таежной глуши кричит, срывая глотку, потерявший от страха человеческий облик мужчина… Сразу всплыл в деталях когда-то потрясший моё детское воображение фильм «Люми». Так и представила — из леса выскочило жуткое чудовище, этакий таежный йоти… и гонится за несчастной жертвой… щипая от неё по кусочку. Ой! Так и заикой сделаться недолго! Вопль смолк буквально рядом. Хотя… Нет. Это с непривычки, тишины и спросонья показалось. Далеко. Что там такое? Или — кто? Оно его (не могу представить, что заставило мужика так орать, машинально подумала о причине в среднем роде) догнало? Убило? «Оно», как у Кинга. Рука сама потянулась к пистолету. Глупости… На глазах у людей, прямо посреди лагеря? Если и так, то почему не слышно стрельбы? Ох! Один черт, пора вставать. Кроме обеденного сухаря во рту с утра ни крошки. Живот, как судорога стянула
Новый вопль. Теперь женский… Короче и веселее, как-то. С таким «И-и-и!» люди катаются по желобам в бассейнах. И стрельбы нет… Елки-палки! Если б не точное знание, где я и что со мною, легко представить, что вокруг парк культуры и отдыха, наполненный крутыми аттракционами. Вроде запуска человека из рогатки. На двух резиновых жгутах, прикрепленных к специальному поясу, пациент улетает в небо метров на 20 и выше. С соответствующими звуками… Опять кричат… И опять не понять — то ли от страха, то ли от удовольствия. Надо прогуляться… Сон этим «кошачьим концертом» всё равно перебили, да и есть хочется не по-детски… Сказано — «ужин после захода солнца». Заодно узнаю новости. Прямо спрашивать, «дадут ли сегодня жрать?» — неудобно.
Пока собиралась — в «модуле» зажегся свет. Сюрприз… То ли я забыла проследить за Ахинеевым прошлой ночью, то ли кто-то навещал наш домишко после отключения энергии, щелкнул выключателем и так бросил… Лампочка светит ярко и ровно. Как в старые добрые времена. Добрый знак… Сунулась на свежий воздух, а там тоже перемены. Во-первых, снова горят прожекторы, освещающие лагерь и подходы к нему. Он действительно слегка напоминает «Луна-парк». Причудливо громоздятся штабеля снаряжения, тонкими паутинками блестят на фоне пожухлой зелени тянущиеся во все стороны линии связи и тросы канатных переправ… Во-вторых, со стороны кухни тянет вкусным запахом… В-третьих, параллельным курсом движется маленькая толпа и можно разузнать новости. Успею перехватить? Свет выключить… Вход закрыть… Вот черт, не успела. Уже в сторону санчасти повернули. Не везет… Мне… И тому, кого сейчас ведут под руки… За новостями надо отправляться в более обитаемое место. К умывальникам, например. Там как раз отмывается холодной водой вернувшаяся из леса смена. Грибники вернулись. От них остро пахнет прелой хвоей, сыростью и собственно грибами. Можно выяснить, почему они явно поднимались сюда со стороны реки, а не шли верхней тропинкой? Это же далеко!
— А он руками и ногами упирается — «Я летать не нанимался!» А старшина — «Ты же, вроде, как авиатор?»
— Хочешь, сейчас угадаю, что майор ему ответил? «Я с вами на брудершафт не пил!» В смысле не тыкай…
— Точно! А Варнаков ему, этак с ленцой — «Мне с тобой, сцыкливая гнида, даже рядом стоять западло…» Сгреб, поднял на воздух, засунул в снасть… ну, и направил… как мешок… С ускорением… Тот, такой подставы не ждал. Пока мчался, в меру сил изливал распирающие чувства…
— То есть, Анатолий Анатольевич тупо очковал один разок проехаться напрямик, по воздуху? Причем, после баб?
— Ну, да… А оно надо, ради одного человека, в темноте, ноги трудить? И так за день находились. Главное, что там было бояться? Ведь целый день, без единой осечки, тяжеленные тюки гоняли. 100 % надега… Вжи-и-ик! И сразу в лагере.
— А-а-а… так это тот самый майор орал? Я услышал — офигел. Звук — аж морозом по коже продрало. Будто свинью живьем рвут на части… Силен!
— Ну… Он и похож на поросенка, — смешок, — Говорят, на английском парусном флоте вахтенный иногда специально мучил корабельную хрюшку, что бы в тумане она предупреждала встречные суда своим визгом. Свинья — это единственное животное, способное непрерывно визжать часами. Заготовленную для пропитания скотину попутно использовали, как сигнальную сирену.
— Забавно… Мужики, сейчас ведь, как раз — XVII век? Предлагаете продать майора Логинова, на флот Его Величества Карла Первого, корабельным поросенком? А чё… Думаю, справится! Тембр звучания и громкость — на твердом мировом уровне. Почти за километр кровь стынет в жилах…
— Фиг ему, а не Англия! Пускай здесь грибы вынюхивает. Молча… Самое поросячье дело.
— Зуб даю, попытается на завтра выпросить больничный — «в связи с пережитым острым стрессом».
— А дадут?
— Хрен разберет… Ты бы видел, какой он при свете оказался. Морда синяя, руки дрожат… Хотя, запускали нормального. Реально мужик перетрухал. Видно, высоты боится до усеру…
— Рожденный ползать — летать не может!
Или я слегка сошла с ума, или за время моего сна что-то в мире радикально изменилось… Какие такие полеты? Какая ещё боязнь высоты? Похоже, они грибы не только собирали, а ещё и ели. Кстати, в Питере тоже водятся ядреные грибочки, дающие «реальный приход»… Замедлила шаг и пригляделась к шагающим навстречу собирателям даров леса. Вроде на вид адекватные. Может, местные поганки влияют на сознание более тонко, не затрагивая формальную логику? Выбралась на открытое место… М-м-мать! Боковым зрением, с той же стороны, откуда доносились звуки, уже почти в полной темноте, мелькнул быстро мчащийся на фоне звезд предмет… Живой. С растопыренными руками и ногами… «И-и-и-и-и!»
Уф-ф-ф… Всё в порядке. В смысле, у грибников мозги на месте. Разговор не бред, а лишь констатация злостного нарушения техники безопасности… С самого начала нас инструктировали, что транспортировка по тросовым переправам людей строжайше запрещена. Только грузы… Только с надлежащими предосторожностями и подстраховкой… Кое-кто, разумеется, запрет нарушал. И не только солдаты… Помню, как один из «космонавтов» (умел Володя одним словом выразить суть явления), пойманный с поличным, оправдывался в своём мальчишестве. Кажется, мотивировал его попыткой не отставать от прогресса. «Задача инженеров — максимальный эффект ценой минимальной затраты сил» Да, точно! Как-то он ещё пафосно выразился, типа — «Основная цель НОТ — без крайней нужды ничего не делать руками, не ходить ногами и не таскать на себе грузы…» Судя по вечерним событиям, его идеи таки овладели усталыми массами. Лихая езда по канатам с помощью транспортных подвесов на глазах превращается из предосудительного деяния в норму поведения… Словно расшалившиеся дети. Опасно же!
— Галина Олеговна? — меня, узнали, — Вы в столовую? — обыденные слова, из навсегда сломанной жизни.
— Ага… — словно ничего особенного сегодня не случилось. Кстати, почему мне сейчас стало так спокойно?
— Столовая — на перебазировании. Там только готовят… А места питания рассредоточены. Идем с нами!
— Куда?
— На мельницу! — только после этих слов до мозга дошло, что мне напоминает уютное басовитое гудение. Город, где-то работают машины. Для жителя мегаполиса шум техники ночью привычен. Видимо, подсознание посчитало слегка подзабытый, за месяц тишины, урбанизированный звуковой фон «признаком дома». Занятно.
— Спасибо вам! — что-то сегодня меня постоянно хвалят всякие посторонние люди. Не к добру…
— А расхода хватит? — утренний обыск и тотальное изъятие продуктов настроили мысли на «голодный» лад.
— Майора в санчасти накормят. Его пайка — в любом случае лишняя. А для вас — и добавка найдется… — это вообще странно. Особой популярностью я в экспедиции никогда не пользовалась. Что ещё за новые веяния?
На природе, даже при искусственном свете, темнота превращает знакомую местность в сущее берендеево царство. Впереди — сказочные шатры и званый пир… Эк, меня с голодухи-то разобрало… Какой пир? Тризна… Сознание двоится… Володя считал, а ещё утром я сама была совершенно уверена, что на днях лагерь ожидают судороги голодного бунта или свирепое нормирование последних крох продовольствия. Грубо сколоченный из свежеструганных досок стол, лавки вокруг и котлы-термосы с остро пахнущей похлебкой рвали это видение на части. Откуда? Ещё в обед Ахинеев отдал мне свой собственный последний сухарь… Кстати, а вот и он сам…
— Галина! Вы должны это видеть! — тоном метрдотеля обращаясь к остальным, — Вы пока рассаживайтесь, товарищи. Мы — сейчас… — надо понимать, люди нас ещё и ждать будут? Голодные и уставшие, после работы?
— Как-то неудобно… — крепко взял под локоток и почти тащит в сторону источника шума.
— Надо! — кому? — Установка совсем сырая. Требуется свежий взгляд со стороны. Желательно специалиста.
— Ой! — что угодно ожидала, но что бы такое…
Посреди громадной, криво установленной палатки, высотой с двухэтажный дом, к балке идущей у самого потолка (если допустимо так назвать матерчатую крышу), подвешены два надутых воздухом тканевых мешка. У первого, из какой-то плотной синтетики (похоже на складной пожарный резервуар), к нижней конической части прицеплена горизонтально лежащая бочка из-под горючего, с косо приваренным на боку прозрачным люком-оконцем. Кажется, от лабораторной печки… Там гудит пламя. К торцевой части бочки подключены два гофрированных шланга. В толстый гонит воздух могучий центробежный вентилятор от надувного ангара (сам он, помнится, в узкую «аномалию» так и не влез). Тонкий шланг тянется за пределы палатки в темноту. Другой торец бочки-печки переделан в приемный бункер. Тоже из бочки. Точнее — из двух бочек. Поворотный шлюз, вроде дверей рентгеновского кабинета. Как это работает — понятно. Потный от жара и работы солдат в надетом на голову противогазе поворачивает рукоять. В боковине бочки открывается широкая жадная щель… Туда вываливается очередной мешок свежих грибов из кучи стоящих вокруг. Обратное движение рукояти. На месте щели остается овал блестящего металла. Звук изменился, став натужным. Машина получила порцию сырья.
Первый тканевый мешок, горячий и туго надутый, дрожит от кипящей внутри массы. Его верхняя часть, плотно охватывает круглую вентиляционную трубу, уходящую в глубину палатки, где, сложенный хитрыми вертикальными складками, с потолочной балки свисает второй мешок. Большой и лениво колышущийся, как до неприличия распухшее привидение. К вислому брюху монстра приспособлена труба с задвижкой от печки «буржуйки». Мешок словно дышит… Его морщинистые бока вздуваются и опадают, окутанные клубами остро пахнущей пыли, сквозь которые с трудом пробиваются лучи света от угловых фонарей. Второй солдат, тоже в противогазе и тоже полуголый, но не блестящий от пота, а серый, наполняет этой сухой трухой металлические короба с ручками. Кажется, в подобных емкостях военные хранят сухие пищевые продукты. Муку и крупы… Мука? Это и есть их пресловутая мельница? Оригинально!
Индустриальная (начала ХХ века) и постиндустриальная (середина ХХ века) технологии производства пищевой муки
— Ну, как? — сходу отвечать некультурно, обшариваю глазами захламленное помещение. Пыльный солдат оттаскивает в сторону очередной короб грибной трухи. Хм… Там уже небольшой штабель громоздится… Штабель?!!
— Производительность машины — 70 кг сухого порошка в час. Собрали ещё засветло. Опытной продукции как раз хватило на ужин… — шум вентилятора глушит слова… Потный солдат щедро сыпет грибы в ненасытную щель приемника… Вентилятор придушенно рявкает и продолжает гудение тоном ниже.
— Так вы это хозяйство за пол дня соорудили? — увы, моя попытка пройти в палатку жестко пресекается.
— Назад! Яд! — черт, действительно… Если оба работника — в масках (при открытых клапанах и дверных проемах!), значит — это не спроста. Топочный выхлоп обильно насыщен угарным газом. Вот же экстремисты!
— Я только посмотреть…
— Уже! Больше тут ничего нет, — хм, лаконично. И он прав. Смотреть, не на что. Всё примитивно до жути.
— Пожара не боитесь? — сочетание открытого огня с матерчатыми стенками палатки и запыленным трухой воздухом наводит на мысли о катастрофических взрывах воздушно-мучного аэрозоля на мельницах.
— Боимся, — отслеживаю его взгляд и натыкаюсь на размашистую черную надпись прямо по полотну — «Не курить! Убью!» И череп с костями, на фоне символического взрыва, — Открывать топку во время работ строго запрещено. Другого огня здесь нет. Светильники и разъемы кабелей — в герметичном исполнении.
— А подействует?
— Подбирали некурящих… — втягивает носом воздух. Оглушительно чихает, — У вас имеются замечания?
— Сразу не сообразить… В целом — устрашающее сооружение. Нарушены все мыслимые нормы и правила.
— Человек — ленивая обезьяна. «Просто так» он монотонно работать не хочет. Даже за большие деньги! И? Если работа нудная — надо сделать её интересной. А если интереса никак не получается — то хотя бы опасной…
— Душ для бойцов предусмотрен? Грибная пыль раздражает кожу и вызывает острый коньюктивит…
— Обернитесь! — что-то я его не вижу, — Вон, в кабинке, — а я подумала, что там сортир. Будка-то одиночная. Впрочем, архитектура душевой не слишком отличается от классического дворового туалета. А гадить ходят в кусты… Пищевое производство, прости господи. Придраться?
— Тогда, как чисто временное явление, сойдет, — можно думать, мои слова имеют здесь вес, — Мысль смастерить шаровую мельницу оставили до лучших времен? — помнится, уже в обед затея показалась мне бредовой. Хотя, увиденное, пугает ещё более. Не выпуск еды, а форменная походно-полевая душегубка.
— Обижаете! Просто ещё не успели. Надо было урожай спасать. Вот и предпочли самый быстрый вариант. Цейтнот! Если б мы сейчас не родили нечто работоспособное, производительностью 300–500 кг сырых грибов в час, то уже завтра коллективу тупо нечего было бы жрать… Так что — спасибо за идею! — опять благодарят…
Сияет… Он ведь не просто так меня сюда притащил. Хвастается! Насколько же мужики любят это дело… Блин… Если бы мне поставили задачу сочинить нечто, превращающее свежесобранные маслята в сухую муку, то, по науке, получилась бы «производственная линия» из доброго десятка агрегатов. Мойка сырья, шнековый пресс для отжима лишней влаги, первая сушка в псевдоожиженном слое, помол сырья в шаровой мельнице, уловитель металла, вторая сушка в псевдоожиженом слое, охлаждение, просеивание, упаковочный автомат… А здесь всё неправильно. И не поспорить. Достаточно, как выражаются «железячники», припомнить матчасть. Гриб — это насыщенное влагой пористое тело. В мокром состоянии — весьма упругое. В сухом (влажность менее 14–15 %) — хрупкое и ломкое. Вплоть до самостоятельного рассыпания в пыль при малейшем трении или ударе. В среде с температурой выше собственной такое тело интенсивно теряет влагу и не нагревается. В отличие от зерна, склонного образовывать на поверхности плотную корку, мешающую интенсивной сушке, гриб поры не закрывает. Ему нечем. В процессе перемешивания струей горячего воздуха внешние (сухие) слои плодового тела постоянно стираются и улетают пылью в рукавный фильтр. Внутренние — опять сохнут, не нагреваясь. И так до полного размельчения… Один вентилятор, одна газовая горелка, два мешка и несколько старых бочек… За пару-тройку часов, без предварительных расчетов, на коленках, из подручных материалов… Господи боже! Володя, зачем ты так торопился? Если бы ты приплыл за мною сейчас — всё бы повернулось совершенно иначе.
Индустриальная (начала ХХ века) и постиндустриальная (середина ХХ века) технологии производства пищевой муки
— Ну, как? — сходу отвечать некультурно, обшариваю глазами захламленное помещение. Пыльный солдат оттаскивает в сторону очередной короб грибной трухи. Хм… Там уже небольшой штабель громоздится… Штабель?!!
— Производительность машины — 70 кг сухого порошка в час. Собрали ещё засветло. Опытной продукции как раз хватило на ужин… — шум вентилятора глушит слова… Потный солдат щедро сыпет грибы в ненасытную щель приемника… Вентилятор придушенно рявкает и продолжает гудение тоном ниже.
— Так вы это хозяйство за пол дня соорудили? — увы, моя попытка пройти в палатку жестко пресекается.
— Назад! Яд! — черт, действительно… Если оба работника — в масках (при открытых клапанах и дверных проемах!), значит — это не спроста. Топочный выхлоп обильно насыщен угарным газом. Вот же экстремисты!
— Я только посмотреть…
— Уже! Больше тут ничего нет, — хм, лаконично. И он прав. Смотреть, не на что. Всё примитивно до жути.
— Пожара не боитесь? — сочетание открытого огня с матерчатыми стенками палатки и запыленным трухой воздухом наводит на мысли о катастрофических взрывах воздушно-мучного аэрозоля на мельницах.
— Боимся, — отслеживаю его взгляд и натыкаюсь на размашистую черную надпись прямо по полотну — «Не курить! Убью!» И череп с костями, на фоне символического взрыва, — Открывать топку во время работ строго запрещено. Другого огня здесь нет. Светильники и разъемы кабелей — в герметичном исполнении.
— А подействует?
— Подбирали некурящих… — втягивает носом воздух. Оглушительно чихает, — У вас имеются замечания?
— Сразу не сообразить… В целом — устрашающее сооружение. Нарушены все мыслимые нормы и правила.
— Человек — ленивая обезьяна. «Просто так» он монотонно работать не хочет. Даже за большие деньги! И? Если работа нудная — надо сделать её интересной. А если интереса никак не получается — то хотя бы опасной…
— Душ для бойцов предусмотрен? Грибная пыль раздражает кожу и вызывает острый коньюктивит…
— Обернитесь! — что-то я его не вижу, — Вон, в кабинке, — а я подумала, что там сортир. Будка-то одиночная. Впрочем, архитектура душевой не слишком отличается от классического дворового туалета. А гадить ходят в кусты… Пищевое производство, прости господи. Придраться?
— Тогда, как чисто временное явление, сойдет, — можно думать, мои слова имеют здесь вес, — Мысль смастерить шаровую мельницу оставили до лучших времен? — помнится, уже в обед затея показалась мне бредовой. Хотя, увиденное, пугает ещё более. Не выпуск еды, а форменная походно-полевая душегубка.
— Обижаете! Просто ещё не успели. Надо было урожай спасать. Вот и предпочли самый быстрый вариант. Цейтнот! Если б мы сейчас не родили нечто работоспособное, производительностью 300–500 кг сырых грибов в час, то уже завтра коллективу тупо нечего было бы жрать… Так что — спасибо за идею! — опять благодарят…
Сияет… Он ведь не просто так меня сюда притащил. Хвастается! Насколько же мужики любят это дело… Блин… Если бы мне поставили задачу сочинить нечто, превращающее свежесобранные маслята в сухую муку, то, по науке, получилась бы «производственная линия» из доброго десятка агрегатов. Мойка сырья, шнековый пресс для отжима лишней влаги, первая сушка в псевдоожиженном слое, помол сырья в шаровой мельнице, уловитель металла, вторая сушка в псевдоожиженом слое, охлаждение, просеивание, упаковочный автомат… А здесь всё неправильно. И не поспорить. Достаточно, как выражаются «железячники», припомнить матчасть. Гриб — это насыщенное влагой пористое тело. В мокром состоянии — весьма упругое. В сухом (влажность менее 14–15 %) — хрупкое и ломкое. Вплоть до самостоятельного рассыпания в пыль при малейшем трении или ударе. В среде с температурой выше собственной такое тело интенсивно теряет влагу и не нагревается. В отличие от зерна, склонного образовывать на поверхности плотную корку, мешающую интенсивной сушке, гриб поры не закрывает. Ему нечем. В процессе перемешивания струей горячего воздуха внешние (сухие) слои плодового тела постоянно стираются и улетают пылью в рукавный фильтр. Внутренние — опять сохнут, не нагреваясь. И так до полного размельчения… Один вентилятор, одна газовая горелка, два мешка и несколько старых бочек… За пару-тройку часов, без предварительных расчетов, на коленках, из подручных материалов… Господи боже! Володя, зачем ты так торопился? Если бы ты приплыл за мною сейчас — всё бы повернулось совершенно иначе.
Опытный образец прямоточной сушилки-дробилки для производства грибного порошка. Фото предоставлено Игорем Белкиным
— Прекращай реветь! Не могло быть по-другому! — так же, поддерживая под локоток, Ахинеев ведет мою плачущую тушку (потоком хлынувшие слезы мешают разглядеть дорогу) обратно… к накрытому столу… одну.
— Почему? — какое мне дело до чужого торжества, если Володи больше нет? И никогда уже не будет…
— Потому! Садись… Платок есть? — чистый «сопливчик» я прихватила. Не думала, что скоро понадобится.
— Товарищи! Прошу внимания! — мне освобождают место на скамье, подсовывают миску с парящим варевом, в пальцы правой руки суют налитый на треть граненый стакан, — Погодите чокаться! — от удивления слезы на миг высыхают… — У Галины Олеговны сегодня большое личное горе… — народ сочувственно замолкает. Не ожидала такого тактичного отношения. Честно… Решительно опрокидываю содержимое стакана в рот. Ой… Дух перехватило!
— Помянем… — гул траурного застолья (хоть бы предупредили!) пульсирует в ушах. Обжигающий ком мутной спиртовой настойки катится в голодный желудок. Хлеба нет… Вместо закуски — пронзительно вкусная густая бурда (грибная болтушка с крупно рубленным луком и маленьким кусочком мяса). Словно в насмешку. Только бы не вздумали выражать мне соболезнования. Совершенно бредовая ситуация. Он же их всех заранее приговорил… И они это прекрасно понимают!
— Спасибо… — глаза наливаются слезами… В руку опять суют стакан… Володенька, в день твоей смерти пью и закусываю с твоими врагами, прости меня за всё…
— А теперь, граждане, — наше жалкое застолье на дощатом столе без скатерти, напоминающее фото военной поры, резко контрастирует с яркими куртками и современными элементами быта, вроде галогенных фонарей, — Помянем усопшую в бозе государственную власть! И отметим первый маленький успех… — Ахинеев в своем репертуаре, без жмени ехидства — никак, — Господа начальники, вчера, оптом списали нас в расход. По их прикидкам, в данный момент, все присутствующие должны были бы, как минимум, улечься спать голодными… — жестоко, — Мы, сегодня, списали в расход их… Ну, и нарушили кое-какие планы, — кивает мне, — Короче, добро пожаловать обратно в Советский Союз!
Вот так… «Проверка на вшивость», не отходя от кассы. Под прицелом внимательных чужих взглядов тяну стакан к губам. Там немного… Глоток. Только бы не закашляться… Похлебки в миске тоже осталось на дне, едва на пару ложек хватит. Спросить добавки или изобразить гордость? Впрочем, думаю, недоброжелательность мне просто померещилась. Просто люди вымотались за день. Некоторое отсутствие любезности объяснимо. Ого! Компот! Точнее, горячий ягодный отвар. Чайники передают по кругу. Народ наливает себе и соседям. Ну-ка… Питьё из «валового сбора» неведомого состава обжигающее, терпкое и сладковатое. М-м-да… Могло быть и хуже. В русской исторической традиции известен и такой напиток бедняков, как «чистый крутой кипяток». Надеюсь не дожить…
— Ага! — тьма, окружающая импровизированную столовую (фактически легкий навес со стенами из пленки) концентрируется в массивную фигуру, — Чуть отвернулся, а они уже водку пьянствуют и безобразие нарушают! Гражданин Ахинеев, на вас только что поступил первый официальный донос! — не поймешь, шутит или правда.
— Огласите, пожалуйста… — тамада скоротечной тризны не торопится выбираться из-за стола, поэтому нахальный ответ выглядит легким издевательством над руководством. То ли Соколов тут главный, то ли он. Похоже, что в нашем коллективе завелся «Карлсон, который живет на крыше». Толстый самоуверенный нигилист, воспринимающий любую власть, как воплощение «домомучительницы».
— Ваша установка, для производства грибной муки, по некоторым отзывам, получается страшнее атомной войны! Пороховой склад, чумной барак и «газенваген» — в одном флаконе. Плюс — полное пренебрежение ТБ, — это он серьезно? Не, я не спорю, что скороспелая городушка «из палочек и веревочек», не шедевр инженерного искусства. Однако, по сравнению с перспективой ночевки на пустой желудок — она несомненный прогресс и шаг вперед.
— Зато, «жратва с полу», — парирует обвиняемый, невозмутимо сидя за столом, — В товарном количестве и почти моментально, — выразительное молчание, сопровождаемое жестом в сторону собрания принимающих пищу, — Именно об этом мы с вами, Вячеслав, сегодня утром спорили. Как сами видите, кое-что уже стало получаться…
— Там у вас не «кое-что»! Там натуральный «ужас, летящий на крыльях ночи». Немедленно остановите работы! — какая муха его укусила?
— Невозможно, — Ахинеев (в отличие от Карлсона) спокоен, как слон, — запущен круглосуточный производственный цикл.
— А что, собственно, случилось? — с удивлением узнаю собственный голос, — Я тоже осмотрела мельницу (надо сразу ввернуть правильное слово). Мы обсудили, как устранить отдельные недостатки, — чего он завелся?
— Люди работают в атмосфере угарного газа! — рявкает Соколов так, как будто застукал доктора Менгеле с подручными, во время проведения преступного эксперимента, — Говорят, у вас там бурундуки дохнут!
— Майор Логинов — стукач… — ни к кому конкретно не обращаясь, равнодушно констатирует Ахинеев.
— Какое это имеет отношение к угрозе жизни людей?! — начальство в гневе. Что-то профессиональное… Может быть, он в своем МЧС пожары тушил?
— Нет особенной угрозы… — парирует выпад возмутитель спокойствия, — Это была дезинформация. Проверка моральных качеств отдельных представителей бывших россиянских офицеров, а ныне — трудящихся Востока. Каждому, подозреваемому по секрету сообщили совершенно оригинальную версию «страшной правды»… Думаю, что утром вы ещё узнаете о живых спорах, прорастающих внутри организма, о примеси в готовом порошке ядовитых мухоморов… ну, и так далее… Просто сегодня фигуранты поленились. Они проснутся и начнется… Ждите.
— Но, ведь бурундук действительно подох? — Соколов слегка сбавил тон, — Отравился угарным газом?
— Так точно! — доносится бравый ответ, — Зачетный был бурундук, но техника безопасности требует жертв.
— ???
— По-хорошему, в атмосфере аллергена надо работать в полном комплекте химзащиты. Если вы заходили на производственный участок, то могли их видеть. Они в углу сложены…
— Я только что видел, как бойцы работают без комбинезонов, только в противогазах! Полуголые…
— Так ведь не заставишь… — следует снисходительный ответ, — Я, из принципа, предупреждаю людей только один раз. Никогда никого не гноблю силой. Кто меня добром не послушался — тот сам себе злобный Буратино, — после паузы, — От чесотки не умрут, а глаза и слизистые у них закрыты.
— Но, — Соколов от такой равнодушной реакции на свои слова, похоже, чуть растерялся, — Я видел обычные фильтрующие противогазы, без гопкалитовых элементов! От окиси углерода защиты нет…
— И? Я с мужиками настраивал установку совсем без противогазов. В них же ни черта не видно! И палатку взяли самую дырявую. «Всё устройство мира видно сквозь неё…» Легкий СО без помех уносится вверх… Как видите — живой. Даже голова не болит. Но, согласен, проблема имеется. Как отыщем подходящие шланги, немедленно, через фильтр, подключим маски к воздуходувке. Пускай ребята дышат не напрягаясь. Это вы никогда на совхозном току, возле зерносушилки прямого нагрева топочными газами, не работали. Вот где форменный Освенцим!
— И всё же, отчего помер бурундук? Дарья сказала, что грызуны переносят отравление значительно легче, чем люди…
— Совершенно верно! Почти к самой выхлопной трубе пришлось клетку прицепить, что бы надышался… Живучий попался!
— Поясните…
— Пацанов надо было крепко пугануть. Иначе и противогазы бы сняли. В аллергию или коньюктивит они не верят. Зато про «страшный угарный газ» — наверняка слышали. Дохлый бурундук, для них — веский аргумент. Как видите — сработало! Не понимают, что выходной фильтр подвешен выше человеческого роста и теплая окись углерода к земле опуститься никак не может… Чему только современных детей в школе учат? Такое впечатление, что они получают образование по фильмам ужасов.
— Не понимаю, какой смысл было подменять реальную опасность выдуманной? — кажется, гроза миновала.
— Огромный! Думая, что работают в смертельно опасной атмосфере, парни чувствуют себя героями. Это дисциплинирует. А пыль… Что какая-то пыль? Она и в Африке пыль… Защищаться от пыли — неинтересно.
Соколов молча играет желваками… Его оппонент невозмутимо допивает компот. Трудно сказать, как это парочка собирается уживаться дальше… Я общаюсь с Ахинеевым всего сутки, но таки составила о нем впечатление. Занятный дядька, но обладает крайне неприятным типом эрудиции. Так называемой «змеиной мудростью». Он обманывает правдой. С подобными деятелями крайне тяжело иметь дело. Они, как правило, не врут, но и никогда не выкладывают всего им известного сразу. Кстати, данная особенность «змеиного мышления», лиц непривычных к логическим дискуссиям — подсознательно бесит. Они наблюдают перед собой кадра, который привычно пугает окружающих вещами, которых сам совершенно не боится. Фарисей, однозначно! Ладно бы, если бы попался шустрый задохлик, способный испугаться кулачной расправы. Иногда и угроза грубой силы — аргумент. А этот Ахинеев — прямо новая реинкарнация Ломоносова (вслушайтесь в звучание фамилии). Дяденька не только за словом в карман не полезет, но и кулаком в челюсть двинет, без малейшего душевного содрогания. Причем, хорошо, если только кулаком… Распаленный учеными спорами корифей российской науки, помнится, в XVIII веке гонялся по Академии за своими оппонентами — немцами с дубьем. Как же я теперь понимаю опасения Володи! Данный товарищ — его явный профессиональный «косяк». Тип-антипод… Они друг друга сразу чувствуют и ненавидят смертельно. Глупо было надеяться на их мирное существование… Если бы знать!
Начальство и глава Совета, впрочем, тесному общению с предводителем «космонавтов» тоже не рад. Ему надо срочно, на рефлексе, поставить хама на место… Смотри-ка, «второй подход к снаряду»… Подозреваю — снова попытка наступить на грабли.
— Кто разрешил использовать тросовые переправы для перевозки людей из леса обратно в лагерь? — в голосе опять звенит металл.
— Никто! — компот у Ахинеева закончился. Он нагло наливает новый стакан. Делает примирительный знак присаживаться…
— Сформулирую иначе — кто первым показал пример нарушения техники безопасности? — какой тонкий и коварный ход! Вы меня обвиняли в пособничестве стукачам? Сейчас сам будешь врать или закладывать своих людей…
— Я! — звучит абсурдно. Представить эту стокилограммовую тушу висящей на тонкой паутинке каната?
— И не побоялись? — действительно, выглядит сущим мальчишеством. За стол Соколов садиться не хочет.
— Стояла задача — наладить производственный процесс максимально эффективно и любыми доступными способами. Сделали хронометраж. Дорога по тропе от лагеря до леса занимает сорок минут. Утром, когда ноги ещё не устали и вокруг светло. Обратная дорога по канатной переправе занимает секунды. Плюс пара минут на подъем. Почувствуйте разницу! — общество слушает. Гм. С точки зрения вымотанных грибников Ахинеев прав. С точки зрения ТБ… Я уже представляю, как в его окружении относятся к нормам безопасности. Прагматично.
— А если бы кто-то сорвался и убился насмерть? — напрасный вопрос… Вокруг сидят те, кто добровольно предпочел быстрое возвращение долгому блужданию по каменистой тропинке впотьмах. Молчат осуждающе… Опасный момент! Чья правда коллективу покажется ближе?
— Вячеслав, не гони волну, — чайник с отваром и чистый стакан по рукам сидящих отправляются в сторону Соколова. Этакое невербальное приглашение снизить градус спора… — Полчаса ходьбы туда, да час ходьбы обратно — напрасно потерянные силы и драгоценное рабочее время. Уже поступило предложение протянуть второй канат для быстрой отправки людей к месту сбора грибов с лагерной грузовой площадки. Считай, что это такой «опасный быт», примерно как на парусном флоте. Трудоемкость непроизводственных процессов компенсируется риском, — складно гонит! Из головы, как по писаному, — Индустриальная экономика решает проблему снижения трудоемкости за счет повышения материало или энергоемкости. А у нас — голимый постиндустриал «на коленках». Или управимся сами, или сами подохнем… Вот, выкручиваемся.
— Вижу, пока справляетесь, — устав публично препираться, отец-командир обреченно присаживается на скрипнувшую под ним скамью, — Поплотнее ничего не найдется? С утра маковой росинки во рту не было… Одной крашеной водичкой пробавляюсь.
— Миску супа для господина императора! — Ахинеев повелительно, словно восточный вельможа, хлопает в ладоши. Клоун… Ничего святого.
Дождавшись окончания представления (учтите, велся именно публичный «петушиный бой», мужикам без него — не жизнь), народ потихоньку принялся рассасываться из-за стола. Зато на смену подтянулись солдаты из «мельничного наряда». Мокрые после мытья. Зябко ежащиеся на осеннем ветру в своей форме на рыбьем меху. Я попыталась улизнуть, но Ахинеев поманил меня пальцем — «Подожди!» И значительно скосился на Соколова. Тоже зрелище, для тех, кто понимает… Густой грибной суп — редкое блюдо в России. Хотя французы считают, что ничего вкуснее, чем хорошо приготовленный соус (а это именно густой бульон) из грибов — в природе не существует. Уж не знаю, кто у Вячеслава Андреевича жена, но разносолами его не баловали. Надо видеть, как он пробовал диковинное варево… Словно подозревал, что ему действительно подсунули отвар из мухоморов… С явным удовольствием, отметив, что темп движений ложки ускоряется, Ахинеев обратился к служивым:
— Парни, сознавайтесь — головы болят?
— Не-а… — оторвался от миски коренастый. А второй только отрицательно мотнул упомянутым органом.
— Руководство беспокоится о вашем самочувствии. Самоконтроль «на степень отравления» проводили?
Солдаты, с вздохом сожаления оторвавшись от еды, поднялись над столом… Старательно зажмурились и дружно выставили перед собой руки с вытянутыми навстречу указательными пальцами… Промахнулись оба… Один — сантиметра на три, другой — почти на ширину ладони. Прием у невропатолога… Что бы это значило?
— Противогазы пропускают! — подал голос худощавый, — Как их ни прилаживай — сбиваются. Мы следили!
— Симптом отравления угарным газом? — поднял голову от тарелки начальник экспедиции, — Я ж говорил!
— Попробуйте засмолить пять сигарет подряд — будет точно так же, — отозвался Ахинеев, — Курить вредно!
— Ребята, колитесь — угорели? — синхронное мычание и мотание головами. Не на тех напал… — Без датчика содержания вредных примесей работать нельзя! — вот же упорный. Хочет обязательно настоять на своем.
— Справочник «Вредные химические вещества» — у меня в голове. Не трудитесь… Если строго следовать табличным нормативам, то надо запретить печки, пионерские костры, шашлык и огонь вообще… Вы готовы?
— Хотите сказать, что стандартный датчик зашкалит возле любого открытого пламени? — вопрос в пустоту.
— Хочу сказать, что «снявши голову, по волосам не плачут», — возмутитель спокойствия непоколебим, — раз уж решились довериться специалистам, так доверяйте. Мелочные проверки-придирки людей только озлобят…
— Власть вам совершенно не указ? — вот это сказано напрасно. Коренастый солдат посмотрел на Соколова нехорошо. Глаза — как два ружейных дула… Господи, когда же эта борьба самолюбий, наконец, закончится?
— Власть — этот тот, кто кормит людей! Они, — Ахинеев наводит толстый волосатый палец в «срочников», — Я, — поворачивает палец к себе, — Она, — крутит его в мою сторону, — Все, кто сегодня работал «в поле»… Народ! — солдаты жадно хлебают горячее варево, но я уверена — тоже внимательно слушают, — А вот те, кто просрал все продукты, доверившись врагам, — выразительный взгляд через стол, — максимум, начальство. Пока, нахлебники.
— И полковнику Смирнову, такое, глаза в глаза повторить готовы? — миска перед Соколовым опустела.
— Уже, — следует мрачный ответ, — ещё вчера. Потому он сюда и не явился. Бережет остатки авторитета…
— Объяснитесь! — ого, задело за живое… Похоже, в руководстве экспедиции продолжаются нехилые терки.
— Элементарно! Сейчас, аллегорически выражаясь, у нас идет «второе издание Ленинградской Блокады»… С той разницей, что начальство, представляющее общественную опасность, себя разоблачило. И мы его успели перестрелять… Осталось в живых начальство «условно полезное», вроде вас со Смирновым, — выдержал взгляд, — и «предположительно бесполезное», вроде уже знакомого вам майора Логинова. В основном качестве, никуда не годное, но способное выполнять черную неквалифицированную работу. Жестоко страдая от потери статуса. Можете на меня обижаться, но это — горькая правда. Не мешайте нам вытаскивать экспедицию из той задницы, где она сейчас оказалась.
— Анатолий Анатольевич всего лишь пытался предотвратить нарушение нормативов…
— Старый идиот, — Ахинеев категоричен, — мешал занятым людям. Прикрывая словами о безопасности собственную трусость и лень… Каждый час светлого времени, как показал сегодняшний опыт — это полторы-две тонны грибов. Двухдневный паек! В сложившихся условиях, езда по канатным переправам — окупается. Всё остальное, по сравнению с задачей срочно создать запас еды на зиму — вторично. На войне, как на войне…
— То есть, вы уже считаете себя настолько правым…
— Хуже! Меня считают правым все, кто сегодня получил на ужин порцию похлебки, вместо пустого чая… В то время, как официальная власть расписалась в бессилии. Запущена переборка механизма общественных отношений. Нравится вам это или нет… — замолчав, он поднимает палец вверх, — О! Кстати — последний пример… Слышите?
Опытный образец прямоточной сушилки-дробилки для производства грибного порошка. Фото предоставлено Игорем Белкиным
— Прекращай реветь! Не могло быть по-другому! — так же, поддерживая под локоток, Ахинеев ведет мою плачущую тушку (потоком хлынувшие слезы мешают разглядеть дорогу) обратно… к накрытому столу… одну.
— Почему? — какое мне дело до чужого торжества, если Володи больше нет? И никогда уже не будет…
— Потому! Садись… Платок есть? — чистый «сопливчик» я прихватила. Не думала, что скоро понадобится.
— Товарищи! Прошу внимания! — мне освобождают место на скамье, подсовывают миску с парящим варевом, в пальцы правой руки суют налитый на треть граненый стакан, — Погодите чокаться! — от удивления слезы на миг высыхают… — У Галины Олеговны сегодня большое личное горе… — народ сочувственно замолкает. Не ожидала такого тактичного отношения. Честно… Решительно опрокидываю содержимое стакана в рот. Ой… Дух перехватило!
— Помянем… — гул траурного застолья (хоть бы предупредили!) пульсирует в ушах. Обжигающий ком мутной спиртовой настойки катится в голодный желудок. Хлеба нет… Вместо закуски — пронзительно вкусная густая бурда (грибная болтушка с крупно рубленным луком и маленьким кусочком мяса). Словно в насмешку. Только бы не вздумали выражать мне соболезнования. Совершенно бредовая ситуация. Он же их всех заранее приговорил… И они это прекрасно понимают!
— Спасибо… — глаза наливаются слезами… В руку опять суют стакан… Володенька, в день твоей смерти пью и закусываю с твоими врагами, прости меня за всё…
— А теперь, граждане, — наше жалкое застолье на дощатом столе без скатерти, напоминающее фото военной поры, резко контрастирует с яркими куртками и современными элементами быта, вроде галогенных фонарей, — Помянем усопшую в бозе государственную власть! И отметим первый маленький успех… — Ахинеев в своем репертуаре, без жмени ехидства — никак, — Господа начальники, вчера, оптом списали нас в расход. По их прикидкам, в данный момент, все присутствующие должны были бы, как минимум, улечься спать голодными… — жестоко, — Мы, сегодня, списали в расход их… Ну, и нарушили кое-какие планы, — кивает мне, — Короче, добро пожаловать обратно в Советский Союз!
Вот так… «Проверка на вшивость», не отходя от кассы. Под прицелом внимательных чужих взглядов тяну стакан к губам. Там немного… Глоток. Только бы не закашляться… Похлебки в миске тоже осталось на дне, едва на пару ложек хватит. Спросить добавки или изобразить гордость? Впрочем, думаю, недоброжелательность мне просто померещилась. Просто люди вымотались за день. Некоторое отсутствие любезности объяснимо. Ого! Компот! Точнее, горячий ягодный отвар. Чайники передают по кругу. Народ наливает себе и соседям. Ну-ка… Питьё из «валового сбора» неведомого состава обжигающее, терпкое и сладковатое. М-м-да… Могло быть и хуже. В русской исторической традиции известен и такой напиток бедняков, как «чистый крутой кипяток». Надеюсь не дожить…
— Ага! — тьма, окружающая импровизированную столовую (фактически легкий навес со стенами из пленки) концентрируется в массивную фигуру, — Чуть отвернулся, а они уже водку пьянствуют и безобразие нарушают! Гражданин Ахинеев, на вас только что поступил первый официальный донос! — не поймешь, шутит или правда.
— Огласите, пожалуйста… — тамада скоротечной тризны не торопится выбираться из-за стола, поэтому нахальный ответ выглядит легким издевательством над руководством. То ли Соколов тут главный, то ли он. Похоже, что в нашем коллективе завелся «Карлсон, который живет на крыше». Толстый самоуверенный нигилист, воспринимающий любую власть, как воплощение «домомучительницы».
— Ваша установка, для производства грибной муки, по некоторым отзывам, получается страшнее атомной войны! Пороховой склад, чумной барак и «газенваген» — в одном флаконе. Плюс — полное пренебрежение ТБ, — это он серьезно? Не, я не спорю, что скороспелая городушка «из палочек и веревочек», не шедевр инженерного искусства. Однако, по сравнению с перспективой ночевки на пустой желудок — она несомненный прогресс и шаг вперед.
— Зато, «жратва с полу», — парирует обвиняемый, невозмутимо сидя за столом, — В товарном количестве и почти моментально, — выразительное молчание, сопровождаемое жестом в сторону собрания принимающих пищу, — Именно об этом мы с вами, Вячеслав, сегодня утром спорили. Как сами видите, кое-что уже стало получаться…
— Там у вас не «кое-что»! Там натуральный «ужас, летящий на крыльях ночи». Немедленно остановите работы! — какая муха его укусила?
— Невозможно, — Ахинеев (в отличие от Карлсона) спокоен, как слон, — запущен круглосуточный производственный цикл.
— А что, собственно, случилось? — с удивлением узнаю собственный голос, — Я тоже осмотрела мельницу (надо сразу ввернуть правильное слово). Мы обсудили, как устранить отдельные недостатки, — чего он завелся?
— Люди работают в атмосфере угарного газа! — рявкает Соколов так, как будто застукал доктора Менгеле с подручными, во время проведения преступного эксперимента, — Говорят, у вас там бурундуки дохнут!
— Майор Логинов — стукач… — ни к кому конкретно не обращаясь, равнодушно констатирует Ахинеев.
— Какое это имеет отношение к угрозе жизни людей?! — начальство в гневе. Что-то профессиональное… Может быть, он в своем МЧС пожары тушил?
— Нет особенной угрозы… — парирует выпад возмутитель спокойствия, — Это была дезинформация. Проверка моральных качеств отдельных представителей бывших россиянских офицеров, а ныне — трудящихся Востока. Каждому, подозреваемому по секрету сообщили совершенно оригинальную версию «страшной правды»… Думаю, что утром вы ещё узнаете о живых спорах, прорастающих внутри организма, о примеси в готовом порошке ядовитых мухоморов… ну, и так далее… Просто сегодня фигуранты поленились. Они проснутся и начнется… Ждите.
— Но, ведь бурундук действительно подох? — Соколов слегка сбавил тон, — Отравился угарным газом?
— Так точно! — доносится бравый ответ, — Зачетный был бурундук, но техника безопасности требует жертв.
— ???
— По-хорошему, в атмосфере аллергена надо работать в полном комплекте химзащиты. Если вы заходили на производственный участок, то могли их видеть. Они в углу сложены…
— Я только что видел, как бойцы работают без комбинезонов, только в противогазах! Полуголые…
— Так ведь не заставишь… — следует снисходительный ответ, — Я, из принципа, предупреждаю людей только один раз. Никогда никого не гноблю силой. Кто меня добром не послушался — тот сам себе злобный Буратино, — после паузы, — От чесотки не умрут, а глаза и слизистые у них закрыты.
— Но, — Соколов от такой равнодушной реакции на свои слова, похоже, чуть растерялся, — Я видел обычные фильтрующие противогазы, без гопкалитовых элементов! От окиси углерода защиты нет…
— И? Я с мужиками настраивал установку совсем без противогазов. В них же ни черта не видно! И палатку взяли самую дырявую. «Всё устройство мира видно сквозь неё…» Легкий СО без помех уносится вверх… Как видите — живой. Даже голова не болит. Но, согласен, проблема имеется. Как отыщем подходящие шланги, немедленно, через фильтр, подключим маски к воздуходувке. Пускай ребята дышат не напрягаясь. Это вы никогда на совхозном току, возле зерносушилки прямого нагрева топочными газами, не работали. Вот где форменный Освенцим!
— И всё же, отчего помер бурундук? Дарья сказала, что грызуны переносят отравление значительно легче, чем люди…
— Совершенно верно! Почти к самой выхлопной трубе пришлось клетку прицепить, что бы надышался… Живучий попался!
— Поясните…
— Пацанов надо было крепко пугануть. Иначе и противогазы бы сняли. В аллергию или коньюктивит они не верят. Зато про «страшный угарный газ» — наверняка слышали. Дохлый бурундук, для них — веский аргумент. Как видите — сработало! Не понимают, что выходной фильтр подвешен выше человеческого роста и теплая окись углерода к земле опуститься никак не может… Чему только современных детей в школе учат? Такое впечатление, что они получают образование по фильмам ужасов.
— Не понимаю, какой смысл было подменять реальную опасность выдуманной? — кажется, гроза миновала.
— Огромный! Думая, что работают в смертельно опасной атмосфере, парни чувствуют себя героями. Это дисциплинирует. А пыль… Что какая-то пыль? Она и в Африке пыль… Защищаться от пыли — неинтересно.
Соколов молча играет желваками… Его оппонент невозмутимо допивает компот. Трудно сказать, как это парочка собирается уживаться дальше… Я общаюсь с Ахинеевым всего сутки, но таки составила о нем впечатление. Занятный дядька, но обладает крайне неприятным типом эрудиции. Так называемой «змеиной мудростью». Он обманывает правдой. С подобными деятелями крайне тяжело иметь дело. Они, как правило, не врут, но и никогда не выкладывают всего им известного сразу. Кстати, данная особенность «змеиного мышления», лиц непривычных к логическим дискуссиям — подсознательно бесит. Они наблюдают перед собой кадра, который привычно пугает окружающих вещами, которых сам совершенно не боится. Фарисей, однозначно! Ладно бы, если бы попался шустрый задохлик, способный испугаться кулачной расправы. Иногда и угроза грубой силы — аргумент. А этот Ахинеев — прямо новая реинкарнация Ломоносова (вслушайтесь в звучание фамилии). Дяденька не только за словом в карман не полезет, но и кулаком в челюсть двинет, без малейшего душевного содрогания. Причем, хорошо, если только кулаком… Распаленный учеными спорами корифей российской науки, помнится, в XVIII веке гонялся по Академии за своими оппонентами — немцами с дубьем. Как же я теперь понимаю опасения Володи! Данный товарищ — его явный профессиональный «косяк». Тип-антипод… Они друг друга сразу чувствуют и ненавидят смертельно. Глупо было надеяться на их мирное существование… Если бы знать!
Начальство и глава Совета, впрочем, тесному общению с предводителем «космонавтов» тоже не рад. Ему надо срочно, на рефлексе, поставить хама на место… Смотри-ка, «второй подход к снаряду»… Подозреваю — снова попытка наступить на грабли.
— Кто разрешил использовать тросовые переправы для перевозки людей из леса обратно в лагерь? — в голосе опять звенит металл.
— Никто! — компот у Ахинеева закончился. Он нагло наливает новый стакан. Делает примирительный знак присаживаться…
— Сформулирую иначе — кто первым показал пример нарушения техники безопасности? — какой тонкий и коварный ход! Вы меня обвиняли в пособничестве стукачам? Сейчас сам будешь врать или закладывать своих людей…
— Я! — звучит абсурдно. Представить эту стокилограммовую тушу висящей на тонкой паутинке каната?
— И не побоялись? — действительно, выглядит сущим мальчишеством. За стол Соколов садиться не хочет.
— Стояла задача — наладить производственный процесс максимально эффективно и любыми доступными способами. Сделали хронометраж. Дорога по тропе от лагеря до леса занимает сорок минут. Утром, когда ноги ещё не устали и вокруг светло. Обратная дорога по канатной переправе занимает секунды. Плюс пара минут на подъем. Почувствуйте разницу! — общество слушает. Гм. С точки зрения вымотанных грибников Ахинеев прав. С точки зрения ТБ… Я уже представляю, как в его окружении относятся к нормам безопасности. Прагматично.
— А если бы кто-то сорвался и убился насмерть? — напрасный вопрос… Вокруг сидят те, кто добровольно предпочел быстрое возвращение долгому блужданию по каменистой тропинке впотьмах. Молчат осуждающе… Опасный момент! Чья правда коллективу покажется ближе?
— Вячеслав, не гони волну, — чайник с отваром и чистый стакан по рукам сидящих отправляются в сторону Соколова. Этакое невербальное приглашение снизить градус спора… — Полчаса ходьбы туда, да час ходьбы обратно — напрасно потерянные силы и драгоценное рабочее время. Уже поступило предложение протянуть второй канат для быстрой отправки людей к месту сбора грибов с лагерной грузовой площадки. Считай, что это такой «опасный быт», примерно как на парусном флоте. Трудоемкость непроизводственных процессов компенсируется риском, — складно гонит! Из головы, как по писаному, — Индустриальная экономика решает проблему снижения трудоемкости за счет повышения материало или энергоемкости. А у нас — голимый постиндустриал «на коленках». Или управимся сами, или сами подохнем… Вот, выкручиваемся.
— Вижу, пока справляетесь, — устав публично препираться, отец-командир обреченно присаживается на скрипнувшую под ним скамью, — Поплотнее ничего не найдется? С утра маковой росинки во рту не было… Одной крашеной водичкой пробавляюсь.
— Миску супа для господина императора! — Ахинеев повелительно, словно восточный вельможа, хлопает в ладоши. Клоун… Ничего святого.
Дождавшись окончания представления (учтите, велся именно публичный «петушиный бой», мужикам без него — не жизнь), народ потихоньку принялся рассасываться из-за стола. Зато на смену подтянулись солдаты из «мельничного наряда». Мокрые после мытья. Зябко ежащиеся на осеннем ветру в своей форме на рыбьем меху. Я попыталась улизнуть, но Ахинеев поманил меня пальцем — «Подожди!» И значительно скосился на Соколова. Тоже зрелище, для тех, кто понимает… Густой грибной суп — редкое блюдо в России. Хотя французы считают, что ничего вкуснее, чем хорошо приготовленный соус (а это именно густой бульон) из грибов — в природе не существует. Уж не знаю, кто у Вячеслава Андреевича жена, но разносолами его не баловали. Надо видеть, как он пробовал диковинное варево… Словно подозревал, что ему действительно подсунули отвар из мухоморов… С явным удовольствием, отметив, что темп движений ложки ускоряется, Ахинеев обратился к служивым:
— Парни, сознавайтесь — головы болят?
— Не-а… — оторвался от миски коренастый. А второй только отрицательно мотнул упомянутым органом.
— Руководство беспокоится о вашем самочувствии. Самоконтроль «на степень отравления» проводили?
Солдаты, с вздохом сожаления оторвавшись от еды, поднялись над столом… Старательно зажмурились и дружно выставили перед собой руки с вытянутыми навстречу указательными пальцами… Промахнулись оба… Один — сантиметра на три, другой — почти на ширину ладони. Прием у невропатолога… Что бы это значило?
— Противогазы пропускают! — подал голос худощавый, — Как их ни прилаживай — сбиваются. Мы следили!
— Симптом отравления угарным газом? — поднял голову от тарелки начальник экспедиции, — Я ж говорил!
— Попробуйте засмолить пять сигарет подряд — будет точно так же, — отозвался Ахинеев, — Курить вредно!
— Ребята, колитесь — угорели? — синхронное мычание и мотание головами. Не на тех напал… — Без датчика содержания вредных примесей работать нельзя! — вот же упорный. Хочет обязательно настоять на своем.
— Справочник «Вредные химические вещества» — у меня в голове. Не трудитесь… Если строго следовать табличным нормативам, то надо запретить печки, пионерские костры, шашлык и огонь вообще… Вы готовы?
— Хотите сказать, что стандартный датчик зашкалит возле любого открытого пламени? — вопрос в пустоту.
— Хочу сказать, что «снявши голову, по волосам не плачут», — возмутитель спокойствия непоколебим, — раз уж решились довериться специалистам, так доверяйте. Мелочные проверки-придирки людей только озлобят…
— Власть вам совершенно не указ? — вот это сказано напрасно. Коренастый солдат посмотрел на Соколова нехорошо. Глаза — как два ружейных дула… Господи, когда же эта борьба самолюбий, наконец, закончится?
— Власть — этот тот, кто кормит людей! Они, — Ахинеев наводит толстый волосатый палец в «срочников», — Я, — поворачивает палец к себе, — Она, — крутит его в мою сторону, — Все, кто сегодня работал «в поле»… Народ! — солдаты жадно хлебают горячее варево, но я уверена — тоже внимательно слушают, — А вот те, кто просрал все продукты, доверившись врагам, — выразительный взгляд через стол, — максимум, начальство. Пока, нахлебники.
— И полковнику Смирнову, такое, глаза в глаза повторить готовы? — миска перед Соколовым опустела.
— Уже, — следует мрачный ответ, — ещё вчера. Потому он сюда и не явился. Бережет остатки авторитета…
— Объяснитесь! — ого, задело за живое… Похоже, в руководстве экспедиции продолжаются нехилые терки.
— Элементарно! Сейчас, аллегорически выражаясь, у нас идет «второе издание Ленинградской Блокады»… С той разницей, что начальство, представляющее общественную опасность, себя разоблачило. И мы его успели перестрелять… Осталось в живых начальство «условно полезное», вроде вас со Смирновым, — выдержал взгляд, — и «предположительно бесполезное», вроде уже знакомого вам майора Логинова. В основном качестве, никуда не годное, но способное выполнять черную неквалифицированную работу. Жестоко страдая от потери статуса. Можете на меня обижаться, но это — горькая правда. Не мешайте нам вытаскивать экспедицию из той задницы, где она сейчас оказалась.
— Анатолий Анатольевич всего лишь пытался предотвратить нарушение нормативов…
— Старый идиот, — Ахинеев категоричен, — мешал занятым людям. Прикрывая словами о безопасности собственную трусость и лень… Каждый час светлого времени, как показал сегодняшний опыт — это полторы-две тонны грибов. Двухдневный паек! В сложившихся условиях, езда по канатным переправам — окупается. Всё остальное, по сравнению с задачей срочно создать запас еды на зиму — вторично. На войне, как на войне…
— То есть, вы уже считаете себя настолько правым…
— Хуже! Меня считают правым все, кто сегодня получил на ужин порцию похлебки, вместо пустого чая… В то время, как официальная власть расписалась в бессилии. Запущена переборка механизма общественных отношений. Нравится вам это или нет… — замолчав, он поднимает палец вверх, — О! Кстати — последний пример… Слышите?
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ