Деньги не пахнут 6

Глава 6

В это время, пока Сергей Платонов находился на внешней встрече, офис компании "Парето Инновейшн Кэпитал" гудел, словно перегретый трансформатор. Воздух дрожал от напряжения, мониторы отбрасывали на стены голубоватое свечение, а в центре зала мерцал огромный экран, на котором бегущая строка словно отсчитывала пульс мира.

На экране крупными буквами вспыхнуло:

"Правительство США назначило 35 больниц по всей стране центрами лечения Эболы. Управление возложено на группу REP при Центре по контролю заболеваний…"

– Не может быть!

– Ха! Говорил же!

Вспыхнули возгласы, срывающиеся на смех и отчаяние, а в воздухе закружились стодолларовые купюры, как осенние листья под внезапным ветром. В офисе только что подвели итоги внутреннего пари – ставки на предсказание Сергея Платонова по инвестициям в связи с Эболой.

– Да быть этого не может! – кто-то вскрикнул с искренним отчаянием.

Больше всего шумели новички, пришедшие из других компаний. А вот те, кто прежде трудился в "Голдман Сакс", сияли как школьники на перемене, пересчитывая выигранные деньги.

– Нелогично, но факт, – заметил один из них, подбрасывая купюры в ладонях.

Им было не привыкать. Они уже не раз видели, как безумные на первый взгляд идеи их босса оборачивались безупречными попаданиями в цель.

Для людей, проработавших с Платоновым хоть немного, существовало негласное правило: если Сергей Платонов что-то предсказывает, то даже бред может стать реальностью.

– Как, скажите на милость, он это просчитал? – возмутился один из аналитиков, нервно теребя ручку.

– Просто смирись, – хмыкнул сосед. – В его логике здравый смысл живёт по другим законам.

– Но ведь это… невозможно! Ну какая связь между вспышкой Эболы в Африке и спросом на защитные костюмы в Америке? – воскликнул другой.

Так думали многие. Предсказание казалось нелепым до абсурда. И всё же именно эту мысль Платонов высказал на саммите, где собрались ведущие фигуры с Уолл-стрит.

Слух о его заявлении разлетелся мгновенно. Несколько дней подряд сотрудники "Парето" выслушивали язвительные комментарии:

"Что там ваш шеф опять несёт?"

"С таким подходом он скоро инвестирует в лунные зонтики!"

Некоторые тогда всерьёз пожалели, что перешли сюда работать. Ведь на Уолл-стрит репутация стоит дороже любого бонуса.

Попасть в фонд, ставший посмешищем, – это не просто неприятно, это почти оскорбление.

К тому же всё осложнялось не только насмешками. Платонов действительно вложил огромные суммы в производителей защитных костюмов, медицинских фильтров и лабораторного оборудования.

"Если этот фокус провалится…" – эта мысль грызла каждого.

Речь шла не просто о репутации, а о деньгах – о премиях, от которых зависели целые семьи.

И вот теперь, когда экран во всю мощь подтвердил правоту босса, в офисе разлился восторженный гул.

– Так это реально произошло?! – кто-то произнёс почти шёпотом, словно боясь спугнуть удачу.

Фантастический прогноз стал реальностью. Репутация фонда спасена, бонусы обеспечены.

Некоторые, проиграв в пари три сотни долларов, ворчали себе под нос, но большинство не могло сдержать улыбок. Не столько от радости, сколько от чувства участия в чем-то большем, почти иррациональном.

Воздух в помещении словно наполнился электричеством. Люди переглядывались, смеялись, кто-то подбрасывал купюры, а кто-то просто сидел, глядя в экран, будто пытаясь осознать масштаб происходящего.

– Это как американские горки, – сказала девушка из аналитического отдела, переводя дух.

– Точно, – ответил сосед. – И чем дальше, тем сильнее затягивает.

Ветераны из "Голдман" переглянулись и заулыбались. Это ощущение азарта, когда сердце бьётся в такт рынку, им было знакомо до боли.

Особенно оживился Добби.

– Да это ерунда! Вот во время истории с "Эпикурой"…, – начал он, размахивая руками, и вокруг сразу собралась группа слушателей.

С каждым рассказом, с каждой вспышкой смеха коллектив становился сплочённее. Ирония судьбы: где другие фонды рушились от разногласий, у "Парето" единство рождалось из сумасшедших идей их босса.

Пахло кофе и деньгами, шуршали купюры, щёлкали зажигалки. За окнами город гудел, но внутри офиса витала одна мысль – пока Платонов предсказывает, ничто невозможным не кажется.

В мире финансов главным капиталом всегда остаются люди. Бумаги, цифры, отчёты – лишь мишура; всё решают те, кто сидит за мониторами, кто первым улавливает рябь на поверхности рынка и успевает сделать шаг раньше других. Особенно в хедж-фондах, где прибыль прямо вытекает из таланта сотрудников, а конкуренция за лучших становится почти звериной.

Текучка кадров здесь сродни дыханию – постоянная, неизбежная. Чтобы удержать по-настоящему ценных людей, нужны не просто деньги. Требуется что-то большее – имя, которое внушает уважение; чувство азарта, невозможное в иных местах; атмосфера, где кровь кипит от ожидания очередного безумного решения.

"Парето Инновейшн Кэпитал" умел дарить именно это – вкус к игре. Здесь скука не задерживалась ни на минуту. Каждый день приносил новые догадки, слухи, споры и нервный смех. Ведь глава компании, Сергей Платонов, обладал редким даром: заставлял всех гадать, какой именно фокус выкинет завтра.

Пока офис гудел от веселья, один человек наблюдал со стороны, словно орёл, высматривающий движение в траве. Гонсалес. Его не увлекали ни смех, ни споры, ни шелестящие купюры. После истории с Эболой интерес давно угас. Теперь мысли крутились вокруг другого – что готовится следующим шагом?

Взгляд скользнул по рядам сияющих лиц и остановился. Среди всеобщего ликования один человек выглядел чужим. Хмурое лицо, напряжённая линия губ. Грей, исполнительный трейдер Сергея Платонова. Не радость, а беспокойство.

Вот оно.

Когда Грей, пробормотав что-то о ланче, вышел из офиса, Гонсалес молча последовал за ним. В тихом, пахнущем свежим хлебом и кофе дели, где шум улицы глушился мягким гулом холодильников, он сел напротив и без лишних вступлений бросил:

– Сергей дал какой-то странный приказ?

Грей поднял глаза, настороженно сверкая серыми зрачками. Пальцы, обхватив стакан с колой, побелели от напряжения.

– Почему спрашиваешь? – спросил он осторожно.

– Потому что ты выглядишь так, будто увидел призрака, – усмехнулся Гонсалес. – Так что, где на этот раз?

– Не думаю, что должен это говорить, – произнёс Грей, явно колеблясь.

Обычно подобные разговоры между коллегами считались пустяком, но сейчас чувствовалось: речь идёт о чём-то серьёзном. О слишком важном.

В глазах Гонсалеса мелькнула уверенность – попал в точку. Он достал из внутреннего кармана плотную кожаную чековую книжку, оторвал страницу и, скользнув по столу, подвинул её к Грею.

– Десять тысяч, – произнёс он негромко, – хватит, чтобы появилась причина рассказать?

***

Когда двери офиса снова распахнулись, воздух был натянут, как струна. На стуле у окна сидел Гонсалес – тот самый, что только недавно исчез на ланче.

– Что здесь делаешь? – голос прозвучал ровно, но холодно.

– Аллерган, – коротко ответил Гонсалес.

Это слово будто разрезало воздух. "Аллерган" – следующая цель, грядущая арена, где Платонов должен был столкнуться с Акманом.

– Если место под проект ещё не закреплено, хотел бы присоединиться, – сказал Гонсалес.

Ответ прозвучал мгновенно:

– Исключено.

Гонсалес принадлежал к отделу природных ресурсов, а в медицинских активах понимал не больше, чем рыбак в ядерной физике. Умел говорить, умел связывать нужных людей, но не умел считать риски в лабораторных акциях. Для этой операции требовались другие качества – холод, расчёт, точность хирурга.

Однако вместо того чтобы уйти, он медленно поднялся, глядя прямо в глаза.

– Тогда стоит услышать, почему перед сделкой твой трейдер выглядит так, будто держит во рту порох.

Слова повисли в воздухе. За окном гудел город, где каждая минута могла стоить миллионы, а запах кофе казался более горьким, чем обычно.

– Банорте, Фонадин.

– Что?

– Пенсионный и суверенный фонды Мексики. У первого 0,7% акций "Аллергана", у второго – 0,3%.

В сумме – один процент. Немного на первый взгляд, но в предстоящем голосовании акционеров этот крошечный кусочек власти мог решить исход всей битвы.

Предложение Гонсалеса звучало ясно, как звон монеты:

"Если возьмёшь меня в команду – обеспечу тебе 1% дружественных голосов."

Он безошибочно почувствовал, что грядёт схватка за контроль, и решил выложить свою карту именно сейчас.

На губах у Сергея Платонова мелькнула тень усмешки.

– Если такие связи у тебя были, почему промолчал во время сбора капитала? – слова прозвучали спокойно, но в них сквозила сталь.

Тогда, когда каждый процентный пункт значил всё, Гонсалес сидел тихо, будто воды в рот набрал. А теперь – вот он, готов торговаться.

Однако в глазах Гонсалеса не было ни тени смущения.

– Тогда мне, откровенно говоря, ничего не было нужно, – ответил он с лёгкой улыбкой.

– А теперь нужно? – уточнил Платонов.

Ответа не последовало – только тонкая улыбка, холодная и выверенная.

Всё и так стало ясно. Не деньги его интересовали. Гонсалес хотел попасть внутрь, увидеть всё собственными глазами.

Подобное предложение не имело особой ценности – разве что в этот раз ставка оказалась слишком весомой. Один процент акций – плата за право быть рядом. В условиях надвигающейся бури отказаться от такого было бы глупо.

Решение созрело мгновенно.

– Основной аналитик уже назначен. Но если согласен быть вторым номером – добро пожаловать, – произнёс Платонов, поднимаясь.

Роль Гонсалеса обещала быть не более чем вспомогательной, но тот, похоже, остался доволен. На лице промелькнула довольная ухмылка, будто всё шло по задуманному сценарию.

***

В мире финансов три буквы "LBO" звучат как заклинание. "Leveraged buyout" – выкуп компании за счёт кредитов. Покупка на заёмные деньги. Играть можно только если есть железные нервы и чёткое понимание, где проходит грань между риском и безумием.

Но на этот раз речь шла об "Аллергане" – гиганте с капитализацией в тридцать семь миллиардов долларов.

– "Аллерган" слишком велик для такого манёвра, – с сомнением произнёс Лоран, перебирая листы отчёта. Бумага шуршала, а воздух в переговорной пропитался запахом кофе и электрического напряжения. – Даже ребёнку ясно, что слишком большой долг – самоубийство.

В обычных случаях LBO применяли к компаниям на пять, ну максимум на десять миллиардов – и то такие сделки называли "мегасделками".

Но Сергей Платонов лишь покачал головой.

– "Невозможно" – не то слово. "Аллерган" слишком здоров, чтобы его не купить.

Компания купалась в деньгах, долгов почти не имела и владела курицей, несущей золотые яйца – "Ботоксом".

Если рискнуть и взять контроль в долг, то потом, используя имя "Аллергана", можно было привлечь кредиты уже под его брендом и вернуть большую часть вложенного.

– Это звучит как безумие, – выдохнул Лоран, в голосе смешались тревога и восхищение. – Кто вообще решится на такое?..

Он осёкся, глядя на Платонова, и губы сами собой сложились в тихий, почти испуганный шёпот:

– Ты ведь не про "Валиант", правда?..

Ответа не последовало. Только тишина, где гул кондиционера казался громче шагов времени.

В воздухе переговорной повисла тяжёлая нота – запах мокрого асфальта за окнами смешался с тёплым ароматом кофе и лампами, дававшими мягкий жёлтый свет. На столе шуршали документы, а в ушах звучало едва слышное тиканье настенных часов. Разговор свернул к одному из самых громких имен фармацевтического рынка – Valeant.

Valeant – канадский фармгигант, который в последние годы вырос словно на дрожжах. Если смотреть цифрами: с 2008 по 2014 год цена акции подскочила с $10 до $140. Ракетный рост, подпитываемый не исследованиями, а хитрой, агрессивной стратегией руководителя по имени Стинсон.

Вместо привычного набора RD и собственной продуктовой линейки, Стинсон сделал ставку на слияния и поглощения: за шесть лет – более пятидесяти приобретений. Это было безумно и эффектно, но самый резонанс вызвало не само поглощение, а то, что последовало после. RD порезали до крохи – около 3% – а цены на лекарства, выкупленные у других компаний, взлетели в разы. Пример один: препарат для редкого заболевания Уилсона подорожал с $1,800 в месяц до более чем $20,000 – рост в тысячу процентов. В раздрае оказались пациенты и врачи, но прибыль компании взметнулась вверх. Valeant рос, пожирая своих соперников, и следующей целью стал Allergan – поле, где развернётся дуэль с Акманом.

Память подсказывала: попытка слияния уже предпринималась – Allergan отклонил предложение. У компании своя культура, ориентированная на исследования; Valeant же был хищником, жившим за счёт сделок. Это противостояние выглядело, как столкновение двух миров: науки и агрессивного корпоративного охотника.

В комнате мелькнула тень – Лоран, менеджер по портфелям, внимательно вслушивался в изложение плана. Вопросы рождались один за другим, но главный был прост: что делать, если противник попробует выкуп?

Ответ прозвучал ровно, но с оттенком стального спокойствия: время атаковать. Ожидание и чистая оборона – не та стратегия, которая принесёт победу. Удача на Уолл-стрит даётся тем, кто бьёт первым. В восточной мудрости, которой так склонялся голос в комнате, прятался простой постулат: в каждой войне победитель – тот, кто нанес первый удар.

Тон переговорной стал острее; кондиционер шуршал, как корабельный двигатель перед манёвром. План требовал не только расчёта рисков и долговых схем – LBO, где финансовый рычаг крутится кредитами – но и точного ощущения момента. Allergan оказался слишком крепким для простого набега, но в этом и заключалась суть: здоровая компания с большим денежным потоком становилась идеальной площадкой для дерзкого, почти безумного плана.

Короткая пауза – и в воздухе, пахнувшем кожей кресел и чернилами, родилось общее понимание: шанс есть, и выигрыш зависит от первого хода. Цель этой битвы лежала гораздо глубже, чем простая прибыль. Деньги – лишь приятный побочный эффект; истинная награда – слава. Хотелось увидеть, как с пьедестала свергнут Акмана и на его место взойдёт новый хозяин сцены.

В зале висело напряжение, будто перед началом матча: воздух пахал кофейным дымом и кожей кресел, щёлкали клавиши, где-то постукивал кондиционер. Акман — гигант мира активистских фондов, человек с именем, влиянием и репутацией, а репутация в одной из рук держалась у Сергея Платонова: прошлые эпизоды с Эпикурой, Тераносом и предсказанием эпидемии уже дали о себе знать, но пока что это было не то же самое, что известность Акмана.

Проблемы складывались одна на другую. Борьба вряд ли обернётся простым конкурсом популярности: большинство акционеров – белые, и в этой демографии новичку будет сложно переломить ситуацию. К тому же опыт отсутствовал – ещё один камень на пути.

Но у противника имелся невидимый козырь – знание будущего. Полный запас информации о тактике Акмана позволял действовать не по правилам честного боя в другой весовой категории: цель – использовать все сведения, найти слабые места и нанести точечные удары.

План строился поэтапно. Схема Акмана содержала три шага; первым был термин "троянский конь" – операция, основанная на внезапности и скрытой подготовке. От этой хитрости следовало избавиться в первую очередь.

Ключ – скорость. Для успешной превентивной атаки нужно опередить противника. Впечатляющее требование прозвучало твёрдо: в течение трёх дней обеспечить контроль более 5% акций "Аллергана" и опубликовать соответствующее уведомление. Превышение 5% обязывает к подаче формы 13D в SEC – и в мире активистов это равносильно объявлению войны.

Услышав дедлайн, Лоран побледнел:

– Три дня? Это чересчур быстро.

– Грей трудится над этим уже пару недель, – раздался спокойный ответ.

Грей, трейдер по исполнению приказов, привёл аргументы. Показатели рынка неслучайно выдавали аномалии: implied volatility VIX росла, под поверхностью шел тихий поток крупных сделок – признаки скрытого накопления позиций. Это напоминало сцену из древней крестьянской хроники: плотники работают усердно, лес пилится, древесина движется – готовится строительство троянского коня.

– Торги, похожие на дарк-пуловые скупки, идут активнее обычного, – раскладывал Грей, указывая на графики. – Вполне возможно, что кто-то ведёт тихое накопление.

И это было верно: та же стратегия, что использовал Акман. После нескольких недель подобных операций на рынке появились изменения – продавцы стали осторожнее, цены росли, словно торговцы почувствовали чужое присутствие. В скрытых торгах товар дорожает, когда появляется конкурент. Именно это и было желаемым эффектом.

План подразумевал не только оборону, но и инициативу: обнаружить момент, в который противник сделает ход, и ударить первым. Первым ходом мог стать публичный 13D – заявление, которое перевернёт игру. А для этого требовалась скорость, чёткие ордера и то самое знание, позволяющее просчитать шаги Акмана наперёд.

В комнате зазвучал тихий смех – не от радости, а от предвкушения: когда противник думает, что действует в тишине, уже готовится сетка, в которую он попадёт. Внимание к деталям, чтение рынков и умение превращать шум в аргумент – вот инструменты, которые должны были склонить чашу весов.

Комната наполнилась мягким гулом кондиционера, приглушённым щелчком клавиш и еле слышным шорохом бумаг. На мониторах мелькали зелёные и красные цифры – живые, дрожащие, будто дыхание рынка. В воздухе витал запах кофе и озона от перегретой техники, а на стекле отражались лица, усталые, сосредоточенные, словно перед стартом в длинном и опасном забеге.

Сергей Платонов стоял у окна, наблюдая, как вечерний свет ложится на крыши города, окрашивая их в золотисто-медный оттенок. Всё зависело от времени – от одного точного, выверенного мгновения. Промахнись хоть на секунду – и вся операция обратится в пепел.

Главное было угадать момент, когда Акман нанесёт свой первый удар. Девять лет – слишком долгий срок, чтобы помнить детали той войны. Даты, цифры, заявления – всё размывалось в памяти, но одно знание сохранилось отчётливо, будто выжжено на внутренней стене сознания: Акман начинал действовать, когда доля его капитала приближалась к десяти процентам.

Вот почему Платонов позволил Грею действовать заметно, нарочито громко. Пусть противник почувствует, что на рынке появился соперник, охотящийся за тем же трофеем. Если на чёрном рынке вдруг подскакивают цены, значит, кто-то новый начал скупку.

И всё сработало. Акман, уловив запах конкуренции, ускорил шаг. Сделки посыпались плотнее, чем прежде, суммы выросли. Это говорило лишь об одном – "троянский конь" ещё не был завершён. Если бы всё было готово, Акман действовал бы куда спокойнее.

Вероятно, тот уже контролировал семь, может, восемь процентов. Остался всего один.

– Сколько акций ещё не выкуплено? – раздался голос из-за стола.

– Около одного процента, – отозвался Грей, глядя на график. – Но при нынешнем темпе три дня – это почти невыполнимо.

– Ничего, – ответ прозвучал спокойно, но с железом в голосе. – С этого момента забудьте про осторожность. Используйте все доступные площадки. Главное – уложиться в срок.

Воздух в комнате словно потяжелел. Грей моргнул, не сразу поверив услышанному.

– Но это вызовет скачок цен. Чтобы выкупить три миллиона акций, придётся совершать сделки на тридцать процентов среднесуточного объёма! Рынок всё заметит, цены взлетят…

Тот, кто обычно действовал в тени, знал цену панике. Но Платонов лишь слегка усмехнулся:

– Пусть взлетят. Сейчас важна не аккуратность – скорость.

Даже если возникнут убытки, они будут ничтожны перед выигранным временем. А колебания котировок сыграют только на руку. Пусть Акман глотает пыль. Пусть платит за собственную поспешность.

Добби тихо пробормотал, будто подводя итог:

– Значит, главное – срок…

Гонсалес усмехнулся, барабаня пальцами по столу:

– Отдать плоть, чтобы сохранить кость. Хитро.

Лоран, сидевший чуть в стороне, всё же не выдержал:

– Но зачем идти вперёд, даже теряя деньги? Разве не разумнее притормозить, просчитать всё до конца?

Ответ был коротким и твёрдым, как удар по столу:

– В превентивном ударе важна не осторожность, а скорость.

Лоран нахмурился, но всё ещё не понимал до конца. Тогда Платонов перевёл взгляд прямо на него, глаза его блеснули холодным, уверенным светом:

– Что, по-твоему, самое важное в этой войне?

– Победа. И трофеи, – ответил тот после паузы.

– Верно. Для тех, кто давно на вершине, – да. Но у нас нет имени, нет истории. Мы только вступаем в игру. И потому нужно кое-что важнее прибыли.

Он сделал шаг вперёд, в полумраке лампа скользнула по его лицу, очертив жёсткие тени.

– Нам нужно присутствие.

Слово это прозвучало почти физически ощутимо – как раскат грома за окном или звон стали. В нём было всё: желание, риск, вызов и запах грядущей бури. Лоран нахмурился, не сразу уловив смысл сказанного, но Платонов не спешил. Его голос звучал спокойно, с той ледяной ясностью, которая пробуждала внимание даже у самых уставших.

– Присутствие, – повторил он, будто смакуя это слово. – Сейчас на этом поле сходятся три гиганта – "Аллерган", "Валиант" и Акман. В сравнении с ними мы – лишь тень на воде, случайный участник великого действа.

Имя каждого из противников весило столько, сколько не поднимет ни один пресс-релиз. Репутация, связи, влияние – всё это ложилось на чашу весов так, что цифры теряли значение. А его фонд, хоть и гремел благодаря делу "Теранос", по-прежнему оставался "касаткой", решившей бросить вызов китам. Разница между ними – как между грузовиком и мотоциклом: оба движутся, но столкновение переживёт только один.

– Если ограничиться осторожностью, – продолжил он, проходя вдоль стола, – то на этой войне даже следа не останется. Люди просто не заметят, кто мы. Подумай сам: кто обратит внимание на касатку, случайно всплывшую рядом с китами? Никто. Но если она первой сорвётся в атаку – именно она запомнится.

Лоран слушал, не перебивая. Добби медленно вращал в пальцах ручку, а Гонсалес, усмехаясь, крутил стакан с водой, наблюдая, как дрожат в нём отблески лампы.

– Это будет наше первое сражение, – произнёс Платонов, остановившись. – Первая запись в истории фонда. И рынок должен поверить, что победа досталась именно нам. Не случайно, не по инерции, а потому что мы первыми открыли огонь.

В комнате воцарилась тишина. Где-то в углу тихо гудел сервер, мерцая огоньками.

– В любой войне решающий момент – это первый выстрел. Если стреляет касатка, её перестают считать наблюдателем. Она становится охотником. Пусть даже за это придётся заплатить. Главное – управлять историей.

Лоран медленно кивнул, будто кусочек мозаики наконец встал на место.

– Понимаю. Значит, ставка – не на прибыль, а на видимость.

– Не на убытки, – поправил Платонов с лёгкой улыбкой. – На присутствие.

Когда разговор закончился, стрелки часов уже перевалили за девять. В стеклянных стенах офиса отражались огни вечернего города, похожие на вспышки далёких костров.

Платонов взглянул на часы, щёлкнул ремешком.

– В ближайшие два дня меня не будет. Если что-то произойдёт – сразу докладывай.

– В такое время? – удивился Лоран.

– Есть дела, которые нельзя отложить.

***

На следующий день серебристый самолёт плавно коснулся взлётной полосы в Филадельфии. В салоне ещё пахло жжёным керосином и шампанским из первого класса, а за иллюминатором тускло блестел мокрый асфальт.

Пункт назначения – штаб-квартира "RP Solutions", где работал Дэвид. Нужно было закрыть вопросы по клиническим испытаниям, связанным с новым этапом инвестиций.

После многочасового перелёта Платонов выбрал комфортабельный седан – с мягким кожаным салоном и ровным урчанием двигателя. От предложения Дэвида встретить его у аэропорта отказался решительно. Второго раза в его старом гробовозе судьба могла и не простить.

Через двадцать минут машина остановилась у аккуратного, светлого здания. В воздухе стоял запах свежего асфальта и мокрой листвы.

На крыльце уже стоял Дэвид – сияющий, энергичный, будто человек, живущий на кофе и энтузиазме.

– Сергей! Вот и ты! Надо было позволить мне встретить тебя!

– Нет, уж нет. Так даже лучше, – отозвался Платонов, чувствуя, как в уголках губ мелькнула усталая усмешка.

Дэвид, как обычно, не понял намёка. После пары вежливых предупреждений "никогда больше не приезжай на той развалюхе" они направились внутрь.

Новое здание впечатляло – стекло, металл, ровные линии, мягкий свет. Всё дышало современностью и амбициями. По сравнению со старым складом, где раньше ютился офис фонда, это был словно переход из подвала в галерею света.

– Понимаю, тебе бы экскурсию, – улыбнулся Дэвид, – но лучше начнём с команды.

– Уже поздно, никто не ушёл?

– Все остались. Хотели познакомиться с тобой лично.

В RP Solutions трудилось восемь человек. Достаточно, чтобы создать атмосферу семьи, но мало, чтобы спрятать дрожь в голосе, когда появляется тот, чьё имя уже гремит в новостях.

– Можно… фото на память? – неуверенно спросила девушка у стены. – Групповое, может быть?

Кто-то добавил, возбуждённо:

– Я следил за делом "Теранос" в прямом эфире! Это было невероятно!

И в тот момент в воздухе повисла смесь лёгкого смущения и восхищения. Словно касатка действительно всплыла среди китов – не такая огромная, но в её плавных движениях уже угадывалась сила, готовая перевернуть море.

В момент, когда щёлкнула камера и воздух наполнился мягким запахом озона от вспышки, дверь офиса распахнулась с резким звуком, словно кто-то решил ворваться в разгар праздника. Вбежала женщина, запыхавшаяся, волосы растрёпаны, дыхание сбивчивое. Извинилась на ходу:

– Простите за опоздание! Пробка…

Дэвид обернулся с добродушной улыбкой, в которой сквозила лёгкая усталость, и произнёс:

– Позволь представить. Это наш специалист по разработке клинических испытаний.

Ранее он получил поручение найти профессионала из крупной фармацевтической компании, того, кто смог бы спроектировать исследование с нуля, без опоры на шаблоны и бюрократию. И, на удивление, для этого не понадобились баснословные суммы. Всего лишь удвоенная зарплата – и кандидатка согласилась.

Женщина подошла ближе. Возраст – около тридцати с небольшим, походка быстрая, взгляд живой, но чуть рассеянный, словно она всегда мысленно на шаг впереди.

– Извините за опоздание, – произнесла она, откидывая со лба прядь. – Всегда стараюсь ужинать дома, вот и пришлось заехать…. Очень приятно познакомиться. Амелия Локхарт.

Имя это отозвалось странным эхом. Словно кто-то тихо щёлкнул в глубине памяти – "Амелия". Тень воспоминания прошла по коже холодком. Совпадение? Возможно. Имя не из редких.

Дэвид, заметив лёгкое изменение в лице собеседника, усмехнулся уголком губ:

– Как я уже говорил, раньше она работала в компании "Фармасайкл".

Эта фирма в своё время совершила почти невозможное – получила ускоренное одобрение препарата за три года. Амелия руководила там клиническими испытаниями, и её репутация говорила сама за себя.

– Извини, что вызвал после рабочего времени, – сказал Дэвид, понизив голос. – Но времени совсем мало. Лучше сразу к делу.

Причина визита не терпела отсрочки. Необходимо было проверить дизайн клинических испытаний и сверить сроки.

В комнате стоял лёгкий аромат свежесваренного кофе и стерильный блеск новой мебели. Компьютеры мерно гудели, а на стене тикали электронные часы, отмеряя каждый миг.

– Начнём с тридцати участников, – начала Амелия, открывая ноутбук. – Основное внимание – безопасности дозировки. Поскольку ускоренное одобрение предполагает гибкость, лучше зафиксировать первую волну данных, а дальше корректировать.

На столе лежали документы: схемы, таблицы, графики. Чёрные линии соединяли цифры, словно нервные волокна проекта.

На счету компании уже осело четыреста миллионов долларов – этого хватало, чтобы запустить первую фазу. Руководство над всем процессом теперь полностью переходило к Амелии.

– Если всё пройдёт гладко, – прозвучал вопрос, – сколько времени займёт первая фаза?

Амелия задумчиво прищурилась, пальцы быстро пробежали по клавиатуре:

– Идеально не бывает… но где-то от шести до восьми месяцев.

– А если запустить вторую фазу сразу же, не дожидаясь окончания первой?

– Прямо сразу? В теории возможно, но стоимость…

– Примерно сколько?

– Около полутора миллиардов долларов.

Сумма не вызвала удивления – ожидание совпало с расчётами. Первая фаза была лишь началом. Чтобы двигаться дальше, придётся влить ещё полтора миллиарда.

Фонд в тот момент располагал активами под управлением чуть более двенадцати миллиардов. Деньги были, но существовало ограничение: не более пятнадцати процентов на одну позицию.

Выход был только два – либо увеличить объём активов, либо заслужить доверие инвесторов настолько, чтобы сняли ограничение. И то, и другое станет реальностью, когда удастся одолеть Аккмана. Победа над ним раскроет кошельки клиентов сама собой, а восторг инвесторов даст свободу действий.

Эти мысли текли ленивым, вязким потоком, пока где-то на столе не завибрировал телефон. Короткое, настойчивое "бззз!", и экран вспыхнул мягким светом.

На линии – секретарь. Звонок в этот час не сулил ничего обыденного.

– Шон, поступил довольно неожиданный запрос, – раздался в трубке ровный, но слегка напряжённый голос.

– Неожиданный? – переспросил он.

– Аккман хочет узнать, можно ли договориться о встрече.

Комната будто наполнилась сухим треском статического электричества. Воздух стал плотнее, и в этом молчании слышался хрупкий звон грядущего столкновения.