Деньги не пахнут 6

Глава 8

Форму 13D инвесторы подают тогда, когда их доля в компании превышает пять процентов – своего рода боевой сигнал, декларация намерений вмешаться в управление. Для корпораций такая бумага звучит как объявление войны.

Не прошло и часа после того, как Сергей Платонов сделал своё заявление публичным, как в штаб-квартире "Аллергана" уже созвали экстренное совещание. В просторном, ослепительно освещённом конференц-зале, где пахло полированным деревом и свежим кофе, собрались генеральный директор, финансовый директор, представитель по связям с инвесторами, несколько ключевых топ-менеджеров, а также председатель совета директоров, ведущий независимый директор и группа юристов, специально прибывших из Нью-Йорка.

Беккет, генеральный директор "Аллергана", поднялся, положил ладонь на стол, и, когда в зале воцарилась тишина, произнёс:

– Благодарю всех, кто пришёл, несмотря на занятость. Не ожидал, что противник двинется настолько быстро.

Компания уже отслеживала рынок и знала, что кто-то скупает её акции, однако рассчитывали обсудить возможные меры через три дня. Обычно инвесторы, достигнув отметки в пять процентов, тянут с подачей формы до десяти дней. Но Платонов подал отчётность в тот же день, когда набрал нужную долю.

Всё оказалось куда серьёзнее, чем предполагали.

– Возможно, кто-то уже видел отчёт. За этим стоит недавно созданный хедж-фонд "Парето Инновейшн Кэпитал". Прошло меньше трёх месяцев с момента его основания, – продолжил Беккет, пробегая взглядом по лицам.

Подобные фонды обычно не вызывают тревоги – мало опыта, репутация в зачатке. Но не в этот раз.

– Фонд возглавляет довольно необычный человек. Думаю, многие слышали имя Сергея Платонова…

Несколько голов кивнули.

– Конечно, помню этого парня. Вечно ищет, кому насолить.

– Не думал, что он возьмётся за нас…

– Похоже, "Косатка" выбрала новую жертву, – бросил кто-то с иронией.

Прозвище "Косатка" за Платоновым закрепилось давно – ещё с тех пор, как, работая новичком в "Голдман Сакс", он уничтожил одного финансового гиганта в деле "Эпикуры", а затем вскрыл аферу "Теранос". Теперь этот же человек направил внимание на "Аллерган".

– Есть ли вообще причины, по которым он мог выбрать нас? – спросил приглашённый юрист, привлечённый специально для противодействия Платонову.

– Платонов уже снискал доверие рынка, когда обнажил правду о "Тераносе". Если он снова заговорит о мошенничестве – все поверят. Так вот, можем ли быть неправильно поняты? Есть ли хоть тень оснований для таких подозрений? – уточнил он.

Беккет решительно покачал головой.

– Нет, подобного нет. И Платонов ничего подобного не утверждает. Для тех, кто ещё не ознакомился, подготовлены копии его заявления по форме 13D.

В таких документах активисты обычно прикладывают письма с изложением своих планов. Платонов поступил так же.

На стол перед участниками легли листы, на которых были выделены ключевые фрагменты:

"Аллерган" – крепкая компания, но в её текущих операциях скрыты риски, способные подорвать долгосрочную устойчивость.

Для сохранения роста необходимо расширение через стратегические слияния и поглощения.

Просим руководство о встрече для обсуждения возможных шагов.

Проще говоря, Платонов требовал курса на MA и приглашал обсудить детали.

– Сегодня нужно решить: соглашаться на встречу или нет, – твёрдо произнёс Беккет, выпрямившись. Его голос звучал чётко, отмеряно, как удары молотка по металлу.

Пауза растянулась, в комнате слышалось только гудение кондиционера и негромкий треск ламп. Затем он продолжил:

– Я против. Если согласимся, рынок решит, что "Аллерган" открыт для слияний. Тогда к нам хлынет поток фондов и корпораций с предложениями о поглощении.

За последние годы несколько компаний уже намекали на подобное сотрудничество, но всё держалось в строжайшей тайне. Такие переговоры стоят дорого и требуют конфиденциальности. Обычно их начинали с частного разговора с генеральным директором.

И всякий раз Беккет пресекал подобные попытки.

Все прежние разговоры о слияниях заканчивались ничем. Стоило генеральному директору твёрдо произнести "нет", и тема глохла сама собой – ни шагу дальше. Оставался лишь один путь – враждебное поглощение, дорогое, изматывающее, способное сжечь ресурсы дотла.

Но Сергей Платонов пошёл иным, беспрецедентным путём. Он даже не стал намекать или осторожно зондировать почву, как это делали другие. Пропустив все условности, публично потребовал встречи для обсуждения слияния.

– Считаю, что эту встречу нужно отклонить. Ни единого повода давать рынку повод думать, будто "Аллерган" готов к MA, – твёрдо произнёс генеральный директор.

Однако председатель совета директоров медленно покачал головой. В его голосе сквозил холодный расчёт:

– Отказ от переговоров с акционером, владеющим пятью процентами, может обернуться ещё большей угрозой.

Ведь акционер с такой долей имеет право созвать внеочередное собрание и вынести вопрос на голосование. А если часть инвесторов решит, что руководство высокомерно отвергает предложения, не выслушав их – ситуация способна вспыхнуть, как сухой порох.

В этом случае Платонов вполне мог собрать вокруг себя союзников и устроить "битву доверенностей", сместив нынешний совет и руководство. Новый директорский состав, опираясь на волю акционеров, мог бы протолкнуть MA уже в приказном порядке.

Это был худший из сценариев.

– Не думаю, что у Платонова хватит влияния, – уверенно возразил директор. – Его фонд только начал кампанию, акционеры не станут слепо ему верить.

– При обычных обстоятельствах – возможно, – возразил председатель. – Но Платонов не из тех, кого можно считать обычным.

После этих слов в зале воцарилась тишина. Слышалось лишь ровное гудение кондиционера и лёгкий шелест бумаг. В воздухе повисло нечто тяжёлое, как статическое электричество перед грозой. Репутация – вот чего они опасались. Она весила больше любых процентов и показателей.

– Необходимо узнать, как на всё это смотрят акционеры, – произнёс наконец председатель.

Так начались срочные звонки крупнейшим держателям акций. Телефоны перегревались, воздух наполнился короткими гудками и отрывистыми ответами. Но чем больше поступало откликов, тем сильнее вытягивались лица собравшихся.

"Почему бы хотя бы не выслушать его?"

Большинство крупных акционеров придерживалось именно этой линии.

"Ходят слухи, будто у Платонова есть собственный аналитический алгоритм. И, кажется, он чертовски точен."

Беккет нахмурился, скулы напряглись, пальцы сжались на ручке кресла. Эту легенду он уже слышал.

– Чушь, – произнёс он. – Достижение восьмидесятипроцентной точности в фармацевтике невозможно. Кто в это поверит?

"Отбрасывать идею только потому, что она звучит неправдоподобно, – тоже глупость. Говорят, он предсказал последнюю вспышку Эболы."

– Случайность, – буркнул директор, отводя взгляд.

"Если алгоритм дважды оказался прав, может, стоит хотя бы выслушать?"

И пусть многие сомневались, но настроение акционеров становилось всё очевиднее: встреча неизбежна.

– Видимо, придётся с ним встретиться, – с неохотой признал председатель.

В этот момент динамик на середине стола ожил коротким щелчком.

"Вы подключены к вашему финансовому советнику. Соединить?"

В "Аллергане" заранее привлекли внешнего консультанта для управления кризисом. Тот находился в Нью-Йорке и подключился по громкой связи – голос с лёгким эхом заполнил комнату.

"Дэйв Пирс, глава инвестиционного банка "Голдман"."

Среди присутствующих кто-то тихо свистнул. Имя Пирса знали все – ветеран сделок по слияниям и поглощениям, человек, работавший бок о бок с самим Сергеем Платоновым.

– Вы знакомы с его методами. Что скажете? – спросил Беккет, подаваясь вперёд, словно пытаясь расслышать между помехами ответ.

Пауза повисла, наполненная жужжанием аппаратуры.

– Начнём с того, как устроена структура накопленных акций фонда "Парето Инновейшн Кэпитал"…

Акции, которые успел накопить фонд "Парето", заслуживали особого внимания. В этих бумагах чувствовалась странность, какая-то едва уловимая хитрость. Сергей Платонов использовал не привычные схемы прямых покупок, а изощрённые инструменты – опционы с расчётом наличными, которые позволяли обходить обязанность раскрывать долю владения.

На экране конференц-связи одна за другой мелькали сухие пояснения, таблицы, графики – словно чьи-то тщательно зашифрованные следы. Но суть сводилась к одному: Платонов мастерски прошёл по лезвию закона, не оставив за собой ни единого отпечатка.

– Если бы он не раскрыл карты сам, – глухо произнёс Пирс, – компания оказалась бы застигнута врасплох. Удар был бы точным, стремительным, сокрушительным.

В комнате повисло тяжёлое молчание. Только слабое потрескивание динамика и негромкий шум кондиционера нарушали тишину.

Поступки Платонова сбивали с толку. Он прятался в тени, когда пахло грозой, но стоило небу загрохотать, как он выходил на свет и бил в барабаны войны.

– Непоследовательно, – заметил кто-то, хмурясь.

На первый взгляд – да. Обычно уж выбирают одно: либо действуют из тьмы и бьют внезапно, либо громогласно заявляют о себе с самого начала.

– Почему он поступил именно так? – спросил генеральный директор, переводя взгляд с лица на лицо.

– Не знаю, – признался Пирс без обиняков, – но в одном можно не сомневаться: за этим кроется скрытый замысел.

Его голос звучал ровно, без эмоций, но в нём чувствовалась сталь уверенности.

– Стоит проявить благоразумие, пока Платонов разговаривает спокойно. Иначе загорится пожар, и тогда будет поздно.

– Не пойдём же мы на уступки только из страха перед пожаром, – холодно заметил директор.

– А зря, – сухо ответил Пирс. – Два предыдущих пламени звали "Эпикура" и "Теранос".

После этих слов в зале воцарилась гнетущая тишина. Никто не решился ответить. Обе истории вошли в историю Уолл-стрит как грозовые разряды, способные испепелить даже гигантов.

– Когда его не слушают, он зажигает костры, – продолжил Пирс. – И если есть хотя бы один процент вероятности, что пламя перекинется на нас, стоит ли рисковать?

Ответ родился сам собой.

– Придётся встретиться, – негромко произнёс председатель. – Пока это возможно.

***

Штаб-квартира "Аллерган", Калифорния.

Снова предстоял перелёт. В воздухе пахло пересушенными бумагами, кофе и металлом кондиционеров. Но на этот раз решение было иным.

– Забронируйте частный самолёт, – прозвучало распоряжение.

На сей раз ни о каком первом классе речи не шло. Собственный самолёт пока не значился в активах, но услугами чартеров пользовались многие.

Запрос был прост: средний джет, максимум на десять пассажиров. Однако вскоре помощница вернулась с натянутой улыбкой.

– Отдел комплаенса возражает, – проговорила она осторожно. – В последнее время ужесточили контроль за использованием средств компании. Советует не рисковать…

В её голосе чувствовалось раздражение, и было за что. Стоило кому-то оступиться, и заголовки вспыхивали словами "злоупотребление корпоративными ресурсами" или "роскошные перелёты за счёт акционеров".

Но времени ждать не было.

– Разве это обойдётся дороже, чем три билета первым классом? – прозвучал голос из-за стола.

– Почти втрое, – сухо ответила помощница. – Требуют объяснить необходимость.

Пахло бюрократией, чернилами и раздражением. Отдел комплаенса – та самая внутренняя инквизиция, которая цепляется к каждой мелочи во имя "этики".

– Вот поэтому и нужен собственный самолёт… – выдохнул кто-то устало.

Собственный – не значит роскошь, а свобода от бесконечных согласований. Но пока приходилось мириться с обстоятельствами.

Телефон зазвенел. Голос на другом конце звучал осторожно:

– Иногда важнее денег только одно – время.

И в этих словах, произнесённых с лёгкой хрипотцой, было всё оправдание, какое только могло понадобиться.

Полет должен был занять немного больше шести часов – сущие пустяки. Но смысл был не в длительности пути. В первом классе невозможно провести полноценное стратегическое совещание: тесно, шумно, чужие взгляды мешают сосредоточиться. А вот на борту частного самолёта – другое дело. Шесть часов непрерывной работы, без посторонних ушей и без суеты.

Решение арендовать частный самолёт пришло мгновенно – поездку ведь готовили впопыхах, времени на раскачку не было. Эффективность – вот что имело значение. Нужна была тишина, пространство, где можно говорить вслух, спорить, строить планы.

Так впервые пришлось ступить на борт частного джета. Не своего, конечно, — арендованного. И даже не знаменитого "Гольфстрима", а более скромного десятиместного самолёта среднего класса.

Но всё равно…

– Это совершенно другой уровень, – вырвалось, когда самолёт мягко скользнул по взлётной полосе.

Путь начинался не из шумного Ньюарка, а из уютного Тетерборо – там не было ни длинных очередей, ни дотошных проверок, ни раздражающего гула голосов. Пятнадцать минут от машины до кресла – и всё, в воздухе. После этого даже первый класс показался вчерашним днём.

– Вполне неплохо, – пробормотал Сергей, осматривая салон.

Вместо скучных рядов кресел – просторный отсек: с одной стороны – стол для переговоров, с другой – мягкие кожаные диваны, в которые приятно утонуть. Свет приглушённый, запах свежей кожи и лёгких духов стюардессы смешивался с еле слышным гулом двигателей.

– Когда подать ужин, сэр? – спросила она с вежливой улыбкой.

– Через час.

Никаких подносиков с невнятной едой, как в обычных авиалиниях. Меню выбиралось заранее, время подачи – по желанию. Всё под контролем.

И под нос тихо напевалась какая-то мелодия – от удовольствия.

Как только самолёт набрал высоту, на стол легли документы. Вместе с Сергеем в полёт отправились Добби и Лоран.

– Ну что, – произнёс Сергей, поднимая взгляд, – что удалось выяснить?

Задание было простое – узнать всё возможное о директоре компании "Аллерган", некоем Беккете. Любая мелочь могла оказаться решающей.

– Человек исключительных способностей, – начал Лоран. – При нём доходы компании выросли с десяти до семидесяти миллиардов. Именно он превратил ботокс в мировой бренд. Внутри фирмы его уважают безмерно – сотрудники, совет, акционеры. Можно сказать, он и есть сама компания.

Сергей кивнул.

– Британец, с характером кремня. Не поддаётся давлению, упрям до невозможности. За годы получил десятки предложений о слияниях и поглощениях – и все, без исключения, отверг.

Это уже было интересно.

– Некоторые сделки сулили огромную прибыль, но он даже не рассматривал их. В узких кругах его считают принципиальным противником любых MA.

И именно ему Сергей отправил письмо с требованием провести слияние.

Парадокс, но и суть всей стратегии.

Задача поездки была предельно ясна – убедить Беккета.

– …Думаете, это вообще реально? – осторожно спросил Лоран.

– Судя по всему, он из тех, кто наотрез отвергает подобные вещи.

Сергей улыбнулся.

– Есть одна поговорка, – произнёс он спокойно, – когда огонь подбирается к ногам.

– Простите? – не понял Лоран.

Сергей чуть наклонился вперёд, уголки губ тронула тень улыбки.

– Это значит: когда пламя уже припекает, делать приходится то, что долго откладывал.

Он говорил негромко, но в его голосе звенело то уверенное спокойствие, что появляется у людей, привыкших просчитывать шаги наперёд.

***

Нью-Йорк. Манхэттен. Офис инвестиционной компании "Мэверик".

Воздух в переговорной был натянут, будто струна скрипки. На длинном, отполированном до зеркального блеска столе горели экраны ноутбуков, мелькали графики и цифры, звенели короткие уведомления о новых письмах. В центре этого гудящего улья стоял Аксман – спокойный снаружи, но с глазами человека, который чувствует, как земля начинает подрагивать под ногами.

Только что пришла новость: Сергей Платонов подал 13D-декларацию.

– …Намерение участвовать в управлении с целью проведения MA? – медленно прочитал Аксман, словно проверяя, не ослышался ли.

По правилам, в таком документе указываются планы на будущее. И Платонов, вопреки всем ожиданиям, заявил ровно ту же стратегию, что и "Мэверик".

– Не только отверг наше предложение, но ещё и ударил первым… – произнёс кто-то из аналитиков, растерянно листая бумаги.

Совсем недавно Аксман сам предлагал Платонову объединить усилия в кампании против "Аллерган". Вместо согласия – в ответ грянула декларация войны. Дерзкая, хищная, прямолинейная.

– Он не ищет партнёрства. Он хочет превратить всё в арену, – сухо подвёл итог кто-то из стратегов.

Теперь всё стало ясно. Платонов задумал противопоставить акционерам две кандидатуры на сделку, вынуждая их сделать выбор: кто достойнее – его союзник или человек Аксмана.

В комнате послышалось нервное покашливание. Несколько аналитиков переглянулись, кто-то покачал головой.

– Он что, с ума сошёл? У него ведь нет ни опыта, ни команды… это же самоубийство.

Индустрия активистских фондов была полем минным: юридические ловушки, бесконечные ограничения, сложнейшие схемы взаимодействия с советами директоров. В таких условиях новички долго не живут.

Аксман, напротив, считался ветераном, зубром Уолл-стрит. И теперь ему бросали вызов, даже не изучив правила игры.

– Это всё равно что вызвать чемпиона на ринг, не умея держать руки, – буркнул кто-то из старших партнёров.

Но, вопреки ожиданиям, Аксман не рассмеялся. Напротив – прищурился, будто ощутил холодный сквозняк.

– Недооценивать его не стоит, – произнёс он глухо.

В памяти всплыли две их недавние встречи. Тогда, за чашкой кофе, Платонов задал вопрос, который не мог прозвучать случайно:

– Разве ваш "Троянский конь" не вызывает споров среди акционеров?

Удар пришёлся точно в цель.

– Откуда он вообще мог знать про это? – изумлённо спросил один из управляющих.

– Говорит, узнал с помощью какой-то… алгоритмической модели, – ответил Аксман, не скрывая сомнений.

Невероятно, но факт: Платонов точно описал операцию, засекреченную даже внутри фонда. И теперь всё выглядело иначе.

– Неважно, как он это выяснил. Придётся признать, что наш замысел раскрыт, – произнёс он, глядя в сторону окна, где огни Манхэттена плавали в вечерней дымке.

"Троянский конь" ведь не предназначен для лобового штурма. Его сила – в отвлекающем хаосе. Пока противник мечется, теряя голову, его заставляют открыть ворота собственными руками.

– Он, вероятно, и про "ядовитую пилюлю" знает, – добавил кто-то с досадой.

По комнате прошёл ропот.

"Ядовитая пилюля" – старый корпоративный трюк, защищающий компании от враждебных поглощений: выпуск дополнительных акций по заниженной цене для всех, кроме захватчика. Доля нападающего растворяется – 10% превращаются в 9%, потом в 8%... А контроль ускользает.

Но и здесь скрывался яд для всех.

Если город травит колодцы, чтобы не достались врагу, то гибнут не только захватчики.

Вот чего и добивался Аксман – вынудить "Аллерган" проглотить собственный яд. Заставить руководство в панике ввести "пилюлю", рассорить акционеров, вызвать недовольство крупных держателей. И тогда кто-то из них сам распахнёт ворота.

– Если Платонов действительно всё это понял… нужно менять план, – тихо сказал финансовый директор, теребя ручку.

Миллиарды уже вложены, "Троянский конь" готов к ходу. Но если Платонов перехватит доверие акционеров и заблокирует выпуск акций, всё рухнет.

Молчание длилось мучительно долго. Тиканье часов на стене звучало громче гудящих серверов.

Наконец, Аксман поднял голову.

– Продолжаем по плану.

– Но, сэр, если…, – начал кто-то, но осёкся под тяжёлым взглядом.

В глазах Аксмана сверкнул стальной отблеск.

– Если кто-то решит, что нас можно обыграть на нашей же доске, пусть попробует.

В воздухе повис лёгкий запах электричества – запах решимости и риска. Город за окнами мерцал, словно подмигивал в ответ.

Голос Аксмана звучал твёрдо, как сталь, закалённая в холодной воде:

– Этот фонд открылся всего пару недель назад. У него нет ни репутации, ни доверия. К тому же, у Платонова пока лишь догадки, никаких доказательств.

Контракт между Аксманом и "Валеант" был заключён в полной тайне, за толстыми стенами переговорных комнат и под завесой юридических соглашений о неразглашении. Даже если Платонов решит обнародовать часть информации, доказательств существования "Троянского коня" у него не будет.

Кроме того, Аксман прекрасно знал генерального директора "Аллерган" – Беккета. Упрямый, консервативный, до тошноты принципиальный человек. Такой не поверит словам двадцатилетнего русского паренька, пришедшего из ниоткуда.

– Но если всё же… хотя бы теоретически…, – голос одного из управляющих дрогнул, выдав тревогу.

Аксман поднял глаза, его взгляд был холоден и безжалостен.

– Даже если они и послушают Платонова, наш замысел сработает. Просто нужно немного терпения.

– Не понимаю… как это возможно?

– Мы превратим его в мальчика, кричащего "Волк! " – ответил он с лёгкой усмешкой.

Смысл притчи был всем ясен.

Мальчик, забавляясь, слишком часто поднимал ложную тревогу, пока однажды его крик не проигнорировали. А когда волк действительно пришёл – было уже поздно.

– Пусть тревожится, пусть кричит. Мы просто не будем реагировать, – продолжил Аксман, медленно обводя взглядом своих аналитиков.

Каждый раз, когда Платонов будет бить в колокола, "Мэверик" останется в тени. Без резких движений. Без паники.

Рынок быстро теряет внимание. Когда очередное "предупреждение" останется без последствий, крики Платонова начнут раздражать, потом наскучат, а вскоре и вовсе перестанут восприниматься всерьёз.

А в тот день, когда бдительность ослабнет, когда все решат, что угрозы нет, – волк действительно войдёт в деревню.

– План остаётся прежним, – произнёс Аксман и закрыл ноутбук. В комнате запахло кофе и озоном от работающих мониторов. Решение принято.

***

Главный офис "Аллерган", Калифорния.

У самого входа встретила высокая женщина с аккуратно собранными волосами и лёгким ароматом цитрусовых духов.

– Гейл. Отдел по связям с инвесторами, – представилась она, протягивая руку.

Тот факт, что навстречу вышел не секретарь, а сотрудница IR-отдела, говорил о многом. Это был жест уважения.

Следуя за Гейл по коридору, устланному мягким ковром, делегация вошла в просторную переговорную. Воздух здесь пах дорогим деревом и кофе из свежемолотых зёрен.

Двое мужчин уже ждали внутри. Один – высокий, подтянутый, с резкими чертами лица, поднялся навстречу.

– Беккет. Генеральный директор, – коротко произнёс он, протягивая руку.

Как и говорили слухи, его лицо словно высекли из камня – холодное, собранное, без малейшего намёка на улыбку. Каждое движение – отточено, каждое слово – просчитано.

– Сергей Платонов. Можете звать Шон, – последовал ответ.

– Это финансовый директор Томпсон. Прошу, садитесь.

Дальнейших представлений не последовало. Добби и Лоран остались в тени, как и положено младшим партнёрам. В подобных встречах имя имеют только те, кто управляет миллиардами.

Момент тишины. Лёгкое жужжание кондиционера, далёкий звон лифта.

Первым заговорил Беккет.

– Буду откровенен. Мы согласились на эту встречу лишь из уважения к акционерам. Но интереса к поглощению, предлагаемому вашей компанией, у нас нет.

Голос его звучал ровно, но за внешней вежливостью слышалась жёсткая грань, как у человека, привыкшего давить аргументами, а не интонациями.

Платонов чуть улыбнулся, словно услышал не отказ, а приглашение к танцу.

– Закрываете уши, не выслушав даже вступления.

– Предсказывать чужие речи – часть работы. Думаю, вы собирались сказать следующее, – спокойно ответил Беккет, откинувшись в кресле.

Он говорил размеренно, будто читал доклад:

– Фармацевтическая отрасль сейчас стоит на краю так называемого патентного обрыва. Чтобы удержаться, крупнейшие игроки сливаются, чтобы пополнить портфель продуктов. В противном случае лучшие препараты достанутся конкурентам. И если не действовать сейчас, будет поздно. Именно это вы и хотели сказать, не так ли?

Его голос не дрожал, взгляд был спокоен, почти равнодушен.

В комнате повис густой запах кофе и бумаги. За окном калифорнийское солнце плавило горизонт, превращая стеклянные фасады соседних зданий в жидкое золото.

Начиналась партия, в которой каждое слово стоило миллионы.

Он был прав.

За последние полтора года фармацевтический рынок кипел, будто раскалённый котёл: компании скупали друг друга, словно испуганные звери, прячущиеся в одной клетке от надвигающейся бури. Сроки патентов на легендарные препараты подходили к концу, и каждая корпорация пыталась урвать себе кусок спасительного будущего.

Беккет, сидевший напротив, произнёс это с твёрдостью, как будто ставил последнюю точку в споре:

– Allergan идёт своим путём. Мы не собираем всё подряд. Для нас важнее особые направления – косметология, офтальмология. Не количество, а качество создаёт ценность бренда.

В его голосе звенело самодовольство, как будто за этими словами стояли неприступные стены. Видимо, он решил, что визит Платонова связан с предложением очередной бездумной скупки.

Но на лице Сергея появилась лёгкая улыбка – мягкая, но уверенная.

– Ошибаетесь, – ответ прозвучал спокойно, с еле заметной ноткой иронии.

– Ошибаюсь? – брови Беккета поднялись, словно стальные створки ворот.

– Поглощения нужны не для нападения, а для обороны.

Не для расширения границ, а чтобы укрепить собственные.

Беккет сразу уловил суть.

– Оборона… То есть кто-то может попытаться нас купить?

– Именно. Чтобы избежать атаки, компания должна стать больше.

Allergan и правда напоминала крепкий, но не слишком крупный город-государство: стены высоки, но не вечны. Один решительный противник – и бастионы дрогнут. Чтобы этого не случилось, требовалось объединение, рост, новая масса.

Но и теперь лицо Беккета оставалось каменным.

– Мы просчитывали такой риск. Сейчас нет компании, способной нас поглотить – ни по деньгам, ни по силам.

В его тоне звучала уверенность правителя, знающего каждый зубец своих стен. И всё же Сергей продолжил мягко, почти доверительно:

– Капитал – не проблема, если за спиной стоят частные инвестиционные фонды или хедж-фонды.

Беккет лишь медленно покачал головой.

– Мы изучали и этот вариант. С их точки зрения, риск слишком велик, а прибыль – не стоит свеч.

Да, стоимость войны за компанию огромна, а даже победа не сулит золотых гор. Для фондов, привыкших считать выгоду в процентах, это бессмысленная авантюра.

Но Платонов не спешил сдаваться.

– Фонды умеют зарабатывать не только на прямой победе. Иногда они выигрывают, купив долю врага заранее. Представьте – фонд поддерживает одну сторону, а часть акций противника уже в его кармане. Даже если битва затянется, результат будет выгодным при любом исходе.

На лице Беккета впервые мелькнула тень сомнения.

– Никогда не слышал о таком союзе. Но… допустим. Даже так, враждебное поглощение всё равно обречено. Наши акционеры не захотят слияния.

Он говорил с той же уверенностью, с какой древний правитель хвалил прочность своих стен. Город спокоен, граждане едины – значит, никакой враг не пройдёт.

Сергей тихо усмехнулся.

– Это не обычное поглощение. Когда на сцену выходит активистский фонд, настроения акционеров меняются.

Пусть Valeant будет кричать, что их сделка выгодна всем – люди не поверят. Но если слово скажет кто-то вроде Акмана, человек, чья репутация тянет за собой толпы инвесторов, – всё изменится.

Представьте, что однажды Баффет покупает десятую часть компании и заявляет:

– Слияние с Valeant – путь в будущее.

Кто устоит перед этим?

– Это стратегия Троянского коня, – произнёс Сергей тихо, почти шепотом. – Стоит убедить тех, кто внутри, и ворота откроются сами.

Беккет на этот раз не возразил сразу. Взгляд его стал холоднее, настороженнее; мысли зашевелились, как песок под ветром.

Наконец он спросил:

– Есть доказательства?

Сергей усмехнулся, сдвинул плечи.

– В таких делах доказательств не бывает.

Сделка с Valeant была заключена в полной тайне. Никто, кроме участников, не знал о существовании договора.

Тишина в переговорной затянулась. Где-то за стеклянной стеной ровно гудел кондиционер, смешивая запахи кофе и металла, а под светом ламп пыль в воздухе казалась блестящей, как туман из серебра.

Знание будущего подсказало Сергею Платонову то, чего никто из присутствующих не мог просчитать заранее. По комнате разлился холодный воздух кондиционера, в нём слышался тихий шёпот вентиляции и приглушённые шаги сотрудников за стеклянными перегородками; кофе в фарфоровых чашках оставлял тонкий горьковатый аромат, смешанный с запахом резины от новых папок на столе. Внезапная решимость ощутимо звенела в груди – как натянутая струна, готовая дать звон.

Беккет вскочил и заговорил твёрдо, слова выплёскивались будто из-под пресса:

– Нельзя отказываться от независимости и собственной стратегии лишь из страха перед тем, чего ещё не было, без ясных доказательств.

Звучало это как заклинание практичного менеджера – холодно, расчётливо, почти хирургически.

Троянский конь – вещь коварная и непрогнозируемая; как объяснить людям опасность невидимой искры, если никто не держит в руках огнетушитель ради пустого подозрения? Вариантов оставалось немного. Тогда Сергей Платонов, с ледяной улыбкой, уронил своё зерно тревоги прямо им под ноги:

– А что если я и есть этот Троянский конь?

Фраза разнеслась по комнате, словно выстрел – стеклянные панели отразили её эхом.

– Уже обеспечил 5,3% акций, – прозвучало спокойно, будто речь шла о погоде, – А если окажется, что за спиной скрывается враждебная сила? Что если это сговор с фармкомпанией вроде Valeant?

Взгляд Беккета стал жёстким; память о недавнем предложении слияния тут же всплыла в его лице. Угрозу никто не мог проигнорировать.

Платонов продолжил мягко, но жёстко:

– Я уже внутри крепости. Враг может быть внутри меня, но это не значит, что нужно выпускать его наружу.

Тишина сгущалась, воздух становился плотнее, как если бы стены сами прислушивались.

– Не хочется прибегать к принуждению. Хочется найти совместимого партнёра диалогом. Но если у вас будет упорство, выбора не останется – придётся разрезать брюхо и распахнуть ворота.

Слова так и повисли в комнате – угроза, завернутая в сделанное предложение. Беккет всхватился за терминологию:

– Это звучит как угрозы.

Ответ последовал чётко:

– Это выбор.

Либо договориться и позволить Allergan слиться с партнёром по выбору компании, либо отказ – и принудительная сделка с Valeant. На первый взгляд – выбор из меньшего зла, но для Allergan, мечтающего остаться целым, это был, по сути, выбор между двумя ртутными вариантами.

Встать и уйти? Платонов встал и объявил крайний срок, голос ровный, как метроном:

– Дам неделю. Решение ожидается к тому времени.

Атмосфера стала ещё холоднее – в стенах зазвенели невысказанные страхи и расчёты. При выходе из зала помощники, Добби и Лоран, шепнули друг другу обеспокоенные реплики:

– Не слишком ли это агрессивно? Если бы хотели враждовать, не стоило давать срок – теперь соперник успеет подготовить контрмеры.

Улыбка Платонова оставалась спокойной: эта неделя была дана вовсе не врагу, а самому Allergan – чтобы заставить руководство включиться в подготовку. Поддавшись панике, они вряд ли применят радикальную меру вроде "poison pill"; скорее выберут осторожный и надёжный путь.

– Если найдут альтернативу, что тогда? – тревожно спросил один из коллег. Ответ был прост:

– Не обязательно проигрыш. Всё изменится в тот момент, когда появится настоящий троянский конь.

Истинный враг, скрывающийся за чужими фасадами, должен был сделать свой ход – и тогда предательство Платонова покажется вовсе не предательством, а заблаговременной защитой. Как только Акман раскроет своё намерение, противоречие исчезнет: правда и расчёты встанут на сторону того, кто оказался прав.

Сцена была расставлена, декорации подготовлены; осталось лишь ждать появления настоящего Троянского коня. Под ногами бурлила энергия подготовки, в воздухе трепетал предстоящий штурм – биржевые котировки, звонки брокеров, шелест подписей и звуки машин в ночном городе напоминали приближение бури.