Заросли съедобных дикоросов на улицах, дворах, пустырях и болотистых задворках в современном Санкт-Петербурге

Тема, в родной Северной столице, мягко говоря не популярная. Очень мягко говоря. И разглагольствовать по этому поводу в таком месте — язык к нёбу присыхает. Честно! Чужим не понять

— Мы с уважением относимся к вашим чувствам и тяжелой исторической памяти, но всё же попробуйте, хоть в двух-трех словах… Нам это важно знать!

— Они не хотели… — звуки выдавливаются с диким трудом, будто замерзший пластилин.

— Кто именно?

— Всё… — слезы потекли ручьем, закрыв воздух, обзор и любую возможность общения.

— Чего вы к женщине на сносях прицепились? — незнакомые крепкие руки обняли меня за плечи, а возле носа оказался развернутым огромный (чистый, но явно долго пролежавший в кармане) мужской носовой платок, — Они в это время знаете какие нервные делаются? Слова поперек не скажи…

— Анатолий Михайлович! А вы её в кресло усадите… Вот так… Сейчас попить нальем.

Слева раздался невероятный в сложившихся обстоятельствах, почти забытый, за месяцы в тайге звук — куда-то с шипением полилась газированная вода. Они сюда офисный кулер притащили? С сатуратором? Холодный стеклянный стакан, заботливо поднесенный невидимой рукой, застучал о зубы. В нос ударили брызги от лопающихся пузырьков и крепкий углекислый дух… У-ф-ф-ф!

— Ещё? Как ощущения? — мелькнула мысль, о путешествии на машине времени, да такая острая, что опять пробило на слезы…

— Провторить? — степень газации чудовищная, вода буквально кипит. Зато — вкусная.

— Я же говорил, что хоть один агрегат для производства минералки в хозяйстве нужен.

Кто о чем, а Лев Абрамович о материальном снабжении и трудностях его обеспечения. И хоть мир перевернись… Но, если мне нальют ещё — я лопну, как перекачанный воздушный шарик.

— Никто не хотел ничего знать, — вроде бы нашла правильную формулировку, — Людей — сначала успокаивали, потом — обманывали, потом — они сами не хотели верить, что их обманывают. А голод, как болезнь — штука коварная. Самочувствие может оставаться почти нормальным, хотя сил нет.

— Товарищи! — Ахинеев почти всё время молчал и вдруг взял слово, это не к добру, — Предлагаю всем сесть и успокоиться. Что за цирк, в самом деле?

— Поддерживаю… — весь каудильо, в одном этом слове. Бардак? Ха! Будем давить.

— Дык, я это самое… — сквозь туманные разводы залитых глаз видно плохо, но скрип кожезаменителя офисных кресел свидетельствует, что дискурс переходит в конструктивное русло. Дело ясное, что дело темное…

— Пока Галина собирается с духом… — последний раз таким голосом, на моей памяти, Ахинеев оглашал приговор покойному майору Логинову, — я рискну напомнить собранию некоторые вещи…

За то время, пока мы обсуждали таежные дикоросы, главный идеолог успел сменить расцветку и взамен «помидорного Моргунова» стал похож на одного из героев «Семейки Адамс». Был там мертвенно белый кадр, с темными пятнами вокруг глаз. В общем — внешность под стать голосу. Если не врут пособия по прикладной психологии — это последний градус бешенства. При всей благообразности композиции. Мой антипод, м-да…

— Начнем с вопроса — «знали или не знали», — и полстакана газировки одним глотком, — Во-первых, знали! Не могли не знать… Взрослое население Ленинграда, к началу 40-х годов, на три четверти, или — «вчерашние крестьяне», или — «горожане в первом поколении». В деревнях регулярно голодавшей Российской Империи, питание всевозможными «заменителями хлеба» — скорее норма, чем исключение. Другое дело, что лебеда на столе у русского пейзанина — обыденность. А корневища камыша — уже скорее экзотика. Понимаете, отчего?

— Малоземелье же! — как само собою разумеющееся выдала Ленка, — Заливные луга — старались очищать от «сорных» растений. Плюс — отсутствие личного примера. Слышать — это одно. Видеть — уже совсем другое.

— Во-вторых, сильно разнилось отношение к такого рода знанию. «Поганая еда», в деревенской общине — приговор. Хуже, чем нажраться говна на зоне. В столичный город — эти деятели перебрались, но все пишевые вкусы — сохранили. Применительно к грибам — этот вопрос уже обсуждался, — Соколов согласно кивнул.

— У нас — такую гадость тоже не едят, — присоединился Плотников, — В иркутском клубе «Сталкер» когда он был — вопрос изучали, не более. Вывод сделали — «можно, но невкусно». После чего перешли на бурундуков.

— Вот именно! — Ахинеев дохлебал газировку, заново потянулся к кулеру, — Что у нас получается в случае голода? Разброд и шатания… В отсутствии признанного авторитета — все смотрят друг на друга и выжидают… Всякие там «ученые» — не образец. Хотя, счет времени может идти на дни и часы. Человек — существо стадное.

Повисло молчание. Вроде бы банальности, но когда таким тоном… И с таким выражением лица…

— Поясняю, откуда знаю. Моего «раскулаченного» деда, с семьей, выкинули без инструмента и припасов, на самом краю Васюганских болот, осенью 1929 года. Они — выжили. Питаясь корешками камыша. Хотя и не все. Пару клубней настоящей картошки, спрятанных в карман и бережно сохраненных — сберегли для посадки в следущий год. Дед был грамотный и знал, что вареные корни камыша, в голодную пору — не менее чем «традиционная пища русского народа», — Ахинеев опять жадно присосался к стакану, — Когда приперло, харч оценили. Однако, интересно другое. В родном селе деда, после «коллективизации» и выселения «лишенцев», тоже приключился голод. Так никаких корней камыша — они не ели. Не с кого было брать пример. Для «Ваньков из Пердуновки» — это очень важно!

— И не только, — криво усмехнулась филологиня, — Для бар и примкнувшей челяди — оно тоже важно! Мы постоянно забываем, что в дореволюционной России главным видом образования было «гуманитарное». Или — наука управлять людьми. Источником информации служили книги. Великая русская литература… Что они в то время знали про съедобные корешки? Например, в книжке Гончарова про Обломова описано, как главный герой, в детстве, их выкапывал и ел… Не с голодухи, понятное дело, а в порядке знакомства с окружающим миром. Толстой писал про «хлеб с лебедой», причём — ругал его. Дескать, хлеб получается плохим. И Чехов о лебеде упоминал. Но, что это за лебеда такая — тайна велика есть. Лично я, даже глядя на картинки — вовсе не припоминаю такого растения. Чего требовать от ленинградцев 30-40-х годов, в массе — едва усвоивших самые азы естествознания?

— Логично…

— При этом, подробно, про съедобные камыши (рогоз, тростник, лопухи и прочую конкретику) классики русской литературы (то есть — Пушкин, Гончаров, Чехов или Толстой) — не писали ни-че-го. А всякие скучные профессора ботаники, если и писали, то кто из «чистой публики», их когда-нибудь читал? Особенно — «с голоду»? Сроду не было, что бы голодный русский интеллигент, ощутив недостаток жизненного опыта — устремился бы в публичную библиотеку, восполнять там пробелы образования. Скорее он (уютно устроившись на кухне, с такими же «студентами прохладной жизни») под пустой кипяток начнет ругать власть и государство, которые его «не обеспечили»…

— А как же крестьяне?

— Скромненько напоминаю, что картофель в России распространился довольно поздно. Принудительно! Для подавляющего большинства русских — это была априори непривычная пища. Ещё хуже, всякие корешки — как бы аналог картофеля. А пищевые традиции есть самая устойчивая часть культуры. Для народа легче сменить веру, язык или цвет кожи, чем традиционные приемы кулинарии и привычный набор продуктов питания…

— Во! — торжественно задрал палец к потолку Ахинеев, — Ломка пищевых традиций — крайне болезненный процесс. Для его стимуляции требуется или чудовищная катастрофа, или столь же зверское капание на мозги.

— Так ведь, в первые годы Советской Власти, на мозги не просто капали, — сорвался каудильо, — Туда, в те времена — натурально срали. Всей мощью современной технической пропаганды! Радио, театры, песни, кино, газеты, книги…

— Точно! — легко согласился главный идеолог, — Культуру питания, для «советского народа» — создавали в искусственно. Обильно разбавляя полезную информацию «политикой». И один из главных постулатов советской культуры питания — «централизованное снабжение». Социализм же! Не ешь с полу! Могучее рабоче-крестьянское государство — надежно защитит своих граждан от угрозы голода и обеспечит их всем необходимым.

— Это вы к чему? — бледную физиономию Ахинеева перекосила сатанинская ухмылка.

— В 30-40-х годах сама мысль о самообеспечении продуктами питания, в стране СССР — преступная ересь, если не «анархизм»… или даже «троцкизм»… А любая попытка самовольно перейти на личное продовольственное самообеспечение — «отрыжка кулацкой психологии»… С прямо вытекающими уголовно-административными карами, как за злую «политику». Очень больными… Некоторые спрашивают — почему, в военное время, советские граждане настолько редко и мало питались «подножным кормом»? Вот поэтому, в частности. Всякого «выделившегося из толпы», так сказать «злостного единоличника» — сразу брали на карандаш! С «уголовными» оргвыводами… И доброхотов-доносчиков — хватало.

Глава 60

Стыдная тайна Блокады

И смех и грех. Вроде взрослые люди, а рассуждают как дети. Два стакана холодной газировки, вопреки всем законам биохимии, основательно освежили мне мозги (занятный эффект, кстати). Попробую вставить словечко… Иначе, получается невежливо

— Граждане, попробуйте себе представить… и в меру сил запомнить… (Ахинеев обязательно посоветовал бы записать на бумажке, но это лишнее), — собрание дружно заткнулось, — Про возможность питание корневищами камыша, ленинградцы начала 40-х годов — знали поголовно! От мала и до велика… — горло опять сжал спазм, ничего…

— ???

— Про «культ Кирова» (нагнетаемый в Ленинграде второй половины 30-х годов всей мощью государственной пропаганды) — кто-нибудь из вас в курсе? Любой лениградец, учившийся в школе-институте при Союзе — основные детали этого «священного канона» — отбарабанит наизусть. Хоть ты его ночью разбуди…

— ???

— Сейчас… — Ленка, как рентгеном, просканировала моё естество наглыми голубыми глазищами (словно я — мышь в зоологическом музее), пару секунд промедлила… и выдала, — А помню! Знаменитый (до войны) эпизод обороны Астрахани, летом 1919 года…

— ???

— В общем, Киров тогда командовал в Астрахани «красными». Его режим — худо-бедно контролировал дельту Волги. Сплошняком заросшую зарослями камыша и прочей водной растительностью. В условиях полной блокады со стороны «белых» (поддерживаемых англичанами) — город начал голодать. Сдаваться — Ленин им категорически запретил. Выхода не было. Однако, продовольственной катастрофы удалось избежать, благодаря массовым заготовкам корневищ камыша на речном мелководье, из которых потом терли муку для выпечки хлеба. Для вылова из воды этих самых корневищ «красные», в два счета, мобилизовали всё свободное население города.

— Было такое… — Ахинеев растерянно потер могучий лоб, — Странно, совсем забыл. Ведь действительно…

— После гибели Кирова — в СССР из него сделали «святого великомученика». Конкретно в Ленинграде, по «житию» (точнее, биографии) Кирова, даже взрослых людей — заставляли чуть ли не экзамены сдавать. Особо выдающиеся эпизоды из этих «святцев» — школьники реально учили наизусть. В частности, про астраханскую Блокаду и астраханский камыш…

— Интересное кино, — заметно подпрыгнул на своем кресле каудильо (ничего, здесь — потолок высокий), — Но, тогда, тем более — почему?!

— Вы действительно хотите это знать? — мне, например, такое — до сих пор неприятно, хотя сама нарыла.

— А куда мне теперь деваться? — резонно…

— В блокадной Астрахани 1919 года и в блокадном Ленинграде 1941 года — сложился принципиально разный моральный климат.

— Это как?

— В рабочей Астрахани 1919 года — революционеры боролись с государством, открыто привлекая к своей борьбе всё население. В культурной столице Советского Союза, осенью 1941 года — государственные чиновники пытались удержать власть. В первую очередь — методами «централизованного распределения» продовольствия. А ведь не получается «централизованно распределять» даровой ресурс, доступный каждому, в любой момент, где угодно и бесплатно. Мысль, вполне здравая двадцатью годами ранее — стала страшным табу. Государственная власть факты существования бесплатных и общедоступных ресурсов — старается поднадзорному электорату не рекламировать. Ничего личного, Realpolitik…

— Но, ведь сами люди должны были понимать… — Соколова опять подбросило, тяжело правда доходит.

— Я же говорю — они не хотели… — каудильо шумно втянул в себя воздух и в два глотка опустошил стакан «шипучки», — Ленинградцы (как и питерцы, до и после) — всегда были о себе высокого мнения. «Соль русской земли» и не иначе… В начале 40-х годов — это дело сыграло с ними исключительно злую шутку. Прекрасно зная, что «можно и так», подражать диким пролетариям с южных окраин — никто не спешил. Все смотрели друг на друга, а особенно — на непосредственное начальство.

Наверное, «со стороны» моя справка получилась жестковатой. Ленка (!) — смутилась. Каудильо — нервно прокашлялся. Завхоз — многозначительно хмыкнул. Плотников — матерно крякнул… Только Ахинеев — остался внешне спокоен. Ну, учтем, что этого деятеля без меня (причем, задолго до меня) — лютая злоба распирала.

— Про камыши и Кирова — информация, конечно, офигеть… — первым подал голос Соколов, — Но, неужели, её реально довели поголовно, до всех ленинградцев? Не представляю… Хотя, тоже учился в советской школе.

— Мы с вами таки учились в разных «советских школах», — горько посетовал Лев Абрамович, — В той, где учился я, например, скажем мягко, в далекой провинциальной Одессе — даже через много десятилетий после войны (!), в школьной библиотеке стояла стопа «святочных рассказов» про советских героев. В основном — «довоенного» издания. «Рассказы о Сталине» и «Рассказы о Ленине», «Рассказы о Кирове» и «Рассказы о Ворошилове», даже «Рассказы о Буденном»… С особой пометкой на обложках — «Для громкой читки»… Что бы даже неграмотных охватить. Подозреваю, что издавали в этой серии и «Рассказы о Троцком», но их потом из библиотеки изъяли. Вся страна — байку про камыши знала.

— Что именно? — напоминаний о своей относительной молодости, да в подобном контексте, каудильо не любит.

— В упомянутых книжках, именно про камыши и Кирова — была отдельная история. В лучших традициях сказочного агитпропа. Там — и про мудрого старика, который притащил коренья волжского камыша прямо на партийное собрание руководства осажденной Астрахани (кто бы туда пустил постороннего?), и про великого вождя Кирова, который талантливо организовал его добычу, и про глупых «белых», которые не могли понять, какого черта дикие толпы простого народа — вдруг полезли в волжские плавни и даже с лодок в воду ныряют?

— Помню я эту макулатуру «для младшего школьного возраста»… — присоединился Ахинеев, — Точно так! Но, я до сих пор сильно сомневаюсь в достоверности подобных историй.

— Правильно сомневаетесь, — моё дело — информировать, вы сами напросились, — На самом деле, вопрос о технологии изготовления муки из корней местного камыша — рассматривался на заседании астраханского «Союза изобретателей», задолго до описываемых событий. Если точно — 21 сентября 1918 года… Гражданская война шла вовсю и умные люди своевременно предложили «резервное решение» возможных проблем с продуктами. Киров подоспел практически «к шапочному разбору». Хотя, определенную роль, его вмешательство сыграло — «рацуху» он продавил. Фактологическая основа байки — верна… Блокада — была, камыш в дельте — тоже был и мука из него — многих спасла от голодной смерти. Все остальные детали — на совести довоенных советских пропагандистов, которые на заказ сочиняли «публичную биографию» Кирова в середине 30-х годов.

— Убедительно, но всё равно непонятно… — Соколов явно решил докопаться до сути. МЧСник, «профи»…

— Галина сформулировала верно, — оживился Ахинеев, — Жданову не повезло. Ему достался «аморальный контингент»… Сытые и не пуганые жизнью столичные обыватели. Пропаганда любой интенсивности — от них отскакивает, как от стенки горох. А уважение к начальству жестко завязано на текущую обстановку. Держать нос по ветру — эти деятели умеют исключительно. Осень 1941 года в блокадном Ленинграде — не то время и не то место, что бы пробовать на прочность авторитет власти. Подозреваю, там и тогда — он был ниже плинтуса.

— Подозрения к делу не пришьешь, — каудильо нервно хлопнул ладонью по столешнице. Доказательства? Сами же недавно говорили, что люди в войну боялись собирать съедобные дикоросы под угрозой репрессий.

— Natürlich, гражданин начальник! Прямо сейчас дошло. Кроме ленинградцев, запертых в кольце Блокады, образовалась и так сказать «контрольная группа» — жители его оккупированных пригородов. С аналогичной «столичной ментальностью». Где, точно так же — росли камыши и точно так же — стало нечего жрать. Снабжением мирного населения нацисты себя не утруждали… Там, в первую военную зиму, свирепствовал Гладомор аналогичный блокадному. Поскольку никакое «гестапо» не мешало уже освобожденным от большевистского ига Russische Schweine собственноручно накопать себе запасец съедобных корешков на зиму, в ближайшем болоте, но господа ленинградцы — были абсолютно убеждены, что они «кюлютурные люди», как минимум — «тоже европейцы», достойные пристойного «государственного обеспечения». Их личная трагедия состояла в том, что немцы — указанного заблуждения не разделяли.

— Откуда вам сегодня знать, что думали обыватели в самом Ленинграде и окрестностях?

— Предлагаю сопоставить два факта! — по-прокурорски ухмыльнулся главный идеолог, — Во-первых, постоянно «прослушивая» коммунальные квартиры (если телефоны отключены, это не значит, что они стоят без дела), руководство города всячески пресекало любую (!) несанкционированную свыше общественную активность. Доходило до маразма. «Мирняк» перестали загонять в бомбоубежища во время воздушных тревог. Добивалось, что бы все тихо сидели по домам, боясь выходить на улицу. И слушали радио… Не пытаясь общаться и как-то сговариваться для взаимопомощи. А во-вторых… Предупреждаю, это — уже личные наблюдения…

— Ничего, потерпим…

— Мы все помним про эпические подвиги ленинградцев в годы войны. Несколько сотен тысяч гражданских — сразу записались в народное ополчение или состояли в военизированных отрядах ПВО. Десятки тысяч эвакуированных специалистов — создавали военные заводы за Уралом и налаживали производство по всей стране. Оставили после себя города и научные центры в Сибири. Их вывозили из умирающего блокадного города самолетами (!), даже — в самые кризисные дни, даже — в конце декабря первой блокадной зимы… Но, правда жизни состоит в том, что героев и талантов — там оказалось жалкое меньшинство. От силы 10–15 % населения.

— Вы к чему клоните? — оратор гадливо поморщился…

— Подавляющее большинство непуганных обитателей Ленинграда, миллионы «коренных» обывателей и «понаехавших» начальников с семьями, в сентябре 1941 года сидели на задницах ровно. И спокойно ждали — когда придут немцы. Они были глубоко уверены, что при любой власти — снабжение в городе останется «столичным» и ничто не угрожает их священному праву ежедневно (!), задешево и без очереди, покупать в булошной — горячую сдобу, а в бакалее — чай, сахар и «сто граммов колбаски»…

— А если не?

— Опыт питерских Майданов 1917 и 1991 года — прозрачно намекает. Ну, такие люди…

— Не смотря на безумные усилия военной пропаганды? — заинтересовалась филологиня.

— Записи «прослушки» ленинградских телефонов, времен Блокады — вы расшифровывали сами, — огрызнулся Ахинеев, — А я сужу по поведению «эвакуированных ленинградцев» весны-лета 1942 года. В 80-х годах, по работе, объездил весь Северный Кавказ, включая главные «курортные» регионы. Так в Пятигорске и Ессентуках, Кисловодске и Нальчике, старики по сей день вспоминают, как сразу после прихода немцев — вчерашние «блокадники», без раздумий, на перегонки, расталкивая друг друга локтями — побежали наниматься на службу в оккупационную администрацию! А что тут такого? Они же — «кюлютурные люди»! Знают иностранные языки и «обхождение»… Не всё ли равно, какому государству служить? Страшно представить, сколько аналогичной публики скопилось в Ленинграде годом раньше! Один легкий намек на отсутствие в окруженном городе запасов продовольствия и получите Майдан-1941.

— Получается, не сработали «книжки для громкой читки», — в свою очередь усмехнулся Соколов, — Учили нас учили, с раннего детства, десятки лет, из каждого утюга и «только хорошему». А как выпал шанс «свободно проявить натуру» — и откуда что взялось? Волосья дыбом!

— Согласен. «Незнайку на Луне» тоже читали все советские граждане поголовно. Нравы и порядки при капитализме, там описаны предельно доходчиво. Это не помешало десяткам миллионов (!) образованных людей мигом перековаться в «челноки»… или — вложить все сбережения в акции АО МММ…

— Да, контраст разительный, — поежился каудильо, — Считаете, пропаганда была дрянь?

— Правильнее сказать — «не в коня корм». Когда товарищ Киров, в грозном 1919 году, с коммунистической прямотой заявил — «Надо, иначе подохнем с голоду», астраханские трудящиеся, все как один (!) — дружно поднялись и отправились добывать камыш. «Белые», наивно ожидавшие голодного бунта — утерлись грязной портянкой… А товарищ Жданов & Ко, в аналогичных обстоятельствах, перед избалованными «столичным снабжением» ленинградскими тунеядцами, не то что про надвигающийся голод, а про съедобные свойства камыша (!) — не рискнул публично заикнуться. Точно знал, с кем имеет дело!

— Не зарывайтесь… — рефлекс «спасателя» у Соколова автоматический, все люди для него — объект защиты или попечения, — Уж это — чисто ваши домыслы. Совершенно бездоказательные…

— Он правду сказал! — газированная вода меня за язык дернула или сказалась «общая агрессивная атмосфера» дискурса, но мысли превратились в слова и вылетели изо рта машинально. Ой…

— ???

— Есть доказательства, что Жданов всеми способами избегал поднимать этот вопрос… Не «секретные». Давно в открытом доступе…

— Косвенные данные, через десятки лет после событий — можно толковать и так и сяк.

— Я ссылаюсь на прямые и общеизвестные факты.

— ???

— За два дня до смыкания кольца Блокады, 6 сентября 1941 года, в «Лениздате», была подписана в печать брошюра «Дикие съедобные растения» московского отделения АН СССР, под редакцией академика Келлера. Там кратко обобщался опыт времен Гражданской войны и периода разрухи 20-х годов о возможностях питания «подножным кормом». Очень емкое и толковое пособие. Могу дать распечатку…

— Какое отношение…

— Самое прямое! Издание мгновенно запретили и набор рассыпали. По причине, которая известна только партийному руководству осажденного города. В качестве «меры пресечения» панических настроений, если угодно. Хотя, по уму — брошюру следовало размножить максимально возможным тиражом и даром раздавать прохожим на улицах Ленинграда. Ради спасения миллионов человеческих жизней…

Книга Б. А. Келлера «Дикие съедобные растения», тихо запрещенная в Ленинграде осенью 1941 года, там и тогда — могла спасти миллионы жизней

— Раз вы про неё знаете, — почесал нос каудильо, — то издание всё же состоялось…

— Можно сказать и так… Книжку всё же напечатали. В Москве, крошечным тиражом. С выходными данными ленинградской типографии (!), по готовому макету. Это вообще ни о чем и сегодня она — библиографическая редкость. Грифа секретности не накладывали, но в войну — её распространяли через «первый отдел». В основном для обучения бойцов спецподразделений, разведчиков и диверсантов. Ну, и для нужд «актива» спешно создаваемых партизанских отрядов… Кто кормит людей — тот и власть.

— Не складывается… Или — ничтожный тираж и гриф «ДСП», или — публичное признание.

— Разведчики — специфические люди. «Один раз прочитал — на всю жизнь запомнил». В итоге, уже к концу 1941 года (!) — пособие приобрело широкую известность (в «узких кругах») и было удостоено массы «непубличных» положительных отзывов влиятельных лиц, как исключительно ценная и толковая «книга для выживания». Таким манером оно и вошло в историю Великой Отечественной войны… Не благодаря работе типографий (переизданий не было!). Через головы людей и страшный военный опыт. Нынче только специалисты помнят о досадном инциденте.

— А потом?! — тема «оставления в беспомощном состоянии» — Соколова бесит. Полагаю, что в обычной жизни, он то и дело вытаскивал из-под колес «маршруток» поскользнувшихся в гололед старушек (под презрительное хмыканье остальных пассажиров, насмотрелась, Питер есть Питер… да и Москва не лучше) или — «пристраивал по знакомым» подобранных на улице котят.

— Скажем мягко, гражданское население СССР — об этой полезной книжке так ничего и не узнало. Ни во время военных лишений, ни в голодные послевоенные годы. И никто не виноват…

— Лев Абрамович! — демонстративное обращение за консультацией через мою голову — дурной признак, — Вы эту книжку читали? — пусть только попробует отвертеться, — Есть там криминал?

Завхоз, последнее время занятый разглядыванием «пищевых ресурсов» на столе и не выпускающий из рук косо срезанного тростникового корневища — заметно повеселел. А от последнего вопроса — буквально расплылся в сладкой улыбке Джорджа Сороса, только что обрушившего лондонскую валютную биржу.

— Таки да! Крайне поучительное издание… Галочка кругом права. По меркам военного времени — чистая подрывная литература. За хранение-распространение — не грех и к стенке прислонить.

— ???

— С содержательной частью там всё замечательно. Сразу видно, что брошюра писалась загодя, в рамках подготовки к тотальной «войне на истощение». В стол… Судя по библиографии — не позднее начала 30-х годов. Когда отечественная военная доктрина была сугубо «оборонительной» (как у послевоенных югославов) и предполагалось, что в случае нападения на СССР — придется партизанить.

— Вы вообще о чем? — облом, гражданин начальник?

— О «Диких съедобных растениях» под редакцией академика Келлера, разумеется… Как доберетесь (изящно поддел, мимоходом) — обратите внимание, что кроме него самого лично — никто эту антигосударственную ересь, в 1941-м году, не подписал. На дряхлого дедушку — всю ответственность свалили. Галочка, кстати, а сколько ему тогда стукнуло?

— Шестьдесят восьмой год пошел…

— Угу… На редкость упертый попался старикашка. Уважаю! Галочка, я угадал? — ну, на комплимент себе в форме комплимента собеседнику — я даже в родном Питере ещё не нарывалась. Как интуитивному дипломату, завхозу плюс в личное дело. Каудильо он одернул. Вот только, что ответить?

— Если верить биографам — книжка писалась в разгар «коллективизации», как средство смягчить её последствия для населения. Ради этой цели Келлер, на старости лет — даже в ряды ВКП(б) не погнушался вступить. На пятьдесят седьмом году жизни! Не помогло, в печать — её не допустили…

— Хорошо, что хоть не посадили… — прокомментировал на глазах оживающий Ахинеев.

— Такого — посадишь! — благодаря выучке (и выволочкам) Володи я приобрела полезную привычку изучать не только «источники», но и личности их составителей, что непривычных слушателей традиционно шокирует, — Дедуля был — кремень. При царе — он успел и в тюрьме отсидеть, и в ссылке побывать. Вместе с Ленином — создавал «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Лично знаком с большинством «отцов русской революции». Как «февральской», так и «октябрьской». Но, при этом, до упора — демонстрировал свою независимость от любой власти. И вообще, всю жизнь делал, что хотел…

— Так не бывает! — эк они дружно, хором, сразу видно — подневольный народ…

— Как видите — бывает. Старый фрондер — искренне верил в коммунизм и выстроил свой личный коммунизм, но при возможности — не упускал случая «пихнуть прогресс» в глобальном масштабе. Ничего с этого не имея, из любви к искусству. Иногда — у него получалось, иногда — нет.

— Но, тогда — почему?! — в политических интригах «каудильо», как обычно, плавает.

— Книжка «Дикие съедобные растения» в том виде, как она была предложена к изданию — сущая бомба под ныне существующее государственное устройство. В самом широком смысле. До сих пор.

— Не морочьте мне голову! — начальство сердится.

— Лев Абрамович, — подвернулся случай для шикарного «алаверды», — Вы очень занятно начали обзор. Продолжайте, пожалуйста! У вас — свежий взгляд. Я так не могу. Лучше — тоже послушаю.

— Гм… — лесть оружие обоюдоострое, но действенное, — Попробую… Сперва — факты: Во-первых, книжка содержит всего две фамилии. Самого Келлера и академика Марра (в заголовке вступления). Для «массового» советского издания 40-х годов, такая скупость — крайне не характерна. Во-вторых, там вообще отсутствуют традиционные для советской литературы «политические реверансы» в сторону социалистического строительства, последних решений партии и правительства. Политики — нет принципиально. В-третьих, совершенно не упомянуты Ленин, Сталин и другие здравствующие вожди СССР. По отдельности, каждый из перечисленных «косяков» достоин «взыскания по службе». А вместе — повод для расследования «о служебном несоответствии». Или, «о буржуазной аполитичности»… Вызов режиму, на грани хамства! Выход в свет этакого «пособия», приуроченный к началу Блокады — полный абзац.

В отличие от некоторых — газировку завхоз пьет медленно и вкусно, смакуя каждый её глоток.

— Теперь, касательно содержания… С одной стороны — придраться к научным фактам невозможно. Толково и подробно описаны важнейшие дикорастущие съедобные растения. Скурпулезно даны все их названия! Не только «научные» или там «литературные», но и местные «диалектные». Тростник с рогозом, например, мы повсеместно, не разбирая, называем «камышом» и это дело — особо подчеркнуто. В нескольких словах, но тоже толково, даются советы по времени сбора и способам предварительной обработки перечисленных растений. Неожиданно подробно (!), для крошечной брошюры «карманного формата», указано содержание питательных веществ для каждого дикороса. В сушеных корневищах того же рогоза (куги, чекана), как оказалось (а большинство людей сроду о подобном не задумывалось!) — к осени накапливается до 58 % крахмала и свыше 11 % сахаров. Это не «витаминный салатик», а серьезная еда. Ну и ссылки на питание всем этим добром народов, ведущих первобытный образ жизни — убедительны. Не кабинетные выдумки…

— Тогда, какого черта?!

— Обыкновенного, с рогами, — Лев Абрамович тонко усмехнулся, — Дьявол в деталях. И таких деталей множество. В контексте настроений первых дней Блокады — не грех и обгадиться. Взять, к примеру, дату начала печати тиража книжонки. Точное совпадение с датой окружения города… День в день! Или — прямо сквозящая из текста рекомендация не надеяться на государство, а брать судьбу в собственные руки. С прозрачным намеком, что жили люди до появления государства, будут жить и после.

— Согласен, для власть придержащих — хамство на грани вызова. Но народу-то польза!

— Смотря какому народу, — завхоз неторопливо отхлебнул из стакана, — Тому, который тусил в Ленинграде осенью 1941 года — это тоже оскорбление. Люди, нас хотят заставить жрать траву!

Книга Б. А. Келлера «Дикие съедобные растения» (стр. 3 и 6). Точную информацию о съедобных дикоросах — сочли провокацией

— Галина, вы знаете ответ? — как что, так сразу — Галина… А ещё начальство…

— Я догадываюсь… Для нас — это всё логические головоломки прошлых лет. А Жданов — мгновенно понял, что в осажденном городе складывается «революционная ситуация» и поднимают голову ранее «спящие» структуры Коминтерна… Кто такие академик Келлер и академик Марр — он превосходно знал… И не только он один. Всё руководство Ленинграда — должно было заметаться и встать на уши. У них на глазах — начался практически открытый и явно заранее спланированный «перехват власти»!

— Пуганная ворона — куста боится. На любой войне, таких «заговоров», особенно в прифронтовой полосе, вскрывают по десять штук на день… — скептически отозвался каудильо, — Вы уж поверьте, в Чечне и бывшей Грузии — насмотрелся.

— «Заговор» — всегда тайна… А когда среди бела дня, в государственной типографии осажденной столицы (!), печатается литература, предназначенная управлять поведением широких масс населения «через головы» официального руководства — это уже, как минимум, «двоевластие». И личная катастрофа, для всей «вертикали», — завхоз сладко потянулся, — Тут много чего припоминается…

— Например?

— Если угодно знать — в конце 1941 года, на Ленинградском фронте, произошла целая серия сходных эпизодов! — Лев Абрамович приготовился загибать пальцы, — У Анастаса Микояна я читал упоминание, что еще в июле, когда обнаружилась нехватка винтовок в войсках, защищавших Ленинград, Ворошилов обратился к ГКО с просьбой о помощи, но получил отказ. Тогда Ворошилов принял решение о самостоятельном производстве на ленинградских заводах недостающего оружия. Для начала простейшего, вроде пик, кинжалов и сабель. Сталин обрушился на него с неожиданно резкой критикой, заявив, что, Ворошилов превысил свои полномочия, не получив санкции «центра». А кроме того — это может вызвать панику среди населения. И настоял, чтобы решение о производстве холодного оружия — было отменено.

— А можно я скажу?! — встрепенулась Ленка, — Ну, честное слово, оно точно в тему!

Завхоз благосклонно кивнул и сунул опустевший стакан под кран кулера. Жажда у него.

— Помните Приказ 270 от 16 августа 1941 года? — Соколов замер, народ раскрыл рты, — Там было очень интересное продолжение… Через неделю, 22 августа, состоялся телефонный разговор Сталина с руководством обороной Ленинграда — Ворошиловым, Ждановым, Кузнецовым и Попковым. Велась стенограмма. Присутствовали Молотов и Микоян. Сталин резко отчитал Жданова за самовольное создание Военного Совета Обороны Ленинграда, указав, что Военный Совет — могут создать только правительство или по его поручению — Ставка. Дополнительно отругал его же, за уклонение от ответственности, так как ни Ворошилов, ни Жданов — в упомянутый Совет не вошли. Вождь охарактеризовал решение «второго человека в партии», как «политически вредное». Особенно же его возмутило, что в приказе о создании Военного Совета Обороны Ленинграда — предлагается «выборность» (!) командиров батальонов «рабочего ополчения». Как в р-р-революционном 1918 году…

— Впервые слышу.

— Жданов начал оправдываться и сослался на текущий печальный опыт, когда не только в «рабочих», но и в нормальных дивизиях — «официальным образом назначенные» командиры — в боевых условиях разбегаются… В результате — брошенные на произвол судьбы бойцы, вынуждены выбирать себе командиров сами. Сталин — потребовал немедленно отменить «выборное начало», как губительное для армии. В том смысле, что «выборный» командир — «безначальный», а государству нужны полновластные командиры. Стоит ввести «выборное» начало для «рабочих» батальонов и оно сразу распространится на всю армию, как зараза. Это — почти дословная цитата слов вождя.

— Ничего себе…

— Осенью 1941 года, военный коммунизм в блокадном Ленинграде — не просто поднял голову, а буквально дышал жидко обгадившемуся начальству в затылок.

— Стоп! Не вижу связи…

— Вот и высокие ленинградские начальники — её до поры не видели. Переругивались с Москвой, насчет точности соблюдения элементов субординации. «Милые бранятся — только тешатся», — у филологини иногда проявляется неприятная манера «додавливать собеседника», — А потом — дошло, что складывается уникальная ситуация. Защищая осажденный город — армия добровольцев-ополченцев, вдруг, получает «выборных» командиров, собственную военную промышленность и неограниченные возможности по самообеспечению продовольствием. Причем, срок и ситуация возникновения такого «совпадения» — точно расчитаны. Типичный почерк Коминтерна. Ещё вчера — ничего не было, а тут — как снег на голову…

— Но, почему именно Коминтерн? — каудильо без боя не сдается, — Почему не какой-нибудь «Союз меча и орала»? Галина, вопрос к вам.

— Так больше некому…

Когда мы с Володей обсуждали эту тему в далеком и почти сказочном Северодвинске — у меня тоже мелькнула мысль об «оппозиции бывших», возглавляемой новым Остапом Бендером. Пришлось, на сон грядущий, прослушать небольшую лекцию «кто и у кого способен перехватить власть». Здесь — в фаворе другие авторитеты. Придется нести отсебятину. Как там меня отчитывали?

— Власть, это оружие, продовольствие и организация. Свести все перечисленные части вместе — можно только предложив объединяющую идею. Кроме идеи коммунизма — для работяг и инженеров блокадного Ленинграда, добровольцами записавшихся в «народное ополчение» — других «годных идей» не было. Столичные обыватели, в подавляющем большинстве — сидели тихо… и ждали немцев. Всевозможные представители «творческой интеллигенции» и богемы (вроде Даниила Хармса) — бухтели и ждали немцев. Недорезанные дворяне, купцы, работники магазинов и прочие спекулянты — с нетерпением ждали немцев. Никакой борьбы и риска — коллективное ожидание прихода оккупантов не требовало. Официальная власть готовила Ленинград к сдаче. Фактически — ополченцы были «смертниками» и знали это. Есть мотивация?

— Галочка, а вы говорите с чужих слов… — Лев Абрамович прочухал первым, — Не ваш стиль мышления. Совершенно…

— По существу возражения есть? — отвечать вопросом на вопрос добрый еврейский тон.

— Первый раз заочно спорю с покойником… — и Соколов туда же.

— А при его жизни — оказалось недосуг?! — Володи — нет, но я — за него и фиг вам опять плакать буду… хотя, водички попью.

— Мне оно видится так, — поспешила сгладить конфликт Ленка, — Думаю, ленинградское начальство (военное и гражданское) критически подмочило свою репутацию: не смогли предотвратить ни прорыв немцев к городу, ни его окружения, да ещё и продовольствие вывезли. Но, немцы остановились. Сами или стараниями «добровольцев-ополченцев» — уже не суть… Сразу возникает «картина маслом» — чем всё же кормить горожан и как их утихомиривать, в случае бунта? Последние надежные войска — это те же самые горожане… Только с винтовками… Один жалобный писк — и здравствуй новый 1917 год. С той разницей, что «прозаседавшиеся» окопались не в Эрмитаже, а в Смольном. Если подумать, не так и велика разница… А ещё они (потея от натуги) прикидывают — как посмотрит товарищ Сталин, если мы предложим многомиллионному городу, колыбели революции (!) массово переходить на питание какими-то болотными корешками? Да и, кстати, как сами жители на это отреагируют? Ведь известно как! «До чего власти довели — заставляют жрать говно». Ох и неуютно себя почувствовали ленинградские начальники! И решили срочно замести мусор под ковёр… Панику — пресекать, тему голода — вообще не муссировать (нет никакого голода, есть временные перебои с продовольствием, мы работаем над этим). Ополчение — срочно «истратить»… А втихую, постепенно — снижать пайку, чтобы «лягушка медленно варилась»…

— Это как раз очевидно, — каудильо сердито распушил усы, — Непонятна альтернатива!

— Мы уже в ней живем! — пробурчал из угла Ахинеев, почти вернувший себе привычный человеческий облик, — Полное самообеспечение и военный коммунизм, с перспективой светлого будущего.

— Я о мифических происках Коминтерна… Галина, если вам так подробно объяснили…

А имен — не называем. Из деликатности, якобы… Или в присутствии посторонних. Для Плотникова наши намеки, скорее всего, никакого отношения к делу не имеют. Но, насторожился. Чуйка!

— Начну с того, что Коминтерн всегда был и оставался «вещью в себе». Все решения о его якобы «роспуске» в 1943 году — это игры политиков национальных государств, не имеющие никакого значения для наднациональной «сетевой структуры». Коминтерн никогда не был политической партией, а изначально создавался как тусовка для «братьев по морали». Если угодно, сейчас вы присутствуете на заседании его «изолированной секции», — Соколов поперхнулся газировкой, — «Сетевая структура» — не прекращает существования, пока жив хоть один человек, разделяющий её идеалы. Документы — не нужны. Рекомендации доверенных лиц — у вас есть. Товарищ Ахинеев — подтвердит… и Лев Абрамович — тоже…

— Вы выдыхайте, выдыхайте! — безжалостно ободрила главного начальника филологиня…

— Когда, по результатам «Большого террора», в СССР ликвидировали самых энергичных участников названной организации (с партбилетами всевозможных коммунистических партий и мандатами от высших органов самого Коминтерна) — это никак не повлияло на основную массу его сторонников! В огромном большинстве — вообще «сочувствующих» и официально «беспартийных». Парадокс, да… В силу рыхлости «вертикали власти» в самом Коминтерне и огромного значения там «личных связей»… Сегодня никто не задумывается, что реальный прототип Штирлица и настоящий Зорге, работали не на «советскую разведку» (для послевоенных советских граждан — дикость!), а на «тусовку под названием Коминтерн». На эту же рыхлую «тусовку» работали «Кембриджская четверка», не менее знаменитый Клаус Фукс и куча всевозможного народа. Часто не бедного. От потомственных аристократов до ученых с мировыми именами.

— Причем, термин «работали» — крайне условный, — поддержала меня Ленка, — Ни Ким Филби, ни Нильс Бор, за свою самоотверженную деятельность — не получали из Москвы ни копейки! Они за «голый интерес» рисковали жизнями и репутацией. Ну, вот нравился им коммунизм. А фашизм — нет…

— Теперь о «происках»… В те легендарные времена, когда СССР ещё строил коммунизм на самом деле, а не в решениях «очередных съездов» — Коминтерн старался обеспечить «информационную поддержку» данного начинания. Если книжка академика Келлера «Дикие съедобные растения», на заре 30-х годов — в печать уже не успела, то книга с очень характерным названием «Вооруженное восстание» (под авторским псевдонимом A. Neuberg), в 1931 году — у нас в стране таки массовым тиражом вышла…

— Перевод с немецкого издания «Der bewaffnete Aufstand» от 1928 года? — деловито уточнила Ленка.

— Он самый. Там, всего-навсего — прикладное учебно-справочное пособие по теории и практике организации военного переворота в современном городе. Сегодня — редкость. А в 30-х годах, нормальный элемент интерьера советского ученого или инженера, сочувствующего Мировой Революции. Не партийных начальников (!), а презренной научно-технической интеллигенции. Особенно ленинградской…

Книга А. Ю. Нейберг «Вооруженное восстание», издание 1931 года. В 30-х годах — обычное чтение многих образованных ленинградцев

— «Редкость» — очень мягко сказано, — озадачилась филологиня, — Цены у московских букинистов, за не очень потертый экземпляр — начинаются от 500 долларов… Хотя, у деда — она есть.

— Ну, не знаю… У нас дома, например — она есть. И ещё, как минимум, у пяти моих знакомых — тоже, — не ровняйте «питерских» и «московских». Дай вам Сталин волю — небось, как хохлы в 1941 году, «вермахт» бы встречали. Депутацией лучших людей города, колокольным звоном и «хлебом-солью».

— ???

— Почувствуйте разницу между Москвой и Ленинградом! — торжествующе прохрипел долго молчавший Ахинеев, — У многих питерских знакомых «в возрасте» — я её в семейных библиотеках тоже видел. Приметная красная обложка. Всего 220 страниц, но жесть!

— Не понял юмора… — похоже, заклевали мы главного начальника.

— Всё просто. До середины 30-х годов Мировую Революцию планировал Коминтерн. А там считали, что сдержать натиск империалистов — СССР не сможет. Придется долго партизанить. Города, в непосредственной близости от границ, окажутся оккупированы. В первую очередь — Ленинград. Вышибать захватчиков придется с боем. Соответственно, велась подготовка жителей города к грядущим сражениям.

— Мысль, что по мере укрепления государства свои же собственные начальники, даже с партбилетами (!) окажутся для народа опаснее любых оккупантов — тогда приходила в головы немногим. Но, приходила… А так же, что верно и обратное — если где-то сложилась «революционная ситуация», то обязательно найдут, кого объявить «контрой»… и развесить на фонарях… В сентябре 1941 года, судя по истории, данный силлогизм перепугал руководство блокированного Ленинграда до мокрых трусов.

— Это, получается провокация! — решительно заявил Соколов, — Или, черт знает что…

— В нашей реальности — получилось именно «черт знает что»… — тут не поспорить, — А сначала — была провокация. Серия провокаций…

— Галина, давайте договоримся… — примирительно рыкнул каудильо, — Кончаем «игру в испорченный телефон». Просто изложите, что вам, на указанную тему — рассказал… он… — опять без имени, — Это важно.

— Он — это полковник Ибрагимов, что ли? — окончательно проснулся Плотников, — «Молчи-молчи»?

— Он — прежде всего, не Ибрагимов. Зато, как минимум — инициатор нашего Проекта, — тактично уточнил Лев Абрамович, — С руководящего поста — турнули «более рукопожатые». Вот человек и отправился добывать генеральские погоны «личным героизмом», сюда. Весь исходный задел достижений по части нашей «автономии» — заслуга и, не побоюсь этого слова, «самоуправная инициатива» — одного и того же «неизвестного героя второго плана». Полагаю, мы теперь должны отдать покойному должное — он поразительно много успел. Одна только Галочка, с её лабораторией — чего стоит… — хм, уболтал!

— Володя, — буду называть, как мне нравится, — в своё время, выразился где-то так:

Вся история первых месяцев Блокады — сплошная многоуровневая провокация. Ну, город такой… Много лет подряд — его готовили в качестве базы для подрывной деятельности в тылу врага. И завершающего эту деятельность в финале — сокрушительного вооруженного бунта. Такая была у СССР, в 20-30-х годах, военная доктрина. Поскольку Коминтерн — организация международная, с немецким (!) языком в качестве «официального», никакой тайны из факта никто не делал. Хотя, в качестве главных кандидатов в интервенты — наши рассматривали всё же бывшую Антанту. В первую голову — англосаксов.

Разгром «структур» Коминтерна в конце 30-х годов, который Сталин провел с помощью отечественных «национал-коммунистов» в самом Союзе (рубка территории РСФСР на «союзные республики» стала платой, за поддержку «националов», в момент перетасовки руководства Коминтерна) и союзные по факту отношения с Третьим Рейхом (громившим Коминтерн в Европе и на территории Большой Германии) — дали ему серьезный тактический выигрыш. Но, обернулись стратегическим проигрышем. Например, данный шаг — резко ограничил возможности СССР на поле «стратегической разведки». Если агентура Коминтерна на равных (!), противостояла старейшим и прославленным разведкам мира, то наспех собранная из «лиц с чистыми анкетами» чисто «советская» разведка, в первые месяцы войны — весьма жидко обделалась… А собственно Коминтерновские структуры — либо «легли на дно», либо заимели на Сталина большой зуб.

В результате — мегаполис Ленинграда превратился в бомбу, у которой сразу несколько взрывателей (причем, момент, когда каждый из них сработает — не может предсказать никто). Низовые структуры «потенциального подполья» (это рабочие коммунальных служб, младший и средний инженерно-административный персонал, ветераны Гражданской войны и тому подобные «идейные кадры») — оказались перед войной под формальным управлением новоявленной партийной бюрократии «образца 1937-го года». А в большинстве случаев — вовсе «бесхозными», так как командиры-организаторы угодили под репрессии.

В мирное время — такая «чересполосица» особого значения не имела. Работают люди по основной специальности электриками или сантехниками — ну, и пускай работают. Когда немцы подошли к Ленинграду — вопрос встал ребром. А как только стало ясно, что ни брать Ленинград с боем, ни даже входить в него, они не собираются (дураков садиться на взведенную бомбу — в руководстве Германии не было) — положение официальных властей Северной столицы СССР сразу сделалось смертельно опасным.

Как они слушают! Жаль, что Володя меня не видит… Сейчас попью водички и продолжу.

Есть такой символический образ — «чемодан без ручки». Бросить — жалко, а нести — невозможно. Для окруженного немцами Ленинграда, ближайший эквивалент — взведенная «адская машина». Как в «черной комедии», когда герои перебрасывают друг другу динамитную шашку с горящим запалом. Каждая из сторон, в сентябре 1941 года — старалась извлечь из сложившейся ситуации личую выгоду и свалить на врагов проблемы с ответственностью… Мирное население Ленинграда стало в этом заочном торге разменной монетой. На «первом уровне провокации» — всё складывалось как «циничная подстава».

Советское руководство — поспешно вывозило из перенаселенного мегаполиса продукты, логично рассчитывая, что немцев не обрадует, если им на руки упадут несколько миллионов дармоедов, привыкших к «столичному снабжению». А стоит оккупантам объявить, что в Третьем Рейхе Untermensch — не человек… то есть, «продовольственного обеспечения» — ему не полагается… никакого, вообще… Социальный взрыв в Ленинграде — обеспечен! Цинично, жестоко, но эффективно-о-о… Хоть какая-то от брошенного мирняка польза. Опять же — международный резонанс. Бывший Петербург — не заштатный Киев.

Немецкое командование, позволив вывезти продукты и наглухо закупорив входы-выходы из блокированного Ленинграда для людей — тоже создало условия для аналогичного социального взрыва, но уже «антисоветского». Город даже толком не бомбили. Зачем? «Варка в собственном соку» открывала огромные возможности для политической игры, заодно снимая с Германии какую-либо ответственность за происходящее. Желаете спасти население? Сдавайте город. Не хотите сдаваться? Все жертвы — будут на вашей совести. Опять же — международный резонанс… «Проклятые большевики» — морят народ голодом!

А что бы советское руководство не особо тянуло резину — немецкие планы в отношении Ленинграда слили Коминтерну. «Чистая правда и ничего кроме правды» — город штурмовать не станут, а кольцо Блокады — сомкнется не позднее 8 сентября. По опыту панического драпа начальства из других районов СССР, оказавшихся под угрозой оккупации — это был царский подарок для «красного подполья». Фактически — Коминтерну предлагалось взять «валяющуюся на мостовой власть» во втором по значению городе Советского Союза. Благо, что именно к подобному сценарию он готовился почти два десятка лет.

Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется. Филологиня с Плотниковым просто разинули рты, остальные — дружно потянулись к своим стаканам с газировкой. Внезапно одолела жажда.

— Где правительство Гитлера и где тот Коминтерн… — попытался усомниться каудильо.

— «Никто не знает, где кончается Беня и где начинается полиция…» — философски отозвался цитатой из «Одесских рассказов» Бабеля завхоз.

— ???

— Так и было! — подтвердила Ленка, — Коминтерн был и до конца оставался «тусовкой по интересам», клубом «волонтеров», если угодно. Информацию — он добывал блистательно, но никакие тайны — там не держались.

— В смысле?

— «Текло» во все стороны сразу, — филологиня слегка задумалась, — Простой пример! Октябрь 1917 года, будущие «отцы-основатели» Третьего Интернационала мутят переворот в Петрограде. Пока Ленин, Сталин и Троцкий рассылают по городу вооруженные отряды, захватывают мосты, телеграф, телефон и почту — Каменев с Зиновьевым открыто (в прессе!) выражают несогласие с планами товарищей по партии и самовольно вступают в переговоры с Временным правительством. Причем, яростно торгуются за каждый пункт предполагаемого «компромисса», со всей еврейской страстью… Зная, что остальные — уже начали стрелять! Одно другому совершенно не мешало! Потом, уже будучи в эмиграции, Керенский, на описанную манеру «большевиков» вести дела с оппонентами — страшно обижался. Замечу, что самим Каменеву с Зиновьевым — ничего за упомянутое выпендривание не было. А конкретно Зиновьев — вскоре возглавил свежеорганизованный Коминтерн, формально (как глава «наднациональной» инстанции), заняв высшую должность (!) в тогдашней коммунистической иерархии. А какой глава — такая и организация…

— Бред какой-то…

— Специфика момента. Никто и никогда не предполагал, что многовековая (!) русская монархия «слиняет за три дня», как оно вышло в феврале 1917 года. Тогдашние «либералы» — совершили чудо. «Уболтали» царя отречься от престола. И возомнили себя «политическими гениями». Зиновьев со товарищи считал себя политиком не менее великим, чем Керенский и уж тем более Ленин. И намеревался в свою очередь «уболтать» отречься Временное Правительство. Его прокол — недооценка чужих амбиций. И недостаточный авторитетет среди «социалистов», уже дорвавшихся до власти (Керенский тоже считал себя и «социалистом», и «дипломатическим гением»). Это потом, уже после Октябрьского Переворота и выигранной Гражданской войны, запомнили, что если к государственному сановнику пришли «поговорить за жизнь» люди из Коминтерна — надо, не теряя ни минуты, переодеваться в женское платье и удирать через «черный ход». Поскольку никаких вариантов — больше нет. Всё равно вышвырнут на мороз… Вот.

— Странная логика…

— Нормальная «сетевая структура», построенная на взаимных симпатиях. При должной мотивации — страшная самоорганизующаяся сила. Знаете принцип ротации руководства в «революционной армии»? В случае гибели командира — управление боем принимает на себя тот, кто первый это заметил.

— Ну, и как с вашими «сетевиками» тогда можно вести дела? — озадачился Соколов.

— Никак! — радостно сверкнула зубами Ленка, — Для традиционной армии или обычного государства любое столкновение с «революционной организацией сетевого типа» — фатально. «Сетевики» не признают своих поражений. Их — можно только переубедить. На войне — сдайся или умри! Когда мир — часто по разному. Ибо, в отсутствии военных сражений — любая «сетевая организация» расслабляется. Нет возможности проверять людей «боем». В структуры основанные «на доверии» — пробирается сволочь.

— Получается, в этом состояла сила и одновременно слабость предвоенного Коминтерна?

— «Информационная открытость» — главный «барьер», который попытался пробить лбом Коминтерн в 20-х годах и штурмовать который — отказалась ВКП(б). В результате, всех руководителей, не побоявшихся «открытости» к 30-м годам, что там, что там — вычистили. Якобы «за грехи». А те кто их сменил, личные «грехи» хитро спрятали за секретностью. Хотя исторически — были гораздо большими грешниками. Отчего полным доверием, обязательным для подобной организации — похвалиться не могли. И весь задел «Красного Проекта» — бездарно слили…

Умеет барышня заглазно обгадить. Кажется, настала и моя очередь вставить словечко.

— Скажем мягко, к концу 30-х годов — грозная слава Коминтерна изрядно поблекла. До самого начала Блокады главные стороны конфликта (Москва и Берлин одновременно!), если и учитывали факт существования коминтерновцев, то рассматривали их скорее, как «полезных одноразовых идиотов». Собирались их «разумно потратить» в своих собственных целях. Вышли подлость пополам с глупостью. «Второй уровень провокациии» — выглядел приблизительно так:

Над планами немцев выиграть Вторую Мировую войну — сегодня принято смеяться. Зря! Трудно понять их действия, не зная этих планов. Скажем, дальше линии А-А (Архангельск-Астрахань) — фюрер Рейх распространять не планировал… Самый предел мечтаний — украсить вершины уральских гор монументальными «имперскими орлами», как восточный рубеж Европы. Эти планы к осени 1941 года почти сбылись! Логично предполагалось, что в сибирском огрызке Союза сохранится какая-то власть и с ней Германии придется как-то мирно взаимодействовать. Сталину подобное предложение — не понравилось (а предложено было!). Вождь обоснованно считал, что он пока сидит крепко (есть ещё «запасная столица» в Куйбышеве и те пе). Ни капитуляция, ни даже временное перемирие — его не устраивали… Близились осенняя распутица и зимние холода. «Блицкриг» — уже заметно потерял темп. Время работало на СССР…

Не получив из Кремля никакого внятного ответа — немцы перешли от исходного «плана А» к «плану В». Занялись, скажем так, поиском «стороны переговоров», альтернативной Москве. А если совсем точно — созданием достаточно «горячей сковородки», что бы сунуть её Сталину под задницу в критический момент войны и сделать его «поуступчивее». Они обратили внимание на «красное подполье».

Коммунистический переворот (!) в со всех сторон окруженном германскими войсками, но так и не сдавшемся Ленинграде, возглавляемый прославленным, пусть и оппозиционным Коминтерном — выглядел, как «самое то». Хоть какой-то серьезный раскол в воюющем советском обществе! И символ…

Для начала — достаточно! Каждый день и час — на вес золота. А потом — посмотрим. Память о «Брестском мире», в 1941 году — была совсем свежей. Политика, она такая политика. Скорее всего, имелся у немцев и соответствующий «план С»… Эрнста Тельмана, например, аж до самого конца войны (!), они для чего-то в тюрьме приберегали.

Советское руководство о «недобитых городских партизанах» было осведомлено гораздо лучше и в свете новых реалий, собиралось выманить их под немецкие пулеметы мобилизацией ополчения. А при первой возможности — положить в «героических боях» за город. Примерно таким способом, в 20-м году, наши «героически угробили» при штурме Перекопа лучшие ударные части «союзного» батьки Махно.

Понятно, что выбрать удачный момент для подобной «акции» было не легко. Внезапная остановка немецкого наступления на Ленинград — мгновенно спутала все планы. Особенно — намеченную на самый последний момент эвакуацию советского командования из окруженного города. В Севастополе и Киеве военное начальство смылось, бросив подчиненных на произвол судьбы. В заранее подготовленном к «партизанской войне» Ленинграде, то же самое значило перехват управления войсками самозванными и никому не подчиняющимися «коминтерновцами». А равно — присоединение к последним остатков городской администрации. Прежние намерения — пришлось срочно пересматривать. Вопреки логике и осторожности…

Тут правильно отзывались о неспособности Коминтерна хранить «военную тайну». Беда в том, что критики не понимают выгоды «открытого информационного обмена». Фишка, как в Интернете. Болтают — все. Разной информации куча и какой верить каждый решает сам. Но, в выигрыше оказывается тот, кто правильно оценивает репутацию «источников». Коминтерн всех предупредил, что Блокада будет установлена не позднее 8 сентября 1941 года. До этой даты — никто не хотел верить. После — начался лихорадочный пересмотр отношения к «политическим аутсайдерам». И вдруг, подоспела книжка Келлера…

Ахинеев со свистом втянул в себя воздух. Выражение лица каудильо — стало матерным.

— Предполагаю, — мрачно усмехнулся Соколов, — Что в Смольном — началась истерика…

— Это мягко сказано! На «горячей сковородке», приготовленной для товарища Сталина — оказались сидящими высшие руководители Северной Пальмиры. Поскольку стало ясно, что теперь, удрав из осажденного города, они станут не просто «на вторых ролях» или «мальчиками на побегушках» (как лишившийся своего поста в оккупированном Киеве Хрущев), а сразу — «заключенными-смертниками». Без шанса подняться. Для высших партийных сановников СССР — лютая, нестерпимая угроза. На этом уровне — провокация немцам удалась. Шухер в блокадном городе и ближайших окрестностях — возник изрядный.

— В смысле?

— Документальные отчеты НКВД, о массовых арестах в Ленинграде, ранней осенью 1941 года ученых и инженеров — путаны и противоречивы. Многих — арестовывали, выпускали, арестовывали и снова выпускали. Некоторых — второпях расстреляли. Многих, особенно молодых — лишили «брони» и как рядовых солдат отправили умирать в «ополчение». Многие, после повторного ареста — умерли в тюрьме.

— Зачем?

— Партийное руководство города попыталось «зачистить конкурентов». Надо понимать, что одна мысль о своих собственных тупости и некомпетентности, готовых наглядно проявиться в самый острый момент войны — вызывала у «карьерных коммунистов» зоологическую ярость. Предвоенные годы в СССР прошли под непрерывное нагнетание «ура-патриотических» настроений… Война, если она будет (а будет — непременно!) — пройдет быстро и завершится победно, «малой кровью на чужой территории». Не слушайте вражескую пропаганду, граждане… Кто смеет утверждать обратное — просто вражеский агент!

— Член «троцкистско-зиновьевского, лево-правого фашистского центра», например, — грустно поддакнула филологиня, — Вали кулем, всех врагов в одну кучу — разбираться лень и некому…

— Почему, сразу «врагов»?

— Тот, кто в критической обстановке смело выдвигает предложения, когда все вокруг потупили глазки и молчат — как минимум, не лоялен действующему руководству (назначенному сверху). А следовательно — саморазоблачившийся хам и потенциальный самозванец. До «врага» — половина шага.

— Им бы радоваться, что кто-то готов взвалить на себя чужие проблемы…

— Не получалось у них радоваться, — хрипло отозвался Ахинеев, — Судя по обрывкам воспоминаний участников и очевидцев, один только факт (!) долгой самовольной подготовки Ленинграда к «автономии во вражеском окружении», на базе последних достижений науки и техники 30-40-х годов — вызывал в руководстве ВКП(б) бешеную ненависть. Как это так?! А где же «руководящая роль партии»? Где «коллективное владение средствами производства» и священное «централизованное распределение»? Кто-кто посягает на полноту, незыблемость и самое важное — «незаменимость» государственной власти?

— Теперь, верю! — мрачно подытожил каудильо, — Начальство не терпит, когда кто-то начинает действовать, пускай правильно и своевременно, но — «без приказа». Криминал и госизмена…

— Видимая вершина этого «айсберга» — известный категорический запрет рассматривать любые предложения по улучшению быта или рациона питания ленинградцев в первые месяцы Блокады. За каждым из таких предложений — ленинградским начальникам мерещилась зловещая тень Коминтерна. Можно было давать ход только «рацухам», направленным на облегчение прорыва Блокады. А под нею — бездны…

— Всё? — с надеждой поинтересовался Соколов.

— Не-а… Был и ещё один, «третий уровень» взаимной провокации. Международный…

Народ увял. Приготовился услушать очередную гадость. А я чо? А я ничо… Извольте!

Мало кто помнит, как в отчаянно воюющей Европе «образца 1941 года» все ждали — на чьей стороне «впишется» Америка? Ещё меньше людей помнят, что первоначально, Вторую Мировую войну — видели, как вооруженное столкновение между США и UK (Соединенным Королевством). У нас только в 90-х годах (!) сквозь зубы вспомнили, что пресловутые приказы «не поддаваться на провокации» (которые летом 1941 года рассылали в выдвинутые к западным границам части РККА) — имели одну единственную причину. Постановление Конгресса Северо-Американских Соединенных Штатов от 17 апреля 1941 года… Там, черным по белому, было сказано, что в случае конфликта между СССР и Третьим Рейхом — мирная и демократическая Америка выступит на стороне «жертвы агрессии». Что бы под этим термином сегодня не понимали… А ещё раньше, в далеком 1937 году (задолго до «Мюнхенского сговора»), Рузвельт заявил, что в случае нападения Германии на СССР — США выступят на стороне СССР, в противоположном случае — они выступят на стороне Германии.

В складывающейся ситуации, США могли стать единственным реальным союзником СССР. К тому же, они могли сдержать (и в реале сдержали) бешено-антисоветские поползновения Великобритании (разумеется, не из-за любви к Союзу, а в силу стремления разрушить Британскую империю). Достаточно вспомнить, что уже в 1940 году «янки» выкрутили «лайми» руки, требуя в обмен на остро необходимое тем вооружение (в первую очередь эсминцы для сопровождения конвоев) — территории. Фактически, Рейх и США в открытую жрали «владычицу морей» заживо, каждый со своей стороны. Попутно американцы вели свою игру с Японией, и «прогерманское» лобби в Штатах тоже не сидело сложа руки. Просьбы Сталина о помощи Штаты, в 1941 году — демонстративно не услышали. Почему СССР тогда не оказался один против всего Запада (как это произошло с Россией в Крымской войне) — тайна до сих пор. Точно так же тайна зачем Гитлер объявил войну США, фактически выступив заодно с Японией против русских и англосаксов. Сегодня мы знаем, что всё кончилось руинами Рейхстага, а не Кремля. Тогда — будущего никто не знал.

В результате — позиция США, по отношению к воюющим участникам Второй Мировой войны смотрелась, мягко говоря, подловато. Америка продолжала поставлять стратегические продукты и сырьё всем сторонам конфликта. Америка сотрясала воздух громкими декларациями. Америка подписывалась под Атлантической Хартией и угрожала вмешательством в войну… Но, самого вмешательства — всё не было.

Есть мнение, что готовилась какая-то крупномасштабная провокация с человеческими жертвами, вроде потопления «Лузитании». Эта провокация должна была морально обосновать вступление США на одной стороне, а заодно — окончательное назначение «агрессора» и «главного виновника»… И физическое истребление мирного населения крупного европейского мегаполиса — считалось «приемлимой ценой» за успех этой провокации. Очевидная неспособность Третьего Рейха обеспечить снабжение едой нескольких миллионов ленинградских обывателей (в случае взятия города германской армией) надежно гарантировала планируемый «пропагандистский эффект». Вот! Посмотрите! Эти «тевтонские варвары»…

— Интересно, у «блокадной» темы, в моральном смысле слова, вообще есть днище? — поморщился каудильо, — Вы всё нагнетаете и нагнетаете… Ещё и Америку сюда приплели. Им-то что за дело? К концу 30-х годов примеров зверских расправ над мирным населением — полно. Одна «Нанкинская резня» чего стоит. Никто даже не почесался… Отчеты американских дипломатов о сотнях тысяч (если не паре миллионов китайцев), убитых во время и сразу после боев за Нанкин, США рассекретили только в декабре 2007 года! Если «великий американский народ» чего-то не желает знать, то ему хоть кол на голове теши. Кстати, главного виновника и организатора побоища, принца Ясухико Асака — американцы даже под суд не отдали! Договор о сдаче Японии американцам включал пункт об иммунитете для членов императорской семьи. Простенько и со вкусом…

— Для «янки» — совершенно нормально! — вдруг брякнула Ленка, — Купчишки, торгаши…

— ???

— Америка, во второй половине 1941 года — захотела «по-легкому снять банк». Вообще не воюя, ага… И практически это сумела.

— ???

— Тут правильно сказали — всё надо оценивать «в текущем контексте», а не «глядя из будущего». Упомянутый «контекст», ранней осенью 1941 года — был примерно следующий:

1. Вся континентальная Европа — включена в Третий Рейх или союзница Третьего Рейха.

2. Огромные колониальные империи Франции, Голландии, Бельгии и даже Великобритании висят на зыбкой памяти о недавнем могуществе уже оккупированных или же терпящих военное поражение метрополий. Кто хочет — тот и возьмет. Германия захотела — и взяла… Япония захотела — и взяла… США — тоже захотели…

3. Советский Союз — со стороны выглядел точно такой же «империей на грани развала».

4. Зачем воевать за то, что само-собою готово упасть в руки? Достаточно эти руки вовремя подставить… Лучше — с соблюдением минимальных приличий. С согласия прежнего владельца…

— Вы о чем?

— Кто из присутствующих читал текст «Атлантической Хартии»?

— Я! — поднял руку Ахинеев…

— Я тоже… — присоединился завхоз.

— Не дайте соврать. Про «японский милитаризм» — там ни словечка… Про «нацистскую тиранию» — упомянуто мельком. Весь документ посвящен демонтажу существующей колониальной системы и праву наций на самоопределение. Естественно, ради мирной торговли, свободы мореплавания и — особо оговоренной «свободы доступа к сырьевым ресурсам». Читай — «несправедливо, когда лишь одна Россия владеет богатствами Сибири». Это был гроб с музыкой для всего ранее сложившегося мирового порядка. И демонтаж СССР (бывшей Российской Империи) предусматривался так же прозрачно, как и демонтаж всех прочих «ы-ымперий». По чистой случайности, к вящей выгоде и процветанию Соединенных Штатов Америки.

— А как же война и агрессия? — опешил от такого захода до того молчавший Плотников.

— О! — лучезарно оскалилась филологиня, — Об этом сказано в «восьмом» пункте. Кто не согласен с названными положениями «Атлантической Хартии» — тот и объявляется «агрессором». Хоть Германия, хоть Британия, хоть Япония, хоть СССР. Такова американская воля. Возмущаться разрешается.

— А почему так? — наконец-то до Соколова дошло. Каюсь, до меня доходило тяжелее…

— А потому, что за США — стоял «Фининтерн», он же — «еврейское лобби», он же — ZOG.

— ??? — внучка секретного академика снова сверкнула зубами.

— Купчишки никогда не кладут всё яйца в одну корзину. Поэтому, ни с кем не воюющие Соединенные Штаты одновременно (!) вели переговоры с Великобританией, Германией, Японией и СССР… Справедливости ради следует признать, что переговоры с Германией, тишком, вела и Великобритания…

— Какое отношение эти политические переплясы имеют к судьбе блокадного Ленинграда?

— Самое прямое! — Ленка перестала лыбиться, — Выражаясь просторечно, «пахан из-за лужи» (широко известный, как «дядя Сэм») — лезть в европейскую свару изначально не собирался. Его первоначальный план: развести всех «лохов» мирно. Вообще всех, союзников, противников, компаньонов и случайно примкнувших. И единолично «сорвать банк» в виде мирового господства. Это Америка, бэби!

— ??? — сейчас я им тоже скажу…

— Штатам «образца 1941 года» — безразлично, победят Гитлера или победит Гитлер. В любом случае, формировавшаяся несколько столетий «мировая колониальная система» становится ничьей. И априори — добычей американских корпораций. На этаком фоне, «Третий Рейх от Атлантики до Урала» — тьфу, мелкая неприятность… Судьба Советского Союза — вообще никого не колышет. Однако, Сибирь и Дальний Восток СССР, оторванные от Центральной России — приз, за который имеет смысл пободаться со всеми претендентами. И даже — опомоиться переговорами с безбожными «большевиками». Причем, раздел СССР между Германией и США по Уралу — «отличный вариант». До декабря 1941 года — вполне реальный и даже обсуждаемый (!) с Третьим Рейхом. Наше счастье, что почти состоявшуюся сделку сорвали японцы.

Коллектив дружно заткнулся… Стало слышно посвистывание за окнами и шорох снега. Погода портится… И что я такое особенное сказала? Элементарно же! Даже в Интернете открыто лежит.

— Ох, Галочка… — с трудом перевел дух Лев Абрамович, — Если бы это были не вы…

— Я предупредила, что «подстава» многослойная. Ленинград, там и тогда — вишенка на торте и индикатор «серьезности» высказываемых потенциальными партнерами претензий на «долю пирога».

— Обоснуйте… — сипло прохрипел каудильо.

— Люди редко сопоставляют события и даты в глобальном масштабе. Ещё реже — события и участников этих событий, в динамике их «реального веса». Обращаю внимание! Вплоть до 1939 года — все ждали войны между США и Британской Империей. А вплоть до лета 1940 года — все ждали поражения Германии силами Европейской коалиции. К лету 1941 года — все ждали высадки нацистов в Англии. Вот в каких условиях Третий Рейх вдруг напал на СССР. Разведка и теневые структуры Британии приложили для организации этого «вдруг» беспрецедентные усилия. Никаких надежд на серьезную помощь из США у правительства Черчилля не было. Но, вступление в войну СССР британских надежд особо не оправдало. К августу 1941 года, для сторонних наблюдателей — ситуация на Восточном фронте выглядела полной катастрофой. Ждать стало нечего и 14 августа 1941 года — Британия мирно капитулировала перед США. За оказание американской военной помощи подписала «Атлантическую Хартию». А к концу сентября 1941 года — дела на Восточном фронте ухудшились настолько, что в скорую победу СССР — перестали верить даже в самой Москве…

— Такие утверждения полагается доказывать неопровержимыми фактами… — это легко!

— Я тоже читала «Атлантическую Хартию». Могу дать распечатку. Сами ознакомьтесь со списком её «подписантов» 24 сентября 1941 года. Правительства «в изгнании» из стран оккупированной Европы (семь штук), непонятно кто — от лица Польши (законное правительство которой — разбежалось), непонятно кто, от лица нелигитимной «Сражающейся Франции» (законное правительство которой в Виши — союзник Третьего Рейха) и до кучи — чрезвычайный и полномочный посол СССР в Великобритании, лично товарищ Майский. Оцените черный юмор ситуации! Впопыхах, примкнуть к кучке «политических лишенцев» (фактически беженцев), затесаться где-то между наглым самозванцем генералом Сикорским и «полевым командиром» полковником де Голлем (не имеющими за спиной никакой силы и власти), там и тогда — всё равно, что добровольно забраться «под нары у параши» на советской «зоне»… Что этим «опущенным» подсунули — то они, без всякого обсуждения (!), дружно и подмахнули. Есть подозрение — не читая… Текст «Атлантической Хартии» не переводился на иностранные языки! Он, с самого начала — официально существовал только на английском. Языке хозяев мира. И представитель СССР — в общем ряду, потея от почтительности, данную «филькину грамоту» завизировал… Кажется, вы интересовались «днищем»? Так это — ещё не самое оно…

— Куда же дальше?

— Всегда есть куда… Скромно напоминаю, что текст «Атлантической Хартии» — есть признание безоговорочной капитуляции главных колониальных держав мира перед Соединенными Штатами Америки, даже ещё не участвующими во Второй Мировой войне… Справедливости ради — посол Майский, во время группового изнасилования, пытался хорохориться. «Из-под шконки» — он успел прокукарекать об «особом мнении» Советского Союза по поводу целей и задач войны. Никакого эффекта его слова не имели и в официальные документы сборища — включены не были. С какой стати? Немцы рвались к Москве. РККА — отступала и разбегалась. Не та у товарища была позиция… А до создания «Антигитлеровской коалиции», прообраза будущей ООН, в далеком январе 1942 года — СССР надо было ещё суметь дожить.

— Так… И в чем суть провокации?

— Если сама «Атлантическая Хартия» — просто американский ультиматум всему миру, то процедура её ратификации — «дипломатический беспредел». США однозначно дали понять, что признают договорноспособной и легитимной «стороной» кого угодно. При единственном условии — безоговорочном согласии с их американским видением будущего устройства планеты. Есть мнение, что в случае бегства советских властей из так и не занятого немцами Ленинграда — вместо примчавшегося «на полусогнутых» Майского этот документ подписал бы в Лондоне заранее приготовленный (англичанами или американцами, не суть) представитель «правительства России в изгнании». Например, Александр Федорович Керенский.

— Невозможно!

— Запросто! — урезонила каудильо Ленка, — Обычная практика. Хоть О'Генри почитайте.

— Требовалась самая малость — клочок свободной от советской власти территории СССР.

— В смысле — «банановая республика»… — начальник затуркан, но пока соображает.

— Не обязательно… Вообще любой кусочек бывшей России, который обрел «автономию».

— Или попытался её обрести. Например, в виде народного бунта. Желательно — кроваво подавленного, — не будем церемониться, правда — всегда горькая, — Вот чем примечателен Ленинград…

Стало слышно, как за окнами модуля свистит, понемногу набирая силу, вьюга. Соколов полез рукой к кончику носа, но зачем-то потеребил ус.

— Какая мерзость…

— Это политика. К сильному — примкни, слабого — толкни. Кто лично работал с англо-саксами — подтвердят особо, — филологиня поморщилась, — Усиленно рекомендую «Вторую Мировую войну» от сэра Уинстона Черчилля. События осени 1941 года автор обильно проиллюстрировал документами. Там цитируется переписка Сталина с будущими партнерами по «антигитлеровской коалиции», например. Вождь клянчит у Британии с Америкой ну, хоть какую-нибудь помощь. Он даже готов пригласить на территорию СССР иностранные войска! Не до приличий — немцы подходят к Москве! А господа Черчилль с Рузвельтом обещают начать поставки летом следующего 1942 года. И никакого военного участия, разумеется. Зачем помогать политическому покойнику? И так видно, что к зиме — Советскому Союзу конец. Свою задачу — он выполнил. Германскую военную машину — основательно потрепал. Фюрер теперь будет сговорчивее…

— Подождите, так ведь если СССР подписал «Атлантическую Хартию» — вопрос закрыт! — каудильо кажется, что в политике работают правила приличия, — Причем тут ещё какой-то Керенский?

— А причем там был какой-то Шарль де Голль?

— ???

— После падения и частичной оккупации Франции Третьим Рейхом, летом 1940 года, её правопреемником — стал так называемый «режим Виши». Его признали и Советский Союз, и Соединенные Штаты! Всё честь по чести — посольства, верительные грамоты, дипломатические контакты… Осенью 1941 года у великой демократической Америки и огрызка бывшей Франции — полноправные и официальные отношения. Из курортного Виши управляют французскими колониями, собственно — это и есть Франция! А полковник де Голль — военный преступник. Но, подписал «Атлантическую Хартию» именно он, а не лицо законно уполномоченное маршалом Петеном. Более того! В сентябре 1940, голлистские силы, при прямой поддержке Великобритании — предприняли попытку захвата Дакара в Сенегале. Мятеж подавили, но он — был! Неважно, что закончился полным провалом. В Москве прекрасно поняли данный прецедент и намек. Ленинград и его жители — стали заложниками высокой политики. В переписке Сталина с Черчиллем — это постоянно сквозит.

— Отчего, «никакого голода в Ленинграде не было»? — сквозь зубы процедил каудильо.

— Угу… — тряхнула светлой челкой Ленка, — Все заслуживающие упоминания мировые политические силы, про голод в блокадном Ленинграде — прекрасно знали. Я имею в виду политическое и военное руководство стран «Оси» и будущей «Антигитлеровской коалиции». Но, без резких движений, старательно выжидали — чем же всё для Советского Союза закончится?

— То есть, малейший признак народных волнений… Или обычное публичное заявление о голодном море в блокадном Ленинграде, в газетах или по радио… — на Соколова стало жалко смотреть.

— Во-во! Осенью и особенно поздней осенью 1941 года, любой перечисленный инцидент — мог коренным образом изменить ход войны. Причем, однозначно не в нашу пользу… — блин, вырвалось.

Кто-то же должен был это сказать. Выпало — мне. Ладно, переживала и не такое… И что дальше?

— Поддерживаю! — выпрямилась филологиня, — К ноябрю-декабрю 1941 года, большинству уже казалось, что послевоенный мир поделят между собой США и Третий Рейх. Черчиллю — так точно. Не зря Великобритания — первой подняла лапки перед Америкой. Старый алкоголик — знал что-то важное. И списал СССР «в расход», заранее… Страшно ревнуя к попыткам американцев «кормить дохлую лошадь»…

— Гипотезы к делу не пришьешь…

— Формально, поводом к отказу от дипломатического диалога США с СССР, в 1941 году — должно было стать начало его развала. Как у них уже однажды получилось, в 1918 году, с Россией. В форме отложения не оккупированных немцами территорий от власти в Кремле. Ожидали появления городов или районов под управлением независимых организаций. Парада суверенитетов, как в 1918-м и 1991-м…

— Это ваше предположение?

— Это — обычная дипломатическая норма. Хотя и неписанная… С кем договариваться? Нет единой территории — нет субьекта переговоров! Страна — тупо исчезла… Любые ранее достигнутые соглашения с её правительством — утратили силу. Не только для агрессора, а для всего мира. И сразу.

— Думаете, могло получиться?

— Без понятия. В реальности — вышло забавнее. Прервав забуксовавшие «параллельные» переговоры — на США первыми напали японцы. И поломали Рузвельту с Гитлером всю выстроенную «игру».

— Этих-то что не устраивало? — по каким-то соображениям именно мои реплики Соколов словно не слышит. Мелочь, но раздражает.

— Вопрос чрезвычайно интересный, — усмехнулась Ленка, — Хохма в том, что главные положения «Атлантической Хартии» — японцев вполне устраивали! Особенно четвертый пункт о доступе к сырьевым ресурсам. Однако, именно японцам, «настоящие белые люди» её подписать даже не предложили. Демонстративно. Причем, Китаю — этого не предложили тоже. Такое беспросветное жлобство — наказуемо!

— Галина! — каудильо вспомнил о моем существовании, — Почему вы считаете, что игру против СССР в 1941 году вели именно Рузвельт с Гитлером?

— Это — не я считаю, — маленькая оговорка с большим подтекстом, — Я с чужих слов…

— Пускай так… И всё же? — мою тонкую шпильку — толстокоже проигнорировали.

— В геодезии — есть понятие «репер». Оно означает специальный знак, от которого на местности производятся все текущие измерения. По итогу — всегда можно установить, что «репер» был и именно от него, как от печки в поговорке, происходили все «переплясы». Иногда — «репер» даже не показывают в окончательном результате картографирования. Это ничего не значит. Специалисты знают, что он был. По готовому документу — способны точно показать, где и какой именно «репер» применяли.

— Мы о блокадном Ленинграде говорим?

— О нем! Это главный «репер» начального периода Великой Отечественной войны. Можно его не упоминать, можно про него ничего не писать… Но, помнить о существовании надо обязательно. Иначе — ничего не понятно. Например, в многочисленных книжках Черчилля про Блокаду — крайне мало. Рузвельт с Гитлером, по понятным причинам — мемуаров не оставили. Воспоминания Сталина, если они существуют — до сих пор недоступны. Зато лежит в архивах объемистая дипломатическая переписка. Где персонажи, так или иначе, своё отношение к «фигуре умолчания» — обозначили. Вольно или невольно…

— Это как?

— Можно я! — опять вылезла с инициативой Ленка, — Тут уже вспоминали, что Сталин о Ленинграде в письмах «якобы союзникам» упоминает постоянно. Для него — тема крайне важна. Черчилль о Ленинграде — не пишет вообще! Ну, кроме знаменитого требования утопить балтийский флот, в случае захвата города немцами. Рузвельт о Ленинграде — не пишет тоже. Разве мельком… При этом, Рузвельт в сентябре 1941 года — огорашивает Черчилля прогнозом, что Москва немцами взята не будет. Бывает…

— Может быть, сэр президент в нашу победу верил? — осторожно встрял Лев Абрамович.

— Он просто знал, что Москву, как и Ленинград, штурмом брать не будут. И случайно (а может быть намеренно) — проговорился. Оценить важность его проговорки — сегодня могут немногие. Для сокрушения СССР — требовалось не взятие ещё одного города, а крах системы управления страной и появление «независимых территорий». Мятежная Москва — даже лучше, чем мятежный Ленинград! По фиг, кто подхватит «валяющуюся на мостовой власть»… Отступившие к городу ополченцы, немецкая агентура или какие угодно энтузиасты. Главное, что бы из столицы удрали «официальная» ВКП(б) и Сталин. Как в 1812 году… Опыт «наполеоновских» войн, в ХХ веке — был глубоко изучен и творчески переработан.

— В смысле?

— То самое. Рузвельт и Гитлер планировали дележку послевоенного мира. Развал СССР в их планах — не требующая обсуждения предпосылка. Требовалось не поражение в «войне на истощение» (это плохой бизнес), а политический кризис и «разбегание территорий» из-под власти Москвы. До сэра Черчилля данная информация не доводилась, отчего он долго и возможно, что даже искренне сказанному Рузвельтом удивлялся. Однако, бумаге свои мысли — доверил ровно настолько, насколько счел нужным.

— Что-то это мне напоминает… — проскрипел Ахинеев.

— Известно что! — подключился Плотников, — Загонную охоту на крупного зверя. Один — пугает, а второй — стоит «на номере» и ждет возможности покончить дело метким выстрелом. Гитлер — всех кошмарил, Рузвельт — выжидал удобного момента, Черчилль — отвлекал внимание. А Сталин — дичь.

Соколов нервно прокашлялся. Беднягу можно понять — все шаблоны вдребезги-напополам.

— Галина! Они серьезно? — ох, надо добивать. Иначе, шаблон опять зарастет. Криво…

— Более чем. Достаточно сопоставить даты. «Атлантическая Хартия» подписана СССР 24 сентября 1941 года. А 21 сентября 1941 года, на стол Гитлеру легла аналитическая записка от отдела обороны Верховного главнокомандования вермахта (кратко ОКВ), где перечислялось несколько вариантов оптимального решения «ленинградской проблемы» и рекомендовалось буквально следующее — «Разрешить Рузвельту, после капитуляции Ленинграда, обеспечить его население продовольствием, за исключением военнопленных, или перевезти его в Америку, под наблюдением Красного Креста, на нейтральных судах».

— Стоп! Почему — сразу «разрешить»? — каудильо молодец, мигом просек фишку…

— Потому, что на сепаратных германско-американских переговорах — судьба Ленинграда всесторонне обсуждалась. США пытались не только «сделать выгодный гешефт» на процессе гибели СССР, но и, по мере сил — «сохранить лицо». Комбинация сразу задумывалась «многоходовой». Планы Гитлера, относительно судьбы северной столицы — Рузвельт знал задолго до начала их осуществления. И молчал.

— Какого черта?!

— Ожидалось, что между оставлением города «советским» руководством и передачей его Германии — продлится известный «переходный период»… Необходимый и достаточный, для демонстрации всему миру неспособности Москвы править страной и обеспечить её население самым элементарным. Без такого предварительного условия — американцы вступать в «игру» с Третьим Рейхом тупо отказывались. Как и 1918 году, вступлению США в европейскую войну — должна была предшествовать «рекламная акция».

— Допустим… А сам Гитлер?

— Как известно, фюрер никогда не врал. Особенно публично. В этом заговоре молчания он единственный (!), устно и письменно, в частных беседах, в интервью и в праздничном «Обращении к нации 7 ноября 1941 года» — неустанно напоминал, что «Ленинград или сдастся, или умрет от голода». Конкретно ленинградцев, лишенных доступа к «независимым» СМИ, на эту же тему — обильно посыпали с небес листовками. Сюжет, достойный пера Кафки…

— Ясненько…

— Сложилось положение, когда для Москвы, однозначно спасительной — стала тактика игнорирования реальности. «Совинформбюро», с пеной у рта — отрицало любую информацию, которая шла не из «тарелок» громкоговорителей отечественного проводного вещания. НКВД — пачками арестовывало распространителей «панических слухов». Предлагать что-либо дельное по поводу «голода в Ленинграде» стало физически невозможно… Отрицался сам факт голода! Мнение «героических защитников города на Неве» интересовало власти из Смольного и Кремля в последнюю очередь. А то, что Гитлер всех честно (!) предупреждал — «победители» потом не решились публично признать даже на Нюрнбергском процессе.

— Странно… — Соколов потеребил ус, — Я как-то привык, что из любой гуманитарной катастрофы немедленно раздувают сенсацию. И попробуй только не допустить корреспондентов к жертвам стихийного бедствия или в район массовых разрушений… Устанешь оправдываться! Не складывается…

— Всё складывается… — буркнула Ленка, — В блокированном Ленинграде, если верить послевоенным мемуарам западных «акул пера», осенью 1941 года, сидела целая толпа аккредитованных и внештатных корреспондентов ведущих американских СМИ. И ждали чего-то сенсационного. Между прочим, большая часть жутких «блокадных фотографий», сегодня представляемых, как «рассекреченные материалы из архивов НКВД» — на самом деле «конфискат». Профессиональные фотографы снимали… Видно же! Их периодически хватали, как «шпионов» и отнимали «материал»… Потом — выпускали… И они — снова брались за фотоаппараты. Наших бы граждан, за меньшее, сразу расстреляли, а эти — дожили до победы и хвастались своими похождениями в «совдепии» после… Не стеснялись рассказывать, что готовились запечатлеть вхождение в город колонн немецких войск. Искренне обижались, что потрясающие кадры, по вине защитников города — «не состоялись». Тут, как мне кажется, они врут. Не для того их посылали. Вхождение вермахта в Киев, например — снимали только немецкие фоторепортеры. Никаких американцев — там не было. Орлы — мух не ловят. Зато, в блокированном Ленинграде — явно ожидалось, не менее чем, обнародование подробностей внезапно открытых «невиданных преступлений большевистского режима».

— Тут зависит от точки зрения, — меланхолично прокомментировал Ахинеев, — Политика!

— А написать правду про лютый гладомор — репортеры считали ниже своего достоинства?

— Представьте себе — нет, — развела руками филологиня, — Я же говорю — тогда много писали и фотографировали. Материал отправляли совершенно легально «дипломатической почтой». Просто на «свободном Западе» — эту жуткую информацию, по поры, придерживали. Сенсации — не давали хода…

— Чего же им ещё не хватало?! — в сердцах, каудильо забыл про многострадальный ус.

— Не того содержания сенсация… Подумаешь, город заваленный миллионами трупов. Вы же сами вспоминали Нанкинскую резню. Вот если бы в Ленинграде начался антисоветский голодный бунт!

— Галина?

— Примерно так. Рузвельт, до последнего, выжидал «удобного момента», когда Сталин будет прижат к стенке. Можно станет громогласно заявить об «особой позиции» США. Увы. Декабрь 1941 года — обидно разрушил радужные планы. Вместо мирной дележки территории СССР с Гитлером — пришлось воевать с японцами. Заранее подготовленная сенсация — стала неудобной. Пришлось договариваться со всеми участниками войны ещё раз и по итогу — создавать ООН. Поднимать вопрос о блокадном гладоморе в 1942 году — стало уже «не комильфо». В 1943-44 годах — поздно. А в 1945-46 годах — бессмысленно.

— Статья 356 Уголовного Кодекса РФ, — проворчал каудильо, — До 20 лет тюрьмы, всем.

В помещении — повеяло холодным сквозняком. Где та РФ и где тот Уголовный Кодекс, а до костей пробрало. Фантомные рефлексы, однако… Государства — нет, все законы — мы создаем сами.

— Вывод? — вот это — по-деловому, Соколов почувствовал, что общество впечатлилась.

— Стыдная тайна Ленинградской Блокады состоит в том, что миллионы (!) современных образованных людей — умерли посреди зарослей еды, на глазах у всего мира, без какой-либо помощи и тем более международной огласки. Коминтерну — их спасти не дали, родная Советская власть, в силу дикой некомпетентности — спасти не сумела, жлоб Рузвельт (обещавший помощь голодающим ленинградцам во время заочных переговоров с Гитлером!), на публичных переговорах со Сталином, её же — цинично зажал. Зато, после прорыва Блокады, в худших советских традициях — чохом наградил погибших, одной на всех общей «почетной грамотой».

— Я про другое…

— Государство, даже самое лучшее и прогрессивное (как в Советском Союзе) — никогда не выпускает свои жертвы на волю. Даже, когда не способно их прокормить, согреть и защитить. Опыт Блокады — самый наглядный пример такого рода. Произносить такое вслух — чревато. А знать — полезно.

— Вы недавно выразились — «они не хотели знать». Потом — устроили истерику… Так?

— Я — тоже питерская. Для своих, тема крайне болезненная. Чужим — вообще не понять.

— И всё же? — спокойно, как можно более спокойно, без мата… попробую ответить…

— Государство, вопреки популярному термину, введенному Мартином Макгира с Мансуром Олсоном, не просто «stationary bandit» (по-русски примерно — «оседлый бандит»), противостоящий так называемому «roving bandits» — «грабителю-кочевнику». Оно — скорее «симбиоз» власти с подавляющей массой населения. Власть не хочет знать никаких вариантов решения проблем, которые осуществимы без неё любимой. Люди не хотят знать никаких вариантов рещения проблем, которые предполагают их личные добровольные усилия. Отрицают всякую личную инициативу (и личную ответственность) по собственному обеспечению жизненными благами. Власть — обязана обеспечить ежедневный свежий хлеб и «сто граммов колбаски» в магазине, а население — должно это там покупать. Другой картины мира — никто не желает.

— И какой из описанной ситуации выход?

— Нет из неё никакого выхода. Это неустойчивое динамическое равновесие, создание и поддержание которого возможно только искусственно. Малейший сбой, и массовая бессмысленная гибель толпы человекообразных приматов, почитавших себя «разумными существами» — вопрос считанных дней и недель. «Бутылочное горлышко человеческой эволюции» к обезьянкам беспощадно. Брошенный на произвол судьбы зоопарк вымирает сам. Даже, если служители, уходя, не поленятся открыть настежь все клетки. Государство традиционно отказывает подданным даже в такой «последней милости». Но, это тайна. Если её публично огласить — обезьянки взбесятся от страха преждевременно. И вреда от них будет больше…

— Как-то витиевато…

— Извольте другой пример. Уже много тысячелетий назад подмечено, что в отличие от так называемого «производящего общества» — население городов (особенно столичных) очень быстро, за пару поколений, само собой замыкается в собственной «потребляющей субкультуре», которую Ги Дебор, в 1967 году не очень удачно назвал «La Société du spectacle» («обществом спектакля»). В античности данная субкультура «полиса царящего над деревней» (если угодно — «сияющего града на холме») дошла до привычных нам форм «самодовлеющего маразма» в лабораторно чистых условиях и хорошо изучена. Все жители, от мала до велика, имеют свои «социальные роли», которые обязаны играть в любых условиях. Периодически — им показывают «образцы для подражания», в форме театральных представлений, за счет государства. Посещение спектаклей — обязательно. Предлагаемые «нормы поведения» — не обсуждаются.

— Читал… Ещё Платон — на данную методику ругался. Называл её «клеткой в голове».

— Правильно. А почему? При всем удобстве, получается «социальная бомба». Пример из повседневной практики — театр. Всё чинно и благопристойно, публика (статисты) — в зале, артисты — на сцене, роль каждого из присутствующих предопределена заранее и расписана до мельчайших деталей. Ритуал повторяется из года в год, поколениями, без сучка и задоринки. Однако, достаточно во время представления заорать — «Пожар!», как помещение театра — мгновенно превратится в живодерню… Где толпа двуногих скотов, топча друг друга, по чужим головам рвется как-то добраться до выходов. Вся высокая культура и благородное воспитание — с них слетает мгновенно. Приблизительно такой сценарий чудом удалось предотвратить в блокадном Ленинграде… Честно! За отсутствием лучшего варианта.

Глава 61

Номинанты «Премии Дарвина»

Уже не первый раз замечаю, что прямое цитирование сарказмов Володи действует на не подготовленную публику удручающе. Причем, отношение к сказанному распространяется на пересказчика. Надо бы как-то смягчить впечатление…

— Понимаете, вопрос очень древний. С самого начала урбанизации, когда толпа стала значимым социальным явлением городской жизни — с человеческой массой пытались научиться «работать».

— Поскольку человеческих аргументов — толпа не понимает… — поддакнул Ахинеев.

— Да знаю я, — устало вздохнул каудильо, — Уж чего другого, а описаний инцидентов, связанных с массовой паникой — нам на курсах повышения квалификации давали в избытке. Как вспомню документальное описание пожара в чикагском театре «Ирокез» — так вздрагиваю. Почему оно именно так?

— Вам как, «строго научно» или «эмоционально»?

— Оба варианта, по возможности…

— Есть (остался там, в США) знаменитый врач, физиолог и ученый-орнитолог — Джаред Даймонд. В числе прочего — он написал несколько хороших научно-популярных обзоров по истории…

— Это который — «Ружья, микробы и сталь»?

— Ага, он самый… Дяденьке приписывают интересную цитату — «Определяющие «видовые признаки» человека — это умение пользоваться огнем, изготавливать орудия труда, обучаться в зрелом возрасте и самостоятельно создавать для себя среду обитания. Пресловутые ходьба на двух ногах или членораздельная речь — монополией людей не являются. Они более-менее обычны для многих животных».

— Прикольно! — встрепенулась филологиня, — Помню его книжки. И какой отсюда вывод?

— Если грубо, — в свою очередь ожил казак-антрополог, — то люди — «вид-эфемер». Гибрид всех человеческих подвидов палеолита одновременно. Моментально адаптирующийся к практически любым условиям жизни. Но, это — «в целом». А на практике — человечество довольно жестко делится на два базовых «подвида». Так сказать «люди с большой буквы» (по Даймонду) — спокойно приспосабливают любую местность под себя. В то время, как внешне неотличимые носители психотипа «эректуса» — вечно рыскают в поисках «теплого местечка». А обнаружив таковое — быстренько его «оккупируют», выживая первоначальных обитателей. Даже не силой! Тупым «демографическим давлением»… Современные крупные города — являются о-очень «теплыми местечками»… Терпеть их не могу! Гребанные «обезьянники»…

— Галина, это — «эмоциональный вариант»?

— Нет. Тоже «научный», с элементами ретроспекции. Цензурный «эмоциональный» вывод — печальный до оскорбительного. Согласно «критерию Даймонда», подавляющее большинство ныне живущих людей (!) лишь более-менее успешно имитируют свою принадлежность к виду Homo Sapiens Sapiens. Вне социума или за пределами «La Société du spectacle» — это дикие звери, лишенные разума и совести… В социуме переживающем острый кризис — его «могильшики» и «трупоеды». Когда звери, притворявшиеся разумными людьми и гражданами вдруг сбрасывают маски — общество гибнет. Вместе с «имитаторами». Но в обычной обстановке — никому ничего доказать невозможно. Будущие номинанты «премии Дарвина» сами обычно не представляют, что они способны отчебучить, со страху или голодухи. А скажи правду, так и по судам затаскают… Не менее, чем «за оскорбление человеческого достоинства». Смешно, аж до слез.

— Все известные случаи массовой паники — экспериментальное тому доказательство?

— Ну, да… Собственно, оно даже и не тайна. Скорее — старательно забалтываемое со времен Кризиса Бронзы (наверное, знали и раньше, просто нет письменных свидетельств) наблюдение… Слово Panikos (современная «паника») безотчетный ужас, внушаемый богом пастухов Паном — происходит от этого древнегреческого имени и буквально означает — «буйство безмозглого скота».

— В смысле — обычные люди начинают вести себя, как стадо перепуганных баранов?

— В смысле — люди перестают быть людьми. Вообще! Магически превращаются в животных.

Когда у Ленки загораются глаза вставить что-то насчет психологии людей или древней истории — лучше молчать и не отсвечивать. Оно мне на руку, кстати. Ляпнула-то на пределе эрудиции.

— Мало кто знает, что в древнегреческой мифологии Пан — не только бог пастухов. Он ещё и бог войны (!), ко временам развитой античности, вытеснивший с этого почетного места древнего Ареса. Этот феномен — прямое отражение перерождения «общества героев» эпохи «военной демократии» в общество социализированных обывателей. «Греков» в плохом, «римском» смысле слова, предшественников латинских «люмпенов» и современных «телепузиков». Испугать до потери человеческого естества героя — невозможно. Испугать до мокрых трусов и отключения мозгов городского обывателя — раз плюнуть. Уже ко временам реформы Солона греки обнаружили, что герои — куда-то подевались, а столкновения армий из «мобилизованных» граждан полисов, фактически — являются «войнами трусов», готовых при первом же признаке неудачи обратиться в паническое бегство. Помните историю про одинокого ополченца Сократа?

— Угу…

— Известно множество видов паники… Основные из них — массовое буйство (например — обманутые вкладчики штурмуют офис обанкротившегося банка), массовый испуг (например — паническое бегство солдат и офицеров с поля боя) и массовый ступор (например — пассивное ожидание смерти, без попытки противиться судьбе, как в блокадном Ленинграде). В конечном итоге — результат определяется гормональным балансом основной массы пострадавших. Паника заразна. Поэтому в ответственных случаях стараются как-то «разбавлять» толпу морально неустойчивых элементов достаточно «надежными кадрами».

— Как у Вити Суворова в «Контроле»? — каудильо скептик, — Я полагал, это гротеск.

— Гротеск или нет, — откликнулся с другого края стола Ахинеев, — но работает! Сам в этих «цепочках» стоял… во время обеспечения массовых мероприятий… по комсомольской линии…

— Ага… — приняла поддержку филологиня, — Старая французская технология времен их Первой республики. Стоит на балкончике дяденька, машет разноцветными платочками. И рулит толпой…

— Тогда в чем проблема?

— В демографии. Вам не понять — «профессиональная деформация».

— То есть?!

— Люди экстремальных профессий, ремонтники-аварийщики, всякие разработчики, ученые-экспериментаторы и тем более спасатели — по театрам со стадионами не ходят. Во-первых — не любят толпы. Во-вторых — не любят поддельных страстей (сыты по горло настоящими). В-третьих — не любят манипуляторов. Панике-то они не поддаются. Но и толпа их — не терпит. Опознает и выталкивает из себя этакие «чужеродные элементы» сразу. Как минимум — пишет доносы на «много о себе понимающих». С легко предсказуемым результатом…

— Поскольку, когда грянет — некому показывать пример «присутствия духа» в условиях начавшейся паники?

— Точнее, крайне недостаточно людей, способных подать требуемый пример. Надо — не менее 10–15 % от среднесписочного поголовья. В военных условиях — не менее 25 % от него же… Маршал Баграмян лично жаловался Жукову, что если в заново пополняемых «кавказцами» и «азиатами» армейских частях оказывается меньше 30 % русских, то под огнем — эти подразделения небоеспособны. Тупо некому первыми подниматься в атаку! Избыточно много «хорошо социализированных» и слишком мало «упертых». Количество имеет значение. В одиночку воодушевить афинское войско — храбрый Сократ так и не сумел.

— Это да, — поскучнел Соколов, — Насмотрелся. На пожаре вбиваемая в головы теория — улетучивается мгновенно. Вместе с якобы навыками по технике безопасности. Тренируй не тренируй…

— Пустые слова, в острых случаях — бесполезны… Величайшие краснобаи мира, когда дело доходило до стрельбы — теряли себя. Однажды, известный боевик и по совместительству художник Сикейрос — явился убивать Троцкого… Самозванный вождь Четвертого Интернационала — боя не принял. Малодушно спрятался от врагов под кроватью, где тихо пересидел опасность. Позднее, Сикейрос очень удивлялся. Ему даже в голову не пришло наклониться и заглянуть под ту кровать! Он считал Троцкого настояшим вождем. А тот — оказался фуфлом. Хотя в речах и на фотографиях — корчил из себя крутого.

— Отвлекаемся… Галина? — мой выход.

— Есть мнение, что численность особей способных самостоятельно действовать в особо опасной обстановке и увлекать примером окружающим приблизительно одинаковая у всех видов животных, способных собираться в крупные группы. Хоть у людей, хоть у муравьев, «естественная» для популяции концентрация «умников» — стандарт. Одна шестнадцатая или 6,25 % процента. А вот сколько их реально окажется в районе ЧП — зависит от кучи обстоятельств. У муравьев — «активистов» (не очень удачно именуемых «бригадирами») может быть и 15 %, и 20 % и более. Зависит от текущей убыли личного состава.

— В чем разница? — заинтересовался каудильно.

— Ну, делали «острые опыты». Метили всех выходящих за пределы муравейника особей. Китайцы — ребята трудолюбивые. Не поленились нанести цветовой штрих-код на каждого. Потом — грубо разрушали муравейник и фиксировали поведение его обитателей на видео. Оказалось, что большая часть муравьев — без маркировки. Они сроду не покидали муравейника и навыков контакта с опасным внешним миром не имеют. Если пытаются самостоятельно «набраться ума», то гибнут при первом-втором выходе наружу. Так сказать, автоматом получают «премию Дарвина»… Но, некоторые — выживают. Это «умники-активисты». Они совершают многие сотни «рейдов» во внешний мир и обычно успешно возвращаются назад.

— Ага…

— Вне привычной обстановки, массовка способна разве что бестолково метаться. Зато, все промаркированные муравьи, в обстановке катастрофы — немедленно принимаются за осмысленные дела и постепенно увлекают за собой «неорганизованные толпы». Чем опаснее обстановка снаружи — тем выше в муравейнике процент «активистов»… Тем быстрее прекращается паника, сменяясь целенаправленной деятельностью по восстановлению развалин. Если же, по какой угодно причине, численность «активных» особей падает ниже 3–5% — муравейнику хана… Даже в полной пищевых ресурсов безопасной местности. Расслабленный муравьиный социум произвольной численности — заживо жрут паразиты. Обычно — «в ноль».

— Намекаете?

— Тоже «острый опыт»… В сытом и безопасном мирке муравейника — критически быстро нарастает количество «приживальщиков», до известной степени способных «притворяться муравьями». В то время, как муравейник постоянно и жестоко воюющий за выживание — даже паразит ломехуза одолеть не в состоянии. «Активисты» — распознают и убивают всех подозрительных «квартирантов», не позволяя им заселить муравьиный дом и нанести ущерб настоящим хозяевам. В пределах безопасного муравейника — молодым муравьям боевых навыков и жизненного опыта взять негде. Любые «врожденные» поведенческие программы — часто бесполезны. А обучение без личного примера и личного опыта — всегда профанация…

На сем — разговор временно прервался. Погас свет. Вообще. Природа напомнила, сколь эфемерно в нашем положении чувство причастности к технической цивилизации. Один порыв ветра, одно короткое замыкание оголенных проводов — и тьма кромешная. Резервного энергообеспечения в «штабном модуле» не предусмотрено. Видимо, за ненадобностью. В темноте — вой стихии за пластиковыми окнами кажется особенно зловещим. А скрип металлического каркаса конструкции — полным мрачного смысла…

По стенам зашарил лучик карманного фонаря. Предусмотрительный Ахинеев что-то нашел и с тяжелым стуком, беспощадно для полировки, проволок найденное по столу. Щелчок… Приглушенное бормотание, с употреблением чьей-то матери… В белый гофрированный потолок — ударил луч мертвого иссиня-белого света, причудливо отразился в металлических деталях обстановки, остатках полировки и заиндевевших окнах. Морской «аварийный» фонарь с прикрученным к нему проволокой аккумулятором. Или наоборот — аккумулятор, прикрученный к фонарю. Безобразное сооружение. Однако, светит ослепительно.

— Скоро Новый год… — глядя на радужно заискрившийся иней, совершенно по-детски вздохнула Ленка, — Эх-х-х…

— Хотите сказать, что у муравьев — работает средневековая «швейцарская система»? — невозмутимо продолжил разговор Соколов, — Всех урожденных, до единого — пропускают через «службу» и «боевые действия»? Выжившие получают профит и полное гражданство. Убитых «неудачников» — Кальвин даже жалеть запретил… Протестантское «предопределение» и так далее… Зато, страна — в шоколаде.

— Некорректное сравнение. Очень разные биологические виды. Опять же — у муравьев, все «рабочие» особи — «химически кастрированные» самки. А у швейцарцев — женщинам дали гражданские права только в 70-х годах ХХ века…

— Я о принципиальной схожести «принципов отбора»… Не погружаясь в детали.

— Тут скорее «фронтовой отбор», — захрипел усевшийся в кресло Ахинеев, — На фронт, ежедневно, вываливаются из эшелонов толпы почти необученных новобранцев. В первые две недели — их изрядно прореживает… Но, у новобранца, прожившего на передовой календарный месяц и хоть пару раз сходившего в атаку, есть хороший шанс дожить до конца войны. Дикой глупости — он уже не сморозит…

— Примерно так.

— Галина, договаривайте… — в принципе, я могу, но тогда — пеняйте сами на себя.

— Сходство между любым «корпоративным организмом», будь то улей, муравейник или человеческий мегаполис — разумеется, есть. Но проводить прямые параллели — бессмысленно. Интересна только предельно обобщенная статистика. Например — экономическая. В муравейнике, производительным трудом (строительство, продовольственное обеспечение, поддержание санитарии) — занято примерно 10 % взрослых насекомых. Все остальные — «резерв». На случай катастрофы или не предвиденных трудностей. Эти «вынужденные безработные» получают питание, пытаются принять участие в реальных делах, однако — муравьи «бригадиры» их шугают. Таким образом, там имеется хорошая модель нашего «постиндустриала».

— Ближайший аналог — современная «передержка молодежи» в школах и вузах, — встряла филологиня, — Парням и девкам, 16–25 лет — давно пора самим кормить себя и иметь кучу детей, а они числятся «несовершеннолетними» и сидят на шее у общества, так как потребности в их труде — нет. А официально признать их «безработными» (то есть, «лишними людьми») — чревато огромными проблемами.

— Так…

— Известно, что человеческое общество, в современном виде — существует считанные тысячи лет. Для сравнения, термиты в современном виде существуют, как минимум — 200 миллионов лет. А муравьям, осам и пчелам (как родственным коллективным насекомым из семейства стебельчатобрюхих) — не менее 100–130 миллионов лет. При всем нашем социальном сходстве и довольно близких проблемах. Логично предположить, что прогнозируемое будущее человечество, для этих насекомых, древнее прошлое.

— Что-то подобное я и имел в виду…

— В живой природе, каждая семья «общественных насекомых» — находится в непрерывной войне со всем окружающим миром. Сравнение с «передовой» на тотальной войне — исключительно уместно.

— Допустим.

— Итоговая статистика — убийственная. Как уже говорилось, средняя численность так называемых «умников» или «активистов» у людей и насекомых одинакова — 1/16 от всех новорожденных. Результат активации двух рецессивных генов. При этом, в здоровом, процветающем муравейнике — число упомянутых «умников-активистов» колеблется в диапазоне от 10–15 % до 25 %, в особо тяжелых условиях жизни — достигая 50 % и более… Основная масса молодняка — не возвращается уже из первого-второго похода во внешний мир, за пределы родной кучи. Фактически, текущий «естественный отбор» у муравьев отлажен до уровня промышленной живодерни. Но, счастливчики-ветераны не просто выживают. Они живут долго, постепенно накапливаются и беспощадно утверждают порядки в муравейнике. Повторяю, описанное состояние — признак благополучного и энергично развивающегося муравьиного сообщества.

— «Спартанские порядочки», однако, — вынуждено признал каудильо, — Жесткий отсев…

— Известно, что бывает если внешние условия исключительно благоприятны. Еды полно и врагов мало. Муравейник быстро наращивает численность, а процент «умников-активистов» снижается, падая ниже «критического уровня». Это менее 5 % от общей численности рабочих особей. Казалось бы — жизнь муравейника удалась. На самом деле — он на грани гибели. Пользуясь «толерантными» порядками — его кучу немедленно атакуют различные паразиты. Особенно опасны — паразиты имитирующие поведение муравьев… Паразиты, влияющие на муравьиное поведение, подделывая их сигналы «химического кода».

— Хорошо. А в проекции на людей?

— Для людей биологическая норма «выживания», когда из 3–5 рожденных мальчиков — до детородного возраста доживает один. Девочки — не в счет. Слабые здоровьем — потом умирают родами…

— Получается, что человек, как биологический вид — исходно приспособлен для жизни в условиях тотальной войны? А сытая и спокойная жизнь — для людей, как животных, объективно вредна?

— Угу… За отсутствием «специфических» паразитов других видов — благополучные и многочисленные человеческие скопления неизменно поражаются смертельной заразой «государства». И с его подачи — быстренько превращаются в демографические «черные дыры». Именно таковы большие города.

Гражданин-товарищ самый главный начальник уже набрал воздуха в грудь, намереваясь мне возразить… Но, не нашел убедительных слов… и на полузвуке — нейтрально закашлялся… То-то!

— Галочка хочет сказать, — тактично перехватил инициативу Лев Абрамович, — что для человечества в целом — государство выполняет такую же роль «естественного регулятора численности», как до него — чума. С появлением на исторической арене государства — всё и всюду дружно дохнет…

— Тогда уж — государство подобно эпидемии туберкулеза. С той разницей, что палочки туберкулеза — пока не управляют предсмертным поведением своих жертв (как некоторые грибы-паразиты — поведением зараженных муравьев, а возбудитель бешенства — поведением животных), а государство — на этом стоит. Сходство дополняет то, что туберкулез — является «социальной болезнью», результатом скученности, плохого питания и долгого эмоционального стресса. Везде, где человек полностью, на многие годы, оказывается зависимым от государства — заболеваемость туберкулезом 100 %. Статистику по отечественным тюрьмам и лагерям — могу предоставить. Там сконцентрирована четверть всех больных активной формой туберкулеза в современной России (концентрация больных на два порядка превышает её же на воле), отчего избежать заражения, оказавшись в заключении — у нас «технически невозможно».

— Опять отвлекаемся, — прокашлялся каудильо, — Не могу представить, зачем заражать здоровых людей туберкулезом…

— Нет в вас «государственного мышления»… — немедленно поддел Ахинеев, — Сказано же классиками — «…преступники не должны выходить из государственной тюрьмы, их должны выносить». На воле, в условиях для вчерашнего узника тяжелых, его болячка обостряется. Кхе-кхе… и привет… В сочетании со «спидом», кстати, даже латентная форма туберкулеза дает 100 % смертность. Как оспа…

— Это вы к чему? — подозрительно ощетинился Соколов.

— Это он к тому, что загибающийся социум редко жрет только один паразит. Обычно — паразитов много и между ними складывается определенный симбиоз. Вольный или невольный. «Социальные болезни» и государство — принципиально неразделимы.

— Вечно у вас получается «семь чаш гнева и семь моровых язв»…

— Судьба! — раз захотели знать мнение биолога — получите, — Демографическая схема вымирания муравейника, пораженного ломехузой и человеческого мегаполиса, пораженного государством — совершенно одинакова. Во-первых — прекращается естественное воспроизводство населения. Социум ещё существует, но это инерция. Муравейник живет — пока не исчерпаются запасы яиц и куколок, созданные предыдущими поколениями. Мегаполис живет — пока туда ещё не иссяк приток населения из пригородов и провинций. Во-вторых — резко падает, так сказать, «качество социального материала». Вместо умных и энергичных членов социума, больное и замороченное социальными паразитами общество, в своей массе — представляет собой скопище житейски беспомощных неврастеников… «Заторчавших» от наркотических выделений ломехузы муравьев или человекообразных религиозных верунов, наркоманов и алкоголиков. В-третьих — не существует никакого механизма внутреннего самоочищения муравейника или мегаполиса от уже набравшего силу социального паразита… Спастись может случайно отделившаяся часть, не более…

— Опять намекаете на несостоявшуюся в 1941 году «автономию» блокадного Ленинграда?

— Почему? — кажется, изобразить удивление мне удалось, — Исторических примеров — в количестве. От выживщих среди последнего Оледенения крошечных общин неандертальцев, которых почти захлестнул девятый вал «понабежавших» из Африки Хомо Эректусов и до «пиковых поселений» на излете Кризиса Бронзы. Скажу больше. После окончания Отечественной войны — даже предпринимались попытки запустить процесс «самоочищения» в Советском Союзе «административным порядком». Революцией сверху.

— Сами же утверждаете, что такое невозможно.

— Пока был жив Сталин, в Советском Союзе было возможно всё. Изоляция от смертельно больного «административной системой» советского общества его «здоровых элементов», в 40-х годах — приняла массовый характер. Вождь спешил использовать «военный задел». Он не успел… Тем не менее — известно про систему «закрытых городов», главным образом научных центров, куда подбирались только морально здоровые энтузиасты, заведомо не страдающие «ранговым голодом». Это — раз. Демобилизация армии после окончания войны проводилась исключительно медленно и вдумчиво, с таким расчетом, что бы сохранить «преемственность» при передаче молодежи боевого опыта и в жесткой манере «отсеять» во время прохождения «срочной службы» заведомо «морально гнилых» призывников. Это — два.

— Стоп! Если новобранец прошел призывную комиссию — то он априори «годный»… Так?

— Не совсем. Морально-нравственные качества медкомиссия в военкомате не оценивает. Единственное ограничение — не призывали имеющих «судимости». Поэтому дальше работала отлаженная за войну система боевой учебы в исполнении недавних фронтовиков старшин и сержантов «сверхсрочников». Примерно 0,5–1% советских призывников «срочников», в конце 40-х годов гибли, около 2 % — калечились и ещё 2–3% — досрочно комиссовывались, по причине обострения нервных расстройств. Грубо говоря — в дурку. Ещё порядка 5 % «срочников» — пропускалось через «дисбат», за нарушения дисциплины. Главным образом «самоволки» (точнее, за хождение по бабам). Собственно говоря, это была попытка пропустить через «фильтр военной дисциплины» всё мужское население страны. К началу 50-х годов, поголовное обучение мужского населения Союза ССР боевым навыкам на уровне современного армейского «спецназа» — положительно оценили, по опыту Кореи… А к началу 60-х годов — принялись спешно его сворачивать.

— Можно догадаться, почему… — хмыкнул каудильо, — Достаточно посмотреть на наших гавриков. Майор Логинов, например — от таких «сослуживцев» просто сбежал! А многие — в раздумьях.

— Вот-вот… Очень трудно «административно» согнуть в бараний рог вернувшийся из армии «молодняк», который три года гоняли на полигонах и на учениях, в обстановке «приближенной к боевой», без балды учили стрелять из всех видов оружия и сознательно дрессировали не бояться, при необходимости, убить плохого человека одним тычком пальца…

Посидели, помолчали, послушали вой ветра за тоненькими стенками «модуля». Свет так и не загорелся, кстати… Похоже, данный «объект» вычеркнут из списка «энергообеспечение группы А».

— Какой во всем этом смысл? — первым нарушил молчание Лев Абрамович, — Кому нужна ежегодная убыль нескольких процентов молодых мужиков «призывного» возраста? Обществу? Государству?

— Попробуйте свести вместе два факта. Во-первых, СССР, прежде всего РСФСР, понесли в течении первых военных лет чудовищные, никогда не виданные ранее потери. Во-вторых, нарастающая урбанизация, по опыту остального мира, означала, что рождаемость в стране будет только сокращаться.

— Исходные проблемы — понятны… Поясните смысл творящегося в 40-х и 50-х годах.

— Если грубо, там была отчаянная попытка переломить ход истории. Поначалу — вполне успешная. Хотя и предельно циничная… Как вы знаете, вымирание населения в развитых странах мира — для конца XX и начала XXI имеет катастрофический характер. Не помогают ни специальные «программы стимулирования рождаемости», ни государственная пропаганда, ни увещевания по линии «культуры». Не хотят благополучные обитатели мегаполисов размножаться, хоть ты тресни… Везде. Объективный факт!

— Сталин знал, точнее — к середине 40-х годов узнал что-то принципиально важное?

— Ну, как обычно… Совершенно уникальный скачок рождаемости в Европейской России, причем — в городах (длившийся с конца 40-х до середины 60-х годов ХХ века!) до сих пор не имеет ни официального научного объяснения, ни мировых аналогов… Для России — он стал «прыжком из могилы». Уже начиная с лета 1943 года (!), одновременно был предпринят комплекс мер, для воюющей на пределе сил страны — труднообъяснимый. Например, уже с 1943 года — директивно вводится раздельное обучение детей в средних школах. Мальчики — отдельно, девочки — отдельно… Не взирая на истерические вопли всех «столпов социалистической педагогики» и изрядно потревоженных «рядовых учителей». Инициативу саботировали, как только могли… и отменили сразу же после смерти Сталина, в 1954 году, кстати… Хотя «сталинская» школьная реформа — тоже результат осмысления страшного опыта первых лет войны.

— Галина, не тяните кота за хвост!

— Опыт блокады Ленинграда, пускай и засекреченный — тщательно изучался. Ленинград перед войной заслуженно считали «образцовым советским городом» с самым образованным населением. И? Оказалось, что довоенная система образования — принципиально ущербна. Четверть века «совместного» обучения детей в ленинградских школах (с 1918-го по 1943-й год) продемонстрировали, что, при всем удобстве организации учебного процесса и святом «высоком уровне дисциплины», «совместная» система образования детей — фабрикует чрезмерно «социализированный» человеческий материал. По сравнению с дореволюционными гимназиями — крайне безобразно подготовленный к жизни. А если совсем откровенно — морально пришибленный. Если в Гражданскую войну, вчерашние гимназисты (пускай не все) — не моргнув глазом командовали полками, то в Великую Отечественную вчерашним советским десятикласникам — редко можно было доверить взвод… Выполнять чужие приказы — их выдрессировали, а думать головой — нет.

— Это я уже слышал… Дети, получавшие в предвоенном СССР «домашнее образование» — по интеллекту и деловым качествам — своих сверстников забивали. Даже слабые здоровьем, как Сахоров.

— Печальная судьба «умников», затюканных в школе одноклассниками — только «вершина айсберга». Гораздо важнее, что многолетнее содержание детей и подростков в переполненных школьных классах — калечит психику всем без исключения. На всю оставшуюся жизнь. Возможно, вы слышали, что многие животные — в неволе не размножаются? Учтите, Homo Sapiens Sapiens — именно такое животное. Как оказалось, принудительное многолетнее содержание детей в современной «государственной» школе, а особенно, «совместное» обучение там мальчиков и девочек — катастрофически обрушивает в стране рождаемость. В то время, как «раздельное» обучение детей — на рождаемость никогда особо не влияло.

— Тогда, зачем его в 1918 году вводили? Да ещё — с огромной помпой?

— Вопрос — совершенно не изучен… Есть мнение, что к прорывному «цивилизационному проекту» под названием Советский Союз прошаренные доброхоты, с самого начала движухи — постарались приделать «газ» и «тормоз». Никто в мире особенно не скрывал, что «довоенный» СССР, прежде всего — масштабный опыт над «людьми, которых не жалко». Эксперимент удался. «Совместное» обучение детей в школе фабрикует крайне послушных, лояльных, беспрекословно выполняющих приказы начальников особей. Вовсе не «борцов за справедливость» и тем более, не первооткрывателей нового. Из них даже семейные пары — получаются так себе. В семье надо отвечать не только за себя, но и за жену и будущее своих детей, проявлять ум, инициативу, а то и показывать характер. Увы… Государственному капитализму (он же — социализм) — требуются как раз иные, 100 % управляемые подданные. Древние греки и древние римляне на эти грабли уже наступали.

— Обалдеть! — потрясенно выдохнула Ленка… — Я сейчас такое вспомнила…

— Почто? — озадачился казак-антрополог.

— Дед рассказывал примерно то же самое, — пояснила филологиня, — Только другими словами. Сразу после войны — он учителем работал. Сроду не предполагала ещё раз про это услышать. Тем более — здесь.

— Дальше! — каудильо жадно впитывает новую информацию, что-то будет.

— Попутно, опять таки не дожидаясь конца войны (!), в СССР начали разворачивать не имеющую мировых аналогов программу массового строительства жилья. Если в 1918–1919 годах миллионы семей рабочих переселили из переуплотненных и вредных для здоровья или ветхих обиталищ в квартиры, занятые ранее буржуазией, то в 40-х годах — началось грандиозное строительство принципиально новых жилых зданий, отвечающих только что введенному стандарту ООН на «жилище достойное человека». Это и не менее 9 квадратных метров на каждого члена семьи, и высокие потолки, и удобства, и полный набор коммуникаций. Преимущество отдавалось либо отдельным домам, либо — малоэтажным (на 4–5 квартир). В случае, когда всё же возводились многоэтажные здания — между ними обязательно оставляли громадные, по современным меркам «промежутки», рассчитанные на будущую «садово-парковую зону». Так, например, застраивался после войны Сталинград… Хрущевские «крольчатники» — придумали только к 1955 году. А на поток издевательски тесные «дома-хрущебы» с потолками чуть выше человеческого роста — поставили лишь в 1959 году. Экономия от дешевизны вышла копеечная, скорее всего — начальству стало завидно…

— Это прямо повлияло на рождаемость?

— Естественно! С начала 60-х годов темп строительства нового жилья стал снижаться. И кривая демографического роста в РСФСР — немедленно пошла вниз… Биологию-то — не обмануть.

— Вы серьезно считаете это взаимосвязанными событиями? — каудильно в своем стиле.

— Лично я — не считаю. Просто маловероятно спонтанное возникновение настолько уж разветвленного заговора, на пике сталинского могущества… Полагаю — вождь столкнулся в «реакцией системы». Невозможно выиграть у государства «по правилам». Даже, если ты — его создатель и глава…

— Система «ниппель»? Каждая уступка системе — обратного хода в принципе не имеет?

— Где то так… Логика укрепления государственной власти и инициативы Сталина, под конец 1940-х годов — вступили в системное противоречие. Мне попадались данные по школьной реформе. Вплоть до официальной отмены «раздельного» обучения школьников — она явочным путем, но повсеместно (!), саботировалась. На всех уровнях. Если не в главном, то по мелочам. Даже в столицах. Например, согласно изданной Наркоматом просвещения РСФСР инструкции от 23 июля 1943 года директорами мужских школ — должны были назначаться обязательно мужчины, а женских — женщины… Было приказано особенно тщательно выбирать кадры директоров мужских школ. Строго из числа людей с яркими качествами лидера и безупречной репутацией. Увы. По факту — в директора продолжали назначать только «номенклатурных педагогов». Как правило, без рекомендуемых деловых качеств. Интересно, что предлагаемые со стороны кандидатуры (особенно, бывшие фронтовики!) — отклонялись всеми возможными способами. Даже в Москве в 69 «мужских» школах (половине, из вообще существующих!), нагло, в нарушение правительственного постановления — директорами продолжали работать женщины. А проверяющие инстанции данного «мелкого» нарушения — демонстративно «не замечали».

— Про послевоенное «бабье царство» в Наркомпросе — дед тоже рассказывал… Большая часть — незамужние и бездетные. Поголовно страшные, как атомная война, — Ленка подправила волосы, как бы ненавязчиво показывая разницу между собой и «наркомпросовскими чиновницами», — Жуткое дело, кстати… Несчастных в личной жизни дам «бальзаковского возраста» — тянет в педагогику с такой же страшной силой, как «вертикалов» — в армию мирного времени. Они там безопасно «самоутверждаются»…

— Подсидели? — посочувствовал Плотников, — Я тоже в преподавателях не удержался…

— Не то слово! После первой же попытки что-то доказать начальству — дед вылетел из школы, как пробка из бутылки. Потом утешал себя, что даже великого Макаренко «педагогические бабы» сожрали заживо. Где уж ему, инвалиду войны, после контузии. В «атомном проекте» — было безопаснее. Могли прислонить к стенке за мелкий косяк, легко было потерять здоровье или вовсе сгинуть по своей дурости, но никто не пытался заживо высосать мозг.

Соколов недовольно заворочался на своем месте. И промолчал. Хотя взгляд — чувствую.

— Понимаете… Существует идеально надежный показатель жизнеспособности общества — война. На войне каждый социум демонстрирует предел своих возможностей. Объективно. Побеждает — или гибнет. Для «ура-пропаганды» — одного факта «победы» обычно достаточно. Сталин — ковырнул проблему воспитания-образования советских людей глубже. И там — открылись бездны. Но, времени вычистить ещё и эту клоаку вождю не хватило. А скорее всего — человеческих сил. Как говориться, «спасибо за наше счастливое детство» послереволюционным «педагогам-новаторам», а особенно — лично бездетной, сроду не занимавшейся воспитанием малышей или подростков Надежде Константиновне Крупской… Благодаря её стараниям в 20-х и 30-х годах довоенная советская педагогика (если честно, то и послевоенная тоже) получились такими, которыми мы знаем. Роль этой дамы в триумфе и крахе СССР сильно недооценивается.

— Роль личности в истории… — они ещё сарказм изволят демонстрировать, да я…

— Вячеслав, вы несправедливы! — так, у Ахинеева прорезался голос, — Государство, в своих базовых проявлениях, обладает интересным свойством. Я его называю «эффектом Антимидас». Всё, до чего дотягивается государственная машина — немедленно превращается в говно. Объективно! Жданов и Крупская — яркие примеры такого перерождения. Они честно работали и старались сделать, как лучше.

— Угу… — вклинилась Ленка, — Думаю, что самой Надежде Константиновне, этак летом 1918 года, в страшном сне бы не привиделось, что всего через десяток лет (!), в 1928 году, она же, собственноручно — уничтожит нарождающуюся в СССР систему «коммунистического воспитания», публично возглавив расправу над Макаренко и его последующую травлю в «педагогической периодике». Что в 30-х она своими руками удушит независимое «пионерское» и «комсомольское» движения, лично санкционировав переподчинение этих организаций не «территориальным» комитетам партии, а школьным, институтским и заводским (то есть местным!) «производственным» коллективам. Читай — директорам этих учреждений…

— Не одна же она там старалась! — фыркнул каудильо, это он зря.

— В том-то и беда, что груз руководства советской педагогикой — Крупская волокла почти в одиночку. Все остальные «так сказать педагоги» — старательно прикрывались её авторитетом. И сваливали на неё ответственность. Благо, что у вдовы Ленина, в первые годы Советской власти, был статус «священной коровы». Творила, что хотела. Другие бы воровали и тешили свои амбиции, а тетка — пахала, как проклятая… Чисто для информации: С 1929-го по 1939 год — Крупская была заместителем народного комиссара просвещения РСФСР. За этот период (вы только вдумайтесь) — она собственноручно отредактировала более 800 школьных и вузовских учебников! Без балды, постранично с ручкой в руках. Ни упуская ни одного предмета — от истории или литературы до химии, биологии и физики. Мало того — она отредактировала более 700 школьных программ и руководств по преподаванию названных предметов в школе. Фактически в одиночку — заново переформатировала всю отечественную систему образования.

Присутствующие в «модуле» мужики, не сговариваясь, нервно прокашлялись.

— Помимо прочего, она же буквально заново организовала в стране библиотечное дело. Это не считая «повседневной текучки». Это не считая участия в публичных и заочных дискуссиях. Все свои статьи для периодической печати — Крупская писала сама. Полный сборник ее трудов, посвященных библиотечному делу — это шесть полноценных томов. Полный сборник ее «педагогических» произведений — ещё одиннадцать томов. И это — не считая четырехтомника «Воспоминаний о Ленине»… Фанатичка!

— Эту бы энергию, да в мирных целях… — ни к кому не обращаясь пробурчал завхоз.

— Что-то не так? — непонимающе забеспокоился Соколов.

— Всё так… — сбавила пафос филологиня, — Получили ровно то, чего заслуживали. В условиях крайнего дефицита образованных кадров и разброда среди «корифеев педагогики» — Крупская показала, что значит «личность, попавшая в историю». Её «наследие» — нам всем аукается до сих пор.

— Вы её хвалите или осуждаете?

— Как бы это поделикатнее? — Ленка, страдальчески сощурившись, обозрела искристое пятно света на мгновенно заиндевевшем потолке, — Вышло, что систему образования «индустриального типа», сложившуюся в СССР к концу 30-х годов — изобрела и «продавила в жизнь» внешне некрасивая и закомплексованная профессиональная революционерка с мессианскими амбициями. Бездетная, не умеющая ни стирать, ни готовить, ни вести домашнее хозяйство, но зато с юности ушибленная «толстовством» и на этой почве — «патриархальным коллективизмом» (выдуманным «из головы» похожими на неё городскими теоретиками конца XIX века). Однако при этом — тотальная отличница, золотая медалистка и яростная феминистка… Непримиримая к чужому мнению и уверенная в своем праве дрессировать хоть из взрослых граждан, хоть из маленьких детей попавшейся ей под руку страны — «людей нового типа». По своему собственному вкусу, вопреки любым законам природы и обыденному «здравому смыслу». Типаж женщины, знакомый нам по телевизионным выступлениям Валерии Ильиничны Новодворской…

— Вы серьезно?

— Дальше некуда… Именно благодаря усилиям Крупской в советской школе к 1937 году полностью искоренили уроки труда, запретили преподавание логики и эвристики (навыка нестандартного мышления), сделав главной добродетелью — пресловутый «коллективизм». Читай — бездумный конформизм. Она же — стоит у истоков и двадцать лет являлась «главным идеологом» знаменитой советской цензуры. Она же — сначала «продавила» и потом старательно контролировала отмену в советских школах уроков истории… До такого даже Оруэлл не додумался! Стоило больному Ленину потерять контроль над своими верными «соратниками», как те немедленно пустились во все тяжкие. «Кот за двери — мыши в пляс…»

— Первый раз слышу, — ещё бы каудильо не удивляться, я сама, признаться — тоже…

— С 1923 по 1932 год — такой дисциплины, как «история» — в отечественных школьных программах, попросту не существовало. Решалась задача полного лишения ещё недавно почти поголовно неграмотного малокультурного народа исторической памяти. Превращения его в «социальный пластелин». Крупская, как глава научно-методической секции Государственного ученого совета — эту идею активно продвигала. Трудно сказать, в какой степени тотальная «зачистка библиотек» и «отмена истории» — её личные фантазии и в какой — «общественный тренд». Известно, что тогда это вовсе не казалось ересью.

— Я верю… Просто, как-то неожиданно… для профессиональной-то революционерки…

— Есть мнение, что Крупская, там и тогда, оказалась «слабым звеном»…

— ???

— Тема не очень популярная… — Ленка по-мальчишески шмыгнула носом, — Конфликт в руководстве «большевиков», после победы в Гражданской войне, оказался запрограммирован изначально. Слишком много к ним набилось в друзья и попутчики «социалистов» с «демократами», из имущих кругов. О законах и правилах коммунистического общества кинулись поучать других людей деятели, никогда не державшие в руках ничего тяжелее рюмки с водкой и перьевой ручки. Выбор между военным коммунизмом и социализмом (который Ленин совершил практически единолично, «на голом авторитете») для всех них оказался тяжким бременем. Даже, чисто в бытовом смысле…

— ???

— Грубо говоря, многие баре, примазавшиеся к «красным» — захотели остаться барами. Они не могли, не умели и не собирались обходиться без прислуги. Опыт жизни при «равенстве» (пусть короткий и экстремальный) — им решительно не понравился… Отчего, выбор между «коммунизмом» (при котором нет ни государства, ни господ, ни подданных) и «социализмом» (где сохраняются государство и подневольные работники, а что особенно важно начальники), для многих так сказать «большевиков» — встал предельно остро. Надежда Крупская, самым естественным образом (!), превратилась в их «знамя».

— Ленин писал про НЭП — «Мы провалились обратно в госкапитализм»… — поддержал Ахинеев, — Для него, необходимость сохранения государства — оказалась болезненным щелчком по носу.

— Зато, масса его «соратников», — усмехнулся Соколов, — поспешила «зафиксировать прибыль». Мы взяли власть? Надо пользоваться её благами! И растянуть это состояние на подольше…

— Вот-вот… — в свою очередь хмыкнула филологиня, — Поэтому, освобожденные массы принялись воспитывать аккуратно. «Лишней информации» не давая. История человечества, летопись его борьбы за свои права, побед и провалов на этом пути, способна навести обучаемых на вредные идеи. А русская классическая литература (сочиненная скучающими бездельниками для скучающих бездельников) — самое то! Пора ненавязчиво приучать возомнивших о себе «пролетариев» к мысли, что при социализме — у трудящегося обязательно должен быть начальник. «Слуга народа», который так занят, так занят, что самому себе жопу подтереть некогда… Отчего, «по должности», в виде исключения, он имеет прислугу.

— И никто, в раннем СССР, ничего не смог этому издевательству противопоставить?!

— Оно же не сразу в полном объеме проявилось. Тем более, что в 20-х годах — много и смело экспериментировали. Беда в том, что до 1937 года — Крупская «сидела» крепко и оказывала на развитие педагогики колоссальное влияние. Как видим, не всегда благотворное. Причем, искренне (!) считала, что действует правильно (в рамках собственных представлений о жизни, правде и социализме).

— Но, её же не репрессировали?

— Разумеется нет! Дед твердо уверен, что старая жаба умерла от бессильной злобы… Хотя официальный диагноз — острое воспаление желудка. При нервных переживаниях, кстати — обычное дело. Сталин ей, на день семидесятилетия — тортик прислал. Гости его покушали нормально. А Надежду Константиновну, от подарочка — скрючило насмерть. Видимо стало «последней каплей». А предпоследней каплей — оказалось громогласное официальное награждение, в феврале того же 1939 года, советского писателя и педагога Макаренко (которому Крупская полтора десятка лет тупо ломала жизнь) — орденом Трудового Красного Знамени. После не менее официального признания всех его профессиональных заслуг и возвращения (!) новой советской педагогики к ненавистному «трудовому воспитанию». Макаренко, как мужчину и идейного конкурента, «работягу-бессребренника» — Крупская ненавидела яростно. Борьбе с ним — посвятила весь пыл души. И феерично проиграла. При несопоставимом «политическом весе»… — филологиня почесала нос кулаком, — Если я кого-то сейчас обидела — не извиняюсь.

— Ну, — захрипел со своей стороны Ахинеев, — Макаренко — тоже был далеко не ангел, а острослов и порядочная язва. Многие считают, что в гротескном образе «товарища Зои» — он в своей книжке вывел именно Надежду Константиновну. Сам я это воспринимаю так. Женщины, к подобным «знакам внимания» — исключительно восприимчивы и мстят до последней возможности. Вендетта!

— К сожалению, — вклинился в образовавшуюся паузу Лев Абрамович, — время упустили. Основные принципы «советского обучения» (фундаментально заложенные Крупской) — в нашей современной школе воспроизводятся и поныне. Коммерчески бессмертный ляп. Как фланцевая гильза к «трехлинейке». И вообще, по моему мнению и перефразируя Бисмарка — СССР развалил отечественный школьный учитель. Советские педагоги считали, что все нормальные ученики поступают в ВУЗ. Пугали школьников заводами и ПТУ. Рассказывают, что начиная с 1960-х, когда отец с матерью учились в школе — это была главная тенденция. Учителей и школы оценивали по количеству поступивших в ВУЗ. Хотя страна декларировалась государством рабочих и крестьян. Типичный школьный учитель всей душой презирал рабочих и крестьян.

Так… Кроме вежливо позевывающего Плотникова («городские разборки» ему скучны) — высказались все. Ленка — превзошла сама себя. Соколов — загрузился и тоже помалкивает. Моя очередь?

— Почто хихикаем, коллега? — вот тебе и независимость от мира. У потомка казаков, похоже, внешняя отрешенность — разновидность боевого транса. Сидит себе тихо, но всё-всё видит…

— Представила реакцию Крупской, если бы ей показали вас с Вячеславом Андреевичем.

— Уп-ф-ф-ф! — от смеха, Ленка чуть не подавилась собственным кулаком, — Померла бы на месте, так и не попробовав сталинского тортика. Такой продукт «позднесоветского образования» — даме не привиделся бы в ночном кошмаре! Товарища Ахинеева с Львом Абрамовичем — это тоже касается.

— ??? — когда филологиня хочет кого-то шокировать, ей это, как правило, удается.

— Наверное, — чуть сдала назад внучка секретного академика, — я не имею право так говорить… Но, деда здесь нет и кроме меня — некому. А дед, в кругу «своих» (я обычно в сторонке играла) не раз прямо говорил (за «рюмкой чаю»), что на совести Крупской и её «бабской банды», так сказать «горе-педагогов», как минимум — половина человеческих потерь Союза ССР во Второй Мировой войне! Включая конфликт у озера Хасан, Халхин-Гол и «финскую» компанию.

— ???

— Надеюсь, — это она, обращаясь ко всем присутствующим мужикам сразу, — вы все тут понимаете, что с точки зрения «советской средней школы» (как её задумала и создавала Крупская), за этим столом — собрался отборный «педагогический брак»? Не в смысле дебилы, хулиганы и тунеядцы (с которыми в «советской школе», как раз до последней возможности цацкались и носились, словно дурень с писаной торбой), а «вопиющий нестандарт»? Правильно воспитанный «советский отличник» (попрошу не хихикать), в отличие от вас, граждане-вундеркинды — заведомо не способен палить из нагана «через карман», химичить на кухне фосген, ковать из рессорной стали кинжалы, убивать одним ударом или без промаха ширять в глаза оппонентов отверткой.

— Ну, — деликтно пожевал губами завхоз, — Иногда, сходные мысли меня посещали…

— Когда дед начинал работать в «атомном проекте», некоторое время он, как недавний учитель, работал в комиссии по сортировке потенциальных «кадров». Там общался с себе подобными. В реалиях середины 40-х годов — проблема стояла страшно. Я уже рассказывала… Отлавливать «гениев» — к концу войны научились. Но, без множества крепких «середнячков», новая отрасль рождалась трудно. Потенциально способная овладеть новой техникой молодежь, как выяснилось, почти поголовно — сгинула на фронтах, в «котлах» или немецком плену…

— Так не вся же поголовно!

— Не вся. Только самая образованная. Возникла невероятная коллизия. Большую часть военных потерь СССР, внезапно — составили наиболее грамотные «городские» ребята.

— В смысле? Почему — невероятная?

— Мировая статистика. «Нормальной» (относительно) всегда считалась ситуация, когда отсталый деревенский молодняк, на современной войне (где-то последние 150 лет, со времен ускорения технического прогресса) — погибает или страдает от собственной тупости много чаще, чем развитые и лучше образованные горожане. Для советской молодежи, с конца 30-х годов — всё оказалось наоборот! Выпускники городских средних школ, а особенно — окончившие «десятилетку», показали себя совершенно негодными солдатами или младшими командирами. Проблема встала уже летом 1938 года, у озера Хасан…

— Что-то такое читал, как факт, — подтвердил каудильо, — Но в памяти не отложилось.

— А деду и его команде — пришлось разбираться. Оказалось, что с начала 30-х годов, исходно задуманная для создания всесторонне образованной, умелой и бесстрашной молодежи (не менее, чем «нации аристократов»), советская школа принялась индустриально фабриковать «барчуков»… Не способных самостоятельно развести костер, вырыть «землянку», прокипятить набранную из болота воду или свернуть шею подвернувшемуся под руку хулигану, зато — до отвращения «культурных» и «правильно воспитанных». Уроженцы Ленинграда, даже тогда — выделялись особо, как абсолютные «интеллигенты» (в худшем смысле этого слова) и «идейные белоручки». Хотя все, почти поголовно — дети пролетариев… Исторический парадокс. В психологии — данное явление называется «синдром выученной беспомощности».

— А виновата во всем этом глобальном безобразии — персонально Крупская?

— Вопрос сложный… Советская образовательная система «индустриального типа», при всех её косяках — позволила нам к 1945 году выиграть войну, к 1949 году — получить атомную бомбу, к 1957 году — создать первый спутник, а к 1961 году — запустить человека в космос… Но, она же, в форме системы «государственного воспитания» — нанесла СССР невероятный ущерб… Пропущенные через эту «мозгомойку» миллионы молодых людей — оказались негодными для участия в современной войне. Эти несчастные, в 1941–1944 годах — погибли почти поголовно. Не от плохой теоретической подготовки. От неспособности думать своей головой, самим действовать по обстановке «под личную ответственность» и слепой веры таким же «профессионально непригодным» начальникам. Трагедия блокадного Ленинграда, в конце 1941-го года — частный случай описанного самоубийственного феномена «тотальной лояльности»…

— Я задал конкретный вопро!

— Если бы Крупская ставила» в СССР только образование, то ей по праву полагался бы золотой памятник на Красной площади и бессмертная слава в веках. Но, она взялась воспитывать. Итог?

Ленка прервалась и, стуча зубами от волнения, пригубила бокал выдохшейся газировки.

— Практически весь молодняк, дрессированный в школе по государственным методичкам и в итоге, не вернувшийся с войны — целиком на её совести. Скорее всего — она искренне «пыталась сделать, как лучше». Но, «очень по-своему». Отчего, никогда не забывайте, что Крупская, до самого последнего вздоха — была и оставалась смертельным врагом Макаренко. Его методов воспитания детей не пустыми словами, а «на живых примерах и личном опыте». Пропаганда специально рисует благостную картинку «довоенной советской педагогики», а там — сочилась дикой злобой бочка с пожилыми крысами-людоедами. Массу дельного народа, талантливого и самостоятельного, «бабья педагогическая банда» (возглавляемая Крупской), в 30-х — не поморщившись сожрала. А мужики, которые с её «сподвижницами» как-то в Наркомпросе сумели находить общий язык — были, мягко говоря, странноватые…

— Эмоции оставьте при себе, — каудильо что-то для себя решил, — Предъявите факты.

— Чего?

— Вредоносного эффекта от методов довоенного школьного воспитания в СССР. «Военные потери» — можно объяснять разнообразно… Или — меняем тему, — такого отпора филологиня не ожидала.

— Вы имееете в виду факт умышленной «дебилизации» советской молодежи перед войной или очевидные последствия упомянутой «дебилизации»? — вкрадчиво поинтересовался завхоз, — Галочка, у вас ведь есть шикарный материал на эту тему! Вы мне сами об этом рассказывали!

— ??? — химик химику, со скуки, может много чего занятного наболтать, но — как это в понятной форме довести до окружающих?

— Про спички…

— А!

— Извольте подробнее, — собрание, не сговариваясь, повернуло в мою сторону шеи.

— Ну, если в общем… Когда меня сюда ещё только готовили… — недовольное сопение игнорируем, — Пришлось прослушать спецкурс по производственной психологии (точнее, по азам техники безопасности в полевых условиях, «приближенных к боевым», я там — одна женщина была). Ещё античные греки заметили, что «массовое государственное образование», равно как и «массовое государственное воспитание», в части пресечения производственного травматизма — дают эффект далекий от желаемого. Независимо от объема вложений. Учить людей не попадать молотком по своим пальцам — надо в раннем детстве. В школе — уже поздно. В колледже или институте — бесполезно. «Моторика» давно устоялась…

— Повторяетесь.

— Ничего… Что происходит, когда государство пытается поставить на поток обучение подрастающего поколения и вытеснить «школьной программой» семейное воспитание? Вместе с довольно скромным подъемом «среднего уровня» — сразу кошмарно проседает «верхний». И ничего поделать нельзя.

— Почему?

— Пытаясь выполнить требование «одинаково учить всех детей» — преподаватели должны основное внимание и львиную долю времени уделять не «лучшим» ученикам, а наоборот — самым «худшим».

— Эффект морского конвоя… — прокомментировал Ахинеев, — Его предельная скорость — жестко задается самым тихоходным судном. А средний уровень подготовки всех школьников стремится к тому минимуму, до которого несчастные учителя ухитряются дотащить пару-тройку классных дегенератов.

— Конституционного «права на образование» — отстающих никто не лишал…

— Теоретически, да. Скажу больше. Человек — существо подражательное. Память у всех детей и подростков — молодая. Отчего вколотить в них заданный программой минимальный объем знаний — школе обычно удается. Экзамены — дети худо-бедно сдают… С воспитанием и способностью работать — картинка получается более вырвиглазная. Базовые поведенческие навыки — просто словесными нотациями не формируются. Только примером и личным опытом. Хлопотно… Поэтому для взрослых, повсеместно, на мало-мальски сложных участках — сдают экзамены по ТБ, не справившихся — тупо не допускают к работе.

— «Право на труд» — идет лесом, — кивнул Соколов, — Жизнь и здоровье — дороже…

— В мирное спокойное время — так. А вдруг — война? Или просто какое-то ЧП? Ну там — пожар в театре? Всеобщее «равноправие» на словах, такой момент — оборачивается массовой гибелью.

— Ну, да… — поежился каудильо, — Посреди серьезного шухера только и слышишь — «В школе нас такому не учили!» Как будто меня этому учили… В основном на других смотрел и сам шишки набивал. Как тут правильно сказали — «синдром выученной беспомощности». Мерзость и пакость, честно.

— Отлично сказано! Теперь вопрос — где взять достаточно талантов, что бы ежедневно показывать подрастающему поколению примеры «правильного поведения» в экстремальных ситуациях, а то и личного героизма? И кто потерпит живых героев, упражняющихся в доблести посреди мирного общества обывателей? Вот и. Паллиативом служат театры. Наемные актеры, как умеют, кривляются на сцене перед досужей публикой, воплощая «образы» так необходимых государству на войне и категорически неудобных ему же в повседневной жизни «героических личностей». С примесью «лакировки» и пропагандной дезы… Публику, регулярно, приучают к положению, что став свидетелем аморальной ситуации (предательства, глумления над слабым или нападения на беспомощную жертву) — надо не «принимать бой за правду», а в партере слезами сочится…

— Похоже вы считаете, что это — «попытка негодными средствами»?

— Все кто занимается реальным управлением людьми — в курсе. С незапамятных времен. Просто лучшего инструмента для массовой дебилизации населения, чем массовые же театр, школа, кино, литература и разумеется СМИ — не существует. В мирное время — оно худо-бедно работает. Технический прогресс — позволяет усиливать эффект воздействия, культура — обеспечивает должный накал эмоций…

— Что-то незаметно… Как ни опасная заваруха — куда та культура только испаряется?

Ленка, по-ученически — подняла руку, прося слова. Да легко! Чуть переведу дух…

— Тоже известно с незапамятных времен. Про платоновский «театр теней» — люди знали за две тысячи лет до Ги Дебора с его «обществом спектакля». И про «священные образы», призванные умаслить подсознание «вертикалов» — тоже. Казалось бы — задействованы все средства. И герои сюжета на сцене — не менее, чем боги и герои. И действие пышно обставлено. И тексты подобающие. И актеры стараются так, что у зрителей пафос из ушей течет… А как до дела (хотя бы при пожаре в театре) — «благородное воспитание» оборачивается пшиком. «Трудовое», кстати, тоже… Учебное кино, при всей внешней наглядности, нужных производственных навыков не дает. Работа доходит строго «через руки». Если у обучающего труду руки-крюки, если на экране корчит из себя героя не служившее в армии чмо, а «священный канон», про мальчика-одуванчика Вову Ульянова («брать пример» с которого, всей дурной мощью государственных СМИ — требовали от десятков миллионов советских детей в СССР) выдумывает «из головы» бездетная властная старуха — жди беды. Особенно, если учесть, что тетка не умеет ни вести дом, ни обслужить себя, ни даже сварить суп, но зато блестяще владет литературным русским языком…

— Галина?! — угум, снова мой выход…

— В общем, беда пришла. Стараниями мадам Крупской и радостно поддержавшей её почин дореволюционной «русской гуманитарной интеллигенции», к середине 30-х годов, в СССР таки построили платоновский «театр теней». Из самых лучших побуждений! С претензией на полную замену объективной реальности правильно подобранными, многократно прошедшими жесткую цензуру «священными образами». А тут — война. А тут — блокадный «театр абсурда». В годину испытаний, когда от граждан потребовалось проявление лучших человеческих качеств, внезапно оказалось, что городские дети не умеют обращаться с огнем! Их не научили этому базовому навыку. Ни родители, ни в детском саду, ни в школе. Выросло первое поколение молодых барчуков, воспитанное «социалистическим государством». На первый взгляд — взрослые люди с вполне приличным современным образованием. А если верить Джареду Даймонду — то они и не люди вообще. Отсутствует главный видовой признак «человека разумного»! Не более и не менее…

— Гм… — ещё немного, и правому усу нашего предводителя каюк, — Наверное, многие педагоги не вполне понимали, что делают?

— Кто конкретно?

— Ну, соратники Надежды Константиновны… Да и она сама… В новом деле ошибок не избежать, — святая наивность.

— Всё они отлично понимали. Скажу больше — сознательно шли на принцип. К середине 20-х годов в СССР сошлись две непримиримые мировоззренческие доктрины. Целью «социалистического воспитания» — является дрессировка из наличного электората сытых, чистых и послушных «социальных животных». Винтиков государства, по определению не способных прожить самостоятельно. Про «Страну Муравию» Твардовского — хоть слышали? Рекомендую, предельно откровенный — «манифест социализма».

— А какая ещё в 20-30-х годах могла быть альтернатива?

— Коммунизм, естественно. Общество воспитывающее из каждого «человека-творца». Не менее, чем свободного и сознательного строителя нового мира. Государство и свобода — не сочетаются.

— А с чем сочетается?

— С голубой мечтой отечественной «образованщины» (триста лет «повторяющей зады» за своими коллегами с Запада) — подчинить себе (любимым) государственную машину, превратив остальное население страны в беспомощную доверчивую массу. «Управляемую», послушную и полностью зависящую от власти. В лице лучших её представителей — идейно рулящих и ни за что не отвечающих «прогрессивных русских интеллигентов».

— А причем тут спички?

— Самый наглядный признак «расчеловечивания» — это потеря способности пользоваться огнем. Верно и обратное — владение огнем сделало из первобытного примата Homo Sapiensa. Довольно легко научить обезьяну курить. Но за всю историю дрессировки известны буквально 3–5 случаев, когда обезьяну научили пользоваться спичками… Обычно, после первого же ожога пальцев, они их начинают панически бояться. Тот же эффект, как при обучении ребенка владеть молотком. Только экстремальный. С огнем невозможно подружиться или договориться. Огонь нельзя испугать криком. Природная стихия…

— Кажется, я догадываюсь…

— Огонь — орудие и оружие. Даже самый маленький ребенок способен спалить дом, если не владеет набором сознательных навыков обращения с огнем, а доступ к печке или спичкам уже имеет. До середины 30-х годов, проблемы обучения малышни важнейшим человеческим навыкам в СССР не стояло. Люди жили бедно и тяжело. Детей воспитывали в строгости. Обращаться с печкой — умели все, от мала до велика. Ну, кроме совсем уж крошечных несмысленышей. Отношение к жизни у людей было «взрослое».

— Я бы сказал «военное»… Но, пример натянутый. Спички — ещё долго были роскошью.

— Спасибо за подсказку. И что сделали «большевики», когда в охваченной Гражданской войной, разоренной и обнищавшей России, даже простые спички — вдруг стали недоступной роскошью?

— ??? — мне плюсик в карму, вон, даже Ленка с Ахинеевым — рты пораскрывали.

— Посреди голода и разрухи — начали печатать общеобразовательные книжки. Например, брошюрки про историю открытия огня. С картинками-описаниями примеров его получения «голыми руками».

Загрузка...